Вся школа бурлит от энергии, исходящей от учеников, ожидающих приближения лета. После урока английского я сегодня сама подошла к столу миссис Бастер. До этого я никогда не общалась с ней по собственному желанию. Но сейчас мне нужно было ей кое-что сказать.

– Вы помните задание, которое дали нам в начале года? Написать письмо? – спросила я.

– Да, – удивилась она.

– Я все еще работаю над ним, – объяснила я и добавила: – Я работала над ним весь год. У меня вся тетрадь исписана письмами. Я хотела, чтобы вы это знали.

– О, рада слышать это, Лорел. – Ее лицо осветилось улыбкой, но затем она посмотрела на меня знакомым взглядом, как будто чего-то ждала. Как будто хотела, чтобы я рассказала ей что-нибудь о Мэй. Поэтому я спросила: – Какой была Мэй, когда училась у вас?

– Девочкой, отчаянно пытающейся найти саму себя, очень похожей в этом на тебя. Она была живой и смышленой. Я думала, она может многого в жизни достичь. То же самое я думаю о тебе. – Миссис Бастер помолчала. – Я знаю, каково это – потерять близкого человека, Лорел.

– Правда?

– Да. У меня был сын. Он умер.

– О боже. Мне так жаль. – Я не знала, что еще сказать. Сердце болезненно сжалось при мысли о том, что миссис Бастер такое пережила. – Когда… когда это случилось?

– Он был молод. Попал в автомобильную аварию.

Я смотрела в ее огромные голубые глаза, и они больше не казались мне выпуклыми. Они казались печальными. Я внезапно увидела в ней не учительницу, а человека. Наверное, теряя кого-то, мы иногда ощущаем себя так, словно одни такие на всем белом свете. Я не одна.

– Мне очень жаль, что это случилось с вашим сыном, – повторила я. – И простите меня за то, что в этом году я так себя вела. Вы замечательная учительница. Я обожаю все стихи, которые вы нам давали. И мне… мне действительно жаль. Мне бы хотелось сказать вам что-то утешительное, но, боюсь, тут никакими словами невозможно помочь.

– Зато словами можно передать человеческий опыт и переживания, – ответила миссис Бастер. – Потому у нас и есть поэзия. – Она улыбнулась. – Вот. – Она достала из ящика стола листок. – Я хотела дать его тебе. Распечатала еще в начале года, тебе же очень понравилось стихотворение Бишоп. Но потом… наверное, ты еще была для него не готова.

Я взяла листок и поблагодарила ее.

– Я горжусь тобой, – сказала миссис Бастер. – Тебе пришлось нелегко в этом году, но ты прекрасно справилась.

Она не обязана была быть ко мне так добра, но была.

Я еще раз поблагодарила ее за стихотворение. Мне не терпелось его прочитать, поэтому прежде чем пойти на обед, я присела на улице на скамейку. Миссис Бастер распечатала мне ваше стихотворение «Броненосец». Оно понравилось мне так сильно, что при чтении замирало сердце. И я поняла, почему учительница дала его мне. В нем не только заложена красота, которую мы все так жаждем, но и показана невероятная хрупкость жизни. В его первых строчках говорится об огненных фонариках, которые люди посылают в небеса. Возносясь к звездам, бумажные фонарики трепещут как сердца, горящие и полные света. В безветрие они парят, стремясь к ярчайшим звездам Южного Креста, но стоит подуть ветру, и они становятся опасными. В конце стихотворения говорится о трагедии, которой все может закончиться.

Вчера в ночи один такой упал —

Взорвался за домами от удара

И искрами забрызгал склоны скал.

Взметнулось пламя. Вспугнутая пара

Сов с криком закружилась над землей —

Две тени в черно-белом оперенье,

Расцвеченном губительной зарей.

Затем они, покинув поле зренья,

Исчезли в вышине. Пожар спалил

Их древнее, как время, гнездовище.

Лоснящийся от жара армадилл

Испуганно покинул пепелище.

Огонь пылал. Как удивились мы,

Когда, прядая мягкими ушами,

Крольчонок серый выскочил из тьмы —

Как будто пепел ожил под ногами.

Причудливы твои подобья, мрак!

Шар, пламенем и паникой объятый, —

И слабый бронированный кулак,

В неведенье на фоне неба сжатый!

Меня не оставляют мысли об этом – о наших горящих сердцах, пытающихся подняться к звездам, о том, как мы можем упасть, стоит лишь подуть сильному ветру. Не знаю, об этом ли вы говорите в своем стихотворении, но оно заставило меня задуматься о том, что во всех нас есть обе эти стороны. У всех нас в душе есть и огненные фонарики, и нежные живые создания, которым эти фонарики могут причинить боль. Легко почувствовать себя и застывшим в ужасе крольчонком, и одним из небесных фонариков, по прихоти ветра взлетающим ввысь или падающим вниз, или небрежно бросаемым из стороны в сторону.

Но в вашем стихотворении есть кое-что еще – ваш голос. Голос человека, который видел все это сам и, рассказывая об этом другим, облек боль и ужас в прекрасные строки. Может быть, говоря о том, что нас волнует, изливая слова на бумагу, выражая свои чувства, мы перестаем быть такими уж беспомощными. Прочитав ваше стихотворение сегодня, я подумала о том, что тоже хочу стать писательницей, как вы. И хотя я вряд ли когда-нибудь смогу написать такое же замечательное стихотворение, я, возможно, смогу разобраться со своими чувствами – даже с грустью, страхом и злостью. Может быть, рассказывая истории, какими бы ужасными они ни были, мы выходим из-под их власти. И тогда уже не мы им принадлежим, а они – нам. Может быть, взросление – это понимание того, что ты не просто герой какой-то истории, идущий туда, куда она тебе велит; понимание того, что ты сам способен стать ее автором.

Искренне ваша,

Лорел