Рутлесс двигалась бесшумно, но уверенно, стараясь держаться в тени. Она быстро шагала мимо небоскребов одного из новых районов Земного Города. В Северном полушарии Кабувы стояло лето, воздух был прохладным и плотным, но неморозным. Мускусный запах, доносящийся со стороны моря, напоминал, что это не дом, что это место никогда не станет домом. Прыгающая Луна была полной, она светила так ярко, что могло показаться, будто сейчас время рассвета, а не глухая ночь. Рутлесс прокляла этот свет, потом напомнила себе, что могло быть и хуже, — Безумной Луны сегодня не было.

Дойдя до Феникс-авеню, женщина с облегчением увидела, что, кроме нее, там нет ни единого живого существа. Вокруг вздымались к небу башни, собранные из наноструктур, одинаково высокие, монолитные, гладкие. Достав нелегально купленный сканер, Рутлесс быстро описала круг в середине пустого перекрестка, проверяя полицейскую частоту. Сканер уловил довольно много сигналов, но все они, к ее удовлетворению, исходили из жилой части города.

Кабу переоценили число изгнанников с Земли, которые могли добраться до Острова Беженцев. Они построили Земной Город, рассчитывая на три миллиона жителей; на самом деле лишь полутора миллионам людей удалось спастись с Земли. После этого кальмары запечатали излишек приготовленных зданий, деактивировали энергетические сети и водоснабжение, заблокировали дороги и отключили почти все камеры наблюдения, оставив лишь несколько штук.

Если верить ее сканеру, это была одна из мертвых зон — поблизости ни одного копа. Удовлетворенная, Рутлесс повернулась к разрубленной пластиковой двери, ведущей в ближайшее здание. Протиснувшись сквозь дыру, она трусцой взбежала по мертвому эскалатору на шестой этаж. Пройдя половину коридора, она наткнулась на другую взломанную дверь.

Рутлесс подползла к отверстию, постучала по двери затянутыми в перчатки пальцами:

— Рав?

— Тетя? — Голос Равиля звучал глуше, чем час назад, — в нем слышалось меньше страха, больше потрясения. Когда он позвонил, у нее как раз начался прилив, и, в то время как от слов племянника сердце у нее холодело, по лицу и груди градом катился пот.

Тетя. Когда он в последний раз называл ее так? Еще до Изгнания?

— Открывай, Рав.

Створки двери рывками разъехались в стороны — их двигал живой человек, а не механизм. Рутлесс не помогла племяннику, она ни к чему не прикасалась, несмотря на то что, прежде чем покинуть свою квартиру, она надела перчатки и обрызгала себя специальным аэрозолем.

Она окинула помещение одним взглядом. Кровь, тела — человеческое, тело женщины, и тело кальмара-самца, — запах рвоты и, что было важнее всего, отсутствие непосредственной угрозы. Оценив размеры катастрофы, она сосредоточилась на Раве. Сын ее брата был бледен, глаза ввалились, от него несло блевотиной, из разреза над ключицей сочилась кровь. Кабу лишь слегка промахнулся — еще несколько дюймов, и он перерезал бы мальчику глотку. Она насчитала дюжину синяков и следов от присосок, но все они были несерьезными.

Светлые, почти белые волосы Рава слиплись от чернил и других жидкостей, выделяемых инопланетянами. Левая рука была вся в крови кабу — от плеча до кончиков пальцев.

— Думаю, ты хочешь, чтобы я сдался, — произнес он, и Рутлесс пронзила острая боль — она вспомнила точно такое же выражение на лице его отца. «Он собирает волю в кулак, — подумала она, — совсем как Мэтт перед битвой за Лас-Вегас». — Мне будет легче, если ты пойдешь со мной. Тетя, сможешь? — Рутлесс не ответила, и он, сглотнув ком в горле, начал: — Я могу позвонить прямо сейчас, если…

— Нет, детка. — Она покачала головой. — Мы не будем никуда звонить.

Лицо Рава загорелось огнем, на глазах выступили слезы. Он протянул к ней руки, но Рутлесс жестом остановила его:

— Ты можешь ответить на пару вопросов?

— Ко-конечно.

Она указала на мертвую женщину:

— Кальмар убил ее?

— Да, — ответил он.

— Ты убил его? Медленный кивок.

— Ты кого-нибудь из них знал?

— Нет.

— Совсем нет?

Поморщившись, Рав показал на женщину:

— Она местная проститутка. Иногда приходит в Риальто, но…

— Но вы никогда не разговаривали.

— Просто…. — Он изобразил, как отрывает корешок билета. — Приятного просмотра, мэм.

— Хорошо.

— Ей нравится… нравилось немое кино. Всегда приходила посмотреть Бастера Китона.

— О'кей, Рав. Ты пошел за ними, потому что…

— Я снимаю документальный фильм о торговле ощущениями.

— Снимаешь что? — Она отвыкла скрывать свои чувства, как прежде, — от ее тона Рав вздрогнул. — Фильм — ты принес с собой записывающее оборудование?

Он указал на пятнышко размером с пуговицу на стене, рядом с потолком.

— Это камера?

— Последняя модель. «Муха на стене», вот как они ее называют. — Он невесело рассмеялся.

Штука висела на стене на порядочном расстоянии от резни. Она была слишком маленькой и явно имела небольшой радиус действия. Быстро оглядев комнату, Рутлесс заметила приемник на голубом рюкзаке, который она подарила Раву на последний день рождения.

— Господи исусе, Рав, ты записал убийства?

— Я выключил ее, когда все кончилось.

— Сейчас она выключена? — Вместе со словами у нее вырвался какой-то рев.

Рав вскинул голову:

— Да. Выключена. Клянусь, тебя не записывают.

— Где хранятся записи?

— В моем архиве данных, дома.

— Ты передавал все это?

— Да, с использованием маминых шифровальных протоколов.

Рутлесс медленно выдохнула. Элва знает свое дело: записи в безопасности.

Рав поднес к лицу трясущуюся, залитую кровью руку, словно собираясь откинуть волосы. Дотронувшись до лица, он отдернул ладонь, уставился на почерневшие пальцы.

— Он засунул щупальце ей в горло. Она задыхалась. Я не мог…

— Ты должен был помочь ей.

— Я схватил его… то есть он схватил меня. Она задыхалась, и все эти щупальца…

Рутлесс кивнула — она слишком хорошо помнила, каково сражаться голыми руками с разъяренным кальмаром. Они были крупнее людей и из-за щупалец казались сильнее, чем были на самом деле. Уж не говоря о том, что они скользкие и проворные.

— Я как-то раз подслушал, как мама рассказывала своим охранникам, что ты однажды во время войны засунула кальмару руку в глотку.

— Все понятно, — отозвалась Рутлесс, рассматривая тела. Брызги, генетическая информация. Предстоит много работы.

— Она сказала, что ты пальцами добралась до его мозга… — продолжал Рав, ощущая рвотные позывы при виде своей окровавленной руки.

— Ты все правильно сделал, Рав.

В обычное время она жутко разозлилась бы на Элву за то, что та позволяет ребенку слушать подобные вещи. Но поскольку этот рассказ, очевидно, спас ему задницу, она про себя благословила нескромность невестки.

— Правильно?

Она кивнула, продолжая размышлять о чистке:

— Ты добрался до дому с игровой площадки, это единственное, что имеет значение.

— Игровой площадки, — повторил он, не понимая.

— Э… о, прости. Военный жаргон. Это значит…

— Я знаю, что это военный жаргон.

— Значит, что ты не погиб.

— Ты никогда… от этого ты кажешься такой старой.

— Допотопной. — Она еще раз оглядела комнату. — Нужно убрать за собой игрушки — так бы мы это назвали.

Он содрогнулся.

— Если я поступил правильно и запись это доказывает, то почему не рассказать обо всем?

Она покачала головой:

— Правильно или нет, кальмары все равно утопят тебя. Ты убил одного из них, судя по всему, какую-то мелкую сошку…

— Он убийца!

— Всплывут старые воспоминания. Всякая чушь про войну, о которой кабу не любят говорить.

— А теперь это сокрытие преступления.

— Возможно, однажды все изменится, если мы раньше не вернемся на Землю. Но для перемен требуется время и мученики, Рав, а я не хочу, чтобы ты стал мучеником. Не за попытку спасения какой-то несчастной проститутки. Хорошо?

Вздрогнув, он кивнул.

— Тогда начнем. Мне нужно, чтобы ты достал гидратационный резервуар кальмара.

— Что?

— У него должен быть резервуар. Чтобы сохранять кожу влажной. — Она указала, где искать, и Рав неловко извлек металлическую канистру из вялой колоколообразной головы инопланетянина. — Подержи так, чтобы я могла видеть блок управления. Хорошо. Там хватит воды, чтобы ты смог вымыться.

— А может, мне просто пойти в душ?

— Нет! Твои клетки попадут в сток, и тогда все пропало. Сними одежду в том углу и с помощью этой воды приведи себя в порядок.

— На полу останется кровь и грязь.

— Ничего. Сейчас тебе просто нужно помыться.

Пока Рав обливался, она расстелила свой плащ на полу коридора и выложила набор различных аэрозолей и нанотехники, которые скопила с начала Изгнания. Потребовалось время, чтобы завести контакты в здешней лаборатории судебной медицины. Иногда ей казалось, что она зря тратит деньги. Разумеется, она думала, что вернется обратно на Землю, прежде чем ей понадобится хоть одна из этих игрушек.

Но месяцы, прошедшие со дня Отступления — никто из жителей Земного Города не называл это событие поражением, — растянулись на годы; они провели здесь уже семнадцать лет.

— Хм, — произнес Рав, стряхивая капли воды с прекрасных белокурых волос.

— Готов?

Он кивнул, отчаянно покраснев; одна из чисто вымытых рук прикрывала пах.

Рутлесс распылила наноаэрозоль на полотенце и передала ему через порог.

— Вот, возьми, вытрись. Хорошо. А теперь положи его на пол, как коврик, и пройдись по нему пару раз. Ступни сухие?

— Ага.

— Оставь полотенце там, где оно лежит, переступи через это щупальце и выходи в коридор.

Без одежды ее племянник выглядел юным и беззащитным. Когда он покинул место преступления, она стиснула его плечо одетой в перчатку рукой и почувствовала, как боль в груди отошла при этом прикосновении.

— Все будет хорошо, детка. Он сглотнул и кивнул.

— Теперь давай разберемся с раной.

Края разреза на его груди уже покраснели — все знали, что слюна кабу исключительно ядовита. Рутлесс насухо промокнула рану салфеткой, пропитанной антибиотиком, и сделала две инъекции для усиления иммунитета. Наконец она наложила на рану тонкий слой искусственной кожи, которая склеилась с настоящей так, что разрез стал незаметен.

— Рану необходимо будет обрабатывать каждый день по меньшей мере неделю. Нельзя, чтобы у тебя остался шрам, — слишком очевидно, что это след от удара клювом. А пока ты будешь носить одежду с высокими воротниками, чтобы никто ничего не заметил. Никто не должен этого видеть, Рав, ты понял меня?

— О'кей.

— Ты с кем-нибудь спишь?

— Нет.

— Точно?

— Нет! — Он порозовел с головы до ног.

— Отлично. И не начинай, пока не выздоровеешь. — Затем она обрызгала его тело другим аэрозолем. Осев на кожу, капельки быстро расплылись, облепив тело Рава сплошным слоем, словно масло. — Это исчезнет через день-два.

— Щекотно.

— Эта штука поглощает все мертвые клетки, которые сбрасывает твое тело; также волосы, пот, слезы, кровь — все, что может оставить следы. Полицейские лаборатории кальмаров разработали ее, чтобы их следователи не загрязняли место преступления. Не то чтобы они проливали слезы, конечно. Этот вариант разработан для людей-копов…

Как она и надеялась, ее прикосновение успокоило юношу, а деловитый голос несколько снял напряжение и неловкость от наготы.

— Где ты достала этот спрей?

— В одной лаборатории в Малой Канаде, торгующей на черном рынке, — ответила Рутлесс, протягивая ему комбинезон. — Вот, одевайся. Смотри, чтобы синтетическая кожа не слезла.

Он с видимым облегчением натянул одежду.

— Ты все время носишь с собой эти штуки, чтобы заметать следы преступлений?

— В качестве меры предосторожности.

— Против чего? Все, кто здесь живет, сражались на стороне кабу. Почему кому-то может понадобиться скрывать…

— Убийство при смягчающих обстоятельствах? Он сглотнул:

— Ты когда-то была копом. Ты расследовала подобные вещи.

— А теперь я работаю на производстве зонтиков. Послушай, золотко. Ты пытался спасти девушку. Хорошее дело… а кальмара ты убил в честном бою.

— Ты бы прикрыла меня, даже если бы я напал на него. Не будь я твоим племянником, мне была бы крышка.

— Да, думаю, ты прав.

— Так что на самом деле, прав я был или не прав, не имеет значения.

— И что, теперь ты собираешься убивать кальмаров для собственного удовольствия?

Он окинул ее яростным взглядом:

— Это не доставило мне удовольствия.

— Я не пытаюсь обидеть тебя, Рав. Я знаю, что гнев лучше, чем страх или психоз.

— Не рассказывай мне, что я чувствую!

— Можешь поорать на меня позже, если тебе это требуется, все, что хочешь, когда хочешь, обвинить меня во всем, чем хочешь.

— Это не…

Она перебила его:

— Тебе придется орать только на меня, потому что пока мы здесь, на Кабуве, ты не упомянешь о случившемся ни единой живой душе. Никогда, Рав.

Юноша рывком натянул комбинезон на бедра, дрожащими руками расправил ткань.

— А прямо сейчас нам необходимо избавиться от следов. Итак, я спрашиваю: тебе нужно успокоительное или ты справишься сам?

Рав нахмурился, смущенный, и она показала шприц.

— Мне не нужны лекарства, — выдавил он.

— Отлично. Надевай мой плащ и не забудь опустить голову — здесь могут быть стационарные камеры.

— Мы уходим? А как же моя кровь и тела…

— Мы вернемся и уничтожим все это.

— Как? Здесь столько… улик.

— Распылим их, — сказала Рутлесс, и на лице Рава появилось безвольное выражение, словно она действительно дала ему наркотик.

Склонив голову, он заскользил вслед за ней по коридору.

Кабу почти с самого начала заинтересовались гражданской войной на Земле, помогая Демократической армии в ее глобальной борьбе против фашистских Друзей Освобождения технологиями, медикаментами и в конце концов даже солдатами. Эта война стоила внеземной цивилизации огромных денег и унесла жизни миллиона молодых кальмаров, не считая призывников, вернувшихся домой искалеченными душой и телом, почти такими же мертвыми, как и их распыленные товарищи.

Друзья — Враги, как называли их противники, — также получали поддержку с другой планеты. В течение семидесяти лет кровопролитных сражений они наносили альянсу Демократов и кальмаров тяжелые удары. Враги поглотили мир милю за милей, начав в Азии и закончив Северной Америкой.

Самым ужасным оружием войны была пыль, наноагент, который разрушал все, что попадалось на его пути, молекула за молекулой. Пыль, одинаково эффективная как против неподвижных целей, так и против живой силы, стирала жертвы с лица земли. После прямого попадания не оставалось никаких следов. Никаких останков, даже ДНК, — только странные стерильные поля сражений, перекрывающиеся кратеры, наполненные тонким порошком цвета ржавчины, иногда окруженные кусками тел. Руки, ноги и головы — обычно именно эти части тела оставались целыми после удара.

Рав, дитя Отступления, вырос в страхе перед одним только упоминанием о пыли. Это была страшилка его поколения: «Спи, малыш, не то придут Враги и распылят тебя».

Эта угроза не мешала ему надоедать матери и тетке просьбами рассказать что-нибудь о войне: его увлечение прошлым было ненасытным. «Возможно, теперь это пройдет», — подумала Рутлесс, испытав укол совести за свой эгоизм.

Они добрались до Риальто сразу после полуночи и проникли внутрь через заднюю дверь.

— Иди надень подходящую одежду. Ту, что на тебе, принеси обратно, — приказала Рутлесс.

— Ладно.

— Но сначала дай мне доступ к своей базе данных.

— Для этого нужны отпечатки пальцев.

— Войди и разреши мне доступ, — сказала она, подталкивая его к терминалу.

— Что ты собираешься делать?

— Стереть запись и все, что может быть связано с ней.

— Я сделаю это позже.

— Просто иди и переоденься.

— Хорошо. — Приложив палец к сканеру и открыв базу данных, Рав исчез наверху.

Рутлесс довольно легко нашла нужную директорию: она была набита видеофайлами. На видео были запечатлены сцены торговли телом. Полуодетые женщины и мужчины притаились в каких-то подворотнях. Машины, управляемые шоферами-людьми, медленно проезжали мимо, давая возможность кальмарам протянуть щупальца из резервуара с водой и оценить предлагаемый товар. Сцены торопливого ощупывания: какой-то старый кальмар с двумя обожженными щупальцами медленно снимал с женщины маску, осторожно ощупывал ее губы и уголки глаз. Мужчина, выпивший какого-то снадобья, от которого пот градом катился с него, медленно проводил щупальцем кальмара по своим половым органам.

Тот же мужчина появился в следующем фрагменте: он обводил щупальцем свое ухо и засовывал отросток внутрь. И еще одна сцена: человек надевал какое-то приспособление для дыхания, которое должно было позволить клиенту ощупать его горло, не задушив его.

Кабу, слепые, как котята, воспринимали окружающий мир с помощью осязания и обоняния: общаясь друг с другом, они неистово ощупывали и присасывались. Люди, имеющие с ними дело, носили одежду, закрывающую промежность, и маски для защиты лица. Предполагалось, что кальмарам довольно запаха и вкуса человеческих ног, ладоней и подмышек, но это правило соблюдалось так же «строго», как любое другое табу.

Рутлесс предпочитала не общаться с кабу в повседневной жизни, если этого можно было избежать. В маске она ощущала приступы клаустрофобии. Даже спустя много лет было что-то такое в воспоминаниях о щупальце, обвивающем ее запястье, о крошечных присосках, шарящих по ее ладони, что вызывало у нее тошноту.

Она добралась до последней записи. Видео начиналось с того, что пара, которую она видела мертвыми в квартире, подъезжала к зданию на Феникс-стрит. Когда машина отъехала, женщина подняла глаза — всего на секунду — и взглянула на зеленоватый диск Прыгающей Луны.

Камера, следуя за ними внутрь здания, то опускалась, то взмывала вверх в поисках лучшей точки обзора. К тому времени, когда она зависла неподвижно, женщина уже разделась и прислонилась к стене, чтобы кальмар смог ощупать ее.

Зачем это понадобилось Раву, удивлялась Рутлесс, — она испытывала тошноту, глядя, как щупальца шарят по телу женщины, залезают ей в уши, касаются уголков глаз и, наконец, ощупывают ее влагалище и анус. Сразу после этого все и произошло: кальмар одним щупальцем со страшной силой дернул ее за язык, а другое засунул ей в горло.

Когда женщина начала задыхаться, ворвался Рав.

Рутлесс испытала ярость медведицы, глядя, как ее племянник и кальмар схватились, как клюв чудовища разрезал грудь Рава и из раны хлынула кровь. Рав сунул руку в глотку врага, воткнул пальцы в мягкое нёбо инопланетянина. Резким движением он пробил желеобразную плоть и стиснул в кулаке мозг. Кальмар забился в конвульсиях, затем рухнул на пол.

Высвободив руку, Рав подполз к женщине, вытащил из ее горла окровавленное щупальце. Проверил пульс, начал делать искусственное дыхание. «Хороший мальчик», — подумала Рутлесс, прокручивая запись вперед. Он старался изо всех сил, но напрасно, затем, рыдая, рухнул в лужу черной крови, и его стало рвать. Прошло некоторое время, прежде чем он пришел в себя и отключил камеру.

Рутлесс удалила все файлы и пошарила в базе, разыскивая копии. Она нашла копии старых файлов, последняя запись не была дублирована. Рутлесс с чувством облегчения уничтожила копии, выбрала парочку наиболее агрессивных защитных программ Элвы и запустила их, чтобы они стерли все следы уничтоженных файлов.

Затем, пробежав по коридору, она заглянула в театр.

Когда ее невестка приехала в Земной Город, из личных вещей у нее с собой имелась лишь надетая на ней униформа. В двух чемоданах, которые разрешалось взять с собой каждому Изгнаннику, и в одном чемодане, принадлежавшем Раву, Элва привезла фильмы, сотни фильмов: блокбастеры, высокохудожественное кино, мультфильмы, классику, всяческие развлекательные записи, которые ей удалось достать. Сойдя с корабля, она тут же отправилась в лицензионное бюро. На следующий день Элва получила документ, разрешающий заниматься бизнесом, единоличный контроль над большим кинотеатром и просторную квартиру рядом с ним. Она начала круглосуточно демонстрировать фильмы… и народ потянулся в ее заведение.

Прошла неделя по календарю Кабувы, и Элва получила все необходимое — одежду, кухонную утварь, книги. Беженцы, потрясенные расставанием с родной планетой, лишенные всего, радовались даже мимолетному видению дома.

Сейчас зрители допускались в кинотеатр исключительно за деньги. Как всегда, зал был забит до отказа, все двести мест были заняты, снаружи выстроилась очередь тоскующих по дому землян, большинство — ровесники Рутлесс. Показывали старую болливудскую картину — «Мангал андей», подумала она. Многие сидели с отвисшими челюстями, словно в трансе. Некоторые бормотали вслух, читая английские субтитры.

Рутлесс позволила себе бросить лишь один взгляд на экран, один взгляд на опьяняющее зрелище лошадей и пустыни, на знакомое небо Земли. Затем она на цыпочках прокралась в офис Элвы. Немного повозившись и воспользовавшись одним из своих аэрозолей, она взломала сейф и взяла пачку контрамарок. Голос Элвы заставил ее обернуться:

— Что ты здесь делаешь? Где Рав?

По стандартам беженцев, Элва была богатой женщиной, но годы лишений, предшествовавшие Изгнанию, сделали ее скупой. Она носила серую одежду самого простого покроя и старые кожаные сапоги. Волосы были коротко острижены, и рыжая с проседью щетина не скрывала шрама на черепе. Рав рассказывал, что она копит продукты и лекарства на тот день, когда они отправятся домой.

Глаза ее были похожи на изумруды — такие же блестящие, зеленые, враждебные. Рутлесс и ее невестка не раз сражались плечом к плечу, но никогда не были друзьями.

— Рав наверху, — ответила Рутлесс и, когда Элва сделала движение в том направлении, добавила: — Оставь его.

— Какое право ты имеешь указывать мне, что делать в моем собственном доме?

— Прости.

— С ним все в порядке?

— В общем, да.

— У него неприятности?

— Это ненадолго.

— Что произошло?

— Если я расскажу, ты пожалеешь, что спросила.

Элва быстро оглянулась на занавес, отгораживавший их от зрительного зала.

— Если ты хочешь позвать своих парней, чтобы они меня вывели из игры…

— Думаешь, я настолько глупа, чтобы применять силу, Рутлесс?

— Думаю, с этим лучше повременить, — любезно ответила она, но Элва не пошевелилась. Если невестка и вызвала своих псов, то не давала отбоя. — Возвращайся к работе, Элва. Веди себя как обычно. Рав будет дома к рассвету.

— И это все? Появилась здесь, напугала меня до смерти, обобрала до нитки — и не собираешься ничего рассказывать?

— Больше не спрашивай, — сказала Рутлесс. — Не здесь. Его тоже не спрашивай.

— Дерьмо собачье.

— Для всех будет лучше, если ты притворишься, будто не знала, что он выходил. Всем, кто спросит, отвечай, что он провел ночь дома.

— В какую грязь ты его затащила?

— Если не сделаешь, как я скажу, Элва, кальмары придут за ним. И утопят его. Ты — моя семья, Элва, но он — моя кровь. Упомянешь об этом ему или кому-либо еще, и полиция может заинтересоваться, и тогда сына моего брата убьют. А я расскажу всем, что ты работала на Врагов.

— Я никогда…

— Слухи — это не обязательно правда, Элва. Ты женщина, ты богата, и в тебе есть что-то от суки. Тебя не любят, и ты это знаешь. А теперь возвращайся к работе, пока твой ребенок не пришел и не увидел, как мы спорим.

— Я не спорю с тобой.

— Мне кажется, мы поладим, — сказала Рутлесс, но тут Элва сильно ударила ее кулаком в челюсть.

Рутлесс упала навзничь на письменный стол. Она забыла о вспыльчивом характере невестки.

— Не угрожай мне, Руги. Это мой сын. Думаешь, шантаж…

— Все плохо, ясно? Он в беде, в большой беде. — Она ощутила вкус крови во рту, и у нее мелькнула мысль дать сдачи. Много лет прошло с того дня, как они дрались в последний раз… достаточно много, и она решила, что это будет даже забавно. Но вместо этого она сказала: — Мне не следовало этого говорить. Это твой ребенок. Ты будешь молчать, я знаю.

На лестнице послышались легкие шаги.

— Тетя?

Элва ударила Рутлесс кулаком в переносицу:

— Не проиграй. Какова бы ни была игра…

— Я никогда не проигрываю. — С трясущейся челюстью Рутлесс обошла Элву и скользнула обратно в вестибюль.

— Рутлесс? — Хриплый шепот.

— Просто Рут, Рав, — вздохнула она. — Ладно?

— У тебя кровь идет.

— Один из головорезов твой мамы решил, что я безбилетница.

— Он еще жив? — Шутка не удалась, потому что голос его дрожал.

— Внезапно убить — не так уж смешно, а, парень?

— Так что теперь?

Действительно, что? Элве нужно время, чтобы успокоиться, а Рав слишком возбужден, чтобы остаться. И в любом случае он уже в игре, не так ли? Правило клуба номер один: убирай за собой игрушки.

Она повела его по тротуару, благодаря небо за сгустившийся

туман.

— Давай поговорим о том, как обычно люди попадаются.

— Хорошо.

— Они звонят по телефону или переводят большие суммы денег примерно в то время, когда было совершено преступление.

— Я звонил тебе.

— Мы придумаем этому объяснение. Они признаются в совершенном своим возлюбленным или врачам через десять лет после преступления, затем возлюбленный или врач рассказывает кому-то еще, который рассказывает другому, и в конце концов секрет становится достоянием полиции. Они пишут обо всем в дневниках. Они перестают доверять своим партнерам…

— Партнерам?

— Соучастникам.

— Я был один, Рутл… Рут.

— Рав, — она поймала его взгляд, — теперь меня тоже могут утопить за это точно так же, как и тебя.

Он побледнел.

— Пошли, у нас мало времени.

Они сели на скоростной транспорт до района, где жила Рутлесс, и молча поехали по Бейджинг-авеню. За домами виднелись черные воды океана — его местное название, Винваломм, означало Проклятое Море. Побережье скрывал поднимающийся туман. Неясные силуэты собирателей раковин — людей и кальмаров, — словно призраки, двигались вдоль берега, окаймленного синей полосой прибоя.

Проходя по ярко освещенному рынку, Рав и Рутлесс рассматривали кальмаров, пришедших купить земные деликатесы — побеги фасоли, говяжий рубец, шелк. Торговые точки вроде этой обычно были открыты по ночам — днем здешнее солнце иссушало и обжигало нежную кожу кальмаров.

На рынке стоял шум, и Рав шепнул в ухо своей спутнице:

— Можно тебя кое о чем спросить? Взглянув на свой сканер, она кивнула:

— Спрашивай.

— Ты не была среди Врагов. Ты сражалась против них, верно, как и кабу?

— Да.

— Так как же случилось, что…

— Что мне пришлось голыми руками убивать кальмаров? Он кивнул.

— Тебе незачем это знать…

— Прошу тебя. «Нет», — мысленно ответила Рутлесс, и, когда она открыла

рот, чтобы заговорить, ее тело запротестовало — она почувствовала, что челюсти словно заржавели и приросли друг к другу.

— Кальмарам нужны были шпионы — верные Демократы, которые должны были присоединиться к Врагам и сообщать об их намерениях. Твоего отца взяли в плен, и я решила, что смогу о нем позаботиться и одновременно собрать информацию.

— Так ты притворилась перебежчицей?

— Верно.

— Ты сражалась вместе с ними? Я имею в виду — на их стороне?

— Да. Я убивала Демократов. Я распыляла кальмаров.

— Как после этого кабу могли доверять тебе?

— Я могла свободно вернуться при соблюдении двух условий: я должна была добиться результатов и убивать только солдат, но не офицеров.

Рав натолкнулся на женщину, тащившую блок мороженой рыбы, — не многие люди могли позволить себе покупать говядину или другую земную еду, которую они производили для кальмаров в качестве деликатесов.

Рутлесс невольно рассмеялась:

— Ты шокирован, а?

Он сложил пальцы в местном религиозном жесте, символизирующем почитание.

— Согласно философии кабу, водная жизнь священна…

— Они выбросили на ветер жизни миллионов своих детей. — От горечи у нее что-то сжалось в груди; это ошибка — никогда не следует обсуждать такие вещи с молодежью. Слова выходили у нее рывками, словно бьющая из раны кровь. — Сейчас им легко быть набожными. Прошло несколько лет, и они думают… Рав? С тобой все в порядке?

Он прижал кулак к груди в том месте, где его ранили:

— Болит немного, вот и все. А тебе когда-нибудь хотелось остаться? С Врагами?

Она покачала головой:

— Иногда мне нравилось играть за лучшую команду, но они на самом деле были негодяями.

— Ты нашла моего отца?

— Он умер прежде, чем я успела спасти его, — ответила она, стараясь взять себя в руки и подготовиться к неизбежному шквалу вопросов об этой смерти.

Но Рав с задумчивым видом молчал.

— Так вот почему нам пришлось бежать с Земли. Потому что ты предала Врагов.

И потому что взвод Элвы убил их несколько тысяч, в том числе одного русского князя — это произошло однажды солнечным утром в Чикаго. Хороший старый добрый ядерный заряд. Но она кивнула:

— После победы Враги убили бы нас всех.

Миновав рынок, они поднялись на служебном лифте в сердце инженерной системы, которая контролировала четыре квартала. Там, среди мониторов и компрессоров, они нашли пятидесятилетнего мужчину, его лицо покрывала молочная бледность. Это был гигант с длинными золотистыми волосами, тронутыми сединой, в поношенном комбинезоне — сквозь дыры на коленях виднелось голое тело.

— Это Коп, — сказала Рутлесс. — Коп, мой племянник Рав.

— Это сокращенное от Копенгаген. — Человек протянул грязную руку, и Рав осторожно пожал ее.

— Копенгаген — это такая еда?

— Это город, — резко ответил Коп.

— Где… — начал Рав, но Рутлесс перебила его, прежде чем он не наговорил лишнего:

— Коп, мне нужны гранаты. Две, если можно, три, радиус действия тридцать метров, с таймерами.

Бледно-голубые глаза сверкнули.

— Где играем?

— Новый район. Все нормально, никто не погибнет.

— Мм… — произнес он без выражения. — Вознаграждение? Она вытащила пачку бумажек, украденных из сейфа Элвы:

— Контрамарки.

Коп ощупал свое сокровище:

— Могу достать только две гранаты. Подождешь?

— Нет.

— Понятно. — Засунув билеты за пояс туники, Коп отодвинул панель под монитором системы вентиляции и кондиционирования. Он вытащил вышитую золотую подушку, засунул ее в блестящий пластиковый мешок. — Таймеры подключены.

— Спасибо.

— Помощь нужна?

— Ты очень помог нам.

Прежде чем вернуться к работе, он окинул ее жадным взглядом:

— Тогда безопасной вам игры.

Рутлесс вывела Рава обратно на улицу, чувствуя себя, как мать, вышедшая с сыном за покупками в ночной супермаркет. Если бы не…

— Не смотри на эту подушку, как будто там тикает бомба! — наконец прошипела она.

— Это…

— Рав, — предупреждающе произнесла Рутлесс.

— У него эти штуки просто так валяются?

— Я связалась с ним после твоего звонка.

— По-моему, ты говорила, что телефонные звонки могут нас выдать…

— А кто тебе сказал, что я звонила по телефону?

— Ах. — Он выглядел ошеломленным; Рутлесс не дала себе труда объяснить.

Снова оказавшись на краю нового района, они проскользнули через ограждение и направились к месту преступления. До рассвета оставалось около двух часов, похолодало. Когда они поднимались по ступеням эскалатора, Рутлесс заметила, что Рав пытается имитировать ее походку, ее бесшумные шаги. Примерно каждый третий или четвертый шаг у него получался.

Зажужжал сканер, висевший у ее бедра. Рутлесс притянула к себе Рава, обрызгала их обоих охлаждающим аэрозолем и приложила палец к губам. Она молилась, чтобы это был блуждающий монитор, случайный поиск. Аэрозоль скроет их, их не обнаружат по теплу тел… если не будут слишком тщательно искать.

Рав задрожал — явно устал и издерган. Он всего лишь подросток, и он в бегах… она помнила это чувство.

Сканер зажужжал снова — они были в безопасности.

— Можно спросить? — прошептала она, отпустив юношу.

— Конечно.

— Зачем ты снимал этих людей? Из всех вещей, происходящих в Изгнании…

— Думаешь, люди там, дома, не захотят знать об этом? — спросил он, и в голосе его прозвучала ирония.

— Им будет интересно все, что здесь происходило. Но почему сумасшедший кальмар?

Он пожал плечами:

— Я хотел сделать хоть что-то. Привлечь внимание к этой проблеме.

— Пошли, коп ушел, — сказала она. Он заспешил за ней следом.

— А ты знаешь, что люди, торговавшие ощущениями, начали исчезать?

— Может быть.

— И никто ничего не предпринимал?

— Значит, ты хотел поймать кальмара, которого убил?

— Нет! Это… там, на Земле, если кто-то рассказывал о проблеме, она попадала в новости… люди решали ее.

— Ты смотришь слишком много фильмов своей матери.

— Рутлесс, щупающие кальмары…

— Ты не можешь остановить их. Это как любая другая психическая болезнь. Всегда найдется кальмар, который захочет попробовать нас на вкус. У них это в крови. До тех пор, пока мы не уедем домой…

Рав схватил ее за локоть, выругавшись на языке Кабувы.

— Что?

— Мы не вернемся на Землю.

— Конечно же вернемся.

Они уже были в коридоре. Им навстречу из темноты медленно выплыл запах смерти и человеческой рвоты. На лице Рава появилось яростное выражение.

— Тетя, ты же не такая, как эти тупоголовые ископаемые, которые целыми днями просиживают штаны в мамином театре, пересматривая старые фильмы.

— И что?

— Мечтаешь о том дне, когда мы поедем обратно? Зря. Мы никогда не вернемся на Землю.

— Рав, правление Врагов не может длиться вечно.

— Почему?

— Потому что оно… — она неуверенно запнулась, — они… Рав, это плохие парни.

— А как насчет того, что происходит здесь и сейчас? Если кто-то поднимет шум вокруг торговли ощущениями…

— Мы уедем домой, — повторила Рутлесс.

Она разозлилась на него, на своего безупречного маленького племянника, который значил для нее больше, чем вся Вселенная. Даже сейчас в груди у нее заныло — странно и сладко — при виде его, ее охватило чувство обладания, желание защитить его. Сына ее брата.

Внезапно ей захотелось свернуть ему шею.

— Мой дом здесь, — заявил Рав. — И я не хочу, чтобы он превратился в охотничьи угодья для инопланетян-извращенцев.

Она шагнула мимо него в двери квартиры, и зрелище бойни успокоило ее. Два трупа. Везде улики. Это была работа, которую нужно сделать.

— Помоги мне открыть это, Рав.

Они выпотрошили подушку, и по прихожей разлетелись синтетические перья. Внутри находились две коробки, размером и цветом напоминающие кирпичи, каждая с кнопками и всплывающим экраном.

Рутлесс поставила таймер на тридцать минут и протянула гранату Раву:

— Иди в комнату. Запихни это подальше под труп кальмара.

— А разве она не уничтожит все, куда бы мы ни положили ее?

— Я хочу, чтобы она осталась незаметной. — Она не стала объяснять, что это предосторожность на случай, если кто-нибудь придет сюда до взрыва. Гранаты легко разряжались.

Второй заряд предназначался для вестибюля здания: входя и выходя, они могли оставить там свои отпечатки пальцев или другие следы. Они сбежали вниз, Рав наблюдал за улицей, а Рутлесс установила вторую бомбу у колонны.

— Там кто-то есть, — сказал он.

Рутлесс опрокинула его на землю и заглянула в дыру, проделанную в пластиковом щите. У обочины был припаркован лимузин, оснащенный аквариумом, мотор работал. Водитель, человек, искал что-то на перекрестке.

— Полиция? — прошептал Рав. Она покачала головой:

— Шофер того кальмара. Пошли, правила игры изменились. Бежим, сматываемся.

Она подождала, пока шофер не повернулся к ним спиной, затем повела Рава вдоль стены, и они скользнули к соседнему зданию.

Когда они прошли пару кварталов, Рутлесс оглянулась. Водитель наконец принял решение, направился к разрубленному пластиковому щиту и вошел в здание. Рав дернулся в том направлении, но она схватила его и удержала на месте.

— Слишком поздно, — сказала она. — Граната взорвется с минуты на минуту. К тому моменту, как он доберется туда, квартира превратится в пыль.

— Если он поспешит, то тоже превратится в пыль.

— Возможно.

— Мы еще можем вернуться. Предупредим его.

— Если мы его предупредим, Рав, то тебя утопят.

— Я не хочу, чтобы из-за меня погиб невинный человек!

— Он не невинен. — Рутлесс одним глазом посматривала на здание, говорила медленно, стараясь тянуть время. — Этот человек возил твоего кальмара по Земному Городу, когда тот подбирал проституток. Которые затем исчезали. Ни одного тела не нашли, так?

— А я-то думал, ты меня не слушала, — фыркнул он.

— Этот предположительно невинный человек, вероятно, помогал затаскивать тела в эту самую машину, помогал избавляться от них…

— Ты не знаешь наверняка, — возразил Рав. — Он может быть хорошим парнем.

— Может, — согласилась она. — Может быть врачом. Может быть санитаром, отцом новорожденного ребенка или единственным внуком великого генерала Интегро. Но я не собираюсь позволять тебе губить себя ради него.

На глазах ее племянника выступили слезы, они текли по щекам и превращались в ничто — наноаэрозоль поглощал все улики.

— Идем дальше, — начала Рутлесс.

Но в этот момент в окнах шестого этажа появилось белое свечение.

Она точно знала, что там сейчас происходит. Из гранаты возникло сферическое облако пыли, и все, к чему оно прикасалось, превращалось в ничто. Тела, блевотина — возможно, и шофер, если ему не повезло, — уже исчезли. Теперь пыль проедала дыру в стене здания.

— Пошли, — сказала Рутлесс. — Взрыв привлечет полицию. Рав не пошевелился.

«Прошу тебя, — мысленно произнесла Рутлесс. — Не вынуждай меня бить тебя».

— Он жив, — внезапно произнес Рав.

Шофер неожиданно показался на улице — некоторое время он сражался с пластиковым щитом, затем упал на землю. Хватая ртом воздух, он прислонился к стене, глаза его были расширены от ужаса, он трясущимися руками вытащил из кармана телефон и тупо уставился на него.

— Заметил? Он не звонит в полицию, — сказала Рутлесс.

— Заткнись! — прорычал Рав.

В стене здания на высоте шестого этажа образовалась круглая дыра, черное пятно расширялось, словно кариес, разъедающий зуб. «Отличное рассредоточение, — подумала Рутлесс, — игра окончена, спасибо Копу. Теперь нужно вытащить отсюда парня, пока он чего не натворил».

— Пошли, — сказала она, но Рав словно прирос к месту.

— Он жив, — пробормотал юноша, обращаясь скорее к себе. Шофер рыдал, съежившись у стены.

— Нет, — возразила женщина. — Ему конец.

— Что?

— За ним придет полиция, — объяснила Рутлесс. — Он не может уничтожить свои следы, как это сделали мы. Если в машине действительно обнаружат ДНК пропавших проституток… они поймут, что его босс был извращенцем, и утопят парня, чтобы заткнуть ему рот.

— А почему ты так уверена, что он все знает?

— Он ведь не звонит копам, а? И он не бежит.

— Но… — начал Рав, и в этот миг взорвалась вторая граната. Фейерверк искр медленно просачивался сквозь пластик.

У водителя была хорошая реакция: он пустился бежать в тот момент, когда искры стали огненно-рыжими и затем коричневыми, начали разрушать здание, превратили в ничто огромный кусок улицы. Башня задрожала; в пластиковой стене образовалась щель, доходящая до восьмого или девятого этажа, нижние этажи затрещали. Послышался звон бьющегося стекла.

Облако пыли настигло бегущего шофера. Испустив дикий крик, он исчез.

Рав втянул в себя воздух, глаза его были расширены, как у младенца, собирающегося кричать. Рутлесс стащила его с главной улицы в боковой переулок.

— А теперь иди, или я вколю тебе успокоительное, — приказала она, и Рав, спотыкаясь, пошел вперед, опираясь на нее, пока она тащила его в безопасное место.

— Ну что — вот и я в твоем дурацком клубе, — сказал он, и в смехе его звучала горечь. — Мы должны были предупредить его.

— Он уже был мертв.

— Ты так уверена?

— Невинный или виновный — его все равно казнили бы. Рав, смерть от пыли наступает мгновенно. Он даже не понял, что умирает.

— Если бы я сдался полиции, он был бы сейчас жив.

— Он был бы сейчас в соседней с тобой камере на допросе и размышлял бы о том, скоро ли они привяжут к его ногам камень и поволокут к морю.

Он вырвал у нее свою руку и больше не открывал рта, пока они не оказались в электричке, идущей в сторону Риальто. На юге поднималась Крабовая Звезда. Рав сцепил руки, глаза его были красными и опухшими.

«Я не смогу жить, если он возненавидит меня, — подумала Рутлесс, — если не…»

— Рав, — сказала она, — ты говорил, что мы не вернемся назад.

— Я не вернусь, — ответил он без выражения. — Если я не поеду, мама тоже останется. Но не слушай меня, что я могу знать?

Электричка остановилась, автоматические двери открылись, и Рутлесс почувствовала запах тумана, вдохнула успокаивающий ветерок с моря.

— Твои товарищи по играм думают так же?

— Мои друзья?

Она постаралась сохранить спокойствие. Люди ее поколения никогда не пользовались этим словом, если оно не означало Врага.

— Да, — ответил он, выходя на платформу следом за ней. — Большинство из нас думают, что останутся.

— Потому что все вы выросли здесь.

— Кабува для нас — дом, Рут. — Он сплел пальцы, подражая жесту кальмаров, означавшему безопасность, спокойствие, убежище. — Тебе известно, каково это — потерять дом.

Он был для нее всем.

Так. Новая игра, новые правила. Рутлесс выбросила из головы свою давно лелеемую мечту о возвращении домой, отрезала ее, как гангренозную конечность, стараясь не обращать внимания на боль и чувство потери.

Надо подумать о насущных делах, напомнила она себе.

— Рав, кто знает о том, что ты снимал документальные фильмы?

— Мама. Ты. Несколько друзей, — монотонно ответил он.

— Что за друзья?

— Джеккерс, Кларк и Мэрион. А что?

Прежде чем ответить, она снова проверила, не подслушивают ли их.

— У места преступления остался лимузин, а это значит, что полиция, возможно, свяжет пылевые гранаты с исчезновениями проституток. Они идентифицируют пропавшего кальмара и проверят всех, кто был с ним связан, шофера и проституток.

— Если копы узнают, что я снимал торговлю ощущениями, они захотят поговорить со мной, — сказал он.

— Точно. Я подготовлю тебя к допросу, просто на всякий случай. Возможно, тебе стоит сказать, что ты снял пару эпизодов в качестве основы для большого проекта.

— Какого еще большого проекта? — Он сжал губы.

— Это ты мне расскажешь. Рав подавил зевок.

— За мной не придут. Никто не знает, что именно я снимал.

— Ты никому не рассказывал?

— Я считал, что это… плохая примета. Глупо, правда? Рутлесс протянула руку, желая утешить его» но Рав отступил,

на его бледном лице отразилась борьба гнева и страдания. Она не настаивала, а просто сказала;

— Твой отец любил писать пейзажи. Но никому не позволял смотреть на неоконченные картины. Плохая примета, говорил он.

Он удивленно моргнул, и она испугалась, что сказала что-то не то. Но наконец Рав ответил:

— Предполагаю, ты потребуешь от меня бросить это занятие?

— Тебе придется прекратить снимать торговлю телом — да. Но если ты выбросишь оборудование и перестанешь снимать фильмы… это большая перемена в привычках, из тех, которые отслеживают копы. Особенно копы-кальмары — они очень скрупулезны.

— И что мне теперь делать? — Гнев победил.

— Ну, люди знают, что ты снимаешь видео, так что тебе придется срочно заняться чем-то другим. Всем известно, что это была часть какого-то проекта. Но тебе нужна другая тема.

— У меня нет вдохновения.

«Он собирается мучить себя из-за шофера, — подумала Рутлесс, — за ним нужно хорошенько присматривать. И любопытство Элвы тоже следует принять во внимание. Придется не спускать с них глаз».

— А о чем еще не принято говорить в Земном Городе? — спросила она.

Он тупо взглянул на нее.

— Ты делал это, чтобы люди заговорили, так? Сорвать коросту, залечить раны, что-то вроде этого?

— Не надо представлять все таким наивным.

— Послушай, ты говорил, что все замалчивают существование проституции. А к чему еще, как ты думаешь, следует привлечь внимание?

— Есть еще война, — буркнул Рав. — Что значит проиграть ее. Что значит оставить свой дом.

Проиграть. Рутлесс кивнула, обдумывая это.

— Многие мои товарищи по играм, те, кто выжил во время Отступления и пережил его, они здесь.

— Они не станут говорить со мной. Ты же видела этого парня, Копа. Он считает меня тупицей.

— Ну что ж, я хорошо умею переубеждать людей. Он прищурился на нее в свете восходящего солнца:

— И ты это сделаешь?

«Я сделаю для тебя все, дитя мое, — произнесла она про себя, — но непредусмотрительно давать тебе это понять, верно?» И она сказала лишь:

— Как ты сказал, теперь ты в нашем клубе. Люди это почувствуют; перед тобой откроются двери. И я помогу тебе.

— Хорошо. — Рав улыбнулся слабой, усталой улыбкой точь-в-точь как его отец, подумала Рутлесс. Затем он остановился. Они дошли до заднего хода кинотеатра Элвы. — Это было бы… я мог бы этим заняться.

— Тогда договорились — я позвоню тебе завтра, — сказала Рутлесс. — Поспи немного, ладно?

— Спасибо, тетя. — Наклонив голову, словно маленький мальчик, Рав на цыпочках вошел в темный театр и исчез.

— Последний оставшийся в живых выигрывает, — пробормотала Рутлесс, повернувшись на восток.

Обдумывая способы развязать языки своим долго молчавшим товарищам, она направилась вдоль пляжа в ту сторону, где всходило скрытое в тумане солнце, — домой.