Вовка Даута занелюбил компьютерные игры. Раньше играл взахлеб, с утра до поздней ночи. Уроки не выучены, двойки постоянно, а он знай себе, монстров крушит, колдует, меч прокачивает. Не то, что школу, даже тренировки прогуливал. Мама ругалась, отец строжился, обещал от компа отлучить. Но как можно остановиться? Покушать некогда! Там же боевые товарищи гибнут, пропадают без него! А потом внезапно нагрянула реальность. В школе — конец года и вопрос об оставлении на второй год. Это значит, сесть за одну парту с мелюзгой?! А бывшие одноклассники? Будут на переменах стороной обходить, насмехаться? Ну нет, так нельзя. Осталась неделя, есть еще шанс. Вовка задвинул игры подальше и вытянул учебу, хоть и на тройки. С тех пор Вовка изменился, стал на виртуальность смотреть недобро.

На каникулы отправили в деревню, к деду с бабой. Вовка даже радовался, что от компа отрывается, а то ломало, тянуло в игры.

Среди деревенских пацанов Вовка числился умным. Потому что городской. Принято так в деревне. Да и восьмиклассник — это уже почти мужик.

Искупаются, лежат на траве и слушают Вовку. А тот, озабоченно хмуря белые от солнца брови, рассказывает.

— За генетикой будущее. Потому что можно собрать геном, какой нравится, — он показывал руками в воздухе, как собирать геном. Получалось, будто колбасу лепить. — Засунуть его в бактерию! И она, как миленькая, начнет производить что хочешь!

— Что-то непонятно, — говорили пацаны. — И так всё есть. Чего еще хотеть-то?

— Так бактерия удобнее! Ее ни заводить не надо, ни чинить. Электричество и бензин заливать не надо. Лежит себе, растет, и выделяет, что человеку требуется.

— Мотоцикл она вряд ли выделит, — рассуждали пацаны. — Это же какой должна быть бактерия, чтоб мотоциклы из нее сыпались…

Пацаны представляли эту картину живьем и начинали с хохотом кататься по траве. Отсмеявшись, продолжали.

— Да не! Бактерия еду может делать. Жиры, углеводы, белки… ну… витамины…

— Да сколько она там навыделяет, мелюзга эта! — и пацаны показывали, будто ухватили бактерию ногтями.

— Так она же не одна. Их тонны. Вот, например, спирт давно уже бактерии делают. В промышленных масштабах! — пояснял Вовка. — Самая сила в них, в бактериях. Это они атмосферу сделали пригодной для дыхания.

— Ого! А ну как убежит, спиртовая-то? Сбежит с производства на природу? Она же всю планету спиртом зальет!

— Не знаю, — признавался Вовка. — Наверное, не дураки там. Умеют, поди, с ней управляться…

Пацаны бежали на сопку есть клубнику. А вечером, как темнело, разводили костер, пекли картошку и слушали Вовкины рассказы про роботизацию.

— Чтоб мотоциклы собирать, роботов придумали. Скоро всё будут роботы делать. Уже сейчас целые заводы построили. Ни одного человека там. Одни роботы. Всё делают. И компьютеры, и сотовые телефоны, и мотоциклы. Тоже дешево получается. Роботам ведь не надо зарплату платить. Только электричество давай и ремонтируй, если что.

— У меня дядьку уволили с такого завода, — подавал голос худенький паренек, задумчиво глядя в костер. — Его роботом заменили. Приезжал в гости. Ругал всех этих роботов. Орал. Говорил, что негде работать теперь.

— Да, есть такое дело, — соглашался Вовка.

— Их самих надо роботами заменить! — возмущались пацаны. — Этих капиталистов.

— А они не хотят. Но видят, что дело пахнет керосином. Поэтому сейчас думают, чтоб начать пенсию платить всем. Даже детям. Хочешь — работай, хочешь — не работай. Это называется безусловный базовый доход. Денег только сейчас нету. Ищут.

— Ага, пока они найдут, мы состаримся, — махали руками пацаны. — Не видать нам такого дохода.

— А коммунисты говорят, — иронично продолжал Вовка, — что надо опять всю власть им отдать, тогда проблемы не будет. Вроде бы коммунизму как раз с роботами по пути. Говорят, надо, чтоб роботы стали государственные, тогда и деньги появятся на безусловный доход.

У пацанов у самих компы были с интернетом, сами могли всё это узнать, но Вовка рассказывал как-то… больше, что ли, или складнее…

— Ишь, прохиндеи! — возмущались пацаны. — Нам по истории говорили про этих коммунистов. Их уже гнали. Житья не давали никому… Набуровили и опять лезут!

— Ага, — соглашался Вовка и хмурился. — А еще есть вариант, что людей всех поизведут! Под корень! — И Вовка зловеще проводил пальцем по горлу.

— Всех нас?! Кто?! — спрашивали пацаны с волнением.

— Хозяева жизни. Владельцы роботов, — вещал Вовка. — Им люди теперь без надобности. Это раньше им нужны были рабы и рынок сбыта. А теперь, когда есть роботы, то и без рабов, и без рынков хорошо. Вот они и придумают, как людей на планете поменьше сделать. Чтоб ресурсы не жрали. Оставят только тех, кто роботов умеет чинить…

— Во дела! — говорили пацаны и начинали рассказывать страшные истории. Вспоминали ужасы, легенды, да байки. Про местных колдунов и живых утопленников. Настращавшись, кто-нибудь самый смелый на спор отходил от костра в черный лес, — а ну как там леший?! или бандит, что с тюрьмы сбежал?! Потом друг за другом бегали с факелами. По домам расходились ближе к полуночи. Бабушка ругалась, что так поздно, а дед заступался:

— Да пусть побегает, пока пацан.

— Лукоша, да ведь не спим же из-за него, паразита, — говорила баба. Лукошей звала. Или Луконей. Чудно так. В деревне деда все по имени отчеству называли: Лука Ивольевич. Учителем был раньше, всю деревню переучил. Все взрослые через его руки прошли, уважали.

— Спи, ложись. Видишь же — пришел. Всё! гасите свет.

Потом брата привезли двоюродного, Серегу. Тоже погостить. Он на год помладше. Забавно: вроде братья, а фамилии разные. У деда фамилия Даута, у Вовки — Даута, а у Сереги — Лурасеев. Но это так, на пять минут забава.

Пошли по-братски за грибами. И как раз, только в самую даль забрались, Серега ногу и вывернул. Об корягу запнулся. Распухла, ступить не может. Потащил его Вовка до дому. Гнус донимает, руки заняты. Трава за ноги цепляется. Кусты обходить надо. В горку тяжело, с горки — еще и страшно. Не сахар, в общем. А как стемнело, Вовка заплутал. Думал, что ровно идет, а вышел к речке, да в незнакомом месте. Хорошо, что дед искать пошел — докричался. У Сереги оказался вывих. Вправили. Лежал потом в постели неделю.

Вообще в деревне не скучно. Бывает, что деду с бабой помочь по хозяйству надо. А чаще — не надо. Хочешь, за грибами ходи, хочешь — на рыбалку.

Обычно пацаны рыбачили на удочку. А тут кто-то бредень раздобыл, утащил у отца. Ясное дело, толпа собралась, пошли рыбу ловить. Раз протащили по дну, ведро целое поймали. Плотва да пескари. Мелочь, но много ее. Ура! Уху давай варить. Прямо тут, на берегу, в ведре.

А двоим неймется. Еще полезли, еще ловить надо. Вытянули на берег — опять ведро! а складывать некуда. Так они в траву кучей свалили и еще на один заход. Потом еще на один, да еще…

— Э! Хорош! — крикнул Вовка. — Испортится же.

— Наше дело, — ответил один. — Домой снесем.

— Да куда столько-то? Пузо треснет.

— Что не съедим, то выкинем.

Сильно Вовка разозлился на них.

— Что ж вы, заразы, такие жадные до халявы?! Прям всем мурлом жрать кидаетесь. Свиньи прямо натуральные, смотреть на вас противно…

Ну что, подрались, конечно. Пришлось отвечать за свиней. Ответил с удовольствием, с душой! Остальные пацаны, хоть в драку не лезли, на Вовкину сторону встали, жадность не одобрили.

Эти двое улов свой завернули в бредень и утащились домой. Ухи общей так и не отведали. Вечером бабушка бодягу к Вовкиным синякам прикладывала, а дед ухмылялся в бороду. Серега с кровати волновался. Огорчался, что без него Вовка бой принял. Так вот в деревне жить.

Потом город, осень, школа. Суета, дела. Вовка задумал стать юристом. А куда еще после школы? Оценки все хорошие, но душа ни к чему не лежит. Черт его знает, кем стать в жизни охота. Поговорили с отцом, и решили, что юрист — это неплохо.

Закончил школу, поступил на юридический. Пролетел первый курс. Без отличий, и без хвостов — средне. Учился честно, но без искры — не горела учеба, не манила.

Юристы оказались людьми бессовестными. И Вовку тому учили. Точнее, не так… Нельзя юристу по совести: перед законом равны все. Сильно порой возмущался Вовка, читая судебную практику. Видно же, что барахло-человек, а дело выигрывает. Как бы дал ему в рыло бессовестное! Но нельзя бить. Разбор надо вести по закону.

Потому что, если по совести, то вообще дрянь получается. Совесть у всех разная, и правда разная. И кто тогда прав? А тогда прав тот, кто сильнее. «Ах, сила?!» — смекали люди, и пошло-поехало государство в разнос. Давно это усвоили, до Древнего Рима еще: хочешь государство, хочешь мира — никакой совести, только закон! В общем, разочаровался Вовка в учебе — не хотел с совестью расставаться.

Второй курс пошел. Зимой после сессии к деду с бабой приехал погостить на пару дней. Соскучился.

В деревне снег белый, пушистый. Дорога скрипит под шагами. Тихо без машин. Воздух чистый, вкусный. Ветерок сыграет, дымом пахнёт древесным.

Сели вечером за чаем, разговорились с дедом. Баба в разговоры не лезла никогда, слушала рядышком.

— Ну, как учеба, внук?

— Да не очень, деда, — кисло ответил Вовка. — Поперёк она мне. Не увлекает.

— Чего ж ты в юристы-то пошел? Шел бы вон в генетики, или на программиста…

— Да ну, — Вовка махнул рукой. — В программисты никогда бы не пошел. Игры писать, виртуальность плодить… Глупо это. Только время зря.

— А куда его девать, время-то?

— Время надо с пользой проводить. Книжки читать только для дела. И никаких игр. Ни к чему эти пустые развлечения.

Дед хмыкнул:

— Ходить научился, а куда идти — не знаешь.

— В смысле?

Дед вздохнул и заговорил обстоятельно.

— В смысле, как жить правильно — знаешь, а что делать с жизнью — не знаешь. Беда это, Вовка. Плохо, когда человек киснет и живет как робот: сначала от сессии до сессии, потом от получки до получки… и так до могилы.

Дедовы слова отозвались у Вовки смутным беспокойством. Как будто понял, что потерял что-то. Неясно, что именно, но пропажи не хватает. Стало неуютно и тревожно.

— И как быть?

— Искать, внук. Книжки читай. Культура дает человеку смысл жизни.

Вовкино волнение обретало форму, сгущалось. У пропажи появилось имя — смысл жизни.

— Деда, а ты чего в жизни хочешь? О чем мечтаешь?

— Я-то?! — дед хмыкнул. — Молодым стать хочу. Не нажился я на этом свете.

Вот таким Вовка и вспоминал деда. Вспоминал уже на похоронах, через месяц, глядя на открытый гроб. В гробу лежал дед. Почти такой же, как раньше, только какой-то серый. Будто заснул.

Недавно же разговаривали! А сейчас его закопают. Полоска бумаги зачем-то на лбу. Типа венец бумажный… Оказывается, крест ставят в ноги покойного, а головой укладывают на запад. Копателям надо дарить куски полотна, на котором спускали гроб в могилу. Надо раздать всем платочки. И надо помянуть алкоголем. Еще что-то надо, за чем Вовка не уследил… Зачем это всё?! Глупо. Но что-то делать хотелось. Просто так закопать и уйти — казалось неправильным.

Вот тогда, на похоронах, после рюмки водки, что-то дзынькнуло внутри и слезы потекли сами. Вовка возненавидел смерть. Стало легко, словно отросли крылья. У Вовки появился смысл жизни. Он победит смерть, он найдет эликсир бессмертия.

С мрачной решимостью он объявил родителям, что летом бросит юридический и пойдет в медицинский. Мать отговаривала, мол, время теряется — потом пожалеешь.

— Не пожалею, — ответил он, играя желваками. Вовкины воображаемые крылья расправились за спиной. Крылья крепкие, мощные, почти осязаемые, требующие решительного дела. Он найдет лекарство от старости.

Вовке нравилось воображать, что смысл жизни выглядит как крылья. Он так чувствовал. Воображал, что взмахивая ими он будто бы взлетал над жизнью. Все становилось маленьким, далеким. И только цель впереди — яркая и четкая. Тебя ничего больше не волнует. Тебя невозможно остановить. Взмах, рывок, полет, и ты у цели. И полет прекрасен, и победа сладка. Жизнь полна, она гудит. Сил — немеряно! Вот так ощущал Вовка свой смысл жизни — как крылья за спиной, которые до зуда, до нетерпеливой дрожи хотели найти эликсир бессмертия.

Окружающие никаких крыльев не замечали. Внешне Вовка выглядел вполне нормально. Разве только казался слишком собранным, устремленным, сосредоточенным и непреклонным — странный, близко к нему подходить без дела не хотелось.

Не дожидаясь лета, Вовка забросил юридическую учебу и засел за медицинские книжки. Оказалось, что бактерии бессмертны. Они делятся пополам, но не умирают от старости! Вовкины крылья затрепетали. Но это не совсем то. Бактерии одноклеточные.

Неутомимо летая по интернету, он наткнулся на научную статью. Статья была про неотению. Его как громом ударило. Вот оно! Вовка заложил вираж и спикировал на новое слово. Неотения — способность некоторых организмов сохранять молодость, отодвигать смерть. В природе есть вечноживущие многоклеточные организмы! Задача бессмертия в природе решена! Вовка соколом огляделся по сторонам, выискивая, куда ему лететь дальше.

Он завел дома аквариум с бессмертными гидрами. Просто чтоб смотреть на них, наблюдать, ну и может быть для опытов. Гидры у него передохли. Что-то не то сделал. Надо было как-то ухаживать за ними правильно. Может, они хлорку не любили? Но ведь если бы правильно ухаживал, то они бы не сдохли. Никогда бы не сдохли. Они реально вечные.

Весной, как сошел лед, Вовка отправился к реке за жемчужницами. Раньше, пацанами, они этих речных мидий добывали из ила и жарили на костре. Жемчужницы, если их не жарить, тоже бессмертные. Мрут только от голода: вырастают большие, тяжелеют, не могут из ила вылезти и только тогда мрут. За ними и полез Вовка в ледяную воду. Жемчужниц не нашел, но схлопотал воспаление легких. Пока болел, настало лето. Он пытался еще достать голых землекопов. Не вышло — нигде, ни у кого не было, — только в Москве, но там не давали. А в Африку, где они живут на воле, за ними ехать как-то далеко. Так что бессмертными зверюшками обзавестись не вышло, но это было не главное, Вовка отдавал себе в этом отчет — это был фетиш, просто хотелось подержать в руках что-то бессмертное. А вот если станет действительно нужно, то добудет из под земли!

Поступил в медицинский институт. Хотел сразу взяться за генетику, но занятия только с третьего курса. «Не беда», — решил Вовка, — «к генетикам буду ходить дополнительно».

Учиться в медицинском оказалось своеобразно. Занятия проходили и в институте, и в больницах по всему городу. Квест! Рано утром просыпаешься в общежитии. На первую пару несешься на трамваях в областную больницу. Это далеко, на краю города. Успел? Еще не всё. Призовая игра: следующая пара на другом конце города! Поначалу такое активное перемещение по городу выматывает, потом привыкаешь.

Ко многому приходится привыкать будущему врачу. Как-то в морге их всем потоком подвели к трупу и буднично, без реверансов, произвели вскрытие. Половина потока убежала, некоторых вырвало в специальные тазики, которые раздали заранее. Звери. Вовка зло досмотрел до конца, стиснув зубы, сглатывая комок в горле, дурея от мерзкого формалина.

По вечерам в общежитии к нему в комнату приходили девчонки. Искали они не дружбы, нет. Они просили Вовкины вены — потренироваться. Уколы учились ставить на Вовке. Он не отказывал, заживало быстро.

Будущие врачи постепенно становились бездушными циниками с черным юмором. Это нужно для профессии, иначе с ума сойдешь. В холодильниках студенты хранили внутренние органы, на столах у них лежали кости предплечья и малые берцовые — всё муляжи. Нельзя осквернять настоящие останки человека, а учиться надо, так что всё это муляжи. А в холодильниках — это чтоб не испортились. Вовка вертел в руках муляж стопы и вспоминал, как тащил Серегу по лесу. Сейчас бы он вправил вывих сам.

Цинизм нанесен на врача тонкой коркой. Внутри, под коркой, врачи остаются обычными людьми: душевными, с прекрасным воображением и стадным инстинктом. Например, когда начался курс невралгии, все студенты поголовно начали жрать ноотропы — на лекциях сказали, что это очень полезно для нервной системы. Вовка поддался психозу, тоже жрал. Через месяц жор ноотропов пропал почти у всех: и надоело, и выяснились другие полезные препараты.

У врачей туго с математикой. Вовкины сокурсники проценты и дроби не понимали. Поэтому на лабораторных Вовка был божеством: милостивым, помогающим всем страждущим математического деления. Ему молились, его восхваляли в веках. Делить-то умел и калькулятор, а вот что на что делить — это только Вовка соображал.

Учеба подходила к концу. Осталось полгода. Вовкины крылья продолжали нетерпеливо рваться вперед. Всё время учебы они требовали эликсира бессмертия. Благодаря смыслу жизни учеба получалась на славу. Вова становился врачом, что называется, от бога. И это становление со стороны заметно было прекрасно.

Как-то раз седой профессор, который читал лекции по генетике, остановил его и спросил, зачем это студент Владимир Даута так старается в учебе. На что Владимир ответил, что хочет найти рецепт бессмертия. Профессор отрицательно покачал головой.

— Как личность я Вас понимаю. Но что Вы будете делать с эволюцией?

— Ничего, — ответил Владимир, насторожившись. — А что с ней нужно делать?

— Если все люди станут бессмертными, то им придется перестать рожать детей, верно?

— Ну, наверное, да, — согласился Владимир. — Иначе на планете случится перенаселение.

— Значит, люди буду жить долго, сами, и тела их не будут меняться, так?

— Так.

— Наш вид перестанет эволюционировать, перестанет приспосабливаться к изменениям на планете. Понимаете?

— Кажется, понимаю, — ответил студент Владимир. — На планете могут случиться изменения климата, несовместимые с жизнедеятельностью организма. Например, изменится состав атмосферы.

— И это тоже, — сказал профессор. — Но это случится нескоро. Я говорю о другой опасности. Есть кое-кто, кто мутирует очень быстро.

— Бактерии! — воскликнул Владимир.

— Именно. Болезнетворные бактерии, — с расстановкой сказал профессор. — Как с ними, изощренно изменчивыми, сможет справиться неизменный человеческий иммунитет?

— Ммм… не думал об этом, — признался Владимир Даута.

— Эволюция действует не только на нас. Она действует на всю биосферу. Человеческому виду нужна смена поколений, иначе человек отстанет в гонке вооружений. А Вы, Владимир, ищете способ затормозить эволюционное движение нашего вида, — заключил профессор. — Это приведет к нашему вымиранию. Эликсир бессмертия — это смерть вида. Подумайте над этим.

Вообще же седой профессор не старался специально разрушать детские мечты. Он не собирался отрывать Дауте крылья. Это случилось почти случайно, просто пришлось к слову. Профессор же помышлял предложить перспективному Дауте работу в его клинике, разумеется, после получения диплома.

Вечером этого дня Даута впервые напился. Он сидел в баре и лакал какое-то пойло в высоких стаканах. Сумрачно глядел в стену, пытаясь почувствовать свои крылья. На девушек внимания оскорбительно не обращал. А между тем, в барах принято обращать внимание на девушек, особенно если ты молодой, одинокий и красивый: блондин с синими глазами и медной бородой. Но ему было не до этого мира: живого, соблазнительного, подвижного. Не до этикета сейчас. «Как эта зараза-смерть ловко всё обставила!» — думал Даута, в тоске сжимая кулаки под столом. Его мутило, однако еще один стакан вылился в глотку. «Бессмертие не нужно и даже вредно…», — размышлял Даута. — «Но постойте! А эти… гидры, жемчужницы, голые землекопы? Им не надо, что ли, эволюционировать?!» Он вдруг понял, что эволюционный довод — это еще не приговор. Зря он раскис. Да, профессор авторитетен. Да, он логичен. Но есть и другая логика — зачем-то создала эволюция бессмертные организмы… «Что-то тут не так, с этой эволюцией». Даута посмотрел на девушек, те посмотрели в ответ. Он почувствовал, что привычный зуд возвращается. «Давайте сначала бессмертие сделаем, а потом будем разбираться с подстройкой тела под бактерии». Даута встряхнулся, попросил счет и вывалился из этого пошлого вертепа. «Ну нет, нас так просто не возьмешь. Будет вам эликсир».

Дойдя до угла по скрипучему снегу, Даута обрел былую уверенность и решимость. Крылья расправились. Смысл жизни возвратился на место, а ладонь легла на стену. Желудок он прочищал уже совершенно спокойно. Запинав снегом следы алкогольной интоксикации, Даута сплюнул в последний раз и пошел спать. Организму стало легко. Крылья он не даст больше в обиду никакой эволюции.

Конечно, крылья — это метафора, образ. Но Дауте этот образ нравился. Крылья он ощущал по-настоящему.