– Понятно, про санкции мы уже говорили. Что будет с нефтяными ценами после замирения Запада с Ираном.

– Они снизятся, но не критично. И не факт, что надолго, потому что цена нефти определяется на специально выбранном очень узком сегменте рынка – как если бы цену всего хлеба в России определяли по цене в Филипповской булочной на Тверской. Нефтяной рынок сконструирован как самый спекулятивный рынок мира, и цена определяется динамикой спекулятивных капиталов, а не спроса и предложения. То есть нигерийские повстанцы, малаккские или сомалийские пираты могут изменить цену на плюс-минус 5%. Если Йемен заблокирует нефтяные коммуникации в Баб-эль-Мандебском проливе – ещё 10%. Но цена быстро возвращается обратно.

Помимо спекулятивных капиталов на цену влияют базовые интересы. Так, средняя рентабельность добычи американской нефти – 60 долларов за баррель. Большего снижения в среднесрочном плане они не допустят – если надо, устроят отдельную войну.

– Так дорого?

– Это себестоимость не на скважине, а при продаже: включая административные издержки, хранение, транспорт... Ну и какую-то прибыль нужно иметь, поэтому для США нормальная цена – 65 долларов за баррель. И это в условиях дармового кредитования, свободных денег, реиндустриализации. Какое-то время Америка потерпит и более низкую цену. Мы можем увидеть и 46 долларов, как недавно, и 34, как осенью 2008 года, но буквально на день-два. А дальше цена всплывёт, – и подтянется к 65 долларам за баррель.

– Михаил, понятно, что на Украине и в самом деле народ ходит под флагами со свастикой. Ясный пень – нацисты. Но про фашизм говорят, что он возрождается и во Франции, и в Венгрии. С какого перепугу?

– В мире сложился глобальный бизнес. Обслуживающих его людей стало много, и они сложились в глобальный управляющий класс – сообщество людей, объединённых общим образом жизни, который диктует единый взгляд на мир, единую систему ценностей, единые интересы. Ужас глобального управляющего класса заключается в его полной безответственности: его представители, обладая колоссальной властью, не отвечают ни перед государствами, ни перед избирателями, ни перед акционерами. Они продолжают быть заинтересованными в глобальном рынке, который распадается на наших глазах. Элита почти любой значимой страны, включая США, всасывается в глобальный управляющий класс не потому, что её покупают за бабки или за красивую перспективу, хотя это тоже имеет место. У неё просто общий образ жизни с представителями глобального бизнеса: не с крестьянами или работягами, которые копаются на своих рабочих местах, не с офисным планктоном и даже не с инженерами и художниками. По этому общему «зову крови» национальные элиты начинают уничтожать свои страны в интересах глобального бизнеса. Это общий пример, и Франция с Венгрией, и даже Россия с США не исключение.

Но народы и страны – живые социальные организмы. У них есть инстинкт самосохранения, и они противостоят превращению себя в навоз, перефразируя слова Столыпина, на котором произрастает глобальный бизнес. В рамках этого противостояния мы везде видим появление новых партий. Они могут быть левые, как в Греции и Германии, или правые, как во Франции или Венгрии, – но они прежде всего служат своему народу. Это и есть восстановление патриотизма. Мы присутствуем при рождении нового, патриотического Интернационала, как это ни нелепо звучит. Он объединяет патриотов в их противостоянии глобальному бизнесу.

Что такое БРИКС? Это крупные серьёзные страны, руководители которых считают себя обязанными служить своему народу, а не глобальному бизнесу. В этом смысл БРИКС: общность идеологии при полном разнообразии политических и экономических интересов. Естественно, что обслуга глобального бизнеса, патентованные либералы, обвиняют патриотов во всех смертных грехах.

Стоит вам выступить против глобального бизнеса, вас сразу же обвинят в фашизме. Порой эти обвинения справедливы (скажем, в современной Украине нацисты вместе с либералами обслуживают глобальный бизнес и поддерживаются им). Но если вы являетесь просто патриотом, то вас в нацизме обвинят всё равно, как обвиняли Глазьева в 2003 году. Это уже либеральная привычка.