Несмотря на то, что мать Лоры не отличалась хозяйственностью, Лора и ее сестра Руби проезжали в отчий дом еженедельно. Еда здесь была горячей и соленой, а иногда и подгорелой, но всегда той, какую хотелось. Вечно работающая стиралка с сушилкой Wirpool и старая оловянная коробка с игрушечной кухней Hello Kitty всегда навевали на девушек ностальгию.

Лора вспомнила о худшем стыде ее юности — шахте для белья, которую хозяин дома, Моше, не красил десятилетку. Мама отскребла старую краску, обновила внутренности шахты и приспособила её несанкционированную прачечную. Среди жильцов дома она получила название «Чудесная евро химчистка». И хоть стирка чужого белья и приносила дополнительный доход, она же могла и послужить причиной выселения. Дело было в том, что Моше, платил строго определенный тариф на воду, предназначенный только для бытовых нужд. Прачечная к бытовым нуждам, разумеется, не относилась. Повзрослев, Лора заподозрила, что шахта служила и как своеобразный лифт для неё и её сестры, чтобы подниматься в квартиру, не мешая матери флиртовать с другими постояльцами.

Руби только подтвердила это предположение в свой последний визит в «евро химчистку».

Все вновь вертелось вокруг мужчин. И хотя, сама Руби выглядела не привлекательнее сушёной воблы, вокруг нее всегда кто — нибудь да крутился. Лору это всегда поражало. С разницей в возрасте всего в девять месяцев, две сестры были похожи друг на друга как близнецы, но при этом диаметрально различны во взгляде на жизнь.

Например, сразу же после окончания школы Руби переехала в незаконную арендуемую квартиру в Сохо, которая требовала только небольшого косметического ремонта и внимательного прочтения договора ренты, составленный юристом по недвижимости в Парсиппани, штат Нью — Джерси. А Лора тем временем ютилась в лофт — студии на Lower East Side с двумя соседками и кроватью, висевшей над дверью. Руби конечно предложила свою вторую спальню сестре, как милостыню, но Лора отказалась, предложив сестре поцеловать свою плоскую задницу. И никто не смог бы описать того удовлетворения, когда Лора узнала, что спустя три года, арендодатель вышвырнул Руби как мусор, предварительно разорив её.

К тому времени Лора смирилась с этой несправедливостью, переехала из Манхэттена в более дешёвый Восточный Вильямсбург в Бруклине, и была в состоянии уже сама предложить Руби место. Но мама возразила, что Руби переговорила с хозяином дома на Салливан — стрит и договорилась о хорошей цене на ренту.

— Ну серьезно, Лора, — спросила мама, — что Руби сделала бы в Бруклине, Христа ради?

Встречалась бы с итальянцами да ела равиоли с моцареллой?

— А я, мам? Почему тебе все равно где буду жить я?

Мама только пожала плечами. Только спустя много лет Лора узнала, что есть естественный порядок вещей, и только те, кто это понимал, могут любить двух совершенно разных дочерей. Но тогда Лора и слышала об этом не хотела. Она была обижена и раздражена. Её новые соседи вовсе не выглядели как итальянские мафиози из начала 80–х. Это были ухоженные художники и художницы, у которых была, казалось бы, бесконечная коллекция аксессуаров и знания о том, как их носить. Даже леди за прилавком на корейском рынке носила браслеты и серьги, которые не совпадали, но отлично сочетались. Равиоли с моцареллой, мать его.

Лора, коренная уроженка Манхэттэна, продержалась на Бруклине целый год, прежде чем нашла дорогую квартиру в Восточном Бродвее. И пусть это стоило ей поездок на метро и лапши быстрого приготовления в виде основного источника питания, зато ей не приходилось каждый день добираться на работу на пароме.

Через месяц после переезда Лоры, Руби позвонила маме, чтобы пожаловаться на соседку с верху, чьи две маленькие рыжие собаки налили прямо на пол, от чего на потолке у Руби образовалось жёлтое пятно. На удачу, сосед Лоры сверху собрался переезжать в Уайт-Плейнс. Он не сказал Лоре, что его квартира будет сдаваться, с тарифами, контролируемыми арендной платой, в несколько сотен долларов, наложенными на него, чтобы он мог оплачивать счета за коммунальные услуги в своем доме в Кейп — Коде. В этом случае, она бы сама переехала туда. Вместо этого он сказала Руби, которая теперь жила прямо над Лорой менее чем за половину арендной платы.

Сравнение двух сестер окружающими началось очень давно. С тех самых пор, как Руби бросила школу ради начинающего юриста по имени Самуэль и, после того как с ним рассталась, оказалась в Лорином классе в Парсонсе.

Тот последний год стал для Лоры настоящим адом. В то время Лора уже работала на полную ставку в Джереми Сент — Джеймс, а её сестра решила заняться музыкой, фонтанируя невообразимым идеями. В итоге они обе в закончили с отличием. Вот только с отличии и от Руби, Лоре в это далось кровью и потом. Сравнения между ними были постоянными, за исключением того, что Руби была на пять сантиметров выше и на два размера меньше — в зависимости от времени года. И волосы у неё были лучше. И если справедливость существовала в мире, то Лоре хотелось бы знать, где она ходит.

Воскресный вечер не мог пройти без мамы и Руби, поэтому модельер ничуть не удивилась, когда взбалмошная сестра чуть не снесла её у двери.

— Как у тебя дела? — бросила она, врываясь как смерч в квартиру.

Руби скинула куртку, небрежно повесив её на вешалку у двери. Ее стильная и не слишком объемная сумка потянулась за ней в квартиру, а жизнерадостная улыбка осветила все в квартире как солнце и на экваторе.

— Твоя сестра слишком устала, — сказала мама, клюнув Руби в щеку. — так что ешь первой.

— Я не голодна, — ответила Руби, сунув нос в дымящуюся кастрюлю. — Ого! Джереми Сент — Джеймс убил своего поручителя.

— Он никого не убивал. — Лора старалась, чтобы он остался как можно более беспристрастным. Никто не должен знать, что произошло в офисе.

— Эй, ты собираешься завтра на работу? Она у вас уже есть? Мы в «T&C» не изготавливаем лекала, но нам всегда нужны раскройщики.

Это был удар ниже пояса. После окончания Парсонс Руби устроилась в Tollridge & Cherry, огромную корпорацию с розничными магазинами, полноцветный журнал, которой постоянно появлялся в почтовых ящиках с теми же китайскими товарами, которые можно было найти в интернете. А работа Лоры модельером в Джереми Сент — Джеймс, навсегда, по словам Руби, закрыл перед ней мир дизайна.

— Он будет завтра, — сказала Лора. — В следующую пятницу показ, и я ничего не слышала об отмене. Кстати, вам нужны билеты? Это был своеобразный ответный удар.

Естественно, у T & C не было показов. Зимой они продавали лыжные шапки с бумбонами и полосатые свитера. Летом у них были одни и те же брюки хаки. Приглашение означало, что компании были совершенно разного уровня и скопировать что — либо у Сент — Джеймс Руби не могла.

— О, эти показы! — мама разложила густую белую массу по тарелкам. — Они доводят вас, девочки, до изнеможения! А толку — то? Это как свадьба: готовишься, готовишься, а она проходит и все.

— Кстати о свадьбе, — сказала Руби, хлопая в ладоши, — я принесла свой альбом с эскизами.

— Да, — пробормотала Лора. Она пыталась быть оптимистичной по поводу свадьбы Руби и платья, которые она выбрала, но по мере приближения даты чувство ужаса росло с арифметической прогрессией.

И дело не в том, что Лора не была счастлива за Руби. Все — таки ее зависть не была на столько сильной. Она могла завидовать лучшей квартире, работе, разнице роста в пять сантиметров, наконец. Но она не могла пережить то, что Руби пытается походить на рекламу для журнала Fortune.

Руби умяла две тарелки белой массы, которая оказалась соленым картофельным супом и начала перелистывать альбом, в котором были наклеены свадебные платья от Марты Стюарт. Карандашные интерпретации этих платьев Руби были на обратной странице. Так втроем они и проговорили весь вечер о фасонах и тканях, набивая животы крахмалом.

Когда раздался звонок в дверь, Руби опрометью кинулась встречать пришедшего. Это был Майк, её жених, которого она тот час же заключила в объятия. С не в меру накаченной спиной, обтянутой сине— голубым полусинтетическим свитером, он вальяжно прошел на кухню.

— Здравствуйте, мама. — он приобнял женщину, поцеловав у щеку. Лора ненавидела, когда он так делал. — Я поспрашивал у адвокатов на работе. Тот велосипед в коридоре.

Его там быть не должно. Это нарушение пожарной безопасности. Майк ненавидел барахло в коридоре, как и все, что олицетворяло небогатое детство своей невесты.

— За шесть лет он никому не помешал. — подметила Лора.

— Как ты это ешь? — глянув на девушку, он сел, расставив ноги. — Итак, на какую группу мы идем?

Сердце Лауры опустилось. Сегодня вечером в клубе выступали Super Douche, и, похоже, что Майкл собирался идти вместе с ними. Просто супер! Она так хотела забыть обо всем, что сегодня случилось. И вот.

Майк ненавидел все простое, в том числе и картофельный суп, поэтому Руби, смутившись, увела их в клуб, пообещав зайти в химчистку завтра.

Когда — то «Сфера» была складом, и иногда, если долго стоять в углу, можно было почувствовать запах полусгнивших ящиков, оставленных после закрытия. Но вонь одеколона Майкла не могло ничего перебить. И это жутко бесило Лору. Возможно, это была её личная нетерпимость. Она честно старалась полюбить его, но каждый раз оказывалась в другом углу комнаты.

Слава Богу, здесь был Стью. Он стоял на сцене, настраивая вместе с группой инструменты.

Она извинилась и стала пробираться сквозь толпу. Стью заметил её, подошёл, взял за руку и потащил в задний коридор. Когда они познакомились, два года назад, Стью работал курьером. Тогда он доставил неправильный пакет. С тех пор она обнаружила, что у него много талантов. Он подрабатывал в «Сфере», был начинающим журналистом, писавшем для журналов о культуре и владел небольшим бизнесом.

Он остановился в коридоре возле туалета.

— С тобой все в порядке?

— Да, все хорошо.

— Что произошло?

— Слушай, не я его пригласила, и я не могу сказать, чтобы он ушел.

— Не притворяйся. Ты знаешь, что я говорю про убийство.

Его трудно провести. Его острый ум и доброе сердце убедили Лору рассказать ему все с самого начала. О своем утре, о мертвой женщине, о Джереми, опустив, правда то, как он двигался и потирал глаза кулаком по утрам, как трехлетний, — о полицейских, о слухах в офисе и перцовом баллончике, который она откапала в недрах своего стола.

— Не думаешь, что он это сделал? — спросил Стю.

— Нет!

— Как бы то ни было, Лора, хочешь, я завтра схожу с тобой? Помогу собрать вещи?

— Стью! Мы закрываем неделю моды! Лучший подиум! Джереми столько боролся за него с Зацем Позеном!

— Ты уверена, что он этого не делал?

Единственное в чем Джереми был виноват, так это в своей амбициозности.

— Боже, Стью, какой мейнстрим! — сказала она, вспомнив их общую шутку, используемую всякий раз, когда кто — то из них говорил или делал что — то «как все». Обычно она относилась к Лоре. Но на этот раз все было наоборот. Побродив немного по клубу, Лора так и не смогла отвлечься. Она хотела домой.

Стью предложил проводить её. От клуба дом был буквально в трёх кварталах, выступление задерживалось на пол часа, а свет уже был настроен.

— Мы все знаем, как ты относишься к своему боссу, — сказал Стью.

У нее внезапно закололо в груди.

— Что это значит?

— Ты думаешь, что он не может сделать ничего плохого. Возможно, ты и права. Может быть, когда дело доходит до бизнеса, в котором вы вертитесь, он принимает действительно хорошие решения. Но ты просто ослеплена им.

— Спасибо за откровенность, — сказала она, когда они повернули за угол.

— Ты можешь позлиться. Если хочешь.

— Я не собираюсь злиться на тебя.

Он лукаво посмотрел на нее.

— Ты честен. Спасибо, что открыл мне глаза.

Стю замедлился перед зданием. Рядом с почтовыми ящиками стоял человек в куртке.

— Кто тот парень?

— Детектив Канингеми.

У Стью зазвонил мобильник.

— Барт? — закричал он. — Я опоздаю. Сами справитесь? Я все запрограммировал. Хорошо.

Увидимся позже. Он выключил телефон.

— Если нужно, возвращайся. — сказала Лора. — В конце концов, он полицейский. Думаю, я в безопасности.

— Если ты скажешь мне уйти, я уйду.

— Какое благородство.

Он остался. Все — таки, в предстоящем, не самом приятном, разговоре ей нужно было присутствие свидетеля. А никто лучше чем Стью не подходил на эту роль.