Глава первая

КАЗНЬ

Имперская дата: М41.444

I

Говорят, Фенрис взращивает холодные души.

Я не знал, насколько эта пафосная фраза была поэтической вольностью, но заледеневший мир действительно оставлял нечто холодное в крови своих сынов и дочерей. К добру ли, к худу ли, все мы дети своих родных миров.

Анника несла бремя власти с поразительной легкостью. Я никогда не мог похвастаться красивым слогом, как мои собратья, поэтому описать ее мне будет непросто. Галео выразился бы лучше: она пользовалась властью бережливо, словно знала, что любому ее слову тотчас подчинятся.

В ночь, когда мы ступили на Хет, я вновь услышал его мысли, пока наблюдал за Анникой. Пассивным восприятием Галео читал мой разум, мягко касаясь чувств в поисках угасающих следов того, свидетелем чему я стал. Он оказался достаточно близко ко мне, чтобы я также смог почувствовать его поверхностные мысли.

Из всех моих братьев Галео был наименее навязчивым. Я позволил ему задержаться в своем разуме, чтобы он увидел то же, что и я.

Анника была высокой, но это едва ли могло кого-то удивить. Ее мир порождал статных и сильных людей, и она не была исключением. Темный каскад ее гривы был необычным для Фенриса — длинные волосы, похожие на смолянисто-черный шелк, были аккуратно заплетены в косу, струившуюся по плечу. При взгляде на ее светлую кожу вспоминались заснеженные скалы, а не мертвенная бледность чахоточного больного.

Ее взгляд глубокой синевы заставлял людей чувствовать себя неуютно. У меня этот цвет ассоциировался только с одним явлением — штормовыми сезонами родного мира. Криовулканы Титана выдыхали жидкий аммиак и азот, а при низкой гравитации эти выбросы превращались в заледеневшие кристаллы, которые просто повисали в воздухе. Те, что не выпадали с осадками на скалы, продолжали дрейфовать в атмосфере и за ее пределами. Радужка глаз Анники словно была высечена из этих кристаллов — такое же прозрачное стекло, в ночи приобретавшее цвет небесной синевы.

Само собой, они искусственные. Несмотря на чье-то мастерство, сотворившее их почти совершенным подобием человеческих глаз, я слышал тихое пощелкивание всякий раз, когда она использовала биооптику, делая очередной пикт. Мне всегда было интересно, сама ли она выбрала этот нечеловеческий цвет.

Поговорить нам удавалось нечасто, поэтому возможности спросить мне так и не представилось.

Она уже не одевалась как дева-воин со своего родного мира, предпочитая костюмы и форму, как многие представители высшей имперской власти. И все же кое-какие следы ее происхождения остались — на поясе она носила архаичный бронзовый топор с рукоятью из белого дерева, лезвие которого покрывали пятна зеленой патины. На мой взгляд, это смотрелось несколько наигранно, хотя она заявляла, что раньше ей приходилось использовать оружие по прямому назначению. Но я никогда не пытался читать между строк, докапываясь до правды.

За спиной у нее висел болтер, и каждый раз, когда я его видел, не мог скрыть удивления. Размер оружия не был приспособлен для человека. У нее был болт-пистолет массореактивного калибра, модель Мк Vb «Годвин», который выглядел настоящей пушкой в ее обтянутых перчатками руках. Оружие представляло собой подлинное произведение искусства — мастер редкого таланта покрыл стальной сплав заостренными кретацианскими рунами цвета состаренного золота.

Это порождало новые вопросы. Я знал три диалекта кретацианского готика, который был одним из шестисот диалектов базового готика Империума, которые я постигал в ходе обучения. Оружие изготовлено по спецзаказу, в этом не приходилось сомневаться. Текст на болтере повествовал о неких совместных с орденом Расчленителей деяниях, называвшим Кретацию — родным миром, но оставалось лишь гадать, о каких именно.

Оружие, чудовищно огромное в изящных человеческих руках, могло использоваться лишь благодаря ряду суспензоров размером с ноготь, закрепленных вдоль ствола. Редкие антигравитационные монетки — три крошечных наперстка из бронзы — поддерживали болтер, играя роль противовесов.

Она носила оружие на толстом кожаном ремне.

— Лорд-регент, — произнесла Анника, не удосужившись даже улыбнуться. — Нам следует поговорить.

Имперский регент Хета кивнул. На его лице было застыло снисходительное выражение, словно он имел полное право отказать ей.

— Да, инквизитор. Действительно, следует.

Его тучность была почти гротескной. По моим подсчетам, жить ему оставалось не больше тридцати секунд.

II

Хет ничем не отличался от десятка тысяч других миров.

Обитаемый, с индустриальными городами, окутанными серым лязгающим туманом, он не претендовал на лавры мира-кузницы, равно как не мог похвастаться значительными человеческими ресурсами мира-улья. Хет исправно выплачивал имперскую десятину звонкой монетой и торговал со столицей субсектора. Откуда в свою очередь десятина переправлялась в центр сектора и теоретически — в закрома Святой Терры. Последнее основание Имперской Гвардии состоялось здесь одиннадцать лет назад, пополнив военную машину двумястами тысячами свежеиспеченных гвардейцев, составившими Хетский шестнадцатый стрелковый полк.

Само название полка было куда менее официальным и непристойно биологическим. Не вижу повода включать его в архив.

Хет имел собственные колонии на двух ближних спутниках, богатых полезными ископаемыми, а также содержал постоянный гарнизон численностью в миллион человек. Силы планетарной обороны Хета представляли собой стандартную смесь из бывших гвардейцев-ветеранов и кадровых солдат, объединенных с незначительным числом добровольцев, которые только и умели, что заряжать оружие и стоять навытяжку. Хотя в случае вторжения именно этот миллион должен был грудью встать на защиту планеты. Немалое число. Подавляющая численность нередко могла помочь там, где опыт оказывался бессилен.

Небеса также были неплохо защищены. На орбите планеты вращалось тридцать семь орудийных платформ, и Хет зачастую служил пунктом снабжения для патрулей имперского Военно-космического флота.

Любой враг, атаковавший Хет, ввязался бы в продолжительную, тяжелую борьбу за свержение прекрасно защищенного правительства. Для сил, подобных Имперской Гвардии, это стало бы неразрешимой задачей. И даже силы, подобные космическим десантникам, не смогли бы гарантировать легкую или быструю победу.

Сложной инфраструктурой Хета управлял имперский регент. В отличие от многих миров Империума, находившихся под началом лорда-губернатора или военного губернатора, имперский регент являлся духовным чином и к тому же временным. Этот титул даровался человеку, которому предстояло управлять миром в отсутствие Бога-Императора Человечества.

Оригинально.

Но кое в чем Хет разительно отличался от десяти тысяч других имперских миров. Эти миры были лояльными. Хет — нет.

В великом государстве, которое люди создали среди звезд, отклонение от нормы, диссидентство и отступничество едва ли можно было считать редкостью, но взбунтовавшийся мир — без явных признаков скверны — в самом сердце Империума… Это было более чем странно. Хет превратился в проблему, правительство коррумпировано насквозь, зараза грозила перекинуться на остальные слои общества. После этого деградацию уже не удастся сдержать. Я узнал все это после изучения краткой вводной от Инквизиции на пути к планете. Мрачное чтиво.

У Империума оставалось два выхода. Первый — дождаться явных доказательств мятежа и объявить крестовый поход, чтобы вернуть мир в лоно Империума. Второй — вырезать раковую опухоль из сердца планеты до того, как она затронет все население.

Инквизитор Анника Ярлсдоттир из Ордо Маллеус сделала выбор от имени Императора, ибо обладала подобным правом. Она готовила нас для третьего варианта в операциях подобного рода, памятуя древнюю истину: лучший способ победить в войне — нанести удар раньше, чем враг успеет сделать первый выстрел.

III

Имперский регент улыбнулся Аннике.

Он ухмыльнулся, излучая практически осязаемую ауру уверенности. Конечно, я и раньше наблюдал подобное. Так происходило всегда, когда они не подозревали о нашем присутствии. Регент видел только Аннику с ее свитой, явно не ожидавшей нападения.

Члены команды стояли у инквизитора за спиной, не приближаясь к возвышению. Первым был Дарфорд, высокий мужчина с аккуратно подстриженными усами и бородкой, в черной парадной форме, украшенной серебряными эполетами от воротника до плеча. Его образ казался каким-то незавершенным без оружия, хотя в помещении оно было бы бесполезным. Мне стало интересно, где Дарфорд его оставил и чувствует ли он себя так же, как выглядит. Легкое прикосновение к его мыслям дало бы мне нужный ответ, но сейчас едва ли подходящее время для таких пустяков.

Рядом с ним стояла Кхатан. Ее золотистые глаза смотрели с прищуром, в их глубине читалось неудовольствие. Она была одета в шкуры, через плечо привычно перекинуто копье. Всякий раз, когда Кхатан оказывалась под крышей, она становилась похожа на загнанного в угол зверя в дредах. Мне не нужно было читать ее мысли, чтобы знать, что она испытывает скорее раздражение, чем страх. Кхатан всегда жаждала открытого неба. Она никогда не говорила об этом, но кошмары, мучившие ее во время долгих космических перелетов, были чрезвычайно яркими и малоприятными. В своих снах она всегда попадала в ловушку, всегда задыхалась, пытаясь вдохнуть несуществующий воздух.

Василла, с ног до головы облаченная в черное, пришла сюда не сражаться. Под ее глазом красовалась вытатуированная лилия, словно красная чернильная слеза. Ее лицо обрамляли короткие волосы цвета красного дерева. Ей нельзя было дать больше семнадцати, хотя даже в этом я сомневался. Я не слишком хорошо разбирался в человеческом возрасте, но Василла находилась на пороге между девочкой и женщиной.

Как и Дарфорд, она была безоружна. Но, в отличие от утонченного мордианца, это ее нисколько не беспокоило. В отсутствии болтающихся за спиной баков с прометием и огнеметной установки в маленьких кулачках она сцепила свободные руки над животом и переплела пальцы словно в молитве.

Гарвен Меррик не расстался с громоздким дробовиком, переброшенным на спину. Все просьбы разоружиться им игнорировались, даже когда приказ ему отдавала сама госпожа. Он носил свои исцарапанные, перекошенные доспехи арбитра, на которых не осталось знаков различия, только погнутая медная аквила на нагруднике. Если Дарфорд открыто и с гордостью демонстрировал свою былую принадлежность к армии, то Меррик представлял собой его малопривлекательную противоположность. Он до сих пор не отказался от своих старых доспехов только потому, что те были надежными, удобными и привычными. Бывший арбитр удалил с панциря все следы своей прошлой жизни в качестве стража порядка. У его ноги неподвижно застыл кибермастиф, в холке достававший Меррику до бедра. Затянутыми в перчатку пальцами Меррик почесывал за заостренными сенсорными узлами, которые служили кибернетическому псу ушами.

Грешник был последним. Кловон, лицо которого представляло собой месиво из старых шрамов, перекрытых татуировками аквил, был куда смертоноснее с картами, нежели с пистолетом на бедре и перевязью с метательными ножами на груди. Не в первый раз я удивился тому, что инквизитор терпит его. Отвратное создание.

Анника вздернула подбородок, наверное, не подозревая, что напоминает сейчас норовистую лошадь. Холод кристаллических глаз делал ее взгляд еще более сердитым. По правде говоря, это властное и свирепое выражение красноречивее всяких слов говорило о ее характере. Пару раз под таким взглядом приходилось стоять и мне.

Регент продолжал улыбаться.

— Мы приветствуем вас при нашем дворе, — сказал он, протянув ей перстень для поцелуя.

Анника не сдвинулась с места, стройная и гордая, настоящая дочь Фенриса и агент Священной Инквизиции. Я ощутил, как разрастается в ней гнев. Регент совершил огромную ошибку, хотя это было уже не важно.

— А предыдущий инквизитор? — Голос Анники походил на недовольное урчанье. — Его вы приветствовали так же?

В толпе придворных раздались смешки, словно она сказала что-то очень остроумное. Ее неудовольствие становилось все горячее и сильнее. Я чувствовал, как ей хочется схватить болтер и положить конец фарсу, но пока перевес сил был не в ее пользу.

Даже для дворца планетарного губернатора регентские палаты были чересчур роскошными, их пышность граничила с карикатурностью. У стропил тронного зала порхали псайбер-херувимы со стягами из белого шелка, восхвалявшими святость регента и победы далеких Хетских полков Имперской Гвардии, одержанных во многих войнах. Выращенные в чанах клонированные младенцы летали на антигравитационных ангельских крылышках из белого железа, хихикая или монотонно жужжа при обмене данными и время от времени запевая хором. Отвратительные украшения. Я считаю, что подобные создания — гнусная и богохульная растрата ресурсов. Разве человечеству приличествует разводить бездушные подобия истинной жизни? Конечно нет.

По обе стороны от расстеленного на полу красного ковра выстроилась почетная стража из мраморных статуй, каждая из которых представляла собой закованное в доспехи и вооруженное изображение одного из правителей прошлого, которые пальцем не пошевелили, не говоря уже о том, чтобы поднять меч, для защиты своего мира. Династия, увековеченная в камне, гордо взирала на толпу придворных.

Трон регента, очевидно, был создан мастером, вдохновлявшимся картинами художников, фантазирующих в жанре «я своими глазами видел Золотой Трон Императора!» Этот выживший из ума мебельщик явно старался. Украшенные витиеватым орнаментом широкие подлокотники крепились к изогнутой высоченной спинке, сам трон покоился на двенадцати пузатых ножках. На мгновение мне стало любопытно, какому разуму подобное могло показаться красивым. Никакие слои позолоты не могли спасти этот уродливый предмет, олицетворявший богатства планеты. Сейчас он был зримым воплощением абсурда, охраняемым стражами регента и возвышающимся над океаном придворных, переливающимся всеми оттенками красного.

— Моя дорогая… — начал было регент.

Его шелковые одеяния натянулась, с трудом сдерживая телеса. Я никогда не понимал людей, позволяющих себе лишний вес. Пусть человек не мог бороться с возрастом без денег и ювенант-медицины, но можно ведь бороться с собственной ленью. Порочное тело — порождение слабого разума.

— Вы будете обращаться ко мне «инквизитор Ярлсдоттир», — отрезала Анника. Из толпы прихвостней опять послышались смешки.

— Инквизитор Ярлсдоттир, — в очередной раз улыбнувшись, согласился регент. От него не скрылось то, что ее злят подобные насмешки. Даже не прикасаясь к его разуму, я заметил в его глазах блеск догадки. — Мы с превеликой радостью узнали о вашем прибытии. Полагаю, вам пришлось по душе пребывание на нашем мире? Сезон урожая — час воздания хвалы Императору. Скажите мне, инквизитор, слышали ли вы гимны, которые доносятся из храмового района? Разве сии звуки не способны ублажить всякую душу?

— Я получила последнее астропатическое сообщение от инквизитора Келмана. — Анника медленно обвела взглядом весь зал. — Я здесь от имени Его Священнейшего Величества, дабы исполнить волю Его Священной Инквизиции.

Новый взрыв смеха. Даже многочисленные подбородки регента задрожали, словно он с трудом сдерживал хохот. Не читая его разум, я не мог сказать, была ли эта уверенность показной или же он искренне полагал, будто все идет хорошо.

— Мы ведь пригласили вас ко двору, не так ли? — на мгновение его медоточивый голос заставил мой мысленный щуп проникнуть глубже, и я представил продолжительные речи, которые он произносил перед народом. Несмотря на внешний вид, он был искусным оратором, что значилось в его досье. Сейчас я заметил первые тому свидетельства.

— Довольно, регент! — Анника все еще не схватилась за оружие. Она лишь обернулась. — Я не позволю вам утянуть этот мир с собой в мятеж. Покайтесь, и ваша казнь будет быстрой. Ваших приближенных заключат под стражу, а потом отпустят, если во время дознания не всплывут признаки ереси.

Улыбка сползла с лица регента. Его придворные еще перешептывались и фыркали, но смешков больше не было слышно.

— А если я окажу сопротивление?

Анника ощерилась в фенрисийской улыбке и процедила сквозь оскал:

— Окажете сопротивление — живым этот зал не покинет никто. В любом случае пост имперского регента Хета прекратит свое существование до солнцепада.

Солнцепад. Еще одно фенрисийское выражение. Анника всегда возвращалась к старым привычкам, когда теряла самообладание. Наверное, скоро она начнет рычать.

— Ты слишком много на себя берешь, девочка, — сказал регент. За его зубами шевельнулась чернота.

— Будет назначен военный губернатор, который примет на себя руководство Хетом на время неспокойных месяцев. Твой мелкий клан… — она выплюнула последнее слово, — даже не попадет в свитки истории.

Регент стал выше. Еще выше. И еще. Я увидел, как зашевелились вены на его лице, словно плети, бьющие по внутренней стороне его кожи. Существо, носящее его тело, наконец, проявило себя.

Анника попятилась, и одна-единственная мысль вонзилась в мой разум. Мое имя. Она безмолвно произнесла мое имя.

Гиперион.

IV

Тысячью километрами выше я открыл глаза.

— Пора, — сказал я братьям.

Комната окрасилась темно-красным цветом, взвыли боевые сирены. Закутанные в мантии адепты трудились возле громыхающих машин, расставленных вдоль стен комнаты.

— Пятнадцать секунд, — произнес голос одного из техножрецов в потрескивающем воксе.

Каждый из моих братьев был облачен точно так же, как и я. Все мы одновременно подняли оружие.

+ Вы готовы? + раздался в наших разумах вопрос Галео. Поднялся белый туман, скрывая нас из виду.

— Десять секунд, — вел отсчет техножрец.

Как обычно, за всех ответил Думенидон:

— За Сигиллита и Императора.

— Пять секунд, — произнес техножрец. — Машинные духи поют. Начинаю телеп…

Пятно боли и огня. Буря звуков и злокачественных цветов. Жидкое ничто, в волнах которого плещется злобное сознание. Оно было достаточно плотным, чтобы цепляться за руки и ноги, пока мы падали сквозь него.

Прежде чем я успел сосредоточиться, чтобы отразить возникшее ощущение, мы…

…появились в безупречном построении, впятером окружив трон регента. Наше оружие было поднято: пять смонтированных на руках штурм-болтеров десятью стволами целились в корчащегося правителя Хета. Шелка затрещали под натиском изменяющейся плоти.

Звуковой удар, сопровождавший наше прибытие, выбил стекла из огромных витражей, и в тронный зал хлынул солнечный свет. Белый туман телепортации, ставший теперь артериально-алым, вился кольцами. Даже рассеиваясь, он льнул к нашим доспехам, приглушая их блеск.

Регент еще успел выдохнуть при нашем явлении. Он побагровел и корчился в судорогах, из глаз тек гной, но оцепенение и страх приостановили изменение.

Галео заговорил, не открывая рта. От мощи его психических слов у меня заныли зубы.

+ Именем Императора Человечества, мы признаем тебя диаболус трейторис. Приговор — смерть. +

Мы сжали кулаки, и пять штурм-болтеров загрохотали отбивая безупречный ритм.

Физическое тело регента разлетелось на куски, забрызгивая наши серебряные доспехи сосудистыми вязкими комками. Кости рассыпались осколками, отскакивая от наших шлемов и нагрудников. Остатки грудной клетки рухнули на трон.

+ Прекратить огонь. +

По приказу юстикара мы завершили казнь, но не опустили оружие. Из десяти стволов поднимался дым, примешивая химический запах к зловонию, исходящему от трона.

Осталась только тень регента. Она извивалась в центре сформированного нами круга, вертелась и цеплялась за пустоту, пытаясь сотворить из воздуха новое физическое тело.

+ Думенидон, + пропульсировал юстикар.

Названный воин резко обнажил клинок. Каждый из нас добавил свои эмоции — наше отвращение, наше отторжение, нашу ненависть — к его собственным чувствам, покрывая слоем этих эмоций его чистую, незамутненную ярость. Прикосновение наших разумов увеличило его злость, сделало ее темнее, обратив в гнев достаточно сильный, чтобы причинить физическую боль и ему самому.

Но он был сильнее. Думенидон позволил своему телу и разуму стать фокусом нашей общей психической силы, и направил ее в свой меч. По освященной стали потекли психические молнии, осыпая на мраморный пол кристаллики психической изморози с доспеха.

Все это, с момента нашего прибытия и до фокусировки смертоносной энергии, произошло за пять ударов сердца Анники. Я знал это, потому что слышал. Ее сердце словно отбивало барабанную дробь, сопровождающую казнь.

Несмотря на то что Думенидон почти не видел обездвиженной тени, он пронзил ее глубоким выпадом. Его клинок воспламенился. На этот раз произошел взрыв эктоплазмы и эфира. На наших доспехах, защищенных эгидой, зашипела слизь, неспособная прогрызть освященный керамит. В уши ударил визг существа, разбив те немногие окна, которые уцелели после нашей телепортации.

Так закончилось правление регента Кезидхи Одиннадцатого.

Я повернулся к инквизитору Ярлсдоттир и обнаружил, что она упала на четвереньки на ступенях, ведущих к трону. На нас уставилась сотня разряженных придворных. Пятьдесят вооруженных дворцовых стражей делали то же самое. Никто из них не шевелился. Большинство даже не моргали. Они явно не ждали такого представления.

— А они? — спросил я. Мой голос прозвучал хриплым рыком сквозь вокс-решетку шлема.

— Скитнья, — ответила она, ее губы скривились в фенрисийском рычании.

Скитнья. Мне знакомо это слово из языка ее родного мира. Грязный. Нечистый. Порченый.

Мы вновь прицелились. Люди отхлынули от нас.

— Я поймаю паразитов, — сказал Малхадиил. Он простер руки, и створки дверей в дальнем конце зала захлопнулись. Мои братья открыли огонь, скосив тех, кто бежал медленнее или осмелился поднять на нас оружие. Случайный лазерный огонь обжигал мои доспехи, слишком слабый и панический, чтобы беспокоиться по этому поводу. Перекрестье прицельной сетки перепрыгивало с одной мантии на другую, мерцая белым от списков биологических данных.

Все это не важно. Они паразиты. Мысленным усилием я очистил ретинальный дисплей, решив стрелять самостоятельно.

Аристократы Хета колотили в двери тронного зала, топча друг друга в попытке избежать приговора. Кулаки били по неподатливой бронзе, создавая громогласную какофонию. Рыдания и крики тонули в грохоте болтерных снарядов, тела лопались, словно раздувшиеся мешки.

Я бросил взгляд на брата Малхадиила. Он стоял у трона, повернувшись лицом к двойным дверям, с трудом удерживая руки сведенными. Его перчатки покрылись пси-изморозью, которая от малейшего движения разлеталась ледяной крошкой. Двери продолжали держаться под напором гибнущих аристократов, и мне стало интересно, улыбается ли он под шлемом.

Менее чем через минуту стрельба стихла и мечи вернулись в ножны. Малхадиил опустил руки. Гигантские бронзовые двери со скрипом открылись, вновь подчиняясь своему механизму, а не воле моего брата.

Выпотрошенные тела валялись на ковре, и древняя аристократическая кровь, стоящая целого мира, свободно растекалась по полу. Анника стояла посреди растущего озерца, сжимая в руках болтер. Алые капли покрывали ее лицо, словно клановые татуировки.

— Этот запах я ненавижу больше всего, — произнесла она.

И еще говорят, что Фенрис взращивает холодные души.

Форма Дарфорда пропиталась кровью. Невозможно было сказать, где заканчивается одно пятно и начинается другое. Его аккуратно подстриженные усики подрагивали от злости.

— Они всегда так делают, когда вы зовете их, — сказал он Аннике. — Каждый чертов раз.

Василла опустилась на колени и в неком благочестивом ритуале прижимала к лицу окровавленные ладони. Она беззвучно шевелила покрытыми теплой кровью губами, вознося хвалу далекому Императору.

Меррик отвлеченно перезаряжал дробовик, громко щелкая загоняемыми в казенник патронами. Кибермастиф бродил по залу, погружая окровавленную пасть в трупы.

— Ко мне, — позвал его Меррик. Существо подчинилось, блеснув красными глазными линзами.

Кхатан, ткнув копьем в жирное тело, сдернула с его шеи золотой медальон. Улыбка молодой луной озарила ее темное худощавое лицо. Пришло время ее любимой части миссии: после правосудия начинался грабеж.

+ Мы возвращаемся на орбиту, + передал Галео инквизитору.

Анника склонила голову в знак благодарности.

— Спасибо. Дальше мы сами управимся.

Я отвернулся. Мне послышалось биение сердца.

— Гиперион? — позвала меня Анника.

+ Гиперион? + раздался в моем сознании голос Галео.

Я не обратил на них внимания, внимательно изучая тела, позволив взору следовать за слухом. Сердцебиение казалось не более чем глухим влажным стуком, ослабевшим от аритмии.

Там. Один из дворцовых стражей — его разорванное тело, от которого осталась лишь верхняя половина, валялось на полу. Каким-то чудом он был еще жив. Верный присяге до самого конца, он дрожащими руками сжимал винтовку, целясь в причину всего этого разрушения.

Дарфорд заметил опасность в последний момент. Он успел выкрикнуть только часть имени Анники, когда страж нажал спусковой крючок. Лазган выстрелил. Я мгновенно простер руку в сторону инквизитора.

Она не успела даже обернуться, когда лазерный луч преломился и оставил глубокую борозду в золоченой стене.

Секунду спустя я высвободил свой гнев. Фиолетовое пламя объяло тело и душу стража. Он завопил, рассыпаясь пеплом в луже собственной кипящей крови. Должно быть, смрад стоял сильнейший, но фильтр шлема не пропускал его.

Анника откашлялась, когда от человека остался лишь ухмыляющийся почерневший скелет. Затем инквизитор уставилась на выжженную дыру в стене.

— Кого мне следует благодарить? — спросил она.

Я опустил руку, и силовой щит вокруг нее рассеялся.

— Я живу, чтобы служить, инквизитор.

 

Глава вторая

ИНСТИНКТ

I

Она зашла ко мне только через тринадцать часов. Дверь издала переливчатую трель, прежде чем с лязгом подняться на гидравлике. Забавно, но инквизитор вошла не сразу. Анника замерла у входа, положив руки на стальной косяк.

— Миягге ковнесс ан?

— Да, инквизитор, вы можете войти.

— Ах, — понимающе улыбнулась она. — Сегодня без фенрисийского. Ты злишься на меня?

Я действительно таким казался? Странно. На самом деле я не злился. Во дворце она вела себя неразумно, но вреда от этого не было.

— Не совсем, инквизитор. Я хочу поскорее покинуть систему. Только и всего.

Сняв боевое облачение и символы власти, она осталась в высоких ботинках и черном бодиглаве, который обтягивал ее фигуру так плотно, что грозил лопнуть. Моя подготовка стерла способность чувствовать физиологическое влечение, но мне все равно было приятно наблюдать за беспощадно-женственной грацией в игре ее мышц. Она была здоровой самкой в расцвете сил — охотница в черном со свободно ниспадающими на плечи длинными волосами.

Надо сказать, фенрисийцы мало внимания обращали на манеры. Анника вошла в мою скромную обитель и немедленно провела пальцами по развешенным на стенах пергаментным свиткам.

— Пожалуйста, не трогайте их, — попросил я.

— Что это?

Это были мои личные записи — пергаменты, подробно освещающие деяния, которые мы с братьями совершили за тот короткий год, когда я был удостоен чести служить юстикару Галео. Причина, по которой она не могла прочесть их, была в руническом письме. Все, что считалось важным для нашего ордена, я писал на треценти, одном из шифрованных языков Титана. В базовом алфавите он использовал триста отдельных букв и не имел разговорного аналога.

— Это личный архив, — объяснил я.

— Бумага прекрасна. Текстура… — Анника колебалась, ее пальцы едва не коснулись ее вновь.

— Это папирус.

Бровь Анники вздернулась.

— Терранский?

Я едва сдержал смех при мысли о растительности на Терре.

— Очень смешно, инквизитор Ярлсдоттир. Я чем-то могу быть вам полезен?

Анника втянула сквозь зубы воздух, глядя по-волчьи даже тогда, когда этого не хотела.

— Я вернулась с Хета двадцать минут назад. Тщательная проверка оставшихся уровней Администратума ведется, но мы очистили гнездо хоггорма.

Я промолчал. Она смотрела на мою приподнятую бровь.

— Как, у вас на Титане не водятся хоггормы? — спросила она.

И опять я смолчал. На Титане ничего не водится — поверхность мира едва ли приспособлена для жизни, местной или какой-либо еще. Она знала это так же хорошо, как и я.

Анника улыбнулась.

— А до Титана? На твоем родном мире не было рептилий?

В этот раз я не сумел сдержать улыбку.

— Вы прекрасно знаете, что Серого Рыцаря бессмысленно расспрашивать о прошлом, инквизитор.

Ее улыбка переросла в широкую ухмылку, сверкнули белые зубы и яркие глаза.

— Я знаю это, и очень хорошо. Возможно, мне просто нравится эта игра. Хоггорм — это ползучий гад. Очень ядовитый.

— Змея. Мне следовало догадаться, спасибо.

Она предпочла не замечать моего сухого тона.

— Когда прибудет новый лорд-милитант, ему придется заново выстраивать структуру планетарной власти.

В этом не было ничего удивительного. Глубокие зачистки требовали подобного, и я понимал, почему она решила мне все рассказать. Анника была лишь одним из трех инквизиторов со свитами, находящихся на поверхности Хета. Более чем достаточно, чтобы разобраться с текущими проблемами. Дарфорд, с его склонностью к изощренным речевым оборотам, назвал бы это чрезмерностью.

— Инквизитор, мне неинтересны особенности реструктуризации бюрократического аппарата. Полагаю, вы здесь по какой-то иной причине?

Прочесть ее разум не составило для меня особого труда. Раздражение делало мысли Анники зазубренными, слова вязли в нерешительности. Она знала, что хочет спросить, но не была уверена, как это вернее выразить.

Анника словно ожидала, что в ее просьбе будет отказано, стоит лишь ее озвучить. Это только распалило мое любопытство.

Я прервал психическое прикосновение, не чувствуя вины за вторжение. Страстные натуры прочесть легче всего. На самом деле, скорее приходилось прилагать усилия, чтобы не слышать их мыслей, и Анника была лучшим тому примером. За пределами монастырских стен мне довелось общаться с относительно небольшим количеством людей, и разум Анники определенно был одним из самых «громких».

— Я получила предписание решить еще одну очень важную проблему. Мне следует немедленно покинуть Хет. — Обычное чувство гордости делало ее слова вдохновенными. Что бы от нее ни требовалось, втайне она этим гордилась. Немногие задания считались более важными, чем приведение к покорности целого мира.

— И? — нажал я.

— И я делаю официальный запрос в крепость-монастырь Титана для обеспечения вашего участия в грядущей операции.

Я, наконец, отложил шлем, который до этого чистил. Священные масла, трижды благословенные очистителями, заплескались в стеклянных сосудах, когда я отодвинул их в сторону. Она была молода. Наверное, она не понимала, о чем просит.

— Это не представляется возможным, — возразил я. — Наш долг на Хете выполнен, и мы связаны присягой инквизитору Харулу в Кибельских Далях.

— Я знаю, что это необычно, — призналась она. — Также я знаю, что за ним старшинство.

— У вас есть собственная группа зачистки. Мы — последнее оружие, которым пользуются во времена величайшей нужды. Что это за долг, для которого требуемся мы?

— Я не могу сказать.

Мне снова стало смешно. Не было такой тайны, которую Инквизиция не могла бы нам открыть.

— Ложь, — сказал я ей, — и мне даже не нужно читать ваши мысли, чтобы знать это.

— Просто с языка сорвалось, — поспешно исправилась она. — Я могу сказать, но не буду. До тех пор, пока не узнаю всех деталей операции.

После этих слов меня разобрало любопытство.

— Под каким кодом проводится задание?

— Код «Регалия». — И вновь переливы гордости в ее словах. Она польщена заданием такой важности. — Поэтому, если честно, вы не можете мне отказать.

Пусть так, но честность здесь ничего не значила. В нашем деле она редко что-то значила.

— Место операции? — спросил я.

— Вальдаска.

— Учитывая течения эмпирей, Вальдаска может оказаться в двух месяцах стандартного варп-перехода. Призыв инквизитора Харула все еще имеет первостепенное значение. Вы можете вызвать других братьев из нашего ордена и встретиться с ними уже на месте.

Она нахмурилась, и выглядела при этом очень царственно. Сейчас она была очень похожа на дочь ярла, каковой и являлась до прибытия Инквизиции, забравшей ее с Фенриса во имя высшей цели.

— «Карабела» доберется до нее за три недели, — заметила она, словно мне требовалось об этом напоминать.

— «Карабела» — наш корабль, инквизитор, а не ваш. И мы уже опаздываем к инквизитору Харулу на Кибелу.

Ее мысли кружились, заострялись, становились многограннее.

— Все идет не так, как мне бы хотелось. У меня чувство… на моем мире его называют анеллса. Тебе знакомо это слово?

— Мне понятно его значение. Тем не менее, мы не можем остаться с вами лишь потому, что вас гложет дурное предчувствие.

— Дурное предчувствие. — Она посмаковала слова. — Да, именно это. И я оказалась права насчет Хета, ведь так?

— У вас также были многочисленные улики, которые подкрепляли ваше подозрение относительно аристократии Хета, и не последнюю роль в этом сыграли исчезновение инквизитора Келмана, трехнедельное расследование на самой планете, доступ к архивам планетарного Администратума и предсказания наших прогностикаров.

На самом деле именно последнее стало причиной, по которой сюда направили моих братьев и меня. Видение прогностикаров оказалось редкой ясности, в нем предвещалось, что мир почернеет в течение года, если источник порчи не уничтожат прежде, чем он успеет прорасти буйным цветом.

Она одарила меня взглядом, который предельно искренне говорил, как мало ее волнуют мои заверения.

— Я верю тебе, — произнесла она. — Я верю твоей стае. И я хочу, чтобы вы были со мной.

Я уважительно склонил голову, надеясь, что теперь мои слова не прозвучат так жаляще.

— Я польщен вашим доверием, инквизитор. Все из Кастиана польщены той верой, которую вы к нам питаете, и я надеюсь еще не раз послужить вам в будущем. Но если по-простому, то демон, о котором упоминалось в пророчестве, изгнан. У нас есть и другие обязанности, ближе к иным звездам. Вам придется довериться и начать уважать других Серых Рыцарей, которые окажут вам помощь в следующем задании.

Она прищурилась, как будто заподозрила меня в намерении оскорбить ее.

— Гиперион, ты всегда такой официозный?

Порой она задавала весьма странные вопросы.

— Да, госпожа. Всегда.

— Это раздражает, знаешь ли.

Я не мог взять в толк, почему она так упорствует. Анеллса? Дурное предчувствие? Она ведь давно выросла из детских фенрисийских суеверий.

— Я хочу отправиться с вашей пятеркой. Мне нужна стая, которой я могу полностью доверять и с которой я уже работала. Костями это чувствую, — она обвиняющее ткнула в меня пальцем. — Я стояла в том зале вместе с тобой, окруженная телами еретиков, убитых твоими освященными снарядами. Я не раз проливала с вами кровь за последние девять месяцев. До Хета это был Мелаксис, а прежде него — Юлланд. Мы прекрасно сработались.

Я решил прекратить спор. Так мы ни к чему не придем.

— Если вы так отчаянно нуждаетесь в нас, то почему не пойдете к Галео? Он возглавляет нас. Я самый молодой из братьев, и мое слово имеет наименьший вес.

Она оскалилась в очередной улыбке.

— Как ни сложно в это поверить, но с тобой говорить проще всего.

Об этом я даже не подумал и не понимал, как такое может быть правдой. К счастью, она не дала мне возможности ответить.

— Ты пойдешь со мной поговорить с остальными? — спросила она.

Я кивнул и поднялся.

— Если вы намереваетесь задавать тот же вопрос, что и мне, то получите такой же ответ. Мы поклялись немедленно направиться к Харулу.

Глаза Анники заблестели.

— Посмотрим.

II

Малхадиил был первым.

Он стоял в посадочном отсеке правого борта, без шлема, с закрытыми глазами. Воздух буквально вибрировал от концентрации его психической энергии. Нас встретила легкая дрожь сопротивления, будто мы шли сквозь тончайшую прослойку жидкости.

В воздухе плавали детали. Они висели над палубой, вращаясь вокруг Малхадиила с космической неторопливостью, из-за чего он походил на звезду в сердце мусорной системы. Металлические трубки кружились в медленном танце вместе с фокусирующими линзами, винтиками, шурупами, болтами и матово-черными пластинками.

Чем бы он ни занимался, запчасти порхали вокруг него, при этом даже не сталкиваясь друг с другом. Анника увернулась от орудийного ствола, который пролетел мимо ее головы.

— Какого… — ее фразу завершило тихое фенрисийское ругательство.

— Я не ожидал, что меня отвлекут. — Голос Малхадиила был хриплым и напряженным — верный знак сильной сосредоточенности. — Пожалуйста, дайте мне секунду.

Сервиторы и погрузчики освободили ему максимум пространства. Они работали в дальнем конце ангара — персонал, существующий с нашего разрешения и для служения нам. Облаченные в красные мантии адепты Палладийских Катафрактов приступили к ритуалу поклонения, успокаивая машинные духи танков и боевых кораблей, заключенных в захваты. Даже на таком расстоянии я чувствовал ароматы их благовоний.

Хлам вокруг Малхадиила начал уплотняться и свиваться, послышался слабый шорох трущегося металла. Шурупы аккуратно вставали на свое место, крепко закручиваясь по спирали. Я увидел, как череда фокусирующих линз влетела в разобранный ствол, пока невидимые руки с терпеливой заботой соединяли секции друг с другом.

Наконец Анника догадалась, и ее глаза сузились. Менее чем через минуту перед Малхадиилом зависла полностью собранная многоствольная мультилазерная турельная установка. Жестом он опустил ее на палубу.

— Как продвигается практика? — спросил я.

— Я становлюсь быстрее, но наибольший прогресс наблюдается в том, насколько я могу управлять каждой отдельной деталью. Да, брат, практика идет хорошо. Спасибо, что спросил.

Анника все еще изучала турель, стоящую на палубе.

— Ты снял ее с моего танка, — заявила она.

— Да, — губы Малхадиила тронула улыбка. — Снял. И верну ее прежде, чем она вам понадобится. Мне просто требовалось устройство подходящей сложности, чтобы поупражняться.

Анника издала нечто похожее на рык, не зная, как лучше на это ответить. Эти двое могли пререкаться часами. Я уже наблюдал подобное несколько раз и решил предотвратить спор до того, как он разгорится.

— Инквизитор пришла с запросом, — сказал я Малхадиилу.

— Правда? — Его прозрачные глаза вновь обратились к Аннике: — Тогда странно, что она идет к нам, а не к юстикару. Чем мы можем вам помочь, инквизитор?

— Я хочу обратиться к монастырю Титана, чтобы обеспечить ваше участие в моем следующем задании. Мое требование превалирует над вашим долгом в отношении инквизитора Харула в Кибельских Далях.

Малхадиил обернулся ко мне:

— Брат, пожалуйста, разъясни мне этот пример фенрисийского юмора. Если это какая-то шутка, то мне она непонятна.

Анника поправила локон, упавший ей на лицо.

— Я вполне серьезна.

— Она вполне серьезна, — повторил я, почесав щеку, чтобы скрыть улыбку.

— Понятно. — Малхадиил жестом подозвал к себе двух адептов Палладийских Катафрактов.

— Сир? — хором произнесли они.

Я не видел их скрытых капюшонами лиц, но один голос был человеческим, второй же прощелкал из вокабулятора.

Малхадиил указал на орудийную турель:

— Пожалуйста, установите ее на прежнее место. Примите мою благодарность.

Своими манерами он выделялся среди всех, кого я знал. Никто и никогда не обращался к адептам Машинного Культа с такой ненужной учтивостью, как Малхадиил. Он даже говорил «пожалуйста» и «спасибо» сервиторам, хотя лоботомированные рабы были не в состоянии этого оценить.

Два техножреца взялись за работу, из мантий появилось несколько дополнительных механодендритов, чтобы поднять турель. Малхадиил отошел в сторону, чтобы не мешать им, и вновь посмотрел на инквизитора.

— Могу я спросить, почему вы не обратились с таким необычным запросом к юстикару Галео?

Анника пожала плечами:

— Так мне показалось правильным. Сначала спросить у вас всех, а затем уже идти к ярлу. Я надеялась предварительно заручиться вашим согласием.

На лице Малхадиила, еще не исчерченном шрамами, не отразилось никаких эмоций. Он, как всегда, предпочел скрыть свои чувства.

— И зачем нам соглашаться с вами, если это нарушит нашу клятву другому инквизитору? Мы предотвратили бедствие, увиденное прогностикарами. Дело закончено. Хет очищен. Кастиану предстоит ответить на призыв другого лорда.

— Я знала, что ты так скажешь. — Анника вновь улыбнулась как настоящая фенрисийка. — Дальше я хотела бы поговорить с Сотисом. Он согласится со мной.

III

Сотис и Малхадиил служили немногим дольше меня. Они прошли испытания и заработали доспехи лишь за шесть лет до того, как я дал последние обеты и получил место в ордене.

Для меня они уже были ветеранами. Мне казалось, нас разделяет целая вечность, поскольку шесть лет службы были шестью годами ужасающих, изнурительных чисток, которые я с трудом мог даже вообразить.

И все же в ордене они считались свежей кровью. Более того, в ордене, не верившем в удачу или везение, эти двое представляли собой апофеоз невероятности. Сотис и Малхадиил были воплощенным математическим чудом.

Наше обучение очищает разум куда лучше обычной лоботомии. Все воспоминания вскрываются, обнажаются и выхолащиваются — так хирурги вырезают опухоль из здоровой плоти. Сотис и Малхадиил в этом отношении ничем не отличались от остальных. Они не помнили ни мгновения из своей жизни до прибытия на Титан.

Но стоило лишь взглянуть на них, чтобы понять, что они близнецы, настоящие близнецы, братья по крови так же, как братья по оружию.

Я не могу назвать количество детей, собранных со всего Империума, которые не выдержали тренировок на Титане и были обречены на смерть в забвении и одиночестве в недрах нашей крепости-монастыря. Я видел архивные свидетельства того, что из миллиона похищенных нашими агентами выживает и становится Серым Рыцарем один. Остальным же суждено закончить свои дни сервиторами, сервами ордена или, что более вероятно, именами в архивах Поражения.

И все же среди нас оказались двое сыновей из одной яйцеклетки. Шансы на подобное были микроскопически малы, почти смехотворны.

В Малхадииле мало что свидетельствовало о его пятилетней службе рыцарем крепости-монастыря. Подобного нельзя было сказать о Сотисе. Буквально заново сшитая вместо лица маска носила следы всех былых сражений. Черты еще напоминали братские, но их нужно было различить сквозь мешанину бионики, аугментики, нарощенной плоти и синтетической кожи. Большую часть зубов заменяли металлические штифты, торчащие из десен, левая сторона рта была слишком сильно растянута, из-за чего казалось, что воин постоянно ухмыляется.

Мы нашли Сотиса пребывающим в благоговейной медитации в центре крошечного помещения. Покрытое шрамами лицо смягчилось, он прекратил речитатив, но с колен не поднялся.

— Что-то не так? — спросил он.

Я кивнул на Аннику.

— Я хотела переговорить со всеми вами, — сказала она. — Я получила призыв с кодом «Регалия», и мне требуются охотники из вашего ордена.

— Рыцари, — одновременно поправили мы ее.

— Не «охотники», — уточнил я.

Она медленно выдохнула, и вновь это прозвучало почти как рык.

— Вы меня поняли.

Сотис никогда не улыбался, поскольку его шрамы не позволяли этого. Тем не менее в его глазах вспыхнуло веселье.

— Я заинтригован. Что за задание?

Анника неохотно проворчала:

— Я вам не скажу, пока не получу согласия.

— Это такая шутка? — Сотис взглянул на меня. Его глаза еще были настоящими — только они и уцелели.

— Нет, — сказал я. — Она надеется, что мы поможем ей убедить Галео остаться с ней.

Сотис поднялся, сочленения доспеха ответили низким рычанием.

— Инквизитор?

Она лишь кивнула:

— Твой брат Гиперион говорит правду.

Рубцы на щеках Сотиса натянулись, улыбки по-прежнему не получилось, но оскал впечатлял.

— Отлично. Но сначала разыщем Думенидона.

IV

Он упражнялся, что никого из нас не удивило. Он даже не удосужился снять шлем.

Деактивированный клинок в его руках выглядел размытым синим пятном и пел, рассекая воздух. Признаюсь, мне всегда доставляло удовольствие наблюдать за движениями Думенидона. Никто из нас не мог превзойти его во владении мечом; каждый взмах и выпад он проводил с плавным совершенством. Не многие воины, даже в нашем ордене, обладали столь же безупречным контролем над клинком. Он лично обучал Сотиса, но даже тот не приблизился к мастерству Думенидона.

В человеческой литературе существовало клише, будто оружие воина является продолжением его тела. Подобная фраза, пусть и банальная, но худо-бедно соответствовала реальности. Его владение клинком было не просто трансчеловеческим, оно было совершенным. Я не видел, чтобы он допустил хотя бы одну ошибку. Ни разу.

За последний год мне лишь пару раз удалось победить его в спарринге, хотя я обладал преимуществом, которым в ордене не мог похвастаться почти никто. Я не использовал клинок.

Думенидон закончил кружиться перед нами, последним завершающим движением задвинув меч в ножны. Даже остановившись, он являл собой образец изящества. К своему стыду, я завидовал его мастерству.

— Братья, — поприветствовал он нас. Бесстрастно-синие глазные линзы поочередно оглядели каждого. — Инквизитор?

Анника шагнула вперед.

— Я должна кое о чем у вас спросить.

Керамитовая маска шлема чуть склонилась.

— Слушаю.

V

Вскоре мы стояли перед Галео.

Стратегиум «Карабелы» представлял собой чистый зал, напоминавший в равной степени молитвенную комнату и обычный мостик военного корабля. У пультов управления стояли жаровни с пылающими углями, источаемые ими густые воскурения поглощались системами воздушной фильтрации для очистки и перегонки. Стены были задрапированы свитками — некоторые из них начертаны моей рукой, другие — моими предшественниками. С расписанного фресками потолка свисало девять знамен, каждое олицетворяло великую победу, достойную включения в монастырский зал Доблести, одержанную с тех пор, как юстикар Кастиан основал отделение десять тысяч лет назад.

Последнее изображало одинокого рыцаря в золотом ореоле, вышитом сервами ордена в память об Аянтском мятеже. Рыцарь стоял в кругу девяти павших братьев, его меч был глубоко погружен в череп поверженного демона. Само существо представляло собой стилизованное воплощение человеческих легенд — во многих его чертах угадывались дьяволы и ложные боги хиндувийской мифологии. Сервы никогда воочию не видели Великого Зверя, поэтому им была простительна такая вольность.

В нижней части знамени перечислялись имена погибших и выжившего. Последним шло единственное имя, начертанное каллиграфическими литерами готика: Галео.

Сам воин, которого от дня той битвы, унесшей жизни его братьев и сделавшей его командиром, отделяло шесть лет, стоял без шлема перед экраном-оккулюсом. Он смотрел на вращающуюся под ними планету, наблюдая за ее бесконечным медленным танцем в пустоте. Его мысли были встревоженными, громкими, едва ли не громче гула работающих на холостом ходу двигателей. Он что-то вспоминал.

При нашем приближении Галео обернулся, ближайшие сервы, зашуршав одеяниями, поклонились. Сервиторы не обратили на нас внимания и продолжали выполнять свою работу, грохоча по палубе бионическими конечностями.

Галео — Серый Рыцарь, юстикар отделения Кастиан — восседал на командирском троне, перечитывая инфопланшет. Когда мы вошли, он слегка кивнул нам, но было видно, что он занят и не расположен к праздной болтовне. Свой опыт он демонстрировал, будто форму, не стыдясь и не пряча ожоговых шрамов, которые перепахали его шею и половину лица. Вместо того чтобы установить аугментический имплантат, он предпочел скрывать свой вытекший глаз за старомодной черной повязкой.

+ Братья, + пропульсировал он в наших разумах. + Инквизитор. Что привело вас в стратегиум? +

Анника никогда и ни перед кем не кланялась. Вместо этого она чуть запрокинула голову, словно подставляя горло. Я уже определил, что таким образом демонстрируется уважение. Так она приветствовала бы ярла племени на родном мире.

— Юстикар Галео. Мой астропат получил срочное сообщение. После зачистки Хета мне следует отправиться к Вальдаске Каул.

Галео также пока обходили серьезные ранения. Если не считать шрамов на шее и лице, за полтора века на службе ордену он остался целехонек. Юстикар почесал горло — неосознанный жест, который притягивал внимание к комковатой бледной плоти.

+ Вальдаска, + его черные глаза пристально изучали инквизитора.

Анника встретилась с ним взглядом. Несмотря на фенрисийский рост, ей все равно пришлось смотреть ему в лицо снизу вверх.

— Я знаю, что вас связывает клятва, данная инквизитору Харулу. Тем не менее я прошу вас остаться со мной на время путешествия к Каулу. Харул может вызвать из монастыря других воинов. Для этой работы мне нужны именно вы. Я хочу «Карабелу» и отделение Кастиана.

Галео улыбнулся. Отношения между Инквизицией и Военной палатой всегда базировались на беспощадной эффективности и редко бывали теплыми. Очевидно, Галео счел такое поведение Анники подобной редкостью.

+ Нужда Харула столь же неотложна, как и ваша. У него наша присяга, и Кибела ближе. Если вам необходимы именно наши мечи, то я должен знать причину. +

Впервые Анника выглядела неуверенной. Я никогда раньше не видел, чтобы ее одолевали сомнения, и нашел это зрелище удивительно привлекательным. В этот момент она показалась очень человечной — такой уязвимой, юной и смертной.

Люди. Иногда так просто забыть, насколько они хрупкие.

+ Я чувствую вашу осторожность, моя леди, + отправил Галео. + Откройтесь мне. +

Он исключил нас из общения. Просто взял и исключил. Легкой, мимолетной мыслью он оградил свой разум от всех нас, разговаривая с Анникой в психически закрытом поле.

Их общение продлилось не дольше трех ударов сердца. Оно завершилось, когда она закрыла глаза и кивнула.

Слова Галео вновь вернулись.

+ Понятно. И зачем вы привели моих собратьев, инквизитор? +

Ее ответ был бесхитростен.

— Я надеялась, что они доверяют мне достаточно, чтобы поддержать, даже если я не смогу раскрыть детали задания.

Галео поочередно осмотрел нас.

+ Она просит у нас нарушить клятву. Следует ли нам послужить ей и отринуть исполнение одного долга во имя другого? Как юстикару Кастиана принимать решение предстоит мне, но сначала я хочу услышать ваше мнение. Что вы скажете, братья? +

Первым отозвался Сотис.

— Я доверяю суждению инквизитора. Я бы отправился с ней. Важно это или нет, но мы уже с ней.

— Пусть Харул призовет из монастыря кого-нибудь другого, — согласился Малхадиил. — «Карабела» позволит инквизитору Ярлсдоттир достичь цели за кратчайшее время. Задание с кодом «Регалия» требует этого.

Думенидон покачал головой.

— Я воздерживаюсь от решения. У меня нет желания нарушать клятву и отворачиваться от одного долга ради исполнения другого. Я соглашусь с решением своего юстикара.

При каждом ответе Галео кивал.

+ А ты, Гиперион? +

— Меня заинтриговало то, что она спросила у нас, вместо того, чтобы просто потребовать нашего присутствия. Я бы отправился с ней, если бы предстал перед выбором.

+ Тогда мы отправимся с инквизитором Ярлсдоттир. +

От каждого из нас, словно круги от брошенного камня, разошлась рябь вопросительных мыслей. Галео сформулировал ответ:

+ В пустоте Вальдаски Каул дрейфует военный корабль «Морозорожденный». +

Я ощутил в его беззвучном голосе крепкую, плотную сосредоточенность. Если обычная психическая эманация для разума походила на яркий свет, то это был тонкий и острый клинок связи, вонзившийся в каждого из нас. Юстикар принимал все меры, чтобы ни один чужой разум не подслушал его. Каждый из нас перешел на бессловесную речь.

+ Мне знакомо это название, + Думенидон воспользовался прикосновением силы Галео, чтобы ответить с такой же сосредоточенностью. Юстикар с готовностью предоставил свои силы, поскольку Думенидону всегда непросто давались самые сложные навыки. Некоторые из нас были рождены, чтобы стать более грубыми инструментами, нежели другие.

Всем нам было известно это название. В свое время Анника служила на борту «Морозорожденного», пусть и недолго. Она всегда с улыбкой рассказывала нам эти байки.

Галео кивнул, почувствовав наше понимание.

+ Согласно призыву инквизитора, патруль Имперского Флота обнаружил эсминец типа «Охотник» полностью обесточенным и лишенным признаков жизни в глубинах пространства Вальдаски Каул. Получено подтверждение, что это действительно «Морозорожденный». Дочь ярла — ближайший агент ордосов с необходимым для расследования уровнем доступа, поэтому ответственность ложится на нее. +

+ И на нас, + добавил я. Близость к тем, кто использовал свои силы, всегда увеличивала мои собственные. Мне вообще не представляло сложности ухватить психическую пульсацию Галео, изменить ее и толкнуть назад с моими словами. + Куда направлялся «Морозорожденный», прежде чем его постигла эта участь? +

Ответила Анника, включенная в наш беззвучный разговор.

«Когда я покинула его, он следовал к системам Йопала и Руиса», — пролетел ее голос в наших разумах.

Йопал. Руис. Я запомнил названия этих звезд, изучая астрономический атлас. Они находились неподалеку от звезды Тисра, обогревающей забитый мануфакториями мир-улей Армагеддон. Больше там не было ничего интересного.

+ Примите мою благодарность, инквизитор. Вальдаска Каул — далековато от Йопала и Руиса. +

После секундного колебания Галео согласился.

+ Они почти наверняка затерялись в варпе. +

Я усмехнулся под личиной шлема, подозревая, что каждый из нас об этом подумал.

+ По крайней мере, это будет занимательно. +

— Тебе как будто не терпится, — заметил Малхадиил настоящим голосом.

— Так и есть, — согласился я, а затем беззвучно добавил: + Я никогда раньше не встречался с Волками. +

— Да, — еще шире оскалилась Анника. — Не встречался.

 

Глава третья

ПЫЛЬ

I

Вальдаска Каул представляла собой скопления ионизированной серы и газообразного водорода, сформировавшие блеклую пепельную туманность, вытянувшуюся вдоль подъядерного края субсектора. Каул накрыла собою несколько солнц с мирами, наполнив целые системы смертоносными газами и сделав их совершенно непригодными для жизни. Человечество никогда не заселяло эти пространства, и, насколько мне известно, этого не делал ни один из ксеновыводков. Не многие регионы Галактики становятся проклятыми для всякой формы жизни, и Каул — один из них.

Первое, что я ощутил по прибытии, были удары пылевых волн по корпусу, лязг и дребезжание прервали мою медитацию. На одно смутное мгновение мне вспомнился похожий звук: шум проливного дождя, бьющего по тонким крышам и металлическим оконным рамам. Я инстинктивно потянулся к воспоминанию, но прежде чем успел сосредоточиться на нем, оно испарилось из моего разума, словно туман на рассвете.

Они случались время от времени, проблески жизни, которой меня лишили. Детские воспоминания будоражили чувства, стоило их случайно извлечь медитацией. Все это выхолащивали из нас на самых первых этапах обучения, хотя отголоски все равно оставались. Мы были рождены людьми, и, несмотря на близость к совершенству, обретенному благодаря Дару Императора, в нас присутствовали немногочисленные изъяны того свойства, что мешают всему роду человеческому.

Я открыл глаза, когда корабль тряхнуло. Новые пылевые волны осыпали корпус щелкающими камешками. Ближайшие разумы на остальных палубах были возбуждены и воодушевлены, обрадованные прибытием.

Я закрепил шлем, собрал оружие и покинул нарушенное уединение оружейной комнаты.

II

Кхатан и Василла ждали за восточной дверью стратегиума, тихо беседуя между собой. Для Василлы это было так же естественно, как способность дышать. Голос у девочки был очень тихий, словно у мышки. В отличие от нее, Кхатан голосом могла ковать железо — для нее говорить тихо означало делиться сокровенными тайнами.

— Дамы, — поприветствовал я их.

— Мастер Гиперион, — девочка сложила ладони и поклонилась.

Кхатан ухмыльнулась, сверкнув белыми зубами на лице цвета жженого меда. Ее дреды болтались в обычном беспорядке. Она была единственной аттилийкой, с которой мне доводилось встречаться, хотя я изучал архивы об их общественном строе. Аттилийские кланы очень дорожили репутацией немытого народа. Естественный запах пота указывал на то, что Кхатан является ярким представителем этой культурной тенденции, это не было свидетельством лени.

— Две Пушки, — сказала она. — Как делишки, мой красавец-убийца?

Я не чувствовал себя неуютно из-за ее флирта, просто не знал, как на него отвечать. Всегда с трудом понимал ее юмор. Возможно, сейчас это он и был. Но наверняка я сказать не мог и предпочел остаться в неведении.

— Почему вы снаружи? — спросил я.

Юное лицо Василлы светилось безмятежностью.

— Мы ждем инквизитора, — ответила она. — Ваши братья уже внутри.

Я повернулся и выглянул в пустой боковой коридор, ощутив приближение еще двух разумов. Дарфорд и Кловон вышли из-за угла вместе. Первый, как всегда, был одет в безупречно чистую форму, второй — в одежде свободного покроя. От Дарфорда пахло чистой кожей и искусственным ароматом лосьона. От Кловона же несло ложью и начищенными ножами.

— Ты который? — спросил у меня Дарфорд. — Хотя нет, не отвечай. В этот раз я угадаю.

Эта игра наскучила мне уже довольно давно. Я чуть наклонился, чтобы показать ему имя, выгравированное полированным золотом на правом наплечнике.

— Ах да, конечно, — сказал он. — Привет, Гиперион.

Кловон не поздоровался со мной. Он остановился рядом с группой, отвернув от меня истерзанное лицо. В отличие от Сотиса, чье перекроенное лицо было наследием славной битвы, специально нанесенные шрамы Кловона представляли собой символические метки ритуального осквернения. Находиться в присутствии того, кто когда-то был еретиком… Я ощущал дурной привкус во рту всякий раз, когда просто смотрел на него.

Дарфорд провел пальцами по коротко подстриженной бородке.

— Ненавижу абордажи, знаете ли. Я упоминал об этом?

— Раз или два, — мягко заметил Кловон.

— Тысячу раз, — с напускной серьезностью вставила Кхатан.

— Снайперу негде развернуться, — продолжил солдат. — Вот о чем я. Если Анника не начнет с большей тщательностью подбирать задания, я могу просто вернуться на Мордию и принять повышение, которое мне предлагают. Сейчас я был бы уже полковником, знаете ли. Полковник Фредерик Дарфорд из Железной Гвардии. А что, отлично звучит.

Кхатан сплюнула на палубу.

— Постоянно одно и то же нытье. Хватит. Оставь мои уши в покое хотя бы на недельку.

Улыбка снайпера была презабавно отрепетированной. Как-то при случае покопавшись в его разуме, я узнал, что он постоянно отрабатывает ее перед зеркалом, ища ту улыбку, с которой он выглядел бы привлекательнее всего. Ему нравилось считать ее своим оружием.

— Ты хоть слушаешь, моя любимая грязнуля? Ты вообще хоть что-то слышишь из-за грязи в ушах?

— А может, я читаю по губам, наи-мори, — Кхатан ухмыльнулась, использовав аттилийское оскорбление для воина, который шел в бой пешим, вместо того чтобы ехать на лошади. Я читал, что подобное оскорбление служило поводом для дуэли чести. Как и все страшные ругательства различных культур, оно казалось довольно любопытным: его можно было сравнить с тем, которым обзывали человека, неспособного охотиться для себя и для племени, либо слишком слабого, чтобы сражаться в клановых войнах.

Я молча слушал их перебранку, не зная, что сказать. Любое мое слово только еще больше подогрело бы их спор, поэтому я решил не вмешиваться. Мне редко представлялся шанс понаблюдать за взаимоотношениями людей.

Кловон следил за мной. Он не мог скрыть своих мыслей. Показное равнодушие было хрупким, словно застывающая лава, которая создает покрывшуюся трещинами корку над жидкой магмой. Он боялся меня и был из тех людей, которые ненавидят то, чего боятся. Подобные эмоции скрыть непросто.

Своевременное прибытие Анники прервало дальнейшие пререкания. Ее черные волосы были заплетены в две длинные косы, лежащие на плечах, что, как я подозреваю, по фенрисийской традиции должно было означать женственность или царственность. Возможно, и то и другое. Но для меня они не значили ничего.

— Гиперион, — поздоровалась она.

— Моя госпожа.

— Ты ждал меня?

Мне не хотелось признаваться, что меня захватило то, как люди общаются друг с другом в обычной обстановке. Но я не солгу. Только не ей.

— Нет, моя госпожа.

Судя по ее улыбке, она догадалась об истинной причине. Она отличалась большим умом.

— Тогда пошли, — инквизитор указала на дверь. — Посмотрим, что у нас там.

III

Зернистый гололит мерцал над проекторным столом в искаженном подобии картинки с экрана оккулюса. «Морозорожденный» был обычным эсминцем Адептус Астартес, то есть щетинился оружием, статуями, зубчатыми укреплениями и размерами не уступал «Карабеле». Наш корабль представлял собой модифицированный фрегат типа «Сверхновая», гораздо лучше вооруженный и намного более быстрый, нежели аналогичные корабли Имперского Флота или меньших орденов. Мы были единственными Серыми Рыцарями на борту.

«Морозорожденный», эскортный корабль ордена Космических Волков, одновременно казался знакомым и неизведанным. Я узнал стандартные очертания укреплений и орудийных батарей, но изображения волчьих голов казались мне совершенно незнакомыми.

— Не вижу признаков боевых повреждений. — Малхадиил потянулся к гололиту и повернул его с помощью сенсорных датчиков в пальцах перчаток. Он вращал картинку медленно, с его лица не сходило восхищение. Он чем-то напомнил мне ребенка, осторожно держащего семейную реликвию.

— Определенно нет боевых повреждений, — подтвердил он.

В стратегиуме царил обычный приглушенный гул — сервы и сервиторы безостановочно сновали по своим делам. Мы пятеро стояли вместе с группой инквизитора у стола.

Сквозь наши разумы потек голос Галео.

+ Как насчет повреждения вдоль укреплений и хребта? +

— Повреждение, да. Но оно не боевое. Если взглянуть на обесцвеченную поверхность… — Малхадиил повернул изображения к Галео, — …вот здесь. Корабль должен быть иссиня-серым, в цветах ордена. Но бронированное покрытие выцвело и сплавилось в бесцветное месиво. Это вернейший признак того, как он получил столько повреждений.

Галео кивнул, нисколько не удивленный.

+ У меня неприятное чувство, будто я знаю, что ты сейчас скажешь, брат. +

— Я не понимаю, — призналась Кхатан.

Малхадиил снова повернул изображения, оголив гибкий скелетный остов корабля.

— Искажения вдоль суперструктуры почти наверняка результат эфирного рубцевания. Осевой зал разорван в достаточном количестве мест, чтобы разгерметизировать весь корабль, даже не учитывая остальных… — он провел пальцем по борту корабля, — …обширных повреждений. Но ни одно из них не нанесли оружием, которое используется в пустотных сражениях.

— Погоди, — откашлялся Дарфорд. — Эфирное рубцевание?

Малхадиил все еще сжимал в руке разрушенный эсминец.

— Повреждения от варп-волн. Корабль шел сквозь варп без поля Геллера.

— Как долго? — спросила Анника.

— Секунды. Часы. Годы, — Малхадиил покачал головой. — Без проверки бортовых архивов сказать невозможно. И то если анимус машины корабля еще в здравом уме и жив. Если нет, то для извлечения информации понадобятся значительные усилия.

— Э, — Дарфорд снова кашлянул. Он не говорил на высоком готике. — Анимус машины?

— Он имеет в виду машинный дух, — объяснил я. — Душа корабля. Мы засекли жизненные показатели?

— Определить нелегко, — признал Малхадиил. — Есть какие-то слабые сигналы, но Каул губительно влияет на работу ауспиков.

Я отвернулся от гололита, чтобы взглянуть на сам корабль, висящий в пустоте.

— Он остался без энергии и разгерметизировался, и, кроме того, пережил путешествие без щита через варп. Но там есть признаки жизни?

Малхадиил все еще не отпускал голоизображение. Мерцающий зеленый свет падал на его лицо.

— Задача усложняется, братья. Вы видели повреждения вдоль второго и четвертого квадрантов?

Воины Кастиана кивнули, но Кхатан перегнулась через стол, чтобы посмотреть поближе. Малхадиил тут же отодвинул от нее гололит, словно ребенок, не желавший делиться игрушкой.

— Дыры? — спросила она. — Разве это не те же варповые раны?

— Эфирное рубцевание, — поправил ее Малхадиил. — И нет, это не они. Посмотрите, как аблятивная броня выгнулась наружу, словно лепестки. Это внутренние повреждения корпуса. Что-то пробивало себе путь наружу. Неоднократно, судя по количеству повреждений.

Кхатан фыркнула.

— Твои глаза лучше моих, Железяк, — Малхадиилу не удалось скрыть улыбку в ответ на прозвище, данное ему аттилийкой.

Дарфорд оказался куда зорче.

— Я насчитал тридцать три разрыва корпуса по левому борту.

Я насчитал столько же. Через некоторые пробоины мог бы проехать даже танк.

— Что с флотскими кораблями, которые обнаружили «Морозорожденного»? — спросил я.

Анника сверилась с инфопланшетом.

— Это был патруль эсминцев типа «Гадюка», его возглавлял «Неутомимое сердце». Их сенсоры дальнего радиуса действия засекли «Морозорожденного», но им предписывалось двигаться вдоль границ Каула. Капитан патруля запросил разрешение у священных ордосов направиться прямиком в туманность, но ему недвусмысленно отказали.

— Патруль «Гадюк»? Они были обычными пиратами-охотниками? — спросил Думенидон. — Я не знаком с типами флотских кораблей этого субсектора, но знаю, что эта туманность — настоящий рай для разномастных грабителей.

Инквизитор кивнула.

— «Гадюки» слишком плохо вооружены, чтобы справиться с подобной угрозой, — подтвердила она. Для них было бы верхом отваги просто попросить разрешения разведать.

— Храбрость и невежество разделяет тонкая грань, — вставил я. — Был ли вокс-контакт с эсминцем после нашего прибытия?

— Нет, брат, — Малхадиил наконец отпустил гололитическое изображение. Освободившись от его хватки, оно продрейфовало обратно, туда, где в пылевом облаке медленно вращался настоящий боевой корабль.

Анника наморщила нос.

— Даже аварийного маяка?

— Нет, госпожа.

Я посмотрел на остальных, стоявших в молчании.

— Но что насчет психического крика? — спросил я. — Мы смогли отследить его источник?

— Что-что? — повернулась ко мне Анника.

Я разом стал центром всеобщего внимания.

— Разве вы не слышите его? — спросил я, чувствуя растущую неуверенность. Пару секунд спустя я пересекся взглядом с Галео. Я ощутил, как он соединился с моим экстрасенсорным чувством и принялся искать, словно взявшая след гончая.

+ Теперь я слышу, + произнес он. + Неразборчивый крик в варпе. Человеческий или очень похожий, чтобы сойти за человеческий с пугающей точностью. +

Я кивнул, поскольку слышал его таким же.

— Не понимаю, почему астропаты пропустили его.

Юстикар долгое время изучал меня. В его взгляде, даже скрытом за глазными линзами, читалось осуждение.

+ Они упустили его, потому что он очень слабый, + наконец сказал он. По фокусировке сообщения я понял, что оно проецировалось только для меня. + Ты становишься сильнее, Гиперион. +

+ Спасибо, юстикар. +

Анника постучала костяшками по столу — еще одна привычка, говорящая о том, что она сосредоточена.

— В саге наметился новый поворот, — сказала она с раздраженным вздохом. — Просто отлично. Поднимаемся на борт. Приготовьтесь, моя команда присоединится к вам, как только вы сочтете, что риск приемлем.

Она посмотрела туда, где в пустоте плавал лишенный энергии корабль, мягко захваченный инерционным моментом.

— Я хочу видеть, что внутри корабля, — наконец произнесла она.

Мы отдали друг другу честь.

+ Боевой корабль войдет через посадочный отсек левого борта, + Галео указал на запечатанные врата отсека. + Думенидон проведет ритуалы подготовки. Мы будем на борту «Морозорожденного» через час. +

 

Глава четвертая

«МОРОЗОРОЖДЕННЫЙ»

I

Военный корабль Космических Волков. Или, по крайней мере, то, что от него осталось.

В некотором смысле, он прошел полный цикл. Родившись в морозе Фенриса, теперь он безжизненно дрейфовал в глубоком космосе, затерянный среди льдов, вдали от солнц. Целые моря охлаждающей жидкости и масел затвердели, словно алмаз, заблокировав внутренние системы без шанса на оттаивание.

От первого моего шага по ангарной палубе доспехи тихо загудели. Из-за отключенной электрики и разгерметизации в отсеке царила тишина и была нулевая гравитация. Кроме моего размеренного дыхания, вырывающегося через респиратор шлема, единственным звуком было бормотание Сотиса, который крепил подошвы к палубе позади меня.

О мою голень ударилась пара человеческих очков, которые в прошлом почти наверняка принадлежали какому-то серву ордена. Я проследил за ними взглядом. Корригирующие линзы были забрызганы кровью.

— Помещение усеяно обломками, — провоксировал Думенидон. — Личные вещи. Дрейфующие ракеты и ящики из-под боеприпасов. Несколько погрузочных кранов. Боевой корабль и бронетранспортер «Носорог» с символикой Космических Волков закреплены на палубе. Из туманности в корабль набились пыль и песок. В человеческом спектре видимость слабая. Глазные линзы компенсируют это.

— Тела? — прозвучал потрескивающий вопрос инквизитора. Мы едва слышали ее. Пыль буквально убивала вокс-связь.

— Нет. Тела отсутствуют, — я отключил магнитные замки и продрейфовал вперед остальных, поднявшись к покрытой балками крыше. Чтобы переместиться дальше, я плавно оттолкнулся от потолка. По наплечнику щелкнул неотстрелянный болтерный снаряд и медленно полетел вдаль.

— Здесь ничего нет, инквизитор. Ничего живого.

Ее ответ утонул в статике.

— Повторите, пожалуйста, — сказал я. — Помехи.

И вновь статика заглушила ее слова.

— Юстикар, теряю контакт с «Карабелой».

+ Я также утратил связь с кораблем, + я почувствовал Галео в своей голове, мягкое присутствие, без той твердости, чтобы счесть его назойливым. + Этого следовало ожидать. +

+ Инквизитор, + потянулся я к ней.

«Я слышу тебя», — ее голос звучал достаточно близко, словно она стояла рядом со мной. Достаточно близко, словно делила со мной доспехи.

На мгновение я оказался дезориентирован, когда перевернулся в воздухе и закрепил ботинки на потолке.

«Покажи, что ты видишь», — сказала она.

Разделять с кем-то сознание было одним из тех умений, которые давались мне легко. На мгновение сконцентрировавшись, я открыл то, что видел сам, минуя мерцающие прицелы и бегущие по ретинальному дисплею руны. Вид на помещение из-под потолка, далекие звезды за распахнутыми створками шлюза, мусор, дрейфующий в пространстве, словно рыбы среди зданий затонувшего города.

Наш боевой челнок, «Грозовой ворон», походил на толстенькую серебристую птичку, вцепившуюся в ангарную палубу, с языком, развернувшимся в рампу. Сейчас по ней последним спускался Малхадиил. Сотис продрейфовал к ровным рядам танков «Хищник» и потер тусклую деформированную броню одного из них. Галео стоял у открытых палубных дверей и всматривался в космос. Думенидон шел по платформе к обесточенной панели управления, отпихивая в стороны парящие ящики.

«Понятно», — прозвучал ответ Анники. На долю секунды я проник слишком глубоко через связывающие нас узы, и мое зрение раздвоилось, когда я посмотрел на мир ее глазами. Она стояла в стратегиуме «Карабелы» и глядела в оккулюс. С ней рядом стояли Дарфорд и Кловон. Еретик что-то бормотал.

Из-за волны раздражения наше психическое единение напряглось, и мое зрение поблекло и затуманилось. У меня ушла секунда на то, чтобы вернуть ему четкость, что немного отличалось от созерцания тьмы в ожидании, что ваши глаза вот-вот к ней адаптируются.

«Что случилось?» — спросила она.

+ Ничего. +

«Теперь я слышу, как ты бормочешь».

Я читал девяносто вторую литанию абсолютного сосредоточения. Вместо ответа я обернулся к причине, по которой воспарил к потолку. Лавировать между переборками не составляло для меня ни малейших трудностей — ни одно случайное столкновение не смогло бы пробить мои доспехи. Присутствие инквизитора угасло, превратив ее в пассивного наблюдателя моих ощущений.

Кровь, покрывшая несколько темных железных балок, превратилась в кристаллическую корку. Она откололась после моего прикосновения, рассыпавшись красным порошком в невесомости.

+ Собратья, + отправил Галео. + Готовьтесь выдвигаться. Гиперион, что с психическим зовом о помощи? +

— Он умолк, едва мы ступили на борт, — провоксировал я. — Все это кажется довольно примитивной ловушкой, юстикар.

+ Я почти уверен в этом. Будьте начеку. +

Я отстегнул ботинки и оттолкнулся от потолка, продрейфовав сквозь обломки. В последнюю секунду развернулся и приземлился на палубу, снова закрепив стабилизаторы.

— Нет тел, — произнес Малхадиил вслух то, о чем мы все думали. — У них здесь боевой корабль, но к нему никто не притронулся.

Через психическую связь с Анникой я услышал далекое ворчание Дарфорда:

«Все интереснее и интереснее».

II

Военный корабль Адептус Астартес — это твердыня в пустоте. Он предназначен для того, чтобы громить блокирующие флоты, бомбить поверхность планет и сражаться с кораблями, многократно превосходящими его по размерам. Многие тайны создания наших кораблей ныне утрачены, поскольку предвосхищали сам Империум, уходя корнями в Темную Эру Технологий. Можно даже не говорить, что военный корабль Космического Десанта представляет собой настоящую крепость, внутри похожую на лабиринт вычурной архитектуры из длинных коридоров и огромных залов.

Мы шли по небольшому ангарному отсеку, то и дело сверяясь с планами по пути к главному арсеналу. Хотя эсминцу типа «Охотник» не доставало огневой мощи более крупных родственников, он был не лишен величественности. Увенчанные волчьими головами горгульи скалились со стен, глядя на нас немигающими глазами. Дверные арки были украшены искусными бронзовыми гравировками, которые на многих мирах сочли бы настоящими произведениями искусства. По всей протяженности коридоров струились руны из сусального золота, во многих залах полы были выложены мозаикой. В готических недрах подобных кораблей показная роскошь встречалась чаще, чем где бы то ни было во всей человеческой Галактике.

Мы не разделялись. Мы — Серые Рыцари, а не банда мародеров-расхитителей. Каждый из нас взращен и обучен для того, чтобы служить щитом своему брату, и наши разумы оставались соединенными, чтобы в мгновение ока увидеть через чувства друг друга.

Искусственная пульсация ауспика Малхадиила представляла собой непрерывное биение, к которому мы все время прислушивались. Устройство тикало в пассивном режиме, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не ощущая.

Мы держали оружие наготове. Как обычно, Галео и Думенидон шли впереди. Я был замыкающим и шел, в одной руке держа штурм-болтер, в другой — пистолет.

Без сомнений, корабль серьезно пострадал. Команде из сервов или сервиторов для того, чтобы миновать обломки, пришлось бы не раз возвращаться обратно в поисках обходного пути. Завалы, преграждавшие нам путь, расчищались Малхадиилом и Галео, работающими в телекинетическом единстве. Ударами и толчками кинетической силы они попросту откидывали искореженное железо в стороны.

К тому времени, как Малхадиил отбросил тридцатую гору металла, его дыхание стало поверхностным и прерывистым. Его способностью был телекинез, но у всякого человеческого тела существовали свои пределы, даже у осененного Даром Императора. Его доспехи покрылись психической изморозью, которая осыпалась всякий раз, стоило ему напрячь мышцы, чтобы сконцентрироваться.

Первые тела мы обнаружили в главном арсенале. Комната была наполнена смертью — тела сервиторов и сервов ордена безмолвно висели в воздухе. Каждый труп свидетельствовал о мучительной смерти — тела были выпотрошены, истерзаны, расчленены.

Один из трупов сидел, прислонившись спиной к переборке, закованная в керамит рука покоилась на животе. Он умер, пытаясь запихнуть внутренности на прежнее место. Как и мы, он прикрепил подошвы к палубе. Но, в отличие от нас, он был безоружен. Украшенный рунами болтер парил неподалеку.

«Сова гудт, хелль'тен», — прозвучало в моем разуме произнесенное Анникой фенрисийское напутствие почившему герою. Я не был знаком с внутренними традициями ордена, поэтому не узнал ротные обозначения на доспехах: с наплечника взирал железный волк, на поясе висели талисманы из волчьих голов. От трупа во все стороны расползлись шарики замерзшей крови. Не вся обесцвеченная жидкость была человеческой.

+ Гиперион, + настойчиво позвал Галео. Я знал, чего он хочет.

— Слушаюсь, юстикар.

Я приблизился к трупу и опустил ладонь ему на шлем. Поникший головой воин смотрел на то, что осталось от его туловища.

+ Что ты видишь? +

На мое зрение словно опустилась туманная пелена — вид через чужие глаза. Эта же комната, забитая бегущими сервами и сервиторами, вооруженными обычными инструментами… между ними скользили гибкие демонические фигуры, разрубая людей зазубренными клинками, которые словно были выкованы из меди и бронзы. Туман сгустился и вновь рассеялся, показав последнее, что видел воин. Одна из фигур — существо, покрытое вздувшимися огненно-красными венами под растрескавшейся черной кожей, — выплеснула желчь мне в глаза и погрузила в живот меч. Я ничего не слышал и не чувствовал, но зрелище красноречиво говорило само за себя.

Я убрал руку со шлема.

— Дети Кровавого Порока, юстикар. Десятки.

+ Рассредоточиться, + приказал Галео. + Мне нужны ответы. +

Главный арсенал защищали только тела павших, его огромные двери были распахнуты настежь, напоминая беззубую пасть. На стенах висели пустые стеллажи, на которых не осталось ни единого меча или болтера. Все наличное оружие разобрали. После того, как исчезла гравитация, из ящиков с боеприпасами и запасными цепными лентами для мечей вывалилось все содержимое, заполнив пространство между парящими трупами.

Единственный свет исходил от нашего оружия, клинки тускло мерцали работающими на малой мощности силовыми полями, временами заставляя тени танцевать на стенах, когда по лезвию с треском проносился заряд. Мерцающая игра силуэтов превращала изувеченные, замерзшие лица в дрожащие морды демонов.

— Они разграбили все, — заметил Сотис. — Оружия не осталось.

Я указал на потолок, покрытый воронками и трещинами от болтерных снарядов и оружия калибром поменьше.

— В этой комнате было что-то над ними. Они пытались свалить его.

Даже со своим улучшенным зрением мы едва видели в пыльном мраке. Доспехи ощутили, что я пытаюсь что-то рассмотреть, и переключили глазные линзы на другую частоту, проникнув сквозь пылевую завесу Ничего.

+ Мы уже достаточно глубоко. Гиперион, начинай ниспослание. +

Я спрятал болт-пистолет.

— Сейчас, юстикар.

III

В одном изречении времен Старой Земли, написанном советом древних мериканских королей, говорится о том, что все люди рождаются равными. Я часто задавался вопросом, звучали ли эти слова так же лживо и идеалистично для людей той эпохи, как для меня. Действительно, человечество обладает неисчерпаемыми способностями к самообману.

Обман — грех, направленный против чистоты, как сказано в пятнадцатом законе набожности. Соврать означает запятнать душу, а тот, кто обманывает сам себя, трижды очернен ложью.

Люди не рождаются равными. Доказательства очевидны для любого.

Хотя мы уже не люди в обычном смысле, но происходим от них, и поэтому ни один Серый Рыцарь не может быть равным другому.

Сотис не был предрасположен к ниспосланию, как и Думенидон. Малхадиил обладал телекинетическими способностями, а я классифицировался как пирокинетик. Но из всех пяти душ Кастиана ответственность за ниспослание всегда ложилась на Галео либо на меня. Почти всегда его предпринимали в одиночку.

Как лучше описать ниспослание? Как можно описать шторм ребенку из подулья, который ничего не знает о ветре и погоде? Можно, конечно, сказать, что дождь — это бьющая в лицо вода и что тучи похожи на клубы ядовитого тумана, но образ все равно останется неполным. Ребенок никогда не видел неба. Единственный ветер, который он ощущал, порождался астматическим дыханием вентиляторов.

В свои первые ночи мне приходилось преклонять колени, чтобы провести ниспослание, напевая при этом цитаты и сосредотачивая внимание на игнорировании телесных ощущений. К счастью, постоянно тренируясь, впоследствии я преодолел это препятствие, а узы с братьями усилили мои таланты. На «Морозорожденном» мне пришлось всего лишь закрыть глаза.

Корабль сопротивлялся. Я чувствовал скверну в его костях, порченое железо и потемневшая сталь отражали мое ищущее прикосновение. Зал за залом, комната за комнатой, я направлял свои чувства и все дальше дрейфовал через мертвый корабль.

Способность видеть без глаз и воспринимать без физических ощущений может сбить с толку даже подготовленный разум. Однажды я предпринял ниспослание в жилом блоке, и ответная отдача оказалась настоящим испытанием для моих чувств — по мозгу враз застучали сотни разумов со своими нуждами и мыслями, сливаясь в ядовитый поток. Под вихрем сознания таились простые и резкие инстинкты грызунов, плодившихся за каждой стеной блока, а также очертания самого строения — углы, дыры в материалах, то, как его вес давит на основание…

Ниспослание моих чувств по эсминцу ядовитым образом походило на тот опыт. По вычурным стенам и узким каналам пульсировало тайное сердцебиение, наполненное жизнью, которую не в состоянии засечь ни один сканер.

Я перестал чувствовать источник психического воя. Что бы ни рыдало в варпе, теперь оно упорно и мастерски скрывалось.

— Я не ощущаю живых душ на корабле, — произнес я.

+ Тела? +

Их я чувствовал вместе с призраками, таящимися рядом. Каждый раз, стоило мне пройти мимо очередного трупа, я улавливал тихие обрывки последних слов или вспышку клыкастых пастей и зазубренных клинков.

— Сотни, юстикар. Все остывшие. Все мертвые. Корпус прогнил от скверны. Она ослабляет мой взор, но уцелевших нет. По крайней мере, таких, которые были бы в сознании. Может, кто-то лежит в анабиозе.

— Расскажи о скверне в стенах, — сказал Думенидон. — Я ничего такого не чувствую. Это одержимость?

Я прошел по коридорам, чувствуя, как за мной трещат стены, хотя сама структура оставалась неизменной. Они отшатывались на психическом уровне, будто инстинктивно.

— Нет, не одержимость. Просто скверна. Не больше чем тупая злоба от таящейся в костях корабля порчи.

+ Двигатели? + спросил Галео.

Я собрал чувства и сосредоточился на ниспослании через огромные залы к двигательной палубе. Загадочный термоядерный реактор, который некогда служил пылающим сердцем корабля, застыл в неподвижности, покрытый замерзшей кровью и окруженный дрейфующими обломками. Плазма в трубах и ядре также остановилась и загустела.

— Холодные, юстикар. Такие же холодные и мертвые, как и команда.

+ Отключенные? + направил он мне вопрос. + Или выведенные из строя? +

— Сложно сказать, юстикар. Мал?

— Я пойду с ним, — ответил Малхадиил.

Я потянул его сущность за собой, направляясь обратно к двигательным палубам. Я услышал, как в комнате, где остались наши братья, пошатнулось его тело. Он упал на колени, не в состоянии сосредоточиться на физической форме, пока разум действовал отдельно от тела. Но Малхадиил знал свою задачу и заставил чувства пронестись по пультам управления и поверхности реактора.

Он заговорил громко, его голос казался далеким и отвлеченным.

— Двигательное ядро в главном двигательном зале отключено вручную.

Я чувствовал его движения так, словно мог видеть, как он невидимыми прикосновениями прошелся по рядам бездействующих командных пультов, представляя себе принцип работы каждого из них.

— Все девять шифров зажигания были извлечены, — затем он задумался, и я услышал по воксу его дыхание. — В разъемах остались угольные рубцы, также повреждены субдермальные кабели, которые соединяют пульты с анимусом машины. Ключи активации извлекли, пока корабль еще двигался.

Сотис перенес вес тела на другую ногу. Приглушенный шум его доспехов на секунду отвлек меня, и мне пришлось быстро сосредоточиться.

— Они попытались вырубить двигатели, чтобы выпрыгнуть из варпа, — сказал он. — Я не понимаю. Почему они не выбросили варп-ядро? Разве не было иного способа вернуться в реальное пространство?

Малхадиил упал на четвереньки, его чувства еще оставались со мной в инжинариуме. С меня градом катил пот. Поддержание такой сосредоточенности заставляло мышцы находиться в постоянном напряжении, мои виски ныли из-за крепко стиснутых зубов.

— Навигатор, — выдохнул Малхадиил. — Виноват их навигатор.

Я почувствовал, как его сущность начинает истончаться, рассеиваясь по сети кабелей и труб, идущих из двигательного зала. Его дыхание стало прерывистым, и, словно волк, вцепившийся зубами в добычу, я потащил его за собой.

— Это было неприятно, — пробормотал он, с третьей попытки поднявшись на ноги.

— Ты ушел в дрейф, — ответил я.

— Спасибо, что забрал меня, — поблагодарил он.

+ Что с их навигатором? + вмешался Галео.

— Это был он, — подтвердил Малхадиил. Мой брат проверил оружие, словно чтобы просто убедиться, что оно осталось при нем. — Они не могли вырваться из варпа. Они даже не могли обездвижить корабль, выбросив варп-ядро в космос. Навигатор не позволял им. Под палубами настоящие джунгли из кабелей, к которым больно прикасаться, они жалят резонирующей злобой навигатора. Он даже не позволил кораблю замедлиться.

Я попытался представить, о чем он говорит. Понятно, что такой контроль над военным кораблем был неслыханным. Навигатор был проводником, пилотом в варпе, он не управлял всеми системами. Он не мог в одиночку проклясть целый корабль.

+ Нам всем будет недоставать твоих навыков, когда гроссмейстер направит тебя на Марс. +

Малхадиил кивнул юстикару. Ни для кого не было тайной то, что он желал учиться под руководством марсианских Механикус. Если бы Кастиан мог отпустить его, Малхадиил давно бы уже ушел. Через пару лет, пройдя секретное обучение, он стал бы технодесантником.

— Машинный дух мертв, — сказал он. — Окончательно мертв. Ядро невозможно активировать в полностью рабочем состоянии, только если заново не освятить его в кузне душ. Корабль не просто отключили, — Малхадиил покачал головой. — Его пытались убить, вырвать жизнь из каждой системы.

— В залах инжинариума после боя остались кровавые пятна и выбоины от пуль, — добавил я. — Какие бы сражения ни отгремели на корабле, команда предпочла вырваться в материальное пространство на разваливающихся обломках, но не оставаться в варпе. Перед уходом корабль следует уничтожить. Очищение невозможно. Его прах следует предать пустоте.

+ Системы жизнеобеспечения также невозможно восстановить, пока мы на борту? Даже искусственную гравитацию? +

Малхадиил задумался. Я почувствовал, как он вспоминает характер повреждений в инжинариуме. В моих мыслях пронеслись образы опустошения, мимолетные и холодные.

— Я могу восстановить пару второстепенных систем, юстикар. Они будут связаны с капризными вспомогательными когитаторами. Без машинного духа это в лучшем случае будет лишь временной мерой. Корабль повержен, — закончил он. — Его пронзили в самое ядро.

+ А варп-крик? +

Я покачал головой.

— Похоже, у него нет источника, юстикар.

— Эхо, наверное, — предположил Думенидон. — Последний отголосок сильной эмоциональной травмы. Архив завален свидетельствами о подобном. Я сам чувствовал такое на многих заданиях.

— Похоже на правду, — сказал я. — Но на борту может что-то прятаться. В любом случае я не уверен.

Галео кивнул.

+ Мы направимся в инжинариум и восстановим все, что возможно, а затем повернем к носу корабля и окклюзиуму навигатора. Гиперион? +

— Да, юстикар.

+ Сообщи инквизитору, что она не сможет попасть сюда, по крайней мере, еще пару часов. +

— Сейчас, юстикар.

Я сделал то, о чем он попросил. Полученный ответ оказался ровно таким, как я и ожидал. Инквизитор Анника Ярлсдоттир знала достаточно бранных слов, и сейчас многие из них она выплюнула в мой разум.

Я приглушил ее голос и вернулся к ниспосланию, дрейфуя вдоль центрального спинного зала.

Стены, оскорбленные моим вторжением, продолжали сопротивляться. Хотя корабль был наполнен угасающим разумом, тот был отравлен. Корабль хотел, чтобы его оставили в покое, позволили гнить и разлагаться в глубоком космосе.

Я видел зависшие в воздухе тела, оплетенные замерзшими внутренностями. Я видел тела, примороженные к палубе или стенам своей кровью, которая превратилась в толстую ледяную корку. Я видел груды тел, разодранные на куски так, что невозможно было сказать, где заканчивается одно и начинается другое или какая часть какому трупу принадлежит.

В голову все больше и больше лез шепот. Каждое тело, мимо которого я проходил, добавляло свое шипение к общей мелодии.

Нет, нет, пожалуйста… последний зал… перезагрузка… нет, Бог-Император, нет… кончились патроны… нет, нет, пожалуйста… за Императора… провалил испытания… последний выстрел для себя… корабль кричит… я не вижу… мать, мать… не могу дышать, я ослеп… где это я… не вижу… нет, пожалуйста, нет, только не меня… я не могу это сделать… помогите… нет, нет, нет… помогите… моя рука, моя рука… нет, нет.

+ Возвращайся, Гиперион. Ты увидел все, что нужно. +

Я почувствовал вкус желчи во рту. Возможно, Галео прав. Я уже было собрался ответить «как прикажете», но слова замерли.

Он ощутил это в тот же момент, что и я. Все мы ощутили. Они повернулись ко мне, почувствовав то же, что и я.

— Враг, — прорычал Думенидон. Оружие ярко полыхнуло, подпитываемое нашими эмоциями.

— Нет.

При этом слове все опять взглянули на меня. Я моргнул, как только мои чувства ворвались обратно в колыбель черепа, пошатнув, но не свалив меня, как Малхадиила. Наконец ниспослание завершилось.

— Здесь есть выживший, но это не враг.

Нить его жизни оказалась достаточно тонкой, чтобы укрыться от меня в первый раз, и даже во второй я едва не прошел мимо. Душа казалась не более чем крошечной свечой посреди безбрежного холода.

+ Где? + вопрос вонзился в меня, острый, как лезвие клинка. Временами Галео забывал о своей психической мощи.

Наконец я открыл глаза.

— Орудийная палуба правого борта.

IV

Мы двигались быстрее прежнего, дрейфуя по обесточенным палубам, пробираясь по потолку и стенам центрального хребта. Галео вел нас с поспешностью, которой не было с самой высадки.

В одной точке вокс на краткое время ожил. Инквизитор воспользовалась этим сполна.

— Гиперион, этой операцией командую я, — напомнила она.

— Знаю, инквизитор.

— Я хочу пиктографические свидетельства всего, что вы видели, пожалуйста. Вы не можете уничтожить имперский боевой корабль и отправить в архивы для вещественных доказательств лишь результаты сенсорного сканирования.

— Может, и так, — предположил я, — но свидетельства пяти Серых Рыцарей будут вполне убедительными, не так ли?

Она отвернулась от вокс-микрофона и что-то пробормотала. Что-то про «слишком ревностных ублюдков».

— Инквизитор?

Ее ворчание завершилось вздохом, который говорил о том, что она была настолько терпеливой, насколько этого было от нее вообще разумно ожидать.

— Я не возражаю против уничтожения корабля, — сказала она. — Просто мне потребуется нечто большее, чем ваши заверения в необходимости этого. Ордосам нужны вещественные свидетельства любой операции подобного масштаба. Особенно когда речь идет о военном корабле Космодесанта.

Ее голос опять стал прерываться и запинаться, когда вокс вновь начало глушить. Признаюсь, я почувствовал облегчение, но долг был превыше всего. Когда я нырнул сквозь пустоту, то вновь потянулся к ней. Мне не составило никакого труда соединиться с ней, ощутить ее позади своих глаз, позволить видеть то, что видел я.

К счастью, на этот раз она решила молчать.

Мы достигли конца длинного коридора. Я перекувырнулся в воздухе, плечом отпихнув ящик, из которого тут же выпорхнула стая патронов, и оттолкнулся от стены. Пока мы скользили по вспомогательному коридору, я летел впереди остальных. По обе стороны от нас проносились двери, каждая переборка была открыта, на краткие мгновения показывая картины разгромленных кают сервов, малых арсеналов, складов, комнат для медитации.

— Что ты чувствуешь? — пришел по воксу вопрос Малхадиила. Я ощутил, как он потянулся в мой разум, словно тот был головоломкой, которую следует разгадать уровень за уровнем. Моя волна раздражения отразила его неуклюжий натиск.

— Душа, — сказал я ему, — окровавленная и сломленная.

Ее присутствие было нечетким, слишком слабым, или же она старалась остаться незамеченной.

— Один из команды?

— Думаю, да.

— Он не заражен?

Здесь я был не настолько уверен.

+ Оружие к бою, + приказал Галео. + Приготовьтесь. +

Я потянулся к огромному входу по левую сторону коридора, по инерции развернувшись и проскользнув внутрь.

Первым, что я увидел в свете глазных линз и мерцании оружия, был раскинувшийся передо мной орудийный зал. Огромные люльки из почерневшего железа удерживали гигантские башни орудийных батарей, уставившихся в открытый космос.

На любом другом военном корабле это было бы местом мощной промышленности и великой торжественности, где сервы и сервиторы готовились вести войну во имя Императора. Здесь же оно походило на могилу.

У меня вновь мурашки пошли по телу. Отвращение, ползущее по позвоночнику, зуд позади глаз. Скверна. Грязь. Враг.

Наконец мы нашли Волков.

 

Глава пятая

ОДИНОКИЙ ВОЛК

I

— Скитнья, — ругнулась она за моими глазами.

+ Нет, + послал я ей. + Его не коснулась скверна. +

«Я не о выжившем, Гиперион. О мертвых».

Моя сетка прицеливания отмечала их всех, тело за телом, застывших в воздухе. Они были похожи на сломанные марионетки: повисшие конечности, развороченные доспехи, перебитые позвоночники.

Чтобы остановить дрейф, я опять активировал магнитные замки на ботинках и грохнулся на палубу. Красные алмазы разлетелись от моих доспехов, застучали по глазным линзам. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что это их кровь. Океан крови, кристаллизовавшейся в вакууме.

Тело одного из Волков, потревоженное моим прибытием, медленно перевернулось, отлетев в сторону. Керамит цвета штормового океана, покрытый бронзовыми рунами, отражал сияние моего оружия. Когда лицо воина попало в поле зрения, я заметил повреждение в его шлеме — что-то пробурило себе путь сквозь глазные линзы прямо в череп. Его перчатки застыли на горле, пальцы скрючены. Он умер, пытаясь сорвать с себя шлем. Всего здесь было семь тел. Треть Волков. Традиционно корабли такого тоннажа предназначались для перевозки нескольких отделений.

Палуба вздрогнула под подошвами остальных моих братьев.

— Кровь Сигиллита! — выдохнул по воксу Думенидон. Другие смотрели на царившее разрушение, то и дело отгоняя от визоров кристаллы крови.

Я потянулся к другому парящему Волку, чтобы осмотреть его раны. Едва второй мой палец коснулся доспехов, как раздался крик.

Я ожидал чего-то подобного — психический отголосок любой души, испустившей последний вздох, оставляет след, — но этот вопль налетел словно штормовой шквал, такой сильный, что я пошатнулся. Краем глаза я заметил, как Галео тоже сделал шаг назад. Несколько членов команды на борту «Карабелы» закричали, когда слабое эхо, пройдя по моей связи с Анникой, проникло в их восприимчивые разумы.

Я изо всех сил старался не покинуть тело. Вызванный помимо моей воли огонь стал лизать мне пальцы, горя без воздуха. Я чувствовал, как то же пламя запылало в моих глазах.

+ Что… это?.. + донесся до меня напряженный голос Думенидона.

А затем пришло оно. Имя, слова, гремящие гласом безмолвного психического грома.

+ ПОЖИРАТЕЛЬ +

+ ЗВЕЗД. +

+ Пожиратель Звезд! + разом прокричали Думенидон и Сотис в симпатическом единении, когда их захлестнуло ударной волной шестого чувства. У меня ушли все силы, чтобы не закричать вместе с ними.

+ Смертный вопль, + подтвердил Галео. Его голос все еще дрожал. + Последние слова кого-то очень могущественного. +

Я промолчал. Все мои чувства еще болели после смертного вопля. Слабый телекинетический толчок заставил развороченное тело улететь вдаль.

+ Псайкер, + выдавил я из себя секунду спустя, указав на труп. + Один из их шаманов. +

Галео кивнул. Я слышал, как он успокаивает дыхание. В ушах звенело — все звуки казались приглушенными, пока в разуме эхом отдавался покалывающий грохот.

+ Будь осторожен, Гиперион. +

+ Слушаюсь, юстикар. +

Выживший лежал на палубе, в то время как остальные воины зависли в безмолвном вакууме.

+ Он должен был уже умереть, + отправил Галео, пройдя мимо.

+ Он почти мертв, + ответил я. + И вскоре так и будет. +

Это был Волк, закованный в сизо-серый керамит ордена, с накинутой на плечо белой волчьей шкурой. Кровь покрыла его доспехи, запятнала шкуру, забрызгала шлем. Она залила всю палубу вокруг него, превратившись в лед, особенно много ее было там, где обе отрубленные по колено ноги оканчивались культями. Лед приковал Волка к луже собственной крови на палубе. Сквозь развороченные орудийные порты пыль Каула проникала в помещение.

Если бы я смотрел на него человеческими чувствами, то не смог бы сказать, жив ли он еще. Даже ретинальный дисплей не находил в нем признаков жизни. Лишь бесконечно тонкая нить его психического присутствия говорила об ином.

Я приблизился первым и опустился возле него на колени. На активированных глазных линзах побежали руны, когда доспехи попытались подключиться к его вокс-каналу. Сначала раздался щелчок, затем пульсация, потом протяжное, прерывистое дыхание.

Я склонился над воином, осматривая треснувший шлем. Поверхностные повреждения — ничего, с чем не справился бы ремонтный сервитор. Но он словно не видел меня. Его биопоказатели были чуть выше нуля. Значит, анабиоз. Не лишено смысла. Нам понадобится правильная подборка препаратов, чтобы оживить его на борту «Карабелы».

— Я не чувствую в нем скверны, — сказал позади меня Думенидон.

— Ее и нет, — ответил я. — И он активировал анабиозную мембрану. + Инквизитор? +

«Да?»

+ Нам нужен химический состав «сомнамбулист», вы найдете его на складе апотекариона «Карабелы». Используйте сервиторы в климатическом костюме, чтобы переправить его к нам. +

«Нет. Я сама приду», — почему-то я не сомневался, что она это скажет.

+ Это небезопасно. Мы не проверили весь корабль.

«Закройся, Гиперион».

+ Гиперион прав, инквизитор… +

«Закройся, Малхадиил».

+ Инквизитор… +

«Я инквизитор Ордо Маллеус. Не спорьте со мной. Если мы начнем мериться званиями, вам не выиграть. Мне не требуется ваше соизволение. Вы можете переместить раненого Волка?»

Я опять взглянул на тело.

+ Да. Анабиоз не позволит его состоянию ухудшиться. +

«Доставьте его ко мне. Это приказ».

II

Мы встретились в ангаре. Ее собственный шаттл представлял собой сверкающую противоположность сумрачно-агрессивной эстетике нашего боевого корабля, и я подозревал, что никто из нас не удивился, когда она спустилась по рампе в сопровождении нескольких фигур в матово-черных пустотных костюмах, отмеченных литерами Инквизиции. Неподалеку от одной из них трусил кибермастиф, цепляясь за палубу железными когтями и совершенно не волнуясь насчет отсутствия гравитации.

— Две Пушки, — один из безликих шлемов из черного стекла кивнул мне.

— Привет, Гиперион, — сказала самая маленькая фигурка нежным женским голосом.

— Нам стало скучно, — произнесла другая, самая высокая.

Даже вокс-треск не мог скрыть довольное хмыканье Дарфорда. Он был человеком, которому не составляло труда развеселиться в любой ситуации. Меня всегда интересовало, почему.

Инквизитор Ярлсдоттир подошла к нам, как-то сумев заставить неуклюжий шаг при нулевой гравитации выглядеть грациозным. Она также была в климатическом скафандре с кретацианским болтером за спиной. Ее бледное лицо смотрело на нас из-за усиленного визора бронированного шлема. Временами стекло запотевало от дыхания.

Галео втянул воздух, чтобы заговорить, но Анника предупредительно подняла палец, и юстикар замолчал под ее хмурым взглядом. Позади нее Кхатан и Дарфорд тащили ящик с лекарствами.

Анника присела возле павшего Волка, которого мы доставили сюда.

— Разбудите его. Ему придется отпевать своих братьев.

III

Едва очнувшись, воин первым делом вцепился в мое запястье. Хватка оказалась неожиданно сильной. Он ничего не сказал, или, скорее, мы не услышали его слов, поскольку системы доспехов только начали оживать и пытались восстановить связь с отделением. Когда автоматически подключиться не удалось, я жестами указал последовательность из семи цифр — наша связная частота.

Мгновение спустя вокс затрещал. Его голос был утробным, бормочущим рыком, который выцеживался сквозь стиснутые зубы.

— Теперь я вспоминаю, — прорычал он. — Ублюдки отняли мне ноги, — он поднял голову, его глазные линзы встретились с моими. — Назовись, собрат, либо назови себя врагом, ибо я не узнаю твоих доспехов.

Это была довольно распространенная реакция даже среди Адептус Астартес. Большинство орденов считали нас мифом, если вообще слышали о нас. Немногим душам позволялось знать о нашем существовании.

+ Гиперион, + пропульсировал Галео. Я понимающе кивнул.

— Мы — отделение Кастиан, из Серых Рыцарей, — сказал я раненому воину.

Чудо, но он сумел сжать окровавленную правую перчатку в кулак и ударить им по нагруднику.

— Граувр, из Великой роты Хакена Жующего Железо, — разразился он смехом, в котором, однако, не чувствовалось веселья. — Хотя Жующий Железо уже мертв, как и я. Новый волчий лорд принесет с собой новые символы роты. Хннгх. Я рад, что умираю. Слишком стар, чтобы снова перекрашивать наплечник.

Когда он продолжил, я услышал неприятный влажный хрип в его дыхании, что говорило о наличии крови в легких.

— Великий Волк, верховный ярл Гримнар, говорил о вас. Он отправил нас за вами. К Титану, сказал он. Плывите к величайшей луне Сатурна. Ха! Я почти уверился, что он лгал нам. Но вы настоящие, да?

Всякий раз, когда он открывал рот, до меня доносилось булькающее громыхание его напрягающихся органов.

— Ты далеко от Титана, — сказал я ему. — Удача привела нас сюда.

— Удача? Мочился я на удачу. Всеотец привел вас ко мне.

— Кто?..

— Он говорит об Императоре, — разъяснила Анника. Она вышла перед нами и присела рядом с умирающим Волком. — Я Анника Ярлсдоттир, теперь из Инквизиции, а некогда с Фенриса. Моим племенем был Сломанный Клык. Моим отцом был Ранил Скорняк, ярл Маульмы. Боевая краска, которую мы наносили, когда плыли на битву, была…

— Красной, цвета крови, — прохрипел воин, — наносится от уголков рта и спускается вниз по горлу. Я же хорошо знаю Сломанный Клык, девочка. Мое имя вот уже три века звучит в ордене, но я знал Сломанный Клык еще до того, как меня забрали, — он прервался и тяжело закашлялся в шлем. — Я был старым уже тогда, когда твой старик тянул молоко из сисек твоей прабабки. Ты слышишь меня, девочка? Я вершил резню на холодных морях и движущихся землях за десять поколений до того, как ты вообще появилась на свет.

А она… она улыбалась. Хотя я не видел ее лица, но чувствовал ее радость — тепло, которое она испытывала к воину. Из ее поверхностных мыслей я узнал о фенрисийской традиции добродушного хвастовства, когда пересекались пути воинов из разных племен.

Любопытный обычай.

— Расскажи нам, что случилось, — потребовала Анника, схватив его гигантский кулак в свои руки. Ее пальцы даже не смогли полностью обхватить его ладонь. — Что привело вас сюда?

— Куда… куда это сюда?

— На Вальдаска Каул.

— Предупреждение, — прорычал он вновь. — Предупреждение. Вы слышали Ангриффа Укротителя Хворей? Скажите, что слышали последний крик Укротителя Хворей.

— Пожиратель Звезд, — слова вновь возникли позади глаз.

— Слышали, — сказал я. — Объясни их значение.

— Нам пришлось бежать сюда. Ты понимаешь это, Серый? Наш рунический жрец, Укротитель Хворей, и наш волчий лорд, Жующий Железо. По их воле мы бежали.

Некоторые братья нашего ордена обладали психической силой, способной придавать форму чужим эмоциям. Один из них сейчас смог бы незаметно проделать нечто подобное, но я не решался пойти на такой риск. Он и так был на волосок от смерти.

— Помедленнее, — сказал я. — Сосредоточься.

— Я сосредоточен. Послушайте. Гадание на рунах не работает. Слова шамана не достигли ничьих ушей. Они пришли красной волной из кровоточащего неба и задушили наши голоса, когда впервые поцеловали проклятую землю.

— Кто? — прошептала Анника. — Кто это сделал?

Мне не нужно было спрашивать. Я ощутил отголосок его мыслей, но увиденное было лишено всяческого смысла. Океаны пепла. Горящие города. Коридоры этого самого корабля, захваченные пылающими нерожденными.

— Враг, — отрезал Граувр. — Трижды проклятый враг. Вы что, оглохли? Мы бежали от них. Ярл Гримнар отправил все корабли, какие только смог выделить. Не было другого способа покинуть планету. Шторм пожирает все звуки. Нам пришлось бежать, спасаться, найти тихое место, где мы смогли бы взвыть о помощи.

Волк опять горько рассмеялся.

— Но они шли за нами. Они пришли к нам и вырезали всю команду. Они появились из тьмы с клинками в руках, отбрасывая на железные стены рогатые тени.

+ Нерожденные, + пропульсировал нам Галео. + От кого бы они ни бежали, за ними следовали демоны. Похоже, Извечному Врагу очень хотелось заставить Волков замолчать. +

Анника заговорила следующей.

— Откуда вы прибыли? — спросила она. — Где тот шторм, который поглощает все звуки?

— Армагеддон, — ответил воин. — Мир-мануфактория. Ульи, пепельные пустоши и токсичные небеса. И над всем этим, словно раковая опухоль в ночных небесах, сам шторм. Пожиратель Звезд.

+ Мы убиваем его, + пропульсировал нам Сотис. + Его разум поврежден и угасает, сердца готовы вот-вот лопнуть. Он слишком ослаб. +

+ Тогда он умрет, + ответил Галео. + Шторм, о котором он говорит… +

— Это не шторм, — сказал я человеческим голосом. — Вовсе не шторм.

Я увидел его так отчетливо, словно он завис надо мной. Скопление кораблей — человеческих, чужацких, имперских, предателей — сросшихся в отвратительный халк-скиталец, достаточно большой, чтобы затмить собой солнце. От него разило варпом, спаянными воедино сталью и чужеродными металлами, нерожденными и зараженными смертными, которые копошились в его черных внутренностях.

Образ исчез так же внезапно, как появился. Наконец Граувр отпустил мое запястье и кивнул сам себе.

— Да, — сказал он. — Да, теперь ты увидел. Великий Волк зовет Серых Рыцарей. Он знает, что вы существуете в тенях. Он воет, чтобы вы вышли на свет.

Его голос становился неразборчивым. Он протянул уцелевшую руку.

— Мой болтер, — сказал он. Несмотря на раны, он искал оружие, которого не было. Подобное было достойно всяческого уважения.

— Армагеддон в осаде, — сказал я братьям, поделившись увиденным. — Никогда не видел скиталец таких размеров. Никогда даже не читал о таком, который сравнился бы с ним.

+ Таких никогда и не было, + ответил Галео. + Нужно срочно предупредить монастырь. Мы уходим, уничтожаем корабль и готовимся к войне. +

Что-то в его словах заставило застыть в жилах мою кровь. Малхадиил почувствовал то же самое, но решил не молчать.

— Ты сказал война, юстикар. Не битва.

Галео кивнул.

+ Знаю. +

— Мой болтер, — повторил Граувр.

— Позже, — сказала ему Анника. — Отдыхай, воин.

Как мог, он одной рукой сотворил знак аквилы — однокрылый имперский орел выглядел таким же неуклюжим, каким было усилие, — но у Граувра едва ли был иной выбор, когда другая рука беспомощно висела плетью.

Воин закашлялся в вокс.

— Одно из моих сердец остановилось. Я чувствую, как оно давит в груди, плотное и спокойное. И я не могу нормально дышать. В мои легкие забилась грязь.

— Без нашей помощи ты умрешь, — даже грубые сенсоры авточувств шлема могли бы сказать мне это. Я не нуждался в навыках апотекария, чтобы понять правду. — Мы вылечим тебя на борту нашего корабля.

— Сначала расскажи, что здесь произошло, — настаивала Анника. — Мы должны знать всю правду.

+ Он может рассказать это и на борту «Карабелы», + в безмолвный голос Галео вкралась редкая для него острота. + Мы уходим, инквизитор. +

Анника оглянулась через плечо на него, на всех нас.

— Это фенрисийский корабль, и я не покину его до тех пор, пока не узнаю всех подробностей его смерти.

+ Вы должны хранить верность ордосам, а не Волкам Фенриса. Наш долг куда важнее, инквизитор, + сказал он, нарочно подчеркнув ее звание.

— Я не уйду, пока не увижу, что сгубило этот корабль. Ты понял меня, рыцарь?

Я почувствовал, как Галео подавил в себе ярость. Она разошлась от него лишь слабой рябью.

+ Как пожелаете, инквизитор. +

Она опять повернулась к раненому Волку.

— Говори, — настойчиво сказала она. — Расскажи о «Морозорожденном».

И он поведал. Граувр рассказал все в драматических подробностях, хотя детали были не так уж важны. История гибели «Морозорожденного» оказалась простой и незамысловатой. История об одержимости, скверне, о том, как воинов Императора победило богохульство слабой человеческой команды. Уцелеть удалось лишь нескольким смертным. Те, кто не поддался порче, были выкинуты из воздушных шлюзов или сожраны зараженными сородичами. И все это безумие началось с одной-единственной души. Одного слабого человека, которому была поручена важнейшая обязанность, тогда как его следовало вымарать из анналов Империума.

— Навигатор, — Граувр утробным рычанием выдохнул слово. — Наш проклятый навигатор. Враг проник через него.

— Мы видели повреждения, — произнес Малхадиил. — Сколько времени ушло на захват корабля?

— От силы пара минут. Не было времени организовать защиту. Поле Геллера упало, и команда погибла вместе с ним.

— Нет более мерзкого врага, чем навигатор, который отринул свет Императора, — отозвался Сотис. — Ничего более достойного скорби.

Когда Граувр начал рассказывать о последнем бое Волков, Василла сотворила жест, оберегающий от зла.

— Твои братья умерли с честью, — произнесла она бесконечно мягким голосом.

— Знаю, — горечь в голосе Граувра можно было понять. — Видел своими глазами.

Когда воин закончил рассказ, Анника повернула к нам скрытое визором лицо. Ее синие глаза уставились на меня.

— Ты знаешь, что нужно сделать, — сказала она. — Я встречу вас на борту «Карабелы».

Дарфорд откашлялся в вокс:

— Мы понятия не имеем, остался ли источник на борту. Даже если так, юстикар прав — просто уничтожь проклятый корабль, Ника.

— Нет, — ответила она. — Нужно удостовериться наверняка. Если существо еще живо, его следует изгнать.

— Дело не в уверенности, — заметил я. — Дело в мести за ваших фенрисийских павших.

— Может, и так, — согласилась она.

— Тогда вами руководят человеческие эмоции.

— Пусть так, — я никогда не видел ее столь бесстрастной. — Но ты все равно подчинишься, Гиперион.

Я посмотрел на Галео, но ни один из братьев не проронил ни слова. Наконец юстикар, кивнув, сдался.

IV

Мы вновь направились по безмолвствующим палубам, дрейфуя в сторону носа, к окклюзиаму.

Вокс издал пару пустых щелчков, когда один из моих братьев захотел что-то сказать, но в последний момент решил промолчать. Я направил свой разум прочесать их поверхностные мысли. Сотис сосредоточился на одном из псалмов неподверженности скверне, нараспев повторяя его про себя. Думенидон держался настороже, пресекая всякую попытку проникновения в свои мысли — его разум был так же холоден, как стены вокруг нас. По сравнению с закрытым на замок фолиантом Думенидона Галео походил на раскрытую книгу, он полностью сосредоточился на окружающей обстановке. Значит, Малхадиил, и, если честно, мне следовало догадаться, что это он.

Ретинальный дисплей мгновенно отреагировал на мою раздраженную мысль, открыв вокс-канал с Малхадиилом.

— Просто скажи, — произнес я. — Просто скажи то, что хотел.

— Инквизитор, — как и у брата-близнеца, голос Малхадиила был мягким, но окрашен задумчивой резкостью, которой порой не хватало Сотису. — Юстикару следовало отказать ей.

— Мы — Военная палата Священной Инквизиции, брат. Мы не отказываем инквизиторам.

— Но сейчас Галео следовало так поступить. Ты ведь сам сказал: Аннике мешает слабость человеческих эмоций.

Я не называл это слабостью, хотя теперь, когда мой брат назвал все своими именами, мне сложно было не согласиться с ним.

— Ей даже следовало сделать выговор, — добавил Малхадиил. — Инквизиторы совершают ошибки. В архивах мы не раз находили тому свидетельства.

Из центрального коридора мы свернули в боковой переход. Единственным источником света служило наше пылающее оружие, которое отбрасывало пульсирующий синий свет на стены. Элегантность готической архитектуры состояла в прямых скелетообразных углах. Каждая арка и коридор казались едва ли не бронированными укрепленными переборками, походившими на кости из черного железа.

Я почувствовал более глубокую, искреннюю мысль в его словах. Пропульсировав по нашей связи легкий укол раздражения, я дал ему понять, что он в действительности хотел сказать нечто другое.

— Это безумие с Пожирателем Звезд… — сказал он. — Если Граувр действительно видел это.

— Граувр видел.

— Ты уверен? Он побывал на разрушенном, наполненном скверной корабле неизвестно сколько времени.

Я это знал, потому что изучал разум Волка в течение всего разговора, выискивая признаки скверны или заостренных границ измененных воспоминаний.

— Можешь догадаться, откуда я знаю, — ответил я. — И прежде, чем ты спросишь, — я не нашел ничего странного в его разуме. Лишь краткие вспышки боли и жизнь, ночь за ночью вытекающая из него на бесконечном бдении, — несмотря ни на что, я улыбнулся. — Это показалось мне довольно знакомым.

Мысли Малхадиила потемнели.

— Понятия не имею, почему ты настолько возбужден, брат. Я читал архивы не меньше твоего и почти не припомню инцидентов, в ходе которых удалось бы без проблем уничтожить одержимого навигатора.

Улыбка медленно сползла с моего лица.

+ Сосредоточьтесь, + приказ Галео прервал нашу беседу. + И будьте готовы к тому, что лежит за дверью. +

Мы закрепили ботинки на палубе и подняли оружие. Сама дверь представляла собой бронированный овал, покрытый коркой искрящегося инея. Она была достаточно широкой, способной пропустить пятерых человек, идущих в ряд, даже в терминаторских доспехах.

Я ничего не ощущал, пока не положил руку на дверь. Моя перчатка не стала преградой для внезапно нахлынувшего чувства — ощущения чего-то сладко-ядовитого, пытающегося проникнуть в мое тело. От отвращения я скривился и не смог подавить рычания. Как я раньше не ощутил этого? В будущем я предвидел для себя наказание.

— За дверью скверна, — прорычал я. Меня начала охватывать злость. — Нечто, исходящее яростью. Я почувствовал, как оно тянется ко мне.

— Почему ты не ощутил этого раньше? — спросил Думенидон.

+ Не вини Гипериона. Существо превосходно замаскировалось. Убери руку от двери, брат. +

В какой-то миг я понял, что не хочу этого делать. Гнев, с гулом проносящийся сквозь меня, наполнял кровь сладостью. Ярость никогда не казалась такой приятно суровой, такой праведной, такой абсолютно карающей. Мне не следовало уступать идиотскому желанию Анники. Она была простым человеком. Какое она имела право понукать нами, словно мы не ценнее сервиторов?

Я резко оторвал руку от двери, удивившись тому, что она дрожит. Настойчивый жар гнева угас, но послевкусие все равно осталось. Неважно, что говорил юстикар, я до сих пор считал, что мне следовало почувствовать присутствие существа даже со столь удаленного ниспослания.

— Что бы ни обитало по ту сторону двери, — провоксировал я остальным, — оно знает, что мы здесь.

+ Тогда мы войдем и встретим его. +

Думенидон и Галео воздели свои длинные мечи, отбросив мрак. Наши тени задергались в спазматическом танце на арочных стенах, извивающиеся движения делали их похожими на демонов.

Говорят, на некоторых варварских мирах Империума верят в то, что тень — внешнее отражение души. Наши тени заметались, когда мечи обрушились вниз, и, возможно, для какого-то шамана с первобытной планеты это могло означать больше, нежели просто игру света.

V

Прежде я никогда не видел внутренний санктум навигатора.

Говорят, они не похожи друг на друга, каждый из них превращен в личное убежище не совсем человеческого существа, которому суждено провести в его стенах всю жизнь. Когда человек обитает в тюрьме, пусть добровольно, он постарается приспособить камеру для своего удобства. На «Карабеле» наш навигатор Оролисса, с которой мне не приходилось сталкиваться, жила в покоях, куда Серым Рыцарям вход был воспрещен. Я знал о ней только то, что у нее громкий разум: ей часто снились черные моря и плавающие в них существа.

Навигатор «Морозорожденного» украсил огромные покои с исключительным мастерством, обставив их с типичной имперской вычурностью, многократно усиленной. Стены были увешаны грандиозными витражными фризами, на которых изображались величественные сцены из прошлого Империума. Тут тебе и основание храма Императора-Мессии на Кадии, и Вторая осада Врат Вечности, рядом — конец Правления Крови, на которой закованный в золотые доспехи кустодий принимает предложение мира от Первой Невесты Императора.

Еще с десятка других миров десяток других картин, отражающих события великой, священной важности. Многие из них воссоздавали деяния Волков, что и неудивительно. Я не слышал о большинстве этих сражений и не узнавал героев, которые в них сражались.

Мы стояли посреди миниатюрного монастыря, уместившегося в одном прекрасном зале. Центральное возвышение находилось перед десятком экранов-оккулюсов, которые показывали звезды снаружи, тусклые от пелены бесконечной пыли. Каждый экран держала пара лепных базальтовых ангелов с расправленными крыльями, выступавших из стены. Их изваяли с изысканным мастерством — они выглядели настолько живыми, что казалось, будут двигаться, говорить и петь, стоит лишь их попросить. Даже необычный выбор камня должен был что-то да значить, наверное, его добыли на родном мире Волков или же щербатый серый камень извлекли из шахты на священном мире в сердце территории-протектората ордена.

Все казалось новым, чистым. Я не видел ни единого признака разложения, которого следовало бы ждать от оскверненного врага. Я даже не видел саму жертву.

Но все же вонь скверны густо висела в воздухе.

— Это ложь, — провоксировал я остальным. — Опасайтесь предательства.

+ Гиперион прав. Смотрите истинным взором. +

Миг сосредоточения, и пелена спала с моих глаз, явив комнату такой, какой она была на самом деле. Ангельские статуи слетели со своих возвышений и разбились о палубу. Когда исчезла гравитация, их обломки воспарили в воздух и теперь медленно дрейфовали. Экраны-оккулюсы парили рядом со своими расколотыми носителями. Некоторые еще крепились к стене оптическими кабелями.

Я отвернулся от разбитых витражных окон, больше не видя картин, которые некогда на них красовались. Это убежище утратило свою чистоту.

В центре комнаты кто-то стоял, одинокий хранитель безвоздушного мавзолея. Он был бос, одет в грязные обноски, его плоть почернела от космического холода и покрылась трещинами. Вокруг него парили кристаллы крови, каждый казался застывшим драгоценным камнем.

Он не мог выжить в вакууме. Ни один человек не мог. Как я и думал, Граувр не солгал: это был не человек. Когда оборванец повернулся к нам, я услышал в своем разуме шипение Анники. Я даже не подозревал, что она все это время оставалась со мной.

«Скитнья! — выплюнула она. — Фиенден сияга скитнья!»

У человека было три глаза. На месте третьего, посреди лба, виднелась кроваво-черная сфера. Я не пересекался с этим взглядом. Ни один из нас не пересекался. Это означало верную смерть, несмотря на сомнительную защиту ретинальных дисплеев. Ни керамит, ни вера не могли защитить от третьего глаза навигатора. Некоторые образы смерти поражают саму душу.

Я выбросил Аннику из разума, изгнав ее обратно в тело, и когда она начала ругаться, оборвал связь прежде, чем ей успели бы причинить вред. С ее гневом я разберусь позже. Я не мог рисковать ею.

+Зачем вы пришли? + голос зажужжал в наших разумах, тошнотворно двойственный и резонирующий. Странно, почему Извечный Враг постоянно задает один и тот же вопрос, словно искренне считает, будто мы должны ему отвечать.

+ Именем Священной Инквизиции Императора, ты склонишься перед правосудием Трона, + слова Галео эхом пронеслись в наших разумах, когда мы шагнули вперед. Все это время я не сводил глаз с изувеченной грудной клетки навигатора.

+ Я не склонюсь. +

— Оно должно умереть быстро, — провоксировал Думенидон. — Его сила невероятна.

Он не ошибался. Скверна цеплялась за меня крепкими пальцами, пытливые мысленные щупальца навигатора скребли по моим доспехам, пытаясь найти вход в разум. Даже в отсутствие гравитации казалось, словно я иду сквозь теплую смолу.

Напев Галео почти заглушил остальные чувства. Его слова, полные благоговения, объединили нас, формируя канал, через который в него польется сила. В этот час казни он стал Кастианом, воплощением всех нас, использующим нашу силу, словно свою собственную. Он был ожившим братством, оружием, созданным убивать.

+ Сыны Анафема, + существо во плоти навигатора отшатнулось назад. Я был достаточно близко, чтобы увидеть его тощие пальцы, и то, как дергались его руки. Из его пасти выплеснулась очередная струя кристаллизованной крови. Тело существа начало дергаться и извиваться, словно кукла, оказавшись в плену собственных ломающихся костей. Из-за непереносимых мучений его голос превратился в отчаянный визг.

+ Все было хорошо до вашего прихода… все было тихо… теперь злоба возвращается потоком желчи. +

Мне доводилось видеть, как наша аура объединенного гнева сметает демонов. Это же было нечто иное, нечто намного хуже.

— Вперед… — провоксировал я сквозь стиснутые зубы.

Галео, выплескивавший из себя нашу карающую энергию, один мог идти без усилий. Он сорвался на бег, широкими шагами преодолевая палубу, готовясь наброситься на одержимого. Клинок в его руках трещал от энергии, сила наших душ приобрела огненную форму.

Меч опустился, словно звезда, упавшая с ночного неба, пурпурная на ретинальном дисплее и ревущая белым пламенем — и замер на полпути, пойманный бескожими руками.

— Нет.

Движение, рядом с моим плечом. Я обернулся одновременно с братьями и понял, что мы попали в ловушку.

 

Глава шестая

НЕРОЖДЕННЫЕ

I

Разломы в реальности возвестили о прибытии нерожденных, они ревели и визжали, заявляя о себе. Нерожденные выплавились из теней, из разбитых фризов, из самого пространства, лишенного воздуха.

Нерожденные походили на ангелов, излучая спектральный свет, но каждого уродовали рваные раны, из которых по бледной коже стекала кровь. Они были безоружными, безмолвными, с растущими из плеч тускло мерцающими плетьми. Обильнее всего густая багряная кровь струилась из их глаз.

Нам не требовалось предупреждений, мы среагировали сразу, но не как единое целое. Длинный меч Думенидона, брат-близнец того, которым владел Галео, взметнулся пылающей дугой и рассек ближайшую тварь напополам. Разрубленный ангел перелетел через весь зал, протягивая к нам прекрасные руки. Его бледные кулаки сжимались и разжимались, словно рот задыхающейся рыбы.

— Ангелы Гнева, — прозвучал по воксу хриплый голос Думенидона. — Не позволяйте их ртам прикоснуться к доспехам.

Сотис и Малхадиил казались образцом единства, они повторяли движения друг друга, рубя и рассекая врагов короткими фальчионами. Я блокировал наручем зубчатую плеть, позволив ей скользнуть по керамиту, а потом ударил ногой в грудь существа. Удар расколол ему ребра, если можно было верить раздавшемуся хрусту. Второй удар принес ожидаемый эффект, атаковавшее меня орущее существо с опухшими желтыми глазами утопленника, повалилось на своих парящих сородичей.

Окружив нас, они подбирались все ближе и ближе, не обращая внимания на законы физики, подкрадываясь по вакууму с помощью невидимых сил. Я насчитал приблизительно пятьдесят, хотя их конечности и тела, постоянно сливаясь воедино, накладывались друг на друга.

Брошенный на юстикара взгляд подсказал, что его двуручный меч не опустился до конца. Галео навалился на него всем весом, избегая взгляда навигатора, пока ободранный мутант сжимал в руках лезвие.

+ Я знаю тебя, сын Анафема, + пронеслись по нашим разумам слова навигатора. + Я чую твою душу. Ты Безъязыкий, навеки умолкший после встречи с Рванхи из Ядовитой Плети. +

Я ощутил, как гнев Галео выплеснулся из него волной психической силы, будто кровь из раны. Он терял концентрацию, но по-прежнему крепко сжимал меч.

+ Она до сих пор смеется над этим, паря на ветрах варпа. Ты помнишь ее, ведь так? Помнишь, как она разрывала сердца твоих братьев и ударом плети лишила тебя голоса… +

— Сражайся, Гиперион, — прошипел Думенидон.

Развращенные варпожители двигались целеустремленно, скрещивая полыхающие крылья, чтобы создать непроницаемую стену между нами и сражающимся юстикаром. Преграда из болезненного света вспыхнула от пола и до самого потолка. Что бы ни оживило эту мерзость, она становилась сильнее. Я слышал, как нерожденные бормочут, сливаясь в психическом хоре, хотя не представлял, о чем они могли переговариваться между собой.

Малхадиил и Сотис встали спиной к спине, защищая друг друга, их клинки сверкали. Думенидон пронесся мимо них и присоединился ко мне. Он отсек голову существу над нами, и вспышкой кинетической силы я отбросил тело, отправив его прямиком в толпу поющих собратьев. Из моей ладони потоком выплеснулось пламя, объяв ближайших ко мне врагов. Даже охваченные ослепительно белым огнем, они продолжали сражаться, пока не сгорали дотла.

— Юстикар, — провоксировал я. — Я могу достать его.

— Нет, — Думенидон попятился ко мне. — Останься с нами. Галео пока держится.

— Прикрой меня, Думенидон.

— Нет. Не делай этого.

Бежать я не мог, поэтому присел. От мимолетной мысли руна на ретинальном дисплее полыхнула белым.

— Дурак, — выдохнул Думенидон. Еще один рассеченный ангел перелетел через меня, распадаясь на две части.

Внутренний гул доспехов перерос в злобный вой в унисон с вибрацией энергии, накапливающейся между лопаток. По моей руке пробежала нить ведьмовской молнии. Из силового ранца, потрескивая, заструились другие, похожие на змей.

Я сосредоточился на Галео, которому теперь пришлось отступать.

— Да хранит тебя Император, — произнес Думенидон.

Я не мог ответить. Я не мог оборвать Псалом Отпора.

— …силу, чтобы дать отпор порче, таящейся…

II

Войти в варп без защиты — это, по меньшей мере, безумие. Нас учили этому с самой первой ночи, едва выпустив из монастырских камер.

Раздался гулкий треск энергетического разряда, и окклюзиам раскололся передо мной, сорвавшись пеленой с моего зрения, как будто картинку изъяли прямиком с сетчатки.

Я сделал тридцать шагов, только это был не бег. Я плыл, не плывя, и прыгал, не прыгая. Расстояние здесь ничего не значило, как, собственно, и направление. Подобное расплывчатое определение являлось побочным продуктом человеческой потребности описывать все, чем обеспечивали мозг пять чувств.

В течение одного вздоха я смотрел в море обжигающей плазмы несуществующих оттенков, сформированной из миллиардов душ, которые вопили мое имя. Волны визжали множеством голосов у меня в голове, выкрикивая свою ложь, свою слабость, свою боль.

Некоторые говорят, что Дар Императора делает нас неуязвимыми для скверны. Может, и так, а может, наша стойкость нуждается в простом объяснении для наших лордов из Инквизиции. Иногда мне кажется, будто наши повелители и владычицы из ордосов просто не в состоянии этого понять. Мы сыны Титана и не подвержены скверне благодаря непоколебимой верности, мы обретаем чистоту исключительно ценой невероятных усилий. Ни одна душа не рождается совершенной, но воин может стать таковым.

Я двигался в момент, пока падал в океан между мирами, преодолевая вопящие волны, не переставая думать о последнем, что видел, — палуба рядом с Галео. Этот образ я крепче всего держал в разуме.

Несмотря на давление на доспехи адских волн, я рванулся вперед и преодолел еще тридцать шагов, не шевельнув и мышцей. Делая последний шаг, я отключил подачу энергии в ранец и вывалился из бури.

III

— …за завесой блаженного неведения.

С моих губ слетели последние слова молитвы, и я с хлопком вылетел обратно в реальность. Мой посох уже вращался, постепенно набирая скорость, когда навигатор обернулся ко мне, и оправленная в серебро рукоять врезалась ему в висок. Существо отшатнулось в сторону, раздался треск ломающегося позвоночника, хотя звуков в вакууме я не должен был бы слышать. Подобный удар снес бы голову с плеч обычного человека.

Он вновь повернул голову. Вторым ударом я ослепил его единственно действенным способом — угодив посохом в глазницу третьего глаза. Око разлетелось с хрустом — вместо ожидаемой вязкой сукровицы под ноги мне посыпались осколки. Зудящими руками я выдернул посох. От головы существа над уровнем человеческих глаз практически ничего не осталось.

Я увидел свое отражение в оставшейся паре глаз. Мой шлем угрожающе склонился, вычурный посох без труда вращался в бронированных серых перчатках, доспехи казались живыми от бегущих по ним змеек-молний, которые танцевали на проводниковых узлах ранца.

Меч Галео подвел черту. Навигатор развалился на части, не только разрубленный напополам, но разорванный в клочья гневом юстикара. Меня захлестнула сила, она затопила каждого из нас, когда наш лидер вернул одолженную энергию.

+ Это было глупо, Гиперион. Сосредоточься. +

Я не ответил. Вращающийся посох врезался в ближайших к нам нерожденных, проламывая глотки и пронзая кровоточащие глаза. Всякий раз, когда я выдергивал рукоять, оружие шипело. Руны, выгравированные на освященном серебре, дымились от каждого прикосновения.

Гибель навигатора отдалась холодным звоном. Я не услышал крика тщетной ярости, столь частого для нерожденных в последние секунды перед изгнанием. Слова Галео грозили обрести неприятный смысл, если из-за моего вмешательства демону удалось сбежать из тела до казни…

В этой битве время утратило власть над моими чувствами. Даже эйдетический разум был не в состоянии обработать тысячу инстинктивных действий, когда ты двигаешься быстрее, чем позволяет восприятие. Мой посох вращался и трещал, колол и крушил. Каждый удар был смертельным, таким же смертоносным, как от рубящего меча или опускающегося молота.

Они терзали нас, цеплялись за доспехи, пытались задавить числом. Один из них хотел схватить меня сзади за горло, отчаянным рывком ему удалось отстегнуть одну из застежек на воротнике. На глазных линзах вспыхнули предупреждающие руны, сигнализируя об утечке кислорода, как будто я сам не чувствовал, как из легких вырывается воздух.

К счастью, секундой позже давление исчезло, и я услышат мерный удар колокола, когда меч Галео пронзил демоническую кожу.

+ Я сказал сосредоточиться, + произнес он, его беззвучный голос был искажен от напряжения.

Ударом кулака я закрыл замок на воротнике и вновь сделал вдох.

— Мог бы и поблагодарить, — провоксировал я, из-за волнения мои слова одновременно прозвучали и психически. Это было самое большое неуважение, которое я когда-либо проявлял по отношению к юстикару, и мне стало неимоверно стыдно.

Следующей психической пульсацией я активировал генераторы посоха, и между моими пальцами загудел смазанный перелив красок.

IV

Из всего многообразия оружия, выкованного в подземных кузнях монастыря, ни одно не требует такого изощренного мастерства при создании, как хранящий посох немезиды. Как и всякое оружие из рода немезиды, его встроенная матрица представляла собой защищенное инертное ядро, которое требовало психической активации, и как более традиционные мечи, его функции могли быть задействованы мыслями только того воина, для которого его создали. И на этом сходство заканчивалось.

Каждый посох обладал навершием невообразимой чистоты. Некогда мне приходилось видеть оружие, увенчанное бронированными черепами имперских святых или псайкеров, при жизни обладавших огромной силой. Но мое было еще более редким.

Посох венчал окруженный нимбом освященного золота череп юстикара Кастиана, инкрустированный обрамлением из ртутной нити. Керамитовое покрытие оберегало реликвию на протяжении последних ста веков.

Я не сказитель и уж точно не поэт. Зачастую мне не удавалось подобрать нужные слова, но сомневаюсь, что кто-то испытывал большую гордость, чем я, когда Галео вручил мне это оружие после моего поступления в отделение. Я тренировался с посохами, как и со всяким другим оружием нашего арсенала, но никогда не думал, что буду владеть им после прохождения рыцарских испытаний.

Рукоять хранящего посоха была в адамантиевой оболочке, инкрустированной гексаграммными рунами изгнания, ее сконструировали так, чтобы вмещать в себя несколько соединенных, усиливающих друг друга генераторов преломляющих полей. Психическая активация пробудила их, приготовив к обороне, и посох превратился в нечто большее, чем просто оружие для уничтожения демонов.

Если для протокола провести подсчет, то я бы сказал, что активировал посох между шестнадцатой и восемнадцатой секундами после телепортационного прыжка.

V

Он полыхнул в моих руках, изгоняя мрак чередой вспышек всякий раз, когда блокированный им удар рассеивал кинетическую энергию в виде расширяющихся волн света. Кулак, скалящийся рот, бьющееся крыло — все взрывалось в блеклом сиянии, встречаясь с сопротивлением преломляющего поля. Кроме того, при каждом моем ударе комната освещалась яркими вспышками, будто зарницами, по собственной прихоти превращая ночь в день.

Я не был мечником. Я не мог стоять спиной к спине со своими братьями, мне требовалось пространство, чтобы управляться с силовым посохом. Обычно резкие разряды сопровождались глухим рычанием активированного посоха и скрежетом преломляющей ауры, которая отражала направленные удары. Но в вакууме царило полнейшее безмолвие.

Я сражался теперь не ради того, чтобы ранить тела врагов, которые все плотнее сжимали кольцо вокруг нас. Каждый мой удар был блоком, каждое вращение было направлено на то, чтобы избежать хлещущих щупалец. Те короткие мгновения, когда я не орудовал посохом, тратились на то, чтобы отгонять существ сфокусированными ударами воли. После третьей атаки воинство демонов отпрянуло от нас на волнах невидимой силы, подарив пару секунд отдыха перед следующим нападением.

Я допустил ошибку, позволив мыслям коснуться их сознаний. Сквозь меня хлынул поток злобы, черной, тусклой и холодной. Чтобы изгнать ее, мне потребовалось опять сосредоточиться.

+ Сфокусируйся! + голос юстикара звучал встревоженно и настойчиво. + Ты зря растрачиваешь энергию. +

С этим не поспоришь. Я знал, что он говорит правду.

Один из моих ударов вдребезги разбил замерзшую плоть с головы существа, начисто сорвав полосу стеклянной кожи. Под ней открылся ободранный череп с выгравированной на лбу руной. Вторым ударом я вогнал метр серебряного посоха в лицо существа. Из треснувшей пасти выплеснулась кристаллизировавшаяся черная блевотина, и вместо того, чтобы позволить ему наброситься на меня в третий раз, я воспламенил его плоть серебром оружия. Существо отпрянуло назад, корчась в языках белого пламени, которому не требовался воздух, чтобы гореть. Его топливом была вера.

— Головы, — провоксировал я остальным. — Руны подражают третьему глазу.

Мои братья тут же изменили тактику, вместо расчленения и ударов по головам они принялись крушить черепа. Тела отлетали от нас, объятые священным огнем, после чего рассеивались. По нашим доспехам хлестал пепел, царапая поверхность, словно песком.

Мы прокладывали путь друг к другу, хотя и не без труда. К тому времени, как мы встали единым кольцом, Сотис прихрамывал, задняя часть его коленного сочленения издавала мягкое шипение выходящего воздуха. Думенидон, единственный, кто сражался в абсолютном молчании, шептал молитву, уберегающую от боли.

Я начал уставать. Все мы устали — я ощущал усилия своих братьев так же четко, как собственные, и использование столь большого количества психической силы требовало от нас значительных затрат. Существовала причина, по которой мы обычно направляли свою мощь через юстикара. Его обучали ценить ее как драгоценную роскошь, и тратил он ее с предельной тщательностью.

Физическая усталость была не такой уж большой проблемой. Благодаря генетическим усовершенствованиям мы могли сражаться, пока не остынет сама звезда системы, — однажды я боролся с Малхадиилом сто двадцать два часа подряд, прежде чем нанес победный удар, но даже после этого он считал, что просто оступился, а не устал.

— Это все равно, что сдерживать океан, стоя на берегу и приказывая ему остановиться, — провоксировал Малхадиил.

Удар по шлему оборвал его жалобу. Я не рискнул оглянуться, чтобы увидеть, что произошло.

— Мы побеждаем, — возразил Сотис. — Это главное.

Беззвучно орущее лицо ударилось в мой наплечник, умоляющие губы прижались к заиндевевшему керамиту и быстро присосались к нему. Из-за внутреннего напряжения моя рука скорчилась в спазмах, мышцы отказывались подчиняться. Я не мог поднять посох.

Свободной рукой я стиснул лицо демона, вонзив пальцы в невозможно прекрасную плоть. Его череп задрожал, затем треснул, из него хлынула пузырящаяся жидкость. Психическим толчком я сбил нерожденного с руки в тот самый миг, когда еще один коснулся моего локтя. Существо вцепилось как минога, сосущим поцелуем вытягивая тепло из моих доспехов. Я выпустил заряд психического огня, пытаясь сбросить его с себя.

Ничего не произошло. Мои веки потяжелели, сердца похолодели, рефлексы замедлились. Я сосредоточился для еще одного пси-толчка, но сфокусироваться не удавалось. Я не мог думать ни о чем, кроме слабеющих конечностей.

Слабость и беспомощность казались болезненно знакомыми. Это — или нечто похожее — случалось со мной прежде. Почему я не мог вспомнить, что именно? Это произошло со мной до прибытия на Титан? Тень из жизни до того, как я проснулся в холодной камере?

Да. Я почти мог увидеть это: холодные, такие холодные коридоры покинутого корабля. Имя ускользало от меня — имя короля, восседавшего на черном троне.

Я…

+ Брат. +

Я открыл глаза, только сейчас осознав, что они были закрыты. Когда перед глазами прояснилось, настойчиво замерцали прицельные перекрестья и биосводки.

— Брат, — сказал Сотис, теперь уже обычным голосом. — Ты ушел в дрейф.

Схватив в охапку серебристые волосы ангела, он рванул его голову назад и обнажил гладкое горло. Там, где его рот коснулся моих доспехов, на керамите красовалось выбеленное пятно, а само существо глядело на меня с безграничной злобой. Сотис перерезал ему глотку, поводив мечом туда-сюда, словно пилой.

Еще парочка нерожденных врезалась в него сзади, и он стремительно развернулся, сжимая в обеих руках клинки. Освободившийся ангел снова потянулся ко мне, но получил удар посохом по наполовину отрубленной голове. Громкий треск довершил работу Сотиса, и я оттолкнул горящего варпожителя импульсом психической силы. Он отлетел, обращаясь в пепел.

— Слишком все просто, — выдохнул я в вокс. — Что-то здесь не так.

— Просто? — хмыкнул Сотис. На миг я смог разделить его ощущения, проникнув в разум сквозь бушующие в нем эмоции. Трещина в колене беспокоила его больше, чем ему хотелось бы признавать. Он выдернул фальчионы из груди врага и обезглавил тело, скрестив клинки на его шее. Из обрубка посыпались сияющие алые бриллианты, а затем серафим взорвался бездымным пламенем. От удара в грудную клетку труп, кувыркаясь, полетел вдаль.

— Мы ведь пока живы, не так ли? — провоксировал я в ответ.

— Тебе оставалось недолго, — уточнил Малхадиил.

Я молча отправил Сотису благодарность — психические чувство уважения и признательности.

+ Гиперион прав, + мысли Галео немного успокоились, когда количество противников уменьшилось. Его движения из резких и яростных превратились в хирургически точные. + Мы столкнулись с меньшей скверной. Эти демоны лишь жалкие отбросы, вызванные из варпа отчаявшимся врагом. +

Сотиса это не убедило.

— Но ты ведь изгнал…

+ Оно сбежало, + упрек в ауре Галео защипал мою кожу, поскольку я был ее мишенью. + Оно убежало прежде, чем я нанес последний удар. +

— Сбежало куда? — провоксировал Думенидон. Мой брат умолк, когда палуба под нашими ногами зарокотала. Я узнал это чувство. Любой, кому приходилось побывать на космическом корабле, знал его. Пульсация двигателя. «Морозорожденный» опять дышал.

— Но это невозможно, — прошептал Малхадиил. — Корабль ведь мертв. Невозможно.

В полуразрушенный зал хлынул слабый свет, возобновилась подача электроэнергии. Вдоль потолка янтарем замигали сирены аварийной тревоги, их вой по-прежнему не был слышен в вакууме. По всему кораблю пробуждались машины, приступая к прерванной работе. Я ощутил, как с лязгом оживают краны, заставляя дрожать палубу, пока они медленно вращались в гнездах, загружая гигантские боеголовки в приемники турелей. Корабль готовился к бою, в котором никогда не примет участия, готовился открыть огонь по врагу, которого не существовало.

Ангелы истончились, будто туман, и ослабли, их осталось так мало, что они более не представляли опасности.

— Прикройте меня, — вновь сказал я.

— Ты всегда так говоришь, — провоксировал Сотис, — когда собираешься сделать какую-то…

Я не расслышал окончания его фразы.

Я покинул тело.

Ниспослание было лишено элегантности, оно было лихорадочным действом, порожденным яростью и необходимостью. В то время как физическое тело стояло, напевая, в покоях навигатора, мои ощущения с ревом проносились по запутанным коридорам, оставляя за собой тонкую изморозь на стенах. Корабль снова жил, освещенный слабо мерцающими люмосферами. Некоторые из них разлетались вдребезги, когда я проносился мимо.

Я с ревом вонзился в ядро корабля, мои чувства облупились до единственного обоняния жизни.

+ Ты зашел слишком далеко и слишком быстро. Вернись, брат. +

Я не останавливался. Это была моя вина. Прегрешение лежало на мне. Моя ошибка привела к бегству демона из тела навигатора, поэтому мне предстояло искупить совершенное во имя долга.

+ Гиперион, + предупредил Галео. + Вернись к нам. +

Словно не я выдержал десятилетия ломающих душу испытаний, чтобы получить доспехи, которые сейчас ношу. Словно не я умел распоряжаться силами по своему усмотрению.

+ Я знаю пределы собственной силы, юстикар. +

+ Не путай приказ с просьбой, Гиперион. +

Я был близок к ответу. Инжинариум освещался так же, как остальной корабль, и здесь доказательства работы были неопровержимыми. Мое чутье натыкалось на пульты, внюхиваясь в запах притаившегося в зале сознания, пытаясь выйти на психический след. Что-то, что-то…

+ Вернись немедленно, + Галео давил на меня, и я едва не подчинился психическому принуждению, скрытому в его словах. Он хорошо нас обучил.

+ Погодите, юстикар. Я вижу, + и вот оно появилось, настолько очевидное и лишенное источника, как запах крови на нёбе.

Я сфокусировался. Вдохнул. Обернулся. Чувство заскребло во мне с горькой нежностью, рожденной скоплением вторичных генераторов, издевательски присосавшихся к холодному плазменному двигателю. Пока прочие силовые станции не подавали признаков жизни, этот единственный генератор содрогался, будто воскрешая самого себя.

Ядро двигателя расширилось, серая плазма всколыхнулась. Я увидел, как рука, или что-то похожее на нее, прижалась к грязному стеклу. Когда она снова растворилась в плотной тине, к стенке прижался оскалившийся фрагмент человеческого лица. Он тоже испарился, поглощенный слизью двигателя.

Другие вторичные генераторы также задрожали.

+ Демон здесь, юстикар. Он плавает в двигательном ядре, в костях машинного духа, оживляя корабль. +

Я вернулся только для того, чтобы вырвать Малхадиила из его собственного тела. Враз лишившись сознания, оно наверняка рухнуло бы, если бы не отсутствие гравитации. Вместо этого тело осталось стоять и покачиваться, прикрепленное подошвами к палубе. Мечи вылетели из ослабевших рук. Его голова вяло покачивалась на плечах.

+ Что за… + попытался он отправить мне.

+ Погоди. Смотри, + я перебросил его сознание в инжинариум. + Вот, + заявил я. + Что это? +

Генераторы протекали. Из прозрачной трубы под ними обильно хлестала кровь цвета машинного масла, смешиваясь с остывшей плазмой, которая затвердевала в главном ядре. Она не замерзала. Похоже, эта кровь не подчинялась никаким законам физики.

Малхадиилу понадобился миг, чтобы сосредоточиться.

+ Это… +

А затем он ушел в дрейф. Я вырвал его сознание без предупреждения и ритуала и чувствовал, как его сущность распыляется по всему залу. К счастью, психический эквивалент пощечины заставил его прийти в себя. После боя мне бы попросту не хватило сил, чтобы собрать его по крупицам, распадись его сознание на части.

+ Это же… + он казался неуверенным. Его восприятие начало холодеть.

+ Мал? +

Молчание. Он исчез в одно мгновение, прорываясь обратно к телу. Я оказался быстрее. Я ринулся назад и утянул его за собой.

Мы открыли глаза одновременно и оба тут же сказали «юстикар». Галео как раз выдергивал меч из последнего горящего тела.

+ Говорите. +

В данной ситуации наилучшим решением было отправить изображения прямиком в разум: демон в плазматической тине, существо, растекающееся по двигательному ядру, вторичные когитаторы, когда-то принадлежавшие анимусу машины, а теперь приютившие паникующий разум демона.

+ Протекающие генераторы. Что они контролируют? +

Малхадиил поймал парящие клинки и вложил их в ножны.

— Магнитное зажигание варп-двигателя.

Думенидон оборвал почтительный напев и спрятал меч.

— Наша жертва хочет переместить неуправляемый корабль обратно в варп? Без команды? С нами на борту?

Малхадиил покачал головой.

— Нет, брат. Демон зацикливает генераторы, необходимые для выброса ядра в пустоту.

— В этом нет смы… — начал Сотис.

— Поле Геллера на том участке не выдержит детонацию, — раздражение смешалось с отчаянием, из-за чего голос Малхадиила стал резким. — В нем нет ни отказоустойчивости, ни аварийного режима. Демон тянет как раз за те ниточки. Ядро выбросит прямиком в пустоту.

— Маяк для тех, кто по иную сторону завесы, — закончил я.

+ Выдвигаемся, + отправил Галео. + Бегом. +

 

Глава седьмая

РАЗЛОМ

I

Первым делом после воссоединения с Анникой в мой адрес посыпалась отборная брань. До сих пор я обычно так и общался с инквизитором и в прошлом даже находил это забавным. Но не сейчас.

+ Замолчите, + сказал я ей. Как ни странно, она послушалась. + Инквизитор, вы должны немедленно отвести «Карабелу» на безопасное расстояние. «Морозорожденный» собирается выбросить варп-ядро.

«Зачем? — отправила она в ответ. — Уничтожьте навигатора и ликвидируйте скверну в ее источнике с визуальным подтверждением».

Мы двигались так быстро, как могли, проламывая стены и выстрелами прокладывая новые переходы. Свой полет через арочные коридоры мы направляли, отталкиваясь ботинками и ладонями от темных стен. Слабый свет непрерывно мерцал, пока капризное силовое ядро корабля сопротивлялось пробуждению.

+ Не мы сбрасываем варп-ядро — корабль сам это делает. Демон сильнее и хитрее, чем мы ожидали. Он сбежал из тела навигатора и переселился в сердце корабля. Оттуда он управляет машинным духом. Мы вряд ли успеем остановить его вовремя. +

«Но взрыв…»

+ Отведите «Карабелу» на безопасное расстояние, + я ощутил, как она скривилась от силы моего сообщения, но меня едва ли это волновало. Почему она пыталась втолковать мне то, о чем я и так прекрасно знаю? Неужели она думает, что сейчас самое подходящее время для пустой болтовни? + Сделай это, человек. +

«Как пожелаешь».

Молчание. Я чувствовал ее отдаленное дыхание.

«Мы уже в пути. Ты знаешь, что я не смогу телепортировать вас на таком расстоянии».

+ Знаю, + я был тронут тем, что она сказала это. Большинство инквизиторов никогда бы так не поступили. + Мы понимаем. Если не выживем, отправляйтесь на Титан с вестью об Армагеддоне. Монастырь необходимо предупредить. +

«Так и будет», — она замолчала. Я чувствовал, что она хочет что-то добавить. Ей хотелось извиниться за то, что гнев взял верх над ней, и за то, что она послала нас на верную смерть, но слово «прости» было слишком чуждым для инквизитора. — «Гиперион?»

+ Госпожа? +

«Хилья ках ухтганьен мев тарвахеттан».

Мой смех разнесся по воксу. Встреть свой конец с отвагой. Фенрисийская поэзия во всей своей непритязательной красоте.

— В чем дело? — спросил Малхадиил. — Что смешного?

— Ничего, брат, — ответил я. + Инквизитор? +

«Да?»

+ В Терранской системе есть похожее прощание. Мы говорим: «Умри хорошо». +

Я ощутил, как по связывающим нас узам прошло ее веселье.

«Я предпочитаю фенрисийское выражение».

— «Карабела» уходит, — провоксировал я собратьям. В лишенном воздуха переходе мигали сирены. Малхадиил впереди меня оттолкнулся от наклонной стены и залетел в боковой коридор.

— Я не собираюсь здесь умирать, — сказал он. — Я не умру, не увидев Марса.

Палуба под нами резко содрогнулась и накренилась, когда военный корабль изверг в космос свои внутренности. Я услышал, как Малхадиил прошептал что-то о полях Геллера и безумии демона, поразившего машинный дух. Его голос дрожал от отвращения и удивления.

«Произошел выброс силовых ядер», — отправила мне Анника.

+ Знаю. Мы почувствовали. Вы ушли? +

«Ушли. Никогда не видела активного варп-ядра посреди космоса. Только не без систем отказоустойчивости и сдерживающих полей».

Я тоже, и в архивах это описывалось довольно сухо и поверхностно.

+ Расскажите, что вы видите. +

Какое-то время она молчала.

«Колдовские молнии. Трубы плазменного двигателя. Они собираются… Гиперион? Ты почувствовал?»

Как я мог не почувствовать? Я почувствовал, как рот наполнился слюной, каждая мышца моего тела напряглась и расслабилась по собственной воле. Не в состоянии сосредоточиться, я ощутил, что столкнулся со стеной.

«Оно уничтожено, — произнесла она. — Его больше нет».

Галео, страдавший не меньше моего, оттянул меня и повернул лицом к коридору.

+ Варп-разлом, + отправил он, его безмолвный голос был напряжен от боли. + Болезненный. +

«Гиперион?»

Я не мог различить их голоса в своей голове — ни юстикара, ни инквизитора, среди сотен новых голосов, которые кричали, вопили и взывали. Какое бы зло ни таилось по ту сторону разлома, оно было могучим.

В этот момент нас настигла ударная волна. То, что осталось от некогда величественного корпуса «Морозорожденного», задрожало. Мы встали на пол, мгновенно закрепив подошвы и присев, чтобы переждать бурю.

— Я начинаю жалеть, — провоксировал Сотис, — что мы вообще отправились с Анникой после Хета.

II

Зала варп-ядра более не существовало. Вся его дальняя часть выходила в пустоту, открывая окутанный туманом вид на космос. Все стены и оборудование, которые я видел во время ниспослания, — все исчезло, извергнутое в пустоту. Там, где прежде располагались силовые генераторы и ядра термоядерного синтеза, закрепленные в гигантских разъемах, остались только борозды и обожженный металл. «Морозорожденный» уже никогда не сможет двигаться. Он изверг жизненно необходимый генератор сквозь десяток палуб и сломал собственный позвоночник лишь затем, чтобы сделать последний вопль чуть более громким.

Ему это вполне удалось. Этот последний вопль оставил рану в ткани реальности. Будь «Карабела» ближе, она наверняка бы оказалась в зоне взрыва, и ее собственное чувствительное варп-ядро наверняка погибло бы вместе с ядром «Морозорожденного».

Мы наблюдали за тем, как в пыли туманности медленно тонет искореженная черная машина. Не более чем в трех тысячах метрах дыра в космосе изливала потоки грязи. Из разлома вырывались голоса — человеческие, чужацкие и иные — все кричали на языках, которые казались мучительно знакомыми. Слово здесь, значение там. Я знал, что смогу понять их, если сосредоточусь.

+ Не надо. +

Я взглянул на Галео. Он покачал головой.

+ Не надо, + повторил он. + Даже не пытайся. +

Дыра в рассеченном космосе смотрела прямо на нас, будто фиолетовый змеиный глаз с извивающимся белым зрачком. Я чувствовал, как оттуда на нас взирает злоба нечеловеческого разума.

Думенидон напрягся первым.

— Я вижу их, — тихо сказал он.

Они летели на крыльях цвета освежеванной плоти, их кожа была такой же болезненно красной. Даже на таком расстоянии я видел тянущиеся к нам когти. Сотни. Одни слабые. Другие сильные. Некоторых я узнал по архивам и изображениям на Аркус Демоника, и многих, еще никогда не виденных воочию.

+ Сосредоточьтесь на эгиде, + приказал Галео. + Поддерживайте ее всеми доступными силами. Они разобьются о нас, словно волна о скалы. Очень многие из них всего лишь слабые и бесхребетные существа, которые расхрабрились, впервые вкусив материальной вселенной. Мы изгоним их без особых усилий. Приготовьтесь, братья. +

Как один, мы подняли оружие. Галео и Думенидон сжали мечи двуручным защитным хватом. Малхадиил стоял совершенно неподвижно, скрестив фальчионы у самых рукоятей. Сотис ударил мечами, высекая из лезвий искры, когда их сопротивляющиеся энергетические поля столкнулись друг с другом. Я медленно раскручивал посох, постепенно превращая его в сплошной круг силы. Он полыхнул светом, когда под действие преломляющей ауры попали крупные частички пыли.

+ И последнее. Близнецы? +

— Да, юстикар, — одновременно отозвались они.

+ Кастиан не закончит вот так, только не этой ночью. Сотис, я пережил резню на Аянте не для того, чтобы позволить истории отделения оборваться здесь. Малхадиил, ты увидишь Марс. Клянусь своей жизнью. +

— Я не сомневаюсь в этом, юстикар, — ответил Малхадиил. Я ощутил его улыбку, хотя и не увидел ее.

Я продолжал смотреть на расширяющийся разлом и на зло, которое из него изливалось. Гигантская тень, более походившая на мифологического демона, чем на человека, вырвалась из объятий рождающегося кошмара. Существо когтями проложило путь из пылающей утробы варпа и выпало, шипя и дымясь, в холодный вакуум. Оно тут же направилось к нам, по пути безжалостно расправляясь с более слабыми сородичами.

— Никогда не думал, что увижу одного из них, — тихо сказал Сотис. Я также с трудом верил собственным глазам.

+ Мы убьем его, Кастиан. Вера — наш щит. +

Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что эти слова отправил я, а не Галео.

III

Они разбились о нас, как и обещал Галео. Эгида замедляла их, выпивала силу, но наша общая аура могла лишь ослабить орду подобных размеров. Объединившись, четверо моих братьев принялись рубить, сечь, резать. По нашим доспехам потекла кровь, с шипением испаряясь из реальности. Температурные датчики вспыхивали и пищали всякий раз, когда на мой керамит попадал пылающий ихор демонов. Холодный космос не мог заморозить потустороннюю кровь.

Каждым ударом посоха я ломал увенчанный гребнем череп или пронзал распахнутый рот, дробя клыки и всаживая древко в глотки. В процессе изгнания существа теряли все то, что делало их единым целым: одних разрывало в невесомости, другие корчились, сгорая дотла. Рога и деформированные черепа снова и снова бились о мое боевое облачение мелодией приглушенных ударов. Посохом я пользовался только для того, чтобы блокировать клинки, не обращая внимания на меньшие угрозы. Каждый отраженный удар походил на звезду в сумраке, сполохи преломляющего поля озаряли остатки зала с яркостью мерцающей звезды.

— Вверх, — провоксировал Малхадиил. Он вновь ударил мечами, заставив энергетические поля сжечь все, что накопилось на лезвиях, и без лишних слов оттолкнулся от палубы.

Два существа преградили мне путь, их чрезмерно длинные языки хлестнули по моим доспехам со скребущей лаской. От волны психической силы первый зверь ударился о стену и растворился в корпусе. Второй пошатнулся, и его голова раскололась под моим возвратным ударом, покрытый шипами язык бился со слепой яростью. Шестым чувством я потянулся к ошеломленному существу, телекинетической хваткой поймав его за горло и подтянув поближе. Его тщетные попытки высвободиться прекратились, когда я ударил шлемом по его задыхающемуся лицу, вмяв внутрь то, что было вместо костей в его отвратительной голове. Я вышвырнул его тело обратно в космос. Пусть он там сгорит в болезненном пламени.

+ Поддерживайте эгиду, + напомнил Галео, я чувствовал, как обострились его мысли. + Гиперион, прекрати попусту тратить силу. +

Я уже поднялся выше, присоединившись к брату под изгибающимся потолком. Мы закрепили подошвы на потолке, и, взяв оружие наизготовку, встали спиной к спине и вновь вошли в смертоносный ритм.

К своему стыду, с этого момента я не следил за битвой своих братьев. Каждая крупица моего внимания уходила на то, чтобы орудовать посохом, ломая черные лезвия мечей и сокрушая незащищенные тела.

Я убил нечто с семью лицами. Убил нечто, знавшее мое имя, и еще кого-то, обращавшегося ко мне по именам, которые я раньше не слышал, либо только читал в монастырских архивах. Я убивал, убивал и убивал, сохраняя силы для существа, которое вскоре должно было явиться. Ангелы и демоны в равной степени отлетали от нас волной криков и горящей крови.

В помещении вдруг потемнело, когда гигантская тень накрыла пыльную газообразную туманность. Неспособный отреагировать на новую угрозу, я потянулся к ощущениям Малхадиила. Его мысли никогда не были настолько холодными.

— Война, обретшая форму, — выдохнул он.

 

Глава восьмая

ЖЕРТВЫ

I

Наше спасение заключалось в изначальной скверне Извечного Врага. Спускаясь к нам, он по пути расправлялся со своими сородичами с большей безжалостностью, чем смогли бы даже мы.

Если по-простому, Демон Гнева истреблял меньших братьев, стремясь поскорее добраться до нас, хотя одного его присутствия было достаточно, чтобы отпугнуть их. Сама жизненная сила подобного зверя — проклятие для меньших его сородичей. Вдали от варпа существа из первозданного Хаоса подвергались воздействию физики материального царства, но благодаря своему превосходству высший демон высасывал из слабейших существ жизненные соки, чтобы как можно дольше оставаться в нашей реальности.

Меньшие существа кружили вокруг нас и прятались в тени своего владыки. Обезумев от ярости, некоторые даже набрасывались на колоссального повелителя, ненавидя его за измывательства, презирая своего хозяина за то, что он ворует их воплощенные жизни.

Чудовище взревело, каким-то образом извергая воздух и слюну в вакуум. Магнитные замки не выдержали, и нас оторвало от корпуса корабля и крепко приложило о темное железо.

Существо доберется до останков «Морозорожденного» через пару мгновений.

Вторая, более слабая волна демонов еще раз попыталась сокрушить нас. Стремительное существо с острыми когтями и кожистыми крыльями заскребло по моей спине, нанося удары по сочленениям доспеха. Мне вспомнились тошнотворные образы копошащихся паразитов, которые вгрызаются между чешуйками кожи рептилий. В монастырском архиве я видел схожих жукообразных существ, населявших огромные подземные ульи далеких миров смерти.

Еще один вцепился в мою руку с посохом, не отпуская ее, даже когда его плоть стала чернеть от ауры оружия. На визоре вспыхнули предупреждающие руны, сигнализируя о нестабильности жизненных показателей. Как-то холодно и отвлеченно я почувствовал, как ножи из черной кости пробивают сочленения доспехов и погружаются в тело. Они приносили боль с каждым ударом, сосредоточившись в основном за коленом и у основания позвоночника. Что-то проскребло по моему хребту, и нервные окончания полыхнули болью. Это чувство оказалось довольно острым.

— Мал, — провоксировал я сквозь стиснутые зубы.

Брат ничем не мог помочь — его магнитные замки отцепились от потолка. Я заметил его в гуще кипящей схватки, полностью погрузившегося в бой с нечистью. Его меч взметнулся над плечом и пронзил рогатое существо, вцепившееся ему в загривок.

Я ударил тварь, которая вцепилась в мое плечо, но она заглотила мой кулак. Рука крепко застряла в пасти, и я услышал тошнотворный хруст зубов, ломающихся о керамит. Все мои силы ушли на то, чтобы избавиться от демона, который пытался сожрать мою руку.

Его удлиненная пасть поглотила перчатку по самое запястье, язык обвил руку до локтя. Тварь даже пробовала захватить штурм-болтер на предплечье, не понимая, что ему придется съесть и священное оружие, если он хочет сжевать всю мою конечность.

Идиотская тварь. Я сжал руку в кулак, и когда пальцы коснулись курка на ладони, голова демона разлетелась на куски.

II

Эффективность болтеров падает в пустоте.

Вакуум притупляет зубы наших освященных снарядов, но они далеко не бесполезны. Самое большое изменение происходит не в том, что они делают, но в том, как проявляется их возмездие.

В безвоздушном пространстве взрывы болтов представляют собой короткие вспышки света, которые за считаные секунды поглощает тьма. Рассеивающая сила взрыва не встречает по пути сил, которые могли бы оказать сопротивление, — ни воздуха, ни тепла, вообще ничего. Неусовершенствованный глаз не в состоянии оценить изящную красоту пустотного взрыва, ибо, несмотря на идеальность человеческого тела, задействованная здесь физика слишком стремительна, чтобы за ней смогло уследить человеческое око.

Наши глазные линзы — совсем другое дело. Каждый разрывающийся снаряд порождал специфическое остаточное изображение расширяющегося света, визуальный отблеск на реактивных визорах, показывающий точки попаданий. Мои братья отключали канал регистрирования на сетчатке, считая эту функцию бесполезной и отвлекающей. Я же оставлял его включенным, сам не зная зачем. Наверное потому, что это всякий раз напоминало мне о том, как сильно я отличался от себя прежнего…

Помню свою первую тренировку в космосе, тогда я еще носил обезличенный керамитовый доспех, который не имел почти ничего общего с настоящими доспехами рыцаря. Если взглянуть вниз, можно было увидеть никелево-тусклый корпус ударного крейсера «Не забытый»; если взглянуть вверх, можно было увидеть дальние пределы абсолютного космоса, где в ответ на мой бессловесный взгляд мерцали звезды. Я уже какое-то время не был человеком — к тому моменту Дар Императора произвел во мне слишком много необратимых изменений — но подобное зрелище не могло не тронуть меня. Ничто не могло подготовить меня к нему. Да и как к этому можно быть готовым? Я немногое успел увидеть за пределами камеры монастыря и великих чертогов нашей крепости, наполненных звоном мечей и шепчущими голосами.

Долгое время я глядел во мрак, не слыша ничего, кроме медленного, неразборчивого ритма двух своих сердец. Никогда раньше я не чувствовал себя таким неуверенным в своих силах, таким одиноким посреди бесконечного, враждебного пространства Галактики.

Слева от меня была видна наклоненная сфера Сатурна, от зрелища его поверхности, затянутой пеленой облаков, у меня скручивало живот. Помню, как я протянул к нему руку, словно тот был чашей, которую можно взять с ночного неба. Отсюда он казался не больше ладони.

Далеко под корпусом крейсера я видел обод самого Титана: молочно-белый от ядовитого облачного покрытия, но все же единственный дом, который я знал. Упасть отсюда — значило полететь прямиком в его прогорклые небеса и закончить обучение частичками пепла, которые затем развеют азотные ветра.

Я вновь посмотрел в открытый космос. Далеко за Сатурном было видно само Солнце, но его яркая корона отсюда казалась не более чем пульсирующим пятнышком.

Лишь одна звезда из миллионов.

В этот момент я почувствовал то же самое, что, наверное, чувствовали древние поколения, когда впервые вышли в небо. Стоило ли им вообще забредать сюда, так далеко от колыбели человечества? Было ли им суждено отправиться во тьму и вырезать свою империю на каменных костях покоренных миров?

Наши повелители говорили, что оценивать всякую вероятность опасно. В ту ночь я узнал, почему. Благословлен разум, не испытывающий сомнений. Чемпионы человечества никогда не должны сомневаться в праве людей властвовать над звездами.

Я не забывал того урока, когда поклялся служить Инквизиции. И помнил его до сих пор уже как рыцарь на войне, о которой человечество никогда не должно узнать.

III

Вопреки инстинктам, я выпустил из рук свой хранящий посох. Он поплыл в лишенной воздуха пустоте, анафема существам, которые пытались одолеть нас.

Я вытащил пистолет в ту же секунду и открыл огонь в упор из штурм-болтера на левой руке и болт-пистолета, стиснутого в правом кулаке. Стрелять из двух оружий было непростой задачей, если дело касалось меткости, и когда каждый твой снаряд был ритуально выкован, освящен и благословлен праведными руками Империума, промахнуться по врагу было бы непростительным грехом.

Среди многочисленных смертоносных учений, которые должны освоить все Серые Рыцари, лишь в немногих я превзошел своих братьев. Я не так умело обращался с двумя клинками, как Сотис, и во владении длинным мечом не мог сравниться с Думенидоном. Но вот снайперским аспектом нашей тайной войны я овладел в совершенстве. Мой ретинальный дисплей разделился, предлагая отдельный прицел для каждого оружия. Мои ощущения сплавились в знакомый темп «взгляд-прицел-огонь, взгляд-прицел-огонь», пока я одновременно палил из обоих оружий, не замедляясь и не прерываясь.

Штурм-болтер вздрогнул, попарно выпуская болты в мечущихся вдали существ. Выстрелы болт-пистолета я приберегал для подкрадывающейся нечисти, которая царапала мои доспехи. Всего за пару секунд ретинальный дисплей покрылся значками попаданий.

Существа разлетались, шипя выпущенными внутренностями, испаряясь из материального мира в кислотных струях. Вокруг нас сгустился черный туман.

Высший демон уже почти добрался до нас, а мы все еще боролись с мелкими паразитами. Я не мог сбить их с Малхадиила выстрелами — слишком большой риск для герметичности его доспехов. Вместо этого я оттолкнул его направленным импульсом кинетической силы. Демоны бросились врассыпную, пока мой брат кубарем катился через весь зал. Керамит его доспехов покрылся царапинами. Чтобы остановить полет, он вонзил оба фальчиона в потолок и вновь прикрепил подошвы к металлической поверхности.

Прерывисто дыша, он провоксировал.

— Сзади!

Я развернулся, чтобы встретить опасность. Все три ствола выстрелили одновременно, вогнав три снаряда в грудь и крылья скачущего монстра с багряной кожей, напоминавшего горгулью, которой даровали некое подобие жизни. На краткий миг я заметил блеск бронзовой кости и розоватое мясо, прежде чем тварь исчезла из нашей реальности. Испаряющаяся кровь заляпала мои доспехи.

Двойные руны на треценти, обозначающие пустоту, вспыхнули на визоре, сообщая, что мне пора перезарядить оружие. Я вложил пистолет обратно в кобуру и силой мысли призвал к себе посох.

Чтобы пролезть в разгромленный зал, демону пришлось сложить свои невероятно огромные крылья. Одно его присутствие разъедало металл. Я увидел, как за его подрагивающими крыльями ржавеют стены, а стекающий с них темный туман покрывает сталь пятнами гнили.

Наш юстикар встретил его первым, и встретил один на один. Галео превратил свой гнев в оружие, дистиллировав его в клинок психического звука, который вырвался из его рта, словно копье. От этого крика в жуткой пасти демона треснули зубы, а его правый глаз лопнул брызгами черной крови.

+ Я разберусь с ним, + пропульсировал нам Галео. Он уже мчался в атаку. Оставшиеся демоны отползали от него, ударной волной силы. Отсутствие гравитации позволило завершить атаку прыжком. Силовой клинок в руках юстикара походил на полумесяц пылающего белого света.

— Сфокусируйся, — провоксировал Малхадиил. Я обернулся как раз вовремя, чтобы блокировать посохом клинок ослабшего демона. Малхадиил пронзил его в спину, а я сломал шею нечисти возвратным ударом.

Я не видел, куда пришелся первый выпад Галео, но определенно почувствовал его. Клинок, встретившийся с демоническими доспехами, породил беспокойный шум в наших головах, от которого онемел язык и заныли десна. Меня охватило внезапное неодолимое желание принять химический очищающий душ, чтобы смыть с тела все воспоминания об этом задании.

— Мы должны помочь ему, — сказал Сотис. — С этими отбросами покончено.

— Пошли, — раздался ответ Думенидона. — Теперь вместе.

Малхадиил развернулся, следуя за ними. Я отбросил своего последнего нерожденного, испепелив его во вспышке неконтролируемого гнева. Пламя хлестнуло по нечисти, мгновенно сжигая его крылья и охватывая тело.

Мал окликнул меня по имени, призывая поторопиться. Резким усилием я оборвал струю пламени и направился за братьями в пасть безумия.

IV

Битва с высшим демоном происходит сразу в двух измерениях. Физический аспект — это мир оглушающих ударов, концентрированной ненависти и энергетических вспышек, которые слабым разумам кажутся колдовством. Но присутствовала и духовная сторона: дуэль воль и обостренных мыслей, когда само присутствие рядом с врагом вызывало душевную тошноту.

Высший демон сангвинарной скверны в буквальном смысле представлял собой негативные эмоции войны, воплощенные в физической форме. Возьмите чувства каждого человека, которому приходилось брать в руки меч или винтовку, и смешайте в ядовитом царстве за завесой реальности: каждый миг агонии раненного в живот солдата, который зовет товарищей; каждый варварский прилив ненависти после близкого знакомства со смертоубийством; каждый ночной кошмар, который переживал выживший в крестовом походе; сковывающий страх перед превосходящей ордой, когда уже некуда бежать…

Все это и многое другое накатывало от существа оглушающей волной. Воистину, человеческие грехи вернулись, чтобы осквернять нас.

Говорят, что на своих кошмарных варп-мирах каждый из таких атавистичных воевод правит легионами потерянных и проклятых. Архивы Инквизиции туманно повествуют об этом. Немногие смогли заглянуть в ад и сохранить разум, чтобы записать то, что увидели в нем.

Демон отпрянул от нашей эгиды, но слово «отступление» было ему неведомо. Боль только разжигала его злобную ярость. Когда мы приблизились, мои изначальные инстинкты поутихли. Неприятие уступило место пониманию.

— Я знаю это существо, — я понятия не имел, говорю ли с помощью рта или разума. — Юстикар…

+ Слушаю. + Галео стоял перед нами, его длинный меч высек искры, столкнувшись с топором зверя. Я обрадовался, что не слышу в вакууме напряженного гудения, — от звука сшибающихся клинков у меня всегда болели зубы. Странно, но есть вещи, к которым никогда не можешь привыкнуть.

Однако образ в моей памяти всплыл так отчетливо, словно я держал книгу в руках. В четвертом ряду перекрестка Авентина в Библиариуме Демоника, в текстах о восстании Юруги, случившемся почти три тысячи лет назад, находилась гравюра, изображавшая демона, стоящего сейчас перед нами.

Малхадиил прочел мои мысли так же легко, как я его.

— Как же я рад, что ты изучал нечто подобное, — шепнул он по воксу.

+ Я знаю его имя. +

Пока мы бежали, я перезарядил штурм-болтер. Мы были уже близко, и демон не собирался отступать. Его крылья, покрытые разбухшими венами вдоль кожистых мембран, дергались и трепетали среди туманной дымки. Грудь существа защищал не нагрудник из бронзы, а кости, выпирающие сквозь щетинистую кожу, которые срослись в пластины пещеристой желтой брони. Из тела зверя все еще торчало с десяток копий и мечей — наследие неудавшихся казней многие поколения назад.

А затем мы налетели на него, и нам оставалось только драться. Благодаря связи с братьями я видел их движения. Галео стоял перед демоном, словно воитель древности, воздев меч, сражаясь с существом в десять раз выше его ростом. Каждый удар алебарды по клинку словно замедлял время, когда даже улучшенные чувства едва могли поспеть за тем, что разворачивалось перед ними. Сотис и Думенидон присоединились к юстикару, вместе с ним парируя и нанося удары. Мы же с Малхадиилом придумали нечто иное.

Мы открепились от потолка и обрушились на спину демону. Казалось, цепляться приходилось не за крылья существа, а за паруса старого океанического корабля, треплющиеся на ветру. Малхадиил нанес удар первым, вырезав из плоти существа изрядный кусок вонючего мяса. Я ощутил вспышку его эмоций, яростное желание отсечь зверю крыло.

Я упал чуть ближе к голове и ухватился за грязное ухо, мои ботинки ударились в плечо существа. Вздрогнул штурм-болтер. Два снаряда врезались демону в висок, пробив дыру в черепе и превратив в разодранные ошметки натянутую плоть.

Дернувшись, тварь потянулась ко мне конечностью, и я направил сфокусированную пульсацию прямиком ему в разум, метя в содрогающиеся холмы мозгового вещества, видимого сквозь рану в черепе.

Это было не слово — даже не язык — я послал в его обнаженный разум слияние звуков и понятий. Представьте сотню бронзовых колоколов, звонящих над заброшенным городом, грохот падающей балки в горящей церкви, непрерывное мучение после ампутации и человека, который пытается набрать воздух в наполненные кровью легкие.

Я выкрикнул все это в разум демона.

И ничего не произошло.

Кулак угодил в меня с такой силой, словно по мне проехался танк. Прежде чем я успел собраться, демон сбросил меня со спины. Перед глазами все поплыло, но и только. Тревожно запищали авточувства доспехов.

Даже у трансчеловеческих рефлексов имеются свои пределы. Прежде чем мои сердца успели дважды стукнуть, я врезался в стену под таким углом, что мой позвоночник затрещал. Металл был слишком ровным, чтобы ухватиться за него, а сила удара не позволила найти хоть какую-то опору. Я заскользил по стене, высекая искры.

Я хватался за металл, ища хотя бы малейшую царапину — на что-то большее у меня попросту не было времени.

Еще секунда, и я вылечу в космос.

Руны, текущие по визору шлема, вспыхивали предупреждениями, о которых мне наверняка следовало знать. Да, я понимал, что герметичность моих доспехов нарушена в нескольких местах. Да, я знал, что из дыры в нагруднике шипящей неконтролируемой струей выходит воздух. Да, я понимал, что стабилизаторам и проводникам тока на левой ноге немедленно требуется ремонт. Мимолетной мыслью я отключил поток информации и оглянулся по сторонам.

Я быстро направлялся в пыльную пустоту, в открытый космос. По моим доспехам колотили камушки, пока я кружился в лишенном направлений пространстве. Сквозь завесу пыли я с трудом мог различить даже корпус корабля.

Довольно позорный способ умереть.

+ Это… было чрезвычайно… глупо, + отправил мне Галео. Его голос звучал напряженно, почти на грани срыва.

Руны замерцали в ответ на мои мысли. Я следил, как, несмотря на повреждения, пытаются работать системы доспехов. Узлы варп-ориентации, которые торчали из силового ранца, басовито загудели. Мне пришлось признать, хотя бы перед самим собой, что, скорее всего, это не сработало бы.

+ Гиперион, + раздался слабый голос Малхадиила. Ему всегда нелегко давалась телепатическая речь, ведь его таланты отличались от моих.

+ Я прыгаю обратно, + ответил я.

+ Оно отправится за тобой. Оно пойдет на варп-пульсацию. +

+ Только один шанс. Прикрой меня. +

+ Я не… +

V

На этот раз я задержал дыхание.

Варп окутал меня, уцепившись за доспехи в надежде раздавить их. Я почувствовал, как руки или что-то похожее на них, заскреблись по сочленениям боевого облачения. Я не мог бежать, хотя казалось, будто выкладываюсь на полную. Я мчался вперед, но одновременно будто двигался сквозь смолу.

Показания датчиков неуклонно снижались, на линзах предупреждающе замигали тревожные руны, которые я не мог игнорировать. У меня был один шанс, единственный шанс телепортироваться обратно на корабль, прежде чем откажут прыжковые системы доспехов. Если я упущу его, меня можно считать покойником. «Карабела» может вечно прочесывать пыль, но так и не настроить телепорт на мои доспехи.

Что-то вцепилось мне в горло. Я ощутил, как нечто проникает под доспехи влажным холодком тающего льда, приложенного к шее. Стрельба вслепую не помогла — штурм-болтер выпустил весь боезапас как в густую жижу, и снаряды немедленно застыли в ней, утратив скорость.

Не важно, получится у меня или нет. Я отключил варп-узлы, потому что иначе мне конец.

+ Мал, + отправил я в пустоту. + Мал. +

VI

— Поймал, — провоксировал он.

На то, чтобы вернулось зрение, потребовалось несколько секунд, пока глазные линзы перенастраивались на спектр реальных цветов. Малхадиил держал меня за предплечье, вытаскивая обратно на палубу.

Нет. Не Мал. Сотис сделал три шага назад, потянув меня за собой, подальше от края. Мой ретинальный дисплей все еще представлял собой месиво неразборчивых очертаний и подрагивающих рун, но я ясно различал невероятно огромную тень демона, черную даже на фоне тьмы, и вспышки отраженной энергии, которой атаковали мои братья. Существо приближалось, возвышаясь над нами. Варп-прыжок привлек его внимание ко мне, как я и рассчитывал. Оно ощутило прореху во вселенной, силу, схожую с собственной.

+ Сотис, + пропульсировал я его имя с предупреждением, достаточно сильным, чтобы по железному полу пошла рябь, растягивая за собой реальность. Мой брат оттянул меня еще на шаг, продолжая сжимать руку, и я уже начал оборачиваться, когда из его груди вырвались черные когти.

Три пальца, настоящий трезубец с когтями толщиной в человеческое бедро. В этот момент я услышал худший звук в своей жизни — удушливое бульканье, когда Сотиса вытошнило кровью прямо в шлем. Звук разнесся по воксу с ужасающей четкостью.

Мои ботинки прилипли к палубе, и я поднялся на ноги. Сотис скорчился, слишком упрямый даже для того, чтобы признать свою смерть. Он потянулся ко мне, безостановочно воксируя влажный булькающий хрип, словно я мог стянуть его с отвратительных когтей.

Демон вздернул его в воздух, и Сотис потянулся за оружием, которого больше не было в его руках. Я открыл огонь по демону над плечом брата. Кровавые кристаллы украсили вакуум густой дымкой, рассыпаясь из его развороченного тела.

Крик Малхадиила разнесся по воксу и в моем разуме, единение звука и боли, когда демонические когти разорвали его брата-близнеца.

Я почувствовал, как Сотис покидает нас, и мой разум инстинктивно потянулся следом, словно мог восстановить связывавшие нас узы. Один призрачный миг я следовал за его рассеивающимися мыслями и сознанием, которые с лихорадочной тщетностью пытались восстановить фрагменты истончающейся сущности.

В них была боль, которая пылала так жарко, что могла бы разорвать меня на части. Я ощущал его сожаление, ярость и стыд за то, что он умирал, не выполнив задания. И я почувствовал, даже не зная наверняка, что это, возможно, его страх. Естественный страх хрупкого, смертного существа, за которым пришла смерть. Мое мнение о нем не стало хуже. Никакая трансчеловеческая трансформация не могла изменить того, что означало человеческую жизнь, и муку лишения этого дара.

В самую последнюю секунду я увидел мальчика в рваной одежде, глядящего в серое небо. С видением пришел тихий шепот полузабытых слов:

— Они заберут нас к звездам, — произнес мальчик. По его грязному лицу катились слезы. — Да?

— Не волнуйся, Мал, — ответил угасающий голос. — Все будет хорошо.

А затем все исчезло. Образ и питавшая его душа — все пропало. В моем разуме разверзлась зияющая дыра, пустая и холодная. До этого времени я не понимал, насколько мои братья из Кастиана полагались друг на друга, — мы всегда в той или иной степени пребывали в разумах своих товарищей. После исчезновения Сотиса мои ощущения задрожали, пытаясь найти что-то, все равно что, лишь бы снова связаться с ним.

Все это случилось за один вдох.

«Гиперион?» — Голос инквизитора был полон тревоги. Сила моих чувств восстановила нашу связь. Я ощутил, как она скользнула обратно в мой разум, и инстинктивно потянулся к знакомой душе. «Что это было? Что происходит?»

+ Сотис… Сотис мертв. +

Я произнес эти слова, но ответа не услышал. Я резко вернулся обратно в тело. Что-то швырнуло меня обратно в собственное сознание. Злость юстикара ударилась о границы моего разума.

+ Сражайся, бесполезный ублюдок! + слова Галео походили на ледяные ножи. + Или я сам тебя прикончу. +

Я открыл глаза, даже не понимая, что они были закрыты, и вновь поднял оружие.

VII

Последний удар нанес Малхадиил.

Казнь стала безыскусным и лишенным какой бы то ни было красоты избавлением. Мы разорвали зверя в клочья, смешивая заклятья и сталь, потроша его мечами и грубыми разрядами смертоносных молний. Ярость придавала сил уставшим мышцам и усиливала психическое колдовство. Ихор лился потоками, которые не застывали в вакууме. Никогда раньше я не сражался в таком состоянии. Каждый заряд энергии продолжался долгое время и завершался только тогда, когда у меня перехватывало дыхание, так что требовался миг, чтобы преодолеть тупое оцепенение, которое всегда наступало после.

Последней ошибкой демона стало то, что он попытался сожрать останки Сотиса. Несколько мгновений ничто не препятствовало нашей атаке, хотя демон заходился издевательским хохотом. Мы принялись рубить попятившуюся тварь, и до последнего смертельного удара пару минут спустя удача так больше и не повернулась лицом к демону.

Мы стояли над его распадающимся телом, от подошв до серебряных шлемов покрытые его нечистой кровью. Тогда воцарилась тишина, оскверненная, дурная тишина между нами четырьмя. Никто не проронил ни слова. Казалось, говорить больше не о чем.

Я отключил посох. Среди безмолвия я задался вопросом, слышали ли мои братья по воксу, как я тяжело сглотнул.

+ Гиперион, + наконец отправил Галео.

Малхадиил возник позади меня. Я обернулся как раз вовремя, чтобы в личину шлема врезался его кулак.

— Ты сказал, что знаешь его имя! — пальцы Малхадиила сомкнулись на моем горжете раньше, чем я успел подняться. — Ты сказал, что можешь изгнать его. Ты сказал, что знаешь его имя. Что случилось? Ты убил моего брата. Он умер, пытаясь затащить тебя обратно.

Думенидон оттащил его, хотя Малхадиил продолжал сопротивляться, посылая в меня волны истощившейся силы. Оградиться от них мне не составило труда.

— Я думал, что знаю его настоящее имя. Я узнал его в архивах.

— Прискорбная ошибка, — тихо отозвался Думенидон.

+ Он умер, спасая тебя, + Мал плюнул в мою сторону наполненным яростью импульсом. Он щелкнул о мой шлем, словно болтерный снаряд. Инстинктивно я едва не ударил в ответ, но не поддался искушению и не разжал руку.

+ Довольно, + единственного слова Галео оказалось достаточно, чтобы унять ненависть Мала, и я ощутил в психическом касании юстикара куда больше обычного воздействия. + Успокойся, Малхадиил. Мы поговорим об этом на борту «Карабелы». +

 

Глава девятая

ПОСЛЕДСТВИЯ

I

Я смотрел, как он горит.

«Морозорожденный» оголил нижнюю часть фюзеляжа, вращаясь под действием сил разрушения. Наши орудийные батареи с легкостью пробивали броню беззащитного корабля, но он еще очень долго сопротивлялся смерти. Из-за того что активных систем было очень мало, он почти не горел. И поскольку взрываться было нечему, наши орудия разорвали корабль на куски чередой залпов. Эсминец оказался настолько прочным, что у нас на это ушел почти час. Он попросту не хотел умирать.

Я стоял в обсерваториуме «Карабелы» и взирал сквозь пыль на методичное уничтожение. Мои братья находились где-то на нижних палубах, хотя я не знал, где именно. Это было довольно странно — после смерти Сотиса наши узы охладели, но я противился желанию дотянуться до братьев. Я знал лишь то, что они держали совет, и чувствовал их близость так же явственно, как ощущал свое исключение из нее.

Поэтому-то я смотрел в одиночестве, как сгорает корабль. Обстрел уже заканчивался, когда я ощутил приближение человека. Обсерваториум представлял собой увенчанный куполом зал, обычно защищенный раздвижными бронированными плитами. Сейчас его стены и крыша из прозрачного пластика были открыты пустоте космоса. Я почувствовал присутствие человека задолго до его появления, поэтому мне не пришлось оборачиваться, когда шаги эхом разнеслись по залу.

Я даже представить себе не мог, кого хотел бы видеть меньше него.

— Гиперион, — поприветствовал он.

— Чего тебе надо, еретик?

— То же, что и всегда. Просто поговорить.

Я посмотрел на него, не заботясь, выражает ли мое лицо то же отвращение, что я испытывал.

— Нам не о чем говорить, Кловон.

Он склонил татуированную голову, будто я одержал своеобразную победу. Аквила красовалась на его ожоговых шрамах, раскинув черные крылья, словно ажурная тень на его лице. От Кловона пахло ритуальными маслами, пистолетами и инквизитором, которой он служил.

— Прекрасно, не так ли? — указал он на умирающий «Морозорожденный».

— По-своему, — от его близости мне хотелось сплюнуть. Я почувствовал, как выделяется кислота из подъязычных желез. — Говори, если хочешь.

Он усмехнулся:

— Как мило с твоей стороны!

От моих доспехов остались потрескавшиеся и обесцвеченные обломки, но я все равно намного возвышался над ним. Я посмотрел вниз, не скрывая раздражения.

— Я пытаюсь быть с тобой вежливым, но ты не облегчаешь мне задачу.

Он застегнул кожаную куртку.

— А тут холодно.

Я и не заметил. Я редко замечаю такие вещи.

— Чего тебе надо, Кловон? Я не в настроении вести досужие разговоры.

— Госпожа говорит с твоими братьями. Несмотря на гибель Сотиса, вы одержали важную победу для Инквизиции.

— Не вижу, каким образом.

Еретик вытянул руку и принялся перечислять, попутно поднимая пальцы.

— Вы получили свидетельство об одержимом Хаосом навигаторе, а это довольно редкое явление. Обнаружили выжившего, а мы оба знаем, что свидетельские показания очевидцев — хлеб насущный для ордосов. Кроме того, выживший — один из Космических Волков, поэтому он вдвое ценнее для инквизитора Ярлсдоттир, верно? Учитывая то, что в большинстве своем команду корабля вынесло в открытый космос, даже одна уцелевшая душа — уже большая победа. Также вы изгнали опасность — выражаясь цветастым фенрисийским термином Анники — «высший малефик».

Я наблюдал за тем, как разваливается корабль, и ничего не говорил.

— По ее словам, то, что вы вообще уцелели, уже огромное счастье.

— Она отправила нас в этот бой.

— Наверное, именно по этой причине она и считает ваше спасение счастьем. Конечно, она никогда не признает свою ошибку. Ты же ее знаешь.

— Но у ее решения были свои достоинства. Если она винит себя за гибель Сотиса, то только по незнанию. Она не виновата. — Как описать демонические хоры тому, кто не ведает об истине за завесой? — Нерожденные, как и простые смертные, обладают различными силами. Мы столкнулись с относительно слабым существом, хоть и из величайшего хора. Будь мы осторожнее, то избежали бы потерь вообще. Как и команда «Морозорожденного», мы проиграли из-за хитрости врага и собственной глупости, а не силы противника.

— Понятно. Значит, ты допустил ошибку. Вот о чем ты говоришь.

Мне не понравилось, как он смотрит на меня.

— Да, — сказал я.

— Бывает, Гиперион. Подобное случается на каждом шагу и по всей Галактике. Люди принимают неверные решения. Делают дурацкий выбор.

— Я не люди. Я — Серый Рыцарь. Мы — безупречный клинок Империума, бесстрашное сердце человечества. Мы — Дар Императора, — я замолчал, чтобы перевести дыхание. — Почему она вообще терпит тебя, еретик?

— Хороший вопрос. — От его гримасы изогнулись орлиные крылья на лице. — Она терпит меня потому, что я — одна из ее многочисленных побед. Она спасла мою душу. Она искупила меня.

Я покачал головой.

— Ты продал душу богам за завесой. Неважно, придет ли позже спасение, некоторые грехи попросту нельзя искупить.

— Это твое мнение, Гиперион. Не считай его непреложной истиной.

— А в этом уже слышна скверна.

— Вспомни о ручных шавках Инквизиции — экзорцистах. Если припоминаешь, в архивах ордосов есть информация об их обучении. Они впускают демонов в свои тела и терпят экзорцизм под неустанным надзором Инквизиции. Их прощают. Так почему же нельзя простить обычного человека вроде меня? Откуда у тебя такое лицемерие?

— Они такие же оскверненные, как все остальные.

Кловон улыбнулся.

— А ты пуританин.

От его насмешки мои пальцы непроизвольно сжались. Даже от едва заметного движения мышц мои доспехи зарычали. Сомневаюсь, что еретик подозревал, чего мне стоило не убить его.

— Уйди, — процедил я.

Он отказался. Это само по себе удивило меня. Кловон всегда представлялся таким покорным. Наверное, его прошлая отчужденность была данью уважения, а не проявлением страха. Придется поломать над этим голову.

— Расскажешь, что случилось? — спросил он.

Вымученный смех показался горьким даже мне самому.

— Что тут рассказывать? Были допущены ошибки. Из-за них погиб мой брат.

— Расскажешь, что случилось? — повторил он вопрос.

Разве мне было что терять? В любом случае Анника доверяла ему. Поэтому я рассказал. Ничего не упуская, я поведал ему все, что случилось с момента высадки на «Морозорожденный» и до того мгновения, когда мы положили останки Сотиса в апотекарион нашего боевого корабля.

Поначалу Кловон хранил молчание. Он смотрел, как среди пыльных звезд разваливается на части эсминец. Наконец спустя некоторое время он заговорил.

— Было неразумно нападать на существо сверху, не закрепившись перед этим, как Малхадиил. Ты и сам знаешь. Но Сотис рискнул и помог тебе забраться обратно на борт, — Кловон достал метательный нож из перевязи на груди и принялся чистить им ногти. Таковым было его мнение, которое он высказал так же просто, как и все остальное в своей жизни.

— Это твоя точка зрения? И все?

Кловон кивнул.

— Сотис погиб, потому что решил помочь тебе. Тебя частично ослепило ретинальной перенастройкой. Его — нет. Он знал, что должно произойти, но рискнул вытащить тебя обратно.

— Я…

Я колебался, не зная, что ответить. Мои мысли вдруг стали тяжелыми и неповоротливыми.

— Он не просто рисковал своей жизнью ради тебя, Гиперион. Он отдал ее. Добровольно.

Неважно. Трон, хуже присутствия Кловона был только разговор с ним.

— Я не желаю больше обсуждать это. И для меня все еще остается загадкой, почему инквизитор держит тебя рядом с собой.

Он вернул нож на место и вежливо поклонился.

— По правде говоря, я лишь мелкий рецидивист. Но моя госпожа искренне верит в искупление. Ошибки всегда будут допускаться. Важно то, как мы с ними справляемся и какой урок можем из них извлечь.

Я смотрел на него пару мгновений.

— Умно.

Кловон слабо улыбнулся, и вытатуированная на его лице аквила расправила крылья.

II

Вскоре я предстал перед братьями. Анника отказалась уходить, и мы пятеро встретились в командном пункте у центрального стола. То, что осталось от Сотиса, передали на попечение Палладийским Катафрактам, поместившим тело в криохранилище.

Инквизитор поприветствовала меня едва заметной улыбкой. Думенидон склонил голову. Галео и Малхадиил сверлили меня взглядами: первый — без всякого выражения, второй — с тусклым пламенем в глазах. Угольки гнева угасли до слабого негодования. Я не мог винить его. Их мысли оставались скрытыми от меня, огражденные железной решимостью. Будь у меня время, я смог бы проложить путь в их разумы, хотя меня удивило возникновение этой мысли.

Отрезанный от знакомого психического единства, я изо всех сил старался не дрожать. Сейчас они казались мне почти чужими, я походил на слепца, которому требовалось угадать позы, выражения лиц и чувства своих друзей лишь по звучанию голосов.

— Меня призвали, — произнес я.

+ Ты подвел Кастиан, + сказал Галео. + Начиная с высадки на корабль, ты действовал слишком своевольно, слишком неосторожно, слишком самоуверенно. Это не первая операция, пошедшая наперекосяк из-за твоего высокомерия, Гиперион. Ты на грани осуждения. Я не могу терпеть воина, который не подчиняется приказам. +

Я ничего не сказал, потому что говорить здесь было нечего. Следующим взял слово Думенидон, его строгое лицо выражало больше смирения, чем у кого-либо из собравшихся.

— В некотором смысле ты самый одаренный из нас, — сказал он, — но также наименее способный управлять своей силой. Вместе, мы — Кастиан. Единые, мы — Серые Рыцари. Разделенные, мы — немногим больше, нежели обычные люди, Гиперион. Мы истекаем кровью, мы падаем, мы умираем. За прошедшие месяцы мы видели в тебе все это — ты сражаешься за самого себя, защищаешь самого себя, а не брата за спиной. Дело не просто в эгоизме. За эгоизм ты бы уже давно понес наказание.

Он вздохнул, и я впервые по-настоящему ощутил всю глубину его разочарования. Моя неудача причиняла ему боль. Я знал это, поскольку он дал мне почувствовать. Думенидон по крайней мере ослабил сопротивление эмпатическим узам. Я ощутил его успокаивающее присутствие, как продрогший человек чувствует прикосновение солнечного света. Но он еще не закончил.

— Все куда хуже, — продолжил он, — потому что твоими действиями управляет невежество. Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать. Тебя обучили сливаться с нами, но ты не желаешь этого делать. За тысячелетнюю историю Кастиана ты единственный, кто до сих пор не со своими братьями. Когда тебе удается сосредоточиться, ты становишься могучей силой в эгиде. Но куда чаще ты просто обуза для нас. Мы защищаем тебя, когда ты действуешь в одиночку, и нам с трудом удается сохранять свои силы, пока твои собственные полыхают от нестабильности.

У меня кровь застыла в жилах.

— Вы не можете исключить меня из Кастиана, — сказал я, не сумев унять дрожь в голосе.

— Думаешь? — буркнул Малхадиил.

+ Можем, + отправил Галео.

— Но не исключим, — Думенидон бросил взгляд на остальных. — Мы обсудили.

Галео кивнул.

+ Ты владеешь одним из немногих уцелевших артефактов времен основания Кастиана. Возможно, самым ценным. Пришло время доказать, что ты достоин этого посоха, Гиперион. Услышь мой приказ. Сражайся со своими братьями, стань с ними одним целым. Одинокие волки умирают в одиночестве, брат. Стая — вот сила охотников. +

Галео раскрылся мне, как пару секунд назад Думенидон. Почувствовать фоновое присутствие его разума оказалось благословенным облегчением, но тем острее я ощутил отсутствие Сотиса.

Юстикар покачал головой, словно отвечая на мои мысли.

+ Мы не виним тебя за Сотиса, + отправил он. + Очисть сердце от вины. Мы все время были с тобой, пусть ты не мог нас почувствовать, и знали, что тебя ослепило ретинальной перенастройкой. Кастиан злится на тебя из-за ошибок, совершенных тобой в последнее время, Гиперион. Не за то, что Сотис решил поиграть со смертью, пытаясь спасти тебя. Демон мчался прямиком к тебе, и ты был беспомощен. Наш павший брат знал, на что шел, и почти успел. +

— Почти, — сказал я. — Ты можешь приказать мне избавиться от чувства вины, юстикар, но не от стыда.

+ Наверное, так оно и должно быть. +

— Сотис также допустил ошибку, — согласился Думенидон. — Если бы я увидел, что тебя невозможно спасти, то оставил бы тебя погибать.

Я заглянул ему в лицо, ища намек на то, что он шутит. Он не шутил.

+ Малхадиил, + позвал Галео.

Малхадиил посмотрел на меня, но в его взгляде не было теплоты. Он не хотел разрушать воздвигнутую стену.

— Мал, — начал я.

— Остальные правы, — оборвал он. — Сотис сглупил, отправившись за тобой. Ему следовало дать тебе умереть, — Малхадиил указал на мои разбитые доспехи. — Этой ночью ты мог погибнуть бессчетное множество раз. На каждом задании ты снова и снова рвешься впереди всех. Теперь нам пришлось заплатить за твою беспечность. Доверие, которое я к тебе испытывал, умерло вместе с моим братом. Помни это, когда в следующий раз сочтешь, что сможешь победить в одиночку.

Мне оставалось только бессильно кивнуть.

— Я услышал вас, — произнес я, — услышал и подчиняюсь.

Наконец разум Малхадиила слился с моим. Брата терзала такая боль, что я едва не истек кровью вместе с ним. Она пульсировала в нем гулким стуком, такая горячая, что не поддавалась никакому описанию. Глубже, нежели боль — это была скорбь. Он оплакивал своего брата. Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше, ни в своем разуме, ни в разумах собратьев.

Я отправил ему ответное чувство — мягкую мысль, изваянную из сожаления и стыда. Сначала он отпрянул, и я уже было подумал, что он опять оградится от меня. Мгновение спустя он все же принял пропульсированную эмоцию. Он слабо, очень слабо кивнул в ответ. Причиненная рана этим не исцелилась, но начало было положено.

— Я могу прозвонить в Колокол за Сотиса? — спросил я.

Думенидон тихо выдохнул и посмотрел на Галео. Юстикар в свою очередь бросил взгляд на Малхадиила. Мал застыл в нерешительности. Я заметил, как он тяжело сглотнул.

+ По обычаю лишь юстикар может звонить в Колокол, + произнес Галео, + но в данном случае это кажется уместным. +

— Я бы хотел… — Малхадиил замолчал. — Да. Я не возражаю.

— Спасибо, Мал, — сказал я и беззвучно добавил лишь ему: + Они услышат Колокол по всему Тронному миру. Обещаю тебе. +

Он еще раз едва заметно кивнул.

Когда мои братья направились к выходу, Галео на секунду встретился со мной взглядом.

+ Больше никаких ошибок, брат. +

Я отдал честь, сотворив знамение аквилы.

В комнате осталась только Анника. Они прислонилась к стене, скрестив руки на груди.

— Черный день, но прекрасная победа.

— Можно считать и так, — согласился я.

Она улыбнулась.

— Если тебе интересно, брат Граувр в стабильном состоянии. Если повезет, он даже выживет, — ее кристально-синие глаза сверкнули в отраженном свете. Прежде чем я успел ответить, она грустно усмехнулась. — Прости за то, что случилось с Сотисом. Ты говорил с Кловоном?

— Так это вы отправили его ко мне?

— Не совсем. Василла и Кхатан также хотели поговорить с тобой. Я решила, что если кому-то и позволить, то лишь тому, кто может чему-то научить.

На секунду я призадумался. Василла наверняка захотела бы помолиться вместе и обсудить состояние моей души. Кхатан же начала бы рассказывать несмешные шутки и журить меня за то, что я не смеюсь вместе с ней.

— Спасибо, что не прислали других, — сказал я.

— Значит, следующая остановка — Титан. Мы должны рассказать о случившемся и донести весть об осаде Армагеддона, — она замолчала, словно взвешивая следующие слова. — Я знаю, кем был Сотис, Гиперион. Я знаю, кем были все вы.

Я смотрел на нее пару секунд.

— Не понимаю.

— В смысле до того, как вас забрала Инквизиция. У Ордо Маллеус самые обширные архивы. Я знаю, кем вы были в детстве.

Я не совсем понимал, к чему она ведет.

— Меня мало волнует подобное знание.

— Пусть для тебя оно неважно, но я очень любознательна. Сотис и Малхадиил родились на жалком промышленном мирке под названием Терет. Когда за ними прилетели Черные Корабли, им было одиннадцать стандартных лет, из которых они уже год трудились разнорабочими в мануфакториуме по производству боеприпасов. Им светило всю жизнь клепать патроны для ополчения Терета.

— Зачем вы мне это рассказываете?

— Потому что это важно. Если бы не Инквизиция, Сотис превратился бы в одряхлевшего и спившегося рабочего мануфакториума или, что вероятнее всего, умер бы из-за несчастного случая на производстве. Серые Рыцари сделали из него оружие, и он с честью послужил человечеству. Пусть его служба была короткой, но жизнь он прожил с большим достоинством, чем многие могут себе представить.

Она сложила знак аквилы, ее руки показались совсем белыми на фоне черного бодиглава.

— Запомни это, Гиперион, когда прозвонишь в Колокол Потерянных Душ именем павшего брата.

— Да, инквизитор. Спасибо.

Ее глаза из кристаллического льда снова полыхнули.

— Тебя никогда не интересовало, кем был ты? Кем ты мог быть?

Мне даже не приходилось задумываться о подобном.

— Нет, я знал, что из-за возраста мог не принять Дар Императора. Думаю, я уже был подростком, и мой организм едва не отторг некоторые имплантаты. Иногда у меня бывают сны о том, что было прежде. Картинки. Чувства.

— Например? — она приподняла бровь. — Продолжай.

— Стук дождя по прохудившимся металлическим крышам. Ощущение, будто я смотрю сквозь окна, но ничего не вижу Черный трон. Это я помню лучше всего: черный трон, холодный и темный, — я пожал плечами. — Полной четкости никогда не бывает, но это не важно. Как я уже говорил, для меня это не имеет значения.

Она снова улыбнулась.

— Я не спрашивала, имеет или нет. Я спрашивала, было ли тебе просто любопытно?

— Нет.

— Из тебя получился очень неумелый лжец, Гиперион. Это в тебе мне нравится больше всего.

III

На дорогу домой ушло одиннадцать дней. У обычного корабля она отняла бы несколько месяцев.

«Карабела» мчалась сквозь беспокойную пустоту, защищенная от нечестивого внимания обитателей варпа. Путешествие корабля Серых Рыцарей было не только стремительным, но также духовно потрясающим. Гексаграммное экранирование и освященная броня оберегали наши боевые корабли лучше всего того, что было создано человечеством, но Море Душ ярко пылало, реагируя на наше вторжение. Бесконечные, непрерывные вопли демонов, гибнущих рядом с корпусом, исподволь истощали терпение.

В полете машинный дух «Карабелы» был таким же ярким и живым, как душа любого другого члена команды. В эти часы он обладал сознанием, почти личностью. Его голос был песней перегруженных двигателей, вибрирующих в безбрежной пустоте, а лик озарялся лучистым ореолом, когда вспарывал демонов, попадающих под таранный нос корабля. Я чувствовал его, живую душу, которая пела разноголосым рокотом на всех палубах и в моем разуме. Его песнь была гимном, и слова его были прекрасны.

Временами палуба сильно дергалась, что говорило об очередной смене курса, когда мы сворачивали от Астрономикона. Корабль начал содрогаться еще сильнее, стоило нам углубиться в эфирный океан, срезая целые дни от общего времени путешествия, поскольку навигатор целиком и полностью доверял прочности корабля, направляя нас через еще более темные моря.

Мы нередко изматывали наш корабль подобным образом, хотя знали, что после этого «Карабелу» ждет долгий простой в орбитальном доке. Повреждения, которые получал флот Серых Рыцарей в путешествии, означали, что многие наши корабли проводили в ремонтных доках не меньше времени, чем в самом пути. Учитывая все преимущества, вполне приемлемая плата.

В седьмом часу последнего дня мы выпрыгнули из варпа на границе сегментума Солар. На протяжении всего путешествия я тренировался в одиночестве, ясно дав понять, что не желаю никого видеть. Лишь ощутив встряску от перехода в реальное пространство я, наконец, опустил посох в тренировочном зале.

Я почувствовал, как от перенапряжения свело мышцы на руках и ногах, но смог это перетерпеть. На открытых участках кожи ярко блестел пот.

— Гиперион, — провоксировала инквизитор по встроенным в стены громкоговорителям. — Мы дома.

 

Глава десятая

ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА

I

Потрепанная стремительным плаванием по ядовитым волнам «Карабела» с трудом вошла в систему. Сервиторы и закутанные в мантии прислужники обрабатывали поступающие на мостик данные, когда монастырь начал загружать самые свежие звездные карты в наши когитаторы. Стыковка с Титаном никогда не отличалась простотой. На орбитальных картах отображалось местоположение спутников газового гиганта, степенно вращающихся вокруг невероятно огромной планеты, и каталогизировалась быстро обновляющаяся информация по всем ближним имперским путям судоходства.

Мы подходили с дальних пределов, плывя вдоль Пролива Энцелада. «Карабела» слишком близко подошла к гравитационному колодцу спутника, и оставалось лишь смотреть, как сияющий мир заполняет собой обзорные экраны на командной палубе.

Однажды я побывал на Энцеладе и воочию наблюдал за гейзерными ледяными взрывами через заполненный красными рунами ретинальный дисплей. Даже спустя многие годы я дорожил этим воспоминанием. Хотя разлетающимся шлейфам не доставало величественности криовулканов Титана, они все равно представляли собой захватывающее зрелище, особенно когда кусочки льда взмывали высоко в воздух, сливаясь с самыми далекими и туманными кольцами Сатурна. Кристаллизировавшееся в космосе дыхание спутника превращалось в одно из колец своего мира-владыки… Бесспорно, Галактика ненавидела нас, но все же показывала чудеса тем, кто был достаточно силен, чтобы увидеть их.

Василла облокотилась на поручни возле меня.

— Ты улыбаешься, — сказала она.

— Хорошо оказаться дома, — согласился я. Вид Сатурна и его лун всегда благотворно влиял на меня: огромный, опоясанный кольцами мир, под прогорклыми небесами которого таилась ядовитая бездна. Я был оружием, не человеком, но в подобные моменты вспоминал, что был одушевленным оружием. В этом вся суть.

Постепенно корабль миновал Энцелад. До Титана оставался час полета.

Василла наблюдала за удаляющимся спутником пару минут, а затем снова обернулась ко мне. Она достигала мне лишь до запястья. Всего-то.

— Я никогда не была на Титане, — призналась она. Что-то в ее нежном голосе заставило меня призадуматься. Она никогда прежде не казалась мне столь юной, несмотря на татуировку лилии на щеке. — На этот раз мне бы хотелось сойти на планету.

— Очень редко кто-либо не из моего ордена ступает на сам мир.

Василла кивнула, прежде она всегда оставалась на орбитальной пустотной станции.

— Это может показаться необычайным, но мы ведь живем в необычайный век, сир рыцарь.

— Ты о чем?

Девочка разглядывала звезды. Из темноты на нее взирало серое око Тетиса, приоткрыв свою ночную сторону.

— Мы живем в последнюю эру человека, — тихо ответила Василла. — Еще не миновало и половины тысячелетия, а оно уже стало самым мрачным в истории человечества. Оно будет последним, Гиперион. Последним, после чего опустится кромешная тьма.

Она вдруг показалась мне старше. Я никогда не смогу понять ее. В некотором смысле она походила на одну из лун Сатурна — полусвет, полумрак, холодная посреди бездонного космоса, но теплая в своем сердце.

— Человечество никогда не падет, — возразил я. Слова были инстинктивными, они вырвались у меня сами собой.

Василла склонила голову, копна волос цвета красного дерева удачно подчеркнула любопытство на ее юном личике.

— Откуда пришли эти слова? — спросила она. — Из твоей головы или же сердца?

— Миллион миров обретается в Свете Императора. Бессчетные миллиарды отдают свои жизни ради Трона, пока бесконечные триллионы живут в милости Его, — я взглянул на нее. Темные одеяния Василлы резко контрастировали с моими доспехами. — Человечество никогда не падет, — повторил я.

Она улыбнулась с искренней любовью и коснулась моей руки.

— Ты ведь действительно в это веришь?

Из дальнего конца зала до меня донеслось изумление Галео, мягкая волна веселья от увиденной картины: одного из сынов Императора, воина, обученного сражаться с демонами, поучает дитя.

Прежде чем я успел ответить, к нам присоединился Дарфорд. Он, как обычно, был в форме. По правде говоря, у него оказался неисчерпаемый запас форменной одежды. На этот раз он предстал в темно-красной с золотыми эполетами и галунами. Наглаженные белые брюки были заправлены в черные кожаные сапоги, и внешний вид довершали три медали на груди. Его награды за подвиги, совершенные в армии родного мира, до того, как он оказался на службе у Анники. Я не был знаком с наградной системой мордианских подразделений Имперской Гвардии, но почти не сомневался, что Дарфорд получил их за меткость.

— Кажется таким холодным, — кивнул он на уменьшающуюся сферу Энцелада.

Я знал, что он шутит, но не вполне понимал цель шутки. Его юмор зачастую ставил меня в тупик.

— Он и есть холодный, — произнес я. — Поверхность Энцелада…

— Ясен Трон, только не заводись, — Дарфорд пригладил усы и бородку. — Ты в точности как Малхадиил. Иногда мне кажется, что я разговариваю с когитатором.

Пару секунд я не сводил с него взгляда. Он похлопал по моим доспехам, что я счел за проявление добродушия. Василла слегка покачала головой, зная, что за этим последует.

— Рад оказаться дома? — спросил Дарфорд.

— Я ведь предупреждал тебя насчет прикосновений к моим доспехам, — ответил я.

Он ухмыльнулся.

— Ты — само очарование. Я так посмотрю, одиннадцать дней тренировок в одиночестве не сделали тебя более дружелюбным.

Прилив раздражения был бы не лучшим ответом. Я знал это, поэтому, приложив усилие, унял его.

— Ты пропустил совсем немного, — продолжил он. — Кловон, свинья этакая, опять мухлевал в карты. Наша возлюбленная госпожа бродила по палубам, словно голодный волк, — он приобнял Василлу. — Эта святая кроха постоянно молилась, не доверяя полю Геллера.

Юная Сороритас встретилась со мной взглядом. Человеческое лицо выражало богатую палитру чувств, и самую красочную часть брала на себя улыбка. Мы, принимая Дар Императора, лишались способности выражать свои эмоции подобным образом. Думаю, постигая новоприобретенные силы, мы узнавали так много о себе, что обычное проявление чувств становилось для нас блеклым и неестественным.

Василла редко улыбалась и, возможно, поэтому ее улыбка была выразительнее прочих. Сейчас она говорила, что девушке надоело отношение Дарфорда к ней, как к ребенку, словно она младшая сестренка под опекой брата.

Я не силен в физиогномике, но могу заглянуть в ее мысли. Меня всегда поражало, как воины других орденов Адептус Астартес обходятся без такого психического дара. Мне и так-то непросто давалось понимание людей, а если нет способности читать их разумы…

— Если ты опять коснешься моих доспехов, — сказал я Дарфорду, — я убью тебя.

— Конечно убьешь. Как и все те разы, что ты грозился мне прежде?

— Ты, — указал я на ближайшего сервитора. — Помоги мне.

Аугментированный раб заковылял к нам. От одной его ноги осталась лязгающая конечность из черного железа и кабелей искусственных мышц. Бо льшая часть его черепа была аугментирована, как и левая часть лица, скрытая за отполированной бронзой. Ничего не выражающие глаза уставились на меня, мимо меня, сквозь меня. При касании к его разуму я ощутил лишь тусклый проблеск сознания, которого хватало лишь для самого элементарного общения, никаких чувств.

— Ваш приказ, возлюбленный хозяин? — спросил он механическим голосом. Из уголка его рта текла слюна, за приоткрытыми губами я заметил почерневшие зубы. Лоботомия являлась своеобразным проявлением милосердия: благодаря выхолащиванию разума он знать не знал о боли в своих гниющих зубах.

Я повернулся к Дарфорду. Тот смотрел на сервитора, чуть скривив губы. Истекающий слюной сервитор продолжал молча таращиться.

— Неужто ты нашел себе друга, Гиперион? — пробормотал Дарфорд.

Я покачал головой.

— Нет. Это последний человек, который хлопал меня по доспехам. Его модифицировали, чтобы он служил человечеству менее раздражающим способом.

Дарфорд дважды мигнул и опустил голос до заговорщического шепота.

— Кровь Императора, ты только что пошутил? Неужели под всем этим серебром таится живой, дышащий человек с чувством юмора?

Он снова коснулся моих доспехов, на этот раз постучав по ним, словно проверяя, не пустые ли они.

Мне потребовалась лишь мимолетная сосредоточенность, чтобы проникнуть в его разум. Пережать кровеносный сосуд здесь, чуть помассировать ткань там…

Дарфорд моргнул и схватился за переносицу.

— Чертова головная боль, — пробормотал он. Из ноздри на губу закапала кровь. Он слабо фыркнул, затем потянулся к платку, не желая видеть пятен на безупречно чистой форме.

— Я знаю, что это ты, — сказал он, держась за нос.

Василла отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

— Понятия не имею, о чем ты, — ответил я.

— Ребячество, — не унимался Дарфорд. — Правда, это очень по-детски. Но неплохо.

II

Титан. Крупнейший спутник Сатурна.

Не мир, где я родился, но все же единственный дом, который знаю. Мы приближались к гигантскому сияющему шару, скрытому за густыми грязными облаками. Там мы перевооружимся, восстановим узы с воинами Восьмого братства и похороним Сотиса на Полях Мертвых под поверхностью планеты. Там мы поведаем нашим братьям, что Армагеддон, мир заводов и промышленной каторги, осадил Извечный Враг. Волки уже сражаются там, и они нуждаются в нашей помощи.

Возможно, наши повелители отрядят нас вместе с войсками крестового похода. Я надеялся на такой исход событий.

Пока я наблюдал за тем, как увеличивается окутанная облаками оранжевая сфера, в моем разуме раздался напряженный голос Думенидона.

+ Прости, что вторгаюсь в твои размышления, брат. +

+ Не стоит извиняться, + я приглушил разговор Дарфорда и Кхатан. Они спорили насчет незначительных различий в правилах одной азартной игры на своих родных мирах. Каждый считал свой вариант более древним и приводил доказательства в подтверждение своей теории. + Что-то случилось, Думенидон? +

+ Вовсе нет. Я ощутил, как ты составляешь список наших обязанностей по возвращении в монастырь, и подумал, что тебе следует кое-что напомнить. Нас теперь четверо. Кастиану придется принять инициата, прежде чем мы оставим монастырь. +

Да. Он был прав, этого я не учел. Все же он довольно редко напрямую соединял разумы, предпочитая использовать общие узы отделения. Его способности почти целиком были сосредоточены на смертоносных навыках.

+ Я хотел убедиться, что Малхадиил нас не услышит, + признался он. + Боль утраты еще свежа в нем. +

+ Извини, что говорю подобное, но такая забота очень необычна для тебя, брат. +

+ Иногда на меня находит, + в голосе Думенидона задрожало веселье, прежде чем погаснуть.

Новый инициат. К нам прибудет еще одна душа, которая объединит свой клинок и дары с нашими. Ни одно отделение не действовало одинаково, как не направляло свои силы одними и теми же путями. Быть принятым в отделение означало привести свою жизнь в гармонию с братьями, заново научиться фокусировать силы вместе с ними. Даже после десятилетий упорных тренировок неумение целиком слиться с отделением едва ли было редкостью. Я и сам был от этого в опасной близости.

— Получен вектор подхода, — сообщил один из кормчих.

— Полный вперед, скорость стандартная, — отозвался капитан Кастор. — Приготовиться к стыковке.

+ На этот раз без глупостей, Тальвин, + отправил Галео со своего места у командного трона.

— Император упаси, сэр, — ожоговые шрамы на лице капитана сморщились, когда он с трудом сдерживал улыбку. Сегодня ночью на Касторе была видавшая виды красная бархатная треуголка. Это определенно был самый дурацкий предмет одежды, в котором мне приходилось его встречать, а за последний год он дал мне немало примеров для сравнения.

+ Я серьезно, капитан, + добавил Галео. + Это торжественное возвращение. +

— Как скажете, сэр, — Кастор остался сидеть на вычурном бронзовом троне и сложил на груди знак аквилы. Пусть из-за своих нарядов он слыл эксцентричным щеголем, но нам посчастливилось заполучить его. Немногие из жизнеобязанных слуг ордена приходили к нам по собственной воле. Тальвин Кастор, в прошлом командир корабля «Эвангелика» из боевого флота Обскурус, был из тех немногочисленных душ, которые поклялись в пожизненном служении, поэтому не было необходимости выхолащивать их разумы во благо всего человечества.

И все же было приятно знать, что в этот раз он не станет раздражать начальников дока своим привычным наплевательством на стыковочные предписания. Мы возвращались, чтобы похоронить брата и принести известия о войне.

— Повернуть на три градуса к этим координатам, — произнес он, введя код во встроенный в подлокотник трона пульт.

— Координаты получены. Так точно, на три градуса.

Титан целиком заполонил обзорные экраны, его ласковое оранжевое свечение служило отличным фоном, чтобы рассмотреть собравшийся на орбите флот. Гигантские, тяжело бронированные крейсеры и фрегаты-перехватчики скользили сквозь пустоту в оборонительном построении, пристально наблюдая за прибывающими кораблями и направляя их на стыковочные заходы.

Во всей человеческой Галактике только Марс, Терра и далекая Кадия могли похвастаться такой обороной. Мы шли сквозь строй самого мощного флота в арсенале человечества, прекрасно осознавая, что за нашим передвижением следят тысячи орудий.

«Карабела» была далеко не одинока в океане патрульных кораблей — десятки других кораблей подходили к докам или готовились покинуть орбиту Титана. Наш мир являлся важнейшей базой Инквизиции, к нему постоянно прибывали Черные Корабли ордосов, чьи трюмы были полны детей, которым предстояло пройти проверку, обучение и, что наиболее вероятно, погибнуть на поверхности Титана. Сейчас большую часть межзвездного потока составляли огромные крейсеры Адептус Механикус, доверху набитые различными грузами. Наши гигантские кузницы на Титане не могли обеспечить нужным количеством боеприпасов и оружия крестовый поход, настолько грандиозным был масштаб войны. Лихтеры и крейсеры с Деймоса, луны-кузницы, подаренной нам по древнему указу, нескончаемым потоком подвозили все новые ресурсы. Реже всего в нашем космическом пространстве появлялся покрытый красной броней крейсер с Марса, объявляя о появлении или отбытии технодесантника вместе с хранимыми им секретами.

Пока мы проходили мимо огромного серого корабля, в оккулюсах проносились его орудийные порты. Я не смог скрыть легкой улыбки, когда увидел выведенное серебряными буквами на черном корпусе название — «Не забытый». До чего же приятно было снова взглянуть на величественный древний корабль.

Когда мы миновали огромный, украшенный орнаментами нос, перед нами открылось наше истинное место назначения. Это была не просто космическая станция, а Космическая Станция с большой буквы, которая служила домом для тысяч душ, десятков кораблей и самых страшных тайн в Империуме Человека. Я не мог припомнить другой пустотной цитадели во всем Империуме — включая «Фалангу» Имперских Кулаков — которая по огневой мощи сравнилась бы с бастионом Апекс Кронус. Размером с небольшую луну, на наших навигационных картах она обозначалась более воинственным названием — станция Палаш.

— Вперед на одну треть, — распорядился Кастор. — Курс на северный сектор, шестнадцатый стыковочный порт.

Двигатели притихли, но не отключились полностью. Мы медленно двинулись вперед, направляясь к месту швартовки. Я почувствовал, как Галео связался с братьями на поверхности планеты. Его сознание казалось дрожащим пятном, передающим все, что нам удалось узнать, а также предупреждение, которое мы принесли.

— Сэр? — позвал один из немногих офицеров на командной палубе.

— Говори, — произнес капитан Кастор.

— «Не забытый» приказал нам немедленно остановиться.

— Просто очаровательно, — с неестественной улыбкой сказал Кастор. — А ты не додумался спросить, зачем?

— Опасность сближения! — крикнул из-за пульта в дальнем конце стратегиума закутанный в мантию служитель.

Кастор выпрямился на троне. Я ощутил, как он собрался и сосредоточился, стряхнув с себя последние следы похмелья.

— Ничего не вижу. Мы на верном курсе.

— Статус угрозы — синий, — произнесла еще одна фигура в мантии. Я обернулся к Палладийскому Катафракту, работающему за станцией четырьмя конечностями, — две из них были тонкими мехадендритами, выходившими из тикающего силового ранца, хирургическим путем закрепленного на спине. — Статус угрозы — синий, — повторил он, эмоций в его голосе было не больше, чем у машины.

Мне никогда прежде не приходилось слышать такое предупреждение. Я понятия не имел, что оно могло бы значить.

— Отследить, чтоб вас всех, — потребовал Кастор. Капитан поднялся с трона, пригладив смешную шляпу времен седой древности. У него на поясе висело элегантное лазерное оружие, которое напоминало пороховые пистолеты с его родного мира, Кираши. Он не сводил глаз с центрального экрана-оккулюса, когда тот взорвался ненавистными красками.

— Ох, чтоб меня, — прошептал Дарфорд, увидев то же самое.

— Варп-разлом, — разом выкрикнуло с десяток членов команды. — Недостаточно пространства для…

— Эфирная трещина, — раздался смертельно спокойный голос ближайшего сервитора. — Эфирная трещина в координатах…

— Аварийный спуск! — Кастор схватился за поручень, его крик разнесся по всей палубе. — Аварийный спуск!

III

Нос «Карабелы» опустился с такой скоростью, что у меня из-под ног ушла палуба. Вокруг нас все задребезжало, когда двигатели разгорелись на полную мощность, забирая энергию из всех остальных корабельных систем. Свет потускнел, гравитация уменьшилась, вдоль позвоночной структуры корпуса прокатился холодящий душу стон. Его отголоски услышали по всему кораблю.

Соединенные проводами сервиторы механически объявляли данные с пультов, хотя среди всеобщего аврала на их бормотание никто не обращал внимания. Оккулюсы все еще были наведены на варп-разлом, зафиксированный в опасной близости от «Карабелы», а из окон открывался тошнотворный вид приближающейся поверхности Титана.

— Доложить обстановку, — потребовал капитан Кастор.

— Максимально приемлемый отрицательный крен, — рапортовал главный кормчий. — Флот рассеян, но… кораблей слишком много для согласованного перестроения. Выходящий корабль врежется в нас, если будет идти по прежнему курсу. Щиты, капитан?

— Никаких щитов, — приказал Кастор. — Они отберут энергию у двигателей. Бежим.

— Двигатели на полной мощности, — заявил один из жрецов Палладийских Катафрактов из другого конца зала, где техноадепты со скрытыми под капюшонами лицами работали за пультами инжинариума. — Мы достигнем поля притяжения Титана через тринадцать секунд. Одиннадцать. Десять.

— Если мы свернем, нас заденут. Если замедлимся, то врежутся. Во имя святого Императора, что за корабль идет через точку прыжка?

— Пять секунд до гравитационного колодца, капитан.

— Неважно. Ауспик! Отвечайте.

Я крепче стиснул поручень, пытаясь устоять на дрожащей палубе. Освещение стратегиума стало зловеще красным, и я поймал на себе взгляд Анники. Она пристегнулась к аварийному трону рядом с командным креслом капитана.

+ Мы идем прямо под гравитационным колодцем, + произнес я в ответ на ее взгляд. + Мы ниже безопасной высоты для выхода на низкую орбиту, в пределах действия притяжения Титана и сопротивления его атмосферы. И мы все еще спускаемся. +

«Знаю, но… но улучшения „Карабелы“…»

В этот момент сила притяжения планеты показала всю свою мощь. Несколько членов команды заскользили вперед. Рефлекторно я активировал магнитные замки, закрепив ботинки на палубе, и едва успел схватить Василлу за руку, когда палуба ушла у нее из-под ног.

Она поблагодарила меня, хотя из-за непрерывного дребезжания я не разобрал слов.

«Мы разобьемся?» — отправила Анника.

+ Почти наверняка. + Мы нырнули в верхние слои атмосферы Титана, и в окна ударили мощные порывы ветра.

— Сэр! — позвала оператор ауспика, пристегнувшись к аварийному трону. — Корабль, прыгающий в систему, опознан как эсминец Адептус Астартес «Верегельт».

Не наш. Ни один из наших кораблей не имел такого названия.

«Это фенрисийский корабль! — беззвучно воскликнула Анника. — Из тех, о которых упоминал Граувр… он добрался до Титана».

Вокс захрипел, а затем по нему раздался вой гибнущего эсминца.

— Говорит «Верегельт», железноклятвенный Волков Фенриса. Планета Армагеддон страдает от восстания и ереси невиданных прежде масштабов. Говорит «Верегельт», железноклятвенный Волков Фенриса. Планета Армагеддон…

Записанный голос исчез в шуме статических помех так же внезапно, как появился.

+ Дайте вид с кормы, + пропульсировал я в разумы всех людей на командной палубе. Оккулюс немедленно изменил угол обзора и показал массивный корабль над нами, который вырывался из варп-разлома, вновь появившись в реальном пространстве.

Я не отрываясь смотрел, как он выходит из турбулентной бури, рвется из раны в реальности с добела раскаленными двигателями, устремляясь наперерез «Карабеле». Даже если бы мы подчинились приказу с «Не забытого» отключить двигатели, «Верегельт» все равно протаранил бы нас.

Конечно же, мы попросту променяли бы одну смерть на другую.

— Мы ушли, — одновременно объявили двое кормчих. — «Верегельт» миновал нас.

— Двигатели на одну треть, включить все тормозные двигатели, — проорал Кастор. Капитан так и не пристегнулся. Вместо этого он ухватился за поручень, подавшись вперед. — Давайте притормозим нашего красавца, если не возражаете.

— Так точно, двигатели на одну треть, — адепт инжинариума принялся за отсчет. — Тормозные двигатели через пять, четыре, три…

— По местам — стоять! — крикнул Кастор.

Я прижал Василлу к груди, хотя было непросто просчитать, сколько силы следовало приложить, чтобы не раздавить ее. От меня не укрылось, как она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. У человеческого страха был ни с чем не сравнимый запах — медная горечь, инстинктивно отталкивавшая меня. Это был запах долга, клинков, поднятых для защиты невинных драгоценных бессмертных душ в хрупких человеческих оболочках. Но все же он вонял.

Раньше я никогда не видел ее такой напуганной. Так просто забыть, что она ведь еще совсем ребенок.

Когда включились тормозные двигатели, весь корабль дернулся назад. Несколько сервиторов и членов команды вылетели со своих постов. У большинства пошла кровь из разбитых черепов и сломанных конечностей, окрасив стены потеками. Обломки, инфопланшеты, оружие и инструменты летали по всей палубе сплошной бурей.

Мы продолжали падать. Кастор сплюнул кровь на палубу. У него на голове красовался порез, хотя я не заметил, когда он успел его получить.

— Кормчий, я теряю терпение. Вытягивай нас. Трона ради, включай стыковочные двигатели. Пригодится любая помощь.

— Так точно, стыковочные двигатели.

— И отключите чертову сирену! — добавил капитан.

«Хотя бы могилы себе копать не придется», — сказала Анника в моем разуме.

В этот момент мы вышли из облачного покрова. Под нами раскинулась поверхность Титана во всей ее серой величественности. В озерах замерзшего метана отражались тучи, а плато оранжевых скал тянулось, насколько видели глаза.

Медленно, болезненно медленно, горизонт начал постепенно подниматься. Корабль безумно дергало из стороны в сторону.

«Карабела» не предназначалась для полетов в атмосфере, и двигатели натужно ревели все время, пока мы выбирались оттуда.

Кастор был воплощением спокойствия. Он вернулся на свой трон в эпицентре грохочущей, сотрясающей бури и сцепил пальцы под подбородком, пристально смотря в окно. Проследив за его взглядом, я увидел, что привлекло его внимание, хотя не смог взять в толк, что там могло быть успокаивающего. Невзирая на подъем, нос «Карабелы» теперь был направлен прямиком в основание горной гряды.

На меня снизошло такое же спокойствие. Горы Рачнова, подумалось мне.

— Поддерживать подъем, — приказал Кастор, — но уменьшите на сорок процентов мощность двигателей правого борта и забирайте влево. Я не собираюсь прокладывать новый путь через скалы, это не лучшим образом скажется на покраске корабля.

«Карабела» застонала от носа до кормы, протестуя против плотной атмосферы, давящей на ее холодные кости.

— Вверх, малыш, — рассмеялся Кастор. — Давай же, мой толстозадый герцог звезд.

— Сэр…

— Я не слепой, кормчий. Всей команде, всей команде. По местам — стоять.

Мы задели самую высокую гору. Корабль едва коснулся ее, но этого хватило, чтобы вырвать кусок из корпуса и породить мощнейшую лавину. Если включение тормозных двигателей походило на толчок, то это был удар молота, от которого мои кости зазвенели, словно от удара в колокол. Палуба с грохотом накренилась, подбросив в воздух новых членов команды — даже тех, кто успел пристегнуться. Одним из них оказался Дарфорд. Я потянулся за ним свободной рукой, когда его оторвало от поручня, но он летел слишком быстро.

Я стиснул зубы, и Дарфорд застыл в воздухе. Остальные члены команды врезались в стены и палубу, но мордианец продолжал неподвижно парить.

+ Поймал. +

Вокруг него проносились разные обломки. Он прикрыл голову от пролетевшего мимо инфопланшета. Как и Анника, он не владел даром телепатии, но мог воспользоваться психической связью, которую я оставил открытой.

«Черт подери, — отправил он в ответ. Даже у его психического голоса перехватило дыхание. — С меня выпивка».

Я медленно подтянул его ближе и опустил, когда тряска немного ослабла. Теперь мы поднимались. «Карабела» взбиралась все выше, пронзая облака.

— Хорошо, — капитан Кастор оглядел разрушенный мостик и лихо сбил шляпу набекрень. — Приключение было пусть и захватывающим, но совершенно ненужным. Медицинскому персоналу срочно на командную палубу. Кто-нибудь, я бы не прочь узнать об орбитальном статусе.

Члены команды с трудом поднимались на ноги и возвращались к своим постам. Погибшие лежали там же, где их настигла смерть, рядом с ними стонали раненые. Люди, которые сумели устоять, проверяли пульты.

— Сэр, — окликнул мастер вокса. — «Верегельт» отстрелил спасательные капсулы. Он… — серв в мантии замер, прислушиваясь к наушнику. — Он врезался в «Не забытого» и сейчас сгорает в атмосфере.

— На экран.

Оккулюс переключился на вид горизонта позади нас. Облака прочертила полоса дыма, пламени и черного металла, теряющая по пути куски корпуса от порывов ядовитых ветров.

— Отчет о повреждениях «Не забытого», — распорядился Кастор.

— Его больше нет, сэр, — мастер вокса покачал головой. — «Верегельт» уничтожил его. Сообщения о меньших столкновениях, случившихся при попытке рассредоточиться, поступают со всего флота.

— Им следовало также аварийно спуститься. Чертовы трусы. У нас же получилось.

На оккулюсе мы наблюдали за тем, как массивный обломок несется в оранжевую пустыню, вгрызается в землю и прорывает собственный могильный каньон. Пыль и дым скрывали от нас большую часть катастрофы, но шансы на то, что после крушения «Верегельта» останутся выжившие, были совсем невелики. Я отпустил Василлу, услышав в ответ ее тихие слова благодарности.

Я ничего не ответил. Мы вышли на низкую орбиту меньше чем через минуту. Когда на палубе воцарилось спокойствие, в поле зрения опять возник флот и звезды, которые он охранял.

+ Священный Трон, + тихо ругнулся Галео.

От «Не забытого» остался проломленный остов, из него сыпались спасательные капсулы, словно кристаллизировавшаяся кровь из тела оказавшегося в космосе человека. На одно мрачное мгновение мне вспомнился Сотис, умирающий на когтях демона.

Сильнейший таранный удар разворотил величественный корабль. Спасательные шаттлы и грузоперевозчики были уже в пути, запущенные из орбитальных оборонительных платформ. Но все равно десятки капсул уже с ревом неслись к поверхности Титана. Я надеялся, что они приземлятся без проблем и в них найдутся респираторы, иначе команде пришлось бы погибнуть прежде, чем спасатели из монастыря успеют добраться до них.

Мы проплыли мимо обломков «Не забытого» достаточно близко, чтобы разобрать письмена, покрывающие его корпус.

— Запросите у бастиона Апекс Кронус разрешение на стыковку, — тихо приказал капитан Кастор.

— Разрешение на стыковку получено.

Мы безмолвно наблюдали за причиненным нашему флоту разрушением, пока, наконец, не вошли в порт.

— Добро пожаловать домой, «Карабела», — раздался потрескивающий вокс-голос начальника доков.

Ему никто не ответил.

 

Глава одиннадцатая

ПОГРЕБЕНИЕ

I

По традиции нам с братьями следовало покидать «Карабелу» вместе. Я знал, что они ждут меня, поэтому не скрывал нетерпения, пока передавал последние реквизиционные списки техножрецам из Палладийских Катафрактов.

Семеро закутанных в алые мантии фигур стояли вокруг меня в ангаре боевых кораблей. Я чувствовал запах освященных масел, текущих в них вместо крови, и хлористых распылителей, которыми они увлажняли глазные линзы. Разглядеть хоть что-то под капюшонами было непросто, но я сомневался, что у них сохранилось много плоти, данной им от рождения. Как и многие техножрецы, Палладийские Катафракты с течением лет значительно модифицировали себя. Но в отличие от большинства адептов, для улучшений они использовали только строго определенные металлы, как знак веры и чистоты. Немногочисленная видимая мне аугментика сверкала серебром, почти полностью изготовленная из усиленного железом палладия и платины.

Аксиум просмотрел список и передал обратно мне.

— Вы кое о чем позабыли, — заметил он. Его голос ничем не отличался от человеческого. Вот что меня удивляло сильнее всего. Я не ощущал в нем ровным счетом ничего механического, ни в движениях, ни в голосе, ни даже в дыхании.

— Сомневаюсь. Я тщательно проверил и перепроверил перечень.

— И все же, — он улыбнулся, — вы забываете кое о чем важном.

У него была странная улыбка. Я знал, что он лишь подражал человеческой эмоции, но воспроизводил ее так безупречно, что любые подозрения в искусственности разом отпадали.

— Так просветите меня, — сказал я.

Из всех собравшихся Палладийских Катафрактов только Аксиум был без капюшона, возможно, потому, что скрывать свое лицо было бы преступлением против человеческого мастерства. Он напоминал привлекательного мужчину в расцвете сил, не старше тридцати. Его тело изваяли в соответствии со строгими стандартами, оно почти всегда было спрятано под изысканной красной тогой, а не мешковатой и бесформенной мантией, которую носили его младшие собратья. Губы Аксиума двигались так же, как и у обычного человека. Его глаза передавали те же самые чувства. Он был воплощенным идеалом мужчины во всем, кроме одного: его тело создали целиком из серебра.

В своих отношениях с остальным Империумом Адептус Механикус иногда применяли модификацию и использовали специальных посланников ради удобства и простоты общения с прочими немодифицированными людьми. Этих экзекуторов и фамули зачастую пересоздавали в соответствии с человеческими нормами, их аугментировали по большей части внутренне, нежели внешне, и, кроме того, они общались традиционной речью, а не воспроизводили потоки бинарного канта.

Аксиум служил у нас экзекутором примарис всего десять месяцев. Когда Палладийские Катафракты представили его нам, первый же вопрос, который задал Галео, был простым и неожиданным:

+ Зачем? +

Его любопытство не имело ничего общего с плохими манерами, а относилось лишь к тому, что хирургическая реконструкция Аксиума наверняка отняла невероятно много времени и сил. Мы не нуждались в экзекуторе для общения с Адептус Механикус, особенно на таком небольшом корабле вроде «Карабелы». Узы между Кастианом и Катафрактами ни разу не прерывались за те тысячелетия, что обе стороны служили человечеству.

Аксиум с улыбкой ответил вместо своих братьев:

— Просто чтобы увидеть, что это возможно. Мы столь же мастера, сколь и инженеры, а любое произведение искусства радует Машинного Бога.

С тех пор он оставался с нами.

Мне приходилось слышать, будто на некоторых других кораблях завидовали присутствию Аксиума на борту «Карабелы». Он явно обладал большей самостоятельностью и работоспособностью, чем многие другие его братья-техножрецы, но это не имело никакого отношения к слухам. Если верить болтовне, среди разномастных культов Адептус Механикус на кораблях нашего флота его считали чем-то вроде идола, выкованного как символ поклонения Омниссии.

Всякий раз, находясь в его присутствии, каждый немало времени тратил на то, чтобы рассмотреть детали его конструкции. Лицо у него было далеко не гладким — в подражании нюансам человеческого лица даже его серебряные губы и глазницы создали из сотен крохотных сервомеханизмов — но мускулатура его тела была изготовлена из накладывающихся пластин отполированного серебра, скрывающих большую часть механизмов.

В его сочленения были запаяны сложные подавители звука размером с монету, которые приглушали шумы от его движений. Вместо мягкого урчания сервоприводов и тяжелого грохота серебряных ног Аксиум звучал совсем по-человечески: его сердце билось в груди, как у обычного человека, дыхание бесшумно вырывалось из биологических легких. Его голос настолько идеально закодировали, чтобы во всем походить на человеческую модуляцию, что он звучал более естественно, чем у моих братьев с их генетически модифицированными телами.

Серебро было довольно мягким металлом в сравнении с материалами, которые использовались в кузницах «Карабелы». Я подозревал, что именно по этой причине Аксиум почти не выполнял никакой работы, за исключением самых искусных гравировок на оружии и доспехах.

Однажды я спросил, сколько денег и времени было потрачено на его создание.

— Очень много, — задумчиво сказал он в ответ.

Он снова взял у меня инфопланшет и пролистал список первоочередных предметов реквизиции до перечня членов отделения.

— Вот, — указал он на ту же информацию, которую я ввел в планшет за время нашего длительного путешествия. Я догадался, что он имеет в виду.

— Ага.

— Ага, — скопировал он меня. — Все рассчитано только на четырех рыцарей. Мне дали понять, что перед отлетом Кастиан будет пополнен.

— Да. Благодарю за указание на несоответствие, — меня тыкали в него уже дважды за последний час. Впрочем, я составил список еще до того, как его прочел Думенидон.

Аксиум склонил голову и посмотрел на меня.

— И ваши доспехи в неважном состоянии. Ремонт, который мы смогли провести за одиннадцать дней, едва ли приемлем для возвращения в бой.

Меня одолевало странное чувство, будто меня поучает старший, хотя подобным не мог похвастаться даже Галео.

— Знаю.

— Вы передадите их на попечение Катафрактов по меньшей мере на три недели, прежде чем отправитесь обратно в пустоту? — несмотря на слабую нотку вопроса в голосе его слова прозвучали почти как приказ.

— Передам, — если, подумал я, мы не двинемся к Армагеддону.

— Хорошо, хорошо, — Аксиум вернул инфопланшет. Крошечные шестеренки в его костяшках издали едва различимое мягкое жужжание. — Что слышно о «Верегельте»?

— Мы узнаем, когда спустимся в монастырь. Я прослежу, чтобы вы получили полный отчет, — я вспомнил, что после аугментической реконструкции Аксиум лишь третий раз посещает Титан. — Вы еще успеете наведаться на луну-кузницу?

Он кивнул с забавным смирением.

— Деймос действительно зовет нас. Катафрактам также требуется переоснащение.

— Уточните, что вы сверили время поставок со стратегиумом, — я уже наполовину обернулся, собираясь уходить. Анника наверняка отвезла Волка на поверхность, а мои братья до сих пор ждали. Время для нас было самым ценным ресурсом.

— Сэр Гиперион, — хохотнул он, — не сложилось ли у вас случайно впечатления, что я со своими собратьями стал менее эффективен?

— Ни в коей мере. Но сейчас я впервые отвечаю за переоснащение. Я хочу, чтобы оно прошло безукоризненно.

Он кивнул.

— Капитан и юстикар попросили вас?

— Нет. Я сам вызвался.

— Понял, — глаза Аксиума также были нечеловеческими, но являлись совершенным подражанием, вплоть до влаги, заставлявшей их блестеть. В них сверкнуло веселье, когда он заговорил. — Перехватываете инициативу.

— Нечто вроде.

— Наверное, одной ночью сами собираетесь стать юстикаром?

— Аксиум… меня правда ждут другие дела.

— Ага. Конечно. Идите с милостью Машинного Бога.

Вместо ответа я сложил символ аквилы. Аксиум отдал честь в полном единении с шестью собратьями — каждый из них сцепил костяшки пальцев, сотворив символ шестеренки.

II

Я нашел своих братьев, готовых покинуть корабль, у главного соединения. Большая часть команды, которой разрешили спуститься, уже давно отправилась на станцию по другим коридорам. Этот туннель предназначался для нас и только для нас.

Я подошел последним. Никто из Кастиана не пожаловался на мое опоздание.

+ Готовы? + отправил Галео.

— Да, юстикар, — ответил Думенидон. Я лишь кивнул, как и Малхадиил.

+ Взяли. +

Каждый из нас взялся за свой угол гроба и поднял его. Выкованный из прошитого серебряной нитью железа ящик едва ли можно было назвать легким, но то, что казалось невозможным для обычных людей, для нас вряд ли было проблемой.

Мы миновали воздушный шлюз, ботинки равномерно грохотали по решетчатой палубе соединения.

Переход к станции «Палаш» занял не больше тридцати секунд, и вместо того, чтобы направиться в основные части космопорта, мы понесли гроб по темным коридорам к уединенному ангарному отсеку. Со стен на нас взирали барельефные ряды безмолвных воинов. По пути нам не встретилось ни единого живого существа.

Годами заучивая ритуалы ордена, я догадывался, что ждет нас впереди, хотя в библиариумах монастыря эта традиция описывалась лишь в самых общих чертах. Меня посетила мысль, что я не знаю, чего следует в действительности ожидать, хотя мои братья совершенно не волновались. Я коснулся их разумов, но не почувствовал ничего, кроме торжественного почтения и, в случае Малхадиила, холодной грусти.

Из распахнутых дверей ангара виднелся Титан, лучащийся кремово-оранжевым светом. От вакуума нас отделяла только ядовитая пульсация энергетического поля.

Единственным обитателем ангара был одинокий шаттл. Его обводы ничем не напоминали боевые корабли Адептус Астартес и не имели той угловатой бронированной функциональности, присущей Адептус Механикус. Но, несомненно, он был древним. Его гладкие стреловидные крылья были пережитком древней эры, еще до принятия безопасных и приемлемых шаблонов транспортных средств.

+ Я не могу говорить с Перевозчиком, + отправил Галео. + Гиперион, ответственность ложится на тебя. +

До этого момента я даже не понимал, насколько полагался на свои силы. Мое шестое чувство зачастую становилось первым, я с легкостью проникал в разумы окружающих и ощущал живые сущности задолго до того, как видел или слышал их приближение. Но когда я заметил закутанную в мантию фигуру возле трапа шаттла, то едва не сбился с шага. Неудивительно, что Галео не мог разговаривать с ним. Его не существовало даже для моих психических чувств, за исключением тени в варпе. Это был человек без души.

Мы опустили гроб с телом нашего брата на палубу. Мои мысли наполнились традиционными словами, которые я вспомнил, несмотря на дискомфорт от присутствия бездушной фигуры. От одного ее вида мой рот скривился в оскале, а шестое чувство резко погасло, как будто я внезапно ослеп.

Инквизиция использовала психические пустышки, смертных, души которых не отражались в варпе, анафему для всяческой психической активности рядом с ними. Подобные существа были полезны в качестве послушного, неподкупного оружия, но требовалась значительная сила духа, чтобы даже просто стоять рядом с пустым человеком. Мне стало интересно, как он вообще может жить и благодаря какому генетическому отклонению он появился на свет.

Внешне он ничем не отличался от нас — крупное тело, без сомнений, было результатом генетического улучшения Адептус Астартес — но был без оружия и доспехов, одетый лишь в поношенную серую мантию, которая явно видывала и лучшие дни. Блеклыми синими глазами он поочередно оглядел каждого из нас, прежде чем посмотрел на гроб. Перевозчик опустил бритую голову, приветственно кивнув нам.

— Кто говорит за павшего?

Меня охватило отвращение.

— Что ты такое? — спросил я.

— Сфокусируйся, — прошипел Думенидон.

Я откашлялся, сосредоточившись на фигуре.

— Гиперион из Кастиана говорит за павшего. Кто доставит нашего поверженного на Поля Мертвых?

— Флегирас с Титана доставит вашего поверженного на Поля Мертвых. Предъявите символ Сигиллита.

Мы подняли левые руки, показав черный знак, кислотой вытравленный на серебряных ладонях. Такая же татуировка была выведена на коже под перчатками.

— Мы предъявили Печать Малькадора, — сказал я.

Перевозчик кивнул во второй раз.

— Назовите имя павшего и слова, которые следует выгравировать на памятнике.

Я попробовал дотянуться до Мала, но из-за присутствия Флегираса мне это не удалось. Я не чувствовал ничего за пределами собственной головы. Меня избрали говорить, поэтому ответственность ложилась на меня.

— Сотис из Кастиана, — сказал я, ощутив, как сильнее забилось основное сердце. — Рыцарь Восьмого братства. Доблестный воин. Почитаемый братьями при жизни. Не забытый за урок, преподанный его смертью.

— Так тому и быть.

Галео поклонился и отправился к выходу. Мне стало любопытно, скольких братьев ему пришлось передать Перевозчикам, отправляя их на Поля Мертвых под монастырем.

— Брат, — провоксировал Думенидон. — Пошли.

Я не мог объяснить своего внезапного нежелания оставлять Сотиса на попечении этого чудища. Когда умирал кто-то из нашего ордена, его тело отдавали Перевозчикам для очищения и погребения. Так было на протяжении многих поколений, со времен основания нашего ордена Сигиллитом. Словно рабов, их обучали этой обязанности, проводили очищение и принимали у них клятву службы. Какое право я имел противиться традиции?

И все же…

— Кто ты?

Перевозчик повернулся ко мне. Его глаза казались остекленевшими и пустыми, но это была ложь, порожденная моим ослабевшим психическим чувством. Я не ощущал в нем жизни, поэтому пытался разглядеть ее обычными, слабыми чувствами.

— Я Флегирас с Титана, — спокойно ответил он.

— Один из Перевозчиков, — сказал я.

— Один из Перевозчиков, — повторил он. Я не был уверен, отвечает ли он на мои вопросы или просто подражает мне.

— Ты служишь сепулькарам, да? Ты вестник тех, кто присматривает за Полями Мертвых?

Я проигнорировал руку Галео на плече. Он ничего не мог сказать мне, как и дотянуться шестым чувством.

— Я служу сепулькарам, — кивнул Флегирас. Если подобное существо можно назвать любезным, то оно явно пыталось вести себя учтиво. Зная, что он бездушен, мне хотелось сплюнуть только от одного его взгляда. Я понимал, что моя ненависть иррациональна, но все равно не мог преодолеть исходивший от нее жар.

Я разглядывал загадочную фигуру еще один долгий миг. На этот раз он заговорил первым.

— Тебе не хочется, чтобы павшего погребли, — он улыбнулся, и у меня закралось подозрение, что он пытается быть добрым. — Могу я узнать, почему?

— Кто ты? — снова спросил я, чувствуя, что рычу сквозь крепко сжатые зубы. — Ты же был одним из нас?

Флегирас улыбнулся и ничего не сказал.

— Пошли, брат, — провоксировал Думенидон. — У нас свои обязанности, у него свои.

Я пошел за братьями, хотя еще раз оглянулся на Перевозчика, грузившего гроб на борт шаттла.

Он нес его совершенно без усилий.

III

Едва мы вышли, как мое психическое чувство полыхнуло новой жизнью. И первым делом я услышал, как называют наши имена. Не мое имя в смысле личного обращения. Это был отдающийся в наших разумах зов с поверхности Титана, наполненный образами гордо реющего знамени Кастиана и солонцеватым привкусом телепортационного тумана на языке.

+ Нас призывают, + пропульсировал Малхадиил.

Галео поднял руку, останавливая нас.

+ Нет. Нас… Это приказ, а не призыв. +

Требовалось только расслабить разум. Я пропустил сквозь себя психическое прикосновение, почти мгновенно достигнув единения, и увидел поверхность другого мира с почерневшей от гнили землей, на горизонте которого виднелось зарево пылающего города. Мне уже приходилось видеть этот образ, когда прочесывал разум Волка, Граувра.

+ Наши лорды желают поговорить с нами, + отправил я остальным. + Я никогда не слышал подобного призыва. +

+ Ты еще молод, + отправил в ответ Галео. + Тебе может уже никогда не представиться шанс ощутить подобное снова. Я сам слышал такое лишь однажды, + его орлиные черты лица, так явственно выделяющиеся после изнурительных испытаний, еще больше омрачились тревогой.

+ Я ощущаю беспокойство во множестве разумов, + отправил Малхадиил. + И ничего больше. +

+ Это связано с прибытием «Верегельта» и моим единением с третьим капитаном после швартовки. Да и выживший Волк инквизитора Ярлсдоттир уже выложил все лордам ордена. Поэтому нам приказано собраться. Всем нам.

+ Зов ко всему ордену? + решился спросить я. + Этого не может быть. Угроза Армагеддону не может быть настолько ужасной. +

+ Не понимаю, + согласился Малхадиил. + Ни одна угроза не может требовать присутствия всего ордена. +

+ Такие юные, + с легкой улыбкой пропульсировал нам Галео. + Гиперион, у меня есть к тебе просьба, прежде чем этой ночью начнется сбор. Кастиану требуется пятый рыцарь. Тебе предстоит попросить его. +

 

Глава двенадцатая

КРЕПОСТЬ-МОНАСТЫРЬ

I

Я не виделся с ним почти год, с тех пор как меня приняли в Кастиан и мы отправились на первое задание с инквизитором Ярлсдоттир.

Я нашел его на Полях Мертвых, где он присматривал за памятниками павших. Из его простертой руки вырвалась рябь психической силы, сбив с гранитных плеч статуи пыль.

Он по праву продолжал носить доспехи, но керамит не покрывал левую руку от локтя, правую от бицепса, а обе ноги от бедер. На месте настоящих конечностей щелкали и жужжали начищенные до блеска аугментические имплантаты — наследие старых ран, которые он получил еще до моего рождения.

Когда бы это ни случилось.

— Энцелад.

Он повернулся на звук моего голоса, хотя наверняка ощутил мое приближение еще в тот момент, когда я лишь ступил в катакомбы. Правая часть его лица сверкала гладкой хромированной поверхностью, на которой были воссозданы его бывшие черты. На месте обоих глаз в глазницах из темного железа были вставлены красные линзы.

— Мой мальчик, — поприветствовал он, — как я рад видеть тебя.

Традиционно это считалось честью — и пророческим знаком великих свершений в будущем — получить имя одного из спутников Сатурна. Соответственно, их давали очень редко: насколько я знал, в нынешнем поколении рыцарей кроме Энцелада и меня был еще только Тетис. Заинтересовавшись, мне удалось разузнать, что последний воин с именем Гиперион погиб за четыре тысячи триста восемьдесят один год до того, как я дал клятву служения Золотому Трону. Он погиб с честью в бою с Извечным Врагом. Его братья забрали останки. Я посещал его могилу пару раз.

Несмотря на возраст, голос Энцелада оставался сильным. Как он любил мне напоминать, он сражался в крестовом походе еще на заре тысячелетия.

Мы не стали приветствовать друг друга, а просто обнялись.

— Сотис, — сказал он, что прозвучало не совсем вопросом.

— Я бы хотел повидать его, — ответил я. — Но я не за тем пришел сюда.

— Пройдемся и поговорим. Я приведу тебя к нему.

Так мы и поступили.

Мы шли Полями Мертвых между статуй и мемориальных плит, наши шаги эхом разносились по катакомбам. В каждом зале покоились мертвецы целого века — саркофаги исчислялись десятками и сотнями, комната за комнатой, в зависимости от количества братьев, павших в определенные десятилетия. Можно было часами блуждать по Полям Мертвых и не прочитать дважды одинаковой эпитафии. Я уже не раз убеждался в этом.

Мы плечом к плечу шли по черному каменному полу под бдительными взглядами гранитной армии.

— Ты услышал призыв к войне?

Он кивнул. До меня донеслось слабое урчание механизмов в его аугментическом позвоночнике.

— Да. Армагеддон — блеклый и неприветливый промышленный мирок, но когда грязь и железо имели значение, если рыцарство призывает к крестовому походу? Мерзость необходимо изгнать. Я могу прийти на сбор этой ночью, а могу и не прийти. В любом случае война грядет. Грехи Армагеддона не останутся безответными.

— Энцелад, — сказал я. — Мастер…

— Прошло много времени с тех пор, как ты обучался под моим началом, Гиперион. Думаю, мы можем обойтись и без «мастера», не находишь?

Я посмотрел на него.

— Но ты назвал меня «мальчиком».

Он не засмеялся. Он никогда так не делал. Улыбка — вот все, чего от него можно было дождаться.

— Прости старого рыцаря за его привычку. Делай так, как я говорю, а не поступаю.

Мы проходили все новые гробницы, через минувшие века к сегодняшним дням. Запах на Поле Мертвых — смесь пыли, поднятой бесконечной циркуляцией воздуха, рассыпающихся в прах костей и пораженного милдью пергамента. По-своему он казался пряным. Это сложно представить, ведь у каждой могилы свой запах. Воспоминания никогда не пахнут одинаково.

— Ты собирался что-то сказать. Я чувствую это в твоем разуме.

Я взглянул на бывшего наставника.

— Меня прислал Галео.

Он остановился.

— Действительно?

Вместо того чтобы объяснить словами, я отправил в его разум предложение. Мне потребовалось лишь слабое прикосновение.

Мы отправились дальше. Энцелад казался скорее раздраженным, чем обескураженным. Морщинки, испещрявшие его лицо, стали глубже, менее добродушными.

— Я не могу, — ответил он. — Как юстикар Галео вообще смеет просить меня о подобном?

— Просить больше некого, мастер. Кастиан не может идти на войну в неполном составе.

— Ах. Глупо, что я не догадался раньше. Мы не можем рисковать одним из новых инициатов в крестовом походе, из которого, скорее всего, никто из нас не вернется, да?

Я постарался не рассмеяться.

— Благородный юстикар высказался несколько иначе. И откуда тебе известно, что нам суждено умереть?

— Только догадка, судя по тому отчаянию, с которым Волки связались с нами, — он на миг пересекся со мной взглядом. — Галео подумал о том же. Вот почему он просит меня присоединиться к Кастиану. Как я уже сказал, мы не можем разбрасываться юными жизнями.

— Кастиану нужен пятый рыцарь, мастер. Ты — великий воин.

— Я стар, Гиперион. Есть причина, по которой меня назначили на роль сепулькара, — он указал на статуи, возле которых мы проходили. — Мне здесь нравится. Я люблю мир, спокойствие. Я сражался в своих войнах, мальчик. Я воевал веками, сражаясь в крестовом походе…

— Еще на заре тысячелетия. Я знаю, мастер.

— У меня нет желания это делать, — мой взгляд встретился с его линзами, заменявшими глаза.

— Вы отказываетесь?

Древний рыцарь покачал головой.

— Нет, конечно. Лишь в смерти кончается долг. Я боюсь только того, что буду тормозить остальных братьев. И не хочу, чтобы на моем надгробии в Полях Мертвых написали, что я умер старым и бесполезным, неспособным поспеть за собратьями.

— А будет лучше, если напишут, что ты умер здесь, один и во тьме?

Губы Энцелада задрожали в попытке улыбнуться.

— Возможно. Я повидал такое, чего ты и представить себе не можешь, Гиперион. Надеюсь, тебе и не придется.

Весь оставшийся путь мы хранили молчание. Когда оказались у могилы Сотиса, Энцелад отступил в сторону, освободив мне место.

Первой моей мыслью, когда я увидел статую, было то, что вместо Сотиса передо мной стоял облеченный в серо-черный камень Малхадиил. Исчезли шрамы, которые сделали его лицо похожим на лоскутное одеяло. Здесь он был в своем первозданном облике, зеркальное отражение Малхадиила. За исключением этого несоответствия статуя казалась настолько живой, что я едва не заговорил с ней. Выражение полуприкрытых глаз так прекрасно подходило его терпеливому вниманию. Он не улыбался и не хмурился, а просто взирал на окружающее задумчивым взглядом.

У его ног на черной плите было выведено золотом:

Сотис из Кастиана

Рыцарь Восьмого братства

Доблестный воин. Почитаемый братьями при жизни.

Не забытый за урок, преподанный его смертью.

— Твои сервиторы и сервы быстро работают, — сказал я.

— Так и есть. Бо льшая их часть обладает психическим даром в самом его базовом и зачаточном смысле. Они возлагают руки на павших, воспринимая их жизни по отголоскам, а затем по ним высекают. Я видел, как они менее чем за час создали статую из цельного блока гранита.

Он замолчал.

— Статуя так на него похожа, — наконец добавил Энцелад. — Я всегда буду гордиться тобой, Гиперион, ведь ты самый сильный из всех рыцарей, которых мне пришлось обучать. Но Сотис всегда был самым благородным. Все, что он делал, — каждый его подвиг, каждое слово, — наполняло меня гордостью. Он обладал сердцем более отзывчивым, чем у Малхадиила, и преданностью большей, нежели у тебя. Со временем в фехтовании он смог бы сравниться с Думенидоном.

Что я мог на это ответить? Другого ответа, кроме кивка, попросту не было, ведь он говорил чистую правду.

— Он погиб за меня, мастер. Я никогда этого не забуду.

— Ты не виноват, — ответил Энцелад. — Я знаю это. Никто не винит тебя, за исключением, возможно, Малхадиила. Ты должен навеки запомнить его жертву. Сотис считал твою жизнь ценнее своей. Пусть это окажется правдой.

Старый рыцарь отвернулся. Я не стал думать о нем хуже за его беззвучные слезы.

Моя перчатка легла на нагрудник Сотиса, словно я мог ощутить биение сердца под холодным гранитом.

+ Спасибо, + отправил я в камень, в плиту с золотым текстом, в тело, покоящееся внизу.

— Я чувствую твою вину, Гиперион, — раздался голос мастера позади меня.

Я опять вспомнил то мгновение: Сотис, пронзенный демоническими когтями, кровавая буря, которая вырвалась из его тела россыпью красных диамантов.

Наконец я убрал руку с груди брата.

— Я и не думал ее скрывать, мастер.

II

Прежде чем мы покинули Поля Мертвых, я отдал дань уважения Могиле Восьмерых. Первые восемь гроссмейстеров братств, увековеченные в кровавом нефрите, стерегли вход в катакомбы. Семеро из них стояли на серебряных плитах с их именами и названиями братств, которыми те командовали. По центру на плите из золота располагалась статуя первого верховного гроссмейстера — самого лорда Януса — чье скрытое шлемом лицо взирало на звезды, которые ему суждено было спасти. Время не пожалело нефритовые статуи, но цепкие пальцы эрозии пока не сумели стереть всех деталей. Возможно, еще через тысячу лет рыцарям моего ордена придется отдавать дань уважения уже безликим фигурам во мраке.

Но, возможно, Василла была права, и это тысячелетие станет для нас последним. При одной только мысли по моей коже побежал холодок.

Статуя на восьмой плите изображала такого же воина в доспехах из кровавого нефрита, как и у его братьев, одна его нога упиралась на резной валун. В руках он держал алебарду немезиды, лезвие которой было погружено в саму плиту, позволив воину опереться на рукоять со спокойным безразличием. Каким бы лицом он ни обладал при жизни, его скрывала личина шлема, который в свою очередь почти изгладился с течением времени.

Хирон

Гроссмейстер Восьмого братства

«Ты уже восхваляешь меня за триумфы,

Когда я прошу помнить мою измену.

Победа — это не более чем выживание.

Она обладает лишь той честью и достоинством,

которые мы сами ей приписываем.

Если хочешь мудрости, познай,

почему братья предают братьев».

Эти слова всегда оставались для меня загадкой, хотя неизменно очаровывали меня. Может, истина, заключенная в этой эпитафии, хранилась в архивах внутреннего санктума, скрытая ото всех, кроме наших командиров? Кто знает. О лорде-основателе братства ходило больше легенд, чем звезд в ночном небе. Чемпионы, которых он сразил, войны, в которых победил, демоны, которых изгнал — кто знает, как это все было искажено за минувшие века? Даже в наши подробные, как мы думали, записи, могли вкрадываться ошибки, многие документы были изъяты лордами-рыцарями и повелителями из Инквизиции.

Я поднялся с колен и взглянул на Энцелада.

— Кто будет исполнять обязанности сепулькара в твое отсутствие?

— С сервиторами ничего не случится. Сервы присмотрят за ними.

— А Перевозчик?

Он ничего не ответил. Даже его мысли скрылись, став более холодными и напряженными. Некоторые секреты лучше не выпытывать, даже у близких собратьев.

— Забудь, о чем я спрашивал, — сказал я.

+ Гиперион. +

+ Иду, юстикар. +

— Энцелад, меня призвали.

Старый рыцарь кивнул.

— Иди, мой мальчик. Скажи Галео, что мой клинок послужит ему, как бы мало он не стоил. Мне нужно приготовиться, прежде чем мы отправимся на Армагеддон.

III

Зал Чемпионов легко вмещал тысячу воинов и еще оставалось бы место для целого легиона слуг.

Этой ночью в нем собралась едва ли сотня рыцарей. Но даже подобное событие имело исключительное значение. Как и все ордены Адептус Астартес, мы редко участвовали в полном составе в крупных крестовых походах. Горстка отделений считалась силой, способной очистить целый мир, те же, кто находился сейчас в зале, могли покорить целый субсектор.

Каждое прибывшее отделение носило гербы собственных братств, к наплечникам юстикаров крепились щитки с описанием деяний и истории их отделений. Я своими глазами увидел рыцарей, о подвигах которых доселе читал только в архивах, наряду с множеством щитков и отделений, о которых раньше и слыхом не слыхивал.

Кому из них приходилось видеть инсигнию Седьмого Клинка Кастиана на наплечнике Галео и испытывать дрожь от присутствия такого прославленного отделения? Я не имел ни малейшего понятия. Тем не менее нашему юстикару многие приветственно кивали и отдавали честь. За более чем два века о Галео собралось немало историй. Я гордился тем, что стоял рядом с ним, и еще больше гордился тем, что за плечо у меня было закинуто оружие с черепом юстикара Кастиана.

Вдоль стен Зала Чемпионов возвышались статуи, благодаря которым гигантское помещение и получило свое название: мраморная армия — Каменный Легион, как мы называли ее на протяжении десятилетий службы сквайрами и аколитами, — стояла на безмолвной вигилии. За девять с половиной тысячелетий войны бесконечное множество героев возвысилось из рядов рыцарства и сложило головы в сражениях. В честь подвигов воинов, воплощенных здесь в белом мраморе, были написаны целые литании. Наши величайшие герои, увековеченные в мраморе, все еще стояли среди нас. Одной ночью Галео наверняка присоединится к ним, когда его клинок больше не сможет защищать человечество. Сложно представить его погребальный облик, воссозданный в холодном камне, который будет наблюдать за нами со стены.

Он улыбнулся, почувствовав мои мысли.

+ Возможно, + согласился юстикар. + Всякое может статься. +

Нашлось место тут и самому Кастиану, одному из немногих рыцарей званием ниже паладина или капитана, которому даровали честь находиться в столь возвышенном окружении. Он стоял со склоненной в торжественной почтительности головой, каменные глаза были закрыты, обе руки покоились на древке посоха-стража немезиды, который он предпочитал при жизни. Рукоять моего оружия создали специально для моих рук и настроили на мой разум, но их схожесть была бесспорной. Не в первый раз я почувствовал себя недостойным в глазах своих братьев.

Вместо того чтобы сесть за пиршественные столы, мы выстроились отделениями перед самым высоким столом.

Согласно традиции одному из гроссмейстеров Восьми братств следовало постоянно оставаться на Титане, охраняя его в отсутствие остальных братьев. За столом стоял лорд Карас Ваурманд, гроссмейстер Третьего братства. Судя по его виду, он был ужасно раздражен, сжатые кулаки уперлись в столешницу, когда он наклонился, чтобы обратиться к нам. Его лицо говорило о почтенном возрасте — воину перевалило за четыреста лет — а на отполированных доспехах сусальным золотом был выведен внушительный список его побед.

Рядом с ним стояло четверо паладинов, закованных в колоссальную терминаторскую броню. Все они были без шлемов и пристально взирали на собравшихся рыцарей, столетия службы оставили заметные следы на их лицах. Я никогда не встречался с ними лично, но знал всех четверых по именам, подвигам и тем разрушениям, которые они принесли врагам человечества.

Ваурманд глубоко вдохнул, прежде чем заговорить. Его низкий голос без особых усилий достигал самых дальних уголков зала.

— Корабль Космических Волков «Верегельт» рухнул на поверхность нашего мира. На нем не оказалось ничего, кроме обрывков послания, которое отправил нам Логан Гримнар. Теперь корабль лежит посреди собственного каньона-могилы, разбившийся при столкновении с поверхностью, продуваемый ядовитым воздухом. Более того, он нанес нашему флоту прискорбные потери. Всем вам это известно. Мы знаем, что Волки Фенриса сражаются на Армагеддоне. Мы знаем, что они сочли положение достаточно отчаянным, чтобы Серый Волк нарушил клятву тайны и рассказал своим воинам о нашем существовании. Судя по всему, у него попросту не было другого способа оповестить нас.

Ваурманд прервался, дав нам возможность переварить услышанное. Если Космические Волки переживут Армагеддон, весь орден подвергнется телепатическому выхолащиванию. Только магистры орденов могут знать о том, что среди теней Империума ходим мы. Такая традиция установилась с момента нашего основания. Большинство полков Имперской Гвардии, рядом с которыми нам приходилось сражаться, попросту истреблялись. Обычные люди, вооруженные дешевыми лазганами, были неистощимым ресурсом, который человеческая империя могла с легкостью восполнить.

— Обломки «Верегельта» обезображены скверной, чистых выживших не осталось. В приземлившихся спасательных капсулах оказалось лишь порабощенное отребье из зараженной команды, которые желали сберечь свои ничтожные жизни еще хотя бы на пару часов. Всех их выследили, внесли в списки и зачистили.

Мало какому врагу удавалось ступить нечистой ногой на поверхность Титана. Несколько рыцарей ударили кулаками по нагрудникам, остальные зашептались между собой.

— Еще одно предупреждение мы получили от благородного Галео из Кастиана и его рыцарей из Восьмого братства. Еще один корабль Космических Волков, который сбился с курса, был поглощен скверной. Но они привезли с собой выжившего. Инквизитор Анника Ярлсдоттир из Ордо Маллеус допросила этого Волка. Он рассказывает о мире, погубленном войной, о целых континентах, захваченных Извечным Врагом.

Наши авгуры и прогностикары сейчас сами говорят с выжившим. Они проверили слова юстикара Галео и выслушали инквизитора Ярлсдоттир. Теперь они прочесывают Море Душ, чтобы собственными глазами увидеть зло, угрожающее Армагеддону.

От собравшегося в зале такого количества могущественных разумов исходил приглушенный фоновый гул, подчеркивавший каждое слово лорда Ваурманда. Но едва он упомянул о наших пророках и видящих, которые искали подтверждение словам Волка, как чувства каждого рыцаря обострились. Если посмотреть на воинов, то ничего вроде и не изменилось — но сознание каждого из них вдруг стало острым, как лезвие меча.

— Братья, — продолжил лорд Ваурманд. — До этого наши прогностикары не ощущали беспокойства в Море Душ, иначе призыв к крестовому походу давным-давно прозвучал бы со шпилей монастыря. Какое бы безумие ни принес Хаос на Армагеддон, Губительным Силам удалось прекрасно его скрыть. Присаживайтесь и вкусите пищи в святости сего великого зала. До окончания ночи мы узнаем правду.

Мы одновременно отдали честь, все сто двадцать три воина. Едва мы обернулись, чтобы занять положенные места за пиршественными столами, как в моем разуме раздался голос, едва различимый, как мои собственные мысли.

+ Кастиан, + сказал он. + Пройдите со мной. +

IV

Немногие души, даже в нашем ордене, когда-либо ступали в авгуриум монастыря. На самой вершине высочайшей башни, пронзающей ядовитые небеса Титана, находился дом рыцарей, которых мы называли прогностикарами.

Лорд Ваурманд провел нас к телепортационной платформе, избавив от подъема по шестнадцати тысячам ступеней или медленного лифта, который поднимался по стене башни. Мы возникли в прихожей с мраморным полом, пронизанным розовыми прожилками. Двое паладинов стояли на страже у великих ворот из почерневшей бронзы. Оба были в терминаторской броне с личными геральдическими гербами: у первого был ворон, сжимающий в когтях клинок, у второго — две перекрещенные алебарды над красным черепом.

Даже сам пол поразил меня.

+ Этот мрамор со Священной Терры, + пропульсировал я братьям.

+ Откуда ты знаешь? + отправил мне в ответ Малхадиил.

+ Розовые прожилки в камне. Такой мрамор не найти больше нигде в Солнечной системе. +

Загрохотав ботинками по священному камню, мы приблизились к паладинам. Лорд Ваурманд склонил голову. Остальные поклонились более глубоко.

Я ощутил, как они пытаются прочитать меня, поняв это так же, как человек чувствует, что за ним кто-то исподволь наблюдает. Тот же слабый дискомфорт, неуловимое вмешательство, от которого у меня волосы на шее встали дыбом.

Я стал сопротивляться. Частично из-за инстинкта, частично, чтобы посмотреть, на что я способен, — я оградил мысли стеной концентрированного давления. Один из паладинов заворчал, и оба повернули скрытые под шлемами головы ко мне.

+ Гиперион… + предупредил Галео.

Я ослабил сопротивление. Паладины разом влезли в мой разум, уже не так нежно, как поступили бы, не начни я сопротивляться в самом начале. Я почувствовал, как они копаются в недавних воспоминаниях, поднимая на поверхность то, что произошло с Сотисом, и мой дальнейший стыд.

+ Довольно, + отправил я и фокусированным толчком оттолкнул их. Тот, который ворчал, непроизвольно сделал шаг назад.

+ Гиперион, + опять пропульсировал Галео. + Держи себя в руках. +

Я мог не послушаться его. Я мог сказать, что они без нужды влезли слишком глубоко. Неужели это прозвучало бы так же глупо, как мне казалось? Куда лучше было бы просто промолчать.

— Вы можете войти, — одновременно сказали паладины. Они продолжали наблюдать за мной, когда я прошел мимо. Лорд Ваурманд остался снаружи, ничего не сказав нам на прощание.

+ Я почувствовал, как ты отразил их, + отправил Малхадиил. + У тебя огромная сила, Гиперион, но если ты не будешь осторожен, за тобой придут библиарии. +

Здесь я также ничего не мог ответить. Покинуть службу в отделении и оказаться оторванным от остального рыцарства… Конечно, говорят, будто это честь. С новым званием приходила новая степень ответственности, но также требовалась определенная жертвенность. Никто не хотел оказаться выброшенным на задворки ордена, который основывался на силе братства.

Бронзовые врата открывались постепенно, сначала со скрежетом и щелчками скользнули в сторону запоры. Когда двери наконец распахнулись, я увидел, как обе створки с лязгом разъехались на гусеницах шириною в три метра каждая.

Нас встретило теплое пламя свечей.

+ Входите, + раздался новый голос, в котором слышалась безмерная усталость. + Добро пожаловать, Кастиан. +

V

Мне было больно даже просто смотреть на него. Его лицо, скрытое короной психической энергии, словно не имело возраста, что невозможно объяснить обычными словами. Я ощущал кого-то молодого, идеалистичного, но ужасающе сильного и очень, очень уставшего.

+ Простите, + пропульсировал он, хотя его послание прозвучало мощным давлением за моими глазами, а не шепотом.

Мощь его сознания угасла — не исчезла, но намеренно приглушилась, я ощущал, что фигура сдерживает ее в себе, словно человек, затаивший дыхание.

— Мне редко приходится встречаться с психически активными посетителями, — его смертный голос отличался только усталостью, с которой он звучал. — Иногда я забываю, как могут сталкиваться чужие сознания.

Когда корона исчезла, перед нами оказался рыцарь в боевых доспехах и официальном облачении, которого я не узнал: сверкающий кольчужный хауберк с перекинутым через плечо серым плащом. Он был определенно не старше меня или Малхадиила и, судя по внешнему виду, вряд ли часто выходил за пределы монастырских стен. Даже его руки выглядели гладкими, лишенными мозолей и шрамов.

— Я Торкрит, — представился он.

+ Галео, + ответил юстикар. Мы последовали примеру и поочередно назвались. Он улыбнулся.

— Я знаю, кто вы. Знал даже до того, как поговорил с инквизитором Ярлсдоттир.

— Где она?

Он посмотрел на меня.

— В шпиле сотня комнат, Гиперион. Она в одной из них, над вами. Ее раненый подопечный, Граувр, в другой. Я отведу вас к ней, но кое-что из нашего разговора не для человеческих ушей.

— Нам не сказали, зачем нас призвали, — подтвердил Малхадиил. — Нас допросят прогностикары?

На лице Торкрита снова появилась усталая улыбка.

— Брат Малхадиил, я здесь единственный прогностикар.

— Единственный на Титане? — спросил я.

— Нет, — он покачал головой. — Единственный живой.

 

Глава тринадцатая

ЛОРД ДВЕНАДЦАТОГО ЛЕГИОНА

I

Торкрит отвел нас в большую круглую комнату. В ней царила такая же атмосфера аскетизма и пустоты, несмотря на сотни свечей в небольших стенных нишах. Посреди комнаты был расстелен коврик для медитации, окруженный серебряными гексаграммными стражами. Некоторые из них в свою очередь опоясывались концентрическими кругами из белой пыли.

Торкрит опустился на коврик. Хотя его физиология ничем не отличалась от нашей, Дара Императора явно было недостаточно для поддержания его жизнедеятельности. Он очень устал, но испещрявшие его лицо морщины и неуверенные движения свидетельствовали о куда более глубоком изъяне. Мне приходилось видеть последствия психического перенапряжения у обычных людей, но никогда прежде у одного из рыцарей.

— Я кажусь настолько слабым в твоих глазах? — спросил Торкрит. Он присел на коврик и взглянул на меня.

— Нет, мой лорд. Лишь необычайно уставшим.

— Я не «лорд», Гиперион. Я твой брат, как ты — мой. Ни больше, ни меньше, — он потер закрытые веки большим и указательным пальцами. — Я очень подвел орден. Как тебе известно, Волк сказал правду. Армагеддонская война бушует уже много недель, планета смолкла. Разве не обязанность прогностикара охотиться в Море Душ, выискивая рябь вторжений Извечного Врага? И все же… я не ощутил шепота грядущего в ветрах варпа.

Он посмотрел поочередно на каждого из нас.

— О чем это говорит?

— Что враг скрыл приближение к Армагеддону, — заявил Думенидон.

+ И угроза довольно сильная, раз сумела замаскировать собственное существование, + добавил Галео.

Торкрит кивнул в подтверждение их словам.

— Оба ответа верны, но это еще не вся правда. Тебе есть что сказать, Гиперион?

Он прочел мой разум?

— Нет. Мне нечего сказать.

— Но ты что-то утаиваешь. Выскажись, если не сложно.

— Мне кажется, — решился я, — что одного прогностикара недостаточно для ордена Серых Рыцарей.

Он кивнул.

— Холодная истина из уст самого юного из нас. Это не снимает с меня ответственности, но да, пока на верхушке Серебряной Башни обитаю только я, орден получает неважное обслуживание. Галактика безбрежна, а я лишь один человек, с одним разумом. И все же…

Торкрит умолк, замедлив дыхание и закрыв глаза. Я почувствовал, как он покинул тело, его сознание ушло в эфир.

+ Идем со мной, Кастиан. Я покажу вам мир, который зовется Армагеддон. +

II

За свою жизнь мне пришлось повидать немало актов высшей психической силы по обе стороны Вечной войны. Я видел, как один-единственный человек — которого следовало уважать хотя бы за глупую отвагу — пожертвовал своей душой, чтобы превратить тело во врата для демонов, позволив им войти в нашу реальность. Я видел, как один из моих братьев отремонтировал танк за час, не коснувшись ни единой детали. Я странствовал по поверхности мира, с одного континента на другой, из города в город, переходя из разума в разум в поисках одного-единственного секрета.

Думаю, ничто не сравнится с тем, на что способен Торкрит на вершине Серебряной Башни.

Он собрал нас так, как уставший вор, вздыхая, собирал монеты в конце трудного дня. На секунду я ощутил себя его частичкой — наблюдателем внутри его сознания — и почувствовал то же напряжение, которое ему приходилось выдерживать каждый час своей жизни.

+ Простите, + пропульсировал он. Напряжение, готовое вот-вот расколоть мой череп, вдруг исчезло. + Я не намеревался делиться с вами этой пыткой. +

Мы двигались, не двигаясь. То, как он вытащил нас из собственных тел, могло сойти за психическое касание, только если сравнивать человеческое дыхание и штормовой ветер. Миг назад мы стояли в освещенной свечами комнате, а в следующий — уже плыли среди звезд.

Немногие из нас могли проецировать разум подобным способом, и ни один рыцарь, кроме прогностикаров, не обладал такой же силой, как Торкрит. Мы двигались не в небесах, мимо нас не проносились кружащиеся в извечном танце планеты. Он вырвал нас из тел прямо в черное небо над туманной атмосферой Титана и ринулся прямиком в варп.

Оказавшись без защиты поля Геллера — даже не успев собрать все психические силы, — я инстинктивно стал сопротивляться его контролю. Я бился в невидимой хватке, бросая беззвучную энергию в его сознание, которое обволакивало нас. Слишком слабо, слишком поздно. Мы скользили по маслянистым морям, проносились сквозь бесконечность кричащих душ.

Но я впервые не мог различить среди клокочущих цветов отдельных лиц.

+ Это потому, что мы движемся слишком быстро, чтобы они нас увидели, не говоря уже о том, чтобы дотянуться до нас. +

+ Даже «Карабела» не может развить такую скорость. +

+ Во время варп-полета «Карабела» представляет собой физическую конструкцию в царстве без физики. Она реальна в нереальном месте. Именно поэтому она борется и страдает, с трудом преодолевая течения. +

Он также страдал. Я чувствовал отголоски его боли. Он не мог скрыть их полностью.

+ Насколько ты силен? +

Я почувствовал слабое веселье Торкрита.

+ Недостаточно силен, иначе Армагеддон не стал бы неожиданностью для ордена. +

Пока мы пронзали вопящий океан, я чувствовал, как его сосредоточение непрерывно ширится и смещается, разлетаясь во всех направлениях.

+ Я читаю течения, + ответил он на незаданный мною вопрос. + Ищу смысл вторжения в материальную вселенную. Они текут, когда океан распадается на реки, а реки сливаются в океан. Тысячи, тысячи и тысячи каждую секунду, на мирах и аванпостах в глубоком космосе, на кораблях, затерявшихся в варпе… +

Так вот чем он занимался? Вся его жизнь превратилась в проецирование своей души в эмпиреи, ночь за ночью, отслеживая каждую нить в человеческой империи?

+ Да. Но я лишь одинокий охотник, Гиперион. Я не могу проследить каждую нить до конца. Для меня важны только самые крупные вторжения. Самые заразные. Самые опасные. Те, которые наполнены пророчеством. +

Я почувствовал, как Торкрит собирается с силами, но он не дал нам времени приготовиться. Мы прорвались обратно через завесу и во внезапном взрыве абсолютной тишины очутились в настоящей пустоте.

Почему-то это встревожило меня куда больше, нежели вопль.

+ Как… как мы оказались здесь так быстро?.. + спросил кто-то из моих братьев. Я не знал, кто именно, поскольку сознание Торкрита накладывалось на все наши. + Чтобы достичь этого мира, «Карабеле» потребовались бы недели. +

Торкрит не ответил. Он лишь предложил нам осмотреться.

Армагеддон ничем не отличался от Терры минувших времен, в языческие века Старой Земли. Экваториальные регионы были опоясаны джунглями, которые с орбиты казались густыми и зелеными. На большей части суши раскинулись блеклые пустоши — тундра у полюсов и пепельные пустыни в глубине материков. Почти весь шар занимали глубокие моря, которые еще больше делали его похожим на Старую Землю. Океаны Тронного мира испарились за тысячелетия до моего рождения.

Я отвернулся от планеты, чтобы посмотреть на имперские корабли на орбите. Зная об осажденном мире и захваченных Извечным Врагом городах, я ожидал увидеть армаду боевых кораблей и транспортников Имперской Гвардии, не говоря уже о крейсерах Космических Волков.

Но за исключением сети спутников и орбитальных швартовочных станций над городами-ульями я не заметил активной деятельности. Возле Армагеддона находилось всего три корабля Космических Волков: древняя и величественная боевая баржа, недалеко от которой дрейфовала пара меньших по размеру эсминцев.

+ Где флот отвоевания? +

+ Видите те горящие города-ульи? Война идет всего пару недель. Для людей, страдающих в городах, это вечность, но для имперских подкреплений она длится пока недостаточно долго. Волки отправили меньшие корабли с призывами о помощи — вроде посланий в бутылке — но тщетно. Извечный Враг отправился следом за ними, захватил их и заставил смолкнуть. +

+ Кроме «Морозорожденного», + пропульсировал я, + и «Верегельта». +

+ Они добрались до нас случайно, пусть и ценой крови. Я обыскивал течения, Гиперион. Другой помощи не будет. К тому времени, как Империум узнает об истинных масштабах войны, планета падет. +

+ Я не понимаю. Твоя сила привела нас сюда. Спроецируй себя в разумы губернаторов и генералов близлежащих миров. Собери их. Приведи сюда. +

+ Я видящий, а не оратор, + впервые я ощутил раздражение Торкрита. Он пытался смотреть на проблему под нашим углом, так сильно отличалось теперь наше восприятие вселенной. + Подумай об астропатии, брат. Это ведь невидимый мостик из одного разума в другой. Даже контакт между сильнейшими разумами представляет собой лишь обмен снами и вспышками воспоминаний, которые можно не понять или не услышать. Взгляни даже на сам наш разговор, когда рыцари нашего ордена общаются с помощью разумов. Насколько мы сильнее по сравнению с обычными смертными? Наши разумы создают слова из связи между сознаниями, но произносим ли мы их друг другу на самом деле? Конечно же, нет. Мы делимся эмоциями, намерениями, смыслами… и наше собственное восприятие искривляется, чтобы с легкостью обработать поступающую информацию. +

Нет. Так не пойдет.

+ Тебе все равно стоило попытаться. +

+ Правда? Может, и стоило. Может, я так и поступил бы, но все эти могучие подкрепления не успеют вовремя. Какие еще корабли смогут идти в варпе с такой же скоростью, как наши? Да никакие. И даже если эти легионы подкреплений придут, сумеют ли они победить Главное Зло? Ни в жизнь. +

+ Жаль, + пропульсировал один из моих братьев. + Они смогли бы задержать врага до нашего прибытия. +

Значит, Думенидон. Я прекрасно его знал. Ответ Торкрита зарябил от холодной искренности.

+ Ты говоришь так же, как многие из нашего ордена, но здесь предстает выбор между моралью и прагматизмом. Каждая душа на планете, увидевшая Извечного Врага, будет предана смерти за знание того, что демоны существуют. Если я призову больше имперских солдат, не обречет ли их это на ту же участь? Армагеддон живет и умирает своими защитниками, брат. Рядом с ними стоят Волки. А вскоре и мы к ним присоединимся. Боюсь, смертей и так будет предостаточно, даже не втягивая в бойню других. +

+ Я все еще не понимаю, + признался Галео. Его беззвучный голос, такой знакомый для моего разума, угадывался без сомнений. + Я чувствую скверну на этом мире не больше, чем на любой другой планете. +

+ Я почувствовал то же самое, + признался Торкрит. + Во-первых, взгляните на небо. Видите, как горят падающие обломки. Здесь вспышка пламени, там — искра огня. Это все, что осталось от Пожирателя Звезд, уничтоженного Космическими Волками, и которому суждено обратиться в пепел. Изначально он был оскверненным скитальцем, достаточно крупным, чтобы вместить на своих зараженных скверной палубах тысячи воинов и нерожденных. Он прибыл сюда по Морю Душ, ведомый рукой Темных Богов. Я не ощутил ни его путешествия, ни прибытия. И теперь я понял, почему. +

+ Покажи нам, + отправил Галео.

Мы начали падать на планету, пролетев над закопченными руинами города. В воздух поднимался дым, скрывая от нас обзор, пока мы не нырнули под нездорового вида облака.

В центре города одичалые воины, закованные в керамит алых и бронзовых цветов, пели и кричали в темнеющие небеса. Они сжимали топоры, выкованные на заре Империума, цепные зубья ревели не в лад с безумными воплями берсерков, которые и сами едва придерживались ритма. Многие походили на согбенных и вопящих чудищ, они оскверняли покойников, пожирая их плоть и забирая трофеи. Другие орали, смеялись, скидывая обезглавленные тела защитников в ямы для трупов.

Но там было что-то еще. Что-то гигантское и ярко-красное, сознание, лучащееся угрожающими размерами и опустошающим жаром, хотя оно полностью не раскрывало себя.

+ Вы не видите его, + пропульсировал Торкрит, + не так ли? +

Я посмотрел на опустошение, потянувшись своими чувствами, будто слепец руками, и натолкнулся на нечто неподатливое, словно пальцами нащупал стену.

И я увидел. За пеленой тошнотворной сырости и вони свежепролитой крови — тень, обагрившая сердце орды. Она вырастала из руин храма, расправив чудовищные крылья в небо.

+ Трон Императора, + выдохнул кто-то из моих братьев. Возможно, даже я сам.

Кость и керамит броней покрывали его влажную плоть, кожа была опаленным и растрескавшимся нечеловеческим красным мясом, под которым пульсировали вздувшиеся вены из черного железа. Из затылка обезображенной головы демоническим гребнем торчала извивающаяся копна спутавшихся кабелей. Некоторые из них были медными цепями, оканчивающимися привязанными к ним черепами. Другие крепились к доспехам, орнаментированным бронзовой чешуей.

+ Я… я… + пропульсировал Малхадиил. + На что я смотрю…? +

+ Ярость, + Торкрит как будто был опечален из-за существа, стоящего посреди руин и окутанного черным дымом. + Ты видишь ярость воплощенную. Чистота бездонного гнева. +

+ Дым кровоточит, + отправил Думенидон. И это было правдой. Словно дождь, идущий из грозовых туч, дым, поднимающийся от покрытой шрамами плоти существа, извергал кровь.

Мы делились общими ощущениями, и я понял, что каждый из нас видит нечто иное. Думенидон видел только дым. Галео наблюдал существо из трещащих костей и чешуйчатых доспехов в нимбе не из пламени и дыма, а усаженного остриями золотого полумесяца. Как только я догадался о разнящемся восприятии, образы существа слились воедино.

Думенидон ошибся.

+ Это не дым, + отправил я. В тумане корчились лица, извивающиеся и утопающие в безумстве. + А души. +

Его взгляд упал на нас. Скелетообразное лицо обернулось с медлительностью, которую я могу описать только как звериную, и вполне отчетливо разглядело нас. В угольных провалах его глазниц бурлила кровь, из которой валил дым. Медленно — ужасающе медленно — оно распахнуло пасть, и дрожащий язык цвета протухшего мяса облизал покрытые розоватой слюной ряды акульих зубов. Затем язык бешено задергался, ударяясь о клыки — рыба, выброшенная из воды.

+ Почему оно видит нас? +

Торкрит не ответил.

Существо вдруг взревело, даже не втягивая воздух. Звук, вырвавшийся мощным ударом, мог посрамить гром, даже бури Титана.

Последнее, что я увидел, были тянущиеся к нам когти из меди и кости.

III

Я поднялся первым. Урчание доспехов показалось успокаивающим прикосновением чего-то знакомого после вынужденного развоплощения Торкрита. В пальцы обратно хлынула кровь, отчего их начало покалывать.

Торкриту не пришлось вставать, ведь он не упал, как остальные. Он продолжал сидеть на коврике, глядя на нас в задумчивой тишине. Когда я встретился с ним взглядом, он кивнул.

— Вы видели его, — произнес он.

Я помог Малхадиилу подняться на ноги, придерживая его за плечи и одновременно отвечая.

— Мы все видели его, хотя каждый из нас видел что-то иное.

— Ничего странного, когда встречаешься с сущностью подобной мощи. Как реальность искривляется от его присутствия, так форма его настолько привязана к царству за завесой, что она постоянно изменяется. В самом прямом смысле существо вознеслось над ограничениями плоти и может становиться всем, чем пожелает.

— Почему оно нас увидело?

В этот раз он снизошел до ответа.

— Оно почувствовало наши души.

— Оно могло убить нас? — спросил Малхадиил.

— Вполне. Оно и намеревалось это сделать. Вот почему я забрал вас.

Думенидон только отмахнулся, когда я подошел к нему. Галео также поднялся без чужой помощи.

+ Оно скрыло собственное существование. +

— Так и есть, — согласился Торкрит.

— Никогда не слышал о подобном, — отозвался я. — Ни разу, хотя провел немало времени в архивах.

Я выжидательно посмотрел на Галео, но вместо него ответил Думенидон.

— Конклав Диаболус.

Галео кивнул.

+ Согласен. +

Конклав Диаболус был настолько легендарным, насколько вообще допускалось в наших архивах: перечень самых ненавистных, самых ревностно преследуемых нерожденных, с которыми приходилось встречаться нашему ордену за десять тысячелетий.

Даже у эйдетической памяти были свои недостатки. Я не ожидал при жизни столкнуться хотя бы с одним представителем Конклава Диаболус, а потому почти не уделял им внимания, за исключением кратких упоминаний в исторических текстах.

— Даже если и так, — заметил я, — не больше десятка существ из Конклава Диаболус способны так управлять реальностью. Это не может быть одним из них.

Торкрит улыбнулся, хотя я не понял почему.

— Это не может быть одним из них, Гиперион? Прямо сейчас от демонических вторжений страдает бессчетное множество миров по всему Империуму. Только за последнюю пару дней я лично почувствовал знамения и записал пророчества о многих из них. Я ощутил нечеловеческий голос, нашептывающий в разум трехлетней девочки почти на другом конце Галактики от того места, где мы сейчас стоим. Но я не ощущаю ничего с Армагеддона — ни ветров варпа, которые принесли Пожирателя Звезд к планете, ни орду чудищ, которые устроили там бойню.

Он устало покачал головой.

— Так скажи мне, брат, разве это не может быть одним из них? Оно не может быть ничем иным. Ничто другое не сможет скрыть свое присутствие. Сами Темные Боги утаили от нас вторжение. Они никогда бы не стали действовать ради менее значимого существа.

Галео сотворил аквилу на нагруднике.

+ Ты был прав, призвав орден на войну, Торкрит. Мы должны отправиться в крестовый поход. +

— Но орден разбросан по всему Империуму, — сказал я. — Скольких мы сможем привести на Армагеддон? Девяносто рыцарей? Сотню?

Торкрит не сводил с меня глаз.

— Мы создадим лоскутное братство из отделений, которые пока еще в крепости-монастыре, и направимся на Армагеддон еще до окончания солярной недели. Гиперион, я понимаю твое опасение, но ты не видел всего, что видел я. Армагеддон вот-вот падет под натиском Извечного Врага. Волки вместе с человеческими защитниками ушли на последний незараженный континент и обороняют уцелевшие города.

— Но нас наберется едва ли сотня, — подхватил Малхадиил. — Этого недостаточно.

Галео взглянул на него.

+ Хватит ли этого, чтобы истребить вражеские орды? Нет. Но нас будет достаточно, чтобы изгнать его, брат. Волки и Стальной легион справятся с остальными. +

— Самоубийство, — сказал Малхадиил, но затем улыбнулся. — И наш долг. Я не боюсь смерти во имя Императора. Я боюсь лишь впустую растратить его Дар.

— Трата не будет напрасной.

Думенидон кивнул.

— Да, юстикар. Последняя атака, по которой нас запомнят.

Я сложил знак аквилы, мои кулаки стукнули о нагрудник.

— И еще одно, брат Торкрит.

— Только быстро. Мне еще нужно поговорить с остальными отделениями. Они должны увидеть то же, что и вы.

Я указал на зал, в котором мы находились.

— По твоим словам, ты последний прогностикар.

Он склонил голову.

— Люди, благословенные такой психической силой, очень редки, и мое призвание не менее опасно, нежели ваше. Каждая смерть это потеря, которую прогностикары ощущают острее всех. Ты почти стал одним из нас, Гиперион. Ты знал об этом?

Мое молчание ответило вместо меня.

— Это так, — продолжил он. — Твои силы привлекли внимание еще до того, как ты прошел испытания оценки. Но твой слабый самоконтроль посчитали критическим недостатком для предсказывания. Тебя сочли недостойным для вступления в Авгуриум.

— Кто счел меня недостойным?

— Я. Я и мой брат Соррен, до его недавней гибели. Теперь я остался один, и, как видишь, подобная слабость — брешь в защите нашего ордена. Я молюсь, чтобы вскоре в Серебряной Башне появились новые прогностикары.

— Мой самоконтроль пока остается изъяном, — признался я, — но спасибо за откровенность.

Его лицо опять озарилось тонкой, грустной улыбкой.

— Идите с честью, Кастиан. Готовьтесь пролить кровь примарха. Лорд Двенадцатого легиона ждет вас на Армагеддоне.