Первый еретик. Падение в Хаос

Дембски-Боуден Аарон

Часть третья

АЛЫЙ

Сорок лет спустя

 

 

Глава 20

ТРИ ТАЛАНТА

НОВЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

АЛЫЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ

Исхак Кадин невероятно гордился собой, поскольку три вещи в жизни умел делать так, как никто другой. Эти три таланта принесли ему достаточно денег, чтобы сводить концы с концами, но, кроме того, они помогли ему выбраться из бездны нищеты, поглотившей его родителей, а выйти из трущоб для большинства уличных мальчишек и попрошаек было весьма нелегким делом.

Три таланта. Это все, что ему понадобилось.

И все они не требовали особых усилий. Если бы ему пришлось их совершенствовать, это, возможно, была бы совсем другая история. Исхак Кадин был одним из тех счастливых от природы людей, кто всю жизнь живет лишь настоящим моментом. Он никогда не задумывался о старости, никогда не прилагал усилий, чтобы скопить денег, и никогда особенно не переживал, что скажет по поводу его занятий патруль силовиков на ближайшем перекрестке.

Три таланта вели его по жизни, втягивали в неприятности и помогали из них выбраться.

Первым был талант к бегу, который он оттачивал, применяя в известных своей криминогенностью нижних уровнях основного города-улья Судасии.

Вторым была его улыбка, в которой превосходно сочетались порочное обаяние, вкрадчивость и интимность. Эта способность улыбаться нередко помогала ему получать работу, спасла от вполне заслуженной смертной казни, а однажды даже обеспечила шанс добраться до черного кружевного белья младшей кузины графини — в ночь праздника по поводу ее совершеннолетия.

Третьим талантом, который, в первую очередь, привел к нынешнему положению, было умение сделать блестящий пикт, когда он этого хотел.

Дня не проходило, чтобы Исхак не вспоминал тот разговор, в результате которого он оказался здесь, на окраине космоса. Он сидел в скромном офисе и рассеянно вычищал грязь из-под ногтей, а одетый в рясу иерарх ордена летописцев нудно жужжал о «благородных целях» и «безотлагательной необходимости» создать записи о настоящем, чтобы будущие поколения могли их досконально изучать.

— Это величайшая честь, — настойчиво подчеркивал суровый господин.

— Да, я понимаю. — Ногти стали чистыми, и Исхак принялся их грызть. — Величайшая.

Старика, очевидно, не совсем удовлетворил его ответ. Исхак решил, что он похож на стервятника, сердитого на потенциальную пищу за то, что она еще жива.

— Уже отправлены тысячи архивистов, скульпторов, художников, пиктографов, поэтов и драматургов. Десятки тысяч забракованы из-за недостатка педантичности и таланта, необходимого летописцам Великого Крестового Похода.

Исхак уклончиво хмыкнул, поощряя иерарха продолжать речь, а сам втайне пытался подсчитать, сколько существует артистических профессий, начинающихся на букву «П». Пейзажисты, пиктографы, поэты…

— Так что сам понимаешь, быть избранным… Ты должен радоваться, что тебе так повезло.

— А как насчет пародистов? — спросил Исхак.

— Я… Что?

— Нет, ничего. Забудь.

— Ну так вот. Я уверен, ты сознаешь тяжесть сложившейся ситуации. — Иерарх снова хищно улыбнулся.

Исхак тоже улыбнулся в ответ: глаза вспыхнули, слабое движение бровей намекало на очаровательно иронический оттенок и на мгновение блеснуло нужное для желаемого эффекта количество зубов. Но иерарх не был женщиной и не имел склонности к мужчинам, и его безразличие лишило Исхака его лучшего оружия.

— Мистер Кадин, — снова обратился к нему иерарх, — ты можешь отнестись к этому серьезно? Неужели ты предпочитаешь быть отправленным на Марс и закончить свои дни в качестве сервитора?

Этого он точно не хотел. Если уж дошло до выбора между традиционной формой наказания за совершенные преступления и полетом через половину Галактики на транспортном корабле в качестве летописца… Что ж, вариантов не много. Он не собирался провести остаток жизни лоботомированным службой исполнения наказаний.

Поэтому он постарался заверить иерарха, что воспринимает услышанное со всей серьезностью. В течение следующих двух часов он развивал мысль о страстном желании отправиться в межзвездное путешествие и о том, как тесно его любознательному характеру уживаться в ограниченном пространстве родных трущоб. Теперь наконец он сможет полететь к звездам, увидеть новые солнца, вести хронику продвижения человечества…

Лгать сквозь зубы.

Прожив тридцать пять лет, Исхак не получил никакого образования и справедливо полагал, что время от времени изобретает новые слова и неправильно произносит те, которые ему довелось прочесть. Но его уловка сработала. Через три дня его случайные заработки на портретах относительно состоятельных семейств улья и пиктах с мест преступления остались далеко позади, как и сама Терра, и куча дерьма, которой он считал свой родной улей.

Было ли это на самом деле честью? Это зависело от того, куда вас направили.

На инструктажах Исхак без всяких оснований надеялся на мало-мальски достойное назначение. Крупные экспедиционные флотилии были до отказа укомплектованы летописцами-дармоедами, но в подразделениях поменьше еще имелись свободные места.

Возможно, он никогда не увидит Воителя и его пикты не отразят великолепие примарха вроде Фулгрима, но он не терял отчаянной, боязливой надежды получить назначение в один из так называемых «славных легионов» Императора. Ультрамарины, основатели идеальной империи… Темные Ангелы, сражающиеся под командованием непревзойденного генерала… Несущие Слово, знаменитые тем, что обрушивают на вражеские миры ярость самого Императора…

Наконец он получил назначение. Ему предшествовал настоящий спринт по баракам ордена, когда летописцы, отпихивая друг друга, неслись в вестибюль, где были вывешены списки распределения. В спешке было забыто всякое достоинство: художники, поэты, драматурги дрались между собой, лишь бы скорее увидеть, в какую часть Галактики им предстоит лететь. Во время всеобщей свалки, говорят, кого-то даже закололи — вероятно, из зависти, поскольку тот имажист получил распределение во флотилию Детей Императора, и пусть флот был скромным, подобное назначение было на вес золота.

Вот оно:

КАДИН ИСХАК, ИМАЖИСТ

ТЫСЯЧА ТРИСТА ПЕРВАЯ ЭКСПЕДИЦИОННАЯ ФЛОТИЛИЯ

Что же это означает? Есть ли в этой флотилии подразделения легиона? Он оттолкнул плечом какую-то девушку, чтобы пробиться к информационному терминалу, и дрожащими пальцами набрал свой кодовый номер.

Да. Да. Каждая появляющаяся строчка заставляла его сердце биться быстрее.

Тысяча триста первая экспедиционная флотилия.

Командующий магистр флота Балок Торв.

3 роты Семнадцатого легиона Астартес: Несущие Слово.

Примечание: удостоена присутствием Кустодес гвардии Императора под командованием Аквилона Алтае Неро Хай Маритам…

Имя все тянулось и тянулось, но это уже не имело значения.

Он был приписан к одному из самых агрессивных, известных и крупных легионов, за которым в последние полстолетия числилось больше приведений к Согласию, чем за любым другим. И флотилия — неважно, большая или маленькая, — удостоена присутствия личных золотых воинов Императора. Какие могут получиться кадры… слава… признание…

Да. Да. ДА.

— А тебя куда назначили? — спросил он у стоявшей рядом девушки.

— В Двести двадцать седьмую.

— К Кровавым Ангелам?

— В Гвардию Ворона.

Он сочувственно улыбнулся и направился в свою комнату, стараясь по пути сообщить о своем назначении каждому встречному. Только раз произошла осечка, когда самодовольный бездарь-скульптор с усмешкой переспросил:

— Несущие Слово? Да, конечно, они немало завоевали в последние годы, чтобы искупить прошлые промахи… Но это ведь не Сыны Хоруса, а?

Полет в расположение Тысяча триста первой флотилии длился девятнадцать долгих, очень долгих месяцев, в течение которых он переспал с двадцатью восемью различными членами экипажа транспортного корабля, получил пощечины от троих, сделал почти одиннадцать тысяч пиктов скучных событий корабельной жизни и отключался после изготавливаемого на судне самогона больше раз, чем мог потом вспомнить.

А еще он лишился зуба в кулачной драке с разъяренным мужем, хотя и заявлял впоследствии, что моральная победа осталась за ним. Учитывая все это, а также предшествующий путешествию образ жизни, было бы справедливо — хотя и не совсем точно — признать, что Исхак Кадин не слишком ревностно относился к своей работе.

Он не считал себя лентяем. Просто было трудно найти вдохновляющие его объекты, только и всего.

Первый пикт, который действительно что-то значил для него, обошел всю Тысяча триста первую флотилию и, по его собственному бесценному мнению, был абсолютно прекрасен. Этот пикт был признан шедевром и сохранен в архивах флотилии, а Исхак Кадин получил благодарность от Алого Повелителя, доставленную курьером.

Когда они приблизились к конечной цели и после полутора лет путешествия вынырнули из утомительных водоворотов варпа, чтобы подойти к боевой флотилии, Исхак не мог воспротивиться желанию запечатлеть этот момент.

Держа в руке стержень пиктера, своим весом и размером напоминавший дубинку, он навел глазные линзы на вид за иллюминатором и стал наблюдать за кораблями, время от времени делая снимки проходивших боевых кораблей.

И вот оно. Серая громада крепости-флагмана лорда Аргел Тала, молчаливая и безмятежная, несмотря на ряды орудий, сокрушавших целые миры.

«Де Профундис». Новый дом Исхака.

Восторженно открыв рот, он делал пикт за пиктом. Один из них — чуть ли не самый первый из серии — изображал флагман на траверзе в великолепной перспективе: бастион имперского могущества из камня и стали. Свет звезд рассыпал редкие блики по мощной броне, а из верхней части поднималась статуя примарха: Лоргар, окруженный ореолом далекого солнца звездной системы, воздел руки к бездне.

Раздался щелчок пиктера, и Исхак Кадин влюбился в свою работу.

Это было три недели назад. Три недели в ожидании следующего приступа вдохновения. Три недели в ожидании сегодняшнего дня.

Ангарная палуба правого борта представляла собой сложнейший лабиринт из десантных кораблей, снующих погрузчиков и грузовых контейнеров, по которому передвигались занятые своими делами бесчисленные сервиторы, техноадепты и члены экипажа. «Громовые ястребы» загружались боеприпасами, и их длинные крылья поникали под тяжестью ракетных кассет, а в орудийные башни подавали ящики с лентами болтерных снарядов. Со всех сторон раздавался лязг, звон и грохот тяжелой техники, не доставлявший никакого удовольствия страдающему с похмелья Исхаку.

В центре этого организованного хаоса находился «глаз бури» — область спокойствия, расчищенная для ожидаемого прибытия. Исхак в числе остальных свидетелей утренних событий стоял на краю этой площадки. Слева от него расположилась группа других летописцев: здесь был Марсин, художник, что-то царапавший в своем блокноте. Луианна, худенькая и бледная малышка, составлявшая целые концерты из разных аранжировок на флейте. И Хеллик, наверняка задолжавший Исхаку некоторую сумму денег после вчерашней игры в карты.

Чем занимался Хеллик? Тоже был композитором? Этого Исхак сказать не мог, но, в какой бы манере этот парень себя ни выражал, в карты он играл отвратительно.

Здесь, безусловно, присутствовала и Блаженная Леди — она стояла среди своих служанок и компаньонок в платье кроваво-красного цвета, которое было бы более уместно на терранском балу, чем на скользкой и потемневшей от масла палубе боевого корабля. На вид ей было не больше тридцати, хотя, если учесть время, проведенное ею в легионе, здесь наверняка имела место не одна омолаживающая операция.

Несколько минут Исхак потратил на то, чтобы ее рассмотреть. Смуглая кожа, хотя и не такая темная, как у самого Исхака, выдавала уроженку пустыни, и было совершенно ясно, почему ее называют блаженной. Он никогда не видел, чтобы кто-то двигался с таким плавным и непринужденным изяществом и с такой приветливой ослепительной улыбкой. Каждый раз, когда она обменивалась словом с кем-либо из своей свиты, казалось, что она улыбается какой-то только им двоим известной шутке.

Исхак тотчас решил, что хочет ее.

В какой-то момент он был уверен, что она обернулась и посмотрела в его сторону. Но ведь говорили, что она слепая? Или это всего лишь ширма? Слухи, придающие дополнительную таинственность?

Почетный караул Имперской Армии тоже соизволил проявить усердие. Офицеры Пятьдесят четвертого Эухарского полка в белых мундирах выстроились ровными рядами; их парадная форма производила сильное впечатление своими пышными украшениями. Каждый офицер рукой в перчатке придерживал эфес висевшей на боку сабли, а свободная рука покоилась на пояснице. В центре переднего ряда Исхак заметил седого и напичканного бионикой генерала Аррика Джесметина.

Генерал пользовался на корабле устрашающей репутацией: все летописцы называли Старого Аррика не иначе как тираном или надзирателем. До сих пор они встречались всего один раз, в коридоре одной из верхних палуб, где новый летописец бродил в поисках источника вдохновения.

Джесметин провел во флотилии шестьдесят лет, и каждый месяц этого срока оставил отчетливый след в его облике. Он ходил с серебряной тростью, а большая часть правой стороны его тела гудела и жужжала бионическими устройствами, скрытыми генеральской формой. Его коротко подстриженная бородка на худом лице казалась полоской пушистого меха вокруг оскала рта, похожего на прореху в старой шкуре.

— Эй, ты! — окликнул его генерал. — Заблудился?

Ну, он совсем не заблудился, но и подниматься на стратегическую палубу ему тоже было незачем.

— Да. Да, заблудился.

— Ты совсем не умеешь врать, сынок.

Такое заявление оскорбило Исхака, но он не подал виду.

— Вероятно.

— И все время усмехаешься. Если бы у меня были дочери, я бы тебя пристрелил только за то, что ты к ним слишком близко подошел.

— При всем уважении, сэр, я не в настроении выслушивать незаслуженные обвинения и угрозы. И я действительно немного заблудился.

— Вот. Опять усмехаешься, только меня не проведешь. Ты кто такой?

— Исхак Кадин, официальный летописец.

Ему нравилось, как звучит его новое звание, и он повторял его при каждом удобном случае.

— А-а. — Старик прокашлялся, произведя звук, напоминающий скрежет гравия. — Ты случайно не поэт?

— Нет, сэр. Я имажист.

— Жаль. Блаженная Леди любит слушать стихи. Хотя, гм, я уверен, что это и к лучшему, и ты никогда не переступишь ее порога.

Тогда он еще не знал, кто такая Блаженная Леди, но этого ворчания хватило, чтобы Исхак поклялся себе, что, кем бы она ни была, он переступит ее порог, и чем быстрее, тем лучше.

— Так ты охотишься за пиктами?

— Виновен. — Исхак сдержал усмешку, не дав ей появиться на губах. — По всем пунктам.

Старик поскреб аккуратно подстриженную бородку, и пальцы зашуршали по жестким волоскам, чуть длиннее щетины.

— Это, знаешь ли, боевой корабль. И ты можешь заработать массу проблем, если будешь шляться где попало. Возвращайся на нижние палубы и вместе с остальными жди прибытия капеллана. Тогда и сделаешь все свои пикты.

Исхак счел этот совет дельным, но, уже повернувшись, чтобы уйти, решил еще раз испытать свое счастье:

— Сэр?

— Что еще?

Старик уже шагал прочь, постукивая по палубе серебряной тростью.

— А ты не кажешься таким неумолимо ужасным чудовищем, каким тебя представляют летописцы.

Генерал Аррик улыбнулся, отчего прореха на его лице стала еще менее привлекательной.

— Это лишь потому, что ты не из числа моих людей, летописец Кадин. А теперь убирайся со стратегической палубы и беги обратно в кабачок, который вы, мелкие паразиты, уже наверняка устроили в каком-нибудь темном углу этого благословенного корабля.

— Он называется «Погребок».

— Очень подходяще, — фыркнул старик и ушел.

Итак, он ждал еще одиннадцать дней и в соответствии с пожеланиями генерала провел их в баре.

А теперь притащил свое измученное похмельем тело в главный ангар правого борта и вместе со всякими подонками и армейской элитой ждал прибытия капеллана.

— Я думал, что Алый Повелитель тоже будет здесь, — прошептал он, обращаясь к Марсину.

Летописец молча пожал плечами и продолжал делать заметки и наброски неопределенных фигур.

По крайней мере, здесь хотя бы присутствовали Астартес, хотя Исхак в их обществе получал куда меньше радости, чем ожидал. Их было двадцать: серые статуи выстроились в два ряда по десять воинов и стояли абсолютно неподвижно. К груди Несущие Слово прижимали огромные болт-пистолеты, а неактивированные цепные мечи висели на боку. Свитки и символы позволили определить в них воинов Тридцать седьмой штурмовой роты.

Исхак был в курсе разговоров об операции на поверхности: большая часть Тридцать седьмой роты сейчас находилась внизу и вела сражения по приведению к Согласию вместе с отрядами Эухарского полка генерала Аррика.

Он сделал несколько пиктов огромных безмолвных Астартес, но его позиция была далеко не идеальной, и снимок подпортили мельтешившие на заднем плане сервиторы. Он ожидал восторга и вдохновения от этих воинов, но обнаружил, что не может сглотнуть, если слишком долго на них смотрит. Они совсем не вдохновляли его. Просто… внушительные. Далекие. Холодные.

— Смирно! — рявкнул генерал.

Исхак отреагировал на приказ, слегка выпрямившись. Эухарские офицеры вытянулись в струнку. Астартес не шелохнулись.

Десантный катер медленно и плавно вплыл в ангар, удерживаемый в воздухе струями сжатых газов рулевых двигателей. Красные пластины брони покрывали корпус «Громового ястреба» блеклой чешуей, слева и справа застыли болтерные турели, управляемые сервиторами, всегда готовыми устранить любую опасность.

Наконец посадочные захваты вцепились в палубу, и с пронзительным воем гидравлики опустился пассажирский трап. Исхак успел несколько раз щелкнуть разверстую пасть катера.

С другого конца ангара подошли еще Астартес — пять воинов, одетых в более обтекаемые доспехи нового образца, раскрашенные багрянцем и серебром, и в черные шлемы. Все летописцы мгновенно развернулись и начали перешептываться, делать пикты и наброски, запечатлевая увиденное.

— Гал Ворбак, — слышался шепот со всех сторон.

Впереди всех шел воин в наброшенном на плечи черном плаще, и многочисленные пожелтевшие свитки пергамента, отмечавшие его заслуги, почти полностью скрывали эмблему легиона. Он проследовал мимо собравшихся летописцев, сопровождаемый мягким гудением сочленений доспеха модели «Марк IV». Черепа убитых военачальников-ксеносов, свисавшие на железных цепях, негромко постукивали о темный керамит.

— Вот он, — снова послышались перешептывания. — Алый Повелитель.

Воин подошел к Блаженной Леди, слегка наклонил голову и приветственно прорычал ее имя:

— Кирена.

— Здравствуй, Аргел Тал.

Она улыбнулась, не глядя в его сторону. Сопровождавшие ее служанки и советники с неторопливым достоинством попятились, уступая место Гал Ворбак, подошедшим вслед за своим лордом.

Исхак сделал еще один пикт: огромный воин в оскаленном черном шлеме и миниатюрная женщина в окружении Астартес в красной броне.

Астартес, спускавшийся на ангарную палубу из «Громового ястреба», носил почти такую же броню, как и его братья по Гал Ворбак, с той лишь разницей, что отделка его доспеха была выполнена из кости и бронзы, а на шлеме листовым золотом были начертаны колхидские руны.

Капеллан Ксафен сошел по трапу и внизу на мгновение обнял Аргел Тала.

— Кирена, — произнес после этого капеллан.

— Здравствуй, Ксафен.

— Ты выглядишь моложе, чем прежде.

Она покраснела, но ничего не ответила.

Аргел Тал махнул рукой в сторону «Громового ястреба»:

— Как поживают наши братья из Четвертого легиона?

Раскатистый голос Ксафена, как и голос Аргел Тала, искажали помехи вокса.

— Железные Воины в полном порядке, но я рад, что вернулся.

— Полагаю, нам есть что обсудить?

— Конечно, — ответил капеллан.

— Тогда пойдем. Мы успеем поговорить, пока продолжается подготовка к высадке.

Воины ушли, и собравшиеся стали чинно расходиться, возвращаясь к своим обязанностям. Все закончилось.

— Ты идешь? — спросил Исхака Марсин.

Исхак внимательно смотрел на свой пиктер, увеличивая изображение на маленьком экране. Оно показывало двух командиров Гал Ворбак рядом с Блаженной Леди. Женщина повернула голову, словно глядя на них невидящими глазами, и на ее прекрасном лице сияло выражение восторженного милосердия. Один из Астартес держал на плече богато украшенный черный крозиус. Второй, одетый в темный плащ Алый Повелитель, щеголял неактивированными силовыми клинками из красного железа — каждый его огромный кулак заканчивался четырьмя когтями длиной с лезвие косы.

Оба доспеха, отражая свет верхних ламп, мерцали желтоватыми нефритовыми бликами, глазные прорези обоих шлемов, закрытые сапфировыми линзами, смотрели как будто точно в видоискатель Исхака.

«Это, — подумал он, — будет еще одним шедевром».

— Ты идешь? — повторил Марсин.

— Что? А, да, конечно.

 

Глава 21

ИНТРИГИ

СТРАННЫЙ ОБМАН

ПРИВИЛЕГИЯ

— Повсюду эти летописцы, — с явной досадой произнес Ксафен.

— Они появились у нас в этом месяце. Противиться их прибытию на флотилию дальше было невозможно.

— Эти крысы шастают по флагману Хоруса вот уже два года. Можешь себе это представить?

Аргел Тал равнодушно пожал плечами:

— Три поэта читали свои стихи Блаженной Леди, за что Кирена была им очень благодарна. А я получил прекрасный пикт «Де Профундис», сделанный одним из летописцев в первый же день. У меня сердце чуть не остановилось, когда я увидел, как величественно выглядит со стороны наш корабль.

— Твой характер становится мягче, брат, — усмехнулся Ксафен.

Воины вдвоем удалились в молитвенную комнату Ксафена, по мнению Аргел Тала имевшую довольно нескромный вид. Магистр ордена предпочитал спартанскую обстановку и минимум отвлекающих деталей, а личное помещение, предназначенное для размышлений капеллана, было украшено множеством знамен и старинных молитвенных свитков, разбросанных на столе и по полу. Основная часть знамен посвящалась победам, одержанным совместно с другими легионами, и, пока они разговаривали, Ксафен добавил к этой выставке еще один стяг. На нем изображался металлический череп Железных Воинов, окруженный рунами.

Некоторые руны своими очертаниями напоминали созвездия Колхиды. Аргел Тал внимательно оглядел каждую из них.

— А это что?

— Символы кругов Железных Воинов. В отличие от сынов Хоруса, они не называют их ложами.

Аргел Тал щелкнул зажимом и с легким свистом сжатого воздуха снял шлем. В разукрашенной комнате Ксафена, как обычно, пахло сухими травами и старым ладаном.

— Ты отсутствовал дольше, чем предполагалось, — сказал он. — Возникли проблемы?

— Стоящее дело требует усилий.

Аргел Тал размял пальцы, сжимая и разжимая кулаки. Они болели. Болели уже не первый день.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Проблем не было, — сказал Ксафен. — Я задержался, поскольку счел это целесообразным. Их круги многочисленны, охватывают подавляющее большинство воинов легиона, но момент был критическим.

Аргел Тал приподнял бровь, сам того не сознавая, он по привычке копировал вопросительную мимику Кирены.

— Вот как?

— Малок Карто в то время занимался другими воинскими кругами, и я посетил несколько церемоний. Когда он говорил, в воздухе явно пахло серой. Еще там был Вар Валас. Оба они присоединились к Железным Воинам после долгого пребывания в легионе Пожирателей Миров.

Ксафен вздохнул с удовлетворением, о котором свидетельствовал и яркий блеск его глаз.

— Паутина раскинута широко, брат. Заговор Лоргара опутывает даже звезды. По последним подсчетам в разных флотилиях сейчас работают около двух сотен наших капелланов. Эреб остается рядом с Воителем. Можешь себе это представить? Сам Хорус прислушивается к словам Эреба. — Ксафен рассмеялся и добавил: — Начинается, брат.

Аргел Тал не разделял воодушевления капеллана. Его лицо, на котором за прошедшие полстолетия появилось немало шрамов, мрачно нахмурилось.

— Мне не нравится это слово, — медленно и отчетливо произнес он.

— Какое слово?

— То самое, что ты употребил. Заговор. Оно умаляет достоинство примарха. И унижает всех нас.

Ксафен разгладил на стене черное знамя, а затем отступил на шаг и полюбовался своим новым трофеем.

— Ты слишком щепетилен, — пробормотал он.

— Нет. Это неподходящее слово, подразумевающее интриги и недостойную скрытность.

— Называй как хочешь, — сказал капеллан. — Мы архитекторы возвышения человечества и широко раскинули сеть необходимых хитростей.

— Я предпочитаю более благородные термины. А теперь говори, что еще ты хотел сказать. Я должен вести Гал Ворбак, и надо закончить последние приготовления.

Капеллан ощутил упрямство Аргел Тала. Не заметить его было трудно.

— Ты сердишься на меня?

— Конечно сержусь. Пять сотен моих воинов уже больше года не видели капеллана своего легиона. Ты отсутствуешь несколько месяцев, сражаясь вместе с Железными Воинами. Орос, Дамейн и Малаки тоже до сих пор остаются в малых флотилиях Пертурабо, развивая заговор. — Он язвительно фыркнул, произнося последнее слово.

— А Сар Фарет?

— Мертв.

— Что?

— Убит десять месяцев назад, вскоре после твоего отъезда. Мало того, убит человеком. Неудачный бросок деревянного копья. — Аргел Тал кончиками двух пальцев постучал по своей шее. — Ему вырвало все горло до самой кости. Никогда не видел ничего подобного. Кровь богов, я бы мог рассмеяться, не будь это так печально. Он истек кровью, прежде чем до него добрались апотекарии. И все это время еще пытался кричать.

— А что случилось с убийцей?

Аргел Тал видел все своими глазами. Сар Фарет схватил человека за плечо и за ногу и потянул. В результате на землю упали три окровавленных куска, и только потом капеллан умер.

— Правосудие свершилось.

Ксафен тяжело вздохнул. Сар Фарет был близок ему: он сам учил его держать крозиус во имя Лоргара.

Аргел Тал скрестил руки на закрытой броней груди:

— Железные Воины к нам присоединятся?

На лицо капеллана вернулась улыбка.

— Присоединятся ли они? Легион Пертурабо уже оставил Великий Крестовый Поход. Я вместе с ними побывал на Олимпии.

Это невероятно.

— Олимпия? Так быстро? — с трудом выговорил Аргел Тал.

— Все планы примарха осуществляются. По правде говоря, именно поэтому я и вернулся. Олимпия открыто восстала против Империума, и Железные Воины, отчаявшись усмирить домашний мир, объявили войну своему народу. Брат, ты себе представить не можешь, что это было за зрелище. Небеса потемнели от десантных кораблей и бомбардировщиков Пертурабо, а земля от рассвета до заката содрогалась от ярости полумиллиона боевых орудий.

Аргел Тал медленно вдохнул воздух, против воли представляя себе описанную Ксафеном картину.

— Примарх утратил контроль над своим домашним миром.

— Ты говоришь так, словно не верил, что этот день настанет.

Аргел Тал ничего не ответил и жестом предложил капеллану продолжить рассказ.

— Все было спланировано с величайшей точностью. Гнев Железных Воинов стоило видеть. Они спровоцировали геноцид против собственного народа. И теперь какой у них выбор? Скоро раздастся зов: Хорус уже собирает силы, освобождаясь от ненужных элементов. С ним идут Дети Императора, Гвардия Смерти и Пожиратели Миров. Полчища всех легионов собираются в системе Исстваан, а Пертурабо, уступив жажде мести, предал Империум. И когда Лоргар сбросит ярмо лже-Императора, он примкнет к нам.

Аргел Талу уже доводилось слышать лихорадочный пыл в его голосе, но за время почти годового отсутствия капеллана горячая страстность его речей слегка потускнела в памяти предводителя Гал Ворбак. Он понял, что больше всего беспокоится именно из-за неукротимого энтузиазма своего брата.

— Когда мы отправимся к примарху?

— Скоро. — Капеллан посмотрел в глаза Аргел Талу. — Я же говорил, что вернулся, потому что пришло время. Скоро поступит вызов с Терры.

Ксафен активировал настенный экран и стал просматривать изображения звездных карт. Он добавлял на них все новые и новые значки, означающие флотилии. На глазах Аргел Тала общая картина постепенно обретала очертания, демонстрируя великолепную в своей сложности схему.

— Скажи, что ты видишь, — с улыбкой обратился к нему Ксафен.

Аргел Тал перевел взгляд на капеллана:

— Я вижу конец моего терпения. Я вижу, как растет мой гнев, поскольку ты держишь ответы при себе, пользуясь своей принадлежностью к братству капелланов. И я вижу, как выхожу из этой комнаты, не получив немедленного откровенного ответа.

— Какой напор, — усмехнулся капеллан. — Ладно. Это система Исстваан. Здесь, далеко за западной веткой спирали, расположена Терра. Обрати внимание на приведения к Согласию в субсекторах поблизости от Исстваана. А теперь сделай мне одолжение. Что ты видишь?

Аргел Тал узнал символы четырех легионов — и никаких других. Они образовали странную схему, где не было ни Имперской Армии, ни боевых флотилий Механикум, ни каких-либо подразделений именитых легионов.

— Я вижу работу Воителя, — сказал Аргел Тал. — Он сконцентрировал вокруг Исстваана силы определенных легионов. Эти флотилии могут собраться вместе за считаные дни. Те, что остаются на внешней дуге, немного задержатся, но… Это невиданное скопление сил. — Нехотя оторвав взгляд от мерцающего звездного танца, Аргел Тал снова повернулся к Ксафену. — А теперь скажи, зачем все это?

— Прости меня, брат. Я не учел овладевшего тобой разочарования из-за того, что во флотилии присутствуют Кустодес. Тебе пришлось лицемерить, и ты превосходно с этим справился. Но ты нуждаешься в просвещении.

Ксафен отключил изображение и продолжил:

— Хорус и Лоргар уже выступили против Императора. Воитель дал обет Скрытым Богам и теперь идет по указанному ими пути. В варпе сейчас зреют бури, которые оставят слепой большую часть Империума. Многие проложенные через варп маршруты уже разорваны эфирными штормами. Волнение будет только усиливаться, и это даст нам время выполнить волю примарха, не опасаясь возмездия Империума. Таково могущество истинных богов. Самый варп служит им полотном, которое они расписывают ради нашего блага.

Ответом магистра Зубчатого Солнца стало хмурое выражение лица. Заявления Ксафена о том, что они больше не имперцы, поскольку замышляют убийство Императора, оскорбляли его.

Мы свергаем косное и невежественное правление. Мы несем просвещение людям, а не разрушаем империю.

— Продолжай, — сказал он.

— Скоро поступит вызов — испуганная мольба, которую одновременно услышат все астропаты флотилии. Вызов с Терры. Император вот-вот узнает о восстании Хоруса, и что тогда ему останется делать? Он должен будет отдать приказ ближайшим легионам разбить изменнические силы Воителя.

Аргел Тал вспомнил расположенные вокруг Исстваана символы.

— Хорус будет разбит.

Капеллан засмеялся, наслаждаясь этим моментом.

— Он закрепится на неприступной планете, располагая силами четырех легионов. Кто сможет его разбить?

— Семь легионов, которым будет отдан такой приказ. Даже при поддержке Железных Воинов, если они выступят на нашей стороне, остальные пять легионов остаются под властью Императора. Шесть против пяти. Мы понесем катастрофические потери. Как мы сможем донести просвещение до Терры, если легионы Хоруса и Лоргара будут обескровлены и сломлены?

Ксафен ответил не сразу. Аргел Тал заметил в лице капеллана некоторое беспокойство, граничащее с недоверием.

— Неужели ты так низко ценишь капелланов собственного легиона, чтобы не надеяться на успехи в обращении легиона Альфа и Повелителей Ночи? Лоргар в течение полувека работал над тем, чтобы донести истину до ушей, достойных ее услышать. Любой легион, который нам потребуется, будет на нашей стороне. Лоялистов на поверхности Исстваана Пять ждет неминуемое истребление. Они не выберутся живыми с места десантирования, Аргел Тал. Это я могу тебе обещать.

— Этот заговор, — сказал Аргел Тал, — мне отвратителен.

— Это план Лоргара, приводимый в исполнение самим Хорусом.

— Нет, — покачал головой Аргел Тал. — Это дело не Аврелиана. Это работа Эреба и Кор Фаэрона. От их интриг дурно пахнет. Лоргар — золотая душа, создание света. Эти козни растут из амбиций более мелких и темных людей. Примарх, да пребудет с ним благословение, любит этого злобного негодяя. Он пригрел гадюку на своей груди и называет ее отцом.

— Тебе не подобает так отзываться о магистре веры.

— Магистр!.. — Аргел Тал расхохотался. — Кор Фаэрон? «Магистр веры»? Он покрывается титулами, словно кинжал ядом. Нет, я действительно слишком долго был вдали от легиона, если теперь Кор Фаэрон стал всеобщим любимцем. Ксафен, да ведь ты и сам его ненавидел. Нечистая душа. Фальшивый Астартес. Это твои собственные слова, брат.

Ксафен наконец потупился, не желая или не в силах выносить прямой взгляд Аргел Тала. Ничто так не вредит общению, как стыд.

— Времена меняются, — заметил капеллан.

— Да, похоже, — Аргел Тал сжал кулаки, стараясь облегчить боль в костях. Это не помогло. Суставы продолжали ныть. — Ладно, заканчивай. Мне еще предстоит привести мир к Согласию.

— Если позволишь, я и сам хотел бы задать тебе вопрос.

— Спрашивай, — согласился Аргел Тал. — Я отвечу.

— Кирена, — заговорил Ксафен. — Она снова подверглась омоложению.

— Не смотри на меня так сердито и не обвиняй ее в тщеславии. Астропатический приказ не так давно пришел от самого примарха. Он все еще питает к ней глубокое уважение и выразил желание, чтобы она прошла очередной цикл процедур.

Ксафен кивнул:

— Как Аквилон?

Выражение лица Аргел Тала осталось непроницаемым.

— Как и раньше. Он ничего не знает и подозревает еще меньше. Его послания Императору никогда не выходили за пределы флотилии.

— А моя защита?

— Все так же действенна.

— Ты проверял сам? — Капеллан знал, что его брат считает некоторые методы неприятными. — Необходимо, чтобы ты лично в этом убедился.

— Я так и сделал, — сказал Аргел Тал. — И ничего не изменилось, выбрось это из головы.

— Тогда я спокоен. Тем не менее я обновлю заклинания сегодня ночью.

Он подошел к письменному столу и отстегнул с пояса висевшую на цепи огромную книгу. Неторопливо и бережно он стал перелистывать страницы толстого, переплетенного в кожу фолианта — страницы, исписанные красивым почерком, содержащие математические вычисления, астрологические диаграммы, певучие заклинания и ритуальные формулы.

Аргел Талу мучительно хотелось подойти ближе и прочесть секреты, почерпнутые из мыслей примарха. Правду сказать, Лоргар щедро делился своими мыслями с братством капелланов легиона.

— Ты многое добавил в книгу, — заметил он.

— Да, верно. Каждый месяц мы получаем новые главы и строфы священного труда. Разум примарха пылает идеями и идеалами, и мы удостоены чести узнавать о них первыми.

В архивах Тысяча триста первой никогда не хранились цифровые копии записей Лоргара, поскольку оттуда информация могла попасть не к тем, кому она предназначалась. Вместо этого каждый капеллан Зубчатого Солнца носил личную копию, пристегнутую цепью к поясу доспехов. Эти книги постоянно пополнялись по мере разрастания Слова и использовались для проповедей на тайных церемониях. Аргел Тал взял копию «Книги Лоргара» с трупа Сар Фарета и сжег ее на поле боя; совершив вынужденное святотатство, он исключил возможность попадания книги в случайные руки.

Капеллан медленно набрал воздуха.

— Ты прав, Аргел Тал. Я отсутствовал слишком долго. Я вынужден был манипулировать туго соображающими работягами из Четвертого легиона, тогда как на самом деле больше всего хотел бы оставаться здесь, с моими братьями, и проповедовать развивающееся Слово Лоргара.

— Извинения приняты, — ответил Алый Повелитель. — И у тебя есть еще тридцать восемь минут до начала высадки. Увидимся на палубе перед «Восходящим солнцем».

Ксафен просмотрел столбцы информации, разворачивающиеся перед глазными линзами.

— Есть приказ, санкционирующий в сегодняшней операции присутствие летописцев в зоне боевых действий. Здесь какая-то ошибка. Я знаю, ты никогда не позволил бы ничего подобного.

Аргел Тал проворчал что-то невразумительное и направился к выходу.

— Подожди.

Аргел Тал остановился у самой двери:

— Да?

— Брат, подумай о том, что должно произойти. Сосредоточься на том, что события все стремительнее приближают нас к неизбежному восстанию. Ты ничего не ощущаешь? Никаких изменений?

Руки магистра ордена пронзил особенно сильный приступ боли, как будто в суставы насыпали битого стекла. Сам не зная почему, он решил солгать.

— Нет, брат. Ничего. А ты?

Ксафен улыбнулся.

Война против другой человеческой цивилизации никогда не сулила ничего хорошего, и каждый раз, когда в этом возникала необходимость, Аргел Тал испытывал отвращение.

Это были аморальные войны, и вели их с горечью от сознания обреченности каждой личности, которая восставала против Империума. Алого Повелителя расстраивал не тот факт, что противник осмеливался оказать сопротивление, не расход боеприпасов и не проявленная стойкость защитников, которую он мог бы уважать. Все это печалило его, но настоящие шрамы в душе оставляла необходимость растрачивать жизни и упущенные возможности.

В прошлом он пытался поднять этот вопрос в беседах с Ксафеном. Но капеллан с присущей ему откровенностью прочел лекцию об их праведном деле и трагической необходимости сокрушать эти цивилизации. Эти дискуссии не принесли Аргел Талу ничего нового. Подобные рассуждения с Даготалом или Малнором приводили к тем же результатам, как и единственный разговор с Торгалом. Учреждение Гал Ворбак ликвидировало все звания, кроме звания самого Аргел Тала, и все воины были равны под командованием магистра ордена. Бывший сержант штурмового отделения изо всех сил старался понять, что пытается втолковать ему Аргел Тал.

— Но ведь они заблуждаются, — сказал Торгал.

— Я знаю, что они не правы. В этом-то и заключается трагичность ситуации. Мы несем просвещение путем объединения с миром прародителей человечества. Мы приносим надежду, прогресс, силу и мир, обеспеченный непобедимой мощью. Но они все равно сопротивляются. Мне жаль, что ответом слишком часто становится истребление. Я сожалею об их невежестве, но восхищаюсь тем, что ради своего образа жизни они согласны умереть.

— Их поведение не заслуживает восхищения. Это идиотизм. Они скорее умрут в своем невежестве, чем согласятся на перемены.

— Я и не говорил, что это разумно. Я сказал, что мне жаль уничтожать все живое на планете из-за невежества.

Торгал задумался над его словами, но ненадолго.

— Но они заблуждаются, — повторил он.

— Мы тоже когда-то заблуждались. — В подтверждение своих слов магистр ордена поднял закованный в броню кулак: когда-то он был серым, а теперь стал алым. — Мы заблуждались, преклоняясь перед Императором.

Торгал тряхнул головой:

— Мы заблуждались, но мы исправились и не погибли. Я не вижу причин для твоей печали, брат.

— А вдруг мы смогли бы их убедить? Вдруг это наша вина, что нам не хватает слов, чтобы склонить их на нашу сторону? Мы уничтожаем представителей своей собственной расы.

— Мы выбраковываем стадо.

— Забудь все, что я наговорил, — сказал в заключение магистр ордена. — Ты, разумеется, прав.

Но Торгал на этом не успокоился:

— Не скорби об идиотах, брат. Им была предложена истина, но они отказались. Если бы мы предпочли уничтожение истине, тогда мы заслужили бы свою судьбу, как эти глупцы заслужили свою долю.

Больше Аргел Тал не делал таких попыток. В самые мрачные моменты его терзала предательская и недостойная мысль: насколько безоговорочная вера его братьев исходит от сердца, а насколько обусловлена действием геносемени? Сколько душ он лично обрек на разрушение, безмолвно побуждаемый к кровопролитию колдовской генетикой?

На некоторые вопросы он не находил ответов.

Аргел Тал не хотел тревожить своими проблемами Кирену, исповедующую сотни Астартес и солдат Эухарского полка, и единственный раз, когда он заговорил о своих сомнениях, его собеседником стал именно тот, кого Аргел Тал должен был опасаться.

Аквилон понял.

Он все понял, потому что и сам испытывал подобные чувства, и разделял едва заметное сожаление Аргел Тала о необходимости уничтожать целые империи только из-за того, что их правители оказались слепы к реальности Галактики.

Последний мир, приговоренный к уничтожению, его обитатели называли Калис, а в Тысяча триста первой экспедиционной флотилии ему присвоили обозначение Тысяча триста один — двадцать. Полномасштабное вторжение готовилось уже тогда, когда примитивная орбитальная оборона рухнула и, пылая, упала в атмосферу.

Население было приговорено к уничтожению на основании данных о его связях с ксеносами. Чистопородный человеческий генетический код обитателей Калиса был необратимо испорчен примесью генетики чужаков. Жители этого мира не раскрыли всех подробностей, образцы крови свидетельствовали, что на каком-то этапе развития калисианцы внедрили в клетки собственной плоти ДНК ксеносов.

— Скорее всего, они пытались излечиться от наследственных болезней или признаков вырождения, — высказал предположение Торв.

Но причина не имела значения. Подобные отклонения недопустимы.

Эухарскому полку генерала Джесметина при поддержке нескольких отделений Астартес был отдан приказ овладеть двенадцатью главными городами на не слишком обширной суше Калиса.

Столичный город — комплекс отсталой промышленности под названием Крачия — служил еще и резиденцией правительницы планеты, носившей явно наследственный титул «психическое совершенство».

Именно эта женщина, ее психическое совершенство Шал Весс Налия IX, наотрез отказалась принять посланцев Несущих Слово. И это она, раздувшаяся от жира женщина, тем самым подписала своей цивилизации смертный приговор.

— Столицу оставьте нетронутой, — сказал Аргел Тал Балоку Торву на военном совете. — Я поведу на Крачию Гал Ворбак и лично добуду голову их королевы.

Командующий флотом кивнул:

— А как насчет летописцев? Они пробыли у нас не больше двух недель, но я ежечасно получаю прошения от их представителей с просьбами присутствовать при штурме.

Алый Повелитель покачал головой:

— Не обращай внимания. Балок, мы завоевываем мир, нам некогда нянчиться с туристами.

Балок Торв с возрастом приобрел невероятное терпение, и это стало одной из добродетелей, которой восхищались его подчиненные и на которую уповали его командиры. Аргел Тал заметил трещины в неприступном фасаде, проявившиеся в морщинах вокруг старческих глаз и в том, как он одернул белый плащ, чтобы успокоиться, перед тем как ответить.

— При всем уважении, повелитель…

Аргел Тал протестующе поднял руку:

— Не стоит прибегать к формальному титулу, даже если ты со мной не согласен.

— При всем уважении, Аргел Тал, я по твоему приказу игнорировал их с момента прибытия и еще целый год до этого. Я изрекал банальности и составлял докладные записки, не допуская их появления во флотилии. Я приводил сотни доводов, что иметь с ними дело было бы неподходяще, невозможно и непрактично. А теперь они явились с имперскими приказами от самого Сигиллита и требуют, чтобы им позволили запечатлеть Великий Крестовый Поход. Я готов их перестрелять — не думай, что я не заметил этой усмешки, — как же мне и дальше их игнорировать?

Аргел Тал еще раз усмехнулся, и это был первый признак его дурного настроения, замеченный сегодня командующим флотилией. Какие бы новости ни привез капеллан, магистру ордена они пришлись не по душе.

— Я тебя понимаю. Сколько их всего у нас?

Торв заглянул в информационный планшет:

— Сто двенадцать.

— Хорошо. Пусть выберут десять человек. Мы отправим их вниз с первой волной и предоставим минимальный эскорт из эухарцев. Остальные будут ждать, пока посадочная зона не станет безопасной.

— А вдруг они наткнутся на значительное сопротивление?

— Тогда они погибнут. — Алый Повелитель направился к выходу. — В любом случае меня это не волнует.

Торву потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Аргел Тал не шутит.

— Как прикажешь.

 

Глава 22

ИДЕЯ

БРАТЬЯ

НАЗНАЧЕНЫЙ ЧАС

Исхака слегка беспокоила возможность погибнуть внизу, но она не мешала ему наслаждаться жизнью, пока продолжалась высадка.

Все остальные летописцы ныли, изводя эухарцев вопросами, откуда лучше всего наблюдать за сражением, чтобы не оказаться слишком близко к полю боя. Похоже, едва ступив на твердую землю, они сразу же забыли о том, насколько почетна их миссия. Большинство участников экспедиции, казалось, уже не понимали смысла высадки, но Исхак получал удовольствие. Он не собирался заботиться о чужой карьере.

Полет вниз оказался ничем не осложненным дрейфом по полуденному небу, даже разочаровывающим после напряженного отбора претендентов и настолько скучным, что Исхак начал сомневаться, действительно ли на планете идет война. Ограниченный обзор через пыльный иллюминатор позволял увидеть только расположенный вдалеке город, построенный по законам человеческой архитектуры.

Странно думать о войне в такой обыденной обстановке.

Их шаттл оказался армейским десантным транспортом — трясущимся и гремевшим образчиком древнего катера класса «Серокрылый», которые, как полагал Исхак, уже давно вышли из употребления, уступив место более изящным и компактным «Валькириям». Он осмотрел подвесной квадратный отсек, где, видимо, и предстояло лететь трем десяткам пассажиров. Затем окинул взглядом слегка опущенные крылья, провел рукой в перчатке по пластинам брони, отмеченной боевыми шрамами и следами молний времен Войн Объединения, закончившихся два века назад.

И влюбился.

Он сделал несколько пиктов почтенной старушки и остался доволен каждым из них.

— Как ее зовут? — спросил он у пилота, стоявшего на ангарной палубе чуть поодаль с двумя десятками солдат и явно раздраженного заданием.

— Им не давали имен при изготовлении. Их делали слишком много и слишком быстро, а заводов было слишком мало.

— Понимаю. А как вы ее называете?

Он показал выгоревшую трафаретную надпись вдоль борта: Э1Л-IXII-8Е22.

Интерес Кадина немного смягчил раздражение пилота.

— Элизабет. Мы зовем ее Элизабет.

— Сэр, — с улыбкой произнес Исхак, — позвольте вступить на борт этой прекрасной дамы.

Итак, все началось прекрасно. Но как только они оказались внизу, дела приняли другой оборот. Офицер, назначенный командовать их экспедицией, оказался вовсе не офицером, а сержантом, которому выпал жребий нянчиться с шумной ватагой из десяти взбудораженных деятелей искусства, оказавшихся в зоне боевых действий.

Исхак вполуха слушал спор сержанта, обсуждавшего с остальными летописцами маршрут прохождения по городу. Он стоял на небольшом возвышении в трех километрах от границы города и отчаянно скучал. Вся эта местность ничем не отличалась от какого-нибудь промышленного района Терры, и нигде не было видно никаких признаков сражений.

Характер проводимого Астартес штурма создавал проблемы тем, кто имел намерение вести хронику событий. Прямая атака посредством выброски десантных капсул непосредственно на дворец означала, что летописцам придется либо самим пересечь весь вражеский город, либо оставаться за границей и абсолютно нечего не увидеть. Первый вариант был практически неосуществимым. Второй же весьма вероятным.

Исхак Кадин от природы был весьма подозрительным и во всем происходящем видел чью-то дурную шутку. Кто-то, возможно сам Алый Повелитель, над ними посмеялся. Их пригласили вниз, но держали в стороне от каких бы то ни было событий.

Он подошел к своим опекунам, двум солдатам в аккуратной форме цвета охры. Каждого из летописцев охраняли точно так же. Телохранители Исхака выглядели одновременно скучающими и раздраженными, что для человеческой мимики было очевидным достижением.

— А что, если нам пролететь прямо над дворцом? — предложил он.

— И быть сбитыми? — Эухарец буквально сплевывал слова. — Этот кусок дерьма загорится и грохнется на землю, как только мы попадем в зону обстрела средств ПВО.

Исхак напряг волю и изобразил сердечную улыбку.

— Тогда надо взлететь высоко-высоко, а над самым дворцом резко снизиться. А потом найти площадку для приземления.

Он жестами изобразил этот шедевр пилотажа, но не произвел должного впечатления.

— Не пойдет, — бросил один из солдат.

Исхак, не говоря больше ни слова, развернулся и направился в темную утробу пассажирского отсека «Серокрылого». Когда он вылез, под мышкой был зажат ранец с персональным пластековым гравишютом, явно взятым из верхнего грузового отсека.

— А как насчет этого? Мы полетим чертовски высоко, и каждый, кто действительно хочет сделать свою работу, сможет спрыгнуть и заняться делом.

Двое солдат переглянулись и окликнули сержанта.

— Что еще? — спросил сержант.

Его лицо было достаточно красноречиво: очередной ноющий художник нужен ему, как в голове дырка.

— Вот у этого, — солдат показал на Исхака, — есть идея.

Для воплощения идеи в жизнь потребовалось около двадцати минут, и Исхак начал сожалеть о ней сразу, как только выпрыгнул из десантного катера и стал падать.

Под ним простирался белокаменный дворец, словно перенесенный из древней Эллады декадентского прошлого Терры. Он с невероятной скоростью несся Кадину навстречу, а ветер изо всех сил старался выбить из него сознание.

«Возможно, — подумал он, — я совершил ошибку». Он потрогал кнопки на груди, активирующие гравишют. Сперва одну, потом другую. Сперва одну, потом другую.

— Подождите двадцать секунд и только потом включайте, — говорил сержант тем немногим, кто решился десантироваться. — Двадцать секунд, понятно?

Подождите двадцать секунд.

Ветер с ревом бил ему в лицо, а внизу разрасталась земля. Интересно, его вырвет? Он надеялся, что этого не случится. Тошнота заставляла содержимое желудка булькать и переворачиваться. Уф.

Подождите двадцать секунд.

По крайней мере, нет никаких признаков зенитного огня.

В одном из внутренних двориков он заметил точку — почерневшее пятно, где приземлилась красная десантная капсула. Для начала и это хорошо.

Подождите двадцать секунд.

Сколько… Сколько времени он падает?

О черт.

Исхак посмотрел вверх. Через запотевшие очки он смог разглядеть своих телохранителей. Оба были намного, намного выше, чем он, и продолжали уменьшаться. Еще мельче, еще выше их обоих виднелись те, кто поняли его идею и поверили в нее настолько, что согласились прыгнуть.

Он нажал кнопки, сначала синюю, потом красную. Несколько мгновений абсолютно ничего не происходило. Исхак продолжал стремительно нестись навстречу смерти, слишком потрясенный, чтобы хотя бы выругаться. Поддавшись панике, он стал беспорядочно нажимать на кнопки, даже не сознавая, что таким образом не дает аппарату времени прогреться и активироваться.

Наконец гравишют включился, резко дернув мышцы его шеи, и гравитационные подвески, оживая, негромко загудели. Поздняя активация спасла Исхака от превращения в красное пятно на стене дворцовой башни, но он дорого заплатил за свою рассеянность. Смеясь от страха, он не удержался на каменном парапете, прыгнул и, продолжая хихикать и стараясь не обделаться, полетел вниз.

Спустя сорок восемь секунд во внутреннем дворике приземлился первый из его охранников. Он обнаружил окровавленного Исхака Кадина с пиктером в разбитых руках. Летописец сидел на траве и раскачивался взад и вперед.

— Видал? — ухмыльнулся он солдату.

Три летописца и шесть эухарских солдат — ударная группа из девяти душ — двигались по коридорам дворца. Это было скудно отделанное сооружение с небольшим количеством картин и орнаментов. Вся архитектура заключалась в колоннах и сводчатых крышах, и по непокрытому коврами каменному полу они пробирались вглубь здания, очаровательного, как горный монастырь.

Когда они оставили позади десантную капсулу и только вошли во дворец, Исхак не понимал, как они узнают, куда нужно идти. Оказалось, что беспокоиться не о чем. Они просто следовали по пути, усеянному трупами.

Свидетельства прохождения Астартес попадались повсюду. Это крыло дворца было полностью зачищено от всех признаков жизни, а вместо украшений там и тут лежали исковерканные тела. Одна из летописцев, маленькая и худая женщина по имени Калиха, каждые несколько минут останавливалась и делала снимки мертвецов. По углу наклона ее пиктера был ясно, что она старается избежать съемки откровенной резни, оставляя трупы размытыми пятнами на заднем плане.

Исхаку было неинтересно вести хронику этой бойни. Амбициозная, корыстная часть его мозга подсказывала, что в этом нет смысла: подобные работы никогда не попадут в уважаемые архивы. По-настоящему ужасные изображения редко туда проходили. Люди на Терре хотели видеть, что способно создать человечество, а не последствия разрушения. Они желали видеть своих защитников в момент славы или праведной борьбы, а не истребление беззащитных людей, куда больше похожих на терранцев, чем сами Астартес.

Все заключалось в способе подачи информации — надо предоставить людям то, что они хотят видеть, независимо от того, известно им это или нет. Поэтому он не стал запечатлевать трупы.

Он даже старался не смотреть на мертвецов, мимо которых они проходили, настолько сильно изуродованных, что трудно было представить эти окровавленные куски живыми людьми. Их не просто убили, их истребили.

Один из солдат, Замиков, перехватил взгляд Исхака.

— Цепные мечи, — сказал он.

— Что?

— Выражение твоего лица. Ты удивляешься, что может нанести такие повреждения телу. Так вот, это цепные мечи.

— Я вовсе не удивлялся, — солгал Исхак.

— Нет ничего постыдного в обычном страхе. — Замиков пожал плечами. — Я уже двенадцать лет состою при Зубчатом Солнце и первые два года не переставал блевать. Отряд Алого Повелителя делает грязную работу.

Они свернули влево и перелезли через очередную внутреннюю баррикаду, оказавшуюся бесполезной. Донесшиеся издалека звуки перестрелки заставили их прибавить шагу.

— Я слышал, что Несущие Слово всегда испепеляют своих врагов.

— Так они и делают. — Замиков ткнул большим пальцем через плечо, где на развалинах сложенной из мебели баррикады лежали растерзанные трупы. — Но это будет потом. Сначала они убивают, а потом очищают.

— Они возвращаются после сражения, чтобы сжечь трупы? Они действительно делают все это сами?

Замиков кивнул, не оборачиваясь на имажиста. Исхак заметил, что походка солдат изменилась, — как только послышались выстрелы, все эухарцы слегка пригнулись, крепче сжали свои лазганы и зашагали быстрее. Теперь они стали похожи на стаю бродячих кошек, охотящихся на крыс на улицах улья.

— Они все делают сами. Несущие Слово не признают ни похоронных команд, ни собирающих трупы сервиторов. Они работают тщательно, скоро сам увидишь.

— Я уже вижу.

— Вот как? — Замиков окинул его быстрым взглядом. — И что же ты видишь здесь?

— Тела.

Исхак приподнял бровь. В чем суть этого вопроса?

— Дело не просто в трупах. — Солдат снова смотрел вперед. — Все крыло дворца зачищено, но мы не раз возвращались назад, шагая по трупам. Несущие Слово не торопятся в тронный зал. Они работают не так. Сначала они истребляют всех, кто остался во дворце, — зачищают комнату за комнатой, зал за залом. Это расправа. Это означает работать тщательно. Теперь ты понял?

Исхак кивнул, не зная, что еще сказать.

К звукам стрельбы добавился утробный вой моторизованных клинков. Сердце забилось быстрее. Вот оно: увидеть Астартес в бою. И надеяться, что его самого не пристрелят.

— Живее! — рыкнул сержант. — Оружие к бою.

Оружия у Исхака не было, но лицо его стало таким же суровым, как и у Замикова, а вместо ружья он взял на изготовку свой пиктер.

Когда они добрались до Несущих Слово, зрелище оказалось совсем не таким, как он ожидал. Во-первых, это было не отделение Астартес, а всего один Несущий Слово. И во-вторых, он был не один.

Пиктер щелкал и щелкал не переставая.

Они двигались так, словно были близнецами, единым орудием с единой целью. Никто никем не командовал, ни один не вырывался вперед и не отставал. Это не было соревнованием. Это был идеальный союз. Они остановились одновременно, закончив атаку, чтобы оценить обстановку. Город бился в судорогах эвакуации, хотя это вряд ли могло принести населению какую-то пользу, а воздух сотрясали завывания сирен, слышных даже во дворце. За каждым углом, на каждом пересечении коридоров стояли отряды защитников, вооруженные бронебойными ружьями, но их снаряды с громким треском отскакивали от доспехов Астартес, не причиняя никакого вреда.

В вокс-сети было тихо. Никто не просил о подкреплении, не требовал приказов. Монотонные песнопения, привычные для многих отделений Несущих Слово, в Гал Ворбак не практиковались. Сорок воинов, заброшенные в капсулах в четыре сектора королевского дворца, немедленно рассредоточились и начали резню, сопровождая ее приглушенным ворчанием. Перед воинами возникла еще одна баррикада, защищаемая десятками людей в роскошных белых с золотом одеяниях и вооруженных винтовками. Каждый выстрел сопровождался облачком дыма и звонким лязгом пули, высекающей искры и рикошетом отлетающей в сторону.

Два воина перешли на бег, разбивая подошвами каменный пол. Оба в одно мгновение взлетели на гребень баррикады, сооруженной из чего попало, приземлились одновременно и дали волю своей ярости. Порубленные тела защитников разлетались на части с такой скоростью, что было нереально уследить глазами.

Подобное единство было возможно только благодаря беспощадному знанию другого. Когда один пригибался, второй проводил верхний выпад. Их бой был подобен танцу, в котором каждый знал и предвидел все движения партнера, хотя все внимание обоих было сосредоточено на противнике.

Девятнадцать защитников баррикад быстро прекратили свое существование. Последний умер, будучи пронзен насквозь и обезглавлен одновременно двумя мечами.

С клинков и когтей обильно стекала кровь. Встав спиной к спине, воины окинули взглядом сцену бойни, за полсекунды распознали эухарцев, сопровождающих летописцев, и одновременно двинулись.

Аквилон побежал.

Аргел Тал покачнулся.

От изумления кустодий остановился. Обернувшись, он увидел, как Несущий Слово сделал еще один неуверенный шаг, а затем рухнул на колени среди поверженных им защитников дворца.

Аквилон раскрутил свой клинок, превратив его в щит, способный отвести в сторону любой выстрел. Его вокс не был подключен к сети легиона, и жизненные показатели Аргел Тала были недоступны кустодию. Но Аквилон не видел никаких признаков ранения. Лишь странные конвульсии.

— Ты ранен?

В ответ Аргел Тал только отрывисто вздохнул. Из решетки шлема вытекла черная жидкость — не такая густая, как масло, но гуще, чем кровь. Упав на камни, темные капли зашипели, словно кислота.

Аквилон, не переставая вращать клинок, остановился над коленопреклоненным Астартес. Куда бы он ни повернулся, в поле зрения не было никаких целей. Не было никакого убийцы, по крайней мере, он ничего не видел. Аквилон рискнул снова посмотреть вниз.

— Брат? Брат, что тебя мучит?

Аргел Тал вонзил когти в стену, опираясь на нее. На решетке шлема вздувались и опадали черные пузыри, посеребренные слюной.

— Ракаршшшк, — выпалил он в вокс.

Конвульсии постепенно прекращались, но Несущий Слово не торопился встать.

— Что тебя свалило?

— Хнх. Ничего. Ничего, — едва слышно прохрипел Аргел Тал. — Я… Скажи, что ты тоже это слышишь.

— Что слышу?

Аргел Тал не ответил. Вопль в его голове не утихал. Это был звук печали и гнева, но с каким-то странным привкусом наслаждения, — бессмысленная смесь несовместимых эмоций, соединенных в едином крике. И пока он продолжался, кровь с каждой секундой становилась горячее.

— Пора двигаться, — лязгая зубами, прорычал он Аквилону.

— Брат?

— Пойдем.

Торгал закричал в унисон с далеким воплем, повергая в панику стоявших перед ним защитников дворца. Вокруг него воины Гал Ворбак побросали оружие и вцепились руками в шлемы. Тронный зал огласился невыразимым страдальческим ревом вокса.

Ее психическое совершенство Шал Весс Налия IX смотрела на это неожиданное безумие сквозь пелену слез. До этого правительница Калиса корчилась на своем непомерно огромном троне — гора жира, прикрытая грудой пышных одеяний, — и во всеуслышание стонала и рыдала. Последние уцелевшие защитники — те, кто еще не сбежал, оставив ее погибать от рук захватчиков, — тоже были захвачены врасплох внезапным прекращением резни и криками воинов в красной броне.

Церемониальные клинки гвардии были бесполезны против брони Астартес, как были бесполезны и их бронебойные ружья. Вместо того чтобы броситься в атаку, защитники воспользовались мгновением передышки, чтобы отойти к трону ее психического совершенства.

— Ваше высочество, пора уходить, — обратился к ней капитан дворцовой гвардии.

Эти же самые слова он повторял на протяжении нескольких дней, но, если это не подействует сейчас, ему, по крайней мере, больше не придется и пытаться.

В ответ она разрыдалась. Все подбородки затряслись.

— Забудь про нее, — сказал кто-то из защитников. От громких криков захватчиков все лица вокруг были крайне напряжены. — Ревус, это наш последний шанс.

— Защищайте меня! — взвыла правительница. — Исполняйте свой долг! Убейте их всех!

Ревусу было уже пятьдесят два года, и он со всей преданностью служил отцу нынешнего психического совершенства — обаятельному и успешному правителю, любимому всем народом, чего так не хватало этой жирной паскуде, его дочери.

Но он не мог уйти. Точнее, не мог себе этого позволить.

Ревус повернулся и посмотрел на поверженных захватчиков, павших на колени и кричавших среди моря истерзанных тел. В этот момент он принял последнее в своей жизни решение. Он не побежит. Ему не подобает так поступать. Он будет защищать ленивую дочь своего господина ценой жизни и сломает клинок о броню врагов, напоследок выплюнув им в лица свое презрение.

— Бегите, псы! — бросил он своим людям. — Я умру, выполняя свой долг.

Половина стражников восприняла его слова как приказ и мгновенно разбежалась. Ревус увидел, как они исчезают в служебных проходах, и, несмотря ни на что, не смог осудить их за трусость.

Капитан дворцовой гвардии остался среди какофонии криков с восемью защитниками: все они были либо слишком горды, либо преданы своему долгу, и все были ветеранами, которым перевалило за сорок.

— Мы с тобой, — сказал один из них, повысив голос, чтобы перекричать вопли.

— Защищайте меня! — снова завыла отвратительная девка. — Вы должны меня оберегать!

Ревус прочитал короткую молитву с почтительными пожеланиями духу ее отца всех благ и пообещал скоро встретиться с ним в загробной жизни.

Захватчики уже поднялись. Крики перешли в стоны и ворчание. И они потянулись за оружием, которое валялось в лужах крови.

Ревус бросил клич «В атаку!» и сам выполнил свой призыв.

Он даже не надеялся убить хотя бы одного из захватчиков, зная, что это не в его силах. Он лишь стремился сломать лезвие о красную броню — нанести единственный удар, чего не смогли сделать многие из погибших защитников.

Он с криком рванулся вперед, но уже через мгновение рухнул на пол. Он даже не почувствовал боли, только мгновение слабости, и ноги вдруг выскочили из-под тела, а над ним нависла громада красного воина. Его клинок остался целым. В последнем желании Ревусу было отказано.

Захватчик наступил на грудь умирающего человека, переломав все кости и раздавив внутренние органы. Капитан дворцовой гвардии Ревус умер, так и не узнав, что его ноги и нижняя часть туловища после первого удара красного воина отлетели метра на три в сторону.

Торгал убил последнего из преданных защитников и первым из Гал Ворбак добрался до трона. Едкая слюна все еще обжигала гортань, но конечности обрели былую силу и снова ему повиновались. Вокс лихорадило от сообщений остальных отрядов, переживших такие же приступы боли и раскаты смеха в мозгу.

— Убирайтесь из моего мира! — орала на него со своего трона ее психическое совершенство.

Торгал выдернул ее с сиденья, схватив за толстую шею. Вес оказался значительным даже для доспеха Астартес. Он почувствовал, как под напряжением активировались гиросистемы в плечевом и локтевом суставах.

Рядом с ним Селфарис надевал шлем после того, как сплюнул черный сгусток на один из трупов.

— Да убей ты эту свинью. Нам пора возвращаться на орбиту. Что-то случилось.

Торгал покачал головой:

— Ничего не случилось. — Он изо всех сил старался не обращать внимания на протестующие вопли женщины. — Но надо бы связаться с капелланом. Если это назначенный час, мы должны…

— Что? — Селфарис едва не рассмеялся. — Что мы должны сделать? Я слышу, как в моем черепе хохочет демон, а кровь так раскаляется, что вот-вот расплавит кости. У нас нет плана на этот случай. Никто из нас на самом деле не верил, что этот час настанет.

— Убирайтесь из моего мира! — опять заорала правительница. — Оставьте нас в покое!

Торгал презрительно усмехнулся за лицевым щитком, чувствуя отвратительный рыбный запах чужой потной кожи. Какой ужасный случай в прошлом этого мира привел к подобному отклонению? Что могло вызвать необходимость такого осквернения — порчи человеческого генома генами ксеносов? Эти люди не были ни более сильными, ни просвещенными, ни более развитыми, чем любая другая человеческая цивилизация. По правде говоря, они даже казались более отсталыми.

— Зачем вы это с собой сделали? — спросил Астартес.

— Убирайтесь из моего мира! Убирайтесь!

Он отшвырнул ее в сторону. Мясистая груда рухнула на пол, и перелом шеи положил конец династии.

— Сжечь все! — приказал Торгал. — Сжечь все и вызвать «Громовые ястребы». Наступил назначенный час. Я доложу Алому Повелителю.

Алый Повелитель осмотрел двор. Пусто. Ничего, кроме приземлившегося десантного катера.

Он опустил когти.

Торгал отрапортовал об уничтожении монархини почти час назад, но энтузиазм Аргел Тала угас задолго до этого донесения. В его голове еще звучало эхо молчаливого вопля, и он остался стоять в тени своего «Громового ястреба» под названием «Восходящее солнце», не принимая участия в заключительной бойне внутри дворца. Воины Гал Ворбак огнеметами и зажигательными гранатами уничтожали все следы королевской жизни, очищая дворец с колоннами изнутри.

Многие по воксу задавали друг другу вопросы, заполняя канал связи гудением удивленных и агрессивных голосов. Отвратительно часто повторялись слова «назначенный час». В воинах вскипела кровь, им казалось, что они слышали призыв богов.

Аквилон не отставал от него, что было вполне ожидаемо, но совершенно не нужно. Четверо Кустодес сражались среди Несущих Слово при штурме дворца. Они наверняка все видели, и это очень скоро может вызвать проблемы.

Аргел Тал смотрел на человека, которого ему вскоре прикажут убить, и спрашивал себя, хватит ли у него на это физических и моральных сил.

— Мне нечего тебе ответить, — сказал ему Аргел Тал. — Я не знаю, что произошло. Мной овладела мгновенная слабость. Я ее одолел. Вот и все.

Из динамика шлема кустодия послышался вздох.

— А сейчас с тобой все в порядке?

— Да, силы быстро восстановились. До сих пор таких приступов слабости не было.

— Мои люди сообщают о точно таких же случаях, — сказал кустодий. — Многие из Гал Ворбак упали, словно пораженные невидимой рукой, и в тот же момент, когда пострадал и ты. — Аквилон в знак дружеского расположения снял шлем, но его жест остался без ответа. — Мы не обнаружили никакого вражеского оружия, способного произвести такой эффект.

Он смог выдержать взгляд Аквилона только благодаря прикрывающим глаза линзам.

— Брат, если бы я знал, что на меня подействовало, — сказал Аргел Тал, — я бы тебе сообщил.

— Придется рассматривать это как ранее неизвестный дефект геносемени вашего легиона.

Невнятное ворчание Аргел Тала можно было расценить и как согласие, и как возражение.

— Ты меня понимаешь, — продолжал кустодий. — Я должен немедленно сообщить об этом Императору, возлюбленному всеми.

Под лицевым щитком Аргел Тала изо рта снова потекла кровь.

— Да, — ответил он, облизывая губы. — Конечно, ты должен сообщить.

В первый момент он решил, что вопль возобновился. И только после нескольких секунд раскатистого завывания он снова повернулся к стенам королевского дворца.

— Ты слышишь? — спросил он.

На этот раз Аквилон кивнул:

— Да, слышу.

Когда раздался вой сирены, почти все Несущие Слово запросили информацию о ее источнике. Колхидские руны, мерцавшие на сотнях ретинальных дисплеев, сообщали отрывистые разрозненные данные, но они не имели никакого смысла.

Даже воины в красных доспехах Гал Ворбак, продолжавшие очищение огнем, засомневались и послали запрос на орбиту, требуя подтверждения и объяснений.

Во дворе Аргел Тал и Аквилон поднялись на борт «Восходящего солнца» и приказали всем воинам без промедления возвращаться к своим десантным капсулам. Дворец ее психического совершенства больше не имел значения. Вся операция по приведению к Согласию уже утратила смысл.

«Все Несущие Слово, все Кустодес, все подразделения Имперской Армии Тысяча триста первой экспедиционной флотилии, слушайте это обращение. Говорит Аргел Тал, магистр Зубчатого Солнца. На „Де Профундис“ поступил сигнал с самой Терры, отмеченный печатью Императора. Система Исстваан охвачена мятежом, во главе восстания четыре наших собственных легиона. Возникло множество слухов, но фактов мало. Говорят, что Воитель нарушил скрепленные кровью клятвы верности Тронному Миру. Правда это или ложь, мы не начнем войну, ослепленные неведением. Но мы откликнемся на призыв примарха, поскольку Лоргар требует нашего ответа.

Сворачивайте боевые действия на поверхности и возвращайтесь к своим кораблям. Немедленно поднимайтесь на орбиту. Нам приказано лететь к Исстваану, и мы повинуемся, поскольку рождены для повиновения. Несущие Слово проникнут в сердце этого предательства и вырвут оттуда истину. Офицеры, займите свои посты. Воины, выполняйте свой долг.

Пока это все».

Аквилон стоял рядом с Алым Повелителем в пассажирском отсеке десантного катера.

— Я ни на секунду не могу в это поверить. Хорус? Предатель? — Кустодий провел пальцами по плоскости своего клинка. — Это невероятно.

— Ты слушал послание, так же как и я. — Аргел Тал моргнул на рунический символ дисплея своего визора, открывая вокс-канал Гал Ворбак. — Подтвердите безопасность связи.

Вторая руна появилась рядом с первой и утвердительно замигала.

— Говорит Аргел Тал. — Теперь он обращался только к своим ближайшим братьям. — Нас призывает Аврелиан.

В ответ раздался голос, не имевший никакого отношения к воксу. Он звучал в его мозгу и казался мучительно знакомым.

Они уже знают. Они чувствуют это.

«Мне знаком этот голос», — подумал он.

Конечно знаком. Это наш собственный голос. Мы Аргел Тал.

 

Глава 23

ИЗМЕННИКИ

ОДЕРЖИМОСТЬ

ВЫБОР

Астропат кивнул.

Аквилон был настолько ошеломлен, что даже не ощутил ярости.

— Измена, — произнес он. — Как это могло случиться?

Астропат по имени Картик, даже выпрямившись во весь рост, представлял собой ничем не примечательное низенькое существо, а преклонный возраст только усугублял это впечатление, и привычка сутулиться придавала ему сходство с ожидающим нападения зверьком. Возраст псайкера приближался к семидесяти, его лицо избороздили морщины, и даже в молодости он вряд ли отличался особой ловкостью. Теперь он был стар. И это сказывалось на всем его облике и в манере двигаться.

На уродливом лице, сформированном жестокими генами, в глубоких глазницах под полуопущенными веками мерцали неожиданно красивые глаза. Один из летописцев, однажды увидев его, утверждал, что либо отец, либо мать Картика, а может, и оба родителя наверняка происходили из семейства грызунов.

Он никогда не умел отвечать на насмешки, всегда уклонялся от словесных баталий. Когда-то он попытался завязать дружбу с недавно прибывшими гражданскими служащими, и сознавал, что одиночество заставит его повторить попытку, но пока намеревался оставить все как есть.

Должность личного астропата при «Оккули Император» принесла его семье на Терре скромный достаток, но ему самому, согласно условиям договора, не дала ничего, кроме одинокой и унылой ссылки. Таковы были жертвы, приносимые в те дни и в ту эпоху. Уверенный в благосостоянии своей семьи, он был твердо намерен выполнять свой долг перед Императором.

Раз или два в поисках историй и фактов для работы к нему приходили летописцы, желавшие воспользоваться его положением в собственных целях. В их глазах Картик видел неприкрытое честолюбие и полное отсутствие интереса к нему самому, а потому сделал все, чтобы его оставили в покое. По правде говоря, он привык к одиночеству. Он не хотел чувствовать себя использованным только ради того, чтобы его прервать.

— Я это подтверждаю, — сказал Картик. Его речь, как и глаза, была так же неожиданно приятна. И никто, кроме самого Картика, не знал, что он обладает еще и удивительной способностью к пению. — Высокий господин, в последние дни эфир стал удивительно прозрачным, и послание с Терры дошло без каких бы то ни было искажений. В нем говорится об измене.

Аквилон посмотрел на остальных, собравшихся вместе с ним в комнате Картика. Калхин, самый младший из всех, он получил на службе Императору всего девять имен. Ниралл, чей нагрудник украшен двадцатью выгравированными именами, и непревзойденный мастер в обращении с алебардой. Ситран, все еще соблюдающий обет молчания, принесенный у стен Императорского Дворца, на вершине одной из немногих сохранившихся гор в Гималаях. Он расценил это назначение как ссылку и поклялся, что не проронит ни слова, пока через семь лет не вернется на Терру по окончании пятидесятилетнего срока службы.

— Четыре легиона, — заговорил Калхин. — Целых четыре легиона предали Императора.

— И под предводительством Воителя, — негромко добавил Картик. — Любимого сына Императора.

Ниралл насмешливо и презрительно фыркнул:

— Это мы любимые сыновья Императора, говорящий с варпом.

Аквилон пропустил старинный спор мимо ушей.

— Аргел Тал заверил меня, что мы достигнем Исстваана через тридцать девять дней. По прибытии братство Зубчатого Солнца присоединится к легиону вместе со всеми остальными Несущими Слово. Ни армия, ни Механикум, ни какие-либо иные силы не будут принимать участия в атаке. Это касается и нас тоже. Вероятно, Астартес считают этот конфликт своим внутренним делом. Они хотят, чтобы мы взяли на себя командование четырьмя небольшими кораблями и помогли им в охране внешних границ. Я согласился.

Остальные повернулись к Аквилону. Почти все кивнули, соглашаясь с предложенной ролью, но их беспокойство не улеглось.

— Тридцать девять дней? — переспросил Ниралл.

— Да.

— Это невероятно быстро, — заметил Калхин. — Мы потратили годы, пробиваясь сквозь вздувшиеся потоки и приводя к Согласию захолустные миры, и вдруг навигаторы докладывают о свободных переходах как раз к тому месту, куда нам надо добраться. Расстояние в четверть всей Галактики? Это путешествие должно было занять лет десять.

— Варп прояснился, — повторил Картик.

— Даже при благоприятных условиях это все равно путь, требующий нескольких месяцев.

Аквилон перевел взгляд на Картика, и все остальные, один за другим, сделали то же самое.

— Да, «Оккули Император»? — спросил тот.

— Сообщи Сигиллиту, что мы ждем его приказов. Астартес противятся участию посторонних сил в предстоящем сражении, но мы все же остаемся во флотилии Несущих Слово, командуя четырьмя кораблями.

— Как прикажешь, — привычно ответил Картик.

Ему предстоит долгая ночь. Срочное послание придется проталкивать весь длинный путь до самой Терры, а потом поддерживать контакт с астропатом в далеком домашнем мире, чтобы получить ответ.

— Все будет сделано.

Не говоря больше ни слова, Кустодес покинули комнату.

Аргел Тал дрожал от холода в своем доспехе, несмотря на жару. Ледяной пот смачивал кожу, и внутренние слои брони не сразу успевали впитывать его, перерабатывать и снова направлять в его тело.

Скрип тяжелого керамита о стальное покрытие палубы ритмично повторялся при каждом ударе сердца. Он пытался встать несчетное число раз. Каждая попытка заканчивалась очередным падением на пол комнаты для медитаций, оставляя новые вмятины в покрытии и царапины на краске доспеха.

Открытый канал связи с остальными членами Гал Ворбак доносил до него проклятия и неразборчивое бормотание, но он не мог вспомнить ни когда включил вокс, ни как его выключить. Они страдали так же, как и он. Большинство воинов были даже не в состоянии говорить — вместо слов их голоса воспроизводили отрывистое сдавленное рычание.

Раздался входной сигнал.

Аргел Тал глухо заворчал и лишь через несколько секунд сумел сформировать единственное слово:

— Кто?

— Это Аквилон, — прошипел динамик на стене.

Несущий Слово перевел слезящийся взгляд на ретинальный хронометр, глядя на перескакивающие цифры. Он о чем-то забыл. О каком-то… событии. Мысли путались. Между ноющими зубами просачивались струйки слюны.

— Да?

— Ты не пришел на нашу тренировку.

Да, вот оно что. Их тренировка.

— Извини. Медитирую.

— Аргел Тал?

— Медитирую.

— Хорошо, — раздался голос после недолгой паузы. — Я вернусь позже.

Аргел Тал дрожа лежал на палубе и шептал мантры на коренном колхидском наречии, лишенном терранских и готических заимствований.

В какой-то момент, окутанный пеленой боли, он выхватил боевой нож. Стараясь избавиться от жара в крови, он дрожащей рукой рассек рукавицу вместе с ладонью. Из раны вытекла жидкость, похожая на кипящее масло; она бурлила и пузырилась и с шипением растекалась по полу.

Рана закрылась, словно исчезающая улыбка. Даже прореха в рукавице затянулась, оставив на поверхности отвратительный органический рубец.

Прошел еще час, и он, собравшись с силами, сумел встать на ноги и подавить дрожь. В воксе раздавались смех и рыдания воинов, проявлявших эмоции, совершенно не свойственные Астартес.

— Ксафен.

Чтобы ответить, капеллану потребовалось несколько секунд:

— Брат.

— Мы должны… скрыть это от Кустодес. Распространи информацию. Все члены Гал Ворбак уединяются для медитаций. Покаяния. Размышления, пока мы летим к Исстваану.

— Мы можем их просто убить. — Капеллан не говорил, а отрывисто лаял. — Убить прямо сейчас. Час настал.

— Они умрут. — Аргел Тал проглотил сгусток кислоты. — Когда скажет примарх. Распространи по кораблю известие. Гал Ворбак совершают покаяние и отказываются от внешних контактов.

— Как прикажешь.

Фоном их разговору служили стенания и вопли братьев. Глухие удары, передаваемые воксом, говорили о кулаках и головах, бьющихся в стены. Ему стало трудно дышать. Надо снять удушающий шлем; даже теплый восстановленный воздух корабля лучше, чем запах углей и пепла, от которого он задыхался.

Пальбы нажали на клапаны замков у ворота, но с каждым рывком дергалась и голова. Шлем не желал сниматься. Липкий пот приклеил его к лицу.

Аргел Тал подошел к выходу и нажал кнопку на панели замка. Дождавшись открытия двери, Алый Повелитель, пошатываясь, бросился бегом по коридорам к единственному убежищу, на котором мог сконцентрироваться его сбитый с толку разум.

— Войди! — крикнула она.

Первое, что она услышала, было рычание сервоузлов доспеха и тяжелые удары ботинок Астартес. Она открыла рот, чтобы заговорить, но запах лишил ее дара речи. Агрессивно-сильный, насыщенный химический запах расплавленного металла с примесью дыма тлеющих углей.

Неравномерные шаги раздались в ее комнате и внезапно закончились грохотом керамита о металл, от которого вздрогнула ее кровать. Сразу после грохота дверь закрылась. Она села на край постели и обратила невидящий взгляд в ту сторону, где, судя по шуму, упал Астартес.

— Кирена, — произнес воин.

Несмотря на крайнее напряжение в голосе, она мгновенно узнала его.

Не говоря ни слова, она соскользнула с кровати и ощупью направилась к тому месту, где он упал. Рука наткнулась на гладкую броню на голени и потрепанный свиток с обетами. Получив ориентир, она осторожно двигалась дальше, пока не уселась возле плеч воина, и положила тяжелый шлем себе на колени.

— Твой шлем не снимается, — сказала она.

Теперь это было его лицо — раскосые линзы-глаза и оскаленная маска из керамита. Он ничего не ответил.

— Я… я вызову апотекария.

— Надо спрятаться. Запри дверь.

Входной замок выполнил ее голосовую команду.

— Что случилось? — Она не скрывала своего беспокойства и нарастающего ужаса. — Это то, о чем говорил Ксафен? Это… назначенный час?

Значит, капеллан ей все уже рассказал. Он знал, что глупо этому удивляться, — Ксафен всегда делился своими мыслями с Блаженной Леди, используя ее как еще один инструмент для распространения новой веры в легионе и среди слуг. Прежде чем ответить, Аргел Тал сморгнул с глаз едкий пот. Целеуказатель воспроизвел перед его глазами контур лица Кирены, и он прогнал изображение, скрипнув зубами от напряжения.

— Да. Изменение. Назначенный час.

— Что произойдет?

Тревога в ее голосе нектаром ласкала его слух. Аргел Тал не понимал почему, но чувствовал себя сильнее, прислушиваясь к ее прерывистому дыханию… к ускорившемуся биению сердца… к согретому страхом голосу. Слезы падали на его лицевой щиток, и даже от этого его мышцы наливались новой силой.

Мы питаемся ее жалостью, возникла в голове неожиданная мысль.

— Ты умираешь? — спросила она сквозь слезы.

— Да. — Его собственный ответ вызвал шок, поскольку он этого не ожидал, но все же понял, что это правда, в тот самый момент, когда ответил. — Думаю, что умираю.

— Что я должна сделать? Пожалуйста, скажи.

Он ощущал кончики ее пальцев на забрале шлема, несущие прохладу и немного успокаивающие боль. Как будто ее холодные пальцы касались прямо его воспаленной кожи.

— Кирена, — проворчал он не своим голосом. — Таков план примарха.

— Я знаю. Ты не умрешь. Лоргар этого не допустит.

— Лоргар. Поступает. Так, как должен поступить.

Он чувствовал, что его голос слабеет, а сам он выскальзывает из реальности, словно погружаясь в наркотический сон. Мысли, пробуждая звенящее эхо, разделились на две неконтролируемые части.

Он видел ее, видел закрытые глаза, из которых еще сочились слезы, каштановые локоны, спадающие на лицо. Но он видел не только это — биение пульса на виске, где под тонкой, слишком человеческой кожей подрагивала вена. Слабое, прерывистое биение ее сердца, перекачивающего в ее хрупком теле жидкую жизнь. Запах ее души, с каждым мгновением рвущейся наружу всю ее жизнь, выходящей с дыханием, пока она не перестанет дышать. Она пахнет жизнью и уязвимостью.

Все это каким-то образом разожгло в нем желание, похожее на жажду битвы, на голод, но сильнее их обоих, настолько яростное, что причиняло боль. Ее кровь будет пощипывать язык и петь в пищеварительном тракте. Ее глаза станут сладкими жевательными шариками, увлажняющими рот. Он сломает ее зубы и будет перекатывать во рту осколки, а потом вырвет ее язык из окровавленных губ и проглотит эту полоску живой плоти целиком. А потом, лишившись языка, она будет стонать и захлебываться, пока не истечет кровью и не умрет перед ним.

Она добыча. Человек. Смертный. Она умирает каждую минуту, и ее дух обречен плавать в Океане Душ, пока его не проглотит один из нерожденных.

И кроме этого, она — Кирена. Блаженная Леди. Единственное существо, к которому он пришел в самую страшную минуту своей жизни, когда его тело сломалось, а вместе с ним сломалась и его вера.

Ее уничтожение принесет радость. Ее жалость поддержит его, даже обогатит.

Но он не причинит ей зла. Он может, но не сделает этого. Ярость, появившаяся ниоткуда, перед осознанием этого мгновенно испарилась. Он не станет рабом своих диких желаний, какими бы сильными они ни были.

Он никогда не предаст своих братьев и не свернет с пути, указанного Лоргаром. Всегда существует выбор, и он предпочтет страдать, как предопределено его примархом, выдержит все изменения, чтобы другим не пришлось их терпеть. Человечество выживет благодаря силе немногих избранных.

— Аргел Тал?

Она произнесла это имя со странной нежностью, как произносила его всегда.

— Да. Мы Аргел Тал.

— Что происходит?

Он сумел ободряюще улыбнуться. Улыбка расколола керамит шлема, и лицевой щиток улыбнулся вместе с ним. Она не могла увидеть злобно ухмыляющуюся демоническую физиономию.

— Ничего. Просто изменение. Присмотри за мной, Кирена. Спрячь от Аквилона. Я могу себя контролировать. Я не причиню тебе зла.

Он поднял руку и затуманенным взглядом смотрел, как все грани становятся расплывчатыми и неясными. На глаза попалась когтистая лапа — человеческая рука, облаченная в потрескавшийся алый керамит, черные когти с невероятной нежностью поглаживали волосы женщины. Некоторое время он просто наблюдал, как его новые когти притягивают скудный свет слабо освещенной комнаты. Металл брони стал керамитовой кожей, а когти рукавиц — его собственными когтями.

— У тебя изменился голос, — сказала она.

Его зрение сфокусировалось, все очертания обрели былую четкость. Лапа стала обычной рукавицей, а рука такой же человеческой, как всегда.

— Не беспокойся, — сказал Аргел Тал. — Так или иначе, скоро все закончится.

Гал Ворбак недолго оставались в уединении. Большинство воинов покинули свои запертые комнаты спустя несколько ночей. Ксафен вышел первым и, казалось, нисколько не изменился, хотя никогда больше не появлялся на палубах корабля без шлема. И в проволочной курильнице, установленной на заплечной силовой установке, всегда горел огонек, оставлявший за капелланом запах угля и пепла. Все свое время он посвятил посещению братьев по Гал Ворбак в их комнатах для медитаций, но больше никого туда не допускал. Аргел Тал покинул комнату Кирены после трех ночей. Как и ожидал Несущий Слово, Аквилона он обнаружил в зале для тренировочных боев.

— Я так и знал, что ты здесь, — сказал он.

Кустодес отступили друг от друга: Аквилон вел поединок с Ситраном, оба воина держали в руках активированное оружие, и оба были в полном боевом облачении, включая увенчанные плюмажами шлемы.

Ситран деактивировал свою алебарду, и клинок отозвался щелчком прерванного потока энергии. Аквилон опустил оружие, но оставил его включенным.

— Твоя медитация затянулась, — заметил он, встречая Аргел Тала взглядом рубиновых линз.

— Брат, неужели я слышу подозрение в твоем голосе? — Аргел Тал усмехнулся под щитком шлема. — У меня было много поводов для размышлений. Ситран, не одолжишь ли ты мне свою алебарду? Я хочу сразиться.

Ситран, не говоря ни слова, повернулся к Аквилону, и вместо него ответил «Оккули Император»:

— Наше оружие настроено на генетический код. В твоих руках оно не активируется. Кроме того, позволить кому-то другому прикоснуться к оружию, врученному нам лично Императором, считается для нас тяжким прегрешением.

— Хорошо. Я не хотел никого оскорбить. — Аргел Тал прошел к оружейной стойке и пристегнул к своим перчаткам пару древних, изрядно побитых силовых когтей. — Начнем?

Шлем Аквилона слегка наклонился.

— С включенным оружием?

— Duellem Extremis, — подтвердил Аргел Тал и сжал кулаки, чтобы активировать силовое поле вокруг длинных когтей.

Ситран вышел из тренировочной камеры, заперев внутри своего командира и Алого Повелителя. Он сотни раз наблюдал за поединками Аргел Тала и Аквилона и, согласно тщательным подсчетам, ожидал поражения Несущего Слово через шестьдесят или восемьдесят секунд.

Прозвучал сигнал к началу поединка. За пять секунд клинки зазвенели одиннадцать раз, и на этом схватка закончилась.

— Еще раз? — спросил Астартес.

Он услышал взволнованный вздох Ситрана. Аквилон ничего не сказал.

— Что-нибудь не так? — поинтересовался Аргел Тал.

С когтями на рукавицах он не мог предложить руку Аквилону, чтобы помочь ему подняться с пола.

— Нет. Все в порядке. Просто я не ожидал, что ты будешь атаковать.

Кустодий встал на ноги, и узлы его брони загудели, напрягая искусственные мускулы, связки и сухожилия.

— Повторим?

Аквилон поднял свой длинный клинок:

— Повторим.

Оба воина бросились навстречу друг другу, и каждый удар сопровождался вспышкой сталкивающихся противоположных полей. В каждую секунду клинки успевали соприкоснуться не меньше трех раз и тут же отскочить назад. Всего спустя несколько мгновений потревоженные электрические поля насытили воздух запахом озона.

На этот раз силы воинов были примерно равны. Аргел Тал учитывал не только мощь своих когтей, но и возможные движения противника и предоставляемые ими возможности. Это всегда позволяло ему оказывать сопротивление превосходящему противнику, такому как Аквилон. А теперь он использовал свой природный дар с ловкостью, не уступавшей ловкости кустодия, и Аквилон впервые за всю историю их поединков был вынужден отчаянно защищаться.

Он заметил изъян в неожиданных выпадах Несущего Слово — оттенок грубости, намек на утрату баланса — и нанес ответный удар, как только представилась возможность. Его клинок плашмя ударил в нагрудник Аргел Тала и отбросил магистра назад. Закованный в алую броню воин еще не успел коснуться палубы, а на губах Аквилона уже заиграла улыбка.

— Вот так. Баланс восстановлен, и ты там, где тебе и надлежит быть, — на полу.

— Я тебя почти одолел.

— У тебя не было ни единого шанса, — возразил кустодий, не совсем уверенный в правоте своих слов. — Но ты изменился брат. Стал более энергичным. Более возбужденным.

— Я и чувствую себя иначе. А теперь извини — мне необходимо кое-что сделать.

— Как скажешь, — ответил кустодий.

Аквилон и Ситран проводили взглядами уходящего Астартес.

Аквилон нарушил установившуюся тишину.

— Что-то переменилось, — произнес он.

Ситран, верный обету молчания, только кивнул.

 

Глава 24

ИССТВААН V

ИЗМЕННИКИ

ОДЕТЫЕ ПОЛНОЧЬЮ

Исстваан — ничем не примечательное солнце, расположенное вдали от Терры, драгоценного Тронного Мира Империума.

Третья планета системы, находящаяся на благоприятном расстоянии от светила, что обеспечивало условия для жизни людей, яростью Хоруса Луперкаля была обращена в зараженную вирусами массовую могилу. От населения не осталось ничего, кроме отравленного пепла, рассеянного над безжизненными континентами, а развалины городов чернели пятнами обгоревшего камня. Всего за один день цивилизация канула в небытие. После проведенной флотилией Воителя орбитальной бомбардировки зажигательными снарядами и торпедами, насыщенными вирусами, весь мир обратился в ничто.

Теперь Исстваан III безмолвно двигался по своей орбите, почти величественный в своем абсолютном опустошении. Он стал покрытым шрамами надгробным памятником погибшей империи.

Пятая планета системы отличалась более холодным климатом, подходившим только самым стойким и генетически закаленным формам жизни. В ее небесах постоянно бушевали шторма, поверхность была покрыта тундрой, и ничто в этом мире не обещало легкой жизни тому, кто осмелился бы ступить на ее землю.

Вокруг Исстваана V кружил один из величайших флотов, когда-либо собиравшихся в истории человечества. Это было, без сомнения, самое впечатляющее соединение кораблей Астартес — разведчики, крейсеры, эсминцы и флагманы семи полных легионов. Матово-черные суда Гвардии Ворона сливались с бездной вокруг своего флагмана — огромной, обтекаемой и грозной «Тени Императора». Плотным строем встали на орбите покрытые зеленой броней военные суда Саламандр вокруг корабля своего примарха — огромного «Рожденного в пламени», чей корпус и бастионы украшали злобно ухмыляющиеся горгульи из полированной бронзы, похожие на драконов.

Флот меньшего размера остался на высокой орбите. В его состав в основном входили небольшие сторожевые корабли, окружившие громоздкий линкор «Феррум», свидетельствующий о присутствии Железных Рук. Все корабли обладали более массивной броней, и их черные корпуса мерцали отделкой и оружейной стали, и полированного серебра. Железные Руки прислали свои лучшие роты, а основная флотилия легиона еще находилась в пути.

Кораблей противника не было видно и следа. Суда Гвардии Смерти, Детей Императора, Пожирателей Миров и архипредателя Хоруса бесследно исчезли, скрылись от глаз имперцев и возмездия Императора.

Со сверхъестественной согласованностью сотни кораблей со всех концов звездной системы приблизились к планете. Закованные в броню полуночно-синего неба военные корабли авангарда несли на себе бронзовые черепа и скульптурные украшения легиона Повелителей Ночи. Железные Воины шли рядом со своими братьями, их корабли-бастионы из композитного металла и тусклого керамита почти не отражали свет звезд. Суда легиона Альфа держались на периферии огромного флота, их синие как море корабли в честь рептилии, выбранной их символом, были разрисованы под стилизованную чешую. Из своих гнезд вдоль бортов кораблей на космос скалились выпуклые чеканные гидры.

В центре приближающейся армады, превосходя численностью все братские легионы, шел гранитно-серый боевой флот Несущих Слово. Флагман Семнадцатого легиона, «Фиделитас Лекс», прокладывал путь к планете впереди всех, и его мощные двигатели вибрировали на малых оборотах, сохраняя вектор сближения с миром.

Выход из варпа такого количества кораблей в одно и то же время должен был повлечь за собой бурю сталкивающихся корпусов и тучи обломков, тем не менее армада двигалась с умопомрачительным спокойствием, между кораблями соблюдалась безопасная дистанция, и пустотные щиты ни разу не заискрили от соприкосновения.

С точностью, потребовавшей бесконечных вычислений, суда семи легионов повисли в небе над Исствааном V. Между тяжелыми крейсерами заметались катера и шаттлы, а на палубах всех военных кораблей началась подготовка к беспрецедентной, уникальной высадке на планету.

Хорус, мятежный сын Императора, строил на поверхности оборонительные укрепления. Империум Человечества послал семь легионов, чтобы уничтожить сбившегося с пути потомка, не зная, что четыре из них уже отказались от своих клятв Тронному Миру.

«Погребок» был переполнен летописцами и солдатами, свободными от дежурств и покинувшими служебные палубы. Исхак протолкался к стойке, заработав массу раздраженных окриков и угрожающих восклицаний, которые, как он знал, никогда не перерастут в настоящую стычку. Он заказал пластиковый стаканчик (в «Погребке» избегали любых затрат) чего-нибудь свежеприготовленного, хоть машинного масла, если только оно не прикончит его на месте. В уплату он бросил на деревянную, покрытую пятнами стойку бара несколько медяков, и после этого его карманы окончательно опустели.

Все разговоры вокруг него велись на одну и ту же тему. Высадка на поверхность. Измена. Хорус, Хорус, Хорус. Но больше всего его заинтересовал тон, преобладающий в обсуждениях. «Император покинул Великий Крестовый Поход». «Хорус был предан своим отцом». «Восстание оправданно». Эти фразы повторялись снова и снова уже больше месяца, все время, пока флотилия была в варпе.

Исхак тронул за плечо одного из выпивающих. Человек обернулся, продемонстрировав занимательную географию шрамов, покрывавших лицо. Он был в форме эухарцев и с пристегнутой к поясу пистолетной кобурой.

— Скажи-ка, почему ты считаешь, что все это оправданно? — заговорил Исхак. — По мне, так это обычное предательство.

Эухарский пехотинец ухмыльнулся и отвернулся к своим приятелям. Исхак снова похлопал его по плечу:

— Нет, правда, мне интересно, как ты на это смотришь.

— Отвали, парень.

— Просто ответь на вопрос, — с улыбкой настаивал Исхак.

Ухмылка эухарца могла бы показаться угрожающей, если бы не застрявшие в зубах остатки недавнего ужина.

— Воитель покорил половину Галактики, верно? А Император уже полстолетия прячется на Терре.

Исхак решил, что это типично солдатская логика. В то время как один человек занимается неизмеримо сложным управлением межзвездной империей, его уважают гораздо меньше, чем того, кто ведет войну самыми простыми и агрессивными методами, всегда имея тактическое, численное и материальное преимущество.

— Позволь мне прояснить этот вопрос. — Исхак изобразил задумчивость. — Ты восхищаешься человеком, у которого имеется достаточно большая армия, исключающая всякую возможность поражения в войне, но обвиняешь того, кто осуществил основной замысел и на самом деле управляет Империумом?

Эухарец ответил на вопрос летописца еще одной усмешкой и повернулся к нему спиной. На какой-то момент имажист задумался, не пропустил ли он во всем этом что-то самое главное. Несущие Слово прибыли сюда по приказу Императора, чтобы положить конец мятежу Хоруса. И вдруг люди из обслуживающего персонала и экипажа практически единогласно одобряют действия Хоруса.

Он отхлебнул напиток и тотчас пожалел об этом.

— Великолепно, — сказал он девушке за стойкой бара.

Разговор вокруг него продолжался, и Исхак позволил ему впитываться в мозг, как делал много вечеров подряд, предпочитая слушать и не говорить, подслушивать и не стыдиться этого. Он был пассивным собирателем общественного мнения. Так намного легче избежать потасовок: с тех пор как «Погребок» стал местом солдатских сборищ, тут не обходилось без драк.

— Несущие Слово не станут нападать на Хоруса, — послышался непоколебимо уверенный голос.

— Это не война. Они собрались для переговоров.

— Будет война, если переговоры сорвутся.

— Император — это пережиток Объединительных войн. Теперь от правителей Империума требуется нечто большее.

— Хорус не совершил никакого преступления. Император испугался и потому так резко реагирует.

— До сражения дело не дойдет. Лоргар этого не допустит.

— Неужели Император не покинет Терру, чтобы с этим разобраться?

— Да какое ему дело до Империума?

— Я слышал, Хорус собирается вести других примархов на Терру.

Исхак оставил недопитый стакан и направился в свою каюту на жилой палубе для гражданских лиц. Он пытался убедить себя, что с него хватит дрянных напитков и подстрекательских разговоров, но истина была намного прозаичнее. У него не осталось денег.

На полпути к своей спальне он решил изменить курс. Если сидеть и скучать в своей комнате, ничего не достигнешь. Даже не имея денег на приличную выпивку, можно заняться тем, чем он занимался в первые ночи после того, как попал во флотилию легиона. Это его долг, о котором он — к добру или к худу — в последние недели совсем забыл. Его бесконечные попытки добиться встречи с одним из представителей Гал Ворбак каждый раз безоговорочно отклонялись. Уединение алых воинов оказалось нерушимым, и поговаривали, что доступ в комнаты для медитаций закрыт даже Кустодес. Бесконечные отказы и отсутствие сражений умерили честолюбивый пыл летописца, но если больше нечем заняться, пора снова вернуться в игру.

Исхак проверил заряд энергетической батареи пиктера и отправился на поиски того, что принесет ему известность.

Их ждал примарх.

Когда они вышли из «Восходящего солнца» на главную ангарную палубу «Фиделитас Лекс», Лоргар уже стоял там, в полном боевом облачении и с массивным крозиусом Иллюминариум в серых кулаках. По обе стороны от него в гранитно-серой броне с гравировками из Слова стояли Кор Фаэрон и Эреб. Позади впечатляющим приветствием выстроилась вся Первая рота в громоздких терминаторских доспехах, с двуствольными болтерами и длинными клинками в убийственных кулаках.

К обычному доброжелательному выражению лица Лоргара при появлении на палубе тридцати семи алых воинов добавилась еще и теплая улыбка. Все они, как один, опустились на колени перед своим верховным повелителем.

Лоргар жестом приказал им подняться.

— Неужели ваша память так коротка? Мои Гал Ворбак не должны преклонять передо мной колени.

Аргел Тал поднялся первым и успел увидеть на старческом лице Кор Фаэрона тень недовольства. Он рыкнул на Первого капитана, оскалив зубы, и из перчатки высунулись когти.

Эта демонстрация эмоций вызвала у Лоргара усмешку.

— Мои молитвы услышаны, — продолжал примарх. — Вы прибыли.

— Согласно приказу, — одновременно ответили Аргел Тал и Ксафен.

В рядах Гал Ворбак не было особой сплоченности. Они не старались вытянуться в струнку и выстроиться в ровную шеренгу. Все воины стояли вместе, но в то же время по отдельности. Каждый оставался среди своих братьев, но тщательно охранял собственное личное пространство, щурясь под синими хрустальными линзами шлемов.

— Мы начинаем высадку через час, — объявил Лоргар. — Аргел Тал, Ксафен, сейчас я хочу, чтобы вы пошли со мной. Вы присоединитесь к своим братьям перед тем, как поступит приказ о начале штурма.

— Хорошо, — ответил Аргел Тал.

— А что с Кустодес? — спросил Лоргар. — Скажите мне, что они еще живы.

— Они еще живы. Мы разослали их по четырем отдельным кораблям с наказом «присматривать за обороной» на тот случай, если в грядущем сражении начнутся абордажные схватки.

— Им известно о намечающемся сражении?

— Они не глупцы и не могли не слышать новостей, передаваемых от корабля к кораблю. Они останутся на четырех судах, которые… задержатся… в варпе. Их навигаторы и капитаны осведомлены о деликатности ситуации, мой лорд. Они не появятся до тех пор, пока битва за Исстваан не будет выиграна.

Ксафен решил вмешаться:

— Как ты и приказывал, мы их сберегли.

Он игнорировал взгляд Аргел Тала, хотя и ощутил его, несмотря на то что его брат не снимал шлем.

— Это был не мой приказ — по крайней мере, в последние годы. — Примарх показал на Эреба, и тот наклонил голову. — Первый капеллан все время настаивал, чтобы им сохранили жизнь. У него на этот счет имеются собственные планы.

Аргел Тал ничего не сказал, хотя и не скрывал своего раздражения. Ксафен был менее сдержан.

— Эреб?! — воскликнул он, улыбаясь под лицевым щитком. — Я внимательно изучал каждое твое дополнение и замечание к «Книге Лоргара», брат. И многие ритуалы уже опробовал лично. Хотелось бы побольше о них узнать.

— Возможно, в свое время.

Ксафен поблагодарил Первого капеллана, и вся группа двинулась в путь. Эреб держался ближе всех к примарху, его суровое татуированное лицо, как обычно, излучало мрачное достоинство. Следом за ним, скрежеща соединениями терминаторского доспеха, вышагивал Кор Фаэрон. Ксафен по пути повторял каждое движение Эреба, в то время как Аргел Тал с улыбкой наблюдал за Первым капитаном.

— Что тебя так развеселило, брат? — спросил стареющий недо-Астартес.

— Ты, старик. От тебя воняет страхом. Мне жаль, что из твоих костей не удалось вытравить ужас.

— Ты думаешь, я испытываю страх? — Покрытое шрамами лицо исказилось, став еще более злобным. — Я повидал такое, о чем ты и не догадываешься, Аргел Тал. Мы с истинным легионом не сидели без дела, пока вы плясали на краю Вселенной, изображая из себя нянек для Кустодес.

Аргел Тал попросту рассмеялся, и динамик шлема превратил его смех в глухое ворчанье и треск вокса.

На борту «Фиделитас Лекс» состоялось собрание чрезвычайной важности.

Войдя в зал военного совета, Аргел Тал не смог удержаться от благоговейного вздоха. Он ожидал совещания капитанов, капелланов и магистров орденов Несущих Слово, но никак не предвидел, что здесь будут присутствовать и командиры Повелителей Ночи, легиона Альфа и Железных Воинов, не говоря уже о трех центральных фигурах, окруживших гололитический стол.

Собравшиеся расступились, пропустив Лоргара в середину зала, где он встал рядом со своими братьями. Никто из троих его не приветствовал, но и к остальным не выказывал особого почтения.

Аргел Тал, занимая место впереди Астартес, пробормотал приветствия двум стоявшим по соседству капитанам. Символы на их доспехах, нанесенные плавным ностраманским шрифтом, помогли определить их личность: первый — высокий и суровый воин с бронзовыми черепами, свисавшими на цепях с наплечников, — нес обозначения Десятой роты и имя «Малкарион».

Второй не нуждался в представлении: каждый узнавал его с первого взгляда. Его доспех был увешан растянутыми и высушенными кусками освежеванной плоти, а лицевой щиток был выполнен в виде выбеленного черепа. Его имя гремело по всему Империуму и стало таким же известным, как имя Абаддона из сынов Хоруса, Эйдолона из Детей Императора, Ралдорона из Кровавых Ангелов… или даже как имена самих примархов. Аргел Тал наклонил голову в знак уважения к Севатару, Первому капитану легиона Повелителей Ночи. Воин тоже кивнул в ответ.

— Вы опоздали, — проскрежетал динамик его шлема.

Аргел Тал не попался на приманку Повелителя Ночи.

— Какая наблюдательность, — ответил он. — Ты еще и хронометром умеешь пользоваться.

Из-под разрисованного под череп шлема Севатара донеслось гортанное одобрительное ворчанье.

Лоргар поднял руки, призывая к молчанию. Дружеские перепалки, ворчанье и смех среди Астартес тотчас стихли.

— Времени мало, — заговорил золотой примарх. — И события уже происходят. Все, кто собрался в этом зале, не должны питать иллюзий относительно того, с чем мы столкнулись. Восемь легионов, из которых четыре наши, и бесчисленное количество миров поднимаются против Империума. Если мы намерены идти на Терру и захватить трон, мы должны уничтожить легионы, оставшиеся верными Императору. И мы должны сделать это самостоятельно. Неважно, насколько преданны наши армейские полки, стоит им ступить на поверхность Исстваана, они будут уничтожены. Поэтому мы пойдем в бой без них: Астартес против Астартес, брат против брата. В этом есть определенная поэзия, которую все вы, несомненно, оценили.

Никто не произнес ни слова, и Лоргар продолжил:

— Все мы шли разными путями, но все пришли к одному и тому же. Император обманул наши ожидания. Империум нас разочаровал.

При этих словах Лоргар кивнул в сторону самой большой группы воинов Повелителей Ночи, сверкавших молниями на доспехах.

— Он разочаровал нас неопределенностью своих законов, упадком культуры и несправедливостью по отношению к тем, кто преданно служил ему.

Затем он показал на капитанов Железных Воинов в простой керамитовой броне:

— Он разочаровал нас пренебрежением к нашим достоинствам, нежеланием награждать за кровь, пролитую нами ради его возвышения, и не обеспечивая единства в те моменты, когда мы более всего нуждались в этом.

Воины легиона Альфа безучастно и молча стояли в своих раскрашенных под чешую доспехах.

— Он разочаровал нас, — Лоргар кивнул в их сторону, — изъяном в самой своей сути, несовершенством в стремлении к совершенной цивилизации и слабостью по отношению к вторжениям ксеносов, жаждущих извратить человечество на свой манер.

Наконец примарх повернулся к своим капитанам в серой броне, украшенной молитвенными свитками.

— И он разочаровал нас больше всего тем, что основан на лжи. Империум построен на опасном обмане и разрушает нас, требуя принести истину в жертву необходимости. Это империя, разрастающаяся благодаря греху, и она заслуживает гибели. Здесь, на Исстваане Пять, мы начнем процесс очищения. Из этого праха восстанет новое царство человечества: Империум справедливости, веры и просвещения. Империум, предсказанный, руководимый и оберегаемый воплощениями самих богов. Империя, достаточно сильная, чтобы выстоять в пламени и крови будущего.

В зале произошла небольшая перемена, но от усиленных чувств Астартес она не могла укрыться: все воины выпрямились, руки потянулись к рукояткам остающегося в ножнах оружия.

— Император верит, что мы верны ему. Только из-за этой ошибочной уверенности он приказал нашим четырем легионам прибыть в этот сектор. Но наша коалиция — плод нескольких десятилетий планирования. Союз был задуман и осуществлен согласно древнему пророчеству. Хватит прятаться в тени. Хватит манипулировать передвижениями флотилий и фальсифицировать сведения об экспедициях. Начиная с этого дня и впредь легион Альфа, Несущие Слово, Железные Воины и Повелители Ночи будут стоять вместе — обагренные кровью, но непокоренные, под знаменем Воителя Хоруса, второго Императора. Истинного Императора.

Астартес стояли недвижимы. С таким же успехом примарх мог обращаться с речью к статуям.

— Я вижу ваши глаза. — Лоргар улыбнулся и обвел взглядом зал. — Да, несмотря на ваши шлемы. Я вижу колебания, смущение и недоверие к каждому стоящему рядом брату. Между нами не было дружбы, не так ли? Мы никогда не были союзниками. Наши легионы объединены кровным родством, но еще не сошлись в едином, проверенном братстве. Но помните об одном, глядя на цвета доспехов, столь отличных от ваших собственных. Вас объединяет справедливость. Вас объединяет мщение. Каждое оружие в этом зале служит одному делу. И это, мои сыновья, братья и кузены… Это и есть необходимая нам сила. Начиная с сегодняшнего дня мы станем братьями. Нас породнит горнило войны.

После речи Лоргара воцарилась тишина. Примарх повернулся к гололитическому столу и уже начал вводить коды, необходимые для активации генератора изображений, как вдруг за его спиной послышался негромкий лязг.

Лоргар оглянулся через плечо в поисках источника шума. Несколько капитанов Несущих Слово пожимали руки своим коллегам из других легионов, и с каждым мгновением их становилось все больше. Они сжимали друг другу запястья в традиционном жесте, означавшем скрепление договора.

Аргел Тал протянул руку Севатару. Повелитель Ночи обхватил его запястье, и их лишенные эмоций взгляды из-под лицевых щитков встретились.

— Смерть лже-Императору, — произнес Севатар, став первым из живущих, кто высказал слова, эхом прокатившиеся через все тысячелетие.

Проклятие подхватили другие голоса, и вскоре его выкрикивали во все горло.

Смерть лже-Императору. Смерть лже-Императору. Смерть. Смерть. Смерть.

В разгар криков все четыре примарха улыбнулись. Изгиб их губ был различным: холодным, угрожающим, насмешливым или снисходительным, но это было единственным проявлением эмоций.

Лоргар ввел заключительный код. Гололитический дисплей ожил, и его встроенные генераторы воспроизвели мерцающее изображение тундры. Зернистая картина, испещренная штрихами помех, повисла над столом. Головы в шлемах из темного железа, цвета морской волны и полуночного неба, алые и серые повернулись, чтобы взглянуть на пейзаж. Перед ними предстала многокилометровая впадина, образовавшаяся в результате тектонического сдвига.

— Ургалльское ущелье, — раскатистым баритоном произнес один из братьев Лоргара. — Наши охотничьи угодья.

Конрад Курц когда-то, вероятно, был величественным существом. Все в его облике говорило о царственной натуре, но теперь изящество и величие были отброшены, и осталась неприкрытая суть воина-принца — беспощадное и мертвящее благородство. Облаченный в черную броню с отделкой из тусклой бронзы, примарх Повелителей Ночи указал на впадину одним из четырех силовых когтей своей перчатки:

— Увеличить изображение.

Невидимые сервиторы выполнили требование. Трехмерное гололитическое изображение на миг расплылось, и тотчас на его месте появилась более подробная картина. В одном конце впадины возвышалась крепость из пластали, керамита и рокрита, с трудом различимая из-за пелены пустотных щитов, защищавших ее от орбитальной бомбардировки. Вокруг нее несокрушимой стеной тянулось кольцо бастионов, баррикад, траншей и земляных укреплений. Каждый из собравшихся воинов сразу понял, что это такое: шедевр оборонительного мастерства, созданный, чтобы сдерживать атаки десятков тысяч вражеских солдат.

В другом конце каньона в ожидании замерла целая флотилия десантных катеров и капсул, но взгляды всех присутствующих приковало к себе темное пятно в центре ущелья.

В решающем сражении сошлись две армии, две сероватые массы боевых порядков, перемолотых в единую орду.

— Увеличить центральный сектор, — приказал примарх Курц.

Изображение расплылось и снова сфокусировалось, показав нечеткую картину, искаженную помехами…

— Гражданская война. — Конрад Курц улыбнулся, сверкнув глазами и зубами. — Силы обеих сторон равны, поскольку наши братья из Гвардии Смерти, Пожирателей Миров, Сынов Хоруса и Детей Императора удерживают господствующую позицию, а Железные Руки, Саламандры и Гвардия Ворона пользуются численным преимуществом.

Аргел Тал, выдохнув, зарычал и почувствовал, что его губы увлажнила желчь. Головы ближайших соседей повернулись в его сторону, но он проигнорировал их настороженные взгляды.

— Брат? — окликнул его Эреб со своего места рядом с примархом.

— Меня одолела жажда, — с улыбкой ответил Аргел Тал по закрытому вокс-каналу.

— Одолела… жажда?

— Эреб, я отведал крови Астартес. Она настолько насыщенная, что вкус навсегда остается в памяти, а ее святость пощипывает язык. Я снова попробую ее на Исстваане Пять.

Капеллан ничего не ответил, но Аргел Тал видел, как Эреб повернулся к Кор Фаэрону, и прекрасно понял, о чем они говорят по закрытому каналу. Эта мысль вызвала у него самодовольную усмешку. Глупые существа. Так дорожат своими мелкими амбициями. Так отчаянно стремятся к кратковременной власти. На мгновение он ощутил жалость к примарху. Он четыре десятилетия руководствовался их бессодержательными замыслами.

Последняя мысль охладила нарастающий гнев Аргел Тала. А что они делали все это время? Замечание Кор Фаэрона относительно нянек для Кустодес вдали от «истинного легиона» задело его сильнее, чем он готов был себе признаться.

Рычание в его горле утихло, сменившись звериным подвыванием.

— Тише, — проворчал Севатар.

Аргел Тал напрягся и задержал дыхание, стараясь подавить гнев, вызванный тоном своего соседа. Какое бы существо ни было с ним связано, оно не желало подчиняться.

Раум.

Что?

Я Раум.

Аргел Тал обнаружил, что его сердце стучит в такт произнесенным шепотом слогам. Желчь, вскипая, пузырилась на губах, а безжалостная боль пронзила руки до самых костей.

Ты вторая душа, о существовании которой давно догадался мой отец.

Да.

Ты искажаешь мои мысли. Я все время впадаю в ярость и бросаю своим братьям резкие слова.

Я поднимаю наверх лишь то, что уже существует в тебе.

Я не позволю тебе завладеть мною.

Я и пытаться не стану. Мы одно целое. Я достаточно долго проспал, чтобы просочиться в каждую клеточку твоего тела. Это твоя плоть, и это моя плоть. Она скоро изменится. Мы Аргел Тал, и мы Раум.

У тебя такой же голос, как и у меня.

Так моя душа говорит с твоей, и так наша общая плоть переводит мысли в доступную для смертных форму. У меня нет голоса, только рев, который мы с тобой будем испускать, проливая кровь.

Аргел Тал ощутил влагу вокруг пальцев в перчатках.

Мне больно. Я не могу пошевелить руками.

Симбиоз. Союз. Баланс. Будет время, когда ты станешь лидером. Будет время, когда наверху окажусь я.

А к чему эта боль?

Это прелюдия к грядущим переменам.

Боги уже позвали нас. Назначенный час пришел… Я стал быстрее, сильнее и энергичнее, чем прежде. И я не могу снять доспех, даже шлем.

Да. Теперь это твоя кожа.

Какие еще могут быть изменения?

Раум рассмеялся дразнящим далеким шепотом.

Ты в своей жизни не раз будешь слышать голос богов. На самом деле назначенный час еще не наступил. Ты услышал призыв начать Долгую Войну, но боги еще не крикнули. Это только прелюдия.

Но я слышал их. Мы все их слышали.

Ты узнаешь крик богов, когда услышишь его на самом деле. Это я обещаю.

— …Гал Ворбак встанет с Железными Воинами, образуя наковальню, — завершил свою речь Лоргар.

Аргел Тал снова сосредоточился на окружающих. Боль в руках быстро утихла. Не зная, что сказать, он кивнул примарху, соглашаясь со словами Лоргара, хотя и не знал, о чем тот говорил, Примарх доброжелательно улыбнулся в ответ, словно понимая рассеянность сына.

Лорд Курц обратил недремлющий взгляд на своих Астартес.

— Тогда мы готовы. Моя Первая рота тоже присоединится к Железным Воинам для первоначального удара. Dath sethicara tash dasovakkian, — прошипел он, воспользовавшись ностраманским наречием. — Solruthis veh za jass.

Капитаны легиона Повелителей Ночи ударили темными перчатками по керамитовым нагрудникам.

— Одетые полночью! — хором крикнули они.

— Железо внутри, — угрюмо произнес Пертурабо и вскинул свой массивный боевой молот на плечо. — Железо снаружи.

Его люди в ответ застучали по палубе рукоятками топоров и молотов.

Воины легиона Альфа и их примарх по-прежнему хранили молчание.

Завершить собрание, как и предполагал Аргел Тал, тоже выпало Лоргару:

— Противоборствующие силы сражаются на поверхности вот уже три часа, и пока никто не добился победы. В этот момент лоялисты ждут нашей высадки и верят, что мы поможем им нанести решительный удар. Все мы знаем свои роли в этом спектакле. Все мы знаем, чью кровь придется пролить, чтобы спасти нашу расу от вымирания и возвести Хоруса на престол Повелителя Человечества. Братья, — примарх почтительно склонил голову, — сегодня нам предстоит сделать первый шаг к построению нового царства. Да пребудут с вами боги.

Аргел Тал уже двинулся к выходу из комнаты, как вдруг заметил, что его подзывает к себе бывший наставник. Эреба можно было назвать привлекательным только в том смысле, в каком говорят об оружии: холодный клинок, опасный независимо от того, в чьих он руках, отражающий свет, но не излучающий собственных лучей. Командир Гал Ворбак подошел ближе, издавая негромкое рычание и наслаждаясь вкусом своей ярости.

Эреб хотел с ним поговорить, и Кор Фаэрон почти наверняка тоже задержится. Это уже само по себе вызывало беспокойство. Какие честолюбивые стремления внушили они примарху за четыре долгих десятилетия? Что они видели за это время и чему научились?

Его рычание стало громче.

Можешь его ненавидеть, но не нападай. Он избранный. Так же, как и ты.

Я всегда буду слышать твой голос?

Нет. Наш конец предопределен. Мы будем уничтожены в тени огромных крыльев. После этого ты уже не услышишь мой голос.

Аргел Тал почувствовал, как похолодела его кровь, и понял, что по крайней мере на этот раз ощущение не связано с обещанными изменениями его тела.

— Эреб, — приветствовал он Первого капеллана, — я не в настроении спорить.

— Я тоже, — ответил старший воин. — С момента нашего последнего разговора многое произошло. Мы оба много чего повидали и сделали трудный выбор, чтобы прийти к этому моменту.

Суровый непреклонный взгляд Эреба остановился на глазных линзах Аргел Тала. Трудно было не восхищаться его неизменной выдержкой и безграничным терпением.

Как было трудно забыть и об огромном разочаровании, тем более что оно было справедливым.

— Я слышал обо всем, что вы видели и через что вам пришлось пройти, — продолжал Эреб. — Ксафен держал меня в курсе.

— У тебя есть что мне сказать по существу? — пробормотал Аргел Тал, и даже ему самому эта фраза показалась ребяческой.

— Я горжусь тобой. — Эреб на мгновение коснулся плеча Аргел Тала. — Это все, что я хотел сказать.

Не говоря больше ни слова, Эреб ушел вслед за примархом. Кор Фаэрон издал булькающий смешок и неторопливо отправился за ними, поскрипывая сочленениями терминаторской брони.

 

Глава 25

ВТОРАЯ ВОЛНА

ИЗМЕНЕНИЯ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Эта битва положила начало войне.

Дно Ургалльского ущелья было основательно перемолото подошвами многих тысяч Астартес и гусеницами бронетехники их легионов. Верные Императору примархи сражались там, где битва была самой яростной: Коракс из Гвардии Ворона парил в воздухе на черных крыльях, соединенных с огнедышащим летным ранцем; лорд Феррус из Железных Рук в самом центре поля боя крушил серебряными руками всех мятежников, до которых мог дотянуться, и преследовал тех, кто хотел ускользнуть; и наконец, Вулкан из Саламандр, закованный в уникальную чешуйчатую броню, с грохотом обрушивал боевой молот на доспехи и крушил их, словно фарфор.

Примархи-изменники участвовали в битве точно так же, как и их братья: Ангрон из Пожирателей Миров с неудержимой яростью размахивал цепными мечами, едва ли различая, кто перед ним стоит; Фулгрим из легиона Детей Императора, печально известного своим неподобающим названием, со смехом отражал неуклюжие выпады Железных Рук и ни на мгновение не прекращал своего грациозного танца; Мортарион из Гвардии Смерти, словно отвратительный отголосок древних мифов Терры, пожинал жизни каждым неумолимым взмахом своей косы.

И сам Хорус, Воитель Империума, ярчайшая звезда и величайший из сынов Императора.

Его легионы устремились в бой, а их повелитель стоял в крепости в дальнем конце ущелья и наблюдал за кровопролитием. Защищенный и невидимый для своих братьев, еще хранивших верность Императору, Хорус не переставал говорить — он отдавал бесконечные приказы своим помощникам, а те пересылали их участвующим в бою воинам. Прищурившись, он смотрел на разворачивающуюся внизу резню, которая была организована и проходила согласно его воле.

Наконец над этой бурей со скрежетом сталкивающегося керамита, над грохотом танковых орудий и стуком болтерных очередей раздался вой двигателей и вспыхнули огни ворвавшихся в атмосферу десантных катеров, спускаемых модулей и капсул второй волны. Слабое солнце заслонили десять тысяч летящих теней, и небо потемнело. От оглушительных торжествующих криков лоялистов содрогнулся воздух.

Мятежники, окровавленные и потрепанные легионы, преданные Хорусу, без колебания начали организованное отступление.

Аргел Тал все это видел из рубки «Восходящего солнца», когда «Громовой ястреб», спустившись к земле, с воем двигателей несся над сражающимися армиями. Целая стая десантных кораблей Несущих Слово, цвет брони которых вполне соответствовал климату этого холодного мира, направлялась к краю ущелья.

— Уже достаточно далеко. Садимся, — приказал он управлявшему судном Малнору.

— Как прикажешь.

Два алых корабля, возглавлявших серую стаю, пошли на снижение. Выбранная Несущими Слово посадочная площадка располагалась неподалеку от участка местности, откуда Гвардия Ворона начинала наступление, и стая величественных гранитно-серых машин опустилась на землю рядом со своими угольно-черными близнецами.

Подтверждающие щелчки пробились сквозь кодированный вокс-канал, сигнализируя о приземлении четырех посадочных модулей легиона в назначенном месте. На одиннадцатом часу сражения в ходе битвы наступил перелом. Хорус и его союзники начали полномасштабное отступление к своей крепости.

Аргел Тал спустился по трапу и впервые вдохнул профильтрованный воздух Исстваана V. Он оказался холодным. Холодным и с привкусом меди, а еще с сильным запахом изрытой земли и всепроникающими выхлопными газами. Быстрый осмотр представил ему панораму разворачивающейся битвы. С одной стороны от него спускались на поверхность похожие на воронов корабли Повелителей Ночи, а с другой — боевые машины легиона Альфа. Основные силы Несущих Слово усиливали позиции обоих братских легионов на краях ущелья. На краткий вдохновляющий миг перед ним мелькнули золото и слоновая кость, отличавшие корабль Лоргара среди машин избранных воинов Первой роты.

Затем примарх исчез из виду, скрытый расстоянием, дымом и множеством спускающихся кораблей.

Железные Воины заняли главенствующую на данном участке возвышенность и укрепляли ее, возводя заранее подготовленные пластальные бункеры. Громоздкие транспортные корабли спускали военные сооружения; крепкие металлические рамы на небольшой высоте выпадали из зажимов подъемников и врастали в землю. Затем приступали к работе мастера-воины Четвертого легиона: они укрепляли их, соединяли и быстро превращали в высокие огневые позиции. Орудийные башни сотнями поднимались из защищенных гнезд, а из трюмов транспортных кораблей Железных Воинов высыпали толпы лоботомированных сервиторов, стремившихся лишь к одному: подсоединиться к системе управления орудиями.

Все это время Пертурабо, примарх Четвертого легиона, наблюдал за работой с бесстрастной горделивостью. Он был закован в многослойный керамит, который неплохо смотрелся бы на танке, и о его малейшем движении тотчас извещало щелканье и жужжание сервоузлов.

Время от времени он бросал короткие взгляды на представителей других легионов среди своих воинов и равнодушно кивал капитанам Несущих Слово и Повелителей Ночи. В сочетании с суровым взором примарха этот кивок был весьма красноречив: даже не пытаясь изобразить уважение, он признавал их присутствие и позволял заниматься своими делами. Раз уж так распорядились примархи, пусть остаются здесь, пока они ни во что не вмешиваются. Железным Воинам ни к чему, чтобы у них путались под ногами. Грохот и лязг военного строительства не умолкал ни на мгновение, огневые точки поднимались выше, появлялись все новые и новые бастионы, и оборонительные орудия с жужжанием брали в перекрестья прицелов центр ущелья.

Аргел Тал и Ксафен повели своих людей прочь от «Громовых ястребов», через стоянку боевых машин, к баррикадам, возводимым Железными Воинами. По команде Алого Повелителя все Несущие Слово сомкнули ряды и зашагали следом, заставив землю вздрогнуть от тяжелой поступи Астартес. Тысячи воинов, разделенные на роты и ордена, ждали его сигнала под высоко поднятыми знаменами.

Дальше, за громоздящейся массой боевых танков Железных Воинов и собравшимися Астартес, Аргел Тал заметил плащ Первого капитана Севатара и его элитную Первую роту, Атраментар. Бронзовые цепи, обвивавшие их доспехи, крепили оружие к рукам. Повелители Ночи тоже ждали сигнала.

— Мы должны образовать наковальню, — обратился по воксу Ксафен к собравшимся у баррикад Несущим Слово. — Мы — наковальня, а наши братья — готовый обрушиться молот. Противники будут отступать к нам, измученные, с опустевшими болтерами и сломанными клинками, надеясь на передышку, обеспеченную нашим присутствием. Железные Руки остались на поле боя и тем самым обрекли себя на гибель, но к нам, как вы видите, уже сейчас приближаются выжившие из двух легионов: Саламандр и Гвардии Ворона. Мы должны задержать их на достаточно долгое время, чтобы наши братья успели их уничтожить с флангов и тыла.

Аргел Тал уже отключил связь. Он увидел, как битва распадается на отдельные схватки, видел отчаянных воинов из легиона Железных Рук, окруживших своего примарха в самом центре сражения. Задержавшее их праведное негодование приведет лишь к тому, что они будут истреблены раньше остальных.

Травянисто-зеленый керамит обозначил отступающих Саламандр, взбиравшихся по восточному склону к баррикадам Железных Воинов, тогда как потрепанные части Гвардии Ворона в черных доспехах направились к объединенным силам Повелителей Ночи и Несущих Слово. Разрозненные толпы лоялистов уже начали восстанавливать боевой порядок, группируясь вокруг несущих знамена сержантов.

Аргел Тал проглотил нечто напоминающее по вкусу отравленную кровь, собравшуюся во рту. Он никак не мог справиться с выделением слюны.

Раум, молча позвал он, но не получил никакого ответа.

В какой-то момент он с поразительной ясностью вдруг осознал, что ощущает кожей ветер. Не отдельное дуновение от пробоины в доспехе, а повсюду — слабое дыхание ветерка на его теле, как будто в броне появились нервные окончания, способные реагировать на внешние раздражители. Руки опять заболели, но на этот раз боль ощущалась по-новому: его мышцы скручивались и разбухали, становились пластичными, как глина, но кости все же оставались внутри и поскрипывали.

Прицельные круги завертелись перед глазами, замерцали на синих линзах, хотя он и не активировал целеуказатель.

Снизу поднимались тысячи Астартес Гвардии Ворона. Ни один из них не избежал во время боя отметин на доспехах. Несмотря на значительное расстояние, Аргел Тал, благодаря острому зрению, мог разглядеть отдельных воинов, марширующих с пристегнутыми опустевшими болтерами, с клятвенными свитками, превращенными в обгоревшие лохмотья.

— Шестьдесят секунд! — зарычал он в вокс.

— Как прикажешь, — хором отозвались три тысячи стоявших рядом с ним воинов.

Даготал сидел в седле, глядя поверх баррикад. Репульсивный двигатель, встроенный в шасси гравицикла, гудением реагировал на его движения и завывал громче каждый раз, когда всадник наклонялся вперед, чтобы рассмотреть отступающих воинов Гвардии Ворона.

Ему было поручено патрулировать фланги битвы и уничтожать всех, кто попытается избежать основного сражения. Хотя из его отделения переход в Гал Ворбак пережили только пять воинов, все они были рядом с ним, прогревали двигатели и готовились к выполнению полученных приказов.

Он сморгнул с глаз обжигающий пот, дыша тяжело и отрывисто, стараясь не обращать внимания на постоянно завывающий в мозгу голос. Боль в горле усиливалась уже несколько часов — стало мучительно трудно глотать. Теперь тяжело давалось даже дыхание. С подбородка стекал горячий клокочущий яд, обильно выделяемый перегруженными слюнными железами, и он не успевал сглатывать и нейтрализовывать разъедающую жидкость.

— Тридцать секунд, — послышался приказ Аргел Тала.

Даготал булькающим голосом издал бессмысленные звуки, и из-под решетки шлема снова закапала кислота.

Торгал нажал на управляющую шестерней руну на панели цепного топора, меняя настройку с мягких тканей на бронированные пластины. Параллельно первому ряду зубцов выдвинулся второй, более массивный. По правде говоря, цепное оружие способно не больше чем содрать краску с многослойного керамита, но оно с легкостью рассечет сочленения доспеха вместе со связками жгутов или внешние силовые кабели.

Он уже целый час плакал кровавыми слезами, хотя не испытывал ни печали, ни каких-либо других эмоций. Торгал был уверен, что, сумей он снять шлем, алые потеки остались бы на щеках навечно, как татуировка. Каждый раз, когда он моргал, слезные протоки выплескивали на лицо очередную порцию водянисто-кровавой жидкости. Пошевелив во рту языком, он порезал его об острые зубы, но боль прошла через пару секунд, и мелкие царапины затянулись.

Густая и темная кровь вытекала из сочленений в перчатках, приклеивая пальцы к рукоятке топора. Он не мог разжать кисть. Не мог выпустить оружие, как бы ни старался.

— Двадцать секунд, — произнес Аргел Тал.

Торгал закрыл глаза, чтобы моргнуть и прояснить зрение, но они больше не открылись.

Дыхание Малнора со свистом проходило сквозь решетку вокалайзера. Его преследовал хор голосов, и на какое-то мгновение показалось, что он слышит каждого, с кем ему приходилось говорить в жизни. И еще он никак не мог справиться с дрожью в костях.

— Десять секунд, — прозвучал голос Аргел Тала. — Приготовиться.

Голова Малнора рывком повернулась к надвигающимся шеренгам Гвардии Ворона. На ретинальном дисплее вспыхнули указатели дистанции, мерцавшие при распознавании индивидуальных символов отделений на наплечниках воинов.

Малнор ухмыльнулся и крепче сжал болтер.

— Братья, — затрещал в воксе голос, — говорит капитан Двадцать девятой роты Гвардии Ворона Торизиан.

Идущий в авангарде отступающих Астартес приветственным жестом поднял руку. Разряженный болтер магнитным зажимом был закреплен на бедре, в левой руке поблескивал гладиус. Плащ капитана, некогда царственно-синий, теперь свисал с его плеч лохмотьями. Аргел Тал тоже поднял руку и ответил по воксу:

— Я Аргел Тал, командир Гал Ворбак легиона Несущих Слово. Как битва, брат?

Капитан Гвардии Ворона, подойдя ближе, рассмеялся.

— Эти псы-изменники уже бегут с поля, но отменно сражаются до последнего. Клянусь Террой, я счастлив вас видеть. Наш примарх приказал отступить, чтобы пополнить боезапас, но лорд Коракс не эгоист. Он не захочет лишать вас славы этого дня из дней.

По голосу говорившего воина Аргел Тал понял, что тот улыбается.

— Хорошей охоты всем вам. Слава Несущим Слово. Слава Императору!

Командир Гал Ворбак не ответил. Приближающиеся воины Гвардии Ворона были уже почти у самых баррикад. Он ощутил, как болезненная потребность сводит мышцы судорогой.

— Брат? — окликнул его Торизиан. На капитане был доспех старой модели «Марк III Феррум» — громоздкий и тяжелый, почти примитивный по сравнению с моделью «Максимус», используемой в Семнадцатом легионе. — Как планируешь атаковать?

Аргел Тал, готовый произнести проклятие, уже набрал в грудь воздуха.

А потом, неизвестно почему, вспомнил слова Лоргара, обращенные к нему давным-давно: «Ты — Аргел Тал. Ты родился на Колхиде, в деревне Сингх-Рух, в семье плотника и белошвейки. Твое имя на диалекте племени из южных степей означает „последний ангел“».

На пару мгновений он вспомнил своих родителей, умерших две сотни лет назад. Он никогда не был на их могилах. И даже не мог себе представить, где они могут быть.

Его отец был спокойным человеком с добрыми глазами, сутулым после долгих лет работы плотником. Его мать внешне походила на мышку, у нее были темные глаза и черные волосы, завитые в локоны, как принято у южных племен. Она почти всегда улыбалась. Это воспоминание осталось с ним на всю жизнь.

Как же далеко в пространстве и времени ушел он от их хижины из соломы и прессованного ила, стоявшей на берегу реки. Он и сейчас чувствовал на руках речную воду, прохладную на ощупь, несмотря на то что она искрилась под жестким колхидским солнцем.

У него было четыре старшие сестры, такие же далекие и мертвые, как и родители. Они плакали, когда за ним пришел воин легиона, но тогда он еще не мог понять причины их горя. Он радовался тому, что святые воины выбрали именно его, и предвкушал приключения. Самая младшая, Лакиша, всего на год старше его, подарила ему ожерелье из зубов пустынной собаки, которое сделала сама. Он ощущал его на запястье, куда привязывал каждое утро после пробуждения и медитаций. Первая нить давно истлела, но раз в несколько лет он нанизывал зубы шакала на новую.

Самая старшая из сестер, Думара, каждый день твердила, что он ни на что не годен и только путается под ногами. Но в тот день он не услышал от нее недобрых слов, вместо этого она принесла ему одеяло из козьей шерсти.

— Ему это не потребуется, — заявил механическим голосом огромный серый воин.

Думара, прижав одеяло к груди, отпрянула назад. А потом подошла и поцеловала его в щеку. Она тоже плакала. Он вспомнил, как ее слезы увлажнили его лицо, как он надеялся, что воин не подумает, будто он тоже плачет. Он должен выглядеть храбрым, иначе воин может отказаться от своего выбора.

— Как зовут мальчика? — спросил воин.

Мать удивила его, ответив вопросом на вопрос:

— А как твое имя, воин?

— Эреб. Меня зовут Эреб.

— Спасибо, господин Эреб. Это мой сын, Аргел Тал.

Аргел Тал. Последний ангел. Он родился слабым маленьким существом в год засухи, и этим именем был назван последний ребенок, принесенный его матерью в этот сухой и томимый жаждой мир.

— Прости меня, — прошептал он.

Он не собирался произносить эти слова вслух, но не пожалел, что сделал это.

— Брат? — снова затрещал голос Торизиана. — Повтори, пожалуйста.

Взгляд серых глаз Аргел Тала стал твердым, как кремень.

— Всем Несущим Слово, — произнес он. — Открыть огонь.

 

Глава 26

РЕЗНЯ НА ПОСАДОЧНОЙ ПЛОЩАДКЕ

ПРОБОИНА

В ТЕНИ ОГРОМНЫХ КРЫЛЬЕВ

Торизиан отшвырнул в сторону тело своего сержанта и пополз вперед. Счетчик боезапаса вспыхнул в тот же миг, как только он сжал рукоять. Информация не сулила ничего хорошего. В грохоте бушующей стрельбы он выхватил боевой нож.

— Победа или смерть! — выкрикнул он боевой клич своего легиона. — Нас предали! В атаку!

Он поднялся, чтобы бежать, но болтерные снаряды застучали в грудь и наплечники, раскололи броню, и он покачнулся. Он вынес полученные повреждения ровно столько времени, чтобы их успел показать ретинальный дисплей. Торизиан зашатался, ощущая клокочущую в горле жидкость. В груди скопилась влага, мешавшая дышать.

Голубая вспышка ударила его, налетев ниоткуда. Луч, ярче, чем солнце, швырнул обратно на землю. Там он и умер, рядом со многими своими братьями, рассеченными лазерным огнем. Он умер от ранений раньше, чем успел захлебнуться наполнявшей легкие кровью.

Передние ряды Гвардии Смерти легли, словно скошенные, и линию детонации болтерных снарядов усеяли обломки доспехов и кровавые брызги.

Астартес в черной броне падали на четвереньки, но тотчас попадали под непрерывную стрельбу, добивавшую тех, кто уцелел после первого залпа, направленного в голову и грудь. Через несколько секунд после начала болтерной стрельбы из-за спин Несущих Слово ударили ослепительно-яркие лазерные лучи. Орудия «Лендрейдеров», «Хищников» и турельные установки оборонительных бастионов оставили выбоины и в рядах Гвардии Смерти, и на земле, где они стояли.

Аргел Тал видел лишь малую часть общей картины. Льдисто-голубые лучи толщиной с руку заметались над головой, оставляя траншеи в почве и рассекая тела. Радом с ним, молча сжимая в руках топоры и мечи, стояли Гал Ворбак. Железные Воины и Несущие Слово вокруг них время от времени перезаряжали оружие и вновь продолжали стрельбу, метали гранаты и готовились отступать.

Аргел Тал как будто находился в эпицентре шторма и наблюдал за битвой из-под полуопущенных век. Канал связи с Торизианом оставался включенным достаточно долго, чтобы он услышал, как умирает воин. Когда капитан рухнул на землю, в воксе раздавалось только хриплое бульканье.

Кор Фаэрон провел языком по своим пожелтевшим зубам.

Вокруг них бушевал ветер, с ревом проносившийся по Ургалльскому ущелью, почти заглушая грохот битвы. Он не приносил свежести, поскольку был насыщен выхлопными газами танков.

— Я не вижу, — признался он. — Слишком далеко.

Легион Несущих Слово занял позицию на западном фланге и был готов обрушиться сверху и атаковать Гвардию Ворона. На крыше командирского танка стояли трое; серо-бронзовую броню «Лендрейдера» украшали развевающиеся знамена и миниатюрные гравировки надписей, занимавшие все видимые плоскости.

Кор Фаэрон, магистр веры, безуспешно щурился, стараясь разглядеть посадочную площадку. Он снял шлем и в терминаторском доспехе выглядел сутулым бронированным гигантом.

Рядом с ним стоял Эреб и благодаря усиленному зрению Астартес все отлично видел.

— Мы побеждаем, — сказал он. — Все остальное не имеет значения. — Едва уловимый отблеск в глазах выдал его хорошее настроение. Эреб был черствым по своей натуре, до самой глубины души. — Но Гвардия Ворона уже атакует баррикады. С другой стороны, далеко от них, Саламандры падают под огнем других легионов. А посреди всего этого несколько оставшихся Железных Рук окружают своего обреченного повелителя.

Лоргар возвышался над ними обоими, но не обращал ни малейшего внимания на предательскую стрельбу, открытую по Гвардии Ворона и Саламандрам. Он смотрел в центр поля боя, широко раскрыв глаза и приоткрыв рот. Он смотрел, как его братья убивают друг друга.

Фулгрим и Феррус размахивали оружием, сверкавшим в лучах заходящего солнца. Ветер относил в сторону лязг и скрежет ударов, но даже в тишине от поединка было невозможно оторваться. Никакое зрение, кроме глаз примарха, не могло бы уловить эти мгновенные и плавные движения. Идеальность схватки едва не вызвала улыбку на губах Лоргара.

Лоргар знал их обоих, хотя и не так хорошо, как ему этого хотелось бы. Его попытки сблизиться с Фулгримом всегда отклонялись с дипломатическим изяществом, но раздражение его брата было вполне объяснимо: Лоргар, единственный из сыновей Императора, считался неудачником, о чем нельзя было умолчать. Даже пятьдесят лет, прошедшие после его унижения в Монархии, когда Несущие Слово завоевали больше миров, чем любой другой легион, стремясь сравняться с Сынами Хоруса и Ультрамаринами, не изменили его мнения. Фулгрим не желал иметь с ним дела. Повелитель Детей Императора — как же он гордился, что лишь его сыновьям позволено носить на груди символ аквилы, — никогда не выражал своего недовольства открыто, но чувства Фулгрима были предельно ясны. Он не ценил ничего, кроме совершенства, а Лоргар был навечно запятнан своими пороками.

Феррус, повелитель Железных Рук, в противоположность Фулгриму был существом открытым. Его чувства всегда были на поверхности, так же как и страсть его легиона на поле боя. Феррус сдерживал свой гнев, но никогда его не прятал, требуя того же от своих воинов. Феррус, оказываясь на Терре, всегда дорожил своим временем и работал в кузнице, придавая металлу форму оружия, достойного его братьев-полубогов. А Лоргар запирался во дворце и обсуждал вопросы философии, древней истории и человеческой природы с Магнусом и самыми смышлеными из советников и помощников Императора.

Воспоминания о моменте наивысшей близости между ними вряд ли были достойны любого семейства. Лоргар пришел в кузницу к Феррусу и застал его за изготовлением чего-то литого и опасного, явно предназначенного для того, чтобы стать орудием войны. Казалось, примарх Железных Рук способен только на это.

Зная, что ехидство — мелочная черта характера, Лоргар попытался сдержаться.

— Интересно, можешь ли ты создать орудие созидания, а не разрушения?

Он постарался улыбкой стереть всякий намек на язвительность, но тем не менее очень неуютно чувствовал себя по соседству с жарко пылающим горном.

Феррус оглянулся на своего шального братца поверх темного плеча, но не улыбнулся в ответ.

— Интересно, а можешь ли ты создать что-нибудь стоящее?

Золотое лицо Лоргара напряглось, улыбка осталась, но в ней не было и следа искренности.

— Ты меня звал?

— Да, звал. — Феррус отошел от наковальни. На его обнаженной груди виднелись крошечные шрамы — ожоги, сотни ожогов, испещривших кожу после случайных попаданий искр и частиц раскаленного металла. Как будто жизнь, проведенная в кузнице, наградила его бесчисленными медалями. — Я кое-что для тебя сделал, — добавил он своим раскатистым басом.

— Что? Зачем?

— Не могу назвать это спасением, — заговорил Феррус, — поскольку с этим не согласятся мои воины, но я должен тебя поблагодарить за подкрепление на Галадоне Секундус.

— Ты ничего не должен мне, брат. Я живу, чтобы служить.

Феррус что-то проворчал, словно уже тогда сомневался в этом.

— Как бы там ни было, вот знак моей признательности.

Легион Ферруса был назван в честь своего примарха. Его руки были металлическими, но не механическими, как у робота, а состоящими из какого-то чужеродного органического серебра. Лоргар никогда не задавал вопросов по поводу этой уникальной биологии брата, поскольку знал, что Феррус ничего объяснять не станет.

Примарх Железных Рук подошел к стоящему рядом столу и уверенным жестом поднял длинное оружие. Без лишних слов он бросил его Лоргару. Несущий Слово аккуратно подхватил его одной рукой, но невольно поморщился, поскольку оно оказалось тяжелее, чем он ожидал.

— Оно называется Иллюминариум. — Феррус уже вернулся к своей наковальне. — Постарайся его не сломать.

— Я… Я не знаю, что сказать.

— Не говори ничего. — Рука-молот зазвенела по мягкой стали. — Не говори ничего и уходи. Это избавит нас от неловких попыток общаться, когда нам не о чем спорить и нечего сообщить друг другу.

— Как пожелаешь.

Лоргар выдавил улыбку, глядя в спину брата, и молча вышел. Такова была история его попыток сближения с Фулгримом и Феррусом.

А теперь Лоргар смотрел на них обоих и бледнел от ужаса, когда их оружие сталкивалось и отскакивало друг от друга, разбрасывая во все стороны ветвистые молнии силовых полей.

— Что мы наделали? — прошептал он. — Ведь это мои братья.

Кор Фаэрон неодобрительно заворчал:

— Мальчик мой, прикажи начинать атаку. Мы должны поддержать Аргел Тала и Железных Воинов.

— Но что же мы творим? Зачем надо было доводить до этого?

Эреб даже не нахмурился, для этого он слишком хорошо владел своими эмоциями, но Кор Фаэрон легче поддавался человеческим чувствам. Он буквально зарычал, отбросив всякую доброжелательность:

— Лоргар, мы несем просвещение Галактике. Ты был рожден для этого.

Эреб повернулся и взглянул на примарха:

— Разве это не грандиозное ощущение, мой лорд? Каково чувствовать себя архитектором таких событий? Видеть, как твои замыслы приносят плоды?

Лоргар не мог и не хотел отводить взгляд от своих сражавшихся родственников.

— Это не мой замысел, и ты знаешь об этом так же хорошо, как и я. Не стоит притворяться, что у меня хватит умения управлять кровопролитием такого масштаба.

Губы Кор Фаэрона скривились в подобии улыбки.

— Ты меня переоцениваешь, мой лорд.

— Только отдаю должное. — Закрытая перчаткой рука примарха крепко сжимала рукоять Иллюминариума, и его глаза слегка прищуривались от каждого удара, обрушенного на черную броню Ферруса, — Феррус устает. Фулгрим скоро убьет его.

Кор Фаэрон, заскрежетав сервоприводами, шагнул вперед и положил когтистую руку на плечо своего приемного сына.

— Не печалься об этом. Будь что будет.

Лоргар не сбросил руку с плеча, и Кор Фаэрон с Эребом расценили это как свою победу. Капризы Лоргара утомили их обоих, и от них обоих потребовалось неимоверное терпение и хитрость, чтобы подтолкнуть его к жестокости. Эта битва планировалась долгие годы, и они не могли допустить, чтобы неуместное сострадание примарха испортило все дело.

— Истина безобразна, мой мальчик, — продолжил ободренный Кор Фаэрон. — Но ничего другого у нас нет.

— Мальчик. — Улыбка Лоргара получилась невеселой. — Мне почти двести лет, и я готов повергнуть в прах империю своего отца. А ты все еще называешь меня мальчиком. Иногда мне это приятно. А иногда угнетает.

— Ты мой сын, Лоргар. Не Императора. И ты несешь надежду человечеству.

— Довольно, — сказал примарх и на этот раз все-таки сбросил с плеча руку приемного отца. — Пора. Надо скорее закончить этот день.

Лоргар поднял свой крозиус, направив его к небу.

Это и был сигнал, которого все ждали. Повелитель вел их в бой, и за его спиной раздался одобрительный рев тысяч Несущих Слово.

Война на поверхности его больше не интересовала.

Вопрос выживания — да, но этот вопрос всегда его беспокоил. Он ни на мгновение не забывал об этой проблеме и, вероятно, поэтому достиг немалых успехов. И все же он был готов признать, что проблема усложнялась, а цель становилась все более труднодостижимой.

Исхак никогда прежде не участвовал в космических сражениях, и он не расстроился бы, если бы больше никогда не попал в подобную ситуацию. Корабль швыряло из стороны в сторону, словно налетел ураган. Через каждые два десятка шагов имажист неизменно оказывался на полу с жестокой болью в коленях, что вызывало сердитое шипение и порцию новых ругательств. Обычно он смешивал уже существующие проклятия в единый поток ругани. Если уж Исхак Кадин ругался, то ругался с чувством, хотя и без особого смысла.

Половина проблемы состояла в том, что он заблудился, а вторая половина в том, что он заблудился на так называемой монастырской палубе, где Несущие Слово и слуги их легиона занимались своими геройскими делами (и делами рабов героев). Идея пробраться на эту палубу ему понравилась: он надеялся на панорамные пикты тренировочных камер Астартес, снятых доспехов, ожидающих ремонта, или огромных стоек с оружием, чтобы показать масштаб войны, в которой участвуют легионы Императора. Все это прекрасно дополнило бы частные и персональные изображения, так редко встречающиеся в материалах о Великом Крестовом Походе, и значительно улучшило бы его портфолио. Украсть серую рясу легиона оказалось совсем не трудно. Даже давшим обет молчания рабам иногда приходилось пользоваться услугами прачечной.

Все начиналось так хорошо. А потом завязалось сражение, и он заблудился.

К счастью, самих Несущих Слово на борту не было, их всех вызвали на поверхность планеты. Слуги легиона, которых он видел, спешили по своим делам, хотя людей ему встречалось не так уж много. Возможно, в отсутствие хозяев у них имелись еще какие-то обязанности. Однако, что это были за обязанности, Исхак не имел ни малейшего представления.

— Щиты рухнули, — раздался голос из корабельного вокс-динамика, сопровождаемый ужасной тряской. — Щиты рухнули. Щиты рухнули.

Что ж, это известие не сулило ничего хорошего.

Он свернул за угол, и свет снова мигнул. Перед ним протянулся еще один длинный коридор со множеством пересечений, ведущих вглубь этого бесконечного лабиринта. В дальнем конце он увидел еще один люк из толстого многослойного металла. Он уже прошел мимо нескольких таких люков и был почти уверен, что за ними скрываются самые интересные участки палубы. Но Исхак даже не пытался за них заглянуть — одно неудачное сканирование сетчатки могло указать его положение армейским патрулям, и тогда его ожидала бы незамедлительная казнь. Да. Он не забывал о наказании, грозящем за проникновение на эту палубу.

Эухарцы тоже создавали немало проблем. Они группами патрулировали все помещения, старательно прижимая к груди лазганы, и хотя капюшон рясы скрывал от их взглядов большую часть его лица, они могли помешать сделать пикты в том случае, если ему все же встретится что-то интересное.

Исхак уже подумывал о тактическом отступлении, когда корабль тряхнуло так сильно, что его сбило с ног и швырнуло головой в стальную стену. Удар получился таким сильным, что оглушил его, и он забыл выругаться.

Оплошность была исправлена несколькими секундами позже, когда механический голос стал перечислять все повреждения палуб. Кульминацией перечисления стало следующее: «Шестнадцатая палуба. Сквозная пробоина. Переборки герметизируются. Шестнадцатая палуба. Сквозная пробоина. Переборки герметизируются».

В приступе почти поэтического отвращения Исхак поднял голову и увидел огромную красную цифру XVI, отпечатанную на стене в том самом месте, куда он ударился головой. Она была даже украшена брызгами его крови.

— Ты меня разыгрываешь, — произнес он вслух.

— Шестнадцатая палуба. Сквозная пробоина, — снова затянул монотонный голос. — Переборки герметизируются.

— Я это уже слышал.

Корабль опять задрожал, и где-то неподалеку, всего за парой поворотов, отчетливо послышались взрывы. Мир вокруг Исхака потонул в мрачном красноватом свете аварийной системы. В лучшем случае он лишится всех отснятых пиктов. В худшем, что более вероятно, ему придется здесь умереть.

Аргел Тал вытащил когти. Покрывавшая их кровь впиталась в металл с такой же жадностью, с какой пустыня впитывает дождь. Подняв голову к небу, он испустил вопль и ринулся вперед, отшвыривая ногами раненых Астартес и пробивая себе путь к ближайшей группе Гвардии Ворона. Их клинки ломались о его броню, и каждый удар вызывал странное ощущение: он чувствовал раны на поверхности своего доспеха, как чувствовал бы их на своей коже, но они не причиняли боли и не кровоточили.

Клинок слева опасность убей.

Предостережения проявлялись щекочущим давлением с внутренней стороны лба, чем-то средним между голосом, предчувствием и инстинктивным порывом. Он не был уверен, предупреждает ли его Раум — оба голоса были одинаковыми, и его движения принадлежали ему лишь наполовину. Он взмахивал когтями, но удар получался быстрее и жестче, чем он рассчитывал. Он блокировал удар меча, но обнаруживал, что его когти уже вонзились в горло противника, хотя сам об этом даже не думал.

Он резко повернул голову влево и ощутил металлический запах падающего меча, увидел блеск солнца на его кромке, хотя еще даже не успел на него посмотреть, и завершил разворот, чтобы убить владельца оружия. Когти Несущего Слова прошлись по торсу противника, и воин Гвардии Ворона мгновенно упал, а его разорванный доспех открыл тело. Пальцы Аргел Тала пощипывало от поглощаемой братской крови. Растянутые в усмешке губы под шлемом окрасились кровью из порезанного языка.

Всю свою жизнь, в каждой битве, кроме ярости момента, Аргел Тал испытывал еще и отчаяние. Лихорадочное желание остаться в живых всегда скрывалось под его праведным гневом, даже во время тех самоубийственных атак, когда он вел десятки своих братьев против сотен врагов. Но когда его когти рвали броню и открытые лица Гвардии Ворона, он совершенно позабыл об этом стремлении выжить.

— Предатель! — крикнул ему один из Астартес Гвардии Ворона.

Аргел Тал взревел в ответ, керамит его шлема треснул, открыв зубастую пасть, и он прыгнул на противника. Астартес погиб на пропитанной кровью земле, разорванный на куски когтями Аргел Тала.

Он смутно слышал несущийся из вокса рычащий смех. В какой-то момент этой абсурдной и вневременной схватки закричал Ксафен, обращаясь к своим братьям:

— Гал Ворбак наконец-то вырвался на свободу!

— Нет, — с непонятной ему самому уверенностью рыкнул Аргел Тал. — Еще нет.

Он сорвал шлем с воина Гвардии Ворона и ухмыльнулся ему в лицо.

— Зверь! — задыхаясь, воскликнул Астартес. — Скверна…

В глазах воина Аргел Тал на мгновение увидел свое отражение. На него смотрел оскаленный черный шлем, левый глаз все еще окружал золотой солнечный ободок, решетка, закрывавшая рот, раскололась, открыв чудовищные челюсти из кости и керамита, из синих хрустальных линз, пятная лицевой щиток, протянулись кровавые полоски.

Аргел Тал погрузил когти в тело воина, чувствуя покалывание всасываемой крови, разрывая кости и внутренние органы.

— Я — истина.

Он потянул, и воин Гвардии Ворона развалился в его руках на окровавленные куски.

— Нет мира среди звезд, — произнес он, не понимая, оба ли голоса это сказали, или он только вообразил один из них.

— Только смех жаждущих богов.

Гал Ворбак, все как один, взвыли в поисках очередных жертв, преследуя воинов Гвардии Ворона, пытавшихся перегруппироваться для отпора этому невероятному предательству. Аргел Тал завывал громче всех, но вопль быстро затих в его глотке.

Тень, тень огромных крыльев заслонила солнце.

Земля загудела от его приземления. Когти, сверкнув серебром, выскочили из силовой перчатки, а мерцающие крылья из темного металла взметнулись в воздух над его плечами. Медленно, мучительно медленно он поднял голову и взглянул на изменников. С лица, что было белее имперского мрамора, смотрели черные глаза, и бледные черты выражали самое полное и абсолютное раздражение, какое только видел Аргел Тал. Это чувство было сильнее, чем ярость, искажающая лица демонов в варпе.

И вдруг Аргел Тал понял, что это не раздражение и не ярость. Это сильнее, чем то и другое. Это был гнев, облеченный в физическую форму.

Примарх Гвардии Ворона издал нечеловеческий крик и развернулся, предоставив нанести первый удар смертоносным крыльям-клинкам, прикрепленным к еще дымящемуся прыжковому ранцу. Несколько воинов Несущих Слово, превратившись в окровавленные куски брони и плоти, отлетели назад. Затем настала очередь когтей. Они разрывали каждого серого воина, кому не повезло оказаться в пределах досягаемости приземлившегося полководца.

Начав битву, Коракс уже не останавливался. Он превратился в размытое пятно черной брони и черных клинков. Он рвал, рубил, обезглавливал безо всякого усилия, малейшее его движение приносило увечье, он убивал с легкостью, изобличавшей его ярость.

Железные Воины быстро распознали самую страшную угрозу и развернули орудия на своих башнях. На примарха обрушился лазерный огонь. Застигнутые шквалом лазеров Несущие Слово были рассечены, как и их братья, настигнутые когтями Коракса, а от брони примарха лучи словно отскакивали, оставляя на доспехе глубокие ожоги, но не пробивая насквозь.

Вокс наполнили беспорядочные крики умирающих Несущих Слово.

— Помоги нам! — крикнул один из капитанов Аргел Талу.

Алый Повелитель отшвырнул в сторону последнего убитого им воина Гвардии Ворона — его шея уже убедительно хрустнула под нажимом его рук — и приказал Гал Ворбак атаковать. Из трещины в шлеме приказ вырвался яростным рычанием, поскольку лицо тоже ему уже не принадлежало.

Но даже это бессловесное выражение злости было понято Гал Ворбак, и они подчинились своему командиру. Первым на Коракса бросился Аянис, и повелитель Гвардии Ворона уничтожил воина, даже не поворачиваясь к нему лицом. Струя пламени из прыжкового ранца ударила в Аяниса, опалила броню и замедлила его бег, так что крылья повернувшегося к новым врагам Коракса рассекли Несущего Слово пополам. Алые воины подбежали и набросились на примарха, но их атака принесла не больше результатов, чем борьба их серых братьев.

Мы умираем в тени огромных крыльев, раздался голос изнутри.

Я знаю.

Аргел Тал ринулся вперед, чтобы принять смерть от рук полубога.

Лоргар помедлил, и в этот момент его крозиус опустился. Резное навершие было запятнано кровью — кровью Гвардии Ворона, той же самой, что текла в венах брата, их генетического предка.

Болтерные снаряды взрывались на броне Лоргара, но он не обращал никакого внимания ни на жар, ни на разлетающиеся осколки. Как Несущие Слово были не в силах устоять перед Кораксом, так и Гвардия Ворона разлеталась на куски под бесстрастными и хирургически точными ударами крушившего их Лоргара.

Один из болтов угодил в шлем, разрушив ретинальную электронику и оставив вмятину на керамите, отчего голова Лоргара резко дернулась. Он сорвал с лица искореженный обломок металла и одним взмахом Иллюминариума убил стрелка. Удар отбросил воина поверх голов его братьев, и он рухнул на землю среди отступающих Астартес.

— Что происходит? — Кор Фаэрон пробился к Лоргару, его когти тоже были в крови, как и крозиус примарха. — Торопись! Они уже дрогнули!

Лоргар указал булавой поверх поля боя, где Коракс продолжал рвать на части алых воинов Гал Ворбак.

— Кого волнует этот трусливый альбинос? — На губах Кор Фаэрона повисли клочья пены, изо рта вместе со словами летели брызги слюны. — Сосредоточься на более важном сражении.

Лоргар не стал обращать внимания на желчь в словах приемного отца, как игнорировал нечастые попадания снарядов в свою броню.

Смертоносная атака Коракса обеспечила Гвардии Ворона спасительную передышку, и черная волна стала отступать, оставляя у ног примарха ковер из убитых братьев.

— Ты ничего не понимаешь! — крикнул Лоргар, перекрывая грохот боя. — Мой брат не бежит. Он примчался туда, где шла самая отчаянная схватка. И он прорубает путь к своим кораблям, отвлекая на себя значительную часть огня, чтобы его сыновья могли спастись.

Эреб, уподобившись серой смертоносной тени, сбил на землю потерявшего шлем сержанта Гвардии Ворона и возвратным движением молота прикончил его, пробив череп.

— Повелитель! — Доспех Первого капеллана почернел, опаленный огнеметным огнем, сочленения еще курились дымком. — Пожалуйста, соберись.

Лоргар сжимал в руке расколотый шлем. Вокс-связь продолжала работать, передавая беспорядочные крики умирающих.

— Он убивает слишком многих наших.

Пальцы разжались, и шлем выпал. Лоргар сжал окровавленную булаву закованными в железо руками и так же крепко стиснул зубы.

— Нет, — выдохнул он с абсолютной убежденностью.

Лицо Кор Фаэрона превратилось в окровавленную маску, и, несмотря на аугментику, дыхание давалось ему с трудом. Битва оказалась для него тяжелым испытанием. На мгновение он перехватил взгляд Эреба, и между ними промелькнуло нечто вроде отвращения.

— Твоим деяниям суждено свершиться на этом поле боя. — Эреб как будто читал проповедь. — Тебе еще рано встречаться с братьями. Это судьба. Мы играем уготованные нами роли согласно желаниям Пантеона.

— Убивай. Гвардию. Ворона, — прорычал окровавленными губами Кор Фаэрон. — Ты здесь для этого, мой мальчик.

Лоргар шагнул вперед и усмехнулся, поразив и своего наставника, и приемного отца.

— Нет.

От злости и разочарования Кор Фаэрон завопил. Эреб остался бесстрастным.

— Ты десятилетиями создавал армию верных, мой лорд. Этот легион способен умереть за тебя и твое дело. Не сворачивай с пути сейчас, когда ты добился желаемого.

Лоргар отвернулся от них обоих, сначала посмотрел на отступающую Гвардию Ворона, потом на Коракса, истреблявшего Несущих Слово — как алых, так и серых.

— Мы нашли богов, достойных поклонения, — сказал он, глядя на битву немигающими глазами. — Но мы не стали их рабами. Моя жизнь принадлежит только мне.

— Он убьет тебя! — Громоздкий терминаторский доспех не позволял Кор Фаэрону бегать, но в его голосе, кроме паники и гнева, сквозили искренние страх и печаль. — Лоргар! Лоргар! Нет!

Лоргар бросился бежать, подошвы застучали по перепаханной земле и телам погибших воинов из легиона брата. Впервые в жизни он отправлялся в бой, выиграть который не было никакой надежды.

— И моя смерть тоже принадлежит только мне, — выдохнул он на бегу.

Он видел своего брата, с которым за два столетия жизни вряд ли хоть раз разговаривал и которого совсем не знал. Коракс с неудержимой яростью продолжал убивать его сыновей. Нечего и думать о том, чтобы его обратить. Нет никакой надежды склонить Коракса на свою сторону или просветить его настолько, чтобы остановить смертоносное буйство. В душе Лоргара стал разгораться гнев, спаливший бесстрастную холодность, с которой он убивал всего несколько мгновений назад. И пока примарх Несущих Слово пробивал себе путь к брату сквозь ряды Гвардии Ворона, он чувствовал, как в нем вскипает сила, рвущаяся наружу.

Он всегда подавлял свой психический потенциал, скрывая его и ненавидя в равной степени. Он был ненадежным, беспорядочным, нестабильным и причинял боль. Эта сила не была желанным даром, как у Магнуса, и потому он загонял ее вглубь, закрывая стеной несокрушимой решимости.

Но не теперь. Крик облегчения вырвался наружу не изо рта, а из его мозга. Эхо пронеслось над всем полем битвы. И отозвалось в бездне. С его брони посыпались искры, и шестое чувство, наконец освободившееся от пут, вырвалось во всей своей чистоте, возможно лишь немного подпорченной Хаосом. По ущелью пронесся звук, напоминавший грохот волн в Океане Душ, и Лоргар ощутил нараставший жар собственной ярости. Он чувствовал, как ничем не сдерживаемая мощь рвется наружу, не только умножая его силы, но и помогая его сынам в этом сражении.

И вот он встал посреди битвы, окрыленный и освещенный бесформенными завихрениями энергии, и выкрикнул в бурю имя своего брата.

Коракс ответил пронзительным воплем — призывом предателя и криком преданного, — и ворон сошелся с еретиком в грохоте когтей и крозиуса.

Это, донесся голос, и есть крик богов, которого мы оба ждали.

У Аргел Тала не было никакой надежды ответить. Боль с такой силой пронизывала каждую клеточку его тела, что он пытался покончить с собой, вцепившись когтями в свой шлем и горло, чувствуя, как горят пальцы от собственной крови, и срывая куски брони со своего тела и клочья плоти с костей.

Не противься единству.

Он снова проигнорировал голос. Он не умирал, как ни старался. Загнутые когти вырвали клок кожи с горла, а вместе с ним половину ключицы. Каждую секунду он наносил себе рану за раной, но никак не мог умереть. Он царапал броню и костяной щит, закрывавший оба сердца, отчаянно стараясь вырвать их из груди.

Единство… Вознесение…

Крылатая тень пропала из поля зрения Аргел Тала, и небо над ним осветилось последними лучами заходящего солнца.

Я жив, подумал он, разрывая себя на части, вытягивая из разбитой грудной клетки дымящиеся органы и раздавливая рукой первое сердце. Я не умер в тени и теперь не могу себя уничтожить.

Боль лишит тебя рассудка. Дай мне подняться!

Несмотря на мучения, которых не смогло бы пережить ни одно живое существо, внутри него продолжалась яростная борьба. Аргел Тал хотел умереть, ощутить вкус небытия, но не продолжать падение в бездну. Существо, называющее себя Раум, в результате оказалось запертым в глубине души, упрямо не желавшей сдаваться.

Я спасу нас и не причиню вреда. ОСВОБОДИ МЕНЯ.

Решимость Несущего Слово ослабела, но не потому, что он поверил словам демона, а потому, что его силы окончательно иссякли.

Аргел Тал закрыл глаза.

Открыл глаза Раум.

Раздвоенное копыто из обесцвеченной кости, покрытое изменившим форму керамитом, вдавило задыхающегося воина Гвардии Ворона в грязь. Огромные лапы со множеством суставов напоминали хлещущие ветви лишенных листвы деревьев, они постоянно сжимались и разжимались, и каждый длинный палец заканчивался черным когтем. Алая броня стала еще массивнее, покрывшись твердыми костяными выступами и рубчатыми шипами. Существо возвышалось над всеми Астартес, хотя и уступало размерами сражавшимся неподалеку примархам.

Шлем венчало языческое великолепие рогов из слоновой кости, и в свете яркого пламени взрывов демон напоминал Тавра из Миноса, персонажа доимперской мифологии Терры. Его ноги теперь сгибались назад, и под броней выросли новые бугры мышц, а могучие черные копыта оставляли в земле дымящиеся отпечатки. Шлем Астартес лопнул по линии щек и решетки рта, открыв акулью пасть с рядами острейших зубов, поблескивающих чисто кислотной слюной.

Демон набрал в грудь воздуха и зарычал на ряды отступающих воинов Гвардии Ворона. Эта чудовищная стена звука ударила Астартес, словно над ними смеялось землетрясение. Воины десятками падали на четвереньки.

Вокруг левой глазной линзы исковерканного шлема еще сохранился золотой солнечный ободок, и только он один указывал на человека, которым когда-то было это создание.

 

Глава 27

СНИМОК, КОТОРЫЙ ПРИНЕСЕТ ЕМУ СЛАВУ

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

БРЕМЯ ИСТИНЫ

Исхак прыгнул вперед и перекатился под дверцей люка, пока она не опустилась. Это было не так опасно, как можно себе представить, поскольку для спуска защитных перегородок все же требовалось некоторое время, но в вое сирен и тусклом красном полумраке аварийного освещения он утратил способность к ясному мышлению. Он не хотел, чтобы его через пробоину выбросило в открытый космос, но и не хотел остаться в этой ловушке до окончания битвы. Он должен был идти и идти не останавливаясь.

Убедившись, что пиктер еще цел, он снова бросился бежать, отчаянно желая выбраться с этой чертовой палубы. Лабиринты коридоров мешали ему это сделать, уводя все дальше вглубь, поскольку большая часть надписей на стенах была выполнена не имперским готиком, а колхидскими рунами.

«Я уже был здесь?»

Коридоры ничем не отличались друг от друга. Вдали слышался стук задраивающихся люков. Каждое повреждение, полученное кораблем, отзывалось грохотом рушащихся переборок. Он уже проходил по некоторым переходам, где от стен остались на полу только груды обломков искореженной стали и железа.

Исхак опять перешел на бег. За очередным поворотом он наткнулся на четырех мертвецов — четыре эухарских солдата, почти полностью погребенные под обломками обрушенной стены.

Нет. Три мертвеца.

— Помоги мне, — простонал четвертый.

Исхак замер на содрогающейся палубе. Если этот солдат выживет и впоследствии узнает его, он сам очень скоро станет мертвецом за то, что пробрался на монастырскую палубу.

— Пожалуйста, — дрожащим голосом умолял раненый.

Исхак встал рядом с ним на колени и снял с его ног часть обломков. Эухарец закричал, и имажист, прищурившись в сумраке аварийных ламп, понял причину его вопля. Некоторые из осколков металла пронзили ноги и живот эухарца, пригвоздив его к палубе. Помочь ему было невозможно. Вытащить их мог только хирург, да и то он вряд ли спас бы беднягу.

— Я не могу. Прости. Не могу. — Исхак поднялся на ноги. — Я ничего не могу сделать.

— Пристрели меня, глупый ублю…

— У меня нет…

Он заметил винтовку солдата, наполовину засыпанную мусором, и вытащил ее. Пытаясь прицелиться, Исхак едва не упал от очередного удара по кораблю.

Щелкнул курок. Щелк. Щелк.

— Предохранитель, — простонал солдат. Под ним уже растекалась лужа крови. — Переключатель.

Исхак передвинул рычаг на боковой стороне винтовки и снова нажал на курок. Раньше ему никогда не приходилось стрелять из лазерной винтовки. После треска и вспышки перед его глазами заплясали разноцветные пятна, и он не сразу смог посмотреть на солдата. Человек был мертв, и содержимое его головы осталось на стене позади. Сам коридор был полностью завален обломками, и Исхак, бросив лязгнувшую об пол винтовку, отправился назад тем же путем, которым пришел. Переборка перед пересечением проходов опустилась со щелчком, который, как мог поклясться Исхак, прозвучал с самодовольным смешком, оставив его в коридоре с четырьмя трупами и грудами обломков. Отсюда вела только одна дверь, помеченная, как ему показалось, колхидскими стихами, написанными по обе стороны от проема.

Он забарабанил по ней кулаками, но не получил никакого ответа. Дверь оказалась теплой на ощупь, как будто с другой стороны находилось жилое помещение. Исхак стал набирать на панели замка случайные сочетания цифр, но безрезультатно.

В конце концов он снова взял лазерную винтовку, закрыл глаза и выстрелил в панель. В клавиатуре произошло короткое замыкание, она заискрилась, и дверь в сердце монастырской палубы открылась с усталым вздохом вырвавшегося воздуха. Порыв принес отвратительную вонь явно биологического происхождения — запах немытой плоти и смрад продуктов жизнедеятельности, скопившихся за время долгого заточения. Кроме запахов, воздух принес и голоса. Они что-то бубнили и бормотали, но без всякого смысла.

Исхак стоял, глядя внутрь, не в силах подобрать слова.

Сверкнула вспышка пиктера. Вот наконец снимок, который принесет ему славу.

Его брат был воином и полководцем, и с первого момента, как их оружие столкнулось, Коракс сражался, чтобы убить, а Лоргар — чтобы выжить. Сражение проходило слишком быстро для глаз смертных, и оба примарха напрягали все свои силы, как еще не напрягали никогда.

Коракс избегал ударов крозиуса, даже не парируя их. Он отклонялся в сторону, уходя из зоны поражения, или включал прыжковый ранец и поднимался выше тяжеловесных выпадов Лоргара. Зато у Лоргара, вынужденного блокировать атакующие удары брата, от напряжения пот заливал глаза. Огромное навершие Иллюминариума, отбивая когти повелителя Воронов, звенело словно церковный колокол.

— Что вы делаете?! — закричал Коракс в лицо брату, когда их оружие сцепилось. — Какое безумие в вас вселилось?

Лоргар отскочил, рванув Коракса так сильно, чтобы тот покачнулся. Повелитель Воронов моментально восстановил равновесие, его прыжковый ранец изрыгнул пламя и развернул его спиной к брату. Крылья-клинки сверкнули, но Лоргар был к этому готов. Он не стал обращать внимание на их скрежет, когда заостренные края оставили на броне глубокие царапины, а сосредоточился на том, чтобы отбить в сторону летящие в него когти Коракса. Получив несколько мгновений передышки, Лоргар наконец нанес настоящий удар. Крозиус угодил в нагрудник Коракса и отшвырнул его назад. Столкновение вызвало разряд силового поля, окружавшего булаву, и от сражающихся братьев разошлась ударная волна, от которой находившиеся поблизости Астартес попадали на землю.

Уже через мгновение Коракс снова был на ногах, и извергающий пламя ускоритель понес его навстречу Лоргару.

— Отвечай, предатель! — зарычал повелитель Воронов, прищурив глаза от мертвенного сияния, окружавшего Лоргара. — Ты… со своим психическим золотом… жалкое подобие нашего отца.

Лоргар почувствовал, что скользит по грязи под усиливающимся натиском брата. На этот раз ему не удалось расцепить оружие. Коракс когтями вцепился в древко Иллюминариума, обжигая рукоятку и руки Несущего Слово.

— Я несу истину человечеству, — задыхаясь, вымолвил Лоргар.

— Ты разрушаешь Империум! Ты предаешь свой собственный род!

В черных глазах повелителя Воронов бушевало такое бешенство, какого Лоргар до сих пор даже не мог себе представить. Коракс всегда казался ему неразговорчивым и бесстрастным. Воин, скрывавшийся под обликом альбиноса, вызвал у него настоящее потрясение.

Кончики когтей, окутанные искрами силового поля, были уже на расстоянии пальца от лица Лоргара.

— Я убью тебя, Лоргар.

— Я знаю. — Он говорил сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как силы покидают тело. — Но я видел будущее. Наш отец, превратившись в обескровленный труп на золотом троне, будет вечно кричать в бездну.

— Ложь. — Черные глаза повелителя Воронов прищурились, и его мышцы вздулись, усиливая давление. — Ты повергаешь империю в хаос. Уничтожаешь идеальный порядок.

Несмотря на колоссальное напряжение, серые глаза Лоргара сияли светом.

— Брат, противоположность хаоса не порядок. Это застой. Безжизненный и неизменный застой.

Лоргар захрипел, чувствуя, что силы его на исходе. Дрожащие руки уже не могли сдерживать оружие брата.

— Ну вот, — брызжа слюной в лицо брата, прошипел Коракс. — Вот смерть, которую ты воистину заслуживаешь.

Когти достали до лица брата. Обжигающе горячий металл медленно резал золотую кожу Лоргара. Дюйм за дюймом, опаляя сияющую плоть, рассекая ее до самых костей. Даже если он спасется, шрамы останутся до самой смерти. Он сознавал это, но ему было все равно.

Психическое пламя, реагируя на страдания Лоргара, вспыхнуло с новой силой и окутало их обоих. Коракс, опасаясь за свое зрение, прикрыл глаза, и это стоило ему быстрой победы. Лоргар снова оттолкнул повелителя Воронов. Иллюминариум взметнулся вверх, готовый нанести удар, пока повелитель Воронов не успел подняться с земли на столбе пламени и не набросился на Лоргара сверху. Несущий Слово отбил в сторону первую когтистую перчатку, ударив с такой силой, что разбил ее вдребезги. Но едва когти длиной с косу отлетели в самую гущу окружающей схватки, удар второй перчатки достиг цели.

Когти метровой длины вонзились в живот Лоргара, а их кончики блеснули по бокам, выйдя через спину. Этот удар не представлял особой опасности для примарха, но Лоргар качнулся, когда Коракс рванул когти вверх. Изогнутые клинки резали и жгли тело Несущего Слово.

Иллюминариум выпал из рук пронзенного примарха. Но эти же руки обхватили шею Коракса, несмотря на то что повелитель Воронов буквально рассекал своего брата пополам.

— За Императора! — выдохнул Коракс, почти не обратив внимания на сопротивление слабеющего брата.

Лоргар ударил лбом в лицо Коракса и разбил ему нос, но это не помогло ему вырваться. Повелитель Воронов не дрогнул даже после того, как за первым последовали второй, третий и четвертый удары, разбившие его красивое лицо.

— Но он обманывал нас, — произнес Лоргар, выплевывая вместе со словами сгустки крови. — Отец лгал.

Когти уперлись в усиленные кости Лоргара. Коракс отдернул руку, нанеся еще больше повреждений. Кровь, испаряясь на силовых клинках, зашипела и пошла пузырями.

— Отец лгал, — повторил Лоргар.

Он стоял на коленях, обхватив руками истерзанный живот.

Взгляд черных глаз Коракса оставался бесстрастным. Примарх Гвардии Ворона шагнул вперед и поднял единственную уцелевшую перчатку, чтобы покончить с братом.

— Давай, — бросил ему Лоргар.

Психический ветер, туманные поля — все исчезло. Он опять стал тем, кем был всегда: Лоргаром, семнадцатым сыном, копией своего отца, единственным из двадцати братьев, который никогда не хотел быть солдатом. И он умрет здесь, на поле боя.

Мрачная ирония этой ситуации тяготила его. Он не мог пошевелить ногами. В его теле не осталось ничего, кроме страдания. Он едва видел своего убийцу, потому что психические усилия вызвали дрожь, слабость и затуманивающую глаза головную боль. Перед его взором поднимался размытый силуэт с высоко поднятыми когтями.

— Давай! — закричал Лоргар своему брату.

Когти рухнули вниз и встретили металл.

Коракс поднял голову и увидел такие же черные глаза, как у него, смотревшие с такого же белого лица. Его когти встретили точно такое же оружие, и оба набора клинков заскрежетали друг о друга. Один коготь стремился опуститься и убить, второй не поддавался, обеспечивая защиту.

Лицо примарха Гвардии Ворона исказилось от ярости, тогда как его противник усмехался. Но усмешка была безрадостной — такой застывшими в трупном окоченении губами улыбался бы мертвец.

— Коракс, — произнес подоспевший примарх.

— Курц. — Имя прозвучало словно ругательство.

— Посмотри мне в глаза, — потребовал прародитель Повелителей Ночи. — И ты увидишь свою смерть.

Коракс попытался освободить свой коготь, но вторая перчатка Курца сомкнулась на его запястье.

— Нет. — Он рассмеялся так же невесело, как и улыбался. — Нет, не улетай, мой маленький вороненок. Подожди. Мы с тобой еще не закончили.

— Конрад, — попытался его образумить Коракс, — зачем вы все это сделали?

Курц проигнорировал его вопрос. С нескрываемым отвращением на мертвенном лице он обратил взгляд черных, словно бездна, глаз на распростертого Лоргара.

— Встань с колен, проклятый трус.

Лоргар как раз и пытался это сделать, используя в качестве опоры полуночно-синюю броню брата. Курц оскалил заостренные зубы.

— Лоргар, ты самый мерзкий слабак, какого я видел.

Коракс не остался безучастным к изменившейся ситуации. Он активировал прыжковый ранец и использовал остатки горючего, чтобы вырваться из когтей Курца. Повелитель Воронов выдернул свои когти и взмыл в небо, уносимый реактивными двигателями от нарастающего смеха Курца.

Оставшись на земле, Курц стряхнул с себя Лоргара.

— Севатар, — заговорил он по воксу, — Ворон направляется к вам, чтобы спасти своих людей.

Звуки боя. Болтерная стрельба. Рев танковых двигателей.

— Мы с ним разберемся, повелитель.

— Я присмотрю.

Курц подтолкнул Лоргара к Несущим Слово. Вокруг них серый легион продолжал битву против воинов в черном.

— Я с тобой закончил, золотой. Иди убивай Астартес своим красивым молоточком.

Сверхъестественная биология организма Лоргара стремительно восстанавливала поврежденные органы, но примарх, потянувшись за крозиусом, еще дрожал и чувствовал слабость.

— Спасибо тебе, Конрад.

Курц сплюнул под ноги Лоргару:

— В следующий раз я позволю тебе умереть. И если ты…

Повелитель Ночи увидел приближавшиеся к Лоргару фигуры и умолк. Их алая броня была усеяна костяными наростами. Огромные звериные лапы заканчивались длинными когтями, состоявшими одновременно из металла и плоти. Каждый шлем венчали рога. Каждый щиток был расколот демонической ухмылкой.

— Ты не просто глупец. — Курц повернулся спиной. — Ты погряз в скверне.

Лоргар наблюдал за тем, как его брат пробирается сквозь ряды Повелителей Ночи и Несущих Слово, расталкивая их, чтобы снова добраться до Гвардии Ворона. Очень скоро серебряные когти как ни в чем не бывало стали подниматься и опускаться, разрывая закрытые броней тела врагов Курца.

Лоргар повернулся к Гал Ворбак.

— Аргел Тал, — улыбнулся он одному из них, мгновенно узнав его.

Существо заворчало, движимое жаждой кровопролития.

— Это я, мой лорд.

— Вот воины, которые мне понадобятся. — Лоргар пробормотал древние слова с благоговейным придыханием. — Воистину, на вас благословение богов. Идите. Охотьтесь. Убивайте.

Гал Ворбак прыжками бросились прочь от своего повелителя, радуясь предстоящей битве. Аргел Тал задержался. Коготь из кости и керамита сомкнулся на руке Лоргара.

— Отец, я не смог успеть вовремя.

— Это неважно. Я еще жив. Хорошей охоты, сын.

Демон кивнул и повиновался.

«Громовые ястребы», несущие на себе цвета Саламандр и Гвардии Ворона, стали взрываться прямо на взлетно-посадочной площадке: Железные Воины развернули свои орудия от поля боя и принялись уничтожать единственный путь спасения лоялистов.

Несмотря на сокрушительный обстрел, десяткам десантных кораблей все же удавалось подняться в воздух, но только за тем, чтобы вскоре рухнуть на землю, испуская клубы черного дыма из пробитых лазерными лучами двигателей. Железные Воины пользовались безнаказанностью и совершенно не обращали внимания на то, что сбитые корабли падали прямо на поле, где все еще продолжалась битва. Горящие остовы разбитых кораблей Астартес намного чаще попадали на Несущих Слово и Повелителей Ночи, чем на оставшихся немногочисленных воинов Гвардии Ворона и Саламандр.

На протест командиров, жалующихся на столь бездумное уничтожение, капитаны Железных Воинов отвечали издевательским смехом.

— Мы сегодня все истекаем кровью, — ответил Кор Фаэрону капитан Железных Воинов. — Надо верить, Несущий Слово.

После очередного хихиканья связь отключилась.

Время утратило для Аргел Тала всякий смысл. Если он не убивал, он двигался дальше и искал очередную жертву. Его когти разрывали в клочья каждого воина Гвардии Ворона, до которого могли дотянуться. До вмешательства Лоргара Коракс сильно проредил ряды Гал Ворбак, но избранных сынов оставалось еще достаточно, чтобы образовать хищную стаю, ведущую свой легион на уменьшающиеся отряды противника.

Во время сражения он изменился. Его сознание больше не было господствующим. Бо льшую часть контроля он уступил Рауму, и это произошло так же естественно, как утреннее пробуждение: казалось, что это обычная функция его нового тела. Овладевший им демон усиливал самые легкие удары и рвал тела врагов на части, даже если Аргел Тал намеревался их просто схватить. Каждое движение стало более энергичным, усиленное голодом и жаждой крови, каждый поступок подчинялся нечеловеческим потребностям. Когда он сомкнул когти вокруг шеи воина Гвардии Ворона, намереваясь его задушить, клинки погрузились в плоть и вцепились в позвоночник. Инстинкт толкал его на все более жестокие действия, причинявшие как можно больше боли тем, кто по неосторожности оказывался рядом.

Многие воины Гвардии Ворона пытались бежать. Аргел Тал оставлял их в живых, зная, что его братья в серой броне уничтожат их огнем болтеров. Трудно было устоять перед животным желанием преследовать добычу — одного только вида убегающих противников хватало, чтобы мышцы напрягались от стремления пуститься вдогонку, — но он знал свою роль в этой войне. Он был не охотником, а воином.

Связь, о которой он даже не подозревал, проявилась холодным и бесстрастным ощущением смерти Даготала, хотя он и не присутствовал при этом.

Вы все связаны. Благословенны и связаны.

Всплеск боли словно воспоминание о старой ране, и им овладело странное чувство утраты. Оно быстро слабело, как слабеет тепло закрытого тучей солнца. Мгновенный озноб прошел, но в памяти запечатлелось сознание смерти брата, словно в черепе появился холодный камень.

Он погиб в огне.

Голос Раума показался ему восторженным и запыхавшимся.

В голове Аргел Тала замелькали отрывочные картины, на которых Даготал был охвачен пламенем, а вокруг него стояли воины Гвардии Ворона, вооруженные огнеметами. Он поливали его струями разъедающего пламени, покрывая мутировавшую броню слоями химического топлива и стойко перенося невероятную вонь, которой сопровождалось это убийство.

Видения исчезли, и Аргел Тал выронил труп задушенного противника. В тот же миг им снова овладела страсть. Она требовала немедленного утоления, словно голод, и если он не двигался к очередной добыче, желание причиняло боль. Он сознавал, что эта ужасная страсть является единственной эмоцией, доступной нерожденным. Так работало их сознание, подчиненное грубым недоразвитым инстинктам.

Демон двинулся дальше, чтобы утолить вновь возникший голод.

Тряска стала слабее, но не прекратилась. Исхак был благодарен и за эту малость. Переборочные люки, которые не изолировали критически поврежденные места, стали со скрежетом открываться. Красное аварийное освещение сменилось обычным. Он полагал, что «Де Профундис» выходит из зоны сражения… по какой-то причине. Перевооружиться? Перегруппироваться? Что бы там ни было, это для него не имело значения. Он помчался по переходам, как только услышал скрип первого отодвигающегося люка.

Многие коридоры все еще оставались наглухо закрытыми, изолируя секции палубы, где образовался вакуум. Это тоже не имело значения. Сегодня ему больше не до исследований, он просто хотел выбраться отсюда живым.

Как ни странно, медленно идти мимо эухарских пехотных патрулей оказалось намного сложнее, чем петлять и прыгать между трупами, усеявшими наиболее пострадавшие помещения. Отряды эухарцев прибыли сюда, чтобы навести порядок, и он не завидовал их работе. Несколько раз, целеустремленно шагая мимо них, он видел, как солдаты подбирают убитых и упаковывают их в мешки. Он только глубже надвигал капюшон балахона и старался сохранять равнодушный вид.

Как только Исхак выбрался с монастырской палубы, он избавился от позаимствованного одеяния и направился прямиком в «Погребок». В побелевших от напряжения пальцах он с такой силой сжимал пиктер, что более дешевая и менее прочная модель могла бы сломаться.

Двери перед ним распахнулись, и «Погребок» предстал во всей своей трущобной красе. Летописцы и гражданские служащие собирались здесь даже в разгар битвы, шумели и выпивали, изо всех сил стараясь не обращать внимания на бушевавшую за стенами войну. Честно говоря, Исхак не мог их в этом винить. Во время предыдущих, не столь грандиозных сражений, он и сам поступал так же.

Добравшись до свободного столика, он заметил, как сильно дрожат его руки. Проходящая мимо девушка поставила ему что-то, чего он не заказывал и не стал бы заказывать, если бы был в настроении выпить. Но он бросил на стол несколько монет, даже не сознавая, что переплачивает. Ему просто необходимо было оказаться среди людей. Нормальных людей.

— Исхак Кадин. Имажист. У меня есть твой пикт «Де Профундис». Настоящий шедевр, молодой человек.

Исхак поднял голову и встретился взглядом с обведенными темными кругами глазами говорившего. Он сразу узнал этого человека.

— Ты астропат. Астропат «Оккули Император».

— Виновен по всем статьям. — Старик отвесил необычно церемонный поклон и показал рукой на свободный стул. — Абсолом Картик к твоим услугам. Могу я присесть?

Ворчание Исхака он воспринял в качестве приглашения. Пожилому астропату, казалось, было очень неуютно в «Погребке», как и всякий раз, когда Исхак его здесь встречал.

— Я не видел тебя здесь уже пару недель. Говорили, что ты нашел местечко получше этого.

— Я здесь не слишком уместен, но время от времени тишина начинает меня раздражать. Мне хочется побыть в окружении других людей. — Картик жестом обвел помещение. — Сражение. — Он с трудом сглотнул. — Они всегда меня раздражают.

— Мне знакомо это чувство. Прости, но сегодня меня вряд ли можно считать хорошей компанией.

Астропат наблюдал за ним с неослабевающим вниманием.

— У тебя очень громкие мысли.

От лица Кадина отхлынула кровь.

— Ты читаешь мои мысли? — Он так резко вскочил, что ощутил головокружение. — Разве это законно?

Астропат взмахнул рукой, словно разгоняя его беспокойство:

— Я никогда не мог читать мысли в том смысле, как ты себе это представляешь. Достаточно будет сказать, что ты очень интенсивно излучаешь эмоции. Точно так же кто-то мог бы определить, плачешь ты или смеешься, взглянув на твое лицо. Так и я ощущаю расстройство в твоих мыслях. Никаких деталей, но оно… очень громкое, — с запинкой закончил он.

— Сейчас мне этого совсем не надо. В самом деле не надо.

— Я не хотел тебя обидеть.

Исхак снова опустился на стул. Корабль вздрогнул от очередного попадания — достаточно сильно, чтобы расплескались напитки. Большинство посетителей предпочли сделать вид, что ничего не заметили. Некоторые отреагировали громким фальшивым смехом, словно все это было частью какого-то приключения.

— Могу я поинтересоваться, не появилось ли у тебя новых шедевров? — спросил старик.

Исхак опустил взгляд к своему пиктеру.

— Я не уверен. Может быть. Слушай, мне пора идти. — Он зажмурился, но, открыв глаза, убедился, что ничего не изменилось. — В конце концов, я не обязан здесь оставаться. И я не собираюсь пить, так что считай это подарком от меня.

Он передвинул стакан по столу. Взяв его, Картик одним пальцем задел костяшки имажиста. Старик дернулся, словно его ударили, и уставился на него широко раскрытыми глазами. Казалось, ему стало так же плохо, как и Исхаку.

— Ради Тронного Мира… — забормотал он. — Ч-что ты увидел?

— Ничего. Совсем ничего. Прощай.

Старческие пальцы Абсолома Картика вцепились в руку молодого человека, словно когти хищника.

— Где. Это. Было.

— Я ничего не видел, сумасшедший старик.

Их взгляды встретились.

— Ты хочешь ответить на вопрос, — негромко произнес Картик.

— Я видел это на борту корабля.

— Где?

— На монастырской палубе.

— И ты сделал снимки? Есть свидетельства того, что ты видел?

— Да.

Картик отпустил его руку:

— Прошу тебя, пойдем со мной.

— Как? Ни за что.

— Пойдем со мной. То, что ты увидел, необходимо показать «Оккули Император». Если ты откажешься, могу гарантировать только одно: кустодий Аквилон убьет тебя за попытку сохранить этот секрет. Он убьет каждого, кто попытается сохранить этот секрет.

Вокруг опять сгустился красноватый сумрак аварийного освещения. В «Погребке» послышались протестующие возгласы, а набирающие обороты двигатели снова вызвали сильную дрожь корабля. Они возвращались в бой.

— Я… пойду с тобой.

Абсолом Картик улыбнулся. Он был уродлив — и возраст только усилил его уродство, — но его отеческая ободряющая улыбка на долгие годы сохранилась в памяти родных.

— Да, — сказал старик. — Я так и думал.

 

Глава 28

ПОСЛЕДСТВИЯ

КРОВЬ — ЭТО ЖИЗНЬ

СТРАННАЯ ВСТРЕЧА

После сражения он отыскал Даготала.

Сначала он обнаружил гравицикл брата, полностью разряженный и наполовину погребенный в ургалльской грязи. Неразбитый. Брошенный. Оставленный после того, как произошло изменение ради жажды бежать и убивать собственными когтями.

Он двинулся дальше, перешагивая через трупы убитых воинов Гвардии Ворона; белые символы их легиона скрылись под грязью или были уничтожены в бою. Один из воинов еще подавал признаки жизни, из-под решетки его шлема доносилось хриплое дыхание. Аргел Тал обхватил его шею, сорвал гибкую броню и с громким хрустом позвонков оборвал жизнь Астартес.

После мгновенного утоления голода потока эндорфинов не последовало. С каждой минутой сознание Раума покидало разум Аргел Тала с неотвратимостью утекающего сквозь пальцы песка. По мере того как демон удалялся, в нем восстанавливались собственные инстинкты и эмоции. Вместо жажды крови и нечеловеческого голода он чувствовал опустошенность и очень сильную усталость.

Перед ним протянулась его тень, изломанная там, где она попадала на тела погибших. Над шлемом поднимались огромные изогнутые рога. Тело представляло собой кошмарное нагромождение алого керамита и костяных наростов. Его ноги… У него даже не хватало слов. Они сгибались как лапы хищников — льва или волка — и заканчивались огромными черными костяными копытами. Их все еще покрывала броня, но силуэт напоминал существо из древних нечестивых мифов.

Аргел Тал отвернулся от своей тени. В горле заклокотало рычание. Этот запах. Он дважды втянул ноздрями воздух. Знакомый. Да.

Он шагнул в сторону, позволив тени упасть на другие тела. Вот он. Даготал. Почерневшая груда, окутанная сильным запахом спекшейся крови и пепла. Вокруг него лежали тела в алой и серой броне, что придавало останкам вид статуи, кремированной посреди полегшей стаи Несущих Слово. Где-то вдали еще стучали болтеры. Почему? Битва закончена. Возможно, это казнили пленных. Неважно.

Последствия присутствия Раума напоминали о себе сверхъестественным восприятием, и он ощутил приближение остальных. Все они в той или иной степени были похожи на Аргел Тала. Малнор превратился в дикое существо, и его бугрившиеся мышцы периодически судорожно подергивались. Торгал сутулился при ходьбе, а его лицевой щиток превратился в оскаленную маску, на которой отсутствовали глаза. Помогало ли ему обоняние или слух, но он с демонической проницательностью чувствовал приближение любого смертного. Вместо когтей, какие были в ходу у большинства Гал Ворбак, руки Торгала заканчивались длинными костяными клинками, изогнутыми наподобие примитивных ятаганов. Их поверхность покрывали зубчатые выступы, бывшие прежде цепными мечами.

В живых осталось одиннадцать Гал Ворбак. Коракс убил больше двух дюжин, их расчлененные тела теперь были разбросаны повсюду — алые среди серых. В пылу битвы было нетрудно подавлять ощущения Раума и отмахиваться от приступов боли, вызываемой гибелью братьев. Но теперь, в мрачном сумраке, игнорировать их отсутствие стало намного труднее. Потеря оставила у него ощущение холода.

С течением времени незаметное присутствие демона заслоняла мучительная усталость. Раум никуда не ушел, он остался поблизости. Демон дремал, его холодная сущность пыталась согреться в мозгу Несущего Слово.

Чудовищные трансформации, произошедшие с его телом и доспехами, наконец пошли вспять. Керамит трескался и заново восстанавливал герметичность. Костяные наросты ушли под кожу и растворились в скелете, откуда и вышли. Как еще давно обещал Ингетель, процесс не был безболезненным, но Гал Ворбак уже прошли сквозь пламя этих мучений. В конце концов, это всего лишь боль, а им приходилось переживать и худшее. Некоторые заворчали, когда начала восстанавливаться физиология Астартес, но никто не застонал, пока трещали кости и скручивались мускулы.

Тем не менее их заметили. Воины из других легионов видели их до и после битвы, и многие в той или иной мере проявили свое брезгливое недовольство. Повелители Ночи попросту не подходили близко к Гал Ворбак, а когда Аргел Тал подошел к Севатару, капитан снял шлем и сплюнул кислотную слюну под ноги Несущему Слово.

Сыны Хоруса — Астартес самого Воителя — с гораздо большим желанием обсуждали их изменения. Аргел Тал неохотно шел им навстречу, зато Ксафен, медленнее остальных восстановивший облик Астартес, казалось, с радостью стремился просветить Сынов Хоруса относительно будущего, уготованного избранным воинам богов.

Аргел Тал подождал еще час, пока его кости перестанут скрипеть и стонать от боли, а затем ощутил настоящее блаженство, когда отстегнул зажимы на вороте и снял шлем.

На поле боя пахло выхлопными газами и насыщенной химическими снадобьями кровью, но он едва ли это заметил, впервые за несколько недель ощутив на лице дуновение ветра.

Сзади послышались уверенные и тяжелые шаги. Он понял, кто это, даже не оборачиваясь.

— И как ты себя чувствуешь? — раздался ожидаемый голос.

— Сильным. Чистым. Праведным. А потом холодным, опустошенным. Подвергшимся насилию. — Аргел Тал повернулся и посмотрел в глаза подошедшему. — Я и сейчас чувствую внутри себя демона. Но он ослабел и дремлет. Я уже пережил изменения и обратные превращения, но и теперь не могу этого описать. Меня беспокоит сознание, что все это повторится, но в то же время я этого жду. Я… мне не хватает слов, чтобы выразиться точнее.

— Мы видели, как вы сражались, — заметил его собеседник. — Настоящие «благословенные сыны».

Аргел Тал сделал глубокий вдох, все еще наслаждаясь воздухом мира, а не профильтрованным кислородом доспеха.

— Перед битвой я был резок с тобой, наставник. Я прошу прощения.

Улыбка не затронула губ Эреба, но в его глазах на мгновение вспыхнула искренняя теплота.

— Больше не наставник.

Аргел Тал отвел взгляд, уставившись на поле сражения.

Тысячи и тысячи закованных в броню тел. Сотни разбитых танков. Корпуса сбитых десантных катеров, еще догорающих в воронках. Оживленные вопли Пожирателей Миров, собирающих черепа. Назойливое жужжание цепных мечей — воины семи легионов-изменников с их помощью потрошили трупы, собирая трофеи.

— Я не жалею, что много лет назад предпочел меч крозиусу. Как я уже не раз с тех пор убедился, чтобы стать проповедником, мне не хватает слов.

Эреб подошел ближе и встал рядом с бывшим учеником, осматривая картину опустошения. На его броне, потрескавшейся и сильно обожженной, были отчетливо заметны следы сражения. Эреб никогда не посылал воинов в битву без того, чтобы возглавлять их лично. Выпуклые гравировки, описывающие его подвиги аккуратными колхидскими рунами, утратили цвет в пламени, и из-под содранной краски блестел металл керамита.

— Я уверен, в ту ночь состоялась первая попытка Астартес убить другого Астартес.

Аргел Тал ничего не забыл.

— Как-то давно, когда я в последний раз стоял в городе Серых Цветов, примарх мне говорил, что ты простил меня за ту ночь.

— Примарх был прав.

Аргел Тал прищурился:

— Я никогда не просил у тебя прощения. Только не за тот случай.

— Тем не менее я тебя простил. Ты полагаешь, что я в своих методах зашел слишком далеко, а я так не считаю. В этом вопросе мы никогда не придем к единому мнению. А ты уверен в правильности подобной реакции? В том, что было справедливо поднять оружие на своего брата? Ты был прав, когда пытался убить капеллана своего легиона?

— Да, — без колебаний ответил Аргел Тал. — Я и сейчас верю в свою правоту. Я бы убил тебя, если бы мне представился такой случай.

Лицо Эреба осталось бесстрастным.

— Если не считать той первой и последней измены, ты был лучшим учеником. Верным, умным и сильным сердцем и волей.

Верным.

Мысль Раума была сонной, едва оформленной в пелене усталости. Она заставила Аргел Тала насторожиться, поскольку он догадывался о намерениях демона.

— Порой я задаюсь вопросом, — сказал он, — какая часть нашей лояльности запрограммирована в нашей крови.

Вмешательство не укрылось от Эреба.

— Геносемя меняет любой легион, но Несущие Слово не станут с одинаковым пылом следовать за Аврелианом к победе и к поражению. Мы идем за ним, потому что он прав, а не потому, что так велит нам долг.

Аргел Тал кивнул, не выражая ни согласия, ни протеста.

— Мне нужны ответы, — сказал командир Гал Ворбак.

Он произнес это таким твердым и суровым тоном, что Эреб повернулся к нему лицом.

— Ты считаешь, сейчас подходящее для этого время? — спросил он.

Аргел Тал цинично усмехнулся в лицо своему бывшему наставнику.

— Мы стоим среди останков двух легионов, уничтоженных руками изменников на поле первого сражения гражданской войны в Империуме. Сейчас самое время поговорить о предательстве, Эреб.

Губы капеллана дрогнули в намеке на улыбку.

— Спрашивай.

— Ты и так прекрасно знаешь, о чем я спрошу, так что избавь меня от повторения вопроса.

— Примарх. — Эреб, оставаясь, как обычно, политиком, заговорил бесстрастным тоном. — Ты хочешь, чтобы я рассказал, чего мы с главной флотилией легиона достигли за те сорок лет? Сейчас не время для подобного разговора. Большая часть из того, что мы узнали, содержится в «Книге Лоргара».

Скривившиеся губы Аргел Тала показали его отношение к такому ответу.

— Которая, как мне кажется, наполовину написана тобой лично, — сказал повелитель Гал Ворбак.

Эреб признал его замечание легким наклоном головы.

— Да, я добавил туда некоторые ритуалы и молитвы. И Кор Фаэрон тоже. Мы многому научились и направляли примарха не реже, чем он нас.

Аргел Тал недовольно заворчал:

— Выражайся яснее.

— Как скажешь. Подожди-ка секунду.

Эреб опустился на одно колено и вонзил свой гладиус в горло агонизирующего воина Гвардии Ворона. Двинувшись дальше, он вытер кровь с клинка промасленным лоскутом ткани, который достал из поясной сумки.

— Ты не знаешь, как все это было, Аргел Тал. После посещения Великого Ока Лоргар был… в смятении. Его вера в Императора уже рухнула, а истина, обретенная на краю Галактики, не столько вдохновляла его, сколько причиняла мучения. Им на долгие месяцы овладела нерешительность. Кор Фаэрон снова принял на себя командование флотилией, и нам ничего не оставалось делать, как обрушивать свою ярость на все встреченные миры. Несмотря на возвращение Лоргара, легион не ощущал радости от присутствия примарха. По правде говоря, Аврелиан не был уверен, что человечество готово узнать об этом… ужасе.

У Аргел Тала кожа покрылась мурашками.

— Ужасе?

— Это слово примарха, а не мое. — Эреб толкнул ногой еще одно тело. Когда из решетки шлема послышался хриплый вздох, капеллан повторил процедуру казни, не забыв вытереть клинок. — Легион не противился новой вере. Мы в равной мере не только воины, но и философы и этим гордимся. Все знали, как боги много поколений назад сеяли зерна веры в нашу цивилизацию. Созвездия. Культы, всегда обращавшиеся к звездам за ответами. Сами Старые Дороги. Лишь несколько Несущих Слово воспротивились истине, тогда как большинство в какой-то мере всегда ее ощущали.

— Несколько Несущих Слово воспротивились… — Мозг Аргел Тала кольнула неприятная мысль. — Была чистка? Чистка в наших собственных рядах?

Прежде чем ответить, Эреб обдумал свои слова.

— Не все захотели повернуть против Империума. Кое-кто верил, что в стагнации заключается сила, что стазис сохранит цивилизацию. Теперь в нашем легионе сопротивляющихся не осталось.

Итак, Несущие Слово втайне от других легионов уничтожали Несущих Слово. Аргел Тал медленно вдохнул, не желая знать, но и не в силах удержаться от вопроса.

— Сколько их погибло?

— Достаточно. — Признание явно не доставило Эребу ни малейшего удовольствия. — Не много — ничто по сравнению с количеством отвергнутых в нечестивых легионах, но достаточно.

Они обошли обугленный каркас «Рино», принадлежавшего Сынам Хоруса. Гусеницы бронетранспортера были разбиты и разбросаны по земле, словно выбитые зубы, на покатом зеленом корпусе остались отметины болтерного огня. Водитель был мертв — убит тем снарядом, который разбил лобовую броню машины, и его зеленовато-синий доспех покрывали пробоины от осколков. Воин так и остался лежать в своем кресле.

— Мне почему-то кажется, что это не единственный твой вопрос, — пробормотал Эреб.

Аргел Тал почесал щеку, проверяя тайком, не претерпело ли его лицо новых изменений. По крайней мере сейчас он еще оставался самим собой. Пока демон дремлет, мутация заперта в его генетическом коде. Он знал, что изменения вскоре вернутся. От одной только этой мысли Раум шевельнулся, медленно извиваясь во сне, словно дикий зверь.

— Кустодес, — сказал Аргел Тал. — Ради того, чтобы сохранить им жизнь, мы вынесли долгую ссылку. Ритуал Ксафена заставлял их молчать. Скажи, Эреб, зачем все это? Мы очень хотели быть рядом с примархом.

— Этого хотят все Несущие Слово любой флотилии легиона.

— Мы — Гал Ворбак.

Аргел Тал ударил кулаком по борту «Рино», оставив в броне вмятину.

— Спокойнее, Аргел Тал.

— Мы, — повторил командир, — это Гал Ворбак. Мы ценой своих душ принесли истину примарху. Я не требую почестей. Я спрашиваю, по какой причине нас отправили в долгое изгнание.

Эреб зашагал вперед, оставив танк и двух воинов Саламандр, которые погибли под его гусеницами.

— Вы прибыли и развеяли часть сомнений примарха, в то время как я и Кор Фаэрон разжигали в нем пламя убежденности. Мы посетили те первые покоренные нами миры, где позволили втайне чтить Старые Пути. В тех мирах желание Лоргара просветить Империум разгорелось заново.

— Тогда почему нас не позвали? Ритуал Ксафена для сохранения их молчания…

— Я знаю этот ритуал, — прервал его Эреб. — Я сам его написал после нескольких недель общения. А потом передал Ксафену, и каждый раз, когда я произносил заклинание, ритуал действовал все лучше.

Заклинание. Чары. Колдовство. От таких слов пробирала дрожь. Одних только слов было достаточно, чтобы по коже забегали мурашки. На склоне горы начиналось сооружение погребального костра и платформы для Сынов Хоруса, чтобы возвысить их над «меньшими» легионами. Аргел Тал и Эреб оставили эту работу без внимания.

— В твоем голосе я слышу несогласие, Аргел Тал. Ты не горишь желанием их прикончить, и можешь не уверять в обратном, я все равно распознаю ложь.

— Мне бы не хотелось их убивать. За это время мы сблизились, участвуя во многих сражениях. Но я должен знать, зачем их надо было оберегать.

— Они нужны мне живыми, — наконец признался капеллан.

— Это я уже понял, — фыркнул Аргел Тал. — Но почему?

— Из-за того, кто они есть. Представь себе форму жизни, не способную к воспроизводству. Представь, что она создает собственные копии, но процесс далек от совершенства. Эта форма жизни достигает бессмертия, производя лишь ослабленные версии, и так идет поколение за поколением. Мы представляем собой пример такого процесса. От Императора произошли примархи, а от примархов — Астартес. Мы особи, которым Император приходится не только создателем, но и дедом.

Аргел Тал кивнул, ожидая продолжения. И едва не улыбнулся, вспомнив их занятия, когда они еще были учителем и учеником, наставником и послушником.

— Мы — третье поколение этой генетической линии. Но вдруг наши инженеры плоти, наши апотекарии и психически одаренные воины смогли бы использовать эту связь с Императором в качестве оружия против него? Неужели нам не следует воспользоваться этим шансом?

Аргел Тал пожал плечами:

— Я не понимаю, как это возможно.

Эреб усмехнулся:

— Вспомни о Старых Путях, вспомни все, что тебе известно об этой вере из архивов. Подумай о тех суевериях и догмах, которые Император надеялся стереть из области человеческих знаний во время его драгоценного Великого Крестового Похода. Сколько самых искренних и глубинных верований человечества основаны на жертвоприношениях и заклинаниях, скрепленных кровью? Кровь — это жизнь. Кровь — это средоточие миллионов чар, связь между заклинателем и жертвой или подношение для привлечения сил из варпа. Если у тебя имеется кровь существа, ты можешь составить яд, которые убьет только его, и никого другого, — оборвет одну жизнь, но сохранит все остальные.

— И наша кровь — это кровь Императора, — закончил вместо него Аргел Тал.

— Да, но разбавленная и отфильтрованная в процессе массового производства, в ней слишком много искусственных химических компонентов, чтобы использовать в алхимии или колдовстве. Наша связь с предком слишком слаба.

Алхимия. Колдовство. Аргел Тал не мог не отметить иронию в том, что даже с демоном в душе он с отвращением слушает, как эти слова произносятся с невероятной легкостью. Да, за время его неофициального изгнания ветер перемен действительно дул очень сильно.

Эреб вновь посмотрел на поле битвы, где Железные Воины собирали тела с грубой эффективностью, характерной для этого легиона. Танки, оснащенные огромными лопастями, двигались к грудам трупов и толкали их к погребальному костру.

— Ты понимаешь? — спросил он, продолжая наблюдать за подготовкой к похоронам.

— Ты веришь, что Кустодес более крепко связаны с Императором?

— Верю. Они созданы с использованием того же генетического кода, но наш был профильтрован для массового производства. Их кровь чище.

Исстари существовало предположение, что Император являлся примархом Кустодианской Гвардии. Аргел Тал покачал головой.

— Живые Кустодес нужны тебе из-за их крови, — сказал он. — Но твои надежды основаны на мифе.

— Надо учитывать любое оружие, — бесстрастно ответил Эреб. — Кроме Императора, ни у кого не было возможности изучить Кустодес, а знание — это сила. Его приходится тщательно охранять. К настоящему моменту мы испробовали ритуалы с кровью одиннадцати легионов, и все они закончились неудачно. А вдруг мы овладеем тайной генетического кода Кустодес? Мы сможем использовать эти знания и нарастить свои силы, а не только нанести вред врагам. В главной флотилии Кустодес, которыми командовал Як, давным-давно погибли в сражении. Аквилон и его подчиненные остались одной из немногих возможностей. А для успешного проведения ритуала их кровь должна быть взята из бьющегося сердца.

У Аргел Тала возникла еще одна мысль, но он заговорил, еще не успев ее обдумать:

— Но разве не примархи являются ближайшими родственниками Императора? Ты мог бы воспользоваться их кровью для… своих ритуалов.

Эреб рассмеялся. Аргел Тал впервые за всю свою жизнь увидел, как капеллан по-настоящему искренне смеется.

— Истина из уст младенца. — Эреб все еще улыбался. — Но где ты видишь хоть одного согласного на это примарха? Здесь нам не удалось захватить ни одного из сынов Императора, и ты можешь быть уверен, что ни Хорус, ни Аврелиан не горят желанием отдать свою кровь для подобных манипуляций.

Аргел Тал нерешительно замолчал. Из зажатого в руке шлема послышался треск вокса.

— Мой лорд? — прозвучал голос командующего флотилией Торва.

Несущий Слово глубоко вздохнул и неохотно надел шлем. Мир вокруг него мгновенно потемнел и замерцал отметками целеуказателя.

— Аргел Тал тебя слушает.

— Мой лорд, последние четыре наших корабля выбрались из варпа. «Оккули Император» требует немедленной посадки на «Де Профундис».

— Прими его. Теперь это уже не важно. У них возникнут подозрения, но в ярость может привести единственное свидетельство. Мы вернемся на орбиту через час и разберемся с ними. Корабль сильно пострадал?

— Довольно сильно, но мы справились. Единственное серьезное повреждение было на той палубе, где находится святилище легиона. Несколько сквозных пробоин, но все поврежденные секции изолированы, опасности нет.

Аргел Тал напряженно сглотнул.

— А Блаженная Леди?

— В безопасности и полном здравии. Эухарский патруль убедился в этом тридцать минут назад. Вражеская флотилия превратилась в пыль и тучи обломков. Как идет сражение на поверхности?

Несколько мгновений Аргел Тал молча смотрел на окружающее его опустошение.

— Победа за нами, Балок, пока достаточно и этого.

Аквилон сошел с украшенного орлами шаттла и оказался на пустынной ангарной палубе. Ему еще никогда не приходилось видеть здесь подобного спокойствия: застывшие в ожидании подъемники и бездействующие сервиторы, замершие на своих местах у стены. Легион был задействован внизу, и все, чем командовали Несущие Слово, тоже было переправлено на поверхность планеты.

У основания трапа его ожидало несколько человек. Ситран безмолвно склонил голову. Калхин и Ниралл тоже не отдавали честь — не в привычках Кустодес было выказывать почтение кому-либо, кроме Императора, возлюбленного всеми. Трое воинов свободно держали свои алебарды, но их позы выдавали некоторое замешательство. Даже золотые доспехи, казалось, не могли скрыть, как красноречиво напряжены их мускулы.

Внимание Аквилона привлекли двое других встречавших. Первым был Картик, отвесивший глубокий поклон. Старик вспотел, несмотря на холод в ангаре, и его сердце билось быстро и неровно. Второй был ему незнаком. Смуглый, с острым взглядом, совершенно не испытывающий страха перед происходящим. Храбрый парень. Или дерзкий.

— Странная встреча, — негромко произнес «Оккули Император».

Он еще не разгневался, по крайней мере пока, но его терпение испытывалось уже несколько часов. Потеря связи с флотилией Несущих Слово привела его в замешательство, а теперь еще и этот необычный прием. Что-то не так, и он понял это сразу, как только увидел поджидавших его внизу братьев.

— Ваши корабли тоже «задержались», — высказал свою догадку Аквилон. — Вас не допустили до места сражения.

Все три воина кивнули.

— Я прибыл первым, — сказал Ниралл. — Не больше десяти минут назад. Вокруг флотилии царит сущий кошмар, ауспик, не переставая, звенел от обломков кораблей в верхних слоях атмосферы. Они еще не одно десятилетие будут падать на поверхность Исстваана Пять.

— Я видел то же самое, — подтвердил Аквилон. — Нет никаких признаков кораблей с символами изменников, но легионы лоялистов понесли ужасающие потери. Характер разрушений не позволяет провести точные подсчеты. Похоже, что два легиона уничтожены полностью. Еще два, которые должны были здесь находиться, и вовсе не появились.

— Я не смог связаться с Аргел Талом, — сказал Калхин. — И ни с кем другим на поверхности.

Аквилон сверху вниз взглянул на двух смертных:

— Объясните их присутствие.

Ситран вышел вперед и протянул Аквилону громоздкий пиктер в пластиковом корпусе. Ясно было, что аппарат стоил немалых денег. Аквилон принял его, но даже не взглянул на экран.

— Ты имажист? — спросил он смертного.

— Исхак Кадин, — ответил тот. — Да, я имажист. Надо активировать…

— Я знаю, как это работает, Исхак Кадин.

Аквилон нажал кнопку активации на рукоятке, и маленький экран ожил.

Некоторое время он обдумывал увиденное. В процессе обучения и тренировок на службе Императору он многое узнал о способностях человека и возможностях технологий, применяемых к живым существам. Он никогда не видел ничего подобного раньше, но сразу понял, что это может быть.

«Оккули Император» вернул пиктер имажисту, и тот невнятно пробормотал слова благодарности.

— Я полагаю, ты обнаружил это на палубе, где находится святилище? — спросил Аквилон.

— На монастырской палубе? Да.

— Понятно. — Затем с беспредельным достоинством он поднял руку и обнажил оружие. — Братья! — воскликнул он. — Нас предали.

— Меня не радует перспектива сражаться против всего экипажа, даже в отсутствие легиона на борту. Что ты предлагаешь? — спросил Калхин.

— Сначала надо выяснить, как глубоко пустила корни измена. Я должен своими глазами увидеть это безумие и вырвать правду из уст тех, кто хранит тайну. Прежде чем хотя бы пытаться вырезать эту опухоль, мы должны обеспечить доступ к Терре и передать все детали Императору.

— Возлюбленному всеми, — в один голос добавили Калхин и Ниралл, а Ситран ударил костяшками пальцев по нагруднику напротив сердца.

Аналогичный возглас Исхака прозвучал после нескольких секунд замешательства, но на имажиста уже никто не обращал внимания.

— Нам предстоит большая работа, — проворчал Калхин.

— Кого будем допрашивать? — спросил Ниралл. В его голосе не было и тени сомнений: он спрашивал не потому, что не имел представления об ответе, а из-за множества имеющихся возможностей, выбирать из которых надлежало Аквилону. — Командующего флотилией? Генерала?

— На корабле есть одна особа, которая вот уже в течение полувека выслушивает все тайны и секреты Несущих Слово. И эту драгоценную личность мы найдем неподалеку от того места, где обнаружено свидетельство измены. За мной.

— К-как же ты собираешься попасть на монастырскую палубу?

Картик, о котором Кустодес уже забыли, сразу начал отставать.

— Мы убьем каждого, кто встанет на пути, — озвучил Ниралл очевидный ответ. — А ты, старик, возвращайся в свою комнату. Рядом с нами будет небезопасно.

Кустодес, обнажив клинки, устремились вперед. Аквилон позволил себе проявить эмоции, слегка скривив губы.

— Кирена, — прошипел он. — Их Блаженная Леди.

 

Глава 29

КИРЕНА

НЕЛЮДИ

ВЫПОЛНЕНЫЙ ОБЕТ

Она подняла голову, услышав звон клинков у ее двери, хотя, разумеется, ничего не увидела. От гремящей двери на нее волнами накатывался нагретый воздух. Значит, силовое оружие. Они пробивают проход силовым оружием.

Кирена торопливо печатала, и ее пальцы лихорадочно плясали над клавиатурой, но работа оборвалась на середине фразы. Дверь с грохотом рухнула на пол, и комната наполнилась гулом активированной силовой брони. Гудели сочленения. Жужжали связки псевдомышц.

— Аквилон. Я знала, что ты при…

— Замолкни, вероломная шлюха. Несущих Слово здесь нет, и тебе придется отвечать перед представителем власти Императора. Прикажи своим служанкам покинуть комнату, иначе им тоже достанется.

Кирена наклонила голову. Две пожилые женщины почти бегом бросились прочь.

— Брат, — произнес Калхин, поворачиваясь к открытой двери, ведущей во вторую комнату.

Оттуда появилась еще одна фигура, безусловно прятавшаяся до сих пор.

— Несущие Слово, — послышался голос, — ушли не все.

— Тебе здесь нечего делать, техноадепт, — сказал Аквилон, указав на выход кончиком клинка.

— Верно. — Кси-Ню-73 с определенным усилием надавил на кнопку в контрольной панели, зажатой в левой руке, и за его спиной возникла еще одна фигура, состоявшая из механических приводов и пластин брони. Машина заняла собой весь проем и угрожающе заворчала. Кси-Ню наконец решился закончить фразу: — Мне здесь нечего делать, а ему — есть.

Тяжелые болтерные орудия, заменившие руки робота, были уже заряжены и активированы: они оставались в таком режиме долгие часы, готовые к любым осложнениям. Кирена соскользнула с кровати, пытаясь оказаться как можно дальше от Аквилона.

— За легион.

Звуки напоминали падение стальных брусьев на камни.

Инкарнадин обрушил на Кустодес сокрушительный шквал огня, но к тому моменту они уже пришли в движение и раскрутили алебарды.

Аргел Тал стремительно взбежал по трапу десантного корабля и, грохоча подошвами, проскочил в пассажирский отсек. Он последним взошел на борт. Вокс, словно улей, гудел от голосов торопивших его Гал Ворбак. Остальные «Громовые ястребы», гордо несущие серый цвет легиона, уже поднимались в воздух.

— Взлетаем, — приказал он по воксу пилоту, не стыдясь панических ноток в голосе. — Возвращаемся на корабль.

«Восходящее солнце» вздрогнуло, и когти оторвались от опаленной земли.

Аргел Тал переключился на другой канал:

— Джесметин. Генерал, ты слышишь?

Шум помех.

— Аррик, ответь мне.

— Мой лорд! — задыхаясь, откликнулся генерал. — Мой лорд, они прорвались!

— Мы только что получили предупреждение. Расскажи подробно, что произошло.

— Они приземлились. Кустодес вышли на палубу. А потом что-то привело их в ярость. Вероятно, они все узнали, хотя я представить не могу откуда. Все эухарские подразделения в том секторе либо не отвечают, либо уже истреблены. Один из них — один — удерживает коридор к комнатам Кирены. Кровь богов, Аргел Тал… он выстроил баррикаду из трупов моих людей. И с каждым наступлением погибших все больше. Мы не можем справиться с одним из них, не говоря уж обо всех четверых.

Палуба десантного катера дернулась под ногами Несущего Слово.

— Мы включили главный двигатель и вышли на курс. А что с Кси-Ню-73?

Вокс доносил до него треск лазерных разрядов. В безнадежный бой вступали все новые силы эухарцев.

— От него ни слова, — ответил престарелый генерал. — Ни единого слова. Проклятие, где же вы?

— Уже в пути. Раум?

Слаб. Связь была ненадежной и действовала замедленно. Сплю.

Десантный катер изрыгнул струи дыма и взял курс наверх, оставляя под собой поле сражения.

Ситран сражался так, как сражался всегда: в совершенном одиночестве и молчании. Каждое движение соответствовало самым высоким требованиям: каждый поворот рукоятки алебарды поднимал клинок ровно настолько, чтобы отразить лазерный разряд, или опускал, чтобы рассечь плоть. Каждый поворот и наклон выполнялся достаточно энергично, чтобы избежать поражения, но не угрожал потерей равновесия и не требовал смены позиции. Его ноги замирали на месте ровно настолько, чтобы убить ближайшего противника, а затем снова двигались в непрерывном танце.

Они опять отступили. Нет, они побежали.

Ситран улыбнулся под лицевым щитком. Болтер на его алебарде задрожал, выталкивая разрывные снаряды в спины тех, кто оказался слишком трусливым, чтобы биться с ним лицом к лицу. Ритмичные взрывы следовали один за другим. Ситран упал на пол за грудой мертвых тел и развернул алебарду, чтобы достать конец клинка. Щелчок, лязг металла, и оружие уже перезаряжено. Ситран вскочил, вращая алебарду широкими кругами и отводя в сторону лучи лазера.

— Сит, — послышался прерываемый треском голос Аквилона. — Мы идем.

Ситран послал подтверждение, мигнув в сторону соответствующей руны на ретинальном дисплее. По коридору приближался еще отряд эухарцев, таких гордых в своей тускло-оранжевой форме. Ситран перепрыгнул через баррикаду из трупов им навстречу. Все солдаты разлетелись на куски, а единственным свидетельством того, что он участвовал в схватке, остался лазерный ожог наплечника и кровь на клинке. Коридор опять был пуст, не считая мертвых глупцов, полагавших, что они справятся с ним, несмотря на то что это не удалось многим их товарищам. Ситран оглянулся через плечо как раз в тот момент, когда из кельи колдуньи показались его братья. Но только двое — Аквилон и Ниралл. Их броня почернела и покрылась трещинами от зажигательных снарядов.

Вероятно, Аквилон ощутил его вопросительный взгляд, даже не видя лица.

— Калхин погиб, — сказал Аквилон. — А нам надо торопиться.

В этот момент Ситран заметил, что клинок Аквилона тоже в крови.

Кси-Ню-73 вздохнул. Из его дыхательной маски звук вышел похожим на жужжание насекомого. Сенсорные ингибиторы, окружающие его нервные волокна, как изоляция металлическую жилу кабеля, выполняли свои функции, но были не в состоянии полностью приглушить боль отключения. Отключение? Умирание. В последние мгновения своей жизни он не удержался, чтобы не воспользоваться биологическими терминами. Умирание… Смерть… Так драматично.

Он рассмеялся, и из-под маски вновь донеслось жужжание. Оно перешло в кашель, от которого во рту появился привкус испорченного масла.

При помощи единственной оставшейся руки адепт приступил к сложной задаче: проползти по полу. Как только он начал двигаться, возникла потенциальная подпрограмма. Можно ли, не останавливаясь на полпути, исследовать тело смертной женщины?

В мыслительном центре вспыхнули показатели соотношения затрат и выгоды. Да. Можно. Но он не будет этого делать. Подпрограмма была отклонена. Рука вцепилась в гладкий пол, и его металлическое тело со скрежетом продвинулось еще на полметра. Перед глазами все время мелькали таблицы статистики функциональности. Он осознал, что существует вероятность отключиться, не достигнув цели. Это подстегнуло его, и бионические узлы, соединенные с немногими оставшимися органами смертного, подстегивали ослабевшую плоть электрическими разрядами и экстренными инъекциями химикатов.

К тому моменту, когда техноадепт добрался до цели, он полностью ослеп. Зрительные рецепторы вышли из строя и не передавали никаких сигналов, словно отключенный монитор. Он ощутил, как рука звякнула о намеченный объект, и воспользовался им, чтобы подтянуться ближе. Упавший робот был похож на сваленную статую, на поверженное воплощение Бога-Машины, и Кси-Ню-73 обнял его, как отец мог бы обнять любимого сына.

— Вот, — пробормотал он, едва слыша собственный голос из-за отказа слуховых рецепторов. — Долг выполнен. Достойно. Имя занесено. В архив. Пророка. Доблесть.

На последнем слове отказал синтезатор голоса, оставив его немым до конца существования.

Кси-Ню-73 скончался через двадцать три секунды, когда его аутентические органы отключились без возможности восстановления. Ему не доставило бы удовольствия узнать, что по иронии судьбы ослабевшие органы из плоти еще полминуты боролись, чтобы вдохнуть жизнь в тело, не способное ее принять.

Комната недолго оставалась пустой и тихой. Вскоре по коридору снова загрохотала броня, предвещая прибытие новых сверхлюдей.

Фигура в алой броне застыла в дверном проеме на фоне забрызганной кровью стены. Воин неподвижно замер, не в силах поверить своим глазам.

— Дай мне войти, — потребовал Ксафен.

Аргел Тал остановил его разъяренным взглядом и вошел сам.

Кси-Ню-73 лежал, свернувшись в клубок, возле разбитого и исковерканного остова Инкарнадина. Робот был полностью разрушен, его броня покрылась сотнями царапин и вмятин, нанесенных силовыми клинками. Знамя-плащ боевой машины и свитки обетов тоже пострадали, превратившись в лохмотья. Стены и пол были не в лучшем состоянии. В бронированных стенах виднелись сквозные отверстия, а там, где перегородки уцелели, они были изрыты воронками от болтерных снарядов.

Все эти детали Аргел Тал отметил в одно мгновение, а потом перестал обращать на них внимание. Он опустился на колени рядом с неподвижным телом Кирены. Кровь усилила цвет ее платья, и оно стало алым, как его броня. Пол под ней тоже покраснел. Брызги красной жидкости виднелись на ее волосах и шее. Единственная рана была ужасной — огромный разрез в груди, куда попал конец клинка. Одного удара, пронзившего сердце, оказалось достаточно, чтобы оборвать ее драгоценную жизнь.

Кровь. Присутствие демона чувствовалось еще смутно, но мрачная ярость Аргел Тала способствовала его пробуждению. Скоро кровь. Охота.

Снова начались изменения. Демон чуял близкую схватку, и тело, которое они делили на двоих, начало реагировать. Аргел Тал испустил звериное рычание, но звук замер у него в горле, когда Кирена вздрогнула.

Она еще жива. Как же он этого не заметил? Слабое, едва заметное движение груди выдавало присутствие еще теплившейся внутри жизни.

— Кирена, — прорычал то ли Раум, то ли Аргел Тал.

— Это… — голос, напоминавший детский лепет, был едва слышным, — …мой кошмар. — Незрячие глаза с безошибочной легкостью отыскали его лицо. — Остаться в темноте. И слышать дыхание зверя.

Когти сомкнулись на ее хрупком теле, защищая и оберегая, но повреждение было нанесено уже давно. Попавшая на его пальцы кровь обожгла кожу.

— Что они с тобой сделали? — с улыбкой спросила она.

Она умерла у него на руках, не дождавшись ответа.

Он слышал голоса, но не видел причин обращать на них внимание. Другой, да, он придавал значение этой болтовне. Блеяние людей: языки без костей болтаются во влажных ртах, а легкие гонят воздух на плоть, чтобы образовать звук в горле. Да, Другой прислушивался к голосам и отвечал им тем же.

Это не для Раума. Он гаркнул слово ненависти из Старого Языка, надеясь, что это утихомирит гнусавые звуки. Не помогло. Хнгх. Игнорировать их. Да.

Он ощущал потребность в кровавой охоте и в предвкушении вышел наверх. Тело Другого, нет, их общее теперь тело на этот раз с легкостью приняло охотничий облик.

Он бежал, гонимый мучительной жаждой, страдая от потребности преследовать добычу без возможности схватить ее. Люди разлетались с его пути. Раум не оглядывался. Он чуял запах их смерти, чувствовал, как кровь и мозги забрызгивают стены и пол.

Хрупкие создания.

Ты убиваешь экипаж.

Другой возвращается? Это хорошо. Вместе они сильнее. Молчание Другого могло быть причиной для страха. Как только он вернулся, Раум почувствовал, что его инстинкты меняются, приспосабливаются, становятся острее благодаря логике и знанию прошлого и будущего. Интеллект, а не просто хитрость. Сознание. Лучше. Он мчался по коридору и ревел на людей, распугивая их. А пробегая мимо, не убивал.

Это союзники.

Они задерживают охоту.

Он ощущал резкое нежелание признавать свою слабость в логике и предвидении.

Мы больше не будем убивать. Мы одно целое.

Я… я вернулся.

Аргел Тал вдохнул, чувствуя на языке запах старой кожи, примешавшийся к рециркулированному воздуху корабля. Словно путеводная нить, где-то на грани восприятия появился другой запах. Его друг. Аквилон. Это запах озона от активированного оружия. Запах масла, используемого для ухода за золотыми доспехами.

Он мчался по коридорам, пробегая мимо свежих трупов, изрубленных не когтями, а клинками. «Де Профундис» был полон мертвецов, тела эухарцев валялись во всех переходах.

Тебя слишком долго не было. Люди блеяли и фыркали на нас.

Вокс. Аргел Тал мигнул на вспыхнувшую руну.

— Где? — Ксафен был разъярен не меньше Аргел Тала. — Императорские ублюдки уничтожили на борту корабля половину эухарцев. Где ты?

— Я… я утратил контроль. Теперь чую запах Аквилона. Я… Тринадцатое помещение, ангарная палуба левого борта.

Аргел Тал ворвался сквозь огромные двери в док десантных кораблей.

Перед ним вспыхнули кормовые огни «Восходящего солнца», и катер через заградительное поле с ревом вырвался в космос.

Ангар огласился воплем Аргел Тала.

— Брат! — закричал Ксафен. — Брат!

Они бегут, чтобы спрятаться. Добыча направляется на поверхность.

— Они убегают от нас. — Аргел Тал включил общий канал. — Они бегут на планету. Балок! Определить траекторию «Восходящего солнца»! Всем батареям, взять на прицел тот корабль и стрелять по готовности.

— Нет! — воскликнул Ксафен. — Эреб хочет получить их живыми!

— Мне наплевать, чего хочет Эреб. Пусть падают на поверхность, охваченные пламенем.

«Де Профундис» развернулся по широкой дуге. Как и большинство других кораблей флотилии, он сильно пострадал во время сражения в космосе и теперь неохотно повиновался командам. Сигналы и указания цели мгновенно были переданы на все находящиеся суда Несущих Слово, и семь из них открыли стрельбу, извергнув в пространство невероятно мощный заряд в надежде накрыть небольшой катер.

После старта «Восходящего солнца» с ангарной палубы «Де Профундис» прошло меньше минуты, когда объятый пламенем десантный катер ворвался в атмосферу Исстваана V. Его тепловые щиты от перегрузки в ходе неуправляемого спирального падения приобрели оранжевый оттенок.

Линкор «Дирж Этерна» отрапортовал о попадании.

Аргел Тал прислушивался к спорам в воксе и докладу магистра флота о том, что «Громовой ястреб» бесконтрольно падал, но не был уничтожен окончательно. Еще будет время обсудить попытку «Дирж Этерна» получить почести, но не сейчас.

— Гал Ворбак собраться на штурмовой палубе, — приказал он. — Подготовить десантную капсулу.

Десантный катер лежал на боку грудой искореженного и перекрученного металла.

Красные обломки корпуса разлетелись по окружающей равнине, а один двигатель еще натужно кашлял, испуская клубы дыма, слишком густые и маслянистые для нормальных выхлопных газов. Почти на сто метров от места окончательной остановки тянулась пропаханная в почве борозда, отмечавшая место падения «Громового ястреба», в конце концов уткнувшегося в развалины городской стены. Эти изъеденные ветром и осадками камни стояли часовыми вокруг давно покинутого города, бывшего пристанища забытой цивилизации. От удара корабля со стены слетели остатки кладки, и камни дождем посыпались на исковерканную броню, завершая разрушение.

На Исстваане V близился рассвет, и небо над местом крушения посветлело. Над горизонтом поднималась непримечательная звезда, скорее белая, чем желтая, и слишком далекая, чтобы обеспечить тепло. На другом конце континента еще догорал погребальный костер.

Сквозь раскрытые челюсти он втянул холодный предрассветный воздух, ощущая в дуновении ветра привкус горящего масла. Его братья, алые сородичи, рыскали вокруг, осматривая обломки корабля в поисках хоть какого-то следа.

— Они не так давно упали, чтобы спрятаться, — угрожающим тоном заметил Ксафен.

Рядом с ним всем громадным телом подергивался Малнор, пуская изо рта ядовитые слюни. Торгал, словно нелепая обезьяна, запрыгнул на корпус разбитого судна и старался забраться повыше, цепляясь за металл своими костяными клинками. Он жадно принюхивался, отчего слепое лицо постоянно морщилось. Аргел Тал бродил вокруг корабля, его когти то сжимались в ребристые кулаки, то снова вытягивались смертоносными клинками. Одиннадцать оставшихся в живых Гал Ворбак, словно стая пустынных шакалов, окружили разбившийся «Громовой ястреб», выискивая добычу. Охота оказалась недолгой.

— А вот наконец и Алый Повелитель. — Неискреннее приветствие Аквилона прозвучало с неприкрытой язвительностью. — Явил свою истинную сущность тем, кого предал.

Кустодес вышли из тени сломанного крыла, непринужденно держа в руках оружие. Каждый из них излучал несокрушимую уверенность. Они твердо шагали вперед, расправив плечи, в поцарапанных и побитых, но в общем целых доспехах.

Гал Ворбак сомкнули круг. Три золотых воина, оказавшиеся в центре алого кольца, встали спиной к спине. Они не могли противопоставить Несущим Слово ничего, кроме брони, украшенной на груди императорскими орлами, и клинков, которые поднимали только ради служения Императору. Из всех легионов Астартес лишь один был удостоен чести носить символ аквилы на броне — это некогда благородные Дети Императора, ставшие теперь ядром мятежа Воителя. Но это были Кустодес Императора, и их право не вызывало ни малейших сомнений. Кустодес носили аквилу чаще, чем сами примархи. Изображения орлов, сжимающих в когтях молнии, сияли на их броне чистым серебром. Оба символа возвышения Императора больше не объединялись нигде, кроме доспехов его избранных телохранителей.

Охотники подошли ближе. Идущий впереди Аргел Тал на мгновение пожалел, что Кустодес не открыли по ним стрельбу. Возможно, после сражений на борту корабля у них закончились боеприпасы, а возможно, они предпочитали завершить дело чисто — не болтерами, а клинками.

— Ты убил Кирену, — произнес он довольно неразборчиво из-за собственной ярости и кислотной слюны, скопившейся во рту.

— Я казнил изменницу, хранившую свидетельства прегрешений легиона. — Аквилон направил клинок на искаженное лицо Аргел Тала. — Во имя Императора, во что ты превратился? Это же кошмар, а не человек.

— Мы — истина! — рявкнул Ксафен пойманным в капкан Кустодес. — Мы Гал Ворбак, избранники богов.

Несущие Слово с каждой секундой придвигались все ближе. Петля вокруг Кустодес затягивалась.

— Посмотрите на себя! — изумленно воскликнул Аквилон. — Вы отвергли замысел Императора о совершенстве. Вы отреклись от всего, что означает быть людьми.

— Мы никогда не были людьми! — Вместе со словами из пасти Аргел Тала вырвались брызги шипящей слюны. — Мы. Никогда. Не. Были. Людьми. Нас забрали из семей, чтобы вести Бесконечную Войну во имя тысячи обманов. Ты думаешь, нам легко нести эту истину? Взгляни на нас. Взгляни на нас! Человечество примет богов или канет в забвение. Мы видели, как пылает Империум. Мы видели, как вымирают народы. Мы видели, как это происходит, как происходило раньше. Это цикл жизни Галактики, подчиняющийся смеющимся и жаждущим богам.

В голосе Аквилона не было других эмоций, кроме доброты, и от этого его слова звучали еще более жестоко:

— Друг мой, мой брат, вас обманули. Император…

— Императору известно куда больше, чем он вам открыл, — вмешался Ксафен. — Императору известна Изначальная Истина. Он бросил вызов богам и в своей гордыне обрек человечество. Только через преданность…

— …через поклонение, — добавил Малнор.

— …через веру, — сказал Торгал.

— …человечество выживет в бесконечных войнах и реках крови, которые захлестнут Галактику.

Аквилон смотрел на каждого из Несущих Слово, когда они добавляли свои голоса к проповеди. И в заключение снова повернулся к Аргел Талу.

— Брат, — обратился он к Астартес, — вас обманули самым недостойным образом.

— Ты. Убил. Кирену.

— И ты считаешь это самым страшным предательством? — Звонкий раскатистый смех Аквилона заставил Аргел Тала скрипнуть зубами. — Ты, который отверг свет Императора и превратился в чудовище. Ты, который приковывал несчастных к стенам корабля запрещенным знанием, заставляя их впитывать все психические потоки на протяжении сорока лет? Ты обвиняешь меня в предательстве?

Слова брата ранили его, невзирая на демоническую ярость, затуманившую мозг, невзирая на горе, причиненное гибелью Кирены. Аргел Тал не раз проходил через эту комнату и, с какой бы ненавистью ни относился к происходящему в ней, все же позволял продолжать процесс.

Воспоминания нахлынули болезненными уколами, и каждое видение успевало причинить страдания, прежде чем он его изгонял. Ксафен, читающий строки из «Книги Лоргара», а перед ним кричащий астропат. Эту женщину, приковав к стене, медленно потрошили, заставляя испытывать страшные мучения, которые и являлись центром притяжения. Колхидские руны, вытатуированные на ее теле всего час назад, еще кровоточили. Система жизнеобеспечения, управляемая апотекариями легиона, поддерживает ее жизнь в течение долгих месяцев. Демон, призванный в ее разум, подчинит его себе ради простейших задач: притягивать и впитывать все проходящие поблизости психические потоки.

Ни одно слово не достигнет Терры, кроме фальсифицированных Несущими Слово донесений. Достигнуто Согласие. Идеальный легион. Лоргар, семнадцатый сын, проявляет преданность, которая порадовала бы любого отца.

— А я обвиняю тебя, — со смехом закричал Ксафен, — в глупости! Твой драгоценный астропат на протяжении сорока лет завывал о ваших подозрениях, обращаясь прямо к демонам. Каждый раз, когда вы толпились вокруг него, внимая словам Императора, вы слышали лишь ложь, которую я нашептывал на ухо демону.

Аргел Тал не поддержал Ксафена. Происходящее в той комнате не вызывало у него мрачного удовлетворения. Капеллан приговорил к мучительной смерти не одну женщину, а в общей сложности шестьдесят одну душу. Тяжесть одержимости истощала астропатов отвратительно быстро. Они деградировали стремительно, в страшных мучениях. Уже через несколько месяцев тела начинали пожирать зловонные черные опухоли. Сознание несчастных разрушалось вихрями варпа, словно утесы, подверженные воздействию нескончаемых штормов, и многие страдальцы угасали быстро. Лишь некоторые продержались год, но каждый раз наступал момент, когда приходилось подключать к системе жизнеобеспечения очередного беспомощного и кричащего астропата, а потом мучить его плоть ритуальными кинжалами и раскаленным металлом.

Наблюдение за каждым подключением Аргел Тал считал частью своего покаяния. Каждый раз он дожидался, пока глаза очередного несчастного не остекленеют, но не от смерти, а в знак капитуляции. Каждый раз он ждал того благословенного момента, когда сущность демона прорывалась сквозь сознание человека. Вопли стихали. И после отчаянных стенаний наступала блаженная тишина.

Девятнадцать человек вызвались добровольно. Девятнадцать членов астропатического хора флотилии, подготовленные годами проповедей Ксафена, по своей воле решились сохранить важнейшие секреты легиона. Как ни странно, они сгорели быстрее остальных, поддавшись биологическому истощению сильнее, чем те, кого приковали насильно. Похоже, что страдания усиливали ритуал — Ксафен это заметил и доложил Эребу. В ответ он получил благодарность, и в описание ритуала в «Книге Лоргара» были внесены дополнения. После этого Ксафен несколько недель буквально светился от гордости.

Кустодес отыскали это помещение, скрытое в самом сердце монастырской палубы, но кто-то когда-то нашел его раньше. Аквилона туда направили, в этом Аргел Тал не сомневался. И тогда он принес в душе клятву. Кто бы ни был этим мерзким предателем, он разорвет его на части и попирует над его плотью.

— Мы никогда не были людьми, — негромко произнес он, даже не сознавая, что говорит вслух.

В этот момент меланхоличной ярости Раум окончательно перехватил контроль, и их общее тело устремилось вперед.

— За Императора! — вскричал Аквилон.

В ответ ему засмеялись демоны Гал Ворбак.

В последующие годы Аргел Тал мало что мог вспомнить об этой схватке. Иногда он приписывал это влиянию Раума, иногда считал, что его собственное чувство вины пытается стереть из памяти события той ночи. Как бы то ни было, любые попытки вспомнить заканчивались ощущением опустошенности и усталости, а в голове мелькали только отдельные видения и наполовину забытые звуки.

Это было все равно что вспоминать события раннего детства, до того, как его разум обрел эйдетическую память, когда приходилось напрягать все пять чувств, чтобы ощутить реальность давно прошедших дней.

Мы никогда не были людьми. Эти слова он не забывал никогда, несмотря на то что они одновременно отражали истину и ложь.

Малнор.

Малнор иногда вспоминался с особой ясностью. Когда погиб Малнор? Сколько времени длилось сражение? Он не мог вспомнить точно. Клинок Ниралла начисто снес голову Гал Ворбак с плеч, но Малнор не упал. На месте головы осталось призрачное видение шлема, оскаленная и беззвучно кричавшая маска. Чтобы окончательно уничтожить противника, Нираллу, лучшему мастеру владения клинком из всех, кого знал Аргел Тал, пришлось изрубить Малнора на куски.

Схватка была слишком отчаянной и исступленной, чтобы сознание могло уловить смысл движений. Мысли и общепринятые понятия исчезли, уступив место выучке и инстинктам. Мелькание клинков и когтей. Треск керамита. Рычание, вызванное болью. Запахи слюны, кислоты, пота, пергамента, костей, страха, убежденности, дымящихся болтерных стволов, силовых клинков, слез, дыхания, крови, крови и крови.

А затем первое убийство.

Ниралл. Мастер клинка. Он убил Малнора и стал уязвимым. На спину кустодия одновременно прыгнули Торгал и Сигал. Рубящие удары клинков застучали по броне, пробивая сочленение на затылке, у основания позвоночника. Жизнь за жизнь.

Ниралл упал. Торгал отскочил в сторону, оставшись в безопасности. Сигал задержался, чтобы насытиться плотью, и заслужил смерть. Аквилон. «Оккули Император». Он отомстил за смерть своего брата, всего через мгновение оборвав жизнь Сигала безошибочно точным ударом сверкающего меча.

В то же мгновение на него бросился Аргел Тал. Он помнил прыжок и боль в горле, возникшую одновременно с воплем. Он помнил сочный хруст, когда голова кустодия оторвалась от шеи. Позвоночник Аквилона, словно убитая змея, свисал из окровавленного шлема. От запаха крови кружилась голова; безумный смех, возможно, издавал Аргел Тал, а возможно, и не он. Он не мог сказать наверняка.

Шестеро Гал Ворбак еще оставались в живых. Все шестеро одержимых воинов оскалили зубы, словно пустынные шакалы, и ринулись к единственному оставшемуся в живых кустодию, гонимые демонической страстью.

И затем настал последний момент, сохранившийся в памяти Аргел Тала, а после этого он снова ощутил холодный воздух, и все было кончено. Ситран сорвал шлем и встретил их с непокрытой головой. Он не стал ждать нападения с алебардой в руках, а вместо этого метнул ее, словно копье.

Гал Ворбак мгновенно рассредоточились, но оружие попало в цель. С треском ломающегося дерева оно вонзилось в грудь одного из них. Клинок прошел сквозь керамит, кость и мышцы, и вышел из спины Несущего Слово. Мощный удар опрокинул Астартес, его грудная клетка раскололась, а легкие и оба сердца вылетели и остались лежать на земле окровавленными кляксами.

Ситран встретил пятерых оставшихся противников улыбкой. Он решил, что в сложившейся ситуации обет молчания можно считать выполненным, и рассмеялся над поверженным воином:

— Я всегда тебя ненавидел, Ксафен.

VI. Прощание

Это так на тебя похоже — заботиться о безопасности одного человека, когда весь мир объят пламенем. Я уверяла тебя, что твое беспокойство напрасно и все будет хорошо, как и всегда.

А теперь воют сирены, и в коридорах гремит эхо выстрелов. Предосторожность, предпринятая тобой ради спокойствия, стала моей последней надеждой, но я не глупа и понимаю, что это не может защитить меня от тех, кто идет ко мне.

Я слышу, как звон клинков приближается с каждым мгновением, и изо всех сил тороплюсь записать эти слова. Я могла бы спрятаться, но не буду. Причина очевидна: они с равным успехом отыщут меня и в грузовом отсеке, и в моей уютной комнате. Хранимые мной тайны не оставляют им выбора: они обязательно должны прийти, и, несмотря на своих недышащих телохранителей, я не питаю иллюзий. Они придут и найдут меня. Но я умру, не изменив своему легиону. Это я тебе обещаю.

Моя жизнь была долгой, и я ни о чем не жалею. Немногие могут сказать то же самое о себе, и еще меньше тех, кто мог бы сказать это искренне. Даже ты, Аргел Тал, не можешь этого утверждать.

Когда будешь читать эти строки, знай, что я желаю привлечь к тебе всю удачу мира. Я слышала, как ты говорил о Калте и грядущих войнах, и я верю в твои замыслы, верю в праведный Крестовый Поход, который возглавит твой легион. Вы принесете просвещение в Галактику. Я верю в это и никогда не сомневалась.

Оставайся рядом с Ксафеном, и он пусть всегда будет рядом с тобой. Вы — дети полубога и избранные воплощения истинных богов. Этого никто не может у вас отнять.

Я слышу клинки у своей двери, пожалуйста, не забывай…