– Я буду помнить эти крики до самой смерти, – в голосах Аргела Тала не было никакой интонации, что указывало не на отвращение или удовольствие, а просто на дальнейшую перспективу. Если уж на то пошло, он казался утомленным.

Несущий Слово вновь стал самим собой, серебристая посмертная маска исчезла, а крылья влились в керамит доспеха. Только что он шел с Кхарном среди мертвых и умирающих в облике, который его Легион почтительным шепотом именовал «божественным образом», а в следующий миг рядом с Кхарном уже шагал брат, каким он его знал до Исствана.

Кхарн никак не мог отследить, как и когда с Несущим Слово происходило Изменение. Порой оно выглядело медленным, порой случалось в мгновение ока. Иногда оно было едва заметным, а иногда – настолько явным, что казалось, будто помимо порабощающей твари внутри доспеха Аргела Тала мало что оставалось от воина, которого уважал Кхарн.

Несущий Слово снял шлем, на секунду прикрыл светлые глаза и вдохнул опаленный воздух. В том пахло победой, но эта истина была смехотворной. Победа и поражение пахли одинаково – никогда не имело значения, чьи танки горят и чья кровь течет. Смерть обрушивалась на чувства абсолютно одинаковым образом.

Вопли продолжались. Кхарн первым отвернулся от их источника, и, к его удивлению, вторым оказался Аргел Тал. И теперь они шли вместе, выясняя имена погибших и записывая их для некрологистов.

– Твои люди ведут себя хуже, – заметил Кхарн. Пока они шли через площадь, он указал туда, где два Легиона занимались неприятным делом окончания схватки. Пожиратели Миров добивали всех выживших врагов. Несущие Слово волокли раненых Ультрадесантников к алым танкам и десантно-штурмовым кораблям, чтобы забрать их на орбиту и заняться ими вдали от любопытных глаз. Среди воинов с белом и красном вспыхивали споры относительно лучших раненых, однако присутствие командиров восстановило подобие дисциплины.

– «Хуже» – это вопрос точки зрения, – ответил Аргел Тал.

Над криками и стонами всех Ультрадесантников, которых сейчас уродовали и резали на части ножи XVII Легиона, разносились вопли капитана Орфео.

Кхарн разглядывал гладий, который подобрал среди мертвых тел.

– Почему тебя смущают страдания одного воина, если твои люди творят тут такое? Почему его участь вызывает у тебя презрительную усмешку?

– Тебе не понравится ответ, брат, – произнес Аргел Тал, записывая имя очередного павшего Несущего Слово. – Не заставляй меня давать его.

– Скажи. Ради следующего раза, когда нас скуют вместе на арене.

– Сперва позаботься о нем, – Аргел Тал указал на павшего Пожирателя Миров, облаченного в доспех сержантской раскраски.

– Кровь Истинных, неужели это Гарте?

Кхарн подошел к трупу, лежавшему на широкой груде из тел трех Ультрадесантников. Проклятье. Это был Гарте.

Кхарн присел возле тела, приподняв сержанту голову и аккуратно поворачивая шлем туда-сюда. Он понятия не имел, куда делся его собственный шлем. Он так долго дышал пыльным воздухом, что, несмотря на все генетические усовершенствования дыхательной системы, в глубине гортани остался едкий дымный привкус Арматуры.

– Капитан, – передал по воксу раненый. – Я не могу пошевелиться.

У Гарте не было ног, начиная от середины бедра. Кхарн не мог даже предположить, где они в этом море искореженных тел. Грудь превратилась в мешанину истерзанных костей и керамита.

– Терпи, – сказал он, отпустив шлем воина. – Каргос придет.

Сержант вцепился в ворот Кхарна слабыми пальцами.

– Гвозди пылают даже сейчас, – он закашлялся, сплюнув внутрь шлема что-то влажное.- Как такое может быть? Я умираю, а они продолжают петь? Чего им от меня нужно?

– Терпи, – повторил Кхарн, хотя и знал, что это бесполезно.

– Просто дай мне Покой, – воин снова осел на землю. – Семидесяти лет на службе Мяснику и его Гвоздям достаточно.

Кхарн пожалел, что услышал эти слова. У него начало покалывать в позвоночнике от неуютного ощущения.

– Ты славно послужил, Гарте, – Кхарн разомкнул замки на горле воина и снял шлем. От лица сержанта мало что осталось. Должно быть, это отразилось у Кхарна на лице, поскольку изуродованные черты Гарте исказились в чем-то, похожем на ухмылку.

– Что, так плохо? – спросил он. Булькающий смех перешел в очередной приступ кашля.

В ответ Кхарн мрачно внял его просьбе. Он занес гладий над левым глазом Гарте, острие находилось в одном пальце от расширенного зрачка.

– Скажешь что-нибудь напоследок?

– Ага. Помочись на могилу Ангрона, когда он наконец умрет.

Кхарн пожалел, что слышал и эти слова.

Он толкнул клинок вниз. Раздался звук ломающегося под ногами хвороста и едва различимый звон, когда острие ударилось о камень под головой Гарте.

Он поднялся и услышал, как Аргел Тал разговаривает с другим павшим.

– Здравствуй, – сказал Несущий Слово, придавив нагрудник Ультрадесантника сапогом. Воин безрезультатно скреб руками по ноге Аргела Тала. – Даже умерев, ты продолжаешь драться. Ты настолько упорен, эвокат? Тебе следовало бы носить желтые цвета Дорна.

Кхарн приблизился.

– Я его прикончу.

– Нет.

Услышав отказ Аргела Тала, Пожиратель Миров покачал головой.

– Как в вас умещается столько ненависти к этому Легиону? Им переломили хребет. Они страдают так же, как страдали Вороны и Саламандры на смертном поле. Разве этого недостаточно? Ваша уязвленная гордость не отомщена?

– Ненависть? – Аргел Тал поднял взгляд. Его замешательство постепенно сменилось шутливостью. – Ты так думаешь? Кхарн, ну с чего бы мне ненавидеть Ультрадесант?

– Монархия. Ваше унижение, преклонение колен перед Жиллиманом.

В глазах Аргела Тала замерцало веселье. С каждым мигом Кхарн был все меньше уверен в собственных словах.

– Вы ненавидите Волков за то, что они набросились на вас? – поинтересовался Аргел Тал.

– Это другое дело, – осклабился Пожиратель Миров. – Нас не унизили. Волки не победили.

– Нет? А я слыхал другое. Что это Русс торжествующе выл, когда Ночь Волка кончилась рассветом.

– Ложь, - Кхарн разразился неприятным лающим смехом. – Ложь и клевета.

Какую-то секунду они глядели друг на друга, а затем на лице Аргела Тала проступил намек на улыбку.

– В Легионе были тысячи тех, кто ненавидел Ультрадесант. Когда мы уже направлялись к Калту, Лоргар приказал многим из нас собраться. Мне и прочим, кто стал командирами и апостолами Вакра Джал. Ему был нужен наш совет, как поступить с теми в Легионе, кому он более не доверял. Наш Легион постепенно очищал свои ряды на протяжении десятилетий, однако не случалось ничего вроде Исстванской бойни, которой так гордится Ангрон. Лоргару было известно, что верность Несущих Слово никогда не подлежала сомнению. Однако компетентность – это совсем другое дело.

Теперь даже Кхарн не обращал внимания на сопротивляющегося Ультрадесантника. Он молчал, и Аргел Тал продолжил.

– Лорд Аврелиан спросил, что нам следует делать с воинами, которые более не казались ему надежными. С теми, чья ненависть пылала ярче, чем здравый смысл. Таких были десятки тысяч, Кхарн. Целые роты. Целые ордена. Их ярость утратила чистоту.

– Вы их убили?

– Опосредованно. Мы дали им поручение, которого они жаждали. Они отправились с Эребом и Кор Фаэроном, чтобы со славой принять мученичество.

– Ты же не можешь говорить всерьез, – произнес Кхарн.

– Я серьезен, как пустошь, в которую превратился этот мир. Твой Легион прошел очищение на Исстване III, брат. Мой – на Калте.

– Но мы получали сообщения с Калта. Семнадцатый победил. Вы победили.

– Победа – это вопрос точки зрения, – увидев выражение лица Кхарна, он нахмурился. – Не понимаю, почему тебе так неприятно предательство. У тебя нет чести, которую можно было бы уязвить. Ты участвовал в уничтожении четверти собственных братьев по Легиону, а теперь тебе противно, что мы позволили своим убить себя в священном крестовом походе.

Несущий Слово глянул вниз, на Ультрадесантника, которого прижимал к перепаханной земле.

– Я не питаю ненависти к Тринадцатому Легиону, Кхарн. Нас заставил встать на колени Император, а не Жиллиман. Здесь и сейчас их страдание имеет символическое значение и служит высшей цели. Не больше и не меньше.

Кхарн наблюдал, как павший космодесантник царапает сапоги Аргела Тала.

– Это мучение отдает ребячеством. Что изменит в песне боль одного человека?

– Все, – голос Аргела Тала звучал отстраненно. Он пристально смотрел на воина в кобальтовом облачении. – Каждый миг агонии – это нота мелодии.

– Хватит проповедовать, брат. Побереги мистику для тех, кто носит красные цвета вашего Легиона. Просто убей несчастного.

Он ждал усталого вздоха и ворчливого отказа. Но вместо этого Аргел Тал достал алебарду. Прикосновения Несущего Слово к рукояти хватило, чтобы клинок ожил, создав ореол смертоносных молний. Воин просто ударил вниз, пронзив алебардой грудь Ультрадесантника.

Воин содрогнулся и затих, последний раз дернувшись, когда убийца вырвал оружие.

– Тебе идет милосердие, – сказал Кхарн. – Одно дело резня, другое – пытка. Оставь это своим капелланам.

– Милосердие – удел слабых, – отозвался Несущий Слово.

– Я же видел, как ты его проявлял. Кто же ты тогда?

Аргел Тал поскреб темную щеку. Там пробивался слабый намек на черную щетину. Так он еще сильнее напоминал рожденного в пустыне мальчика, ставшего воином.

– Кхарн, я никогда не делал вид, будто не слаб. Мне не нравится война, однако я сражаюсь. Мне неприятны мучения, но я их причиняю. Я не чту богов и все же служу их святым целям. Слабейшие представители человечества всегда будут цепляться за фразу «я просто выполнял приказы». Они прячутся за этими словами, делая собственную слабость добродетелью и возвеличивая жестокость как благородство. Я знаю, что к моменту моей смерти точно такое же оправдание будет сопровождать всю мою жизнь.

Кхарн сглотнул.

– Мою тоже. Как и любого космодесантника.

Аргел Тал посмотрел на него так, словно это доказывало его правоту.

Они двинулись дальше, с будничным раздражением прочесывая землю взглядами. Никому из них не нравилось это дело, но оба отказались полностью возложить его на своих людей. Ни один офицер не станет отдавать приказов, которые не готов исполнить сам.

Пока они шли и занимались убийством из милосердия, Кхарн наблюдал за работой Несущих Слово. Исторически сложилось, что Легионы редко брали пленных, но это были очередные издержки наступления новой эры. Вопреки своей репутации аскетов, теперь Несущие Слово радостно встречали каждую возможность согнать раненых в грузовые трюмы. Узникам находилась тысяча применений помимо простой службы на рабских палубах.

Воины XVII-го переписывали «Книгу Лоргара» на пергамент кровью плененных врагов. Они украшали доспехи безделушками из резной кости и содранной кожи. Плащи из человеческой кожи были распространены повсеместно, и многие из них также служили в качестве замечательных полотен для просвещенных текстов. Над шлемами легионеров высились рога из меди, бронзы и слоновой кости, которые отбрасывали резкие тени на освещенные свечами стены на борту пустотных кораблей.

Когда Кхарн набрал воздуха, чтобы снова заговорить, далекие крики Орфео достигли пика. Он заметил, как Аргел Тал поежился.

– Что с тобой?

– Ваш примарх безумен, – ответил Несущий Слово. – Хуже того, он умирает.

Кхарн остановился.

– Что?

Несколько легионеров обернулись, глядя на офицеров. Аргел Тал продолжил идти, зная, что Кхарн последует за ним. Разумеется, он оказался прав.

– Ангрон убивает этого капитана столь ужасным образом потому, что механический паразит замедляет функции его мозга. Мой Легион причиняет страдания, поскольку боль служит метафизической цели. Она доставляет Пантеону удовольствие. Демонстрирует преданность и просит о благосклонности. Страдания для них священны. Боль – это молитва.

Кхарн слушал. Его глаза сузились от неуместности слов.

– Ангрон не умирает, - произнес он.

– Мне нет нужды тебе об этом говорить. Ты же сам утверждал, что ему становится хуже. Скажи же, прошу тебя, каково логическое завершение этого вырождения?

– Тебе Лоргар об этом рассказал?

– Лоргар мне больше почти ничего не рассказывает. Он увлечен великой песнью. Он слышит ее отчетливее, чем наши голоса, даже когда мы стоим рядом с ним.

Пожиратель Миров вновь прищурился.

– А ты ее слышишь?

– Мелодию варпа? Нет. Я слышу Кирену, когда сплю. Каждую ночь она умирает в моих снах, но я ни разу не слышал священного гимна. Это дар одного лишь примарха. Однажды, он поделился им со мной, дав услышать фрагмент того, что слышит сам. Музыку, которая лежит в основе реальности. Звук, который издают все живущие и когда-либо существовавшие души.

На сей раз Кхарн не был склонен уходить от разговора о сверхъестественном.

– И на что это было похоже?

Аргел Тал медленно вздохнул.

– На звуки, которые сейчас издает Орфео. Только хуже.

Кхарн не стал оглядываться в направлении, откуда они пришли. Вопли Орфео все еще разносились над полем боя.

Несущий Слово снова заговорил. Его голос стал более свистящим, нежели глубоким, в большей степени принадлежа демону, а не человеку. Там, где были глаза, начало пузыриться жидкое серебро.

– Варп вокруг этого мира бурлит, Кхарн. Страдания, которое происходит во всех его городах, достаточно, чтобы привлечь божественный взгляд Четырех. А сколько еще планет Ультрамара разделяют эту участь? Сколько их еще будет до завершения нашего крестового похода? Это не умозаключение и не слепая вера. Скоро мы загоним уцелевшее население в свежевальные ямы, а потом свалим их на погребальные костры, пока они еще будут дышать. Истинный Пантеон будет наблюдать и благословит нас за верность. За все это страдание, Кхарн. За всю эту боль.

Кхарн остановился, чтобы вогнать свой гладий в шею ползущего Ультрадесантника.

– Ты постоянно так говоришь, но что-то в небесах не пылает варп-шторм.

– Пока нет, - в глазах Аргела Тала продолжала мерцать текучая ртуть.

– Мне надоело, что ваш Легион называет садизм святой добродетелью.

В голосе Кхарна было что-то, что заставило Аргела Тала бросить на него взгляд. Серебро высохло, затвердело и рассыпалось хлопьями. На Пожирателя Миров снова смотрели его истинные глаза.

– Не насмехайся надо мной, – произнес Несущий Слово. – Я не просил, чтобы в основе бытия лежала эта Истина. Мне не доставляет удовольствия нести страдания, поклоняясь богам, которых нельзя игнорировать и которые при этом не заслуживают существования. Однако жизнь – это не то, чего мы хотим. Или ты действительно хочешь этот нейроимплантат, который, словно паук, сидит над паутиной кровеносных сосудов твоего мозга?

На протяжении долгого мига они глядели друг на друга, а затем оба приглушенно рассмеялись. Напряжение просто исчезло. У них всегда так случалось с того самого момента, когда их сбили на пол в первые же секунды схватки на арене. Их Легионы не могли бы отличаться сильнее. Однако они оба испытывали мрачное удовольствие, когда их подхватывало бурей.

Аргел Тал слегка пихнул ногой поверженного Ультрадесантника и двинулся дальше, когда тело так и осталось лежать замертво.

– Порой я задаюсь вопросом, как мы дошли до этого, – произнес он. – До борьбы с невежеством и рабством путем геноцида. Мы можем либо жить в заблуждении и тьме, либо же стать тем, что ненавидим. По ночам меня терзают крики мертвой девочки, которую мне не удалось спасти, а мои ближайшие братья – воин с механическим паразитом внутри черепа и демон, свернувшийся вокруг моего сердца.

Он устало улыбнулся.

– Кхарн, мы определенно не на той стороне.

– Как ты можешь так говорить?

– Потому что обе стороны не те.

Капитан Саррин встретила их на палубе. Они бы предпочли подняться вместе с «Сиргалой», погрузившись на эвакуационный корабль вместе с ее израненным телом, а не лететь впереди на личном челноке. Однако вызов есть вызов.

Лотара перехватила их при выгрузке, почти что подбежав к аппарели. Сервиторы и одетые в мантии с капюшонами адепты Механикума отодвигались в сторону, узнавая ее по форме, или по Кровавой Руке на груди. Повсюду вокруг Пожиратели Миров выплескивались из своих десантно-штурмовых кораблей топающей волной грязного керамита. В ангаре пахло фицелином и известью городских развалин.

– Кида, – произнесла флаг-капитан. - Скажи, что в донесениях ошибка.

На Киде до сих пор был надет форменный комбинезон, шлем с визором был пристегнут к поясу на боку. Она поддерживала Тота, голову которого перевязали чистой тканью.

– Капитан, – неловко отсалютовал Тот. Резкий шум ангара «Завоевателя» уже оказывал на его больную голову разрушительное воздействие. От тепловых потоков отключающихся двигателей легче не становилось.

– Просто говорите, – произнесла Лотара.

– Он мертв, - подтвердила Кида. – «Сиргала» подбита. Старик погиб вместе с ней.

Лотара прикрыла рот обеими руками. Она не имела склонности к драматичным проявлениям чувств, но все равно ей потребовалась секунда, чтобы перевести дыхание.

– Модерати Бли, – раздался голос позади нее. – Модерати Кол. Я немедленно приму ваш рапорт.

Все трое обернулись к говорящему. Он был низкого роста, растолстевшим от неподвижного образа жизни. Над двумя бионическими глазами возвышался вдовий пучок темных волос. Механические окуляры пощелкивали и стрекотали, меняя фокусировку и перемещаясь между двумя членами экипажа. Он удостоил Лотару чуть более почтительного «капитан», после чего решительно отсалютовал.

– Принцепс пенультима, - поприветствовала Лотара в ответ.

– Уже не пенультима. Не забудьте обновить архивы, капитан. После гибели Венрика Солостина я принцепс ультима Легио Аудакс.

– Аудун, ты назойливое мелкое дерьмо, которое хватается за штифты выслуги старика, даже не дав его костям остыть.

Дородный офицер титана вытянулся.

– Мы все скорбим об утрате принцепса Солостина, флаг-капитан. Я оставлю без внимания ваш всплеск эмоций, но прошу в будущем обращаться ко мне с уважением к чину.

Лотара уже перестала обращать на него внимание, перведя взгляд на Киду и Тота.

– Я рада, что вы выбрались с этой проклятой скалы. «Сиргала» пойдет снова?

– Думаю, да, – сказала Кида.

– Она в скверном состоянии, – признался Тот.

– Вы тоже, – натужно улыбнулась Лотара. – Удачи Угольной королеве. Я позабочусь, чтобы ее подняли со всеми почестями и обеспечили ремонт в первую очередь.

Аудун Лирак прокашлялся.

– Пойдет она, или нет, зависит от возможности повторного использования.

Кида побледнела. Тот проворчал какое-то ругательство. Лотара развернулась к новому повелителю Легио Аудакс, но ее слова утонули в вое двигателей приближающегося челнока «Грозовой ворон». Его крылья с обратной стреловидностью отбрасывали на палубу хищную тень.

– … моего корабля, – закончила Лотара, перекрыв стихающий шум двигателей. – Это ясно?

– Эээ, совершенно, мэм. – Аудун побарабанил толстыми пальцами по обтянутому формой животу. Он расслышал примерно одно слово из десяти, но не стоило испытывать терпение флаг-капитана.

Лотара многозначительно посмотрела на двоих членов экипажа титана.

– Мне нужны полные копии ваших рапортов. Если я их не получу, то буду знать причину.

Тот кивнул, а Кида улыбнулась.

– Есть, мэм.

– Хорошо. А теперь ступайте в апотекарион, и пусть Тота заштопают, - она отступила назад, давая им пройти. Повернувшись, чтобы начать долгий путь к мостику, она заметила, кто выходит из «Грозового ворона». Увенчанный гребнем шлем воина выделял его среди братьев, но она бы ясно признала его и по бронзовой символике XII Легиона на обоих наплечниках.

Она наблюдала, как он уверенной походкой спускается по аппарели в ангар – с неоспоримым изяществом и нескрываемым высокомерием. Воин разговаривал с товарищами, не обращая внимания на людей-рабов и экипаж ангара, которые занимались своими делами вокруг.

Лотара Саррин очень спокойно вынула лазпистолет, прицелилась и выстрелила капитану Пожирателей Миров в лицо. Его голова откинулась назад от попадания лазерного луча, и она ощутила секундный прилив удовольствия от по-настоящему отличного выстрела, а затем Пожиратели Миров окружили своего капитана, вскинули болтеры и прицелились через забитую людьми ангарную палубу.

Лотаре хватило времени, чтобы отчетливо подумать: "они не станут стрелять", прежде, чем те открыли огонь. Она увидела свет дульных вспышек задергавшегося у них в руках оружия. Время не замедлилось, как убеждали в военных сагах. Она едва успела моргнуть, а болты уже разорвались в воздухе на расстоянии менее шести метров от ее лица, окатив ее горячими и острыми осколками.

Рабы и слуги разбегались, словно тараканы от внезапного света. Это был один из первых раз в жизни Лотары, когда она была ошарашена. Она не понимала, почему еще жива, но куда больше была раздражена тем, что они посмели стрелять в нее на борту ее же собственного корабля.

Еще один Пожиратель Миров подошел и встал рядом с ней, подняв руку, чтобы удержать телохранителей капитана от дальнейшего нападения. Он мягко и низко произнес одно-единственное слово.

– Хватит.

Те не слушали, а капитан не был мертв. Он поднялся на ноги и бросился к ней во главе девяти братьев. На цепи, свисавшей из правого кулака, гремел метеорный молот.

– Ах ты мелкая хнычущая шлюха, - ощерился он, глядя на нее сверху вниз. – Да как ты смеешь?

Он занес оружие и активировал шипастое навершие, намереваясь смести ее с палубы. Лотара плюнула ему на сапоги, но тут стоявший рядом с ней Пожиратель Миров шагнул вперед, не давая обоим перейти к обмену ударами.

– Я же сказал – хватит, – он не опускал руку, запрещая им приближаться. – Уходи, Делварус.

Капитан триариев повернул зловещий шлем к кодицию, сверкнув глазными линзами.

– У тебя нет власти надо мной, Эска. Эта стерва в меня выстрелила. Убирайся с дороги.

– Этого не будет, – терпеливо ответил Эска. – Уходи.

Остальные триарии обнажили клинки, а к Лотаре подошли еще три Пожирателя Миров. Она глянула на них. Все они были выше нее на полторы головы и закованы в черное облачение разрушителей.

– Проблема, капитан? – поинтересовался сержант. К его голосу примешивались помехи вокса.

Делварус указал на смертную женщину, стоявшую в центре группы огромных легионеров.

– Она…

– Я не тебя спрашивал, капитан Делварус. Я спрашивал капитана Саррин, – он посмотрел на нее сверху вниз. Пустая перевязь для гранат лязгнула о нагрудник.

– Ничего такого, с чем я не могу справиться, Скане. Впрочем, можешь остаться.

Подходили все новые триарии, и окружавший Делваруса строй разрастался. Плащ капитана был уничтожен войной на поверхности, однако он властным жестом перекинул изодранные остатки через плечо.

– Это не касается никого из вас, – сказал он. – Сержант, кодиций, разойтись.

Они его проигнорировали. Лотара снова плюнула ему на сапоги.

– Ты бросил корабль, Делварус. Это нарушение долга. Кровь всех, кого мы потеряли при этом абордаже, на твоих руках.

Тот расхохотался.

– Вас взяли на абордаж? Когда я покидал корабль, исход битвы был очевиден. Как ты умудрилась оказаться взятой на абордаж, Лотара?

Она сладко и резко улыбнулась.

– Ты предпочтешь, чтобы я сообщила об этом примарху?

– Да, может и предпочту. Думаешь, ему вообще есть дело? Он теперь вообще едва понимает, кто он такой. Нарушение долга может быть серьезным проступком для Ультрадесантника, но мы несколько ближе к реалиям войны. А теперь убирайся с глаз моих, девчонка. Один раз я оставлю оскорбление без последствий. Но если попробуешь еще раз, я отдам твой череп своим оружейникам под ночной горшок.

С обеих сторон прибывали легионеры.

– Выглядит интересно, – заметил Каргос, вставая возле Скане. – Мы что-то пропустили?

– Она в меня стреляла, – ответил Делварус.

Каргос фыркнул. Звук подозрительно напоминал хихиканье. Такой же лающий вокс-смешок донесся из аугметической гортани Скане.

– Что ж, уверен, ты это заслужил, – сказал апотекарий.

– Ничего смешного, Каргос.

Каргос продолжал ухмыляться, демонстрируя железные зубы.

– Может и нет, зато смешон ты. Получить выстрел на собственной ангарной палубе. Единственное, о чем я жалею, так это что у нас больше нет летописцев, которые бы внесли это в хроники твоего личного героизма.

Делварус насмешливо фыркнул и отвернулся.

– С меня довольно этого идиотизма.

– Стой на месте, солдат.

Капитан триариев остановился и развернулся с кошачьей неторопливостью, в которой присутствовало некое веселье. Он оглядел обратившуюся к нему женщину.

– В чем дело, Лотара?

– Ты будешь обращаться ко мне «капитан Саррин». И ты будешь находиться под арестом в своем арсенале, пока я не скажу обратного. Дисциплина продолжает существовать, Делварус, даже если ты считаешь себя выше ее.

– Хватит, девочка. Ты еще жива. Корабль цел.

Лотара вышла из-под защиты Скане, Эски и Каргоса и оказалась прямо перед триарием, глядя прямо на него прищуренными глазами. Она доставала ему головой до нагрудника. Едва-едва.

– Болтеры Тринадцатого Легиона лишили нас двух тысяч членов экипажа, тупой ты сукин сын. Ультрадесантники знали, где высаживаться и куда бить. Две тысячи мужчин и женщин погибли из-за того, что тебе захотелось снискать себе славу в пыли внизу. Не отребье с рабских палуб, не пушечное мясо, Делварус. Обученный, жизненно необходимый экипаж с командной палубы и основного инженариума. Несколько систем получили такие внутренние повреждения, что «Завоеватель» не сможет функционировать в полном объеме, не встав в сухой док на ремонт на месяц, а то и больше. Я ясно выражаюсь, заносчивая свинья? Ты получил приказ. А теперь прочь с глаз моих.

Какое-то мгновение казалось, что он откажется. В конце концов, Делварус кивнул, отсалютовал, приложив кулак к сердцу, и повел своих людей прочь.

– Я возвращаюсь на мостик, – сказала Лотара Эске. – Спасибо за… ну, что ты там сделал. В смысле, с болтами.

Библиарий поклонился, на его растерзанном и сшитом заново лице было обычное выражение жутковатого спокойствия.

– Доброй охоты, капитан.

Она оглядела потрепанную в бою толпу Пожирателей Миров, стоявших вокруг нее с оружием в руках. Для скольких людей точно такое же зрелище стало последним перед смертью?

– Благодарю вас всех.

Все кивнули и разошлись только после того, как она удалилась.

На одном из переходов над ангарной палубой в задумчивом безмолвии стояла фигура, втрое превосходившая легионера ростом. Она сохраняла такую неподвижность, на которую способны только трупы и статуи, поскольку отчасти относилась и к тем и к другим. Он наблюдал, учился и – узнавая – начинал строить план.

Возможно, кодиций Эска что-то почувствовал, поскольку обернулся и взглянул на запасную погрузочную платформу, где одиноко стоял Лорке. Он поднял руку, приветствуя бывшего Магистра Легиона. Лорке ответил тем же, вскинув железный кулак.

Какое-то время капеллан лежал во мраке, приходя в себя после вызванного переходом потрясения. Его не покидало воспоминание о гибели солнца, которое с пронзительным воплем разливало радиацию в пустоту, отравляя целый мир.

Несмотря на окутывающую тело прохладу, мысль вызвала ощущение удовлетворения. Славно служить. А хорошо служить – еще лучше.

Он лежал, а биение его сердца, словно метроном, отмечало ход времени. Когда дрожь прекратилась, он поднялся на ноги, небрежно осматривая неповрежденный доспех. Даже пергаментные свитки не пострадали. Знамение?

Да. Несомненно.

Хорошее знамение.

Решетчатый пол залязгал под ногами, когда он двинулся по сводчатым залам «Фиделитас Лекс». Первыми ему попались двое рабов в мундирах Легиона, которые шептались в алькове, обмениваясь принесенными энергоблоками. Мелочи жизни смертных и сообществ людей на борту боевого корабля не имели для него никакого значения. И все же он был вежлив и сдержан. Насилие следует применять для достижения своих целей, словно скальпель, а не как дубину.

Они услышали издаваемые доспехом звуки, его шаги и попытались убежать. Их остановил его размеренный и серьезный голос. Ему была нужна лишь дата.

– Подождите, – обратился он к ним. – Что показывает хронометрический отсчет флагмана?

Они ответили, и он почувствовал, как напряжение отступает. После Калта прошло не более недели. Хорошо. Очень хорошо.

Теперь явно настала их очередь говорить, поскольку два съежившихся раба пали ниц, вознося ему молитву как вестнику богов. Один даже рискнул заслужить побои, прикоснувшись к священному Слову, которое было тушью записано на пергаменте и прикреплено к доспеху Темного Апостола.

Он не причинил им вреда. Даже благословил во имя Четырех, пожелав долгой и праведной жизни.

– Благодарю вас, о великий, – прошептал первый.

– Да благословят вас боги, – разрыдался второй. – Мой господин Эреб.