Когда небо запылало, Ошамай Эврел`Коршай из Родственной Стражи совершала обход. Она шла по городским стенам на закате, беседуя с артиллерийскими расчетами и линейными капитанами – без сердечности, но и без пристрастности. Она всегда предпочитала взаимной симпатии профессиональную дистанцию. Лучше быть уважаемой, а не любимой. Искусственная рука мягко урчала и стрекотала, повинуясь ее воле. Она лишилась конечности из плоти и крови девять лет назад, сражаясь в траншеях во время Последней Войны. За прошедшее с тех пор время это название стало чем-то вроде кислой шутки. Война, Которой Кончатся Все Войны, в конечном итоге оказалась не последней. Города-государства так часто переходили с одной стороны на другую, что она искреннее сомневалась, участвуют ли они в другом конфликте, или же Последняя Война просто растянулась на годы, каждый сезон меняя свои рамки и степень ожесточенности.
Когда в небе показался огненный дождь, падающий среди первых вечерних звезд, она сперва решила, будто враги совершили невозможное. Великий Береговой Союз каким-то образом атаковал Деш`еа с воздуха, несмотря на полное отсутствие ресурсов и боеприпасов для этого. Какой политический маневр позволил подобное? Они нашли один из склепов-арсеналов Первого Царства глубоко в прибрежных волнах или под горами? Невозможно. Таких уже не осталось, все были вскрыты или раскопаны сотни лет назад.
И все же, в первую очередь она активировала телеметрическое устройство, встроенное в металлический эполет формы. Тут же замигала одинокая лампочка, панически обмениваясь электронными сигналами с основным когитатором где-то в городе.
– Генерал, – произнес один из стоявших рядом с ней стенных стрелков. – Это имперцы?
Имперцы. Как будто проклятие.
– Это мы имперцы, – заметила она, продолжая наблюдать за огненным спуском комет.
Тот пожал плечами. Нуцерия пребывала в согласии с дедовских времен, однако Империум был в лучшем случае отдаленным господином. С момента, когда Император – хвала ему, Владыке Старой Земли! – покончил с восстанием Короля-Гладиатора больше ста лет назад, не прибывало никаких кораблей. Как и многие из миров нарождающегося Империума, Нуцерию не трогали, пока она платила десятину верностью, деньгами, железом и плотью.
– Может быть, они вернулись, – сказал он, и надежда в его глазах вызвала у нее жалость. – Вернулись, чтобы закончить Последнюю Войну.
– Нам не нужна их помощь, чтобы закончить Последнюю Войну, – не раздумывая, инстинктивно ответила она заученной фразой. Сколько раз праксуарий, а до того его отец говорили военному совету, что никогда не обратятся к Империуму за помощью? На подмогу не станут звать даже силы Ультрамара, которые, по слухам, находились так близко.
– Это должны быть имперцы. У Альянса нет оружия, способного на… что бы это ни было.
По всему городу завыли сирены, предупреждающие о скором нападении с воздуха. Это звучало настолько чужеродно, что она едва не рассмеялась, хотя улыбка вышла натянутой и неприятно мрачной.
– Дай мне свои магнокуляры, – распорядилась она. Он повиновался, и она навела устройство вверх, вперив взгляд в каплевидные капсулы, которые мчались по небу, оставляя за собой огненные инверсионные следы.
– Это они? – спросил стрелок. – Имперцы?
– Складывай желания в одну руку, – отозвалась она, возвращая ему видоискатель, – а дерьмо в другую. Увидишь, какая наполнится первой.
Генерал направлялась в зал совета, не жалея хмурых взглядов, чтобы убирать с дороги младших офицеров. Дворец Праксика был избыточно большим сооружением, в нем присутствовало так много металла рескиума и черного мрамора, что с момента входа в первый приемный зал от них уже пестрило в глазах. Ошамай бы не вынесла большего количества статуй танцующих грациозных девушек, или еще одной фрески с изображением прежних праксуариев, триумфально стоящих на полях сражений, где они даже не вынимали клинка или пистолета.
Когда она пробралась по переполненным коридорам дворца и вошла в зал совета, ее встретило море салютов и широко раскрытых глаз. Воспользовавшись своей роботизированной рукой, она ответила на единственный значимый салют.
– Наш единственный владыка, – поприветствовала она праксуария Тибарала Фаль`кра из Первого Дома, Защитника Деш`еа, Имперского Магната Нуцерии.
Тот поманил ее ближе, его глаза были раскрыты так же широко, как и у слуг с солдатами. Синие глаза, как у отца. Темные волосы, как у матери. Он утопал в церемониальном пурпурном облачении и сжимал выполненный из рескиума скипетр, увенчанный аквилой, словно это было оружие, способное спасти ему жизнь. Возможно, так бы и произошло, будь это действительно возвращение имперцев.
В следующем месяце ему должно было исполниться тринадцать лет. Если считать, что мы все доживем до следующего месяца, – подумала Ошамай. Или до следующего часа.
– Генерал Эврел`Коршай, – приветствовал ее праксуарий. – Небо льет огненные слезы. Это знак.
– Да, наш единственный владыка. Как вы и сказали, это знак, – при его виде у нее упало сердце. Что уж точно было не нужно на грани катастрофы – так это чтобы безумный маленький монарх-таракан мешал им своим идиотизмом.
– С вашего разрешения, я бы мобилизовала Родственную Стражу и…
– Нет, – напуганный мальчик идеально владел своей речью, что было неудивительно, если учесть бесконечное обучение ораторскому искусству. Если бы она не видела страха в его глазах, то ни за что бы не поняла по твердому голосу, что он на грани ужаса.
– Наш единственный владыка, – произнесла она, стараясь не бросать на придворных и других офицеров взгляды в поисках поддержки. – Город вот-вот атакуют.
– Вы не знаете этого наверняка, – заметил тот. Он подковылял к заваленному свитками картографическому столу, морщась от подагры, которую заработал несколько лет назад и так и не сумел победить. – Я полагаю, что имперцы возвращаются, чтобы завершить Последнюю Войну.
Ошамай не знала, что на самом деле представляли из себя сыплющиеся с орбиты огненные капсулы – подобные технологические чудеса выходили далеко за сферу ее компетенции, и о них не упоминалось в архивах города-государства. И тем не менее, когда они озарили небо, она без посторонней помощи поняла, что происходит.
– Перемещение людей или техники при помощи транспортных капсул предполагает наступление, наш единственный владыка. Если бы они пришли с миром, то, несомненно, совершили бы высадку несколько менее энергично.
Она заметила в его взгляде сомнение. Оно продержалось мгновение и почти сразу же сменилось твердой уверенностью. По воле неба, безумный юный властитель никогда не сомневался в себе.
– Нет, – сказал он. – Нет, они просто приходят с величием, которого и следовало ожидать.
– В таком случае я мобилизую Родственную Стражу в качестве церемониальной меры для их встречи, наш единственный владыка.
Он кивнул, не зная, что солдаты Деш`еа уже десять минут как мобилизуются.
– Очень хорошо.
– Есть донесения, что несколько кораблей опустились в горах Деш`елика, вдали от основной армии. С вашего разрешения, я вышлю скиммеры сопровождения на разведку.
Мальчик сделал одобрительный жест.
– Как скажете. Я приму имперских посланников в тронном зале. Идемте со мной, генерал.
Ошамай поклонилась и повиновалась.
Кхарн шагал по полю костей, слушая призраков на ветру. На такой высоте в горах звучание ветра приобретало воющий оттенок. В его дыхании несложно было услышать голоса давно сгинувших древних мертвецов. Они не добрались до мест, где круглый год идет снег, однако Кхарн поднял взгляд вверх и на мгновение вновь стал мальчиком, который карабкался по зубчатым пикам своей родины и чувствовал, что может дотянуться до звезд. Мир, бывший его колыбелью, находился на удалении в половину охваченной войной галактики, но даже Гвозди не смогли помешать краткой улыбке от чистого и отчетливого воспоминания.
Примархи шли впереди объединенной группы, не обращая внимания на смешанный отряд из Восьмой роты Кхарна и испепелителей Аргела Тала. Позади все еще светились «Громовые ястребы», раскалившиеся от резкого нырка в атмосферу. В холодной горной атмосфере от них исходил пар.
Горная тундра была покрыта костями. Разрозненными костями, форма и функция которых уже слабо угадывались. После ста лет выветривания от них остались только куски и осколки, однако посреди открытого могильника глаз то и дело цеплялся за что-то, явно напоминающее скелеты.
Кхарн потянулся вниз к остаткам черепа. Бронированные кончики пальцев с тихим шорохом поскребли по изъеденной временем поверхности. Судя по уцелевшей части – той, которую не отполировали ветер и дождь – он принадлежал мужчине.
– Не надо, – предостерегающе произнес остановившийся рядом Аргел Тал.
– Что не надо?
– Ничего не трогай. Череп. Эти кости, – шлем брата кивнул в направлении Ангрона, а затем снова повернулся к черепу в руках Кхарна. – Это кладбище – сердце вашего примарха, извлеченное наружу и обнаженное. Посмотри на него.
Кхарн повиновался. Ангрон стоял спиной к остальным. Он покачивался, толстые пальцы подергивались. Сквозь стиснутые зубы раздавался горестный жалобный вой – звук уязвимости в отсутствие слабости, звук неописуемой боли, выраженной со звериной простотой.
– Ступай осторожно, – добавил Аргел Тал, – и ничего не трогай.
Кхарн присел и положил череп на то же место, где нашел. Тот укоризненно уставился вверх одной глазницей. Кхарн перевернул его носком сапога, установив в точно такое же положение, как до вмешательства. Следующие слова он произнес, понизив голос, хотя и говорил по персональному каналу вокса.
– Ангрон должен был умереть здесь. Это как вспоминать несбывшееся.
Аргел Тал обошел камень, у подножия которого лежала груда костей.
– Я все еще чую запах крови, которая пропитала эту бесплодную почву.
– Это твое воображение, – сказал Кхарн.
Аргел Тал не ответил.
За все годы своей жизни Ангрон плакал один и только один раз. Он хорошо об этом помнил, поскольку это было его первое воспоминание за пределами тесной утробной камеры. Он выбрался из тепла расколотой родильной капсулы на леденящий горный воздух. Он видел только красное и чувствовал лишь вкус собственной крови. Как только он выполз на свободу, раны по всему телу замерзли, их в какой-то мере прижгло льдом. Он был мальчиком, просто мальчиком, и все его тело истекало кровью.
А затем пришли они. Тощие тени, быстрые как ветер. Они завывали, смеялись и проклинали на языке, которого он не понимал.
Он их убил. Конечно же, он их убил. Едва он ощутил их приближение, как сразу учуял металл оружия и бросился на них, зная лишь то, что металлический запах означает опасность и смерть.
Он забил нескольких насмерть куском камня размером с кулак. Остальные пытались бежать, но окровавленный мальчик преследовал их по тундре, валя наземь и разрывая глотки пальцами и зубами.
Но в тот день он плакал. Причиной этого стали не нападавшие, кем бы они ни были. И не боль, хотя он был всего лишь мальчиком, и никто бы не стал судить его строго за детские слезы от полученных ран.
Нет. Он заплакал, когда только выбрался из капсулы, от прикосновения ветра к коже. Стужа вгрызалась в его раны ледяными зубами, но чувство свободы вызвало у него слезы на глазах. За все прошедшие с тех пор десятилетия он не проронил ни единой слезы. До этого момента. Две соленые капли побежали по изуродованному лицу, примерзая к нему.
Ангрон оплакивает павших братьев и сестер
– Все мертвы, – тихо проговорил он. – Мои братья. Мои сестры.
Лоргар подошел к нему, осторожно ступая и изо всех сил стараясь не потревожить святую землю.
– Как вы называли своих врагов? – спросил он.
– Верховыми, – отозвался Ангрон. – Мы звали их верховыми, за то, что они стояли над нами и смотрели, как мы умираем в грязи арены.
– Верховые забрали тела своих, – произнес Несущий Слово. – Тут слишком мало костей для останков двух армий.
– Мои братья и сестры, – повторил Ангрон. – Я поклялся, что останусь с ними. Мы бы умерли вместе. Лоргар, в мире никогда не было таких бойцов. Клестер с ее визжащим копьем. Йохура и его удушающие цепи. Асти, Малыш Асти, который воровал ножи, чтобы метать, резать и колоть. От его усмешки холодные ночи становились теплее. Ларбедон, лишившийся руки из-за гангрены. Он кричал, чтобы верховые приблизились, если посмеют. Мы с ним прикрывали друг другу спину. Мы скользили по крови, давя павших сапогами.
Ангрон покачал головой и продолжил.
– Слова не воздают им должного. Мы были родом с красных песков, росли в грязи и питались дерьмом, которое нам скармливали верховые. Но мы вырвались. Тысячи, Лоргар. Нас были тысячи. Мы были свободны, мы жили, смеялись и заставили ублюдков заплатить. От Гвоздей было больно – ах, как больно, даже тогда. Но мы заставили верховых и их Родственную Стражу с бумажной кожей заплатить.
Лоргар молча слушал. Ангрон опустил голову.
– Я должен был умереть здесь. Я умер здесь. Примарх Пожирателей Миров – это всего лишь тень. Эхо. Здесь мое место. Величайшая битва моей жизни, и меня ее лишили.
– Будет и более великая битва, брат. Терра. И обещаю, никто тебя ее не лишит, – с легкой улыбкой произнес Лоргар.
– Терра. Терра! – горько расхохотался Ангрон. – Мне плевать на Терру. Плевать на Терру, на Гора, на… на Него. На Императора.
– Тогда почему я слышу в твоем голосе столько ненависти? – тихо спросил Лоргар.
Ангрон выхватил цепные мечи из заплечных ножен и вдавил активаторы на рукоятях. Оружие взревело.
– Ммм. Хрргх. Он меня забрал! Уволок в небо! Император. Проклятый богами Император.
– Ты отомстишь, Ангрон. Уже скоро мы вновь ступим на Терру, обещаю тебе.
– Мои братья, – продолжал тихо бормотать Ангрон, не слушая клятву брата. – Мои сестры. Все рабы. Рабы-гладиаторы с арен. Для верховых, которые держали нас на цепи, наши жизни были как грязь. Но хозяева заплатили, о, как они заплатили. Когда мы вырвались, этот мир запылал. Он горел. Клянусь тебе в этом.
Второй примарх медленно и понимающе кивнул.
– Я тебе верю.
Ангрон все еще слышал только призраков в своем разуме.
– Война все тянулась и тянулась. Сезон за сезоном. Город за городом. Реки покраснели от крови верховых! Мы дрались. Дрались повсюду, клянусь. Верховые атаковали нашу стену щитов у Фалькхи. Они на нас напали! Так приказали их аристократишки, и они попались на приманку. Я до сих пор слышу гром, с которым сошлись наши ряды. Слышишь? – он перевел бешеные глаза на Лоргара. – Ты слышишь гром?
Лоргар улыбнулся. На его расписанном рунами лице было выражение безжалостной доброты.
– Слышу, брат.
– Но время года сменилось, и мы отступили. Нам пришлось бежать в горы, к хребтам, чтобы пережить зиму. За нами шло слишком много армий верховых, у них были лазеры, гранаты и пулеметы, которые трещали днем и ночью. Я поклялся, что умру в горах вместе с братьями и сестрами. Мы были свободны. Это была наша смерть. Смерть, которую мы заслужили, смерть, которой мы хотели. Мы смеялись и подзывали их ближе. Верховые ублюдки!
Ангрон развернулся, второй раз переживая тот миг, вскочил на валун и широко раскинул руки. Он закричал – нет, завопил – с хохотом бросая вызов небу.
– Идите и умрите, псы из Деш`еа! Я Ангрон с арен, рожденный в крови, выросший во мраке, и я умру свободным! Давайте, поглядите, как я бьюсь в последний раз! Разве не этого вам надо? Разве не этого вы всегда хотели? Подходите ближе, сучьи трусы!
Кхарн смотрел, как его примарх стоит на усиливающемся ветру, и наблюдал, как история повторяется в такт безумному воспоминанию. Ангрон вскинул цепные мечи, имитируя первые удары той последней схватки. Каждый взмах сопровождался ревом зубьев. Собравшиеся легионеры застыли на месте, молча следя за происходящим.
– А потом. Потом. Хрргх. Император. Мммм. Император. Он похитил меня, запер, бросил в темное брюхо «Завоевателя». Телепортировал на орбиту, хотя в то время я ничего не знал о подобной технологии. Я был один, один во мраке. А мои братья и сестры умирали здесь. Умирали без меня. Я поклялся. Мы все поклялись. Поклялись стоять, драться и умереть. Вместе. Вместе.
Ангрон раскачивался вперед и назад. Его клинки опустились, а взгляд утратил осмысленность.
– Император. Верховая мразь. Когда Гор позвал, я дал слово. Дал слово потому, что жил, хотя должен был умереть. Это не дар. Он сделал меня предателем! Заставил меня нарушить единственную важную клятву! Я выжил, а мои братья и сестры умерли здесь, а их кости достались грызунам, ветру и снегу.
Братья не обращали на окружающих воинов внимания, как будто были одни. Лоргар снова подошел к Ангрону, стараясь не касаться его, но Кхарну показалось, что в голосе Несущего Слово появилась коварная заботливость.
– Нет эмоции чище, чем ярость, – произнес Лоргар. – Нет цели праведнее, чем месть.
Во взгляде Ангрона забрезжило узнавание.
– Да, месть. Расплата. Пища для души, брат.
– Чем ты отличался? – спросил Лоргар. – Почему наш отец так с тобой обошелся?
Ангрон пожал плечами, отмахиваясь от безрадостного сочувствия в голосе брата.
– Ты сохранил этого осла Кор Фаэрона. Русс – своих побратимов. У Льва остался Лютер. Люди – братья и приемные отцы – спасенные и вознесенные в ряды Легиона. Но не я. Не Ангрон, нет. Император телепортировал своих позолоченных кустодиев вниз, чтобы помочь мне и моей армии? Нет. Выпустил Псов Войны и приказал им сражаться, биться рядом со мной? Нет. Спас моих братьев и сестер так, как уберег и возвысил ближайшего сородича Льва? Как почтил Кор Фаэрона? Нет, нет и нет. Никакой жалости к Ангрону. Ангрону Клятвопреступнику. Ангрону Предателю.
Пожиратель Миров спрыгнул с камня, глядя на кости, но продолжая обращаться к Лоргару.
– Он провел на моем родном мире недели, как с тобой на Колхиде, Вулканом на Ноктюрне и Руссом на Фенрисе? Нет. Император не устраивал состязаний в силе и твердости духа с Ангроном Рабом. Не было недель смеха, веселья и залечивания ран, нанесенных планете. Вместо этого он лишил меня прожитой жизни и заслуженной смерти. Заставил нарушить клятву, которую я дал нуждавшимся во мне.
Во взгляде Лоргара появилась ярость.
– Но почему? Почему он дал твоей армии умереть? Почему он похитил тебя во вспышке телепортации, хотя мог задержаться, как он это делал на многих других планетах? На орбите был Легион – твой Легион, Ангрон. Один-единственный приказ, и они бы обагрили клинки рядом с тобой, спасая твою армию мятежников и славя тебя как генетического предка. Но он удержал их, как держал тебя.
По подбородку Ангрона потекла густая влажная слюна.
– Я уже не узнаю, почему. Он мне так и не ответил. Но он заплатит, как заплатили верховые. И когда я окажусь перед ним на Терре, я спрошу снова. И тогда, Лоргар, наш отец даст ответ.
Несущий Слово вздохнул, поддавшись какому-то своему возвышенному переживанию.
– Ты заслуживаешь ответа.
– Деш`еа, – произнес Ангрон. – Я должен там побывать. Должен взглянуть, кто правит в городе, который заявлял свои права на меня. В городе, который убил моих братьев и сестер.
– Как пожелаешь, – согласился Лоргар. – Как пожелаешь.
Ее уязвило, что праксуарий оказался прав. Несмотря на поспешное прибытие, они выглядели мирно. В донесениях сообщалось, что тысячи и тысячи их высаживались на равнине за пределами города, несомненно выгружая армию, однако не атаковали сам Деш`еа. Оставшись у королевского трона, она руководила процессией офицеров, которые снабжали ее свежими данными и рапортами наблюдателей, нашептывая в ухо и передавая информационные распечатки.
Праксуарий прямо сидел на троне. Он был вдвое ниже отца и вдвое нелепее того напыщенного глупца. Символом его власти был амулет из полированного серебра в форме сжатого кулака. Юный Тибарал носил его на шее, хотя тот свисал почти до самого живота. Он постоянно вздыхал, словно на его плечах лежал груз целого мира.
– Сколько домов мобилизовано? – спросила Ошамай у одного из младших командиров. Тот нервничал, это было видно по глазам, однако гладко справлялся с волнением, маскируя его расторопностью занятого делом солдата.
– Примерно половина уже на стенах, генерал. Большинство оставшихся предпочитают защищать собственные поместья, а не присоединяться к общим силам обороны.
Она отпустила его, нимало не удивившись тому, что так много домов решило укрепляться свои особняки. В сущности, ее поразило, что нашлось так много желающих отправить солдат на стены. Подобный альтруизм был непохож на поведение благородных родов – ей было хорошо об этом известно после тридцати лет офицерской службы при дворе праксуария.
Когда к ней приблизился следующий офицер, она наклонилась к нему и сказала на ухо: «Если они нападут на город, готовьтесь освобождать рабов».
Надо отдать ему должное, он не стал спрашивать, уверена ли она, или же указывать на безумие идеи. Если на город нападут, несколько тысяч воинов из касты рабов с арен смогут хотя бы упрочить количество защитников. А если бы те восстали и подняли бунт? Это едва ли имело значение, город в любом случае был бы обречен.
– Я за этим прослежу, – пообещал офицер.
– Удачи, – произнесла она.
Он опешил. Никто не привык слышать теплые слова, слетающие с тонких губ генерала. Ошамай порадовалось, что он предпочел не заметить ее секундную оплошность. От того, что творилось на равнине, ее нервы были так же расстроены, как и у всех остальных.
Ждать пришлось недолго. В громадные каменные двери на южном входе в тронный зал ворвались герольды, которых сопровождали бегущие и оглядывающиеся через плечо солдаты.
Ошамай сглотнула. Это выглядело плохо.
– О наш единственный владыка! – завопили герольды, лопоча и перекрикивая друг друга. Мальчик-король стерпел происходящее с отрепетированным царственным терпением. Однако он не успел заговорить.
Первый прошедший в черную мраморную арку был настолько высок, что ему пришлось пригнуть голову. Ошамай буквально почувствовала, как сотни придворных разом вдохнули. Они, как один, судорожно глотнули воздуха, и многие попятились к стенам от вошедшего гиганта. Тот превосходил ростом любого человека и был закован в броню холодного красного цвета и блестящую начищенную бронзу. С задней части выбритой татуированной головы тянулись косички-кабели, которые уходили в работающий доспех. Все, кто благоговейно смотрел на военачальника, узнали эти имплантаты – Гвозди Мясника, кибернетическая грива раба.
К его спине были пристегнуты два зубчатых моторизованных меча, хотя сама мысль, будто этому созданию, этому воплощению жестокости требуется оружие, чтобы повергать врагов, была смехотворной. Он двинулся по красному ковру, который вел к Трону Рескиума, сотрясая пол своими шагами. В полированной поверхности трона отражались верхние полосы искусственного освещения и съежившиеся фигуры почти двух сотен придворных. Несколько солдат Родственной Стражи протянули дрожащие руки к оружию. Остальные осознали полную тщетность этого действия. Ошамай была в числе последних.
Новоприбывший остановился, повернулся и оглядел окружающую обстановку. Безгубое лицо являло собой лик сломленного ангела. Оно было изуродовано и покрыто шрамами, лишившись даже намека на былую красоту.
– Ну, – произнес он резким голосом, напоминавшим скрежет каменной кладки. – Кто нынче у власти?
Сидящий на троне мальчик-король расплакался. Родственная Стража, поклявшаяся жизнью защищать его до последнего вздоха, начала отступать от трона. Бог-воитель увидел их медленный отход и улыбнулся.
– Это ты, мальчишка? Ты праксуарий Деш`еа?
Мальчик сжался на троне, зарыдав еще громче. Бог начал приближаться, неторопливо перешагивая по четыре ступени за раз.
– Мальчик, – сказал он, и на сей раз его голос был сухим шепотом. – Из какой ты семьи? Чья кровь пульсирует в твоих грязных жилах, верховой?
Вместо плачущего ребенка ответила Ошамай. Она единственная не отошла от Трона Рескиума.
– Ты стоишь перед Тибаралом из Дома Фаль`кр, – ей почти удалось произнести это ровным голосом.
При звуке имени лицо бога напряглось, растянувшись в гримасе, которая не была ни оскалом, ни улыбкой.
– Фаль`кр, – проговорил он. – Этот род еще правит? Спустя столько времени…
– Они еще правят, – Ошамай вытянулась, в ее глазах стояли слезы страха. Сердце колотилось так, словно вот-вот разорвется.
– Фаль`кр держали меня на привязи, – произнес воин. – Они мной владели.
Теперь появились другие захватчики. Первый из них не уступал ростом богу с прической из косичек. Его кожа была бледно-золотой в противоположность загорелому и покрытому рубцами меченосцу. На одном плече покоилась ребристая и шипастая булава, плащ цвета кровавого заката был откинут назад, демонстрируя броню такого же васкулярно-кровяного оттенка. Его лицо обладало монументальной мужественностью, оно каким-то образом одновременно было покровительственным, безмятежным и уверенным. Когда он приблизился, Ошамай разглядела сквозь слезы, что золото на его коже – это вытатуированные рунические надписи. Единственным изъяном были шрамы от когтей на одной щеке, которые тянулись от подбородка до виска, но от них его внешность скорее выигрывала. Только увидев его, десятки придворных упали на колени. Остальные заплакали, это было не позорное трусливое рыдание, а безмолвные слезы чистого благоговения.
За золотым божеством следовали рыцари, закованные в белоснежную и кроваво-красную броню. В общей сложности их было тринадцать. Воители в белом расслабленно держали в руках топоры. К боевым доспехам красных рыцарей были прикреплены полоски пергамента, а сами они были вооружены кривыми клинками. На их ранцах булькали снаряженные баки с горючим. Похоже было, что все они охраняют единственную женщину – красивую хрупкую девушку двадцати пяти лет от роду в красном шелковом одеянии. Она была стройной, но совершенно не выказывала страха в окружении защитников. Темные волосы обрамляли смуглое лицо и темные глаза, которые перескакивали с лица на лицо, с оружия на оружие, с картины на картину.
– Лоргар, – сказал стоящий возле трона бог с косичками. Он произнес всего одно слово, его плечи содрогались.
А затем он запрокинул голову и расхохотался громко, словно призрачный ветер в горах.
Когда смех Ангрона разорвал серое безмолвие, Кхарн и Аргел Тал опешили, как и все Пожиратели Миров и Несущие Слово. Это был не просто хохот, а доля жизни в трагичной и заторможенной пустоте зала. Те, кто отступил, попятились еще дальше. Оставшиеся на месте почувствовали, как по коже ползут мурашки.
– Лоргар, – Ангрон продолжал смеяться, его налитые кровью глаза увлажнились от веселья. – Взгляни, брат! Взгляни на последнего отпрыска семейства, которое когда-то мною владело. Как же пали могучие!
Кхарн наблюдал, как Лоргар поднялся по ступенькам к трону и встал рядом с Ангроном, от чего несчастный плачущий ребенок оказался в тени двух примархов. Впервые на памяти Кхарна примарх XVII Легиона выглядел неуверенным. На его лице сомнение боролось с весельем.
Два военачальника поняли друг друга, и Ангрон хлопнул брата по плечу. Его смех утих, но так и не покинул глаз.
– Я с этим разберусь, – сказал он Лоргару. – Ты. Женщина. Подойди сюда.
Ошамай, с которой никогда так не разговаривали, потребовались все силы, чтобы проглотить комок в горле.
– Ты не он, – сбивчиво проговорила она. – Ты не можешь быть им.
Ангрон лязгнул зубами, словно зверь, резко укусив воздух.
– Правда?
– Ангрон Фаль`кр умер сто лет назад, – прошептала Ошамай. – Он сбежал из битвы на хребте Деш`елика.
– Он… он… – теперь смеха не было. Жизнь в его глазах померкла, и они приобрели жемчужный блеск от ошеломляющей боли. Ангрон рванулся всем телом и оказался перед ней, глядя сверху вниз. – Он сбежал. Ты мне так сказала. Сказала, что Ангрон Фаль`кр сбежал.
Генерал Ошамай Эврел`Коршай, стуча зубами, попыталась заговорить, но вместо этого издала слабый стон, а по ее бедрам потекло содержимое опорожнившегося мочевого пузыря.
– Говори, – почти что промурлыкал Ангрон, его дыхание было кислым от ненависти.
– Он возглавлял мятеж рабов. Он бросил их умирать в горах. Он…
– Ты, – Ангрон полностью обхватил ее голову покрытым шрамами кулаком. – Ты лжешь, женщина. Ты… хрргх… сейчас ты скажешь правду.
Но она всхлипнула, и это ее погубило. Ангрон сжал кулак, оборвав ее выдающуюся карьеру и раздавив череп на окровавленные обломки, которые даже не удосужился стряхнуть с руки. Тело упало. Ангрон посмотрел на пол, казалось, он раздражен ее смертью, как будто не имел к этому никакого отношения.
– Ты, – он ткнул мокрой от крови рукой в ближайшего офицера. Поверх черной формы человек носил нагрудник, указывавший на капитанский чин. Ангрон это знал, за сто лет его отсутствия мало что изменилось.
– Пожалуйста, – произнес человек. – Пожалуйста. Пожалуйста.
Примарх низко и тяжело дышал, словно карнозавр.
– Ты, – снова сказал он, и теперь его огромные руки задрожали. Кхарн узнал все симптомы боли от Гвоздей.
– Ты скажешь, – произнес Ангрон. – Расскажи мне о той битве. О битве на хребте Деш`елика.
– Это ты, – прошептал офицер. – Это ты.
– Говори, – от рева человек отшатнулся назад, ударившись спиной о колонну.
Кхарн рискнул бросить взгляд на Аргела Тала. Несущий Слово стоял рядом с Киреной – настоявшей на том, чтобы высадиться с ними – наклонив лицевой щиток и глядя на примархов. Позади виднелись одинаково бесстрастные забрала типа «Сарум» Вориаса и Каргоса.
– Капитан, – раздался в воксе голос Эски. Кодиций стоял далеко позади, рядом с дверями, вместе с несколькими из Вакра Джал. – Уровень страха в помещении приближается к точке прорыва. Стадный инстинкт людей заставит их бежать.
Кхарну не нужно было быть псайкером, чтобы понимать, что библиарий прав. Он все видел по неровным движениям и медному запаху дыхания.
– Убейте всех, кто рванется к дверям.
– Есть, капитан.
Лоргар стоял на тронном возвышении, словно статуя, олицетворяющая терпение. Ангрон навис над скулящим нуцерийским офицером, сжав рукой бронированный торс человека и оторвав того от пола.
– Ты скажешь, – выдохнул примарх, – или умрешь.
– Сто лет назад, – взвизгнул мужчина. – Легенда. Старая история. Ангрон Фаль`кр и армия мятежников, которую вырезали в горах. Он… Ты…
– Скажи это, – Ангрон встряхнул человека и бросил его на пол. Раздался лязг нагрудника о камень и хруст ноги. Офицер продолжал кричать, пока Ангрон злобно не уставился на него, оскалив железные зубы, увлажненные нитками слюны. – Говори.
– Армия погибла вся до единого. Ангрон Фаль`кр бросил их на смерть…
– Нет! Нет! Меня никогда так не звали. Никогда! Я отказываюсь от этого рабского имени! – Ангрон раздавил череп человека сапогом, размазав останки по камню. – Никто не может сказать правду? Все помнят только ложь?
Он развернулся к толпе, продолжая бесноваться, и ударил цепными мечами друг о друга.
– Я не убегал! Грязные верховые псы. Для вас нет ничего святого? Ваша мерзость не щадит ничего? Вы убийцы и дети убийц. Рабовладельцы и дети рабовладельцев. Мы жгли ваши города! В лучший день моей жизни я стоял и вдыхал дым гибели Уль-Чайма. Я вырвал маленькому принцу глаза. Треск, хруст и крики, крики, крики.
Его голос стал выше, маниакально подражая человеку, который умирает в ужасных муках.
– Нет, Ангрон, нет! Прошу! Пощады!
Лоргар молча наблюдал. Кхарн едва мог поверить, что второй примарх настолько бесстрастен.
– Сир… – начал было Кхарн, но Ангрон отшвырнул его, плашмя ударив цепным клинком. Пожиратель Миров спиной вперед отлетел к Аргелу Талу и Эшрамару, которые неловко подхватили и удержали его.
– Я никогда не убегал. Никогда. Император… Хррргх, – титаническим усилием Ангрон остановил мечи, перестав активировать их моторы, и надолго умолк.
– Кхарн, – наконец, произнес он скрежещуще-шипящим голосом. – Аргел Тал.
Восьмой капитан и командир Вакра Джал шагнули вперед.
– Сир? – спросили они в унисон.
Ангрон поднял глаза. В них читалась старая боль и приглушенная тлеющая ярость. Он не смотрел на воинов, вместо этого мазнув взглядом по собравшимся придворным и уже не видя в них людей.
– Я хочу, чтобы все Пожиратели Миров и Несущие Слово выполнили простой приказ.
– Все что угодно, сир, – сказал Кхарн.
– Только скажите, и он будет исполнен, – сказал Аргел Тал.
Ангрон оглянулся на съежившегося на троне ребенка – последнего живого представителя рода, который когда-то завладел им, изуродовал и погубил.
– Убить всех в этом городе, – Ангрон закрыл глаза. – А потом убейте всех на этой планете.