Волчок влетел в дом как на крыльях.

— Жена, поздравляй! — закричал он, высыпая на стол свертки и кульки, затем подхватил ее на руки и закружил по комнате.

Оксана, полная, круглолицая, с черными живыми глазами, звонко смеялась, просила:

— Осторожнее, ты что, забыл? Сын закружится!

— Пускай к перегрузкам привыкает! — крикнул Волчок, однако послушался и бережно опустил жену на пол.

— Так с чем тебя поздравить?

— Я сегодня обуздал такого зверя, перед которым все тигры и медведи — ничто! — Волчок торжественно развернул обернутую в бумагу бутылку шампанского: — Я вылетел на новом самолете!

— Страшно было?

— Ничуть! — Волчок хвастливо вздернул свой узкий подбородок. — Неужели ты до сих пор не поняла, что для меня страхов не бывает?!

— Хвальбушкин! — рассмеялась она. — А помнишь, как ты от жабы тикал? У мамы в Чернигове, когда мы в подвал за картошкой лазили. Летчик-испытатель, а безобидной твари испугался.

— Даже великим людям простительны маленькие слабости, — философски изрек Валерий. — Что смеешься? Погоди, ты еще в газетах прочтешь указ о присвоении летчику-испытателю, нет, заслуженному летчику-испытателю Валерию Александровичу Волку звания Героя Советского Союза. А пока…

Хлопнула в потолок пробка.

— Жена, прошу!

Оксана перестала улыбаться, темные глаза ее сделались серьезными и озабоченными.

— Я выпью за тебя, — просто сказала она. — И за нашего сына. Но пусть он будет не такой бесшабашный, как ты.

Не чокаясь, Оксана отхлебнула маленький глоток, задумчиво уставилась в золотой искрящийся напиток, словно пытаясь проникнуть в тайну рождения воздушных пузырьков, которые возникали на дне, спешили один за другим вверх и лопались, лопались, заканчивая свою стремительно короткую жизнь.

— Оксана, ты чего? — Валерий потянулся к ней.

— Ничего, сейчас пройдет. — Она отвернулась.

Волчок бережно обхватил ладонями ее голову, испытующе всмотрелся в черную глубину глаз, увидел, как в зеркале, себя и еще увидел что-то такое, что усилило его тревогу, — затаившийся страх.

— Оксана, ну что ты?..

Губы ее дрогнули.

— Валера, будь осторожен, я тебя очень люблю. А ты… ты порой такой сумасшедший. У тебя… такая работа… Такая работа! Обещай мне, ладно?

— Я ведь не враг себе.

— Ясень мий! — Оксана прижалась к нему и вдруг стала целовать в щеки, в глаза. — Вот тебе! Вот тебе!

— Караул! — дурашливо заорал Волчок. — Ну, теперь берегись!

Оксана кинулась от него на кухню, он припустился за нею.

— Ага, попалась? Ну, что с тобой сделать? Могу отпустить, могу распорядиться по собственному желанию. Выбирай, пока я добрый.

— Распорядись по собственному желанию! — засмеялась она.

Он поцеловал жену:

— Скорей бы сын родился. Никак не дождусь.

— Не торопись, всему свой срок.

— И назовем его Александром, в честь моего отца. Ладно?

— Александр… Санечка… Я научу его быть ласковым…

— А я сделаю из него мужчину: научу ловить рыбу, спать под открытым небом, а когда ему исполнится семь лет, мы уедем в Чернигов и там он будет учиться.

— К тому времени я тебе еще одного рожу.

— Может, лучше дочку? А? Для разнообразия.

— Нет уж, пусть сыновья будут. И забегают по комнате Волчата. А Волк-папа будет сидеть в кресле, важный такой, заслуженный летчик-испытатель, да еще Герой Советского Союза! — давилась от смеха Оксана.

— И рассказывать им о самолетах, которые к тому времени безнадежно устареют и в космосе появятся ракетопланы, а Ту-144 не будет уже никого удивлять…

Раздался звонок.

Они подхватились и наперегонки кинулись в коридор.

— Андрей Николаевич! Лариса! Входите! — обрадовался Волчок. — Вот хорошо, что к нам зарулили!

Андрей прошел в комнату, увидел на столе раскрытую бутылку шампанского, заговорщически подмигнул Волчку:

— А мы, оказывается, кстати!

Лариса между тем прихорашивалась перед зеркалом. На ее узком, щедро нарумяненном лице проступали коричневые пятнышки, а просторное платье не скрывало полноту в талии, и Лариса смущенно и ревностно оглядывала в зеркале свою отяжелевшую фигуру.

— Заметно? — обернулась она к Оксане.

— Ни капельки! Наоборот, ты такая красивая! — простодушно восхитилась Оксана, откровенно любуясь ею. Рядом с Ларисой она в своем домашнем халатике выглядела простушкой.

— Ну, не скажи. Видишь, как я располнела!

— Это тебе идет!

Лариса одарила хозяйку благодарным взглядом и, успокоенная, протянула авоську с апельсинами.

В коридоре снова раздался перезвон.

— Ой, кто-то еще! — Оксана шмыгнула мимо Ларисы, и из прихожей послышался ее изумленный голос: — Валера, к нам Волобуевы!

Возле грузноватого Волобуева возник маленький Волчок.

Волобуев стащил со своих могучих плеч пальто и пыхтел, развязывая на ботинке шнурок. Жена его, под стать мужу, такая же полная, протянула Оксане туго набитую хозяйственную сумку.

Оксана растерянно оглянулась на Аргунова:

— Сговорились, да?

— Проницательная у тебя, Валера, жена! — пробасил Андрей. — А может, ты проболтался?

— Да вы что?! — возмутился Волчок.

— Жулик! — догадалась Оксана.

— Не сердись на него, Оксанушка, — смеясь, вступился за Волчка Андрей. — У нас событие! Мы все вылетели на новом самолете. Такое дело грех не отметить.

— Что вы, разве я против? Только почему он не предупредил? Застали врасплох.

Оксана убежала переодеваться.

Потом женщины уединились на кухне, готовя закуски, а мужчины вышли на балкон покурить, поговорить о делах.

— Что-то Струева долго нет, — сказал Волчок.

— И Суматохины задерживаются, — взглянул на часы Аргунов.

— Федя с Полиной сейчас подойдут, — успокоил всех Волобуев. — Он мне звонил.

— Жаль, Русаков улетел, — вздохнул Волчок.

— Ты же знаешь, его срочно вызвали на фирму, новую машину поднимать, — сказал Андрей.

— Говорят, Струев на фирму генерального перебирается? — спросил Волобуев.

— Не знаю, не слыхал, — солгал Волчок. — Враки, наверное. А если и перебирается, что в том плохого?

— Да ничего плохого нет, только зачем же обходными путями? И от нас скрывает. Боится, что ему кто-нибудь дорогу перебежит? Не по-товарищески это — тайком от друзей.

— А почему вы сейчас об этом говорите? — вскипел Волчок. — Вот он придет, ему и скажите.

— А что? Думаешь, не скажу? Но и тебе не мешает зарубить на носу, а то ты в последнее время больно с ним носишься: Струев, Струев.

— Напрасно вы так, Георгий Маркович, — обиделся за товарища Волчок, — человек как человек…

Струев появился, когда все уже сели за стол.

Женщины стали наперебой ухаживать за единственным в компании холостяком: кто подкладывал в его тарелку ломтик телятины, кто — кусочек сала, кто — маринованных грибочков.

Струев великодушно позволял женщинам ухаживать за собой.

Андрей тайком поглядывал на Струева: неужели и правда задумал перебраться в центр? А как же завод? Ведь и так испытателей не хватает. Работы прибавилось. Особенно теперь, когда начали выпуск нового самолета. Теперь уйти — все равно что предать. Предать дело. Предать друзей. Хотя какие у него друзья! Всех сторонится. Вот разве что с Волчком сдружился… А этого как раз Андрею и не хотелось: жаль было Валеру…

Струев первым поднялся из-за стола и занялся магнитофоном.

— Хор-роший сегодня денек! — все восторгался Волчок. — Такую технику оседлали! Просто приятно вспомнить!

— Самолет что надо, — поддержал его Суматохин, щуря от дыма глаза.

— Суперсамолет! — вскричал Волчок. — Двигун — зверь! Набор на форсаже — почти с вертикальным углом!

— Валера, ты, по-моему, излишне эмоционален, — пытался урезонить его Андрей. — Слов нет, техника могучая, но лидерные испытания только начались… И кумир твой, Лев Сергеевич, не в восторге, говорят, в центр даже решил сбежать от нашего нового суперсамолета.

Струев не отреагировал на реплику, промолчал.

— Мужчины, вы опять за свои полеты? — возмутилась Лариса. — А ну марш танцевать!

Суматохин и Волобуев вышли на круг со своими женами. Лариса подхватила Струева.

К Аргунову подскочила Оксана:

— Прошу вас.

Волчок, довольный и благодушный, как индийский божок, сидел на диване, по-домашнему поджав под себя ноги, и плавно взмахивал руками в такт музыке. Он чувствовал сегодня необыкновенный прилив счастья, ведь это так здорово — ощущать, что ты свой, нужный, полезный человек, что самолет, который так и хочется назвать не иначе как суперсамолет, уже доверился тебе и оправдал те надежды, которые возлагали на него конструкторы, рабочие, летчики.

Позже подошел и Володя Денисюк, хотя на приглашение испытателей отужинать вместе с ними ответил грустно: «А при чем тут я? Это ведь у вас праздник». Волобуев взял его за плечо: «Ты особо не ершись, а делай, как тебе говорят!»

Жена Денисюка оказалась довольно миловидной. Оксана на правах хозяйки усадила ее рядом с собой, стала потчевать варениками.

Много танцевали и пели, и больше всех веселился Волчок, беспрестанно напевая:

А я лечу, лечу, снова я лечу…

В порыве чувств он увлеченно рассекал воздух кулаком, никого не замечая, и эта его увлеченность передавалась остальным, и все подхватывали дружно и слаженно:

А я лечу, лечу!..

Лишь один Струев сидел скучающий и непричастный ко всему.

Его, видимо, не трогали ни песня, ни компания. Он и исчез незаметно, когда все пустились в пляс.

В общем, веселились от души. И вдруг в самый разгар этого буйного, суматошного веселья Волчок тряхнул своим разбойным чубом и предложил:

— Давайте послушаем песню, мою любимую.

Он разыскал пленку, и в притихшей тишине грустно и проникновенно зазвучал голос Бернеса. Пел он о солдатах, которые превратились в летящих над землей журавлей, пел так просто и естественно, как будто и не пел вовсе, а рассказывал о своей судьбе.

Песня затихла, и в комнате тоже стало тихо. Только электрический самовар устало бормотал что-то непонятное, никелированная крышка его мелко-мелко подрагивала, и тоненькая струйка пара свечой вырывалась вверх.

Но пить чай уже не хотелось. Хотелось просто посидеть, поговорить.

И они еще долго говорили о полетах, о пережитом, делились радостями и печалями, и Валера, глядя на лица своих друзей, думал: «Что для них сделать доброе и приятное?»

Когда гости расходились, он опять включил магнитофон и настежь распахнул окно.

Друзей провожала его любимая песня:

И в том строю есть промежуток малый, Быть может, это место для меня…