Где — то в коридоре дребезжал звонок. Саша открыла глаза и прислушалась. В дверь звонили так настойчиво, как звонят, когда соседи заливают соседей этажом ниже.

За время после отъезда ей впервые приснился Стрельников. Сон был настолько реальным, что ощущалось прикосновение его рук. Саша с сожалением набросила халат и направилась к двери, надеясь, что непрошенный гость уже ушел. Звонок противно затрезвонил в сотый раз. Она тихонько, стараясь не выдать своего присутствия, подошла к двери и прильнула к глазку. На лестничной площадке, прямо перед дверью стоял мужчина и явно не собирался никуда уходить. Она открыла дверь, а сон продолжался…

Знакомая дорожная сумка распласталась на полу. Перед ней стоял Стрельников.

— Ты? — это все что она успела сказать, перед тем как утонуть в его объятьях.

…Вторую половину дня они гуляли по городу. Только роль экскурсовода ей удавалась куда лучше, чем роль гостеприимной хозяйки. Какая хозяйка, если она слонялась по квартире, думая только об одном — не разреветься и не рассказать Стрельникову, как все это время ей было плохо без него. А так нельзя. И чувствовала она себя в квартире тоже не лучшим образом, чем — то напоминая себе побитую собаченку.

На улице было легче. Холодный свежий воздух действовал отрезвляюще. Встречный поток людей прижимал ее к Стрельникову. И ничего не оставалось, как взять его под руку. Он даже не смотрел на нее все это время, радуясь непонятно чему. И ей опять захотелось плакать. Саша глубоко вдохнула и задержала весенний воздух в легких. Не хватало только, что бы слезы видел Стрельников.

Сначала они поехали на Крещатик. Главная улица столицы Стрельникова не впечатлила. Все было шаблонно и нарочито. Безликие стеклянные постройки, без намека на историческую ценность, смотрелись равнодушно.

— Тебе совсем не нравиться? — Саша легонько толкнула в бок Стрельникова.

— Совсем. Если оценивать Киев с позиции того, что видим, то город можно назвать как угодно. И не обязательно Киевом.

Стрельников огляделся вокруг, еще раз убеждаясь в своей правоте. Не было самого главного — души столицы, способной сроднить любого прохожего со своим исконно древним народом. Безликость не имеет исторического прошлого. Радовали глаз разве что, юные беззаботные обладатели роликовых коньков и скейтбордов. Подростки чем — то напоминали воробьев — первогодков, очумевших от неожиданного прихода весны.

И если б не ощущение безысходности, она тоже радовалась бы окружающему праздному безделью. Знать бы еще, во сколько у Стрельникова обратный поезд.

Потом они, проигнорировав фуникулер, медленно пошли вверх до Почтовой площади и дальше до самой Андреевской церкви.

— Не верится, что такое может еще быть в наше время. Красота!

Стрельников жалел только об одном, что не было фотоаппарата. Богемный Андреевский спуск произвел неизгладимое впечатление затерянности во времени.

— Согласно легенде, на месте Днепра когда-то было море.

Надо было о чем — то говорить и Саша вспомнила недавно прочитанное в путеводителе. Ее голос звучал глухо, и сипло, как у простуженного человека или от долгого молчания, или…

— Апостол Андрей, придя в эти земли, поднялся на холм, установил на нем крест и предрек появление великого города. После этого морские воды отступили. Часть воды спряталась под этой Андреевской горой. Ты заметил, что в Андреевской церкви нет колоколов? Знаешь почему?

— ?

— Считалось, что как только ударит колокол — вода проснется и затопит город.

— С легендами все понятно. Саша, нам надо поговорить.

Стрельников остановился. Праздно шатающийся народ обтекал их и все было нереально и непонятно. Больше всего она не хотела ни о чем говорить. Пусть лучше будут всевозможные легенды, только не говорить, не смотреть в глаза и не стоять на одном месте. Она сделала шаг. Низкий каблук ботинка застрял, казалось, в единственной выбоине на всем Андреевском спуске. Стрельников подхватил ее, когда в коленке засаднило от встречи с асфальтом. В одно мгновенье он сгреб ее в охапку. От знакомого запаха его одежды и от боли в содранной коленке, она не удержалась и расплакалась. Слезы были горькие и безнадежные.

— Саша, тебе больно или джинсов жаль? Если причина штаны, то потертость смотрятся органично. Поверь мне.

Потертость на одной коленке никак не может смотреться органично. Органично — это когда две одинаковые. Выходит, что…Господи, почему глупые мысли приходят в голову в самый не подходящий момент. Причем здесь какая — то потертость на джинсах. Саша, уткнувшись в плечо Стрельникова, разрыдалась по — настоящему.

Возле дома — музея М.Булгакова они зашли в ресторан под названием Кот Бегемот. Саша ковырялась в тарелке, наблюдая, как Стрельников с аппетитом ест салат. Она была согласна ковыряться в тарелке хоть до вечера, только б Стрельников не начал разговор, ради которого приехал.

— Почему, ты ничего не ешь? Не вкусно?

Саша опомнилась от своих мыслей и посмотрела на свою аппетитную тарелку.

— Вкусно. Нет аппетита. Закажи кофе.

— Саша, — Стрельников внимательно смотрел в глаза, — Лера не беременная. И никогда не была. К этой теме мы больше не будем возвращаться.

Ему больше всего не хотелось говорить о Лере, о прошлой жизни так, как будто никакой другой жизни в него никогда не было.

— Саша, выходи за меня замуж. Я не тороплю с ответом. Я буду ждать еще неделю, — совсем тихо договорил Стрельников.

— Почему неделю?

— Во — первых, у меня отпуск не бесконечный, а во — вторых, независимо от твоего ответа, мы едем знакомиться с моими родителями в Севастополь.

— Я согласна. Только, боюсь, я за неделю не успею. И еще… Паша, ты ведь ничего не знаешь обо мне. Может, ты еще и сам передумаешь.

— Надо полагать, у тебя есть страшная тайна? Ты — шпионка и используешь меня в своих коварных целях. Нет! Ты работаешь на конкурентов и хочешь выведать у меня, какой курс доллара будет лет так через двадцать? Саша, помнишь анекдот: приходит американский президент к гадалке. А гадалка, очень серьезная дама, может ответить только на один вопрос. Ну, думает, президент, спрошу — ка, если начать войну с Россией, то кто выиграет. А потом, думает, зачем мне война, спрошу лучше о экономике. И спросил, сколько будет стоить гамбургер через двадцать лет. А гадалка говорит — пятнадцать рублей.

— Павел, — анекдот она пропустила мимо — в меня, как это тебе объяснить, свои странности.

— Ну, знаешь, странности есть у всех.

Может не стоит вовсе ни о чем говорить? Пусть будет все как есть, а может, больше ничего подобного не повториться и не надо говорить сейчас об этом.

Она сосредоточено перемешала в тарелке салат. Красиво выложенная зелень превратилась в неаппетитное месиво.

— Я никому раньше не рассказывала о себе. Вернее, даже не о себе, а…

Стрельников заказал повторно кофе, а она все говорила и говорила, внимательно смотря ему в глаза пытаясь заметить недоверие.

— …С этим нельзя ничего поделать. Я пыталась, только ничего не получается. Может, я провинилась в прошлой жизни, да так, что нет покоя и в этой. Тебе это надо?

Стрельников молчал.

— Это все? Значит, ты не шпионка, хотя могла б запросто ей быть. И на конкурентов не работаешь. И только по этой причине сбежала?

— Я не хотела с тобой встречаться. Я не могла с тобой встречаться. А теперь не могу уехать, пока не разберусь здесь. Это не моя прихоть.

— Саша, я читал о таких способностях. При определенной сноровке, человек погружаться в транс и потом узнает то, что простой смертный не может ни слышать, ни видеть.

Стрельников улыбнулся, вполне довольный собой.

— Все происходит по мимо моей воли. Меня никто ни о чем не спрашивает. И курс доллара я не смогу предсказать. Я вообще ничего не могу предсказать. Видения приходят сами по себе и требуют моего действия. Я боюсь только одного, что в один прекрасный момент меня могут принять за сумасшедшую. Вот это действительно страшно.

— Тебе нечего боятся. У тебя есть я. Мы будем с этим жить.

От разговора стало легче. Месиво из листьев салата, красной рыбы и какого — то соуса показались ей неимоверно вкусными. И только когда тарелка оказалась пустой, она посмотрела на Стрельникова.

— А твоему отцу нужна обычная медицинская помощь. А то, что тяжелая атмосфера в центре, так там больные люди. А ты это чувствуешь острее обычного человека.

— Ты хотел сказать нормального человека?

— ?

— Допустим, ты прав. Отбросим мои все мои недоказуемые ощущения, и предчувствие отца близкой смерти — объясним болезнью. Я согласна. Только бабушка не тревожила б меня просто так. Понимаешь, она мне все время хочет, что — то подсказать, а я никак не могу понять, что именно. И в центре я ее видела. Вся разгадка где — то рядом, близко. А я не вижу и не понимаю.

Стрельников улыбался. Улыбались глаза за золотой оправой. Из всего, что она сказала, он так до конца и не понял, какому миру принадлежит сидящая напротив женщина. Только б не исчезла из его жизни. Остальное — не важно. И, что бы убедиться в реальности происходящего, он накрыл ее холодную тонкую руку своей рукой.

— Так что, у тебя есть выбор: или считать меня ненормальной и мы будем жить каждый своей жизнью или мне верить, не требуя никаких доказательств. Тот и… этот мир… Они настолько близки. Но то, что для меня понятно, необязательно должно быть близким тебе. Ты должен знать одно — я люблю тебя, но принадлежать тебе безоговорочно я никогда не смогу.

Она еще хотела добавить, что не только ему не может принадлежать, но часто не может принадлежать даже себе.

— Поэтому, я должна сама разобраться во всем.

Перед Стрельниковым сидела совершенно другая женщина. От прежней беззащитной Саши не осталось и следа. И эта почти не знакомая женщина была ему в сто раз дороже.

— Хорошо. Неделя, так неделя. Что для этого надо? — Стрельников подавил тяжелый вздох.

— Посмотреть истории болезни и выяснить все ли поступившие в центр, действительно там умерли или выписались домой. Если, выписались — я ошиблась и разбираться не с чем.

— Это сложно?

— Теоретически — проще некуда. А на самом деле не так просто — все истории в архиве. И мне нужен повод, что бы туда попасть. И еще, надо знать какие истории смотреть. Записи в журналах поступивших на второй этаж нет. Понимаешь, больные есть фактически, а юридически их нет в центре.

— Это как?

— А так. Они не регистрируются в общем журнале. Второй этаж он как бы сам по себе. И персонал отдельный. Все до одного, вплоть до нянечек, приезжают с Киева. И никто ко второму этажу не имеет отношения кроме главврача и Сергея Николаевича. Но он, скорее всего, доверенное лицо Елены Евгеньевны.

— Ты не думала, что проще поговорить с журналистом, учитывая, что главный редактор знакомый твоего отца. Хотя, я думаю это пустая затея. Даже, если статья заказная, то никто не назовет тебе заказчика.

— Да мне заказчик и не нужен. Главное, я буду знать, что в центре все нормально. И намеки на непонятные смерти в центре — журналистский трюк, что бы повысить рейтинг газеты. Это было б самое лучшее.

Она позвонила Савицкому. Договориться о встрече с журналистом тому оказалось не сложно. Тот скучал без дела в редакции и готов был встречаться с кем угодно.

Владислав Волков, несколько разочаровав Сашу. Журналист оказался совсем молодым человеком. От его бесшабашного вида Саше даже показалось, что Стрельников прав. Скорее всего, тот действительно написал статью, лишь бы заполнить брешь в газете. Но, против ожидания, Владислав оказался человеком битым, с врожденной журналисткой хваткой, не лишенным творческого и литературного таланта.

— …Мне лично статью никто не «заказывал». Может главному… Хотя, если б заказ на рекламу был бы, то главный сказал бы открыто, да и колонки потом бы вычитал. Реклама — это деньги. Никакого заказа не было. Или вас интересует другое?

Они так шли втроем по Зоологической улице вдоль серого забора, отделяющего шумную городскую жизнь от зоопарка, Саша рядом с Волковым и на полшага позади Стрельников.

— То есть это полностью ваша идея написать о реабилитационном центре? — миновав изваяние бронзового зубра, Саша вернулась к разговору.

— Скажем, не совсем моя. Попал под раздачу и вперед писать статью, — Влад рассмеялся, но суть вины уточнять не стал. — Вам не понравилась подача материала?

— Понравилась. Только когда я прочитала вашу статью, мне показалось, что она заказная. Вы так задали вопросы, что ответы получились двузначные. Читатель может додумать сам что угодно, и мнение о центре сложиться не самое лучшее. Я, узнав о центре с вашей газеты, своих близких никогда б туда не отправила.

— Ах, вот вы о чем, — Волков облегченно вздохнул. — «Неудобные» вопросы я заранее не планировал. Думал: съезжу, посмотрю, сделаю пару фото, а напишу уже в редакции. А потом появилась Людмила Савицкая. И состоялось интервью, — Волков опять улыбнулся.

Он действительно не готовился заранее, как обычно, и не собирался задавать какие — то особые вопросы. И если б Сыромятников вовремя вернулся б с командировки, то он и вообще не поехал бы в центр. Больно уж надо ему чужой хлеб.

В памяти опять всплыло безмятежное лицо Людмилы Савицкой. Красивая женщина, но…глупа. Сущая находка для желтой прессы. И главврач ему показалась какой — то мутной, излишне слащавой. Получилось: вопросы вот они, а ответов — нет.

Волков, не оправдав Сашиных надежд, распрощался с новыми знакомыми у метро Политехнического университета, крепко пожав руку Стрельникову. И уже усевшись в полупустом вагоне на всякий случай сделал заметку в айфоне. Надо будет еще съездить в этот центр. Предвкушая сенсацию, Волков блаженно прикрыл глаза.

Заходить в зоопарк Саша Стрельникова отговорила. Что за интерес наблюдать за бедными животными, коротающими остаток жизни в неволе.

Она снова подумала о центре. Если только допустить, что цент с двойным дном, то получается, что люди поступают для оздоровления, не подозревая, что им никогда не вырваться на свободу. Освободить может только… смерть.

Саша вздрогнула от своих мыслей. Между лопаток образовался холодок, дышать стало тяжело, железный обруч сжал голову. Она невольно схватилась за руку Стрельникова. Надо что — то делать.

— Что будем делать дальше? — Стрельников прервал затянувшееся молчание.

— Точно не знаю. В меня есть телефон бывшего главврача центра. Я случайно нашла в столе ее визитку. Может мне встретиться с ней?

— И что это даст? Выслушаешь все ее накопившиеся обиды.

— Если верить Савицкому, то не должна. Я ей позвоню, вдруг она согласиться встретиться.