Встреча в Голосеевском лесу оставила неприятный осадок на душе настолько, что Задонский не успел отказаться от предложенного зеленого кофе. И теперь, борясь с отвращением, он медленно пил жидкость, пахнущую прелым недосушенным сеном. Внимательно рассматривая в чашке бледную муть, сетования Елены он слушал в пол уха. Савицкий пристроил какую — то девицу на работу. Тоже мне проблема. Знает он этих девиц по протекции. Была б толковее, нашла б себе работу в Киеве. Выходит, эта глушь — для ее мозгов. Главное, что бы ни во что не вникала. Но, опять же, что бы вникнуть — нужны мозги.

Веронике Ивановне стало с утра плохо. Могла б вообще об этом не говорить. А как ей должно быть от такого лечения? На него самого столько всего и сразу навалилось, кому б рассказать.

— …Он настроен решительно! Боюсь, как бы на пьяную голову в милицию со своими бреднями не пошел. Что с ним делать? Ума не приложу!

— Стоп! — Задонский понял: пропустил что — то главное, — Какая милиция?

Он с удовольствием отставил мутное пойло, называемое зеленым кофе.

— Ну, я же вам говорю, что Сергей обещал пойти в милицию и рассказать о нашей с вами… работе. Вот, смотрите, чем пугал.

Задонский быстро пробежался по печатному шрифту. Вот вам и пьющий отставник. Платить надо было больше, а не грести все в свой карман. Получается — на одну проблему стало больше. А главное — времени в обрез. Задонский еле сдерживаясь, что бы не наорать на Елену. Если б удушение главврача решило назревшую проблему — он бы ее удушил. Задонский от злости сжал кулаки. Вот с этого надо было начинать разговор!

— Где он сейчас? — буднично спросил Задонский и разжал кулаки.

— Кто? Сергей? Он мне не докладывал. Уехал. Уехал и ничего не сказал. Только пригрозил.

— Ах, белый ты наш и пушистый. Он, что не понимает, что сам увяз по самое некуда?

— Все он понимает. Только, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Пригрозил и уехал.

— Ладно. Я разберусь с этим сам. Где он живет?

Елена, немного придя в себя, открыла записную книжку и нашла адрес Крапивина.

Он решит все, он поговорит с Сергеем и тот опомнится. Иначе всему конец! От этих мыслей Елене Евгеньевне стало непривычно холодно в кабинете.

— На днях поступят две старушки. Все должно идти по — плану.

Спокойный, ровный голос Задонского даже удивил Елену. Он, что не понимает какая опасность нависла над ними? Чего — чего, а продолжения «работы», в то время, когда над их головой завис дамоклов меч, она не ожидала.

— Антон Игоревич, — голос Евгении Евгеньевны осел от напряжения. — давайте повременим. А если Сергей не опомнится? Это ж подписать себе приговор…

Елена готова была расплакаться. Или он думает, что меч упадет только на нее голову?

— Все будет нормально. Людмила здесь?

Елена Евгеньевна хотела в сердцах ответить, что где еще быть той потаскушке, как не ждать его здесь, но вовремя спохватилась и только утвердительно кивнула головой.

— К стати, я удерживаю деньги с вашей зарплаты.

— ?

— За дурацкую статью.

— Но, я…

— Не прощаюсь. Еще зайду.

Зайдет он, а как же. На вычет с зарплаты, в свете последних событий, Елена Евгеньевна не обратила никакого внимания. Если б это была самая большая потеря в ее жизни.

Во второй половине дня выглянуло неожиданно солнце. Пациенты, потянулись на террасу. Катя Васильцова выкатила кресло — каталку на просохшую аллею и остановилась. Саша видела, как Николай с помощью жены, тщетно пытался стать на ноги. Ему никак не удавалось оторваться от сидения и собравшись с силами, мужчина рывком неумело выпрямил тело, коляска, не зафиксированная в положении «стоп», откатилась назад и он повис на хрупких плечах жены. Стоять в таком положении было, не только неудобно, но и невозможно. Еще немного и они рухнули б на дорожку, но подоспевший инструктор схватил в последний момент Николая под мышки.

Отечественная коляска — не лучший вариант. Фиксаторы слабые. Лучше б их вообще не было б. Тогда и надежды на них никакой. А ведь импортные коляски она точно видела. Дежурная медсестра, как и предполагала Саша, о колясках ничего не знала. Да и откуда ей знать, своих забот что — ли мало?

В подвальном помещении было темно. Нащупав выключатель, Саша нажала на рычаг, запоздало вспомнив, что сначала, как предупреждал Иван Андреевич, свет надо включить на щите первого этажа, а потом уже здесь. Саша стояла в полной темноте. Идти дальше не было смысла. Найти коляски на ощупь, понятное дело, не возможно. Она уже сделала несколько шагов вверх, как сверху донеслись приглушенные голоса. Кто — то, специально не включая свет, спускался в подвал. Уверенные шаги эхом раздавались в темноте. И темнота не была им помехой. Повинуясь интуиции, Саша быстрым шагом, направилась в конец коридора. За архивом, была комната, в которой хранились запасные функциональные кровати. Скорее всего, она там и коляски видела. Был ли на двери замок, она точно не помнила. Саша шла касаясь рукой стены до тех пор, пока не коснулась металлической двери архива. Следующая дверь — ее убежище.

Голоса за спиной стихли, шаги остановились почти напротив архива. Кто — то включил подсветку от телефона, ключ повернулся в двери.

— Дверь закрой поплотней.

Тихий возбужденный голос принадлежал женщине. Саша затаила дыхание.

— Пусть. Не закрывай. Если кто надумает спуститься, мы увидим свет в коридоре.

Женщина не возражала. Опять все стихло, словно никого в подвале и не было. Потом донесся шорох, перешедший в монотонное ритмичное движение. Чем занималась пара в кромешной темноте, не трудно догадаться. Саша почувствовала, как краснеет, неловкость ситуации еще была в том, что покинуть свое убежище незамеченной ей вряд ли удалось бы.

Шорохи сменились учащенным дыханием. Акустика, как в театре. Саша почувствовала, как затекла спина. Показалось — прошла вечность и было не понятно ушла пара или еще находиться в соседней комнате.

— Как муж?

— Я хотела с тобой поговорить. Стало хуже. Только я не знаю, радоваться мне или нет. Я боюсь, что он до работы не дойдет.

Шепот искажал голоса. Узнать любовников было невозможно.

— Давай — ка, мы с тобой пока повременим с этим. Не спеши. Сколько капель даешь?

— Как и говорил — десять.

— Уменьш. наполовину.

— Но…Ты опять все оттягиваешь. Я так больше не могу. Я не могу на него каждый день смотреть!

— Не хочешь — не смотри. Только делай, пожалуйста, все как я говорю. Потерпи немного. В Греции еще холодно. Ты придумай, куда мы полетим после похорон. Хорошо?

Мужчина застегнул ремень. Женщина ничего не ответила. Может, она не могла решить, о чем надо сначала думать о температуре воды в Эгейском, Средиземном или Ионическом море или о том как, не смотреть на опостывшего мужа.

— Иди первой. Я за тобой.

Савицкий еще поживет. Если б не статья, если б не чистоплюй Круглов, то у него все было б в ажуре. Нет, смерть Савицкого — будет явным перебором. Теперь, главное, четко придерживаться последовательности. И главным на повестке дня стал Крапивин. С остальным он разберется позже.

Цокот женских тонких каблуков раздался на лестнице. И в этот момент раздался телефонный звонок. Противная трель разлилась столь неожиданно, что Саша рефлекторно отпрянула от двери, больно зацепившись за кровать. Шорох заставил мужчину прислушаться. Но, не обнаружив ничего подозрительного, он ответил на звонок.

— Да, слушаю. Узнал. Да, все в силе. Прилетает через пять дней. В меня еще проблема. Срочная. Я сам заеду. Нет, эта не повременит.

С коротких рубленых фраз Саша не могла догадаться, о чем идет речь, но судя по тону и краткости, разговор похож был на распоряжение. Она почувствовала, как мгновенно сгустился воздух в комнате. Дышать стало тяжело. Перед глазами мелькнуло лицо Крапивина. Визг тормлзов, крики, машина «скорой» — все плыло в замедленном темпе. Потом улицу заполнил шум. Где — то приземлялся самолет. Внезапно экран перед глазами погас и в подвале загорелся свет.

Глотнув по- больше воздуха, Саша посмотрела в дверную щелку. По коридору в направлении лифта шел мужчина которого она видела в кафе. Выбритая голова, уверенная походка победителя. Как он оказался в этом подвале? Смутная, до конца непонятая мысль мелькнула и сразу же погасла в мозгу.

Вернувшись в ординаторскую, Саша устало опустилась в кресло. От подслушанного розговора на душе было пусто и тоскливо. При чем здесь Крапивин и само лет, и незнакомец?