Саша блаженно потянулась в постели, прислушиваясь к тишине. Сон был настолько крепким, что она даже не слышала, как Стрельников собирался на работу. Рывком, сбросив одеяло, чтобы ни какого соблазна еще полежать минутку, которая может затянуться на хорошие полчаса, а то и час, она прошлепала босыми ногами на кухню. Чашка с остывшим кофе сиротливо стояла на барной стойке. На холодильнике в магнитных лапках обезьянка держала записку от Стрельникова. Обезьянку Стрельников привез с Милана и Саша, противница всех этих магнитных украшений, прицепила импортный сувенир на дверцу «Самсунга». Обезьянка с сощуренными глазами напоминала ей саму себя.

На скоро, проглотив бутерброд и выпив кофе, Саша начала собираться на работу. Открыв гардероб, она достала новый, еще ни разу не надеванный костюм. Прямая до колен юбка отлично сочеталась с таким же бирюзовым пиджаком, подчеркивая талию. Саша посмотрела на себя в зеркало. Все было хорошо, за исключением талии. Там, где пиджак должен прилегать к телу, теперь он оттопыривался, грозя разойтись, при любом удачном случае, по шву. Вот вам и работа на свежем воздухе, — с сожалением констатировала Саша и начала с опаской примерять другую одежду.

На работу, по чистому везению — ни одной пробки на дороге, Саша приехала вовремя. Первым делом зашла в приемную. На месте знакомой «ассистентки» сидела незнакомая девица, модельной внешности.

— Юрий Николаевич у себя?

— Вы кто? Ожидайте.

Саша улыбнулась. Юное создание неопределенно кивнуло кукольной головкой в сторону кабинета Степанкова. Сидеть в приемной без дела, не зная, кем и насколько занят Степанков, Саша не стала.

— Передадите Юрию Николаевичу, когда он освободиться, что я в себя в кабинете.

Девушка снова не понятно кивнула головой и углубилась в просмотр гламурного журнала.

У доктора медицинских наук Юрия Николаевича Степанкова было всего две слабости. Первая, это даже не слабость, а скорее пристрастие, — работа. Саша не переставала удивляться как он умудряется руководить своей клиникой, пусть и не большой, при этом ежедневно вести прием пациентов, в перерыве между этим — читать лекции на кафедре психиатрии, регулярно печататься в журналах, посещать все, мало — мальски, значимые конференции, выступать на симпозиумах. Все это наводило на мысль, что у доктора Степанкова другой отсчет времени и сутки длятся никак не положенные двадцать четыре часа, а гораздо больше. За эту слабость Саша безмерно уважала Степанкова.

Другой слабостью были женщины. Будучи далеко не красавцем в юности, к тридцати семи годам Степанков в Ален Делона не превратился. Но было в нем столько обаяния и магнетизма, что, невзирая на все недочеты внешности, женщины в него влюблялись мгновенно. Влюблялись умные ровесницы, с которыми он пересекался по работе. В равной доле, с ним спали молоденькие аспирантки. И, чего греха таить, засматривались даже пациентки. Но этим простительно — дозволенная доля влюбленности, в данном случае, только на пользу. И эта новенькая «ассистентка» только подтверждение теории постоянной влюбленности. Хорошо, что часто меняющиеся «ассистентки» занимали место непосредственно в приемной Степанкова и к больным не имели никакого отношения.

К тому моменту, когда в кабинете раздался телефонный звонок и Степанков пригласил ее к себе, Саша переделала массу дел. За месяц, проведенный вне этих стен, ее кабинет не изменился, но везде чувствовалась запущенность. Журнала приемов не оказалось на месте — пришлось идти к дежурной, потом пересмотрела тумбочки, разложила карточки пациентов, проверила, работает ли компьютер, снова сходила к дежурной за дискетами.

В приемной она появилась в тот момент, когда Степанков любезно выпроводил с кабинета женщину с заплаканной девушкой.

— Саша! Выглядишь на все сто! Не забывай, кто тебе такую работу организовал!

Степанков ее приобнял. И она опять вспомнила о своей проблемной талии.

— Не боишься, что новая пассия будет ревновать? Она и так меня к тебе не пустила, — сквозь смех пожаловалась Саша, закрыв за собой дверь.

— Ну, рассказывай, как обстоят дела?

Какие такие дела, Степанков не уточнил.

— Нормально, — не вдаваясь в подробности и не выясняя, какие именно дела интересуют Степанкова, Саша опустилась в кресло.

— Ты вначале скажи, как успехи у Насти?

— Занимается с инструктором. Массаж. Прогулки.

— Я предупреждал: твоя затея результата не даст. Только Стрельникова напугала. Он, как увидел твое почти бездыханное тело, я подумал, что живым вашу квартиру не покину.

— Отрицательный результат — то же результат, — Саша оставила замечание без комментариев.

Степанков, не обращая внимания на Сашу, наклонившись под стол, озабочено шарил в его секретных недрах до тех пор, пока в руках не сверкнула полусферами початая бутылка Хеннесси.

— Будешь? — Степанков спросил скорее для проформы, поставив при этом только один пузатый бокал.

В дверь несмело поскреблись. В приоткрытой двери появилась секретарь. Девушка многозначительно посмотрела на Степанкова и не получив утвердительного ответа, закрыла дверь. Все было настолько просто и ясно, что Саша улыбнулась своей догадке.

— Степанков, тебе надо жениться. Может ты тогда перестанешь дурить голову девушкам?

— Легко тебе говорить жениться. На ком? С умной женой — сложно. Не пойму, как тебя Стрельников терпит? А глупая — сама сбежит. Я ведь человек довольно скучный. А так — никакого разочарования. Главное — все довольные.

— А как же любовь?

— Любовь — сложно и ответственно. И старомодно. Потом, научных подтверждений того, что человеку необходимо заводить семью, нет.

Степанков, как ему показалось, парировал успешно. Дальше углубляться в тему любви Саша не стала.

— Ты, заметила даму в приемной? Приводила на консультацию дочь. Еще немного и до суицида не далеко.

— Из — за любви?

— Вернее, из за отсутствия последней. Две сестры похожие как две капли воды. Разница в два года. За одной парни табунами, а эта — в петлю. Мол, всем ее природа обделила. Вот тебе и любовь.

— Постой, что ты сказал?

— Когда?

— Только, что. Две сестры…

— Похожи как две капли воды, — продолжил Степанков.

— Вот! А я все голову ломала, кто жил в доме Луниных. Теперь ты понимаешь?

Степанков отрицательно мотнул головой.

— Сестра!

— Этой девушки?

— Нет же! Сестра Кристины! У Кристины должна быть сестра. Поэтому так резко после аварии та изменилась. У них только внешность одинаковая. Если, допустить, что Галина Адамовна и все, кто жил в доме перемены списали на аварию, то только Настя знала, что рядом с ней не ее мать. Теперь понимаешь? К девочке она так относилась, что Галина Адамовна забрала ее к себе и заметь, условная Кристина не противилась этому. Знаешь почему?

Степанков опять только мотнул головой.

— Потому, что она боялась, что Настя могла вспомнить все то, что я видела во время сеанса. Может они, изначально и планировали, что девочка тоже погибнет.

— Саша, ты же знаешь, как я к тебе отношусь, но ты говоришь невообразимую ерунду! Что, значит — была сестра, подменила сестру? Допустим, ты права, — Степанков нехотя втягивался в спор — но, если б планировали смерть Насти, то «скорую» не вызывали б.

— Скорее всего, так оно и было б. «Скорую» — то вызвали случайные проезжие. Мне об этом сам Лунин говорил. Кристина без сознания была. Но она могла и симулировать свое состояние. И, не появись случайная машина на месте аварии, кто знает, выжила б Настя или нет. Понимаешь?

— Саша, такого быть не может. Ты хочешь сказать, что Игорь не заметил, что в постели с ним другая женщина? — Степанков хитро сожмурил глаза и улыбнулся.

— Я и не говорю, что не заметил. Заметил. А вот почему молчал, это предстоит еще выяснить. Так, что Кристина — жива. Я ведь тебе говорила, что женщин было две, только никак не могла объяснить. А теперь все стало на свои места. Юра, ты просто гений! Надо поговорить с Луниным.

До Лунина она, невзирая на все протесты Степанкова, дозвонилась сразу. Не колеблясь, не подбирая слов и интонации, она задала единственный волновавший ее вопрос: что случилось с настоящей Кристиной?

— Ну? — Степанков наконец — то вспомнил о своем коньяке и сделал глоток. Чтобы не смотреть на Сашу, он стал внимательно рассматривать дно бокала.

— Что, ну? Лунин сейчас приедет. Я пойду в свой кабинет. Думаю, ему легче будет говорить наедине.

— Куда уж, легче.

Степанков недовольно засопел.