Глава 1

Я, Ерофей Всеславич… Хабаров… я, Горазд… Павлович… Святитский. Нет! Я, Ерофей… Всеславич… Павлович? Хаб… Святитский? Хабаров? Кто я?!

Мысли метались, словно всполошённые чайки меж скал. Гулко, громко, беспорядочно. Кое-как приняв сидячее положение, я чуть ли не кубарем скатился с высокой постели и замер перед невысоким, но очень широким, массивным шкафом с зеркальной дверью. Коснулся своего отражения ладонью… и отпрянул. Это я?! Вот этот вот худой мальчишка с русой шевелюрой, всклокоченной, словно иголки ежа, это теперь я? Снова?!

Истерика схлынула, разум привычно сковал выплеск эмоций, спрятав их до поры до времени где-то в глубинах подсознания, и я смог чуть менее предвзято оценить произошедшие метаморфозы. Понятно, что со мной случилось нечто из ряда вон выходящее, но это не значит, что нужно прямо сейчас сесть на пол… кстати, не крашеный, а скоблёный, и начинать оплакивать прежнюю жизнь. В конце концов, как часто сорокалетним, битым жизнью мужикам удаётся вернуться в… ну, пусть не в детство, а юношество? Вот-вот. Так, эмоции в сторону, воспоминания туда же… кашу в голове можно будет расхлебать и чуть позже. А пока, определимся с телом и окружающей реальностью.

Рука непроизвольно потянулась к подбородку, в поисках небольшого треугольного шрама, полученного в детской драке, но наткнулась лишь на нежную ребячью кожу, не знавшую не только бритвы, но даже юношеского пушка. Хм, лет пятнадцать-шестнадцать, да? У меня и в ТОТ раз первые намёки на щетину появились лет в семнадцать. Эх, помню-помню, как завидовал своим одногодкам по этому поводу. Здесь, очевидно дела обстоят так же… если это, конечно, моё тело.

Тряхнув головой, всмотрелся получше в своё отражение и вздохнул. Похож, очень похож… но не я. Нет привычных отметин-шрамов, большую часть которых я получил в шебутном детском возрасте, зато имеются иные, в немалом количестве, но самое главное — глаза. У меня всегда были серые с прозеленью зенки. Помнится, в детстве, когда я что-то выпрашивал у матери и доставал её до печёнок, она всё фыркала, требуя, чтоб я своими болотами на неё не таращился. А у этого… тела, глаза почти чёрные. Тёмные-тёмные. Непривычно.

Я передёрнул плечами. М-да, жилистый персонаж, я, помнится, хоть задохликом в этом возрасте не был, но, кажется, всё же был похлипче. Или просто, нескладней?

— Налюбовался? — Я аж подпрыгнул от неожиданности, услышав этот голос. Обернулся, окинул взглядом стоящего в дверях старика совершенно деревенского вида, и вздохнул. Ну да, обстановка как бы намекает. Комната, в которой я очнулся, тоже не тянет на спальню в городской квартире.

— Да. — Хрипло ответил я.

— Вот и ладно. Надевай портки, и идём за стол. Старая как раз обед собрала. Заморим червячка, потом поговорим… о разном, хех. — Усмехнувшись в седые усы, дед ещё и поторопил, кивнув в сторону небольшого столика у кровати, на котором лежала стопка вещей, — ну, так и будешь столбом стоять?

— Иду. — Откликнулся я.

Тесёмки-завязки… одевшись по деревенской моде эдак семидесятилетней давности, я прошлёпал босыми ногами на выход из спальни и оказался в длинной комнате с огромной русской печью и лавками вдоль стен. Красный угол с потемневшими иконами под белёным потолком, массивный стол, за которым может разместиться немаленькая семья, домотканые половики-дорожки, низкие окна… старина так и прёт изо всех щелей. Куда ж меня занесло-то, а?

— Садись, юноша, потом оглядишься. — Старик, уже устроившийся на лавке чуть ли не под самыми образами, указал мне на табурет и, не дожидаясь, пока я выполню «повеление», отвёл взгляд куда-то в сторону. — Мать, скоро ты там? Мужики есть хотят!

— Потерпишь! — Откликнулся из-за занавески женский голос, но почти тут же его обладательница выплыла в комнату. Высокая, статная, в годах уже, правда, но… волос чёрен, голос силён, да и движется совсем не по-старушечьи. Походка плавная, взгляд ясный. Ох и непроста «мать». Совсем непроста.

Звучно брякнул об подставку на столе, пышущий жаром чугунок, тут же рядом оказались миски с соленьями и тарелка со свежими огурцами и помидорами. Мятая картошка со шкварками, ароматный домашний хлеб… от обилия притягательных запахов, я чуть не подавился слюной. В животе голодно заурчало, и едва в руке моей оказалась ложка… Как там? Дела подождут? Вот-вот. Я и не подозревал, насколько голоден, оказывается.

Стучат о чугунок деревянные ложки, мы с дедом словно соревнуемся в скорости, а хозяйка только посмеивается, глядя на наш безмолвный спор, и ест не торопясь, даже с какой-то ленцой. Странная пара.

Отвалившись от стола и переглянувшись со стариком, мы одновременно поднялись из-за стола и, поблагодарив хозяйку за обед, потопали… ну, собственно, первым потопал дед, демонстративно покряхтывая и только что не хватаясь за спину, а я пошёл следом за ним. Хлопнула дверь и, миновав небольшие сени, мы оказались во дворе. Но не успел старый сделать и пару шагов от входа в дом, как под ноги ему, с радостным лаем, вращая хвостом словно пропеллером, кинулся небольшой пёс и тут же принялся прыгать вокруг хозяина, выпрашивая то ли подачку, то ли ласку. Потрепав собакина по холке, дед указал ему на меня: «Свой». Пёс потянул носом воздух и, коротко тявкнув, исчез за какими-то кустами.

Усевшись на небольшой лавке под раскидистой яблоней, старик смерил меня коротким взглядом и, выудив из кармана кургузого пиджака расшитый кисет, принялся неторопливо сворачивать самокрутку. Молча… гад.

Поняв, что обещанная беседа откладывается на неопределённый срок, я, пожав плечами, огляделся по сторонам и, подхватив стоящий у стены дома чурбачок, уселся невдалеке от деда. Мне было о чём подумать и без разговоров.

Солнышко пригревает, в небе разливаются птичьи трели, а в моей многострадальной голове скользят странные мысли и не менее странные воспоминания, двоятся, разбегаются, сменяют друг друга, как в калейдоскопе. Так что сразу и не поймёшь, где мои, а где… его… здешнего меня, то бишь, шестнадцатилетнего оболтуса, без семьи и дома, невесть каким ветром занесённого в приазовские степи только для того, чтобы получить удар молнии во время ночёвки на кургане. Знакомый финал…

— Как себя чувствуешь, Ероха? — Окутавшись сизым дымом, неожиданно произнёс старик, выбивая меня из размышлений-воспоминаний.

— Голова побаливает, а так, вроде бы ничего. — Пожал я плечами, и тут же насторожился. Пусть память паренька пока и не открылась мне полностью, но в том, что он в глаза никогда не видел сидящего напротив меня старика, я был уверен. — А откуда вам моё имя известно?

— Так ты сам мне назвался. — Усмехнулся дед. — Пока я тебя с кургана нёс, ты раза три в себя приходил. Не помнишь?

— Нет. — Я осторожно покачал головой.

— Неудивительно. — Вздохнул мой собеседник. — Жар у тебя был такой, что старуха моя с ног сбилась, пока его не уняла.

— Я заболел?

— Простудился сильно. — Кивнул дед. — Позавчера ливень был, думаю, под него ты и попал. Ну да ничего, сегодня-завтра ещё может полихорадить, а там и выздоровеешь. Моя старуха, первая лекарка в округе, и не таких болезных на ноги ставила. Да и ты парень молодой, крепкий. Выдюжишь.

— Да я уже сейчас себя неплохо чувствую. — Признался я, прислушавшись к своему организму. И действительно, кроме небольшой головной боли, никаких недомоганий. Горло и лёгкие не дерёт, слабости не чувствую, да и температуры вроде бы нет. Если прав дед насчёт простуды, то его жена, действительно, кудесница. — А как я здесь оказался?

— Так говорю же, я тебя принёс. — Отозвался старик. — Ходил вчера за травами к курганам, там на тебя и наткнулся у погасшего кострища. Без вещей и одежды. Думаю, ты их просушить хотел, да сознание потерял, вот одёжка от костра и занялась.

— Не помню. — Вздохнул я. — Как под ливень попал, вроде бы вспоминаю, как на курган взбирался, подальше от воды. А что потом было… нет, не помню.

— Ну и ладно. Оно не к спеху. — Отмахнулся дед. — Оклемаешься, глядишь, оно и само вспомнится. А насчёт вещей не переживай, мы со старухой поможем, чем сможем.

— Спасибо. — Кивнул я и, чуть помедлив, спросил, мысленно укоряя себя за тормознутость. — Извините, а как мне к вам и вашей супруге обращаться?

— Хех, «супруге»… — Старик рассыпался сухим, коротким смешком. — Эка ты её… Я, дед Богдан, а жену мою Ружаной зовут.

— А… а по отчеству? — Уточнил я.

— Точно, городской. — Покивал своим мыслям мой собеседник и вздохнул. — Просто, дед Богдан и… тётка Ружана. Бабкой её называть не стоит. Рука у моей жены тяжёлая, да и ухват не легче. Как по спине перетянет, враз о радикулите забываю.

— Понял. — Кивнул я. — А что, дед Богдан, из моих вещей вообще ничего не осталось?

— Портки рваные, да кусок сумки. Ни денег, ни документов, ничего. — Развёл руками старик и, заметив, что я нахмурился, улыбнулся. — Да ты не переживай, Ероха. Вещи — тлен. Одежду я тебе сыновнюю дам, ему она уже не нужна, вырос, а как оклемаешься, съездим в юрт, там и бумаги тебе выправим.

— Спасибо, дед Богдан! — Я постарался улыбнуться в ответ. — За помощь и лечение, за участие. А одежда, вещи… я отработаю, честное слово.

— Сначала в себя приди, да выздоровей. — Поднявшись с лавки, проговорил тот. — А потом уж… «Отработаю», ишь ты. Сговоримся, Ероха.

Дед Богдан хлопнул меня по плечу и, бросив окурок в пустую консервную банку, стоящую у лавки, потопал в дом. Проводив взглядом старика, я прикрыл глаза и, оперевшись спиной о стену, погрузился в воспоминания здешнего себя. К сожалению, вспомнилось не всё. Большая часть жизни этого тела для меня оказалась покрыта мраком неизвестности. Сирота и бродяга, мотавшийся по городам и весям страны с одиннадцати лет, вот кем оказался Горазд Всеславич Святитский. Но вспомнить где именно он бывал, кого знает, кто его знает, мне почти не удалось. Так, несколько размытых лиц, неузнаваемые образы каких-то мест. Скудно, очень скудно. С другой стороны, даже этой малости хватило, чтобы понять: или я совсем не дома, в смысле, не на Земле, или у парня были серьёзные проблемы с головой. Уж очень крепкие галлюцинации его донимали. А как ещё объяснить машины весьма странных конструкций на улицах городов, огромные летающие хреновины, виденные им в небе и прочую чушь, место которой в фэнтезийных книжках, а не в обычной жизни?!

С другой стороны, происшедшее со мной тоже нельзя назвать обыденным. Сорокалетний одинокий мужик, схлопотав удар молнии по темечку на вершине древнего кургана, попадает в тело шестнадцатилетнего бродяги со сходной фамилией, угодившего в точно такой же переплёт… чем не завязка сюжета о попаданце? Я нервно хихикнул. Схожести-похожести… интересно, если бы отец, любитель истории, чтоб ему на том свете было хорошо и уютно, дал мне другое имя, этот финт с молниями сработал или нет? Или сработал бы частично? И как бы это выглядело, а?

Тихий смешок перешёл в хохот, который мне едва удалось прекратить. Истерика? У меня? Вот ведь гадость какая… или это влияние тела? Хм, должно быть оно и есть. Или нет? Стоп-стоп-стоп. Успокоиться, дышать. Раз-и, два-и, три-и, раз… Выдох. Вот же, чёрт. Ещё раз, и ещё. Успокоился придурок? Вроде бы, да. Вот и славно, а теперь, ноги в руки и шагом марш на задний двор. Дед Богдан, как раз пошёл туда дрова для бани рубить. Помогу старику, заодно и нервишки успокою. Рубка дров, говорят, снимает напряжение. Вот и проверю…

М-да, чую, ждут меня здесь либо приключения, либо комната с мягкими стены и рубашка с неприлично длинными рукавами. И лучше бы первое, на мой взгляд. К приключениям на свою пятую точку, я как-то попривык в… прошлой жизни, а вот идея провести остаток новой в дурдоме, совсем не привлекает.

А рубка дров действительно помогла… или это заслуга бани? Не знаю, но спать я уходил, будучи спокойным как слон.

 

Глава 2

Следующие два дня проведённые в степном хуторе деда Богдана, позволили полностью прийти в себя и даже как-то смириться с вывертом судьбы, занёсшим меня в тело мальчишки. А радио, найденное в одной из задних комнат дома, довольно убедительно доказало, что мне довелось переселиться не только в чужое тело, но и в другой мир. И как ни странно, этот факт не вызвал у меня никаких эмоций… ну, почти никаких. По крайней мере, я отнёсся к нему куда спокойнее, чем к смене физической оболочки. А может виной тому моё любопытство? Хм, что ж, даже если дело в нём, пусть так. Всё лучше, чем рвать волосы со всех доступных и недоступных мест, стеная по утерянной жизни в привычном мире. В конце концов, что у меня там было? Воспоминания о похождениях молодости? Старый дом? Пенсия, да пара приятелей, которых язык не повернётся назвать друзьями? Велика потеря! Здесь же меня ждёт неизведанный мир и новая жизнь, надеюсь, долгая и без неожиданных травм, способных отправить крепкого мужика на пенсию по инвалидности. Впрочем, посмотрев на действия тётки Ружаны, умудрившейся свести порез на руке мужа так, что на следующий день от него даже шрама не осталось, начинаю подозревать, что медицина здесь продвинулась куда дальше, чем в моём прошлом мире. И это тоже не может не радовать.

Такие самоуговоры и ненавязчивое внимание хозяев хутора, окруживших меня, «потерявшего память», чуть ли не родительской заботой, позволили довольно быстро привести в порядок разум и чувства, так что к исходу четвёртого дня в гостях у деда Богдана, я был вполне готов к обещанной стариком вылазке в ближайший город. Пора знакомиться с окружающей реальностью поближе и, если судить по услышанным мною радиопередачам, эта поездка вполне может оказаться полной самых разнообразных открытий.

Ближайшим городом, где мне могут выправить необходимые документы, по словам деда Богдана, оказался Ведерников юрт. Услышав это название за завтраком, я довольно надолго задумался, пытаясь вспомнить, что именно оно мне напоминает. И ведь вспомнил-таки! Это ж, Константиновск в моём прошлом мире. А здесь, похоже, после объединения станицы Бабинской с Ведерниковской, предпочтение отдали второму названию. Интересные дела… то ли слияние станиц прошло не в то время, то ли князя Константина здесь не шибко жаловали, но в результате имеем, что имеем. Нет здесь города Константиновска, зато есть Ведерников юрт, центр Первого Донского округа, находящийся под управлением выборного окружного атамана, должность которого, как сообщил всё тот же дед Богдан, сейчас, цитирую: «исправляет» его хороший знакомый, полковник Турчанинов. Или я чего-то не понимаю, или история в этом мире шла куда более извилистым путём, нежели в моём прошлом. Интересно-о…

Мысль о том, что я нахожусь в ином мире, и без того уже порядком укоренившаяся в моём сознании, получила ещё одно подтверждение, когда хозяин хутора, давший мне приют в эти странные дни, выкатил из гаража транспортное средство, которое, по идее, должно было доставить нас в город. Назвать эту конструкцию автомобилем, у меня поначалу не поворачивался язык, просто потому, что у нормального авто, на мой взгляд, должны быть колёса… хотя бы штуки три. У этой же машины колёс не было вовсе, как впрочем, и гусениц. Иными словами, эта повозка была летающей, в лучших традициях фантастических фильмов моего детства. «Звёздные войны» и «Назад в будущее», не иначе. Впрочем, вид этого странного устройства был не настолько футуристичен, чтобы использовать его в подобных фильмах. Да, для человека ни разу в жизни не видевшего летающий автомобиль, этот образчик здешнего автопрома выглядел необычно, но и только. Если же сделать скидку на отсутствующие колёса, незнакомый дизайн кузова и просто гигантский воздухозаборник там, где по логике должна быть решётка радиатора, то передо мной оказался вполне обычный пикап-однотонник с округлыми обводами, напомнившими мне авто пятидесятых, кое-где помятый, чуть поблёкший, с выцветшим, но ухоженным салоном. Классический вариант деревенского авто, удобного и для перевозки картошки, и для выездов на рыбалку.

Вопреки моим ожиданиям, на дороге этот агрегат вёл себя, как вполне обычный автомобиль. Он не плыл, словно баржа по реке и не летел как воздушный шарик, а уверенно скользил в полуметре над грунтовкой, легко и чутко слушаясь руля, и я не представляю, как это возможно, ведь никаких рулевых приспособлений, вроде тех, что используются на СВП или аэросанях, я, при осмотре пикапа, не видел. Загадка… но, обещаю, я в ней разберусь. Всё же, это не мистика вроде моего переноса из мира в мир и из тела в тело. Машину- то построили люди, а то, что один человек сделал, другой всегда сло… э-э, разобрать может… и разобраться, да.

За этими размышлениями, я и не заметил, как мы добрались до места. Ведерников юрт оказался небольшим, удивительно ухоженным городком, с набережной которого открывался замечательный вид на реку и остров Лучка с небольшим острогом на нём, выстроенном, как и многие городские дома, из красного кирпича. В принципе, памятный мне Константиновск тоже был по большей части кирпичным, но вид его был более… деревенским, что ли? А вот Ведерников юрт был именно городом, да, небольшим и малоэтажным, но частные дома с садами-огородами, здесь встречаются лишь на окраинах, центр же выглядит чуть ли не образчиком европейской архитектуры. Двух и трёхэтажные дома весьма затейливого вида, среди которых не найти пары одинаковых, зелёные скверы, брусчатка мостовых и причудливые чугунные фонари уличного освещения. В общем, столица Первого Донского округа произвела на меня удивительно хорошее впечатление, жаль только, что не нашлось времени, чтобы изучить её получше. Впрочем, это была не моя вина.

Четырёхэтажное здание управы, расположенное напротив Покровской церкви, встретило нас тишиной, прохладой и равнодушными взглядами охраны. Но что удивительно, деду Богдану никто не задал ни единого вопроса на входе. С него даже документов не потребовали. Старик лишь обменялся на ходу приветственными кивками с сидящим за стойкой дежурным и, не сбавляя хода, направился через гулкий холл прямиком к лифту. Открыв чугунную створку, он зашёл в обитую дубовыми панелями кабинку и, выудив из кармана пиджака ключ, чётко выверенным движением вставил его в замочную скважину, расположенную чуть выше ряда из четырёх кнопок. Однако, какие продвинутые хуторяне, оказывается, живут под Ведерниковым юртом!

Вновь хлопнула чугунная решётчатая дверь, и лифт мягко поехал вверх. Я покосился на старика, но тот лишь усмехнулся в седые усы и подмигнул.

Старый, явно поживший больше полувека, механизм чётко отсчитал четыре этажа, но не остановился на последнем, а поехал выше. Чердак?

— Мансарда. Ингварь Святославич питает нежную любовь к скошенным потолкам. Что дома себе комнату на чердаке сладил, что в управе кабинет под крышу перенёс. — Хохотнул в ответ на мой немой вопрос, дед Богдан.

— Тот самый полковник Турчанинов? — Спросил я.

— Он, шельма высокомерная. — Открывая очередную чугунную решётку, покивал он.

— От старого пня слышу! — Неожиданно донёсся до нас трубный голос. Я вышел следом за стариком из лифта и присвистнул. В конце коридора, у распахнутых настежь дверей, возвышался натуральный гигант, лысый, как коленка, зато усищи… Будённый отдыхает. Вот не ожидал, что импозантность окружного атамана перевалит за два метра.

— Знакомься, Ероха. Мой боевой товарищ — Ингварь Сажень, в недавнем прошлом полковник и командир Донской казачьей ТМБР, а ныне окружной атаман Первого Донского округа, Ингварь Святославич Турчанинов, собственной необъятной персоной. — Со смешком произнёс дед Богдан, мне же осталось лишь учтиво шаркнуть ножкой и изобразить неуклюжий полупоклон. А куда деваться? Вообще, терпеть не могу подобные ситуации. Это старые друзья-товарищи могут так друг друга подкалывать, не обращая внимания на чины и звания, а вот нечаянным свидетелям таких пикировок лучше потом на глаза начальственным шутникам не показываться. Запинают, просто, чтобы показать разницу в положении и не допустить панибратства. Дурость, конечно, но далеко не редкая, увы.

— Так-так… а это, стало быть, и есть твой найдёныш, а, Богдан? — Смерив меня долгим взглядом, прогудел Турчанинов. Наверное, я должен был бы запыхтеть чайником от такого определения, но… старик, ведь, и в самом деле меня нашёл, приютил, накормил и обогрел, против правды не попрёшь. Хотя, конечно, само словцо слух корябает.

— Ерофей Хабаров, рад знакомству, господин полковник. — Коротко кивнул я в ответ, постаравшись незаметно одёрнуть чуть коротковатые рукава пиджака.

— Очень приятно, юноша. — Обозначил улыбку окружной атаман и ткнул указательным пальцем в деда Богдана. — Вот, пенёк ты, мхом поросший, седины нажил, а вежеству так и не обучился! Смотри на парня, да на ус мотай, раз уж даже Ружанка тебе до сих пор манер не привила!

— Это ты мне о вежливости рассказывать будешь?! — Взвился старик. — Держишь гостей на пороге, пальцем в них тычешь, словно недоросль в медведя на ярмарке, и туда же, манерам учить суёшься?!

— Понеслась душа в рай. Это, оказывается, я виноват, что ты посреди коридора застрял и орёшь на всю управу. — Фыркнул полковник и, не дожидаясь, пока дед Богдан начнёт новую тираду, спросил, — чай или кофий?

— Чай. — Выдохнув, буркнул старик. Полковник ухмыльнулся и, посторонившись, жестом пригласил в свой кабинет.

Кабинет окружного атамана оказался весьма уютным. Никакой ненужной роскоши и ультрасовременных прибамбасов. Добротная массивная мебель, пара каких-то приборов на столе, абсолютно неузнанных мною, застеклённые стеллажи с книгами и какими-то папками… и небольшой уголок для отдыха под врезанным в крышу окном. Именно туда нас и потащил хозяин кабинета. А уже через минуту, на журнальном столике перед нами появился поднос с чайным набором, принесённый… адьютантом. Язык у меня не повернётся назвать этого человека, секретарём, не тот типаж. Как и Турчанинов, его помощник щеголял военным мундиром, да и выправка с головой выдавала в нём кадрового офицера.

— Что ж, теперь, пожалуй, можно и о деле поговорить. — Хлопнув широкими ладонями по коленям, провозгласил Турчанинов, когда был выпит чай и обсуждены все достойные новости, мне, к сожалению, совершенно непонятные.

— Пора, так пора. — Расправив усы, степенно кивнул дед Богдан. — А у тебя всё готово?

— Обижаешь. — Хмыкнул полковник. — Как ты мне позвонил, так я сразу распорядился обо всём необходимом. Осталось только заполнить анкеты, сделать фото и откатать биометрию. Ну, а свидетелями выступим мы двое.

Поднявшись с жалобно скрипнувшего кресла, Турчанинов прогулялся до своего рабочего стола, и вернулся к нам с папкой в руках, которую тут же плюхнул мне на колени. Я бросил короткий взгляд на старика и, получив в ответ ободряющий кивок, открыл коленкоровую обложку, под которой обнаружилось лишь несколько листов анкеты и обычная гелевая ручка.

— Я в курсе, что у тебя имеются провалы в памяти, парень. — Прогудел полковник. — Ружана с Богданом просветили на этот счёт. Так что, не переживай, если на какие-то вопросы не сможешь ответить, это не страшно.

Благодарно кивнув хозяину кабинета, я взялся за ручку. С именем-фамилией, проблем не возникло, поскольку от данных родителями отрекаться я не собирался. Да и деваться особо некуда. Было бы странно, если бы я вдруг вписал не то имя, которым представился деду Богдану при знакомстве. Если, конечно, моё бормотание в полубреду на руках у старика, можно было назвать знакомством. В общем, как был Ерофеем Павловичем Хабаровым, так им и останусь. Ну а Горазд Всеславич Святитский… увы и ах. Надеюсь, ему хорошо там, где он сейчас находится.

А вот следующий вопрос заставил меня задуматься, поскольку даже предыдущий владелец тела не знал даты его появления на свет. Со вздохом, я отложил ручку и воззрился на деда Богдана, о чём-то тихо переговаривавшегося с хозяином кабинета.

Объяснение сути проблемы заняло почему-то довольно много времени. Поразительно, но мне было просто стыдно признаться, что я не знаю даты своего рождения. И только потом до меня дошло, что это не мои чувства. Стыдно было Горазду. Всегда. В приюте, где он жил, дни рождения воспитанников отмечались в конце месяца, тогда же их и поздравляли с праздником. И одиннадцатилетний мальчишка просто никогда не спрашивал у воспитателей о реальной дате своего рождения. А потом… потом был побег и спрашивать стало некого.

— Хм… дилемма. — Протянул полковник, но тут же просветлел лицом. — Стоп! День рождения у тебя, так или иначе, в мае. А четыре дня назад, ты, можно сказать заново родился, правильно? Ну и пиши, что родился двенадцатого мая семь тысяч пятьсот девятого года.

Дальше дело пошло проще и почти без затыков, так что через полчаса я сдал анкету адьютанту полковника, после чего он сфотографировал мою физиономию, откатал сканером ладони, а ещё через полтора часа я стал обладателем идентификационной карты русского подданного. Вот так просто и незатейливо, был гражданин Российской Федерации, а стал подданным русского государя.

 

Глава 3

Лёгкость, с которой у меня на руках оказался кусочек пластика, несущий в себе, одновременно, паспорт, страховое свидетельство, доступ к счёту в казначействе, пока, к сожалению, абсолютно пустому, налоговый и сетевой идентификатор, чуть не вогнала меня в ступор. Ну как такое возможно?! Нет, у меня в жизни бывали случаи феерического везения, когда смерть проходила в миллиметрах и, мазнув по мне сожалеющим взглядом, исчезала за спиной, но такого фарта, как встреча с дедом Богданом и тёткой Ружаной, не было никогда. Это, по-моему, вообще что-то запредельное. Впрочем, я и в чужие тела прежде не попадал и по иным мирам не шлялся… вроде бы. По крайней мере, память моя таких путешествий не помнит. Может это везение оказаться событием того же порядка? Да кто ж его знает…

— Ну что ж, Ерофей Павлович… поздравляю с принятием подданства. — Серьёзным тоном произнёс Турчанинов, пожимая мне руку, на что дед Богдан только что глаза не закатил. И это не осталось незамеченным хозяином кабинета. Он укоризненно взглянул на старика и покачал головой. — Да, я говорю это абсолютно серьёзно, Богдан. Парень с одиннадцати лет шатался по стране, и никаких документов у него не было, а значит, и подданным государя он до сих пор не был.

— Что значит, документов не было? — Нахмурился старик, бросив на меня короткий взгляд.

— То и значит. Данные мальчишки в базах отсутствуют, значит, с государственными ведомствами он дел не имел… если не считать приюта, но биометрия с воспитанников подобных заведений снимается лишь последние три года. И кстати, ни в одном из них Ерофей Павлович Хабаров не числится.

— Час от часу не легче. — Дед Богдан повернулся ко мне. — Так ты у нас, получается, человек-невидимка, а, Ероха?

— Наверное. — Пожал я плечами. — Но даже если так, я этого всё равно не помню.

— У меня есть предположение, как вообще могло случиться что-то подобное. — Проговорил Турчанинов. — Богдан, обрати внимание на имя-отчество твоего подопечного. Часто тебе такое встречалось?

— Хм, не то что бы… думаешь, раскольники? — Хмуро спросил старик.

— Очень похоже. Я даже скажу, какие именно. Только у новониконианцев крестильные имена используются в обычной жизни. И эти сектанты, кстати, до сих пор отшельничают и не желают иметь дел с государством. Так что, если Ерофей был принят в одной из их общин, нет ничего удивительного в том, что он до сих пор не попадал в зону внимания государства.

— Ну, точно, человек-невидимка. — Задумчиво хмыкнул старик.

— Ага, Неуловимый Джо. — Сухо поддакнул я.

— Почему «неуловимый»? — С любопытством поинтересовался Турчанинов.

— Потому что нахрен никому не нужен. — Отозвался я, под смешки моих собеседников.

— Интересная трактовка. — Отсмеявшись, заметил окружной атаман, но тут же посерьёзнел. — Что ж, предлагаю отложить эти предположения в сторону, по крайней мере до тех пор, пока к Ерофею не вернётся память, а у нас сейчас есть и более важные вопросы.

— Какие, например? — Поинтересовался я.

— Образование. — Ответил полковник. — Твои сверстники, как раз сейчас заканчивают учебный год, но ввиду твоей амнезии и, как я подозреваю, весьма отрывочных знаний школьных предметов, сильно сомневаюсь, что ты сможешь сдать переводные экзамены вместе с ними. Для решения этой проблемы, я уже пригласил своего товарища, он курирует, в том числе, и некоторые образовательные учреждения округа. Послушаем, что он может предложить?

— Ингварь, ты… — Старик на миг замялся. — Спасибо. Я совсем об этом не подумал.

— Не за что, за мной должок, ты ведь помнишь, Богдан? — Усмехнулся Турчанинов.

Школа… меня передёрнуло. Я и в своём-то детстве-юношестве не особо любил это заведение, и повторять эту историю сейчас, на сорок первом году жизни меня совсем не тянет. Вот, совершенно! И не надо о ностальгии и славных школьных деньках. О них, может и приятно вспоминать, но переживать всю эту «феерию» заново, увольте.

Правда, похоже, что интересоваться моим мнением на этот счёт никто не собирается. По крайней мере, когда я отвлёкся от невесёлых дум, в кабинете стало больше на одного человека, и присутствующие уже вовсю обсуждали с только что пришедшим толстячком, затянутым в чёрный мундир со скромным серебряным шитьём на лацканах, возможные перспективы получения одним молодым человеком школьного аттестата. Призрак школы встал передо мною во весь рост. Не-не-не, так дело не пойдёт, эдак я оглянуться не успею, как на меня напялят школьную форму, ранец и всучат гладиолусы! Пора брать ситуацию в свои руки.

— А если экстерн?

— Без сданных экзаменов средней школы, экстерн в старших классах невозможен. — Отрезал усевшийся на диван товарищ окружного атамана, побарабанив толстыми пальцами по столешнице, и хотел было уже вновь заговорить со своим начальником, но я вновь его отвлёк.

— Понятно, а есть ли возможность сдать переводные экзамены за текущий год, в конце лета? — Поинтересовался я, когда приземистый товарищ окружного атамана, промокнув багровую лысину платком, на миг заткнулся.

— В принципе… да. — Толстощёкий заместитель замер, очевидно, что-то прикидывая, и уверенно кивнул, тряхнув всеми тремя подбородками. — Отстающие есть во всех классах, как и желающие повысить свои экзаменационные баллы, так что наши гимназии предоставляют возможность повторного прохождения испытаний перед началом нового учебного года. Но сдавать все экзамены… вы уверены, что потянете такую нагрузку? Это же, как минимум, девять предметов, по которым вам придётся успеть подготовиться всего за два с половиной месяца.

Угу. А учить придётся материал не только за этот год, но и, как минимум, за два предыдущих, всё же, школу я заканчивал давно, да и программы у нас наверняка были разные. Сдохну же! С другой стороны, а куда деваться? Эх…

— Это будет тяжело. — Вздохнул я вслух. — А есть ли возможность растянуть сдачу этих экзаменов, скажем до конца осени? А я бы до того времени, учился вместе со сверстниками… вольным слушателем, так сказать.

— Гимназия святого Ильи. — Вдруг обронил дед Богдан и на него с недоумением воззрились хозяин кабинета и его заместитель. Впрочем, последний, кажется, что-то понял, поскольку его глаза вдруг задорно блеснули. Старик же усмехнулся. — У меня сын её заканчивал.

— Точно. Там же двухгодичный цикл обучения. Ерофей вполне сможет закрывать контрольные за прошлый год по мере обучения, и ему не придётся издеваться над собой, как в случае со сдачей переводных экзаменов в обычной гимназии. — Хлопнул он в ладоши, но тут же нахмурился. — Но это учебное заведение с уклоном в естествознание, а юноша, как мне кажется…

— Ружана за лето поднатаскает. — Отмахнулся дед Богдан. Окружной атаман переглянулся с заместителем.

— Это меняет дело. — Медленно проговорил толстяк. — Если Ружана Немировна возьмётся, то думаю, проблем с обучением у Ерофея не будет, по крайней мере, с профильными предметами. Но учтите, юноша, даже с таким подспорьем вам придётся очень хорошо потрудиться, чтобы через два года достойно выйти на выпускные испытания. А теперь, господа, я вынужден с вами проститься. У меня, как только что выяснилось, появились неотложные дела. Надо связаться с директором гимназии, договориться о подготовке необходимых документов, ну, вы понимаете. Да, бумаги о приёме, как только они будут готовы, я пришлю на адрес уважаемого Богдана Бранича, с нарочным.

Резво подхватившись, толстячок вскочил с дивана и, пожав руки всем присутствующим, выкатился за дверь. Причём проделал это так стремительно, что мы и рта не успели открыть.

— Вот неугомонный. — Покачал головой Турчанинов, проводив взглядом укатившийся «колобок» и повернулся к нам с дедом Богданом. — Что ж, остался последний вопрос. Шестнадцать лет, это возраст первого совершеннолетия, так что предлагать поиск приёмной семьи для тебя, Ерофей, я не вижу смысла. Но, до полного совершеннолетия ещё четыре года, и на это время, тебе необходим попечитель. Богдан?

— Да, я хотел бы стать попечителем для юноши. — Кивнул старик, вгоняя меня в ступор. Неудивительно, мы же знакомы меньше недели! А тут, вдруг, отношение как потерянному племяннику… любимому. Удивительно. — Если, конечно, ты не возражаешь, Ерофей.

— Эм-м… нет… в смысле, не возражаю. — Кое-как проговорил я.

— Вот и замечательно. — Улыбнулся полковник.

— А чем приёмные родители отличаются от попечителей? — Уточнил я, кое-как придя в себя от таких новостей.

— Попечитель не лезет в личную жизнь подопечного, но до определённой степени несёт ответственность за его действия и контролирует значимые финансовые действия. — Ответил Турчанинов, но заметив мой недоумённый взгляд, пояснил, — это значит, что до достижения тобой полного совершеннолетия, Богдан будет нести гражданскую и уголовную ответственность за большую часть твоих возможных проступков, а также будет вправе наложить вето на любую твою крупную покупку… или на попытки взять крупную ссуду. То есть, без его подписи ты не можешь, например, приобретать или продавать недвижимое имущество, а также взять денег в долг. Равно, как и не сможешь выступить поручителем без его разрешения. С другой стороны, по твоим обязательствам, подтверждённым Богданом, ответственность вы будете нести вместе, в равных долях. Понятно?

— Вполне. — Протянул я. Получается, попечители, это некий стопор, чтоб юные шалопаи не вляпались в серьёзные финансовые неприятности. Неплохо. Но нужно будет уточнить некоторые моменты в соответствующей литературе.

— Замечательно. — Полковник кивнул. — Тогда, вот вам бумага, пишите заявление в свободной форме, а завтра на Совете Призрения мы его утвердим, и вышлем вам соответствующий документ. Вроде бы, всё…

Тут и дурак поймёт, что аудиенция окончена. Но никаких обид, полковник и так убил на меня большую часть дня. Так что, мы с дедом Богданом шустренько откланялись и свалили из этой обители бюрократии, под названием управа Первого Донского округа. Хотя, если судить по количеству мундиров, встретившихся нам на пути к выходу из здания, я бы назвал его штабом. Впрочем, похоже, что кроме меня такая мысль никому в голову не приходила… полагаю, это связано с тем, что подобное засилье разномастных мундиров абсолютно привычно для окружающих. Здесь, как я понял, мундиры носят все чиновники без исключения, а может и не только они. Что-то подобное, как мне кажется, было и в нашей истории, по крайней мере, в дореволюционные времена, когда чуть ли не у каждого ведомства была своя форма. Здесь же, эта традиция, судя по всему, без проблем дожила до нынешних времён. Ха, могу поспорить, если в этом мире водятся общечеловеки, они наверняка воют от такого «милитаризма»!

* * *

Полковник Турчанинов проводил взглядом скрывшегося за дверью старого друга и его найдёныша, после чего откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, облегчённо вздохнул. Наконец-то это закончилось… почти. Хозяин кабинета открыл глаза, глянув на проскользнувшего в дверь адьютанта.

— Ну? — Спросил он.

— Глухо, господин полковник. — Покачал головой его помощник. — Если его защиту ставила Ружана Немировна, то я преклоняюсь перед её талантом. Мне такое мастерство пока не по плечу.

— Ясно. — Хмуро отозвался окружной атаман. — А что скажешь по общему впечатлению?

— Он ведёт себя как взрослый. — После недолгого молчания проговорил адъютант.

— Сирота. — Пожал плечами хозяин кабинета. — Такие взрослеют быстро, а ему уже шестнадцать.

— Согласен. — Кивнул помощник. — Но есть ещё один момент. Как бы рано человек не повзрослел, словарный запас его будет соответствовать окружению…

— Хочешь сказать, что для бродяги, у него слишком правильная речь? — Усмехнулся полковник. — Я это тоже заметил. А ещё… акцент, не акцент…

— Да, что-то чужое в интонациях слышится совершенно определённо. — Подтвердил адъютант. — Но опять же, если вы правы насчёт раскольников, то в этом нет ничего удивительного. С их-то отшельничеством и традициями…

— В общем, ясно, что ничего не ясно. — Скривился Турчанинов. — Ладно, свободен… и подготовь документы к завтрашнему совету. Обещание надо держать.

— Будет исполнено, господин полковник. — Кивнул помощник, взяв со стола лист заявления, и исчез за дверью.

— Ох, Богдан, надеюсь, ты не втравишь нас в неприятности этими своими игрищами. — Тихо пробормотал окружной атаман.

 

Глава 4

Попросить объяснения поступкам старика и его жены, я решился, лишь когда старый пикап деда Богдана выкатился за пределы юрта.

— Судьба. — Коротко ответил он, с невозмутимостью каменной глыбы, разве что плечами пожал. Я не понял.

— А если развернуть?

— Вот же недоверчивый. — Покачал головой Богдан, но пояснил. — Ну не мог я пройти мимо, понимаешь. Нельзя так.

— Но сейчас-то… — Протянул я и замолк.

— А что «сейчас»? — Фыркнул старик. — Податься тебе некуда, от памяти одни огрызки, хорошо хоть говорить учиться заново не пришлось. А у нас в доме с отъездом сына стало слишком тихо. Так почему бы нам с тобой и не помочь друг другу? Опять же, Ружана меня загрызла бы, если б я просто так тебя отпустил, хворого и ничего не знающего об окружающем мире. Сердобольная она, как все дети Макоши.

— Ч-чего? — Опешил я.

— Потом объясню. Или Ружанка сама всё расскажет. Хех, ей тебя всё равно учить придётся. — Отмахнулся дед Богдан, но уже спустя секунду, мельком взглянув на меня, вздохнул. — Понимаю, что тебе трудно поверить в чьё-то бескорыстие. Вряд ли за время шатаний по стране ты часто видел добро от чужих людей, но в данном случае, всё так, как и выглядит. Мы с Ружаной не ищем от тебя выгоды, и не таим зла. Просто хотим помочь… ну и насчёт пустоты в доме, я не врал. С тех пор, как сын забрал семью в столицу, мы редко видимся. Раньше-то, он чуть ли не каждые выходные привозил к нам своих детей, да и лето они проводили у нас всей семьёй, а теперь… теперь они приезжают куда реже.

— Я понимаю. — Тихо произнёс я. — Спасибо за заботу, дед Богдан. Обещаю, что я вас не подведу.

— Ну вот и славно. — Старик весело улыбнулся. — А я в свою очередь, как попечитель обещаю, что не стану совать нос в твои личные дела. Вообще. Единственное, о чём прошу, если будешь куда-то уезжать, будь с нами на связи. Хорошо?

— Конечно. — Кивнул я. О том, каким образом можно поддерживать эту самую связь, и с чего вдруг дед Богдан решил, что мне обязательно понадобится куда-то там уехать, я решил уточнить позже. Впрочем, должен же здесь быть какой-то аналог сотовой связи? Или пока нет?

Аналог был. Именно, что аналог, потому как, получив тем же вечером в своё пользование прямоугольный кусок зеркала в металлическом футляре-раскладушке а-ля «пудреница», я, даже разобрав полученный агрегат на все три составляющие, не увидел ни микросхем, ни чего-то хоть отдалённо их напоминающего. У меня было скромное предположение, что каким-то неведомым способом, эти самые микросхемы были убраны в толщу самого зеркала, но доказать их я не смог. Кроме того, если это и так, то контур антенны-то, всё равно должен быть выведен наружу, а никаких контактов в стеклянном прямоугольнике, я так и не нашёл. Как не нашёл и ничего, хотя бы отдалённо напоминающего аккумулятор. И это было очень странно. Но сам коммуникатор, или как его здесь называли, сокращая название «зеркало коммуникационное» — зерком работал исправно. Стоило один раз приложить к нему идентификационную карту, как зеркальная поверхность мягко засветилась, поприветствовала меня по имени короткой надписью и… дальше всё было просто. Кто хоть раз имел дело с обычным смартфоном, тот с лёгкостью разберётся и с этим чудом техники. Мне оставалось только порадоваться, что мысль создателей интерфейса этого агрегата, кажется, шла в одном направлении с затеями производителей электроники в моём прошлом мире.

Утро на хуторе началось для меня одновременно с остальными обитателями, то есть, едва встающее солнце вызолотило землю. Правда, мне не пришлось участвовать в утренней кормёжке обитающих на скотном дворе животных, но я с толком провёл время до завтрака, старательно доводя своё тело до привычных кондиций. И это было хорошо. Я с удовольствием давал нагрузку мышцам и радовался отсутствию боли в ногах, что отправила меня на пенсию по инвалидности в прошлой жизни.

А после проглоченного в одно мгновение завтрака, на хутор заявился обещанный заместителем Турчанинова, нарочный. Прикатил на вёртком агрегате, чем-то похожим на мотороллер, если, конечно, воображение позволяет представить скутер без колёс. Бешеная табуретка.

Вместе с документами, нарочный доставил небольшую пластиковую карту, которая, как выяснилось чуть позже, содержала в себе полный комплект необходимых для учёбы материалов. От учебной и художественной литературы, до атласов и карт… за все шесть классов гимназии Святого Ильи, то есть, за двенадцать лет обучения. Это было шикарно!

Честно говоря, если бы не настойчивость тётки Ружаны, я бы, наверное, пропустил не только обед, но и ужин, и сон, из-за полученных книг. Столько информации об окружающем мире, столько всего интересного… но хозяйка была непреклонна, а потому чуть ли не за уши потащила меня к столу.

После обеда я был отправлен на помощь деду Богдану. В деревенском доме всегда найдётся, чем занять руки. Что-то подправить, что-то починить… что-то сделать заново. В общем, дел хватает, а дом приютившей меня семьи, к тому же, был немал, совсем немал. Впрочем, сопротивляться я не стал, помня обещание данное хозяевам хутора, и с энтузиазмом взялся помогать старику, благо, руки у меня растут откуда надо, и стыдиться своих навыков не приходится. Дед Богдан, поначалу довольно пристально наблюдавший за моими действиями, убедился, что я не собираюсь отчекрыжить себе руку топором, и не убьюсь, орудуя лопатой, довольно крякнул и, нарезав мне задач до самого ужина, спокойно занялся своими делами.

В результате, до книг я по-настоящему дорвался только после ужина, а в полночь, в мою комнату заявилась тётка Ружана и, пообещав уже завтра заняться со мной ликвидацией пробелов в естествознании, решительно потребовала, чтобы я ложился спать. Пообещал, конечно, но, дождавшись пока хозяйка дома выйдет из комнаты, погасил свет и, забравшись под одеяло, открыл в зеркоме каталог представленных гимназией книг, где тут же принялся искать материалы по этому предмету. Уж очень не хотелось ударить в грязь лицом на первом же занятии.

Это был натуральный шок. Я ждал от естествознания чего угодно: физики, химии, может быть биологии, в любых пропорциях и смесях, но то, что удалось понять из базового учебника, предназначенного для четвёртого «цикла» гимназии Святого Ильи, то есть для тринадцати-четырнадцатилетних недорослей, напрочь перевернуло все мои смутные и куцые представления об этом мире. То, что здесь именуется естествознанием, оказалось известно мне по многочисленным книгам моего мира. Художественным. Фэнтезийным.

Магия! Магия, чёрт бы её подрал! Вот что здешние жители именуют словом «естествознание». Какая насмешка… Это было дико, совершенно неправильно и откровенно пугающе. Причём настолько, что поначалу я даже склонен был подозревать, что предоставленные мне учебники по этому самому «естествознанию» были всего лишь несмешной шуткой. Но от этой мысли пришлось отказаться, когда я увидел количество материалов по предмету, да и структура, подача информации… всё это было слишком для обычной шутки. Чересчур, я бы сказал, но и поверить в то, о чём эти книги повествовали, вот так сразу я не мог, тем более, что все попытки воспроизвести одно из простейших упражнений, расписанных в базовом учебнике, обратились для меня полным пшиком. Не получается. Может, всё-таки, шутка, а?

На следующий день, во время первого занятия, тётка Ружана с лёгкостью разбила мои скромные надежды. Нет, она не демонстрировала файерболы или какой-нибудь «Ледяной шторм», но поверьте, когда чурбак под вашей задницей начинает дёргаться, а потом, вырвавшись «на свободу», взлетает в воздух и кружится вокруг стоящей посреди двора женщины, умудряющейся при этом сохранять на лице маску абсолютной невозмутимости, это… впечатляет.

— Простейшая манипуляция материальным объектом. В естествознании и философии именуется левитацией или телекинезом. — Проговорила она, и чурбак упал прямо у моих ног. Если бы я в этот момент уже не сидел на земле, наверняка упал бы.

— И я так смогу? — Мой голос, кажется, был больше похож на блеянье.

— Сейчас — нет. — Покачала головой тётка Ружана, присаживаясь на лавочку под навесом. Если забыть, что мы находимся во дворе хутора, и не обращать внимания на простое платье женщины, глядя на неё, можно подумать, что мы находимся на каком-то великосветском приёме. Осанка, жесты, мимика… да-да, конечно, «простая деревенская баба», верю-верю. И куда только подевалась шутрая хозяйка дома, гоняющая своего старика то метлой то ухватом? Смерив меня долгим, испытующим взглядом, тётка Ружана еле заметно покачала головой и договорила, — но после небольшой подготовки, научиться подобным… фокусам тебе будет несложно.

— Что нужно делать? — Встрепенулся я, не сдержав любопытства.

— Тебе, ничего. Просто сядь поудобнее и закрой глаза. Только постарайся не уснуть. — Велела она.

Что ж, это можно. Правда, сомневаюсь, что мне удастся уснуть, сидя на твёрдой земле в позе недоделанного лотоса… А может быть и полу-у… а-ах…

— Не спать, Ерофей!

Окрик Ружаны Немировны заставил меня вздрогнуть. Я открыл глаза и огляделся. Хм, судя по теням, прошло не меньше часа. Вот это я отчебучил…

— Не сплю, тётка Ружана. Не сплю. — Я нервно улыбнулся под тяжёлым взглядом хозяйки дома. У нашего командира временами такой же бывал. Так и слышится его фирменное: «Это залёт, боец».

— Вижу. — Усмехнулась она и кивнула. — Ладно уж, блокировку я убрать успела, а сейчас, смотри мне в глаза… и учись.

Учиться? Как? Чему? Я уставился на хозяйку дома и… удивился. У неё же, вроде бы, были серые глаза? А сейчас, сейчас они чёрные, словно зрачок закрыл всю радужку. Глубокие…

Я успел почувствовать, что проваливаюсь куда-то в темноту, и падаю, падаю, падаю… А потом вдруг резанул свет и я с раздражённым шипением принялся тереть глаза.

— Успокойся и убери руки от глаз. — Непререкаемым тоном заявила Ружана Немировна. — И прекрати материться, это было не так уж больно.

— Да ну? — Сарказма в моём голосе было не меньше, чем льда в тоне хозяйки дома.

— Именно так. — Поднявшись с лавки, тётка Ружана «подплыла» ко мне и положила ладонь на глаза, которые я всё же перестал тереть. По лицу волной прокатилась прохлада, и раздражение ушло, будто его и не было. Я облегчённо вздохнул, на что новоявленная учительница только усмехнулась. — Это мелочи, Ерошка. Было б дело лет пятьдесят назад и такую блокировку пришлось бы снимать несколько дней в изолированном помещении, а ты при этом, даже пошевелиться не смог бы. Представь, катетеры, внутривенное питание…

— Ужас какой. — Меня передёрнуло.

— Согласись, мой метод лучше. — На этот раз улыбка всё же коснулась взгляда тётки Ружаны. М-да уж. Действительно, лучше провести пару часов в забытьи и чуть помучиться от раздражения глаз, чем провести чёрт знает сколько времени в неподвижности и с кучей трубок в теле.

— Если всё действительно так, то… ваш метод нравится мне куда больше. — Признался я. — И что теперь?

— Теперь? — Хозяйка дома плавно повела рукой, и передо мной приземлился уже знакомый чурбачок. — Будешь осваиваться с открывшимися возможностями. Для начала, подними его. Как угодно, главное не трожь руками… вообще к нему не прикасайся.

Нормально. И как же его тогда подниму?

— Воля, желание. — Словно подслушав мои мысли, произнесла она. — Как это будет для тебя выглядеть, неважно. Главное — действие.

— Э-э…

— Ты слишком громко думал. — Пояснил моя учительница. — Мысли же читаются иначе, потом покажу. А сейчас, будь добр, подними эту деревяшку.

Значит, воля и желание, да? Попробуем. Сосредоточив внимание на лежащем у моих ног чурбачке, я глубоко вздохнул и пожелал, чтобы он взлетел. От души пожелал. Вотще. Лежит зараза и в ус не дует.

И начались мои мучения. Чего я только не перепробовал, от моих усилий, чурбак, кажется, даже опалился местами, но в воздух не поднялся ни на миллиметр. Как я не заставлял его, как ни уговаривал, как ни пытался визуализировать своё желание, чурбак с места не тронулся. И только часа через два, когда ушедшая в дом тётка Ружана загрохотала выставляемой на стол посудой, я что-то почувствовал. Между мной и проклятой деревяшкой словно образовалась незримая нить… нет, не так. Поток? Да, поток моего внимания «обнял» чурбак и тот, еле слышно хрустнув, наконец, взлетел. Вот так легко и просто, да. Если не считать литров пролитого мною пота и задеревеневшего от долгой неподвижности тела. Но я это СДЕЛАЛ! Ну что, кто последний в Чёрные Властелины? Никого? Тогда, я первый буду!