До моего слуха донесся тихий лязг захватов, прочно заякоривших «Феникс» между двумя перронами в новгородском порту, и я облегченно вздохнул. Дома.

Наконец-то закончился этот чертов рейс… и мое вечное дежурство на камбузе. Ветров так и не простил мне ту выходку с наручниками, так что на следующие два месяца мне пришлось переквалифицироваться в поваренка. А уж как он материл меня за мозоли на руках, что заработал, пока прикапывал трупы людей Гросса в какой-то рощице под Падуей… Как будто я виноват в том, что он не знает, с какой стороны браться за лопату.

С другой стороны, второй помощник не стал поднимать бучу, а Владимир Игоревич вообще спустил это дело на тормозах, дескать, происшедшее имело место быть, когда мы трое, то есть Ветров, Хельга и я, официально были в увольнении. А ведь мог бы встать в позу и закрыть контракт с неустойкой… Неповиновение нижнего чина офицеру обычно наказывается именно так… и «волчьим билетом». Но нет, что называется, пожурили и отпустили. И то хлеб.

Правда, Святослав Георгиевич до сих пор иногда на меня зверем смотрит. Наверное, вспоминает, как ему пришлось самому отмывать кают-компанию и коридор «Резвого» от крови. Но другого-то варианта у него все равно не было, правильно? Я отсутствовал… по уважительной причине, а нанимать каких-нибудь уборщиков было бы по крайней мере неразумно. Вот и пришлось ему самому поползать по шлюпу с тряпкой в руках, чтобы у портовых властей в той же Падуе, буде кого из них занесет на борт «Резвого», не возникло ненужных вопросов.

– Кирилл, ты свои вещи уже сложил? – Хельга появилась на огневой палубе почти сразу после того, как аппарель «кита» коснулась перрона.

Я утер пот с лица и, кивнув, принялся вытирать руки ветошью. Девушка улыбнулась:

– Замечательно. Тогда встретимся в трюме у «Изотты» через полчаса.

– Хорошо. Тебе помочь погрузить багаж? – Вспомнив количество чемоданов, которое Хельга брала с собой во время нашего короткого полета на «Резвом», я вздрогнул.

– Нет, он уже на месте. – Она подмигнула и умчалась прочь.

Действительно замечательно. После трех часов работы на элеваторе мне меньше всего хотелось таскать тяжелые чемоданы с верхней палубы в трюм.

– Юнец, где доклад? – рявкнул у меня над ухом Полукварта.

– Оп. Элеватор выключен и поставлен на стопор. Люк задраен, – подпрыгнув на месте, откликнулся я под смешки матросов.

– То-то же… – ухмыльнувшись, кивнул Иван и махнул рукой. – Свободен, Кирилл. Иди приводи себя в порядок, собирай вещи и на берег.

– Угу. – Я бросил ветошь в ящик и, попрощавшись с матросами, направился к выходу с огневой палубы.

– Кирилл! – Иван окликнул меня, когда я уже перешагнул комингс. – Не забудь, завтра в управлении получаем жалованье.

– Помню! – Вот ведь специально же сказал, чтобы я о «проставке» не забыл. У-у… алкоголики!

Надо было видеть глаза дядьки Мирона, когда мы с Хельгой подъехали к дому на роскошной черной «Изотте». Эх, если бы еще не погода, из-за которой пришлось поднять крышу мобиля… Но даже так под декабрьским снегом итальянская машина смотрелась шикарно.

Правда, едва нас заметил кто-то из соседей, Хельга тут же задрала нос… ну, попыталась, за что тут же получила щелчок по нему. В прямом смысле этого слова.

– Эй, здесь половина моя, не забывай! Так что, будь добра, задавайся в два раза меньше, пожалуйста, – сказал я.

Бросив на меня короткий взгляд, девушка фыркнула, потерла пострадавший нос и, с улыбкой кивнув, аккуратно загнала мобиль во двор дома.

Дядька Мирон появился на крыльце едва ли не раньше, чем мы захлопнули дверцы машины. Постоял, протер глаза и, тряхнув головой, выматерился. Но тут же спохватился и сжал подбежавшую к нему дочь в объятиях. Ну хоть меня тискать не стал, и то хлеб. Обошлись крепким рукопожатием.

Поздоровавшись с нами и убедившись, что и Хельга и я целы и невредимы, дядька Мирон покосился на засыпаемый снежком мобиль и удивленно покачал головой:

– Ничего себе первый поход… Вы что, у Владимира кассу уволокли?! Или взяли на абордаж Второй германский флот?

– У итальянцев затрофеили, – гордо отозвался я. Наткнулся на изучающий взгляд бывшего скупщика в Меллинге и тут же сделал честные глаза. – Нет-нет, не крали, именно что затрофеили.

– Кирилл! – укоряюще проговорила Хельга, и я вздохнул.

– Сестренка, ему все равно либо Ветров, либо Гюрятинич расскажут. Так пусть лучше от очевидцев узнает, как там и что на самом деле было.

– Так, заходим в дом, детишки. Согреетесь, пообедаете, а уж потом будете рассказывать о своих приключениях, – заключил Завидич, подталкивая нас к двери.

– Вещи, – напомнил я.

– Я занесу. Быстро в дом. – Дядька Мирон был непреклонен.

– Не утащишь, – хихикнул я.

Ну да, в качестве компенсации за происшествие в парящем городе Гюрятиничу пришлось отпускать Хельгу «на берег» во время всех последующих стоянок «Феникса» в портах. Так что вещей у нее изрядно прибавилось… на пару чемоданов точно.

– Кирилл! – В этот раз в голосе Хельги послышалось явное возмущение… и стеснение. Ха!

– Я же как лучше хочу, – разведя руками, проговорил я и, получив легкий подзатыльник от дядьки Мирона, с глубоким вздохом сожаления перешагнул порог дома.

На третьем заходе Завидич уже не был так уверен в правильности своих действий. Из прихожей в гостиную, где мы устроились, весьма отчетливо доносилось его ворчание. Хельга краснела, бледнела, но нарушить приказ отца не осмелилась и на помощь ему не рвалась.

А я вовсю наслаждался чаем с ватрушками, которые выставила на стол искренне обрадовавшаяся нашему возвращению тетушка Елена, и ждал обеда, прислушиваясь к бормотанию Завидича и пытаясь вычленить из доносящихся до нас звуков текст загибов.

До истории о том, как Гросс прикинулся получателем груза, мы добрались только после ужина. И дядьке Мирону явно не понравилось услышанное. А уж когда речь зашла об итальянских работорговцах… Единственное, в чем я погрешил против истины, так это в том, что взял все четыре «жмура» на себя. Точнее, попытался. Не прокатило. Завидичу было достаточно взглянуть на Хельгу, задать пару уточняющих вопросов, и все. Нет, не умеет сестрица врать. Категорически.

Впрочем, дядька Мирон хоть и хмурился и явно был недоволен, но обвинять в чем-либо свою дочь не стал. Он молча встал с кресла, подошел к прячущей глаза Хельге и, подняв ее за плечи с дивана, крепко обнял.

– Ты все сделала правильно. – Завидич поцеловал дочь в лоб и, выпустив ее из объятий, повернулся ко мне. Смерил долгим взглядом, качнул головой и вздохнул. – А ты… шалопут, конечно, но за то, что дочку спас, мой тебе поклон.

И действительно поклонился. Черт! Как будто я мог поступить иначе!

В этом плане я и высказался… попытался. Дядька Мирон, предельно внимательно выслушав мой лепет, лишь кивнул и, осознав неловкость момента, тут же переключился на другую тему:

– Я смотрю, вы помирились, а?

Мы с Хельгой переглянулись, пожали плечами… и одновременно кивнули. Завидич хохотнул, увидев эту пантомиму.

– Помирились, – улыбнулась сестрица и с ехидцей добавила: – Правда, Кирилл до сих пор не желает понять, как важно в наше время пристойно выглядеть… и то и дело норовит зарыться в какие-то железки, вместо того чтобы заняться своим гардеробом.

– Кто бы говорил! – фыркнул я. – Можно подумать, это я на каждой стоянке требовал выгонять из трюма «Изотту» и то и дело доставал Архипа разговорами о двигателях… Или это я на стоянке в Париже приобрел себе четыре технических комбинезона разных расцветок и два германских набора инструментов для мобиля… с двухцветными рукоятками?

– Ну, братец… – Слов у Хельги не хватило, и она под громогласный смех дядьки Мирона запустила в меня диванной подушкой. Мазила.

А на следующий день, мы с Хельгой поехали за жалованьем. Естественно, на «Изотте». Правда, девушка настояла на том, чтобы мы сначала заехали в ее любимое ателье. В ответ я только плечами пожал. Мало ли что ей понадобилось? Может, решила пятый комбез себе заказать… с рюшами.

Хельга ушла в соседнюю комнату, где, как я помню, обычно проводятся все измерения и примерки, но уже через несколько минут выпорхнувшие оттуда работницы ателье потребовали моего присутствия.

Метры, булавки, ткани… ненавижу. Но пришлось терпеть. В конце концов, не ссориться же мне с Хельгой прямо там? Это было бы как-то совсем по-детски.

– Не дуйся, братец. Так надо, – высказалась девушка, когда мы вновь оказались в мобиле.

Кому надо? Зачем надо? Ноль ответов. Она лишь улыбнулась и прибавила ходу. Ну и черт с ним со всем.

Жалованье я получал в числе последних. Как новичок. Но удивляться или тем более обижаться не на что, таков порядок. Собственно, Хельга тоже получила деньги последней… из офицеров.

Но вот когда о попойке мне напомнил капитан, я удивился. Как-то мне казалось, что матросы организуют свою гульбу, отдельную, так сказать. Ошибся.

– Это традиция, Кирилл. После каждого рейса мы собираемся всем экипажем в большом зале управления. Так что, будь добр, завтра к шести быть на Малой Садовой, восемь, в головной конторе. – Гюрятинич, который опять же по традиции раздавал жалованье экипажу собственноручно, пожал мне руку и, подмигнув, договорил тихим голосом: – Пожалуйста, сообщи Мирону Куприяновичу, что я хотел бы заглянуть к вам в гости через два дня. Только так, чтоб Хельга не знала. Хочу сделать небольшой сюрприз.

– Это совершенно необязательно, Володя, – прогудел у меня из-за спины знакомый голос. Хм, дядька Мирон?

– Доброго дня, Мирон Куприянович, – улыбнулся Гюрятинич и осекся.

Я обернулся. М-да, кажется, улыбаться в ответ Завидич не собирается.

– И тебе не хворать, Володенька, – проговорил дядька Мирон и кивнул мне. – Кирилл, ты иди, пожалуй, Хельга уже в машине ждет. Прокатитесь по городу, погуляйте… А я тут с капитаном побеседую.

– Понял. – Я попрощался с явно напрягшимся капитаном и направился к выходу.

– А ты, Володенька, будь любезен, позови своих мудрых помощников. Я хочу узнать, кому из вас троих пришла в голову гениальная мысль послать юную девушку и желторотого пацана на смерть. И разговор у нас будет до-олгий…

Эти слова я услышал, уже закрывая дверь в кабинет, и поежился. Кажется, у кого-то назревают большие проблемы.

Но если сравнивать с грядущим походом по магазинам в компании Хельги… Не-е. Лучше два часа в примерочной, чем беседа с возможным мордобоем в исполнении дядьки Мирона.

К тому же, пока я буду сидеть в кресле в каком-нибудь магазине, попивая кофе и оценивая очередной выбор Хельги, меня будет греть мысль о состоявшейся мести Ветрову за все два месяца моих дежурств на камбузе. Хех.

Злопамятный? Я? Нет, я очень уважаю Святослава Георгиевича, он великолепный наставник и замечательный специалист… но тонна чищеной картошки просто-таки вопиет о возмездии!