Ха, я понял, что именно так смутило меня во вчерашнем предложении Орсона заглянуть на таможенный пост для подсчета стоимости приза. Договоренность с Телепневым. Тот самое соглашение о трофеях, которое мы заключили с ним, после поимки Буса. Я не могу претендовать на приз… И это плохо. Хотя-я… Я перевел взгляд на стоящего у открытого иллюминатора, дымящего, словно паровоз, тестя и ухмыльнулся. Неужто, он не поделится с родственником прибылью от нечаянного ушкуйного промысла, а? Не верю, его же Лада тогда живьем сжует… уж чего-чего, а профессия штатной совести семьи Беловых у моей женушки отточена будьте-нате. А уж после того, как она стала замужней дамой, для нее даже отцовский авторитет утерял свою непререкаемость, так что в некоторых делах и вопросах, она теперь строит батюшку не хуже, чем тот своих матросов. А Бажен пыхтит, удивляется, но… не спорит. Решено, вот пусть Лада и возглавит переговоры с тестем на предмет честного дележа «апельсина». Да и Лейфу, глядишь, доля малая обломится, как новику в походе… тоже неплохо. А то он покамест у меня ни рубля не заработал по-ушкуйному.
С этой мыслью, я оставил тестя любоваться видом на утренний порт, а сам отправился к жене, договариваться о помощи. Шучу, конечно. На самом-то деле, я ни на секунду не сомневался, что Белов-старший, приняв на себя «вину» за атаку контрабандиста, поделится с нами трофеями. Но вот уговорить его признать приз своим, это будет та еще задачка. Мало того, что несмотря на всю свою кажущуюся ушлость, тесть, мужик честный, так ведь он еще и бюрократию ненавидит, не меньше чем я, а бумагомарания, при оформлении трофеев, будет ничуть не меньше, чем при вчерашней передаче контрабандистов портовым властям.
— И что ты себе голову ломаешь? — Пожала плечами Лада, когда я высказал ей свои опасения по поводу возможного отказа тестя в помощи. — Всего-то надо, поговорить с командой, объяснить им, что если трофеи будут записаны на тебя, то они, тотчас по возвращении в Хольмград, окажутся в государевой казне, и все.
И это правильно, но… Для начала, нужно заключить ряд на ушкуйный промысел. А что? Да, Варяг не относится к иррегулярному флоту Руси, но его команда и капитан, насколько мне известно, самые натуральные ушкуйники, и какая разница, на каком корабле они каперствуют? Системы регистрации каперских судов, насколько мне известно, здесь нет. Лишь бы корабль был легальным, имел адрес и порт приписки. В остальном же, хоть на джонке в бой иди… не то что на прогулочной яхте.
Объяснение с командой вышло довольно скорым. Ушлые морячки мигом «просекли тему» и дружно поддержали идею заключения ушкуйного ряда, так сказать, «задним числом». Осталась самая малость — уболтать тестя. Хотя… прикинув состав делегации, направляющейся к капитану, я несколько расслабился. Мало того, что компанию мне составил его помощник Грубор, так и Лада решила вставить свои пять копеек. Додавим!
— И не уговаривайте, Виталий! — Как всегда, находясь в нервном состоянии, Бажен Рагнарович отчаянно путал обращения, называя меня то на «вы», то на «ты». — В конце концов, это просто незаконно!
Вот тут отвисла челюсть у Грубора.
— Ата… хм, капи… да к дьяволу! Атаман, ты в своем уме? — Пробасил его помощник, справившись наконец с собственным удивлением. — О какой-такой законности ты твердишь? Или забыл, как мы к голштинцам в гости ходили, под кряканье локтевцев?! Когда по возвращении на Руян, пришлось по запасным норам прятаться, чтоб под руку адмиральских комендантов не попасть? А? Сколько тебе, его светлость сроку обещал, не припомнишь?
— То было по покону. — Нахмурившись, процедил Белов, чуть не перекусив пополам свою любимую трубку.
— А здесь? — Уже в голос взревел Грубор. — Как мы этого дана брали, не по покону, что ли? Вот зять твой, хоть и не из природных ушкуйников, а о доле призовой для ватаги, заботится не хуже иных атаманов, так что ж ты носом-то крутишь, пень соленый?!
— Грубор, ты никак палубу с кабаком попутал? — Прищурился тесть, в момент понизив голос до угрожающих интонаций. Но тут, в разговор вступила Лада. Подлезла под руку отца, глазками похлопала, что-то мурлыкнула, и морской волк словно сдулся. И куда только вся его ярость разом делась? Покрутил головой, глянул в мою сторону, да и рукой махнул.
— Где там ряд этот, давайте сюда. — Вздохнул Белов-старший.
Сделали. Теперь, кто бы что ни сказал, а по документам выходит, что отряд Особой государевой канцелярии нанял ушкуйную команду для пущей безопасности в походе и, по обычаю, определил им долю в добыче, хотя боевых действий не предвидится и поход этот насквозь мирный. Ага. Ну, совсем мирный, да…
Правда, в отношении моей доли… то есть, куска причитающегося той части абордажной команды, что не относится к экипажу Варяга, пришлось немного поломать голову, поскольку тесть наотрез отказался брать себе столь большую долю, чтобы из нее можно было выделить нашу «канцелярскую» часть. В результате, выход предложил Грубор. По количеству абордажников, экипаж и пассажиры выставили одинаковое количество людей, так что ушкуйники просто отдадут им по половине своей доли. Ну а тесть поделится своей добычей со мной. Только втихую, а то, дескать, руянское обчество не поймет такой щедрости в отношении государевых людей. Ха, да мы заинтересованы в молчании ничуть не меньше. После эпопеи с Бусом, Телепнев не постеснялся довести до всей канцелярии сведения о запрете на трофеи. Так что, охранители будут молчать о доставшейся на их долю денежке, как рыбы… на льду.
Разговор на таможенном посту не затянулся надолго. Вопреки ожиданиям тестя, Орсон оформил необходимые документы просто-таки в рекордные сроки. Так что, не прошло и часа, как Бажен Рагнарович положил в свой бювар вексель свейского казначейства на весьма кругленькую сумму. Ха, можно сказать, что затраты на этот круиз и содержание Варяга на ближайшие лет пять, я уже отбил! Замечательно!
В принципе, можно было бы отправляться в путь, но… мне еще нужно было убедиться, что дело Романа Георгиевича не останется без надлежащего контроля.
— Виталий Родионович! — Я уже было уселся в ландо, когда показавшийся на углу залитой солнечным светом улицы, Бережной махнул мне рукой.
— Тихомир Храбрович, а вы здесь какими судьбами? — Удивился я, притормозив извозчика. Старый бретер вскочил на подножку и легкий экипаж, жалобно скрипнув, ощутимо качнулся, принимая на себя вес фехтовальщика.
— Да вот, решил прогуляться по твердой земле, пока опять в море не ушли… — Бережной бросил короткий взгляд на спину извозчика…
— Что ж, дело хорошее. — Кивнул я, поняв, что Тишила не собирается говорить при посторонних, и обратился к «водителю кобылы», — к ближайшему ресторану… поприличнее.
— Доставим, вашество. — Тут же откликнулся извозчик. Хлопнул вожжами по спинам двух индифферентных лошадок, и те, потянув за собой наш экипаж, лениво потрусили вверх по довольно узкой улице, сплошь застроенной зданиями из красного кирпича. Кстати, это самое «вашество» извозчик умудрился произнести почти без акцента.
Пока мы, в молчании, добирались до ресторана, Бережной чуть не извелся. Видно, новости уж слишком жгли ему язык. Но ничего, дотерпел…и. А что, я тоже чуть не сдох по дороге… от любопытства.
Пока я расплачивался с извозчиком, Тишила успел миновать двери ресторации и затребовать кабинет. Но тут я его притормозил.
— Лучше стол, где-нибудь в уголке основного зала. Все видно, всех видно… — Как бы задумчиво протянул я и Бережной согласно кивнул. Действительно, кто его знает, насколько хороша звукоизоляция у этих самых кабинетов? А столик в углу гарантирует, что никто не подберется незамеченным, чтобы удовлетворить нечаянное любопытство и послушать о чем толкуют залетные гости с Хольмграда. Не знаю уж, зачем Тихомиру потребовалось разводить здесь тайны, но если человеку приспичило, то… почему бы не уважить такой пустяковый каприз?
— Следуйте за мной. — Местный мэтр принял к сведению наши пожелания и медленно и важно пошагал куда-то вглубь зала, богато отделанного деревом. Нет, ничего сверхдорогого, но… учитывая отношение местных жителей к невеликим островным рощам, подобная обстановка здесь может считаться даже шикарной.
— Итак. — Дождавшись, пока официант в белоснежной куртке расставит на столе наш заказ и уйдет, я заинтересовано кивнул Тихомиру. А тот, в ответ, только еле слышно хмыкнул, окинул взглядом сервировку и, наполнив рюмку холодной водкой, не чинясь, опрокинул ее в рот. Подцепил с тарелки ломтик ветчины, с явным удовольствием втянул носом ее тонкий аромат и отправил закуску следом за беленькой. Время тянет, старый бретер. Ну-ну.
Посмотрев, как довольный Бережной аккуратно вытирает усы, я не удержался и последовал его примеру, разве что, вместо ветчины, на закуску пошла, вроде бы обычная, но фантастически нежная копченая скумбрия… Вот интересно, Тихомир вообще-то говорить собирается, или он просто решил таким образом развести меня на халявный обед?!
— Они здесь. — Очевидно что-то поняв по моему взгляду, отстраненно проговорил Бережной, одновременно присматриваясь к местному деликатесу под названием «Солнце над Гудьемом». Видно изыск островной кухни не пришелся Тихомиру по вкусу, и он отложил ополовиненный бутерброд на свою тарелку. Скривился. — Хорошую закусь испоганили. Неужто нельзя было селедку просто лучком засыпать? Всяко вкуснее было бы.
— Тихомир Храбрович… я вас внимательно слушаю. — Пришлось выдергивать собеседника из омута дурных мыслей.
— Так, я уж все сказал. — Недоуменно пожал плечами мой визави.
— А поподробней? — Вздохнул я. — Кто «они», где «здесь», и почему этого нельзя было сообщить в менее приватной обстановке?
Бережной аккуратно вернул поднятую им крышку блюда на место, и только после этого принялся отвечать.
— Извини, Виталий Родионыч. — Развел руками Тишила и пояснил, — «лазарей» наших давешних встретил, и тоже в порту. Поначалу даже подумал, не померещилось ли мне… да вроде вчера особо на горькую-то не налегал, ну а когда один из этих «воскресших» с каким-то пьяным матросом сцепился, убедился что, то совсем не морок. У видений юшка с носу не капает.
— Та-ак. И куда они делись, Тихомир Храбрович? Неужто, вы не присмотрели?
— Да, куда они могли деться? — Пожал плечами Бережной. — Понабежала портовая полиция, да и повязала всю компанию.
— Так это же замечательно. — Я улыбнулся, к удивлению не понявшего такой реакции на его слова Тишилы. — А что, Тихомир Храбрович, не прогуляться ли нам до портового полицейского управления? Поинтересуемся, что за «привидения» за нашим Варягом хвостиком бегают, а?
— Хм. В случайность, стало быть, не веришь, Виталий Родионыч? — Медленно проговорил мой собеседник.
— Ну, почему же? Вот, заодно, и проверим, что здесь: случайность, совпадение или закономерность…
— И то верно. — Бережной кивнул и вновь взялся за крышку супницы. Ну да, война войной, а обед по расписанию. Тем более, если на обед подают такого каплуна… Нет, вот точно, Бережной — халявщик, самый натуральный!
Идея, конечно, хороша. Вот только, я не подумал об одной вещи. Если на Руяне, я мог бы просто продемонстрировать канцелярский «глаз», чтобы получить нужную мне информацию в любом учреждении, то на Борнхольме принадлежащем Свеаланду, такой возможности у меня нет… Какое дело свейским бюрократам до заштатного коллеги из Руси?
Но попробовать надо… И мы, пообедав, выдвинулись в порт.
Как и следовало ожидать, в полицейском управлении нас встретили… да никак не встретили. Пустой холл, да одинокий дедок в потертом мундире, притулившийся за маленьким столиком в углу. Естественно, первой проблемой стало мое полное незнание свеона, так что пришлось многоопытному Тишиле брать на себя всю тяжесть переговоров с дряхлым представителем борнхольмской полиции. И вот тут нашла коса на камень. Нет, поначалу, дедок кивал и даже благожелательно улыбался. Затем нахмурился и вызвал по телефону начальство, оказавшееся его полной противоположностью. Молодой офицер в новенькой отутюженной форме, появившийся в холле спустя несколько минут, был изначально хмур и неприветлив. И беседа «высоких договаривающихся сторон» началась заново. Естественно, снова через Тишилу.
— Извините, господин Старицкий, но я не могу предоставить вам эти сведения. — Бубнил Бережной, переводя резкий говор лейтенанта. — Честь имею.
Сказал, развернулся и ушел. М-да, переговоры выдались недолгими. Я переглянулся с Тишилой.
— Ну что ж. Не пускают в парадное, пойдем через черный ход, так Тихомир Храбрович? — Поинтересовался я у спутника, едва мы покинули здание портовой полиции.
— Это как? — Заинтересовался Бережной.
— Ну, будем надеяться, что господин Орсон окажется более благожелательно настроен в отношении нашей экспедиции, нежели этот полицейский фертик. — Я щелкнул было портсигаром но, опомнившись, вернул его во внутренний карман пиджака. Не принято здесь дымить на улице. Уж если хочешь потравить легкие, будь добр, устройся в собственной гостиной или курительной, или на худой конец, в ближайшем кафе или ресторации, и дыми, сколько хочешь. А вот на улице… моветон, господа, такого себе даже завсегдатаи плотненских кабаков не позволяют. А уж они-то и вовсе босяки из босяков.
— Уверен, Виталий Родионыч?
— Надеюсь, Тихомир Храбрович, надеюсь. Но, думаю, для верности, стоит подождать, пока у нашего знакомца закончится рабочий день и он вспомнит русскую речь.
Бережной, в ответ, гулко хохотнул. Историю моего знакомства с Орсоном, он знал не хуже прочих. Отсмеявшись, Тишила высвистал извозчика и мы, устроившись в ландо, отправились к стоянке Варяга, поскольку бить ноги пешком по огромному порту, то и дело уворачиваясь от разнообразных грузов, и плутать среди лабиринтов тюков и ящиков, совсем не хотелось. Проще взять экипаж и объехать портовую зону вокруг.
Как оказалось, мои опасения, касающиеся избирательной памяти господина помощника капитана порта на языки, были беспочвенными. Сегодня, господин Орсон должен был править вахту в портовом управлении в ночь, что, естественно, не добавляло ему добродушия, но даже дурное расположение духа не помешало ему заглянуть на Варяг перед заступлением на пост. Очевидно, талант Лейфа-повара, нашел себе еще одного поклонника, что, право же, не удивительно.
— Герр Старицки, объяснитье мнье, зачьем вам это понадобилос? — Выслушав мою просьбу, проговорил помощник капитана порта и недовольно поморщился.
— Видите ли, господин Орсон, я очень не люблю неясности, а этих людишек, наш Тихомир Храбрович еще на Руяне заприметил, да узнал. Учитывая историю, что поведал мне господин Бережной как о них самих, так и об их «подвигах», я счел необходимым присмотреться к нашим случайным попутчикам.
— Вот как? — Бьорн задумчиво погладил подбородок. — И что же за истории, рассказал ваш друг?
— Некрасивые истории, господин Орсон. Очень некрасивые, большего, уж извините, сказать не могу, ибо права такого не имею. А люди те, тати и душегубцы. Вот и волнуюсь я, с чего бы нашим дорожкам с ними пересекаться… А ну как, они за старое принялись, да к Варягу присматриваются?
— То ясно. — Кивнул Бьорн. Ему явно не понравилось, что я не собираюсь распространяться об истории «лазарей» и не желаю рассказывать, откуда их знает Бережной, но вот беспокойство мое Орсон понял. — Вот только одного не пойму, герр Старицки, чем вам лицезрьение этих… татьей, да? Чем оно вам поможет?
— А я их образы сниму, да всем членам нашей экспедиции продемонстрирую, чтоб запомнили, да береглись, коли кого похожего увидят. — Ответил я.
— Хм. — Орсон на миг задумался, покрутил в ладонях толстопузый бокал для коньяка и, вздохнув, решительно кивнул. — Гут. Хорошо, Витали Родионович, я понимаю ваше беспокойство и… постараться вам помочь. А сейчас… будтье любезен, одьелите еще толикой этого чудного напитка!
Вечер в салоне Варяга прошел уже вполне привычно. Наши высоколобые энтузиасты, отыскав себе очередную головоломку, наполнили помещение гулом спора, Бережной и Грац устроились в креслах в углу, прихватив с собой, для душевности беседы, бутылку так понравившегося Орсону коньяка, Лейф сосредоточенно внимал отцу, а Лада молча устроилась рядом со мной на диване, положив голову мне на плечо. И было что-то уютное и домашнее в воцарившейся в салоне яхты обстановке.
Но как бы ни был приятен и долог вечер, он закончился. Солидные, сияющие надраенной медью часы отбили полночь, и народ потихоньку потянулся к каютам. Разве что, Меклен Францевич решил выделиться, и вышел через распахнутые стеклянные двери на кормовой балкон яхты… подымить на свежем воздухе перед сном. Сумрачная, но романтичная немецкая душа нашего «штатного патологоанатома» порой нуждается в лицезрении бескрайнего ночного неба и молчаливом диалоге с подмигивающими звездами. Сам он, разумеется, ни за что в этом не признается, ну да его никто и не заставляет, не так ли?
Утро. Нет, на самом деле, ночь еще не закончилась, более того, часы еще даже не пробили четырех часов, а я уже вынужден был выбраться из-под теплого одеяла. И все из-за того, что пять минут назад на борт Варяга буквально взлетел запыхавшийся посыльный и, мешая русские и свейские слова, объяснив вахтенному, что его прислал помощник капитана порта с запиской для владельца яхты, протянул матросу огромный журнал.
Лешко, за очередной какой-то влет оставленный вахтенным на «собаке», расписался в гроссбухе посыльного и тут же отправился будить адресата. Скажу честно, просыпаться в четвертом часу ночи, для меня удовольствие невеликое, хотя на «том свете» не такое уж редкое, но вот… расслабился я здесь, что ли?
В общем, прошло добрых десять минут, прежде чем до меня полностью дошел смысл записки, переданной Бьорном Орсоном ни свет ни заря. Хорошо еще, портовый чиновник не пошел на крайность и не стал писать свое послание на свеоне. Будить Ладу, ради прочтения его эпистола, я бы точно не стал.
Окончательно проснувшись и разобравшись в завитушках стремительного почерка Орсона, я тяжко вздохнул и принялся одеваться. Утро все-таки началось, и оно… отвратительно.
— Ты куда, Витушка? — Сонный голос Лады остановил меня уже на пороге.
— Дела, милая. Дела. — Я обернулся и, извинительно пожал плечами. — Наш новый знакомый прислал записку, зачем-то я ему понадобился.
— Но ведь еще даже не рассвело? — Бросив взгляд на иллюминатор, проговорила Лада.
— Знаю. Как ты помнишь, у господина Орсона сегодня ночная вахта. Не знаю, что там произошло, но очевидно, что-то важное. Иначе бы, Бьорн не стал тревожить нас столь рано.
— Ладно, иди, только… — Лада на миг замялась, и я понимающе кивнув, на миг распахнул полу пиджака, так что стала заметна сбруя барринса.
— Я обязательно предупрежу охранителей. Более того, я собираюсь пригласить с собой Тишилу.
— Мальчишка. — Вздохнула она. — Ладно, можешь идти, но обещай мне…
— Я буду предельно осторожен, милая. — Заверил я Ладу, и уже собрался было шагнуть за порог.
— Хм. Ты ничего не забыл, любимый? — Тон супруги стал почти угрожающим и я, демонстративно хлопнув себя по лбу, подошел к изголовью кровати, и склонился над ней. Руки жены обвились вокруг моей шеи. Спустя минуту, Лада оттолкнула меня от себя и, облизнув припухшие губы, тихо вздохнула. — Вот теперь иди. Слышишь? Уходи немедленно, а то я за себя не ручаюсь.
— Уже ушел. — Хрипло ответил я и действительно постарался как можно скорее убраться из комнаты. Потому как, еще полминуты пребывания рядом с Ладой, и в нашей каюте не найдется ни одного контролирующего себя человека. М-да.
На ходу поправляя костюм, я дошел до каюты Бережного. Постучал.
— Тихомир Храбрович, поднимайтесь. Нас ждут в портовом управлении. — Проговорил я, едва заспанный Бережной отворил дверь.
Тишила кивнул и, посторонившись, пропустил меня в свою берлогу. А сам, не теряя времени, прихватил с вешалки одежду и отправился в ванную комнату.
— Что так срочно, Виталий Родионыч? — Спросил Бережной, заглушая голосом шум текущей воды.
— Орсон прислал записку с мальчишкой-посыльным. Торопил. — Коротко ответил я, рассматривая развешанную по переборкам коллекцию белого оружия Тишилы.
— Ясно. — Шум воды стих и Бережной вышел из ванной, уже одетым и даже чисто выбритым. На автомате, я провел рукой по собственной щеке. И этот жест не укрылся от Тишилы.
— То не сложно, Виталий Родионыч. Заговор-то, простенький. — Понимающе хмыкнул Бережной. И через минуту я уже довольно поглаживал лишенный щетины подбородок. И как я раньше не додумался, о существовании подобного заговора?! Да уж, это вам не опасная бритва, общение с которой до сих пор ежедневно доставляет мне десяток неприятных минут. А тут, раз и все. Красота!
— Так, все же. Что случилось, Виталий Родионыч, с чего такая срочность? — Отвлек меня Тишила.
— Капитана преследовавшей Варяг лоханки, помнишь? — Вздохнул я. Бережной кивнул. — Преставился, грешный. Аккурат, с полчаса назад, прямо в камере портовой полиции. Сердце. Так-то.