Бегом, бегом! Отдыхать будем на пенсии… если доживем

В канцелярию, в день приезда, я так и не выбрался, но, честно говоря, не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. В конце концов, если бы я вдруг срочно понадобился, то к нам в дом можно было отправить посыльного… да и телефон пока еще никто не отменял.

В общем, в приемную князя Телепнева я вошел лишь незадолго до полудня следующего дня, успев перед этим встретить прилетевшего из Свеаланда Попандопуло, и хорошенько расспросить его перед визитом к начальству. Новости, кстати, были вполне себе замечательные. Леопольд Юрьевич, оказывается, не стал терять время на то, чтобы носиться по всем заинтересовавшим его производствам Свеаланда, словно укушенный. Нет, господин Попандопуло поступил проще… Пользуясь правом распоряжения опционом, он дал распоряжение ганзейской конторе на покупку целого перечня товаров через указанные им столичные представительства свеаландских заводов. Теоретически, можно было устроить подобную закупку и из Хольмграда, да вот только без надлежащего контроля, есть риск получить совсем не то, что требуется, а то и вовсе пролететь с ценой…

— Виталий Родионович! Рад, искренне рад видеть вас в добром здравии. — Вскочивший из-за стола ротмистр Толстоватый, бессменный секретарь и адъютант главы Особой канцелярии, широко улыбнулся, и я с удовольствием пожал руку приятеля.

— Взаимно, Вент Мирославич, взаимно. Что князь? Занят?

— Его сиятельство еще не приехал. Обещал быть к полудню. — Толстоватый бросил короткий взгляд на напольные часы в углу приемной и уверенно кивнул. — Да, через четверть часа, не позже. А что, Виталий Родионович, расскажете о своем путешествии, пока Владимир Стоянович отстутствует? Хотя бы в общих чертах?

— Только за мзду, Вент Мирославич. — Улыбнулся я. Лицо Толстоватого на миг вытянулось, но почти тут же он улыбнулся.

— Кофий, чай… или коньяк? — Поинтересовался ротмистр.

— Нет, нет. Коньяк, это часа на три. А вот чашка крепкого кофию будет очень кстати. А то я толком и не уснул этой ночью, теперь вот, в сон клонит. — Вздохнул я.

— Это после поезда… Все же почти трое суток под стук колес… Выматывает. — Понимающе кивнул Толстоватый.

— Ох, если бы так, Вент Мирославич, если бы так! Верите ли, так привык спать во время качки, что в нормальной постели сон уже и не идет. Всю ночь казалось, что чего-то не хватает. Извертелся. — Посетовал я, под смешок ротмистра.

— Надо же, и так, оказывается, бывает. — Сочувствующе заметил Толстоватый, одновременно колдуя над джезвой.

Князь появился в приемной как раз в тот момент, когда мы с ротмистром приканчивали кофе. И, судя по официальному виду и количеству орденов, прибыл Владимир Стоянович отнюдь не из дома. Хм. Не рановато ли, для деловых визитов?

— Сегодня, День Тезоименитства. — После обмена приветствиями, заметил князь, отреагировав на брошенный мною удивленный взгляд. Только тут до меня дошло, что и Толстоватый красуется в парадной форме. Сыщик, называется… — Пройдемте в кабинет, господин Старицкий. Вент Мирославич, голубчик, подайте нам кофий и… пожалуй, коньяк. Через полчаса.

— Сделаю, Владимир Стоянович. — Кивнул ротмистр, и я шагнул следом за князем в его кабинет.

Устроившись за своим столом, Телепнев помолчал, после чего оперся локтями на столешницу и, положив подбородок на сложенные ладони, воззрился, иначе не скажшь, на меня. Минута, другая…

— Князь? — Я приподнял бровь, демонстрируя недоумение, и Телепнев словно отмер.

— Вот скажите, Виталий Родионович, — медленно заговорил Глава Особой Канцелярии. — Это у вас развлечение такое?

— Не понимаю, ваше сиятельство. — Честно ответил я.

— Нет. Это я не понимаю. — Откидываясь на спинку кресла, вздохнул Телепнев. — Почему, с вами постоянно что-то приключается, а?

— Хм… Ну, в данном случае моей вины нет. Это же была ваша идея с возрождением рода Старицких. Неудивительно, что нашелся настоящий представитель этой фамилии, которому такой оборот совсем не понравился.

— М-да… — Князь задумчиво потер лоб ладонью. Как я его понимаю. И разнос хочется устроить, и… всей правды не скажешь. Бедный-бедный Владимир Стоянович. А вот не фиг было подставлять меня с этими титулами да фамилиями. — Так вы, действительно считаете, что в покушениях на вашу жизнь виновен исключительно этот господин… как его зовут, кстати?

— Роман Георгиевич. — Аккуратнее, надо аккуратнее, и эмоции контролировать, в обязательном порядке.

— Да-да… Роман Георгиевич… Странное имя для русского, не находите, Виталий Родионович? — Побарабанив пальцами по столу, отрешенно проговорил князь.

— Неудивительно, ваше сиятельство. — Я пожал плечами, откровенно не понимая, к чему клонит Телепнев. — Он ведь родился не на Руси, соответственно и крещен был не по русскому обычаю, а, скорее всего в греческой православной церкви…

— Да-да… — Повторился князь, все с тем же задумчивым видом. — А греки, к сожалению, находятся под влиянием Порты… Ох, ладно!

Телепнев встрепенулся и, искривив губы в слабой улыбке, махнул рукой куда-то в сторону.

— Оставим пока это, Виталий Родионович, лучше, поведайте-ка мне, как прошла ваша поездка. Подробно, по событиям и действиям. Все-таки телеграфное общение, это совсем не то, согласитесь?

— Вас устроит устный доклад?

— Вполне… А отчет предоставите на днях. Скажем, завтра? — Интонация вопросительная, но просьбой тут и не пахнет. Ладно. Партия сказала: «надо», комсомол ответил: «есть». Придется этим вечером засесть за печатную машинку. Вот, кстати… надо будет подумать над этим пыточным агрегатом. Ведь, ни ошибку не исправить, ни фразу переиначить на ней не получается… Стоп. С этим потом. А сейчас… поехали, что ли?

Князь слушал мой рассказ не прерывая и не останавливая. Лишь раз мне пришлось ненадолго замолчать, когда в кабинет вошел ротмистр Толстоватый с подносом, на котором красовалась пара чашек кофе и два пузатых «тюльпана» с коньяком.

Впрочем, до окончания рассказа, ни я, ни князь, к алкоголю не притронулись, а вот кофе Вент Мирославич приносил еще трижды. Наконец, я закончил свое повествование и, опустошив принесенный специально для меня бокал с сельтерской водой, откинулся на спинку кресла для посетителей.

— Положительно, Виталий Родионович, вы пямо-таки готовый герой для авантюрных романов, из тех, какими зачитываются мои внуки. — Заключил князь. Я пожал плечами. А что тут скажешь? Помолчали. Взгляд Телепнева упал на забытые бокалы с коньяком, и он тяжело вздохнул. — А ведь у нас тоже есть новости. Свет уже третий день бурлит. Помнится, вы говорили, что Лада Баженовна дружна с маркизой Штафен…

— Да, мы были представлены ей во время стоянки на Руяне. — Кивнул я.

— Передайте мои соболезнования супруге. — Проронил князь.

— Маркиза?

— Скоропостижно скончалась в своем доме в Бреге, не далее как три дня назад. — Телепнев опрокинул в себя коньяк и я, автоматически, последовал его примеру.

— Причины известны? — Помолчав, спросил я.

— Апоплексический удар, Виталий Родионович. Она умерла во сне. — Ответил князь.

— Да, Оттон Магнусович будет неутешен. Она была его хорошей знакомой. — Вздохнул я.

— Герцог — стойкий человек, уверен, он перенесет это несчастье. — Пожал плечами глава Особой канцелярии и, уже совершенно другим тоном, добавил. — Что ж, на этом, думаю, мы можем закончить, Виталий Родионович. Сегодня можете отдыхать, а завтра жду вас в присутствии, с докладом и… ваши подопечные совсем расслабились без присмотра. Надеюсь, вы сможете привести их в надлежащий вид.

— Приложу все усилия, Владимир Стоянович. — Поднявшись с кресла, я кивнул и направился к выходу.

— Да, Виталий Родионович, — окликнул меня князь, едва я взялся за дверную ручку. Пришлось притормозить. — Вряд ли боярин Шолка сподобится вас поблагодарить, служащие зарубежной стражи, такие невежи, знаете ли… Так я это за него сделаю.

— Ваше сиятельство? — Не понял я.

— Контрабанда, которую с вашей помощью задержали у Борнхольма, должна была уйти на юг… через Венд и Чехию.

— На юг?

— В Румынию. Так уж совпало, что незадолго до вашего доклада, наша комиссия, для которой, кстати, вы подбирали охрану незадолго до отъезда, обнаружила странное шевеление румынских бояр в районе Плоешти. Не могу сообщить всех подробностей, но присланный вами список оборудования, вкупе с кое-какими иными сведениями, позволили сделать вывод о подготовке у Плоешти настоящего плацдарма…

— Румынского? — Протянул я.

— Виталий Родионович, я и так уже сообщил больше, чем следовало. — Нахмурился князь. — Жду вас завтра.

Вот так, так! Какие интересные новости… Есть о чем подумать.

— Всего хорошего, Владимир Стоянович. — Я поклонился и вышел.

Газеты, газеты. Русские и иностранные. Едва покинув канцелярию, я поймал извозчика и отправился на поиски информации. Конечно, вероятность того, что в открытых источниках найдутся все интересующие меня сведения, слишком мала, но она есть и упускать ее не стоит.

Затарившись целым ворохом «печатного слова» самых разных форматов и изданий, я вернулся домой и, раскланявшись на входе с сидящей в открытой коляске Заряной Святославной, явно отправляющейся куда-то по своим садоводческим делам, отправился прямым ходом в свой кабинет.

— Витушка, ты дома? — Голос Лады отвлек меня от просмотра двенадцатой по счету газеты.

— Давно. — Обнимая, вошедшую в кабинет Ладу, проговорил я.

— Я тут жду его, все глаза проглядела, а он! — Отстранившись, девушка уперла руки в боки и смерила меня деланно суровым взглядом.

— Прости, милая. Просто, начальство вывалило на меня такие новости, что… — Повинился я, указывая жене на стопку газет, возвышающуюся на столе.

— Поня-ятно. — Протянула Лада. — Но, мне кажется, что работа подождет. В конце концов, я соскучилась. Сильно!

Возражать в таком вопросе? Я еще не настолько сошел с ума, чтобы своими руками развязывать гражданскую войну в собственном доме.

К просмотру прессы я смог вернуться только поздним вечером. Не могу сказать, что нашел там что-то выходящее из ряда вон, но чем больше газет я читал, тем больше крепла во мне уверенность, что кроме Порты и Руси, на территории Румынии действует еще кто-то… и, вполне возможно третьей стороной, список участников не ограничивается.

Придя к такому выводу, я отложил в сторону последний прочитанный листок и, вздохнув, принялся за отчет, который и занял все мое время до самого утра.

Правда, перед тем как отправиться в присутствие, я решил нанести визит человеку, чья информированность иногда просто потрясает.

— Доброе утро, Заряна Святославна.

— А, Виталий Родионович! Доброе, доброе. — Покивала Смольянина, когда я появился на пороге ее кабинета. — Ну что, поведаете мне в подробностях, о своем путешествии? Слышала, вам пришлось вернуться в Хольмград, раньше, чем предполагалось?

— Можно и рассказать. — Следуя молчаливому предложению хозяйки дома, я присел на диван. Говорю же, осведомленность графини просто поразительна. — Никак, вы уже и с Ладой пообщаться успели?

— Ну разумеется. — Снисходительно кивнула Смольянина.

— А с Мекленом Францевичем? — Улыбнулся я.

— Как раз вчера вечером беседовали. — Вздохнула хозяйка дома, и тут же вернулась к интересующему ее предмету. — Виталий Родионович, не томите, рассказывайте все в подробностях. А я велю подать чай… с вашими любимыми медовиками.

— За такой подарок, я расскажу вам всю мою жизнь, любезная Заряна Святославна.

Удивительно, но беседа со Смольяниной не затянулась надолго. Так что, уже через час я смот ее расспросить об интересующих меня вопросах, в частности, о румынской кампании и слухах о смерти Эльзы-Матильды… Вот только, к моему сожалению, конкретной информации я здесь так и не получил… кроме того, что торговый дом Варбургов внезапно сократил поставки голштинского сырья для производств, принадлежащих Фридриху Гогенштауфену, герцогу Швабскому. Поговаривают, старый Варбург, после смерти маркизы, заимел зуб на ее семью. Не доверяет он рыжему герцогу, ох не доверяет.

А что там за производства, кстати говоря?

— Керосин, Виталий Родионович, светильная жидкость. Нет, не только он, конечно, но… это самая прибыльная часть заводов Фридриха. В Европе, разве что очень богатые люди могут себе позволить иметь в доме накопители, а прочие вынуждены пользоваться различного рода техническими ухищрениями… И керосиновые лампы, там, в ходу, посеместно.

— Понятно… — Протянул я, жалея, что у меня не было возможности хорошенько расспросить Эльзу-Матильду. Керосин… Я вздохнул, и замер, не донеся до рта вкуснейшее медовое пирожное. Керосин! Керосин — нефть… нефть — Плоешти. Приехали.

Вот так… И здесь не обошлось без «черного золота». Черт, но как же все сложно-то, а! Думай голова, думай!

— Виталий Родионович! — Смольянина дернула меня за рукав.

— А?

— Ну, наконец-то, Виталий Родионович! Неужто, медовики оказались столь вкусны, что вы потеряли разум? — Улыбнулась хозяйка дома и обернулась на звук приоткрывшейся двери. — Что тебе, Людмила?

— Телефон. Просят Виталия Родионовича. — Тихо проговорила горничная, не переступая порог кабинета.

— Извините, дражайшая Заряна Святославна. — Я развел руками, поднимаясь с кресла.

— Понимаю, Виталий Родионович. Служба, есть служба. — Кивнула Смольянина. — Ну что же, идите. Но вечером, жду вас с супругой на ужин.

— Будем, обязательно будем. — Ответил я, уже стоя у двери. И вздохнул. — Если, конечно, не произойдет что-то экстраординарное.

Как я и думал, звонил мне никто иной, как князь Телепнев, вот только вместо ожидаемого вопроса о том, где носит его подчиненного, глава Особой канцелярии сухо уведомил меня, что ждет к часу в присутствии, непременно при параде. Пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться. Впрочем, не могу сказать, что Ладе это не понравилось, особенно когда я заметил, что до времени визита у нас есть не меньше четырех часов. В результате, в канцелярию я собирался в жуткой спешке, но прибыл в срок.

По крайней мере, увидав меня в приемной, Толстоватый бросил взгляд на часы и одобрительно хмыкнул, после чего протянул тонкий платок и посоветовал привести себя в порядок, благо еще минут пять у меня есть.

Проскользнув в уборную, я взглянул в зеркало и, моментально поняв, чему так ухмылялся приятель, принялся ожесточенно оттирать след губной помады на щеке. А здешняя помада, это такая штука, что без усилий не сотрешь.

В общем, в кабинет шефа я явился чистый, но с горящей алым цветом правой щекой, словно пощечину схлопотал. Правда, князь, похоже, даже не заметил этого моего конфуза и, коротко приказав следовать за ним, шагнул к выходу.

— А доклад? — Спросил я.

— Отдайте Венту Мирославичу. — Глянув на папку в моих руках, мотнул головой Телепнев.

У дверей канцелярии нас уже ждал экипаж, который, стоило нам разместиться на диванах, рванул вперед так, будто лошадей кто-то накормил закисью азота.

— Виталий Родионович, надеюсь, ваши приключения не повлияли на подготовку к экзамену? — Осведомился князь, когда наш экипаж выкатил на Словенскую набережную.

— Смею надеяться, что не повлияли. — Пожал я плечами.

— Замечательно. Честно говоря, не хотелось бы нарушать собственное слово и уговаривать экзаменаторов… — Вот тут до меня дошло, отчего князь был столь хмур и резок.

— Так мы… — Начал я, и был тут же перебит скупым кивком собеседника.

— Именно. Мы направляемся в Аттестационный кабинет, где вы пройдете испытания на чин.

— С чего вдруг такая срочность? — Подивился я.

— Сегодня эти испытания проходят выпускники Высших Олеговых курсов. А вечером, в Детинце состоится принесение вассальной клятвы. Государь решил, что это лучший повод для вашей с ним встречи.

— Хм. А ничего, что по идее, я должен бы проходить эти испытания лишь на исходе лета, а сейчас едва июнь закончился? — Возмутился я.

— Отвечу вам словами Государя. — Усмехнулся князь. — Ежели он, и в самом деле, столь умен и ретив, то два месяца будут лишь напрасной тратой времени… В одном, Государь прав. Выделять вас еще больше, чем это уже было проделано за прошедшее время, бессмысленно, и ничего, кроме еще одной головной боли и шепотков в обществе о незаслуженной протекции, вам не принесет.

— Ну да, а то, что я сдаю экзамен на чин, не окончив обучения и едва вернувшись из путешествия, это ничего? — Пробурчал я, но Телпнев меня услышал и еле заметно усмехнулся.

— Так ведь, всему свету известна ваша стремительность в делах и развлечениях, дражайший Виталий Родионович. Так что, поохают, поахают, но примут. А вот отдельного испытания, могут и не простить… Так как? Говорить мне с экзаменаторами?

— Идите к дьяволу, Владимир Стоянович! — Фыркнул я, мысленно удивляясь витиеватости, с которой князь пытался взять меня «на слабо». Хотя… Почему пытался? Взял уже.

— Что ж. Тогда, я остановлю экипаж у здания Аттестационного кабинета, и удачи вам… князь Старицкий. — На этот раз улыбка у Телепнева получилась куда более искренней, да и настроение, кажется, уверенно поползло вверх.

Карета действительно остановилась у высокого особняка лишь для того, чтобы высадить меня у широких и крепких дверей, после чего, извозчик хлестнул лошадей и те, только что не встав на дыбы, рванули экипаж, увозя шефа куда-то по его шефским делам. Ну и ладно.

Я огляделся по сторонам и, поднявшись на высокое крыльцо, решительно потянул на себя тяжелое медное кольцо, заменяющее дверную ручку. Мощные железные петли тихо, почти неслышно скрипнули и я оказался в самом настоящем людском муравейнике. Кажется, такого стопотворения я не видел еще с «того света».

Отыскать в этом сумбуре место, где проходят испытания, оказалось довольно легко. Я просто открыл первую попавшуюся дверь и, не дожидаясь пока все сидящие за конторками клерки скрестят на мне взгляды, обратился к стоящему у огромного шкафа детинушке, на телесах которого вицмундир восьмого класса, только что по швам не трещал.

Поначалу, недовольный тем, что его отвлекли, дядечка скривился, но заметив нашейный знак ордена, подобрался и заговорил довольно любезным тоном.

Получив у него нужную информацию, я вежливо… очень вежливо поблагодарил чиновника и отправился на третий этаж особняка, где уже собралось порядочное количество людей, явно дожидающихся своей очереди перед высокими двойными дверями, ведущими в аудиторию, где заседала аттестационная комиссия.

Честное слово, если бы не возраст большинства присутствующих, а у некоторых, возраст уже основательно проредил шевелюру, или побил ее серебром, я бы решил, что оказался среди обычных студентов, ожидающих экзамена. Нет, здесь никто не листал судорожно конспекты, не бросался к выходящим из аудитории, забрасывая их вопросами: «ну что?» и «ну как?», но вот ощущения… да… та же тревога и сосредоточенность во взглядах, нервные движения и отрешенность. Хм. Вот не думал, что когда-то еще придется окунуться в экзаменационные треволнения…

— Старицкий, Виталий Родионович. — Представился я, оказавшись в аудитории, перед длинным столом, за которым устроилось аж пятеро экзаменаторов. Сидящий передо мной мужчина, что-то писавший в журнале, поднял голову, и я улыбнулся. — Добрый день, Боримир Вентович!

Советник Сакулов вздрогнул, и еле слышно застонал. М-да, чую, это будет весёлый экзамен…