Во сне было темно. Может, там тоже экономили энергию? Неудобно. Некто, для меня очень важный, бережно гладил по спине, и я млела, кошка-кошкой. Еще щурилась. Понять бы, пока драгоценное подсознание готово к общению: а кто мне всерьез дорог? Тай, он же Тэй, не человек, хотя выглядит неотличимо и мы с ним… у нас приятные общие воспоминания. И не общие тоже. Я много раз за этот год думала о нем. Нет, не думала. Кожа не думает. Сбоящее некстати сердце не думает. Я заметила его первого по прибытии в универсум. Заметила потому, что учуяла незримую связь. Ниточке давно бы пора порваться, истереться, а вон – никак… Меня гладят в темноте, я млею и… таю. Начинаю ворочаться, сопеть, щупать одеяло и пробовать дотянуться через плечо до своей спины… До его руки?
Мне надо дотянуться. Мне надо понять, почему я таю, а на щеке слезинка и она – горечь. Что изменилось, что мне мешает раскрывать душу в ответ на внимание? Ведь было иначе. Я еще помню, как это – иначе… и уже не могу ощутить. Тянусь, тянусь… хочу снова в тепло. От усердия в потягушечках я проснулась. Бодрая, голодная во всех смыслах. Сейчас бы спарринг с Рыгом. Хоть с левой удар, хоть с правой, всяко дурь вылетает на раз. А когда мурвр приседает перед прыжком и чуть подбирает копыта… ну, жуткое дело. Я ставлю рекорды скорости на короткие дистанции, ага.
– Ыыы, умру без завтрака, – трипсовым детенышем заныла я.
– Порция разогрета, – отрапортовал клон.
По тону, не содержащему ничего кроме дисциплины, клон опознается куда надежнее, чем по внешности. Открываю глаза. Наблюдаю старого рядового из команды Макса. Оттер моих провожатых. Молодец. У Макса и простенькие клоны – первый сорт. Упертые.
– Шарп?
– Функционирую на две трети потенциала, – без задержки отчитался напарник. – Делал пробный вылет в стратосферу. Снял данные по газовому составу и температурным инверсиям. Вел поиск спутников и зондов. Запустил сеть дальней разведки планетарной системы. Макс приказал: искать корабли. Искать станции слежения. Искать портаторы и иные неприродные объекты.
– Макс такой. Он прикажет так прикажет, – зевнула я, села и покачала головой, взбалтывая мысли. Клон принес завтрак. Я схряпала подобие гамбургера, выпила подобие супа и затем воду. Вкусно. Жаль, добавку просить бесполезно. Я облизнулась и ограничилась малым: – Спасибо. Макс где?
– Собрал в зоне СП всех, кто имеет или получил статус ут-интнор и выше. Проводит опрос и формирует понимание состояния по планете. – Рявкнул старый клон и затих, сгорбился в уголке.
– Ага. Ага… тогда ладно. Шарп, тащи тушу киборга. Щас мы его обмозгуем.
Шарп умчался. Я осмотрелась, заметила мозг из темного сектора, тот самый, с клеймом «перед прочтением выжечь», но – свежеотполированный. Добыла его из полки. Промеряла пальцами, прикидывая, крупнее ли мозг того, какой я размозжила вчера? Вроде, именно так – крупнее. Упс… От недоумения меня спас Шарп, он как раз вернулся, приволок и уложил на пол тело. Черепная коробка по-прежнему пуста и открыта. С первого взгляда ясно: новый мозг туда не влезет. Я искривила рот и старательно нагнала на лоб морщинки. Ум не пророс, но Шарп меня понял. В два движения выломал волосатую снаружи крышку черепа. Врубил на щупальце горелку-пилилку и обновил контур головы так, чтобы от разъема на затылке и до лба было все свободно. Мозг при примерке на новое место сразу стал похож на полированную суперкепку.
– Наблюдаю запрет на инициацию. Изучаю инструкции. Справка: запрет можно обойти через внедрение ДНК-контроля от габ-поручителя, – пояснил Шарп, умудрившись не сказать ничего внятного. Понял и добавил: – Маркирую подсветкой заборник крови. Соединение мозга и контактного гнезда пройдет в ее среде. Это наделит пробужденный мозг некоторыми чертами личности поручителя. Позволит поручителю мысленным приказом разрушить мозг при обнаружении угрозы от его функционирования.
– Могу и карандашницей обойтись, как вчера выяснилось, – брякнула я и закашлялась.
Вспоминать, как я плющила чиновника, было противно. Так что я отмела бэ-у мысли и приступила к новым глупостям. Совместила руку с кольцевым зажимом. Эх, судьба моя видно такова: сдавать кровь всяким преступным элементам и брать их на поруки. Была история с Дэем, теперь вот и того хуже, я жалею не существо, а мозг. Может, зря? Но упрямство так и орет: не зря! Я или оглохла от ора, или упрямство эмпатически право.
В мензурку набралось граммов пятьдесят кровушки. Кольцо соскочило с запястья. След от вскрытия вены остался, малость болит. Я самолично взяла мозг – тяжелый он – и приладила по месту. В чиновном затылке хрястнуло, зажужжало… Мозг дернулся в ладонях и со скрипом сел намертво. Или наживо?
– Черт, его бы обездвижить, – сообразила я, умная задним своим умом.
– Сделано, – утешил Шарп.
Тело киборга завибрировало пальцами, отбивая дробь по полу. Несколько раз сунулось лицом в поднос с обедом. Зря, я уже все выела и вылизала. Голодный киборг судорожно перебрал ногами, изображая «велосипедик» – и затих. Шарп перевернул тело кепкой вниз, лицом вверх.
– Меня понимаем? Говорить можем? – спросила я, чтобы не молчать, но сойти за умную.
– Да. Да.
– Меня зови Сима. Представься. Изложи краткую биографию.
– В десятичном счете я три-семь-два-семь-три-ноль-ноль-ноль…
– Стоп. Это может оказаться длинно. Ты доктор?
– Да. Допустимое толкование базового профиля.
– Имя Ливси устроит? Это я надеюсь, что ты весельчак и не злодей… н-да. Проехали.
– Ливси. Устроит, – по лицу пробежала судорога, плавно и без жутких гримас переросшая в довольно милую улыбку. – Биографией не располагаю. Биологичен лишь в плане мозга. Создан неизвестным мне научным центром. Являюсь, как сам я установил, незаконной копией мозга видного ученого. Его память не уцелела. Но следы я ловлю в поведенческих и речевых стереотипах. Он был оптимист. Да. Он был. Я, Ливси, создан в целях эксперимента. Был допущен к работе с больными. Диагностика, терапия, оперирование, волновая коррекция, психокоррекция, нейро…
– Это будет долго, стоп. В целом я поняла, что посильно. Причина изоляции?
– Находился на корабле автоматического типа. Провел дистанционную коррекцию разумного, одушевленного. Диагноз: крайняя форма подавленной агрессивности, потенциал развития до серийного преступника, оценка вероятности – максимум. Факт коррекции выявили габ-служащие. Я не обладал полномочиями и был признан виновным в превышении… всего.
– Ага. Это они умеют. Атипичник что сказал?
– Не присутствовал.
– Красавчик. Его бы и изолировать, а? Давно ты… хранишься?
– Полагаю весьма верной оценку срока в пять десятков циклов. Но были отключения, аналог – потеря сознания. Длительность вне моего понимания.
– А вот скажи: кровь, кислород и прочее тебе надо? Как же ты хранился?
– Имею встроенную систему, остаточный срок автономности – пятьсот циклов.
– Солидно. Скажи еще: вы все хранились… это скучно?
– Это невыносимо, – по лицу прошла судорога, смявшая улыбку. Но Ливси справился и засиял оптимизмом. – Мы постепенно меняемся, приспосабливаемся. Часть из нас имеет потенциальные, исходно неразвитые ресурсы для налаживания обмена данными и… бесед. Последние десять циклов было неплохо. Я узнал много нового по теме систем планетарного обогрева. Усвоил семь негуманоидных наречий. Выучил справочники по…
– Это ты молодец. Прости, что перебиваю. Понятие мораль тебе что-то говорит? Ты врач, должен по идее знать о непричинении вреда и все такое.
– Обладаю пониманием законов габ-структуры. Согласен с ними. После двадцати циклов размышлений согласен в целом с приговором себе.
– Не убий там, не укради, не пожелай… хотя про жен явно лишнее.
– Непричинение вреда жизни, мировоззрению и имуществу, – подумав, шире улыбнулся Ливси.
– Очень хочешь по досрочке выйти, – хмыкнула я. – Но если что, я вообще тогда… серийная злодейка по киборгам получусь. Не причиняй, ладно?
– У тебя совершенно стабильная психика как в дневной, так и в ночной зоне, именуемых также сознанием и подсознанием, – сообщил наш новый врач.
– Ты телепат?
– Диагност. Снимаю состояние. Ловлю много видов волн и…
– Проехали. Так, Ливси. Я верю тебе. Как атипичник, по-человечески тоже. Ну, и еще: ты ужас как нужен!
– Больной в соседнем помещении, состояние стабильное, средней тяжести, – моргнул Ливси и закатил глаза, созерцая край мозга-кепки. От увиденного он прибалдел, но быстро справился с собой. – Прогноз позитивный. Срок излечения до суток. При наличии помощи в создании систем волновой терапии – три доли суток. Полные данные по устройствам готов предоставить.
– Шарп, – начала я, не зная, как мой напарник отнесется к идее УДО.
Он умница. Сам вытянул щупальце, пощекотал киборга по затылку, помог ему сесть. Ливси некоторое время не двигался. Затем медленно поднял правую руку, взглядом впился в ладонь. Поднял левую, осмотрел и ее. Согнул пальцы в кулаки, снова расправил двумя веерами. Подобрал ноги, поддевая ладонями под колени. Шея первый раз попробовала исполнить кивок. Ливси вспыхнул улыбкой на все зубы – не знаю, сколько их. Вид ослепительный… Врач прошелся по комнате колесом и немого постоял на руках. С грохотом занял подобающее взрослому положение головой вверх.
– Превосходно! Пре-вос-ход-но! Пре-вос-ход-нень-ко! Где у нас больной? А там у нас больной! Будет он здоров… а. Она здорова. Так-так… первичный осмотр, да. Гематомочек нет. Вирусов умеренно, умеренно… Паразитных клеток… Клеточных паразитов… Внесистемных и неизученных явлений… Так-так… Ага.
Я осторожно улыбнулась Шарпу. Он загудел в ответ. Как вы лодку назовете, так она и поплывет. Если б я ляпнула про Айболита, кое-кто бы умчался, пожалуй, искать Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо. И тыкать в мирный люд градусниками.
– Что еще будет, выяви он Бармалея Сильверовича, – вздохнула я. – Залечит до полной капитуляции.
– Пре-вос-ход-нень-ко, – вещал врач. – Какой милый ротик. Какие ровные зубки… дырочка в седьмом, слева верх. Аккуратная дырочка. А глазки… чудо. Еще бы остроту зрения приподнять, при-под-нять! Ноготочки с трещинками, с трещинками… бледноватые. Язык узорный, оттенок нездоровый до сизости. При установленном типе генома и параметрах живучести… Пре-вос-ход-нень-ко. Могу я запросить волновые устройства?
Я допила воду и отдышалась. Энергией Ливси можно отопить пару-тройку планет, от одного его шума у обитателей через пять минут пар из ушей попрет со свистом. На мне проверено. Хотя стоп: это Шарп свистит. Добыл из хранилища отключенного простейшего типа «улитка» и мастерит из него волновое устройство. Третье по счету, кстати. Два готовые я уложила на ладонь – теплые, заполированы снаружи. Пять шагов, миновать дверь. Протянуть Ливси то, что ему требуется. И осторожно, очень осторожно посмотреть на Зэйру. Ну с чего бы я могла надеяться на перемены к лучшему в пять минут?
А только наша блондинка сидит, бестолково моргает. Опирается в пол слабыми руками. Пальцы дрожат. На лбу испарина. Пустяки! Она в сознании. Ее тошнит, ей плохо, но это уже боли и беды живого, присутствующего в мире человека, а не гусеницы, укутанной в кокон одеяла и собственный нескончаемый полубред.
– Макс? – спросила Зэйра, игнорируя врача и глядя влево-вниз. Зуб даю, именно так и находится зона СП. Или как там ее, совещательную? – Макс…
Больная, мною уже переведённая в категорию выздоравливающих, получила две улитки на виски и не стала отмахиваться и снимать их. Она смотрела в стену и улыбалась, на бледных щеках пятнами проступал румянец. Она ждала. Я тоже обернулась к двери и стала ждать, про себя ведя учет секунд.
Макс явился на двадцать седьмом такте. Одним взглядом оценил обстановку. Привычно сел рядом с Зэйрой и сунул руку в ее ладошку. Как всегда, поместилось два пальца – указательный и средний. Как никогда прежде, руку приняли осознанно и пожали, краснея всей шеей, моргая, пряча взгляд и поправляя волосы с риском свалиться, ведь сидит без опоры на руки.
– Всем гуманоидам воду, как обычно, – предложил Макс.
Клон-старик, дремавший в углу, встрепенулся и ухромал исполнять. Макс потер шею, сморгнул и уставился на меня в два дула… эээ… глаза.
– Отбор энергии был проведен с целью возбуждения коронарных процессов звезды. Изменения миновали активную фазу и не подлежат обратной коррекции, – доложил он мне, формальному директору Утиля. – Расчётное время до выброса плазмы сорок семь суток данной планеты, приводимых к стандартному учету с коэффициентом… – Макс моргнул и смолк. Осознал, что мне этот коэффициент до лампочки. – Двадцать пять стандартных суток и семь часов до контакта плазмы с поверхностью Утиля. Планета на стационарной орбите. Маневровых ресурсов нет. Точка встречи… с катастрофой просчитала с высочайшей надежностью. Я провожу доработку плана строительства защитных сооружений. Полагаю, вероятность выживания значимой части населения высокая. Будете знакомится с планом, детально?
– Зачем? Когда я слушаю тебя, я хотя бы что-то понимаю.
Клон принес воду, Макс быстро выпил порцию, бережно, рассчитывая усилие, похлопал Зэйру по плечу. Встал и направился к двери, не оборачиваясь. Уже из коридора он бросил:
– Вынужден отбыть. Намерен лично контролировать процесс планирования. Шарп, нуждаюсь в данных, прошу содействовать.
Дверь закрылась. На душе повисло что-то… каменное. Не понимаю причину. Совсем не понимаю. Рядом шевельнулся Ливси, и я уставилась на него, забытого. Вздрогнула. Ну и улыбка! Психов близко к доктору не подпускать, забузят.
– Потрясающий образчик генного дизайна, – с придыханием сказал киборг. – Копирован и доработан незаконно, совсем как я! Мозг видного ученого. Пре-вос-ход-ный! Полагаю, мы созданы от одной и той же расы, я имею в виду родство планетарного порядка. Ювелирная работа. Преступная по закону габ-системы, империи и прочего мне известного мира, но ювелирная. Восторг! Логика, на уровне квазиполярного контроллинга очищенная от атипичности, несистемности и…
– Эй, без терминов-выводов, ты врач, я слушатель.
– Мозг двудольный, – руки Ливси вспорхнули, ладони сложились морской раковиной. Правая дрогнула. – Логика полноценно сохранена. Алогичность, творчество и важнейшие паразитные процессы, связи неявного порядка… Необратимых удалений нет. Но то, что по мнению разработчиков было помехой для избранной специализации, блокировано. Понятное решение: мозг слишком совершенен для лоботомии. Поэтому с блокировкой возникли неполадки, мозг имеет сложность организации того порядка, когда внедренные запреты при стрессовых нагрузках теряет полноценность. – Ливси широко улыбнулся. – Скажу прямо, Сима. Сейчас данный образец – почти человек. Более, чем я. В потенциале интеллекта он неограничен… Тот, с кого снята копия – гений. Ге-ний!
– Не показывай коренные зубы в улыбке. А то кажется, что ты голоден.
– Кажется, что я Ливси. Твоя кровь бодрит, – подмигнул киборг. – Я меняюсь. Всегда хотел научиться беззаботности. Понимаю смысл сказанного пациенткой, еще не получившей лечения: мир цветной. Ярко цветной! Он прекрасен сам по себе, глупо при любом интеллекте пытаться его улучшить. Глу-по! Прежде я пытаться вносить коррективы, и в мир, и в его население. То была ошибка. Машинная, логическая, ужасающая по вредоносности. Сима, я намерен сажать цветочки.
– Гос-споди, и этот туда же! Сиди, а то совочек не выдам. Вдохни, выдохни, вернись к теме. Мы начали перетирать что-то важное о Максе.
– Да! Фе-но-ме-наль-но! Он обошел важнейшую блокировку. Он лгал и не испытывал торможения до шока.
– Лгал? Макс? Мне?
– Ложь во спасение, знаю термин, ощущаю соответствующие вибрации. Ключевым в недосказанности было слово «значимая». Смысл умолчания не уловил. Но умолчание – тонкая ложь. Оговорка. На-ме-рен-на-я! Между тем, в проекте специализации данного образца…
– Черт, – я сдулась и обняла колени. – Я же знаю ответ. Значимая часть. Конечно. Катастрофа грохнет по полной. Планета – крематорий… Но Макс уверен в будущем: он запихнет меня, Зэйру и нянь в зону ЦК. Или еще куда… где надежно. Киборги пересиживали прежние планетарные пожары, да? Он запрет нас, чтоб не рыпались. На себя ему начхать. Ливси, ты молодец. Давай, скажи: он не надеется ничего глобального построить в срок?
– Я не инженер. Не обладаю компетенцией…
– Тогда лечи Тиа и прочих, я поговорю с клонами и мы наладим к тебе очередь. Оборудование требуется?
– Не наблюдаю проблем экстренного порядка. Прочее я решу за счет встроенных ресурсов.
– Как ты пережил прошлую катастрофу?
– Надёжная защита мозга, – Ливси потрогал глянцевый череп-кепку. – Я ценный… основательно экранирован. Я хранился на нижних ярусах. Верхние повреждаются очень сильно. Затем приходят простейшие и выедают нас. Набеги страшнее иного, – Ливси накрыл голову ладонями. – Ужасно быть мозгом и все знать о своей участи. Каждый раз ждать, наблюдая, как гаснут знакомые.
Мы замолчали. Зэйра тоже вела себя образцово тихо. Сидела, осматривала комнату, трогала пол, свой костюм, мою руку, локоть Ливси. Терла лоб тыльной стороной ладони. Пробовала ощупать голову и оценить состояние прически, длину волос, цвет.
– Гений, – вдруг сообщила она с некоторым придыханием. Вскинулась, глянула на нас вроде свысока. – Мой Макс – гений. Мой Макс. Сразу поняла, что мой. Я спутница. Это предназначение. Это не работа, не увлечение, не задание. Я – спутница. Я так и говорила. Всегда объясняла. Но меня признали бракованной. Очень страшно быть бракованной. Одиночество. Презрение. Насилие. Неволя. Но мой Макс не мог не найти меня.
Она кивнула, спокойно улыбнулась и легла, прижав к груди ладонь, сжатую в кулак и хранящую тепло руки Макса. Я шало уставилась на доктора, он опять лыбился, он такой мог бы рекламировать зубную пасту динозаврам.
– Ливси, – выдохнула я. – Ливси, а что надумает Макс, если он гений и мы врубим ему атипичность на полную катушку? Он же тогда – ого-го! Он и сейчас ого-го, если честно. Только сейчас он гоняет мысли по плацу и ни шагу вовне. Ну, разве его вконец достанут и вытеснят с плаца. Так и было, когда он сюда попал и когда Зэйра поставила его перед фактом. А?
– Снять блокировки можно, – не улыбаясь, признал Ливси. – Но я на это не пойду. Результат непредсказуем. Мозг взрослый, шок может его уничтожить. Тип сознания четко сложился. Логика, следование нормам и…
– Ливси, спрошу прямо. Хочешь опять на склад? Так и получится! Утиль заполыхает, всем крышка. Давай, вруби самосохранение. За себя и за тех мозгляков, которые лежат и ждут худшего, без ножек-ручек. Ливси, я не готова выживать в ЦК, оплатив билет пятью десятками миллиардов трупов. Посмотри на Зэйру. Как она выживет и зачем. Ты слышал, она спутница. Понятно, чья.
– Это недопустимо.
– Пропусти обязательную часть до вздоха и сдавайся, зараза. Чем будем прошибать его на атипичность?
Ливси долго изображал лицом гримасы – видно, крепко его плющило… Затем повернул голову и уставился на Зэйру. Снова на меня.
– Согласен быть возвращённым на склад.
– Вот же ж… То есть уперся. Круто. Ты умеешь упираться, спорить с людьми. У тебя принципы. Еще ты способен спрятать зубы за губы.
– Что?
– Я поняла доводы, вот что. Но мне обидно. Я уже решила, что меня спасут, что можно посидеть и подождать, пока Макс напряжется. Ты не готов рискнуть его головой, которая сгорит через месяц? Ты прав. Я тоже не готова. Просто я верила, что он всемогущий. За его спиной уютно.
– За спиной, – мечтательно вздохнула Зэйра.
– Мозг очень тонкий инструмент, а ты желаешь немыслимые и крайне спорные результаты наблюдать сразу, в тот же день. Еще до формирования гипотезы, не говоря уж о процедуре, – огорчился Ливси. – Я осознаю, что времени мало. Ма-ло! Но доступные технологии не дадут нужного ответа. Здесь планета без энергозапасов, строительных мощностей, сырья. Это тупик. Я врач, но даже примерно не способен просчитать уровень атипичности, годный для работы. От полусотни единиц, полагаю, а это в природе не встречается, насколько мне известно. Плюс нужны альтернативные знания. Плюс…
– Шестьдесят два.
– Что? – бедняга начал бы страдать нервным тиком, моги киборг тикать глазом. – Мне сложно общаться. Слож-но! Сложно. Нуждаюсь в диагностике. Длительное хранение при слабой подаче кислорода.
– Атипичность у меня. Ну, шестьдесят два. По переаттестации двухмесячной давности. Не выкатывай глаза, будто я монстр. Меня и так научный сектор солидарно ненавидит за многократную неявку на тесты. Я игнорирую их после истории с Дэем. Матом игнорирую. Они мата не знают, но суть уловили с первого письма. Да, я такая. Атипичность выше интеллекта. Говорят, это так же нормально, как рождение четырехглавого круша или робкого мурвра.
Ливси, кажется, впал в кому. Он не двигался, стеклянно поблескивая глазами. Ужасно смотрится, когда лицо человечье, но кожа серо-тусклая, неживая. И кепка хромированного мозга. И неподвижный взгляд… Б-рр!
– Ты способна найти несуществующее решение, – выдавил Ливси, еще не вернув контроль над глазными мышцами. – Превышение атипичности над формальным показателем интеллекта дает ситуацию так называемого нулевого мозга, или мозга-губки. Сухая губка не впитывает знания, она исходно несмачиваема… Требуется, преодолевая сопротивление, подать в мозг совершенно новые знания. Прямая аналогия: сжать губку и погрузить в жидкость… то есть среду знаний. Но мозг, если говорить научно… стоп, так я уйду в поле высокой теории. Как обойти правило сухой губки? – Ливси вспыхнул идиотской улыбкой. – Пре-вос-ход-но! Я хранился и создал от скуки методику. Благодаря моей теории мы, разнородные и несинхронизированные по протоколам сознания в конструктивно различных мозговых коробках, смогли наладить общение в темном секторе. Индуктивная зарядка. Бесконтактная.
– А-аа…
Я почесала шею, ощутив с растущей тревогой: лучше было сидеть на станции Эша и доводить чебурэльфа. Опять же, розовые лисички… От мысли о них я облизнулась. Продай я рецепт Макдональдсу – была бы самой богатой на земле из всех Сим. А теперь что? Теперь на меня неотвратимым танком надвигается индуктивное образование. Вот чую, свяжут по рукам-ногам, сунут по уши в знания… и помру я, захлебнувшись ими, еще до главной катастрофы.
– Что?
– Почему ты все время переспрашиваешь?
– Сима, ты смотрела в стену и шептала «не хочу, не хочу».
– Да? Вернемся к теме спасения Утиля. Ты веришь, что после индуктивного поумнения я найду способ. Вот я – и найду?
– Нет, – нехотя, с очень человеческим вздохом, признал Ливси. – Требуется для обработки огромное, совершенно чуждое знание. Мозг его сознательно отрицает, а бессознательно и индуктивно…
– Вскипает, – подсказала я.
– Нет, но… но ладно. Используется на сто процентов потенциала в ограниченном интервале времени. Затем большая часть знаний оказывается блокирована. – Ливси сбегал, добыл две кружки. Поставил на пол, перевернув. Ткнул в одну, – атипичный мозг внедряется в сборный индуктор добровольно содействующих интеллектов, я налажу поиск годных, а тут, – Ливси указал на вторую кружку – систематик, интерпретирующий атипичное. Идея поступает в обработку логикой, возбуждается вторичная индукция. Макс способен не выгореть, но только переходя от общего к частному. – Ливси исчерпал простые слова, огорчился и замер. Лишь губы шевелились. Как в дешевом мультике, блин… – Невозможно реализовать. Нет пакета первичных знаний. Все мы вторичны. Мы обладаем не скелетом науки, если угодно, а её… орудиями. Продуктами! При-клад-ны-ми. Как врач я знаю массу методик, но лишь по двум смог от частных применений выйти на исходные принципы. Я понятно излагаю? Ту-пик!
Мы немного помолчали, каждый о своем. Например, мне резко поплохело, до слез, от ощущения своей дурацкой бессмертности. К тому же я скрывала от всех это уродство, даже от напарника Шарпа. Стыдно-то как. Всем тупик, катастрофа, а мне вроде и нервничать не надо. То есть больно будет. А после неизбежно очухаюсь.
– Больше он не приснится мне, – пообещала я себе. – Я много чего могу понять простить. Но это слишком.
– Что? – с кривой улыбкой переспросил Ливси.
– Не важно. И не что, а кто… хотя он не человек. Ливси, я дура дурная, год не могу выбросить из памяти одного типа. А он… не важно. Ливси, у меня есть пакет знаний. Это случайность, то есть для меня – норма. Эмпаты вслепую находят то, что никто и не искал. И со свистом пролетают мимо иного, всем очевидного. Я забуду умности после нагрузки?
– Вероятно, да.
– Хорошо. Сима не сдастся науке. Мое эмпатское назначение, вот чую – здравый смысл, а вовсе не дипломированность.
– Макс, – солнечно улыбнулась Зэйра и вскинулась, глядя на дверь.
Дальше мы все ждали. Минут пять, не меньше. Значит, она словила намерение Макса посетить дом. Сам путь после включения локальных портаторов вряд ли занял более трех минут.
Интрал планеты Утиль сразу, одним своим видом, внушил мне уверенность в успехе еще не начатого безумного дела. Он сел, привычно отдал ладонь в распоряжение спутницы. Сообщил, что в течение ближайшего времени будут синхронизированы протоколы общения и вступит в работу коммуникативная среда планетарного охвата. То есть в наших головах опять возникнет дружелюбное и малость назойливое подобие сверхпродвинутого мобильника… Закончив отчет, Макс потребовал воды. Уставился в пол. Если начнет мять кружку, дело плохо.
– Сима, – медленно выговорил он, сделав глоток. – Прошу пояснить, почему я обладаю следующим бездоказательным убеждением. Я составил отчет и получил неплановую реакцию на него как извне, так и изнутри. Начнем с внешней реакции, вашей. Я не менял формат общения. Тон. Темп речи.
– Ха! Ты раскололся, Утилю крышка? Кердык полнейший, обжалованию не поддается? – уточнила я.
– Слов не знаю. Но сознаю, что можно сформулировать и так.
– Ливси просек тебя. Я согласилась: будь у нас шанс, ты бы гонял всех, кто способен работать и даже кто не способен – вроде Тиа. Гонял бы дико и страшно, до издыхания во имя. Но мы не в напряге.
– Логично, – поморщился Макс. – Вместимость зон ЦК, СС и СК при автономности в тридцать оборотов этой планеты – пять тысяч живых на ограниченном рационе. Списки составлены. Это самая трудная задача, с которой мне приходилось работать… сортировка. Ощутил внутренний сбой логики. Вынужден его преодолеть, я обязан контролировать строительство щитов над частью города. Там смогут уцелеть обитатели с показателем живучести свыше сорока единиц. Таковых до миллиона, включая небелковые формы. – Макс нехотя перевел взгляд с кружки на меня. – Я разработал оптимальное решение по минимизации потерь с учетом всех факторов. Я нахожусь на грани потери функциональности и устал. Я наконец усвоил смысл понятия усталость. Я ресурсно исчерпан.
Зэйра охнула, вскочила, некоторое время балансировала на дрожащих ногах, отвыкших ходить. Жалобно покосилась на старого клона – и тот без приказа поднялся, поддел ее под локоть и повел. Подозреваю, в сторону местной кухни. Ливси заполыхал улыбкой, как августовская сухая гроза. Макс напрягся. По виду понятно, ждал возгорания всего на свете. Против ужасной улыбки у него не было огнетушителя. Он моргал, щурился… а потом потянул в стороны уголки губ. Вышел старательный оскал, и Ливси сам погас.
Я кивнула доктору: мол, излагая глупости! Ливси, опасливо изучая щель интраловой улыбки, скороговоркой выпалил нечто сверхумное, часть сведений и теорий транслируя Максу в мозг. Так что я успешно пропустила мимо ушей ком слипшихся слов – дедуктивность, индуцировать потоково, контроль толерантности по фазе… Аж тошно… Я сглотнула, отчаянно огляделась. Отметила: Зэйра крадется к своему Максу и подает ему нечто на тарелочке с узорной салфеточкой. Ох, кстати! Я цапнула кус и сожрала, дико чавкая.
Мне страшно до оголодания! Опять влипла в болото обучения. А ну мое поумнение приведет в жертвам и разрушениям, несравнимым даже с грядущей катастрофой? Прошлый курс от Эша закончился межгалактическим блицкригом «люди – чебурэльфы». Не хочу, чтобы на меня опять плюнули паучьей кислотой. Не хочу! Не хо…
– Кажется, сдохли не все нокры, – заподозрила я. – Глючи-ит Симу.
– Предъявите пакет знаний, – окрепшим голосом приказал Макс, уверовав: ему, может статься, еще придется руководить живыми. Долго.
Я, сдаваясь образованию, протянула руку и указала на запястье, раскрыв защелку шва до локтя и оттянув рукав. Лично я не наблюдала на коже следов паутины Эша. Ливси, вроде, тоже. Зэйра и не пробовала, она притащила новую вкусность, подсунула Максу под руку и держала так, чтобы наглая землянка не стырила.
– Формат записи вне моего понимания. Синхронизацию провести затрудняюсь. – Макс кончиками пальцев провел по черепу Ливси, нашел годную для дела точку и замер. – Ваше мнение, доктор?
– Так-так, – в обнажении зубов есть что-то неприличное, если их заголять до глянцевых десен. – Ага! Ныряем в субатомарный уровень… и еще слоение, и еще… превос-ход-но! Копировать вне наших сил, кто бы ни составил это, он прежде всего не гуманоид и после – он выше понятного мне научного уровня поколений на… много. – Ливси замер. – Внедрить в мозг гуманоида посильно. Прилагается инструкция! Для меня она очевидна, совершенно очевидна теперь, когда коллега предоставил ресурсы по сканированию, в том числе резонансному. Пре-вос-ход-но! Оцениваю сроки работы.
– Сжатые, – рявкнул Макс.
– Тогда переместимся в темный сектор. Я сформировал список, замены допустимы при аналогичной функциональности. Оборудование для монтажа…
– Шарп содержит, – взбодрился Макс.
Зэйра удалилась, двигаясь по возможности изящно, хотя ее качало и бросало на стены. Старый клон поперся следом. Минут через пять, когда Ливси и Макс еще бросали друг другу, как пинг-понг, малопонятные слова, спутница вернулась. Клон нес кофр.
– Автономность питания двое стандартных суток, – отчиталась Зэйра, наблюдая Макса за работой. Тихонько вздохнула и добавила: – Мой. Милый мой.
– Выступаем, – распорядился «милый».
Завел шарманку о порядке следования колонны. Не видела я в жизни – и оно к лучшему – ни одного главврача психушки. Но сейчас вся их вселенская орда рыдает в голос, не имя возможности получить в мягкостенные палаты нашу процессию. Впереди чеканят шаг ут-интралы, им пофиг, куда идем. Был бы приказ. Следом, поддерживаемый под локти после трех падений мозгом об пол, ковыляет Ливси. Лыбится буйно, бормочет о мозгах добровольно согласных и пока не подтвердивших участие. Старый клон вызвал двух своих в подкрепление и все они катят ланч-бокс размером с лодочный прицеп. Это я сдуру подумала, что Зэйра ограничится одним кейсом со жратвой.
За съестным, как первая в очереди голодных, топаю я, приговорённая к поумнению. Ответственность давит, переходя в изжогу. Макс замыкает колонну, не спотыкаясь ничуть, хотя он и теперь что-то мониторит по куче проектов на зависть гражданину Македонскому, якобы способному делать три дела. Увидел бы допотопный завоеватель инженерного клона, ушел бы из армии, рыдая…
Мы дважды портировались. В Утиле пока не налажена автоматическая адресация межзональных прыжков, к тому же Макс не желал рисковать: у Зэйры низкая живучесть.
В темном секторе стало светлее, чем днем. Бело прям! Прожекторы повсюду. Толпа народу белкового и не очень. В вышине носится коршуном Шарп, выбирает нужные черепа и бомбит ими клонов. Клоны ловят самые трудные «мячи» и перепасовывают по цепочке туда, пока не знаю, куда – вдаль. За угол лабиринта. Бреду. Глазею. Сворачиваю…
Вижу няню Тиа. Твердит о цветочках, знамо дело. С комфортом устроена в «живом» кресле, набранном их простейших. Туча небелковых червяков, жуков и прочих пауков, поблескивая и поцокивая, монтирует титаническую пирамиду гнезд под черепа, по ходу дела снося часть лабиринта. Над пирамидой, нарушая остатки моего понимания законов физики, парит ее подобие, обращенное острием вниз. Клоны все передают по цепочке черепа, крайние – вроде, они в высоких званиях, да и рожи не тупые – прицельно забивают голы. То есть отправляют черепа в монтажные углубления.
– Н-да… футбол умер. Волейбол, баскетбол и прочее тоже гикнулось, – пробормотала я. – Они же не промахиваются никогда!
– Три сотых процента – это еще не «никогда», – встрял в мое шептание крайний в цепочке клон. Покосился на Ливси и изобразил улыбку. – Всякая работа имеет брак. Но мы предусмотрели страхующих. Ни один мозг не пострадает.
Вместо зубов у парня сплошные пластинки, поблескивающие металлом. Но я все равно рада, что со мной общаются. И что сегодня кто-то не пострадает. За себя не ручаюсь.
– Это со-вер-шен-но безопасно, – улыбнулся Ливси. Ага, всем жертвам врачей так говорят до операции, а после забывают в животе салфетку. – Я тестировал методику здесь, в крупнейшем хранилище интеллекта. Согласно закону, дефектный или утративший полезность мозг, никогда не принадлежавший рожденному естественно и социализованному существу, подлежит хранению до исчерпания ресурса подачи питания. Храниться мы должны в режиме симуляции реальности. Но это, вероятно, затратная технология. И нас отправляют сюда. Во тьму.
– Ха, весь Утиль – темная симуляция жизни, – согласилась я.
– Ты боишься участвовать в эксперименте?
– Нет, наверное. Ненавижу экзамены. Ну, когда меня оценивают по тому, что мне не важно и что в голове ненадолго и оттуда выветрится раньше, чем просохнут чернила в ведомости. Хотя сейчас уже чернила не нужны…
– Макс не пострадает. Все сознания в пирамидах участвуют добровольно и охотно. Они слишком долго хранилась и рады быть полезными.
Я судорожно кивнула. Не буду пробовать объяснить: я не верю, что могу поумнеть так круто, чтобы спасти Утиль. Я не Макс! Я не Ливси… Я даже не Шарп. Горло пересохло. От белого, мертвенного света, болят глаза.
– Покушай. Успокаивает.
Это Зэйра. Установила походную кухню и сияет неподдельной радостью. Ее не оставили дома и не оговаривают. Проявила инициативу! Хотя я не ее Макс. Беру с подноса шарик. Бросаю в рот. Раскусываю. Снаружи вроде вафли. Внутри – типа сыр с чесноком. Замечательно. Беру еще. И еще. И…
– Пора, – приказывает Макс.
Поднос исчезает так вдруг, что я не успеваю хапнуть шариков в запас.
– Запить, – недрогнувшим голосом требует Зэйра и подает воду.
Поперхнуться можно! Это она что, спорит с Максом? Смотрит с восторгом, за руку держит, вздыхает – и делает по-своему. Женщина. Уважаю.
В пирамиду, как на эшафот, ведут ступени. Приближаюсь к месту казни через поумнение. Ложусь. Голову фиксируют. Всю меня фиксируют. Не сбежать теперь.
– Загрузка граней на девяносто семь процентов завершена, – сообщил Макс прежде, чем оставить меня тут, как фараона после погребения. Подумал и добавил. – Процедура автоматизирована, алгоритм надежный.
Умеет успокоить, правда? Нижняя грань пирамиды закрывается. Снаружи продолжается суета сует, еще слышу звуки, но они вроде бы удаляются. Стало прохладнее и тише. Защелкали псевдокузнечики – это настройка на биоритм. Ливси предупреждал. Гос-споди, во что я влезла сгоряча? Некоторые умеют сидеть в норке и сопеть в две дырочки тихо, мирно. Они знают, какой сегодня день в любой день. Они планируют жизнь и выполняют планы. Они думают о выходе, прежде чем войти!
– Если бы не синтирование, – шепнула я себе самой, желая оправдаться. – Я бы сбежала. Но это чертово бессмертие бесит! Каким ублюдком надо уродиться, чтобы сдать себя… то есть меня, в страховую компанию на хранение и потерять страх… То есть не страх! То есть даже смысл. И не просите объяснить. Я сказала это себе и никому больше. Я себя иногда понимаю.
Остаточный свет меркнет. Кузнечики трещат так, что все тело вибрирует. Звук будто разбирает меня на слои. Раздергивает на атомы. Во мраке теряются время, направление и протяженность. Сознание еще что-то воспринимает, хоть и с погрешностями – ого-го какими. Вроде бы я снова сижу на краю станции Эша. Смотрю в космос. Улыбаюсь… Цепляюсь за родной люк всеми десятью лапами. Шало кошусь дюжиной глаз в сторону человека. Вот же дивное и загадочное создание! Живет в трехмерности. Почти ничего не видит, не ощущает. Но именно это существо годно для эксперимента. Простейшее и сложнейшее одновременно. Ограниченное во всем и потому ущербное? Или – способное к огромному, головокружительному развитию? Ущерб всегда содержит возможность. Для человека космос темен и равномерен на вид. Хотя он наполнен течениями, он многослоен и изменчив. Бесконечно велик. Он включает и людей, и куда более многомерных Эшей, и тех, для кого подобные Эшу – ущербны при ином уровне полноты понимания.
Тьма сияет сполохами, вкручивается подобиями водорослей в непрестанном танце жизни… Завораживает. Притягивает взор, чтобы уже не отпустить. Можно вглядываться. Погружаться в недра, хотя упругость пучины выталкивает, но сознание искателя упрямо. Оно тянется к новому, не щадя себя. Глубже! Дальше!
– А-ааа!
– Пре-вос-ход-но! Речь восстановлена. Пре-вос-ход-но. Звук, характерный для гуманоида. Следовательно, мы движемся в нужном направлении, восстанавливая автономность сознания. Сима! Сима, ты меня понимаешь?
– Пш-ц-ц-ц… Прюйм-ц-ц-ш. Прюм-ц!
– Сима, слушай голос. Привыкай, так звучит речь людей. Прюм ты сказала очень цокающе и цвиркающе. Корректируй произношение, старайся. Важно сознательно контролировать речь. Открой рот. Закрой. Хорошо, делай, как можешь. Руки чувствуешь? Моргни. Покажи мне на пальцах, сколько у тебя рук. Ага… Ага… интересное мнение. Не вполне знаком с таким обозначением счета, составленным из трех пальцев. Тогда сколько… конечностей? Ага… Если я скажу, что четыре, это тебя удивит?
– Прю-ц-ц-м! Ц-ц-ш-ш! Ш-шшш!
– Поаккуратнее с ультразвуком. Сорвешь горло. А впрочем, мы поставим две улиточки, пре-вос-ход-но. Горло пролечим. Прюм или не прюм?
Ужас и боль. Как выразить это в словах? Мир, еще недавно объемный, сплющился! Как жить, втиснутой в рамки? Как привыкнуть, что ты – не ты? Или ты – не он? Или он – не…
– Приюм. Ц-цц… При-юм! Прием! Ё!
– Замечательно!
– Ц-цц… Ё-её!
– Ага. А так, в новом ре-жим-чи-ке коррекции?
– Ц-цц… отвали! Ё-моё!
– Пусть покушает. Вкусно. Май Макс ее уважает. Мой Макс невесть кого не стал бы уважать.
Вафли и сыр внутри. Хруст. Порция тает во рту. Помню это. Так помню, что щас слюной захлебнись. Сыр лучше ц-шью. Розовых ц-шью. Как же их по-нашему-то? Лисичек.
Я Серафима Жук. Слава богу, я человек. Ха! Могу верить, что мир плоский и стоит на слонах. И ничего мне за это не будет…
– Прюм!
– Опять?
– Лив-ц-си! Лив-с-си. Сдала ёк-ц-зам… замен! С-ц-дала? Йа-я… Я?
– Вероятно, – вопреки бредовости вопроса и тем более его произнесения, ответил Ливси. – Знания ты впитала. Затем сработали механизмы, которые я плохо понимаю. Ты сбросил лишнее. Мозговая активность на исходном уровне, до эксперимента. Макс не пострадал. Правда, он проходит тесты со сбоем по трем вопросам. Десять конечностей, вот на чем он настаивает особенно упрямо. Но Зэйра вроде бы корректирует его. Спутницы так плотно настраиваются на тех, кого назвали «мой». Я заинтригован. Так, реакция на речь адекватна. Пре-вос-ход-но! Сколько у тебя конечностей?
– Ё-мое.
– Точнее?
– Четыре. Есть хочу. Хочу. Хочу!
– Пре-вос-ход-но! Пищевое стимулирование работает лучше волнового? Ах, какие данные. Какая чистая картинка.
Я хрустела шариками и жмурилась. Я почти привыкла к тому, что я – это я. Одно беспокоило. Катастрофа. Когда у меня было много ловких лап и туча вострых глаз, я видела вселенную такой прекрасной… я знала уймищу чего-йто гениального. Но я совершенно не могла… не могло? не могил? Ц-ц-ц… Цшл-йшш… ну и фигня в голове-ц! Я не могла понять, что проблема вообще есть. Для того создания не было смысла в постановке задачи, это помню ярко. Как же тогда мы… я? Как искали решение?
– Ц-цц! Катац-ц-трофа?
От волнения я подавилась шариком, села и закашлялась. Слезы градом! Воду пить – удобно. Свет не мешает. Зрение – это я уже умею. Фокусируюсь… еще… ага. Это Ливси. Тускло-серый антипират с улыбкой «смерть Голливуду».
– Пока не знаю, что у нас по катастрофе. Макс был с сознании три минуты по удобному тебе счету времени. Прошел тестирование на логику. Восстановил речь. Сказал внятно одну фразу.
– А?
– Пространство некуюкно, время некуюкно. Ц-ц-ц, – густым басом Макса, рыкнул Ливси.
Фрагмент шифрованного дневника. Запись 2543
«Создавать живые игрушки для взрослых оказалось очень интересно. Мы начали с собеседников. Сейчас мы производим спутниц, объекты заботы (проект вечные дети), нянь. В каждом случае было весьма интересно искать особенных, в чем-то уникальных людей под исходник «костыля». Так, оригинал няни, сильный эмпат типа эмо с высоким индексом симпативности, редчайшее явление. Получить материал было непросто, но дело того стоило. А собеседники! Это же дар превыше телепатии – слушать, слышать и разделять, не становясь пассивной «тенью» говорящего. Увы, скоро бытовой и семейный сегменты будут исчерпаны, да и поиск оригиналов – дело штучное, на поток его не поставить. Признаю на сей раз, человек потрясает своими скрытыми ресурсами и своим потенциалом разнообразия проявлений. Значит, на повестке дня проекты более масштабные.
Я готов создавать резервные армии, спящие до своего часа – такие есть у дрюккелей и это многим кажется перспективным. Я настрою производство идеально слаженного, «сыгранного» командного состава всех рангов. Поиск оригинал-лидера для этого проекта идет в полную силу. Нам нужные подлинные гении, успешно реализовавшие себя в этом мире. Мы отрежем лишнее и упорядочим несистемное.
Этот проект не просто выведет Интру на новый уровень. Он даст мне искомое. Империя наконец-то перестанет игнорировать систему. Для нее мы создадим тестовых псевдолюдей. Многое, очень многое можно установить лишь в натурных опытах на социуме, как пребывающем вне кризиса, так и переживающем (либо не способном пережить) катаклизм.
Проводить тесты на населении недопустимо? Мы обойдем ограничение, оставляя чистыми руки наших заказчиков.