Катер вынырнул близ габа Уги, и Саид первым делом пристально и с подозрением осмотрелся. Вслушался в гомон мыслей, выискивая признаки бедствия, оценивая его размах.

В три слоя габ окружен похожими на туман контрольными сферами. Катер как раз проходит внешнюю: слой возле обшивки сплотился, облепил корпус. На миг сбились системы, перезапустились заново. Так они реагируют на тотальную инспекцию, это военная технология, судя по рыжеватому отливу и зудящему неприятию сознания – не людьми создана. Снова дрюккели? Второй слой. Контактирует с телепатом более мягко, вероятно имперская разработка. Третий – самый тонкий и малозаметный, при пересечении сам себя обозначил и отнес к габ-карантинному формату. Считал без дополнительного согласия данные по катеру и разумным на борту. Опросил вооружение, сделал копию с маршрутных архивов последней доли цикла. Прислал вежливые извинения – ситуация нештатная, меря чрезвычайные, нераспространение личных данных гарантируется. Наконец, после короткой паузы включились стандартные системы габа. Выдали адрес для швартовки.

На пирсе гостя встречал мрачный, синеватый от усталости, мурвр.

– Опять контроль? – со вздохом заподозрил Саид.

– Бугз, ут-габнор, – хрипло представился мурвр. – Закатай губры мое повышение в лепешку! Я хотел получить его при живых сослуживцах. Но занят место выбывших. Ты тот самый доу?

– Скорее ут-доу, – Саид осторожно охладил чужие надежды. В мурвре читалось отчаяние, не свойственное этой расе и замешанное поровну с упрямой, фанатичной надеждой на чудо. – Я слишком мало жил, чтобы дорасти до полноты дара. Что требуется делать?

– Искать, – поморщился мурвр и взлохматил когтистой лапой темечко меж коротких рогов, левый был обрублен очень коротко или сломан. – Искать. Больше не скажу, считывай. Мы все теперь стали молчаливы.

Саид прикрыл глаза и бережно считал верхний слой, затем двинулся глубже. Коротко и сухо отследил сигнал тревоги, приказ Рыга держать коридор, нескончаемый бой, появление Симы, бег через габ и спасение полумертвого губра, снова бег и снова бой – на причале. Прибытие дрюккелей боевого рюкла Ошт. Кажется, их всех подняли на лапы… Едва подошла подмога, мурвр опять бежал, он вспомнил: Сима говорила о габмурге Тьюите.

– Плохо, – описал ощущение от увиденного Саид, слепо моргая.

Зрелище каюты Тьюитя пугало: вскрыты все стены, в лоскуты порваны мягкие ткани и перемолоты в крошку твердые материалы. Следы оплавленного и окисленного тут и там – был бой и использовалось тяжелое оружие. Много темных пятен, острый запах паленого и крови. Несколько обгорелых перьев на полу – серых с рябью, таково оперение габмурга. Редкий оттенок, стальной с изморозью, Саид помнил, как сам Тьюить молча и некичливо гордился принадлежностью к исконным крушам с первой их планеты, с прародины… Колонисты все иные, цвет меняется в зависимости от того солнца, под которым развивалась семья, поколение за поколением.

– Сам он… – Саид не спросил, просто не удержался и пробормотал вслух.

– Именно, – вздохнул мурвр.

Кровь и перья проверили. Принадлежность их габмургу несомненна, но где он? Живой или мертвый. Конечно, все надеются на лучшее, хотя поиски длятся более суток, с того самого момента, когда Бугз вбежал в каюту и заревел, наливаясь свойственным мурврам диким гневом, побуждающим крушить и рвать, не замечать ран. А еще искать врага верхним чутьем – нюх мурвров обостряется именно в состоянии, неконтролируемом рассудком.

След вел Бугза коридорами, на седьмой ярус и по главному осевому каналу – к грузовой шахте. Вниз, до самого дна. Мурвр рычал, пена копилась на губах. Далеко за спиной шелестели лапы дрюккелей, рюкл Ошт занимал все новые позиции, очищая габ и проверяя досконально каждый закоулок. Вооруженные до самых жвал бойцы уже следовали за Бугзом, со щелкающим акцентов убеждали его восстановить рассудительность и не рисковать.

Мурвр рычал и мчался, иногда касаясь когтистыми руками пола и тараня стены на крутых поворотах. Где-то в одном из коридоров он обломал рог – и не заметил боли. Таранил с разбега закрытые ворота грузового ангара, разворотил их, расплавил и искрошил, всадив остаток боезапаса чужого оружия. Бросил бесполезную вещь: кожа врага подсохла и уже не опознавалась контролем огня, как живая.

Последние капли рассудка испарились: запах врага стал силен и неоспорим. Грисхши, три бойца, стояли хвост к хвосту в кольце наседающих на них гуманоидных клонов. Кровь хлюпала под ногами, кровь пятнала стены…

– Вот же ж, – задохнулся Саид.

Он видел автономный портатор, разбитый – вероятно, грисхши не успели уйти. Рядом с портатором, на полу, почти затоптанная в мешанине боя, скорчилась Сима. Рука сожжена до кости, кожа на скуле содрана. Дыхание судорожное, кровопотеря огромна. Мурвр взревел и как-то сразу погас. Предоставил расправу над грисхшами кому угодно, врезался с ходу в чужой бой и побрел к Симе. В его личной аптечке было пусто. Раны приходилось просто зажимать. Рычать осмысленно в переговорник и торопить дрюккелей.

– И что, за сутки ничего нового? – поразился Саид.

Потому что Тьюитя так и не нашли! Дрюккели обследуют систему сервисных каналов, но там повсюду «затычки» из обездвиженных габаритов с взорванными энергонакопителями. Каждого приходится бережно извлекать, вырезая из узостей канала. Отсылать в ремонт. Ждать, пока его сознание, по структуре близкое к гуманоидному, восстановится. Вести опрос и считывать данные. До сих пор не понятно даже самое, казалось бы, простое: кто дал габаритам приказ рассредоточиться по узостям сервисной сети каналов и перегреть запасники энергии?

– Мне нужен габ-сотрудник, лучше гуманоид, долго и близко знакомый с габмургом, – задумался Саид.

– Гуманоида не дам, – уперся мурвр. – Рыг вышел из комы. Рыг годится?

Саид невольно улыбнулся. Он внятно считал в подсознании, что именно сделает с ним внешне спокойный мурвр при отрицательном ответе. Рыг для ут-габнора был всем в жизни. Главой службы безопасности, старшим в сообществе, первым в силовых тренировках и непререкаемым в убеждениях. Рыг не мог не годиться!

– Рыг безусловно поможет, ему я верю, на него настроюсь без осложнений, – признал Саид. – А как Сима?

– Соседняя палата, полное восстановление мягких тканей, переломы еще вчера убраны, – мурвр отвернулся и говорил на ходу.

– Кто теперь габмург?

– Он всего лишь ут-габмург, – мурвр развернулся, глаза порыжели, налились беженством. – Многовато дрюккелей в габе. Ошты крепкие ребята, проворные. Но до нейтралов им – как мне отсюда и до родной звезды. Мы не участвуем в войнах захвата и никогда, никогда не совершаем нападений первыми. Мы мурвры. Мы не подчиняемся соням, двинутым на тактике разведки и диверсии. Их вывели из пассивного состояния. Они спали два века в резерве. Два века! От них пахнет консервантом. Консервантом и агрессией. Я составил рапорт габариусу. При всем уважении… Рыг очнулся. Что я скажу ему? В габе посторонние суют жвала во всякую щель! Вооруженные ошты! Не знающие нашего закона чести ошты, которые сберегли жизнь убийцам.

Мурвр рычал и сопел, топал, бил когтями по стенам, оставляя длинные царапины – следы неугасимого раздражения. Саид шагал, гладил притихшего на плече Гава и кривил губы. Весь Уги казался вымершим. Немногочисленные пассажиры, еще не покинувшие габ, боялись лишний раз вздохнуть. Сидели по каютам и терзали информационную систему, и донимали диспетчеров, уговаривая ускорить отлет.

Отдельной группой опознавались сознания пыров. Спокойные, очень спокойные и потому откровенно жутковатые для Саида, успевшего оценить особенности этой расы. Пыры за время инцидента потеряли убитыми восьмерых. Прочие выжили и находились на восстановлении. Они знали о потерях. И теперь были вовлечены в конфликт как минимум до того момента, когда станет однозначно понятен его виновник.

Еще Саид читал сафаров – он неплохо понимал расу и по-своему уважал. Хрупкие, ранимые, общительные, доверчивые… И совершенно не умеющие менять взглядов по принципиальным вопросам. Сафаров в габе немного. Большая часть на лечении. Несколько здоровых тщательно приводят в порядок заведение Павра. Сам он, хромает на сломанную ногу – трубчатые кости этой расы сложны в заживлении – топчется в середине зала и раздает указания. У Павра болит душа, о ноге он не думает. Он страдает из-за Симы. Он то и дело смахивает слезы, вспоминая, как за этим вот столиком сидел Тьюить. А там, в уголке, часто проводил вечера молодой Кьюуть, «золотой петушок»… его уже не вернуть. Брыги тоже топчутся, помогая расставлять тяжелую мебель, роняя то один предмет, то другой и глухо ругаясь, по-своему выражая сочувствие. Все ведь знают: они с сафарами непримиримые враги, и это верно как раз до того момента, пока не грянет настоящая беда.

– Здесь, – в голосе мурвра снова возник азарт.

– Скорого результата обещать не могу.

– Тогда на кой ты нужен, бестолочь мозглявая, – разочаровался Бугз и ушел, поводя плечами и зло расчесывая когтями темечко, будто так можно унять зуд усталости. – Давай, упрись.

Последнее указание прозвучало уже издали. Саид смущенно пожал плечами и миновал порог, едва умная дверь опознала завершение процесса обеззараживания посетителя. Рыг ждал, широко распахнув желто-зеленые, наполненные болью глаза. Прожилки в сплошной – белка не видно – радужке постепенно темнели, переводя тон все ближе к карему, характерному для мурвров в умиротворенном состоянии.

– Обезболили, – покривился Рыг. И подумал очень внятно, с каким-то отчаянным остервенением: – Саид, ведь у меня система была построена надежно. Я умею отрастить ногу или там восстановить кожу. Но как мне вернуть внутреннее ощущение права носить габ-форму? Чего стоит габрал, если убивают не только безопасников, но даже пассажиров!

– Они долго готовились, – предположил Саид, занимая место у изголовья. – Ты бы лучше подумал, как ускорить лечение. Это твой габ. Твой яростный родич прав, воины дрюккели здесь – лишние. Нейтралы обязаны сберегать свой статус. Я уверен, сейчас это вдвойне важно. Ты жив. Габ уцелел. Мы сосредоточимся и найдем Тьюитя. Они не победили. Они еще в твоем лабиринте… минотавр. И ты обязан стоять в узком месте и ждать их. Не отдавай контроль ни империи, ни дрюккелям, ни иным добрым и бескорыстным помощникам.

Рыг мысленно улыбнулся. Опустил веки, почти лишенные ресниц, плотные. В тонкой как волос щели было заметно, как темнеет радужка. Рыг принял совет, обдумал и заставил себя успокоиться. Сейчас он желал надеть форму. Он уже делал насущное: представлял Тьюитя. Подробно, припоминал характерный поворот правой головы, небольшой наклон левой при задумчивости. Привычку топорщить перья у основания шеи, будто они чешутся… Сосредоточенное пощелкивание «любимого клюва» – а любимым Тьюить числил левый, крупный, с дивным гордым профилем. Выпуклым в середине, заостренным у крючковатого кончика. Габмург непроизвольно чесал клюв, полировал его изгиб потертыми, слоящимися от дурной привычки перьями близ запястья руки, невесть когда переставшей быть крылом в ходе эволюции. Жмурил кожистые веки – так круши улыбаются – и с неисчерпаемой снисходительностью слушал детские колкости Симы.

«Будь у вас кепка с козырьком, я бы звала вас генацвале, да-ить», – никто не понимал этого намека. Но однажды Сима изготовила кепку. Оказалось, для головы круша очень и очень удобную. С тех пор вечерами Тьюить прогуливался после работы до бара «Дно» или до «Зарослей сафы» в кепках на обеих головах. Левую кепку он приподнимал, приветствуя гостей габа. До козырька правой дотрагивался, принимая отчеты сослуживцев. Тьюить при движении слегка переваливался на довольно коротких ногах, поводил боками. Он располнел в минувший год и смущался своей мешковатой, ничуть не молодой, фигуры…

– Принял, спасибо за детальность, – прошептал Саид. Дотронулся вскользь до жилистого запястья Рыга.

«Допускаю, жив. Но, если и так, очень плох, без сознания», – сообщил он, внедрив мысль в мозг напрямую. Поклонился, пожелал выздоровления. Встал, поглаживая Гава и смущенно бормоча о том, как сложно работать по наводке и как много времени приходится тратить, не имея опыта.

Рыг промолчал. Кто бы ни наблюдал за ним теперь – если велось наблюдение – не отметил бы изменения ширины щели век и на волос. Пульс не сбился. Даже Яхгль, скорее всего, сочла бы прежним видимое лишь ей поле настроения. Мурвры слабы в конспирации, им вредит прямолинейность. Зато сообщать хорошие или же соответствующие их ожиданиям новости можно без опасений. Мурвры абсолютно уверены: они правы в принятом решении. А решения они принимают быстро. Саид покинул палату, мельком вообразив, что вытворял бы прямо теперь полумертвый Рыг, окажись первым словом в послании «мертв».

В коридоре Саид заколебался, настороженно изучил соседнюю дверь. Гав льнул к щеке и смущенно постанывал. Дверь открылась сама, будто взгляд ее активировал. На пороге стояла, цепляясь за косяк и пошатываясь, Сима. Совершено настоящая, замечательно живая. Ей было больно, она смаргивала слезинки и улыбалась все шире, морща нос. Она смотрела прямо в глаза, как не позволяла себе никогда прежде. Смерть сквознячком протерлась по щеке, и сейчас в тепле выздоровления Сима хотела жить с удесятеренной силой. Сердце колотилось у нее в горле, заставляя плотно сжать зубы – а ну выскочит? Пальцы слабели, тело вот-вот осело бы на пол, но Саид подставил плечо. Сунул нос в довольно светлые волосы, постриженные коротким ежиком. Закрыл глаза, замирая и медленно, очень медленно двигаясь все ближе. Так, чтобы стало тесно стоять вдвоем у этой двери…

– Саидка, – едва слышно выдохнула Сима. – А я вот, оказалась неубивайка.

На дне глаз плескалась сумасшедшая, бездонная нежность. Саид проваливался в неё без раздумий и колебаний. Глубже, глубже… На самое черное дно обморока.

Там было тихо. Там все казалось простым и однозначным.

Гав истошно взвыл над ухом.

– Не понимаю, – всхлипывала Сима у второго уха. – Да сделайте хоть что-то! Он же едва жив… Саидка…

– Истощение, переутомление, – щебетал некто, пахнущий медициной. – У него остаточная живучесть не более семи единиц. Срочно реанимируем.

– Саидка…

И снова стало темно.

Когда мрак рассеялся повторно, в палате звенела особенная, наполненная тишина. Саид нашел взглядом ее источник – пустое место у стены. Поморгал и закрыл глаза. Совершенно бесполезные. Кто будет верить им, имея дело со средствами маскировки дрюккелей? Игль жаловался, что браслеты «потенциального противника» компактнее имперских и куда лучше передают текстуры при сложном освещении – от пяти и более разнотоновых источников.

– Их две – тех, кого я наблюдаю. Одна ушла и сейчас отдыхает, вторая тоже занята, кому следует, о том позаботились, – шепнула Яхгль. – Ты справился, помнишь себя. Не говори ей, что распознал. Не давай повода заметить.

– Что заметить, – так же тихо посетовал Саид. – Я узнаю Симу глазами и сознанием. Я отрицаю ее чем-то глубже сознания. Я без ума от нее и впервые слышу, что она тоже… только это не вариант с Симой. И значит… И еще лицо. Оно больше не одно, и я не хочу видеть все хари, но ты бы знала, сколько в ней понапрятано харь! В… этой.

– Знаю, – горько усмехнулась Яхгль. – Она идянка. Если бы я решила для себя, что смерть предавшего меня оплатит боль обманутой влюбленности… циклов через десять-двадцать мои хари смотрелись так же. Старайся не допускать в себе оживления интереса к беседе. Она учует. Не эта жертва тотального морфинга, а вторая. Та гораздо опытнее. Слушай внимательно, Саид. Я опять содрала с тебя поле силы. Когда остаточное поле ничтожно, ей плохо видно оттенки и движения… души. Сейчас придет Бугз. Ты скажешь ему, что не ощущаешь в габе живого Тьюитя. Так и есть, ты слишком слаб. Она уцепится за правду, выгодную ей. Успокоится, уйдет. Я чую ее страх, желание покинуть габ. Ты не представляешь себе, что может учудить подобная ей, загнанная в угол. У нас нет должных средств защиты, пока я здесь одна. Я с ними не справлюсь.

– Телепаты дурно врут, если у них нет опыта.

– Вот. Держи при себе, не далее вытянутой руки от тела.

Яхгль качнулась вперед, движение опозналось по ее ощущениям. В комнате не пробежал ни малейший вздох ветра. Из пустоты возник рыжий цветок и опустился в ладонь, как лепесток пламени.

– Энна, – улыбнулся Саид.

Цветок уже год был у Симы, откуда взялся, она молчала. Но разве телепату это важно? Он знал с первого взгляда – подарок того, Тая. Нелюдя, на которого настоящая Сима однажды взглянула и улыбнулась… потому что ей было страшно одиноко, ведь кое-кто младенчески себя вел и нагородил глупостей выше всякой меры. Энна жил и не спешил обзаводиться разветвленными корнями, требующими посадки в почву. Он то пребывал у Павра в «Зарослях сафы», то снова перебирался в каюту Симы, то доставался на день-два Тьюитю. В секторе науки стенали и ругались на самых разных наречиях, проклиная несговорчивость упрямейшего на весь универсум габла. Один цветок энна и есть на свете! Его бы исследовать. Осторожно, бездефектными методами. Но цветок принадлежит Симе. Она категорически против. Поэтому из всех уникальных свойств пока наблюдением установлены немногие, и они соответствуют легендам, памятным расе кэф. Рядом с энна не снятся кошмары. Положив его в изголовье, гуманоиды и негуманоиды отдыхают эффективнее в разы. По утрам счастливцев посещает безоблачное, немного щемящее состояние счастья, приятия бытия. В заведении Павра за весь год ни разу не ссорились те, кто занимал столик близ энна. Брыги – даже брыги! – задумчиво улыбались, гладили воздух над лепестками и отказывались от намерения затеять безобразный шум. Собственно, так Сима и победила их, когда все карательные меры были исчерпаны, но заведение напротив «Зарослей сафы» не закрылось. Павр впал в депрессию и начал паковать вещи для отлета из габа, именно тогда энна в вазе был установлен посреди заведения «Дым сафы», издевательски названного в пику Павру.

– Энна, – Саид сложил ладонь так, чтобы цветок помещался свободно.

Дверь открыла и закрылась. Сознание проводило Яхгль. Не было в душе непокоя, беды утратили весомость. Цветок менял восприятие? Саид улыбнулся шире и поправил себя, вслушиваясь в трепет лепестков на ладони: энна тоже нуждался в близком соседстве надлежащего человека. Энна без Симы не выжил бы, не вырастил и первых робких воздушних корешков. Он не мог найти питательной среды там, где видят закаты и пропускают рассветы. Где стаканы наполовину пусты, хотя могли бы быть заполненными ровно на столько же. Энна созвучен душе Симы. В нем и теперь отражалась она – настоящая.

– Саидка, – шепнули от приоткрытой двери. Существо с лицом Симы скользнуло в палату, замерло у стены и постаралось укутать жертву паутиной приязни. Наткнулось на рыжее пламя энна и насторожилось. – Тебя навещали?

– Павр дохромал, наверное, я очнулся и – вот, – Саид прикрыл глаза, чувствуя в ладони теплоту энна и выговаривая без напряжения то, что в целом и не ложь, скорее догадка. – Позови Бугза. Я не могу отягощать новостями Рыга, он едва жив. Пусть… надеется.

– Что-то плохое?

Саид промолчал. Сима удалилась, чтобы скоро явиться в сопровождении мурвра. Бугз сокрушенно, молча слушал о неспособности ощутить сознание габмурга. На истерзанное темечко мурвра где-то возле свежего излома рога рухнул свод небес, не менее того… В буре эмоций растворялось все. Гнев сжигал до тла. Ярость удушала. Бугз слушал, будучи уверенным в подлинности сообщения. И тем подтвердил сказанное куда надежнее любых заверений. Сима зарыдала, растирая слезы по щекам и очень похоже шмыгая распухшим носом.

Гав поучаствовал в драме: он тихонько, проникновенно подвывал со всхлипам, а сам норовил полнее свернуться вокруг ладони, стать подобием держателя для энна. Мех морфа переливался оттенками пламени, словно весь он – продолжение дивных лепестков, и только в глубине ворса, в тени, пряталась серость большой тревоги… Саид ждал, пока все уймутся и позволят ему выспаться. Очень трудно верить в живучесть, ощутив на себе темную сторону дара идян.

Полудрема утомления обесцветила мир, чужие мысли улитками попрятались в раковины приватности. Вязкое время тянулось, не погружая сознание в сон и не отпуская в пробуждение. Наконец, пришла отчетливая мысль Рыга. Габрал испытывал полную, подтвержденную по ряду каналов, уверенность: та, кого желали выпроводить из Уги, покинула габ. Корабль в прыжке. Носительница внешности Симы, выйдя из палаты Саида, со всех ног помчалась к Павру, проверять, он ли принес энна. В «Зарослях сафы» гостья выпила порцию золотистого гринского газа, обладающего пикантным послевкусием. Утомление навалилось, переросло в сон… или обморок?

– Пусть отдыхает, – порадовался Саид тому, что в ближайшее время ему не придется по краю обходить правду.

Заставить тело принять сидячее положение оказалось неимоверно трудно. Саид упрямо боролся со слабостью и проигрывал ей во второй или третий раз – он плохо помнил себя, снова и снова проваливаясь с обморок. Наконец, в палату скользнула Яхгль, без маскировки. За идянкой следовали два ошта при полном вооружении.

– Не смей меня влюблять, – возмутился Саид, заметив первое движение ладоней идянки, сложенных лодочкой у груди. – Опять тебе станет хуже худшего.

– Я сочувствую, – улыбнулась Яхгль, шире разводя ладони, чтобы накачать силой видимый лишь ей шар тепла, на сей раз – светлого, с перламутровым отливом. – Ты друг. Этого довольно. Если бы мы влюблялись во всех, кого лечим, было бы ужасно. Признаю, я легкомысленная, но я еще весьма молода. Когда мы становимся старше, мы тяготеем к традиционному укладу.

– Какому? – жмурясь и согреваясь, без интереса спросил Саид.

Здоровье возвращается, голова почти не кружится и сидеть можно без усилий. Скоро огненные мурашки, весьма болезненные, но одновременно приятные, спустятся по ногам до самых пальцев. Тогда Яхгль разрешит встать.

– Ты не удосужился просмотреть справочник, открытый раздел? – недоумение крошечной морщинкой отметил лоб идянки. – Если верить старым расам, Ида попала под удар излучения. Вся система, а мы еще не умели позвать на помощь или эвакуироваться. Нас полагали мирной, благополучно развивающейся расой… к несчастью. За нас отвечали из старших не кэфы – тоже к несчастью, наверное. Они-то прилежно нянчились с младшими. В общем, мы вымирали и мутировали, никто не проверял, как дела на Иде. Долго… Кэфы не знают, сколько веков. Зато нам памятно: именно кэф-корабли по своей инициативе посетили молчаливый сектор пространства. Так началась новая история Иды. Уцелевших присоединили к взрослому универсуму две тысячи лет назад. Совсем недавно. Мы уже были с такими вот ногами. И все прочее… традиции жизни сложились.

Яхгль прикусила губу. Не дождалась кивка, разрешающего промолчать. Саид как раз делал первые шаги и регулировал костюм на умеренно ослабленное тяготение. Думать, а тем более добывать сведения из справочных систем, он не хотел.

– Ты лентяй. Ладно, поработаю справочником, – нехотя продолжила Яхгль. – Девяносто девять процентов населения Иды можно отнести к женщинам в общегумонидном двуполом варианте. Оставшийся процент – андрогины. Если данные о вас с сестрой верны, всего цикл назад вас приняли бы на Иде, как родных. Обоеполые идяне немногочисленны и весьма уважаемы. Они ствол нашей системы, и даже не генетически, как ты мог подумать, скорее морально и этически.

– Прайдами что ли живете? – Саид замер в настороженности.

– Традиция идян – взращивание потомков, мы используем материал андрогинов чисто… медицински. Наш смысл жизни – дети. Мы передаем окраску поля и умение читать живой мир. Это долгий, сложный процесс.

– Слушай, я запутался, – возмутился Саид. – На Багрифе, получается, ты во всю нарушала традиции? Тебя интересовал вовсе не процесс взращивания, а предшествующее ему…

– Некоторые из нас, и часто симпатией они наделены в наибольшей полноте, – краснея во всю шею, выдавила Яхгль, – полагают, что надо усовершенствовать традиции. Что детей должны взращивать двое. Ну вот мы и пробуем найти свою вторую половинку.

Саид усадил на плечо Гава, обвивающего цветок вроде вазы. Почесал рыже-полосатого морфа за ухом. Сморщил нос, как сделала бы Сима.

– Как у тебя все сложно! Искала ты, искала и нашла Альга. Так нашла, что готова была спасать, содрав с меня, не нужного, шкуру до костей. Так почему ты сбежала из их дурацкого рая? Не комкай мысли! Тебе тошно? А мне теперь что, каждую ночь караулить, не полезешь ли на высокий балкон для прыжка?

– Есть более важное дело, – прервал перепалку Рыг, въезжая в палату верхом на солдате-оште. – Зря все взъелись на парней. Прекрасная боевая подготовка, высочайшая дисциплина. Агрессивности вовсе не замечаю. Я принял у личного состава рюкла Ошт временную присягу по полному тексту уложения боевых групп габ-безопасности. Лишнее оружие на склад, всех в иерархию с понятными званиями. Этот, мой напарник, отныне ут-габрехт. Саид, выбрось из головы девиц, даже со столь совершенными ногами. Надо работать.

Яхгль покраснела всей кожей и покрываясь мелкими мурашками… Ей только теперь сделалось очевидно: в понимании мурвров ее «неправильные» ноги дивно хороши.

– Ох, ну уймитесь вы все, я и без того будто спьяну, – отмахнулся Саид. Потерся щекой о мех морфа, пахнущий пыльцой энна. В мыслях выстроился относительный порядок. Правая ладонь, до того лежавшая свободно на колене, упруго расправилась, парусом развернулась к течению неяркой, едва ощутимой мысли. Заскользила, нащупывая направление.

– Далеко? – Рявкнул Рыг и сбавил тон, когда ладонь дрогнула. – Жив?

– Без сознания, но так я читал бы и клиническую смерть, и кому. Скорее второе. Оценку осложняет двойственное сознание крушей и то, что каждый мозг пострадал по-своему. Рядом есть еще нечто… едва ловлю. Далековато, вроде – под главным пассажирским полем.

– Ут-габрехт, вызвать тройку, одного в охранение, двоим взять на спины телепата и эту… красотку, – строго велел Рыг, но все же посопел малость, пялясь на роскошные ноги идянки.

Саид, стараясь не терять настройки, на ощупь взобрался на панцирную спину. Следуя его указаниям, дрюккель двигался плавно, низко неся тело над полом и расставляя лапы так, чтобы не качать спиной. Изгибы коридоров мешали, перепады высот при смене ярусов путали след, сознания живых отвлекали, азарт сопящего Рыга полыхал, как зарево пожара. Но Саид старался, его дрюккель безропотно синхронизировал мозг с седоком и тоже прилагал усилия для поддержания «вектора» – он так понимал мысль и даже корпус в коридорах оставлял подобным стрелке, двигаясь то боком, то прямо, а то и пятясь… Источник слабого, едва ощутимого эха жизни делался внятнее, ближе. Саид закрыл глаза, поверх век повязкой обмотался хвост Гава: зрение казалось слишком сильной помехой. Зато запах энна, обладающего собственной жизнью и пожалуй даже – душой… он очищал сознание лучше упражнений, рекомендованных телепатам корпусом тэев.

– Тут, – очнувшись, Саид глянул на свою руку. Ладонь льнула к траве бесконечного поля. Ни намека на люк или шахту. Со всех сторон тесно нависают ветви навигационной системы типа «лес густой», как звала ее Сима. Лес обычно рассредоточен и сам принимает решения по формированию потоков пассажиров, но после введения протокола ПИН растения медленно, но упрямо, сползлись в единую рощу. Так они экономили энергию и заодно боролись со страхом. Ведь, даже будучи высокоразвитыми организмами инфо-типа, они на уровне генетики боялись пожара и вырубки.

– Оцениваю глубину ядра поиска, – пощелкивал и поскрипывал согласными дрюккель, не требуя слезть со спины. – Сверяюсь с картами коммуникаций и сервисных тоннелей. Вызываю группу для внедрения. Потребное для вскрытия время – сто сорок щелчков.

Завершив отчет, дрюккель приступил к щелкающему учету времени, а сам для ожидания лег в траву, разместив колени так, чтобы они стали подлокотниками для седока.

– Мне не нравится, что мы отпустили врага, – вздохнул Рыг, покидая спину своего напарника. Он подошел к ближнему дереву и начал строить сферу коммуникации, чтобы убедить инфо-лес в неагрессивности намерений, а заодно подвинуть ближние стволы и создать поляну. – Яхгль объяснила, что к чему. Да, мы отследим точку выхода корабля врага из прыжка. Уже сейчас с высокой вероятностью установили личность зачинщицы. Ее – личность – создали давно, циклов сорок назад, есть все подробности биографии, послужной список, регистрация в информационных средах, статусы по работе и отдыху, служебная переписка. Все, что полагается живому человеку. Только встрой себя на место – и ты в легале. Дорогая услуга. Империя через фиктивные личности внедряет людей. Не только империя, добавлю. Но, – мурвр тяжело вздохнул, – за несколько дней гуманоиды стали всем прочим в универсуме очень, очень подозрительны. Так создаются заделы для больших бед.

– Кому нужны большие беды? – нахмурился Саид.

– Поставщикам военных технологий. Противникам нейтралов, желающим взять под контроль транспортные магистрали. Двинутым ученым, которых ограничивают рамки законов о разумных и одушевленных, мешая брать в проработку потенциально прорывные темы. Я могу мгновенно вообразить список жаждущих нестабильности, очень длинный список. Я пока что не делаю этого и коплю фактуру. Хочу спокойно отработать по теме, сравнить свои мысли с идеями Чаппы. Габариус мудр.

– Я до сих пор не решился задать вопрос, – слова не желали выговариваться. Саид снова был болен от необходимости их выталкивать, ядовитые. – Настоящая Сима… Ее нет в габе. Но есть боль. Энна страдает, даже сохнет. Гав солидарен с цветком. Я упрямо не желаю понимать свое состояние. Самое мягкое определение – мне тревожно.

– Допросим клонов и грисхшей. Ты телепат, тяни руки к их мозгам и снимай в прямом контакте то, что они прячут в шелуху лживых слов. Я устал пробовать совместить показания. Или все вдохновенно лгут, или каждый стал жертвой неоднократного обмана. Грисхши, кстати, уверяют, что их нанял Тьюить. Для портации из габа загадочного и могучего скрытого врага. Еще бы научиться понимать этих шипунов! – Рыг рявкнул от злости. – Они не могут врать, потому что для этого надо усвоить нашу логику. Они вне логики. Из них лишь один говорит внятно. Хорошо, если он знает сотню слов! Сотню… Как его допрашивать? Он не понимает толком ни одного, выговаривая.

– Ух ты…

Саид поперхнулся и вцепился в колено своего дрюккеля. Он, увы, поймал все несказанное Рыгом. Клоны сообщили габралу о портации «объекта». Человека, по всем описаниям неотличимого от ут-габрехта Серафимы.

– Координаты? – голос сорвался.

– Портатор уничтожен. Они помнят срок подкачки энергии. Это все.

– Но если я читаю то, что я читаю, – ужаснулся Саид. – То… нет. Нет, дайте мне оглохнуть. Почему я вынужден всегда читать, без пощады?

– Энна не засох, – вмешалась Яхгль. – Гав чередует серые полосы с рыжими. У тебя есть надежда. Только никто не понимает, в чем она состоит.

Дрюккель из рюкла Ошт монотонно считал щелчки, ни разу не сбившись. Между тем, он оставался синхронен мозгу телепата и неизбежно принимал боль. Он был солдатом, негуманоидом. Он не понимал бури эмоций своего седока. И все же сострадал и отчаивался, ужасался и холодел – продолжая принимать указания от групп, координировать их активность и вести контроль территории на предмет явных и скрытых угроз охраняемым.

Когда компактный тоннель был завершен, когда ошты вскрыли трубу сервисного коридора и добыли оттуда Тьюитя, опутанного трубками и неотделимого от габарита – единственного в Уги, не лишенного своих энергозапасов – только тогда дрюккель тихо скрипнул жвалами и выключился. Чужие, противоречивые эмоции дотла выжгли его сознание.

 

Фрагмент шифрованного дневника. Запись 278

Я желал подарить человечеству вселенную или хотя бы вывести наш вид в лидеры? Как смешно. Тратил силы, чтобы разобраться в ценностных и стимулах, пока наконец не отважился подвергнуть исследованию себя.

И вот краткая выжимка из работы над ошибками. Меня совершенно не интересуют вариации психологии пост-гуманоидного периода. Именно так, постгуманоидного. Когда люди вошли в бесконечно многообразное сообщество рас, важнейшие понятия исчерпали потенциал. Что такое гуманизм? Намерение распространить человеческое понимание правильного поведения на вселенную. Следовательно, я максимально гуманен. Надо быть человеком и отдавать людям себя без остатка, чтобы иметь право сказать подобное. Я отдаю делу все силы. Я адепт высокого гуманизма.

Зачем мне брать за основу изуродованное сообщество? Куда правильнее создать идеальную модель, а, если сразу она не будет такова, доработать. Именно этим я и намерен заняться. Союзников я набрал, я умею работать с умными, перспективными и по-своему уникальными, я не зря тратил себя на изучение интуитов. У каждого из тех, кто мне ценен, есть слабость. Для каждого я изыщу приманку, которая сделает его работу – призванием.