Михр проснулся и первым делом глянул в окно, уточняя время. Полдень уже миновал, даже неловко. Отдохнул столичный ар-клари, нечего сказать! Как будто дознание катится само, пущенным под горку возом… Глупости! Вчера удалось приложить немало сил, чтобы этот самый воз сдвинуть с места. Но пока он едва начал путь на гору, требуя постоянной тяги, именно так. Нет не то что имени убийцы, нет даже понимания картины преступления, не ясно, кому выгодна смерть выра, что стало главной её причиной – интриги, тросны в сумке курьера или просто золото… Михр сел, мрачно рассматривая свой измятый наряд – в одежде лёг, до чего вчера вымотался! Под бок завалилась вещица, уткнувшаяся острой пряжкой в ребра. Она за ночь впечаталась в тело накрепко.

Та самая штуковина без внятного названия и назначения, взятая из дома, где хранилось воровское золото. Михр добыл вещь и осмотрел, недоумевая: прежде подобных не доводилось видеть. Можно предположить, что это некое крепление. Его основа – толстая кожа, усиленная железом, отчего-то совсем ржавым, хотя вещь сама новая, это заметно по выделке и виду кожи. Михр устало потёр затылок, признаваясь самому себе: не отдохнул. То ли стар стал, то ли умотал его за день князь Юта… Вот уж кто непостижимо здоров и столь же неутомим! Носится и носится, словно иной скорости не ведает: всегда бегом и всегда без единой лишней остановки. Пёс его, и тот язык высунул к вечеру. Оказывается, так собаки проявляют усталость, сам Юта и пояснил.

Прежние заботы нудно шумели в голове, пробуждая раздражение и усиливая дурное настроение. Причина его понятна. Жены нет рядом! Обычно ждёт, кваском отпаивает, сбитнем или даже крепкой настоечкой. Вот уж в чем она умна: всегда знает, что потребуется мужу для удачного начала дня. Завтрак, забота и эти её охи-вздохи… Привык. Оказывается, вредно что-либо в жизни менять, наслушавшись сказок. Подарил бабе побрякушки в ларце – она и возомнила себя княгиней. Михр ещё раз потер затылок. Огляделся, заметил на кресле у кровати полный набор одежды. Рядом, на столике – кувшин с запотевшими капельками влаги на стенках. Глиняный, деревенский, с простеньким узором в одну краску, без глянца. Сделалось неловко. Его «княгиня» всё та же, приготовила утреннее питье, да только иные дела, видно, отвлекли… Ушла ненадолго, он как раз и очнулся.

В кувшине оказался подходящий напиток: кислый клюквенный сок. Усталость вроде чуток отодвинулась, шум забот улёгся, раздражение сменилось благодушием. Сделалось слышно, что в соседней комнате разговаривают. Тихо, шепотом, стараясь не потревожить покой хозяина дома. Михр начал переодеваться, заодно прислушиваясь к звукам за дверью. Звякают чем-то, шелестят. Вещи перебирают?

– Эти подарил давно, когда я старшего нашего мальчика носила. Слабенький родился, умер в три годика, – смутно знакомый голос осекся, давняя беда ещё помнилась, её боль не ушла вся, без остатка. – Красивые, правда? Он сказал, мне идут южные камни. Была зима, хотелось праздника глазам. Они такие багряные, словно солнышко на зорьке…

В комнате вздохнули в два голоса, притихли. Снова зазвякали, перебирая вещи. Михр зевнул, потянулся, допил сок, застегнул пояс. Дело ясное: гостит жена Скрипа. Не иначе, Юта додумался поселить её здесь. Правильно, что за жизнь бабе на галере, в порту? Безвылазно сидеть в каюте, опасаясь всякого шороха… Порт – мир закрытый, жёсткий. Не женский.

– Золотая ящерица, тоже южная, из Арагжи, – совсем иным тоном сказала жена Скрипа. – Гляди, глаз у неё синий. Оберег от ночных страхов. Я трусиха. Одна боялась оставаться дома, намаялся он со мной.

– Что же ты оставила память такую важную, живую? – это уже рассудительный голос хозяйки дома. – Да разве дело, бросать дарёное мужем? Я из деревни всё привезла, что мы вместе покупали. Чужие вещи, они и есть чужие. Хоть из золота, хоть из чего ещё. Я проснулась, увидела на руке браслет – сразу поняла, не мой он. Уж чего только не передумала! Даже плакала. Спасибо, ар Юта пожаловал, тебя привёл. Мы и разобрались сразу. Забирай свой ларец. Весь, слышишь? Иначе из дому выгоню. Муж дарил, а она гляньте – вся исходит на чёрную неблагодарность!

– Нет, не так…

– Мне виднее. Забирай! – строго велела хозяйка дома. Грустно и тихо добавила: – Жаль, мне на рынок ходить не велено. Как тебя собирать на север? Иззябнешь, промокнешь… Все твои вещи не годны для земель Рафтов. Шапка от солнца! И чего люди не удумают… глянуть порой, и то забавно. Люблю я ходить по рынку. Диковины, небось, всякие есть. Мы с Михром ездили в столицу Горнивы, в Нивль, на большие ярмарки. Вот уж радость детям! Там и сладкие пирожки, и пряники, и дудки-гуделки, и карусель. Один раз даже был балаган. Большое представление, страфы учёные, глотатель огня.

Михр виновато пожал плечами. Толку от чужого ларца… да разве это подарок? Вон, отдала – и не поморщилась, и голос не дрогнул. Всё правильно Ким втолковывал, пусть и сказкой называл. Что памятно, то и дорого. Надо выводить семью в город, по лавкам, а то и просто на прогулку. Вот и будет подарок. Жена Скрипа слушала про балаган молча, потом сухо, как-то совсем без радости, рассмеялась.

– Знаю я всё про балаган, добрая брэми… Восемнадцать лет сама в таком провела. Маму хозяин купил в Синге, в порту. Она взрослая уже была, годилась только за зверьем убирать и помогать при кухне. Зато меня в работу взяли раньше, чем я научилась говорить. У вас, на севере, обычно называют такое представление – «терем». В нижнем ярусе мужчины, покрепче, они держат. Во втором женщины, хозяин туда отбирал красивых, фигуристых. Третий – там самые легкие. Иногда ещё четвертый бывает, вот туда меня в семь лет и поставили. В пятнадцать я была женщина-змея… так себе работала, не моё это. Всем на ярмарке праздник, но не мне… до сих пор помню, как ошейник душит. В загоне сбесился голодный страф. Троих поклевал, и мою маму. А меня за лохмы – и на люди. Работай, твоё время. Улыбайся…

Михр уже потянулся открыть дверь, но удержал руку: не до него пока что женщинам. Вон – вздыхают, того и гляди, плакать примутся. Пусть поговорят. Им обеим, если разобраться, уже давно некому излить душу. Жена Скрипа помолчала, судорожно вздыхая. Чуть успокоилась.

– Хозяин видел, что в «терем» я уже не годна, выросла. Для второго яруса фигурой не вышла, тоща. Для змеи тоже не особо хороша, я спину повредила. Вот и решил продать в столице сразу после осеннего торгового сезона, когда и зрителей много, и всем людишки для работы нужны. Хорошо помню тот год. Балаган стоял у самого порта, на берегу. Я уже знала, что торгуют меня, что буду у какого-нибудь шаарова прихвостня игрушкой в доме, развлечением к праздникам. Хозяин звал покупателей, сажал на лучшие места. Я совсем плохо работала, думала, так не купят, – женщина рассмеялась. – Ещё я очень боялась нищего. Он каждый день приходил и глядел. Сам кривенький, глаза тёмные, и что в них – не понять. Как примечала его, аж в перед взором всё меркло от страха… Я слышала, что нищие тоже покупают людей. Уродуют, чтобы подавали им больше, чтобы жалость к калекам полнее превращалась в денежки.

– Всегда говорила Михру: город – место бессовестное, гнилое, – строго сказала хозяйка дома. – Перестань плакать. Всё хорошо. Теперь рабов нет, тантовых кукол новых нет, ар Шрон закон утвердил. Опять же: мой муж ар-клари. Его все уважают, так что в городе скоро станет поменее гнили. Выпей вот сока, клюквенный, кисленький. Или пирожок скушай. Я-то страдала: что ж такая тощая, не кормили? Или больная вовсе… Оказывается, нет. Балаган тебя так высушил. Не пойду более представления глядеть, не любо мне, когда из-под палки улыбаются.

Гостья вздохнула, снова надолго замолчала. Звякнула донышком чашки, поблагодарила за сок. Кислый – у неё даже голос изменился. Не всякому этот вкус без привычки нравится. Не понимают, что головная боль от клюквенного сока проходит.

– И зачем он выкупил меня? – вздохнула гостья. – Женщина-змея с больной спиной… Неблагодарная к тому же. Вон – ларец оставила дома, забыла со страху. Стыдно. Он всегда берег меня, а я отпустила его одного в дорогу, да ещё с этим клубком в ладони, который то появляется, то пропадает. Изводит его, я вижу… Разве дело?

– Как муж сказал, так и правильно, – строго заверила хозяйка. – Я вот во дворце живу. И не жалуюсь, хотя сюда даже зелень с рынка доставляется, квёлая, с желтинкой. Но никак нельзя самой посадить да вырастить. Что поделаешь, город… лук за денежки покупаем, я едва осилила такое. Стыдно было, ну что я, безрукая, сама не выращу? Потом ещё того стыднее, никто слова не сказал, но я поняла, деревенщиной меня обозвали. Михру позор. Ох, тошно…

Михр усмехнулся и толкнул дверь. Женщины сидели прямо на ковре, разложив со всех сторон вещицы, прежде хранившиеся в ларце. На столе хозяина дома ждал готовый завтрак. В уголке у окна, на пушистом коврике, собранном из цветных кусочков меха, дремал Ютти. Оглянулся на звук, вскочил, убежал в следующую комнату, заскулил тихонько. В ответ дружно грохнули по полу все десять пар лап ара Юты. Вот уж чей звук движения ни с каким иным не перепутать… при его весе один подъём на лапы или соскок с лежанки уже событие самое меньшее – на два яруса! Князь явился с обычной своей поспешностью неутомимого молодого выра.

– Михр, ну ты и высушил меня вчера! – с порога начал он, отмахнулся от вскочившей навстречу и пытающейся угощать хозяйки дома, ловко обогнул гостью. Подлетел к столу и изогнулся, выше выдвигая головогрудь. – Как мы носились… У меня лапы гудят! Мне уже хочется опуститься до преступления. Похитить тебя со всей семьей у Шрона. Слушай, я ночью сообразил: если посадить тебя на хвост, ты станешь рэм-Рафт. И я нырну со спокойной душой, оставив на берегу достойного князя.

Михр поперхнулся соком, только что налитым из кувшина и неосторожно выпитым… Вот тебе и титул. Смехом попросил у Ларны – так получи. Кажется, даже всерьез предложено! Жена тоже поверила, побледнела, руки сложила на груди, в глазах отчаяние копится. Еще бы! Год назад жила просто и понятно. Муж – первый человек в деревне. Сама она хозяйка большому крепкому дому. В столицу уезжала гордая, светилась от счастья, на соседей и не глядела, как провожать вышли. Да и сам он не лучше, уже в дороге вёл счёт золоту в кошеле и просителям у порога своего нового дома.

Всё есть. И золото, и просители, и уважение столицы. И иное, вместе с ними приходящее неизбежно, непрошенным. Семья живёт взаперти, хуже татей ночных – под замок упрятана. Он бывает дома редко и скоро разучится детей узнавать, так и вырастут без отцовского пригляда… Дело новое вроде нравится, если душой не кривить. Попонятнее оно стало за минувшее время. Сам он пообвык, появилась уверенность. Опять же: обзавелся связями, город хоть самую малость изучил, людей его и привычки. И что, опять уезжать? А как же зелёный город, где немало дел начато с одобрения ар-клари, и ещё больше обещаний роздано впрок? Как собственное слово, данное Шрону – порядок навести и крепко держать. Дознание это вырье… да не одно, мало ли в Усени бед и помимо гибели курьера! Тяжело, сложно, но интересно…

– Как же это – князем? – в голосе жены зазвучали слезы.

Определённо: хозяйкой княжьего терема она себя никак не смогла представить. Михр тряхнул головой. Глупости! Нет в сказанном правды. Он пока что принадлежит столице, а сам Юта пусть над людьми и князем числится, но против Шрона или родных братьев не пойдет. Ему же, Михру, чтобы стать князем, мало рекомендации Ларны или даже расположения Юты. Такое решение зреет долго, и пока что оно лишь семечко, случайно брошенное и не проросшее. Но лет через десять – кто знает. Жена привыкнет к городу, подрастут дети. И сам он, ар-клари Михр, научится многому важному и полезному, его имя приобретёт собственное звучание, отзывающееся эхом сделанного.

– Он пошутил, – откашлявшись, заверил Михр. – Такая милая домашняя шутка. Мы о ней никому не скажем, даже Шрону. И тем более хранителю замка ар-Рафт.

Юта поник усами, один глаз невольно обратил к двери в коридор, словно грозный старший брат мог услышать сказанное и явиться немедленно. Пока что не сделал этого, и на том спасибо. Выр успокоился, поближе подвинул особый, ему поданный, кувшин с тресковым маслом.

– Ты славный дознаватель! Спишь, а дело движется. Недавно от наших ночных знакомцев принесли три послания. Воры согласны на твои условия, со Шроном я тоже успел поговорить. Он не в восторге, но и не возражает. Ещё те же воры прислали запись всего, что видели и слышали знакомые им люди. В указанном нами трактире в ту ночь пили таггу два выра. Их описания неполны, опознать по таким соплеменников я не смогу. Люди плохо различают нас, не привыкли ещё. Одно сказали внятно: второй выр не был из числа местных стражей красного города, их уже более-менее узнают. Третий тросн от старосты нищих, его Скрип попросил о помощи… – выр виновато развел руками. – Я не уточнил настоящее имя своего нового советника. И его жены – тоже. Плохой я пока что князь.

– Скрипом его прозвали воры, – тихо отозвалась жена бывшего старосты городских нищих. – Кто-то сказал, мол, пока его на этом месте не было, все дела двигались быстро и без скрипа. А как появился, начал свой порядок наводить. Словно у него есть право говорить и даже возражать… Ещё сказали, что если подмазать где следует и убрать Скрипа, то тишина станет дельная, ночная. – Женщина поникла. – Я как узнала, испугалась, плакала, просила уехать и всё бросить… Он сказал: пусть огрызаются. Он не так глуп, чтобы его обошли. Потом сам стал представляться Скрипом, и все привыкли. Уважать начали даже больше прежнего. Но и врагов у него прибавилось.

Михр доел завтрак, допил вторую чашку сока. Юта заметил, дробно перебрал лапами по полу. Поймал на руки подбежавшего на привычный звук Ютти.

– Вперёд! По дороге расскажу, что прочёл в записях, держи тросны. Чуть не забыл! Дроф тут, поселили его на нашем ярусе. Тоже написал длиннющий тросн с отчётом. Усердный попался человек, с понятием.

Михр виновато, наспех, кивнул жене и покинул комнату следом за выром, молча обозначив парой невысказанных слов его излишнюю поспешность. В коридоре всё же не удержался, окликнул Юту, попросил немного подождать. Бегом добрался до комнаты Дрофа. Тот скучал, лежал и глядел в потолок, поедая сладкие орешки. Вскочил, и было видно, он рад появлению ар-клари и вероятному завершению безделья.

– Доставь письмо, кому указано вот здесь, – ар-клари передал оставленную Скрипом дарственную на дом. – Потом вот этот знак покажи вырам-стражам. Без приказа, вежливо, лично от меня попроси выделить сопровождающего для людей, чтобы охранять их в городе. И сам проводи, будь добр. Жена моя ни разу не видела Усень, во дворце заперта, небезопасно ей одной на улицах… Опять же, не городская она, толпы отродясь не видывала.

– Город я знаю весь, до последнего камешка, – солидно кивнул Дроф. – Порасскажу, не сложное дело. На рынок не поведу, раз толпы не видела. Но по лавкам дам время походить, без того женщинам никак нельзя. Моя жена, например…

– Вижу, справишься, – укоротил разговор Михр.

– В зелёный город поведу в лавки, – сразу предупредил Дроф. – У нас люди без гнили.

– Веди, но только с выром сопровождения. И сам прихвати игломёт. Гостья у неё, спроси, может, тоже прогуляется с вами.

Дроф ещё раз солидно кивнул. Совсем собрался затеять новый подробный разговор, но ар-клари уже прикрыл дверь. Резко выдохнул. Буркнул под нос: «такому в трактире все выболтают, обстоятельный человек, даже чересчур». Догоняя Юту, Михр добыл из кармана вчерашнюю находку, крепление. Ещё раз осмотрел, пожал плечами. С разбега налетел на выра, мирно ожидающего напарника в зале близ главного входа во дворец.

– Ты всё время бегаешь так бешено? – уточнил Юта, бережно придерживая ар-клари за плечи.

– Только когда гоняюсь за тобой. Глянь, что за невидаль? Эту вещицу я подобрал возле выломанных досок пола в том доме, где воры прятали золото. Ума не приложу, что такое.

– Зато я точно знаю ответ… – выр с лязгом осел на плитки пола. Забулькал тихим сдавленным шёпотом. – Сказать страшно! Сейчас сам поймёшь, чего опасаюсь. Это клешневой зажим. Нижний, они используются в паре. Один сюда. Второй вот сюда. При частом надевании под них даже делается пропил на клешне с внутренней стороны, чтобы и рубить боковой кромкой со сталью, и пережимать, как мы можем, не повреждая ремня.

Выр приложил кожаную часть вещицы к основанию своей левой клешни, пальцами обвел контур, намечая кольцо у окончания той же клешни. Нацелил оба глаза на стеблях на Михра. Щёлкнул по металлической части зажима.

– Тут крепится оружие из стали. Учитывая форму клешни, это либо сабля, либо изогнутый клинок, выполненный оружейниками под заказ. Я видел такие зажимы в нашем родовом замке. Их использовали в древней войне выров и людей, для боёв на суше против воинов в полном доспехе. С тех пор оружие не находило применения. С людьми мы более не воюем. И выров свои же – выры – до сих пор не убивали. Даже кланд для такой цели завел выродёров, не пожелал напрямую действовать.

– Ты хочешь сказать…

– Не хочу, но вынужден! Убийца – выр. Ты первым заподозрил. Помнишь, опробовав саблю, отметил, что вскрыть панцирь таким ударом нельзя, движение неудобное? Над мостовой, даже чуть снизу. Плоское движение, неправильный хват. Для выра – наоборот. Сколько в день убийства было выров в столице?

– Вчера днём – шестьдесят три. Два курьера не в счёт, – быстро отозвался Михр, выдёргивая из-за пояса свежий тросн, как всегда, ожидавший его утром на столе вместе с завтраком. – Ушли с рыбаками три выра, они были неотлучно в порту: лоцман и два загонщика рыбных косяков. Надо же, новое ремесло, уже так и пишут «загонщики»… Так. Ещё один лоцман проводит галеры. Три стража в морском дозоре, и там они уже четвёртый день. Значит, остается – пятьдесят четыре.

– Убираем из рассмотрения Шрона и всех старых, которые теперь в Усени. Они бы не стали… да и на виду они. – Добавил Юта. – Сорок четыре. Я не учитывал бы и стражей дворца…

– Давай без предположений, – отмахнулся Михр. Идём, сейчас точно выясним, кто был в дозоре, их и исключим. Полагаю, можно не рассматривать всех знатных, не полезли бы они в дело сами.

– И тех, кто имеет клешни крупнее такого размера или мельче вот такого, – добавил Юта. Булькнул коротким смехом. – Я вне подозрений. Мне крепление никак не надеть, мало… Я придумал! Ютти может обнюхать вещь и обойти казармы выров. Тогда мы исключим всех стражей. Ты меня слушаешь, безумный человек? Или опять норовишь высушить непрерывным бегом?

– Казармы выров здесь, – отозвался Михр слегка задыхающимся голосом. – Уф, кто ещё кого загонит… Здравствуйте, ары. Жирной вам печени и влажного дня.

Два дежурных стража вежливо качнули усами, повторили жест и для Юты, заодно отодвигая миски с обедом – той самой печенью. Выслушали ар-клари. Более крупный выр повернулся к сундуку, добыл из него ящик, отпер замок, порылся в троснах и извлек один, затем ещё два.

– С указанными размерами клешней у нас десять стражей, – спокойно отметил он. – Трое в ту ночь были в дозоре. Пятеро отдыхали здесь, их все видели. Вы разыскиваете тех, кто наблюдал убийство и промолчал? Не верю, что наши ребята могли так поступить.

– Мы скорее исключаем маловероятное, – осторожно ответил Михр.

– Места отдыха двух оставшихся я укажу ару Юте немедленно. Позвольте спросить: это и есть собака? – уточнил выр, во все глаза рассматривая Ютти. – Необычное существо. У нас, на берегу ар-Выдха, откуда я родом, совсем нет собак. Зато ходят там занятные сплетни о вашей повизгивающей корзине с таинственным содержимым, ар Юта.

Юта возмущенно булькнул, но вслух ничего не сказал. Удалился следом за стражем в казармы, поглаживая пса и удерживая его на руках… Второй страж передал ар-клари тросн последнего месяца, на котором вёлся учет выров, проживающих в столице или посещающих ее. Вежливо попросил вернуть – это ведь документ, с него следует в обычных условиях делать список, не изымая из архива саму запись. Но теперь, когда убит выр, можно пойти на небольшие нарушения распорядка, чтобы ускорить дознание. Михр отрицательно покачал головой, попросил чистый лист и быстро выписал на него имена и место проживания тех, кто мог быть в числе подозреваемых. Всего одиннадцать выров. Так обманчиво просто вести дознание, когда число подозреваемых ничтожно… Выры – не люди, их мало и все на виду. Вот только никого нельзя назвать подозреваемым, пока нет надежных доказательств.

Когда вернулся Юта, тросн был уже заполнен, а исходный текст вернулся в архив. Стражи гордо качнули усами: оба грота не заинтересовали Ютти, иначе и быть не могло! Разве страж столицы останется в стороне, если на улицах убивают выра… или человека? Такого не было и быть не может. Юта согласился, пожелал приятного аппетита. Стражи вернулись к прерванному обеду. Князь и ар-клари покинули казармы и устроились на траве, в малом пустом парке. Юта изучил список. Вычеркнул троих.

– Никогда не пили черную таггу, знаю точно, – коротко отметил он. Подумал и убрал ещё одно имя. – Клешни не той формы. Из оставшихся не могу никого выделить. Не знаю их. Но тот, кто нам нужен, молод, силён и он – боевой выр. Я припоминаю, как выглядел погибший. Много крови и сильно вмят панцирь в верхней передней части раны. Если бил человек, это несущественно. Но раз выр… Он одним ударом оглушил жертву, вторым немедленно проткнул лёгкие. Точнее, легкое. У вас – два. У нас – одно, общая дыхательная полость. Умирающий не мог кричать и не мог звать на помощь.

– И дышать вне воды не мог?

– Именно, – мрачно согласился Юта. – Ты прав. Получается, он умер не от первой раны и даже не от потери крови. Он задохнулся и никто ему не помог… Добрался бы до воды – уцелел бы. Наверняка. Пошли к Шрону.

Златоусый выслушал молча. Осмотрел крепление, вернул, попросил хранить бережно и не показывать никому.

– Ох-хо, этого я и боялся. Зачем людям столицы столь глупо и явно ссориться с вырами? Ведь только-только налаживается мир. Мы дорогу к нему, спасибо князю Горнивы, щедро застилаем золотом. Город восстанавливаем, торговле помогаем, порт развиваем. Сейчас людям не нужна смерть выра. Всё верно.

– Тогда кто? – быстро спросил Юта, подсовывая Шрону список.

– Не князем вопрос задан, нет, – укорил его Шрон. – Кто – полдела. Для кого и по чьей указке, вот настоящий вопрос. Вычеркни ещё этого. Не мог убить, я знаю, где был, не в городе, нет. Так… жалкий тип с хвоста ар-Лимов, вряд ли этот род, затевая заговор, нанял бы столь явных своих приближенных и натравил на своего же курьера. Один полировщик спины хранителя ар-Фанга. Тоже едва ли, не до заговора им. Того и гляди, самих ар-Рапры сомнут, я один и сдерживаю этих полнопанцирных мстителей. Столько лет соседи держали их в услужении, воду продавали, ущемляли, не допускали в столицу… Ох-хо, оставим мои заботы, продолжим рассмотрение списка. Лоцман порта. Ему-то зачем? Не убийца, да и хвост у него мягкий. Так… прилипала ар-Капров. Его бы проверить не мешало, пожалуй, да. Начните с троих, именно так.

Шрон подчеркнул пальцем имена и вернул тросн. Задумчиво свел бровные отростки.

– Найти убийцу полдела, теперь уж понятно, вполне… Кто затеял столь гнусный заговор? Семнадцать замков выров, столько же семей, хранящих личинки и имеющих власть над сушей, вот и весь выбор. Себя, ар-Рафтов и еще кое-кого могу исключить. Одним это не нужно, другим не по силе. Ох-хо, южане если, так ведь сразу на ум ар-Лимы плывут… так их выр и погиб!

– Семья Ар-Багга, – быстро выговорил Юта.

– Вряд ли без них обошлось, толково гребёшь, в общем потоке мыслей со мной. Но эти никогда сами не затевали больших дел. Они кланду полировали золотой хвост и тухлятинку подбирали с его блюда. Таковы и теперь, прихвостни. Ар-Капры? Вес у них не тот… Идите, не слушайте стариковские сетования. Я долго могу бормотать, столько времени вам терять никак нельзя. Пока что дознание движется быстрее, чем ожидал я, чем надеялись некоторые иные. Не успели ещё следы спрятать, – Шрон направил оба подвижных глаза на Михра. – Знаешь, ар-клари, чего я более всего опасаюсь? Они могут одну мерзость попробовать скрыть за новой… Умрет ещё выр, тишины в столице не будет. Усиль дозоры. Я решу к ночи, не объявить ли на несколько дней запрет выхода из домов после заката. Ох-хо, нельзя нам допускать второго убийства. Никак нельзя!

Шрон качнул усами, обозначая окончание разговора. К нему уже спешил от дальних дверей зала помощник, нес тросны, на ходу перебирая листки. Златоусый тяжело вздохнул, развернулся всем своим вороненым панцирем и неторопливо двинулся навстречу пожилому человеку.

– Этот дворец – выроловка, – буркнул он напоследок. – Того ли я хотел, меняя порядки и сминая кланда? Прежде, при неправой и гнилой власти, я жил на отмелях, нырял в своё удовольствие, наблюдал закаты и предавался размышлениям. Прирастала моя мудрость. Да, род выров вымирал, но лично я был вполне счастлив. Сколь много горечи принесли перемены… Шром далеко, и жив ли? Сорг тоже неблизко. Малёк, отрада моя, и тот не рядом. Тингали, Ларна, Ким, Марница, милый малыш Хол… Вся семья невесть где. Один я остался, посреди столицы – один. Давит бремя забот на панцирь.

Шрон сгреб тросны из рук помощника и стал их просматривать, не останавливаясь и продвигаясь далее к выходу из зала. Юта понуро свесил усы до пола. Погладил Ютти, забросил себе на спину. Указал рукой вслед златоусому.

– Видишь? Он прав, зачем нам, вырам глубинной чести, править сушей? Мы здесь несчастны. Нас зовет море… Оно шумит в моих снах и голос его всё громче. Я вхожу в готовность к переменам второго возраста, пробуждающим мечты о глубинах. Княжеский титул хуже цепи. Он вроде рабского ошейника.

– Потому вас и ценят люди! – рассмеялся Михр. – Кому власть сладка, тот думает о свой выгоде. Уж потом, если совесть вконец не утратил – о земле, о пользе людей… Я сам, вдруг сделавшись князем, сперва побеспокоюсь о себе, о семье, о детях… так и знай. Если по правде разобраться, кроме выров, общим благом заняться некому! – Михр помолчал, рассматривая исчерканный тросн. – Так, три подозреваемых. Ближе иных живет ар Блап, красный город, скрытые гроты с подводными входами у дворцовой пристани. Ничего себе местечко… Для убийцы самое то. Нырнул – и никто не знает, где ты вынырнешь. Крепление-то ржавое. В воде оно бывало много раз.

– Если бы кровь убитого выра попала в воду, стражи нашли бы убийцу по следу. Или он прячет оружие на берегу, или это не он. Дай глянуть. Род так себе, при ар-Нашрах живущий, там лежат их личинки… Давай лучше начнем с ара Канги, поселившегося близ порта. Указано: загонщик косяков рыб. А прежде кем был, при кланде? Тут нет пометок. Совсем не знаю его. Даже не соображу, где хранятся личинки рода.

Юта рассердился на свою неосведомленность. Сунул Михру в руку пук коротких усов, буркнул «держись» и увеличил скорость бега. До малого дворцового причала добрался в считанные мгновения. Там замер, выжидая, пока подгонят запрошенную ар-клари лодку. Азартно перебрал лапами, страдая от заминки. Сгрёб Ютти со спины и нырнул, выворачивая нос и накрывая им почти всю морду жалобно взвизгнувшего пса.

– Куда плыть, брэми? – вежливо поинтересовался гребец на корме малой лодки.

– К порту, зелёный город, причал медников близ больших складов.

Гребец кивнул и повёл лодку каналами вниз по течению. Михр присел на единственную скамью и принялся торопливо перебирать тросны. Иногда он оглядывался, ожидая появления серо-узорчатого панциря за кормой. Пока – пусто… Было неуютно и неспокойно. Словно проспав полдень, ар-клари позволил всему сегодняшнему дню складываться произвольно, без плана. Надо было проверить, что сказал Кух на допросах и сказал ли хоть что-то. Пребывает он в заточении или уже выбрался и сбежал? Что показали писарь и палач? Цел ли дурень Красавчик… Наконец, что творится в комнатах, выделенных под содержание наспех схваченных по приказу Куха так называемых «выродёров». Вместо всего перечисленного он, ар-клари, сам мчится невесть куда. Жену отправил гулять по неспокойному городу. Глупость на глупости…

Вот отчёт Дрофа. Толковый человек, обстоятельный, сразу видно: из мастеровых. Почерк у него мелкий, строки ложатся ровно. Подчеркивать важное любит, словно оформляет заказ. Приложил полный список расхода денег. Указал, что не истрачены два арха и семь полуархов, кои надо вернуть ар-клари, поскольку взяты были у него, лично. Безнадёжно порядочный человек, вся стража зелёного города такова. Зря что ли Ларна их по одному человеку сам высматривал? Вот у кого на людей чутье… Михр вздохнул. Что болтают в трактирах? У ал-Лимов за две недели побывали шесть курьеров, считая погибшего, и все спешно: уплыли в тот же день, что прибыли. Небывалая суета. Ар-Выдхи наоборот, сидят в поместье безвылазно и никого не принимают. Чего испугались? Ар-Багги наносят визиты всем подряд. И сами зазывают в гости. Вот ещё: сманивают чужих стражей-выров. Обещая большие деньги и даже долю в торговле. Дальше – бытовое. Ар-Рапры вломились в особняк ар-Фангов и учинили драку, настояли на дележе денег. Ну, это и Шрон говорил. На острове назревает большая склока. Ещё новости… Ар-Капры всех уведомляют о намерении сделать сезонные бои на отмелях платными. Законно и гласно, прежде-то они золото втихую собирали, об этом все знают. Ар-Карсы заявили, что зелёный мрамор, валяющийся на берегу грудой, принадлежит им, и город должен заплатить долю, хотя покойный кланд ар-Сарна давно рассчитались за товар, аж семь лет назад. Ар-Тадхи поругались а ар-Горхами и отказали им в поставке корабельного леса. Желают переправлять его в Горниву.

Ар-клари устало потёр затылок. Унятая клюквенным соком боль накопилась заново. Или голова гудит от мыслей? Словно разгадка где-то рядом, а он, дурак слепой, не желает её видеть. Шесть десятков выров в столице. Мало, сплошное везение! По осени было полторы сотни, а в дни, когда смяли кланда, так и две с половиной набралось, толпа – ему рассказывал Ларна… Всего трое главных подозреваемых. Есть указанная Шроном вполне здраво угроза второго убийства. Может, пора начать искать возможную жертву? Михр перебрал тросны и рассердился на себя ещё зле. Надо было не потакать закону, запрещающему изымать документы из архива. Просто взять у стража полный лист выров города, на время, как предлагали – прикрыв малое нарушение правил особыми обстоятельствами. Или задержаться и сделать полный список. Если бы знать, против кого затевается игра! Тогда сделалось бы ясно, каких выров следует оберегать.

Тросн от воров. Гнилой, как и сами эти гнильцы. Смутно видели. Издали заметили. Деталей не разобрали. Внизу десять строк заверений: не брали заказов на выров, не передавали троснов и не вмешивались ни во что.

Листок от нищих. Занятный. Так спокойно написан, деловито. Еще бы! Кто всё видит? Скрип верно сказал: его «слепые», лучшие наводчики для воров и осведомители для охраны. Они как раз насчитали возле места убийства двух выров. Описали второго. Средних размеров боец. Увы, без особых примет. Темно-бурый панцирь. Ночью не показательный цвет… Вот: обещают приглядеть за всеми живущими в городе вырами и проследить их перемещения в последнюю неделю. По мере сил…

От мыслей отвлёк Юта, он плыл быстро и пенил воду.

С набережных народ показывал пальцами, вслед глядел из-под рук… Ещё бы! Выры редко плывут в полную силу без погружения. Да ещё такие здоровенные. И в добавок – с собакой на спине. Маленькой, беленькой, испуганно воющей на весь канал… неуютно на панцире, скользком и залитом пеной.

– Ютти, иди в лодку, – пригласил Михр, протянув руку.

Пёс благородно лизнул пальцы и охотно прыгнул. Лег на дне, выбрав сухое местечко. Тяжело вздохнул… Пережитый страх ещё дыбил загривок и заставлял чуть вздрагивать шкуру. Нырять с выром! Люди едва выдерживают, особенно с непривычки. Собственно, кроме Ларны пока что в городе ныряли только двое – Михр и его помощник. Памятное дело… была облава в гнилой гостевой слободе, хотели подойти незаметно. Михр усмехнулся, припоминая, как из воды явился Ларна со своим топором. Зрелище, способное искупить все страхи погружения. До сих пор набережная главного канала слободы тиха и благополучна самой глухой ночью. Всё ворье знает: глубина этого канала позволяет скрыть слишком многое. Например, здоровенного боевого выра вместе с вооруженным пловцом. И даже трех выров с тремя пловцами.

– Мы осмотрели грот, – отчитался Юта. – Ютти нервничал, там затхло и темно, но все же он молодец. Справился с собой. Обнюхал вещи, пол, стены. Не тот запах. И сабли нет. Вообще вещей нет, никаких. Тагги зато много. Зелёной. Он, полагаю, приторговывает – хозяин грота, а то и производит на заказ.

– Зелёная не запрещена. Пусть себе производит.

– Не спорю, просто объясняю, почему он живёт в гнилых гротах. Тагга хорошо настаивается без света. Особенно зелёная. В неё добавляют…

– Не надо делать меня зелёным подробностями рецептуры. Гадость в неё добавляют, если по человечьим меркам.

Юта не оспорил, схватил со дна лодки канат, расправил и нырнул, натягивая его и ускоряя движение. Пёс жалобно заскулил, лег ближе к ногам Михра. Прожив всю жизнь рядом с выром, он так и не полюбил воду, зато подробно вызнал норов хозяина…

Причал медников появился впереди и стал надвигаться с угрожающей быстротой. Гребец, и тот охнул, дважды коснулся веслом воды, давая выру знак бросить канат. Повторил свою просьбу, уже панически ударил веслом по воде, брызги окатили ар-клари… Но Юта сделал по-своему, тянул в полную силу до самого причала, потом нырнул под лодку и стал грести в обратную сторону, едва не опрокинув суденышко. Когда Михр выбрался на берег, держа на руках Ютти, выр выплеснулся рядом, глянул на скулящего пса и виновато сник.

– Мне казалось, так проще. Туда тяну – ход, обратно – тормоз… Не сообразил, что лодка носом клюнет. Ютти…

Пёс заворчал и отвернулся. Вторая попытка утопления за день – слишком даже для любимого хозяина с его чудачествами. Юта виновато развел руками и помчался вперёд, рассматривая дома и разыскивая нужный. Михр гладил пса, успокаивал и неторопливо шагал, радуясь прочности камня мостовой. Суша – родина людей, вот уж точно. Это единственная приятная мысль дня. Пустой он получается, бестолковый. Беготня без цели и порядка. Уже солнышко клонится к морю, а что сделано? Ничего путного. Завтра и отчитаться перед аром Шроном будет невозможно. Дознание не движется. Оно звучно и бестолково топчется на месте. Михр вздрогнул.

Юта и правда, топтался у порога небольшого домика. Рядом сидел, ни на кого не обращая внимания, нищий. Спал? По виду – именно так. Привалился к стене и замер без движения. На пустой улице. У кого тут просить подаяние? Михр ускорил шаг, прямиком направляясь к пожилому мужчине в живописно разодранной рубахе. Тот усмехнулся, зевнул, чуть поклонился. Сбил на затылок соломенную шапку, какие носят на юге – от солнца.

– Скрип был хорошим старостой. Он попросил, мы исполняем, замечаем странное и сообщаем. Только вас трудно застать сегодня, – тихо молвил нищий, глядя на ар-клари своими белесыми, словно бы и правда слепыми, глазами. – Я сел сюда, посчитав место наиболее важным. Иных рассадил ждать вас у домов других выров. Весть имеется. Из южных ворот не так давно вышел выр. Он к берегу направился, к рыбацкому причалу. Там побродил, приценился к рыбе. Ещё по случаю и между делом спрашивал, где можно застать ара Эгру. Люди такие глупые… сказали. Мы только слушаем. Мы не можем зашить рты дуракам.

Нищий встал, бережно свернул кафтан, постеленный на мостовую для мягкости и удобства дремоты. Встряхнул, осмотрел. Заплаты, дыры, пыль… Вид в должной мере жалкий. Михр глядел и ощущал, как в душу заползает страх. Если некто желает поссорить людей и выров, то убивать будут именно Эгру. Этого зелёный город, пожалуй, не простит никому.

– Что за выр? – тихо уточнил он. – Куда пошёл?

– Морем уплыл. Имени его не знаю, сам неприметный, бурый. Без полутора локтей две сажени в длину, полнопанцирный, – отозвался нищий, натягивая кафтан. – Эгра в тот момент был в слободе каменщиков, помогал вырезать наличники для нового дома. Но рыбаки сказали: к вечеру он с детьми пойдет на море, купаться. Есть такая круглая мелкая заводь, её прозвали Счастливой Монетой.

– Знаю, спасибо, – отозвался Михр.

Юта порылся в кошеле при нижней паре рук. Добыл два золотых кархона. Протянул нищему, опасливо приопустил стебли глаз в глазницы. Вдруг он чинит обиду?

– Мало? Неправильно?

– Когда мы работали для воров, достойный ар, я был ещё молод, – усмехнулся нищий, смахивая монеты в ладонь, – они давали наводчику два медных полуарха. На гнилую похлебку. Потом Скрип поприжал их, цена стала хорошая, пять архов, не менее. И только по предварительному договору со старостой. Потому что злость неудачного дела воры порой вымещали на нас. Могли и зарезать… мы для них не люди. Он отучил. Ты дал много, мне совсем не следовало брать, это наш должок Скрипу. Но золото само к рукам липнет, тем более честное…

Нищий шевельнул пальцами, в которых колдовским образом растворились монеты. Усмехнулся, надвинул шляпу ниже на глаза и зашагал прочь.

– Ловкач! – Похвалил Юта, словно смотрел балаганное представление. – Покажи монетку!

Нищий рассмеялся. Обернулся, протянул обе ладони вперед. Пустые. Шевельнул ими – наполнились монетками, разными. Ссыпал из правой руки в левую, встряхнул кисти – пусто. Выудил из-за пояса золотой, подбросил и чуть поклонился. Мужчину позабавила радость князя ар-Рафта, топочущего и булькающего, искренне восхищающегося, как малое дитя.

– А ещё поглядеть? – попросил Юта. – Я завтра иду в трактир, кушать магру. Приходи… просто посидим. Это знаешь, где? Возле…

– Знаю, – отозвался нищий. – Как-никак, я помощник новому старосте, не последний человек в слободе. Чудной ты князь. Куха посадил под замок за сущую безделицу. Меня за стол тащишь и вовсе без повода. Интересно с тобой. Приду. За всю жизнь никто в трактир просто так не звал… – Нищий глянул на дверь запертого дома. – Этого выра не ждите. Не живет он здесь. Мы поспрашивали своих, уже месяц в доме пусто. Кажется, он тут и появлялся один раз, когда оплатил домик.

Нищий еще раз кивнул, тронул пальцами край шляпы и пошёл прочь. Не удержался, снова подкинул на ладони монетку, радуя Юту. Князь вздохнул, помахал рукой вслед новому знакомому. Обернулся всем телом к Михру. Забрал у него из рук Ютти, погладил, посадил на порог перед запертой дверью.

– Всё равно запах может быть. Вдруг приходил, а они не заметили.

Пёс покрутился, тщательно принюхиваясь. Глянул на хозяина, сел, почесал лапой за ухом. Ничего тут нет, – говорил он всем своим видом. Юта не оспорил, забрал собаку на руки и пошёл к причалу.

– Ар-клари, почему у тебя дознание поставлено хуже, чем у нищих? – княжески обиженным тоном спросил он. – Мы бегаем, как… как собаки! Ловкач сидит сиднем и всё знает.

– Ловкач работает на меня, осведомители всегда помогают охране. А мы бегаем, потому что убит выр, – грустно отозвался Михр. – Мы не можем озвучить ни единого подозрения. Мы часто не в силах привлечь людей, не объясняя им ничего. И вдобавок подставляя под удар. Помнишь, как слуги ар-Багга чуть не смяли оцепление возле трупа? Нас прикрывает сам Шрон. Прочих он не прикроет. Нам, кстати, надо спешить. До бухты Счастливой Монеты на лодке…

– Лодка пойдет следом, в отдалении. Она повезет Ютти. Ты нырнёшь. Ты уже пробовал? Иначе нам не подобраться незаметно.

– По воде – к выру?

– Давай думать. Там будут дети. Так? – Уточнил Юта. – Много тропок в бухту? Я сразу подумал про одну. Это было бы удобно для плохого дела. Занять тропку. Люди от боевого выра не уплывут, не спасутся. Эгра от детей не уплывет, не сможет бросить их. Правильно я думаю?

– Как прирожденный злодей, – усмехнулся Михр. – Сейчас увидим ближний дозор. Я передам указание, чтобы мои люди оцепили бухту. Быстро не успеют. Но хоть так… Страховка нам.

– Все равно без пользы, пустое дело, – отозвался Юта, ныряя в воду и выплескиваясь из неё. – Не могу представить, что выр поднимет клешню на Эгру. Он наследник рода ар-Сарна. Он недоросший, что тоже существенно. Убить такого – дважды позор. Несмываемый. Род забудет имя ничтожества, чтобы самих не перестали величать арами. Глубинная честь…

– Юта, ты действительно полагаешь, она правит помыслами выров? Всех? Лучше верь в чудо явления монеты в руках нищего. Как князь ты просто обязан признать несовершенство мира, увы…

Юта промолчал. Само собой, он понимал, признавал и даже принимал. Но поверить отказывался. Додуматься запланировать убийство маленького Эгры, причиняющее боль всем – и вырам, и людям? Эгры, у которого нет врагов. Простодушного малыша, не понимающего даже, что в мире есть зло, ведь сам он добр, и дети, которым он отдает всё свое свободное время – тоже добры, и слобода его обожает, и весь город… Разве можно отнять у Усени её любимца? Ведь сам убийца виноват лишь отчасти. Куда страшнее замысливший заговор…

– Он хуже жёлтой смерти, он уничтожает своей грязью выров, как вид. Он делает нас гнильцами, – буркнул Юта. – Найду – сомну. С треском сомну.

Схлопнул легкие и нырнул.

Михр нехотя кивнул. Он понимал гнев друга. Люди проще отталкивают от себя дурное, присущее их природе. «Это не моя вина» – хороший довод. Особенно когда в одной Усени людей – десятки тысяч. С приезжими, выселками, ближними деревнями и пригородами. Выров неизмеримо меньше. Дело любого – тут Юта прав – бросает тень на всех. Значит, и на златоусого Шрона. Того, кого пока что уважают безусловно. Признают его мудрость и бескорыстие, ценят готовность выслушивать и находить решения. Даже смерть выра приняли достаточно спокойно: златоусый разберётся и накажет именно виновного, не списывая на случайных, удачно подвернувшихся под руку, людей.

Но если умрёт Эгра… Михр точно знал, какой будет пущенная врагами Шрона сплетня. Глядите, – станут шептать они, – выры гнильцы. Они правили нами столько веков, что приучили к мысли, что так и должно быть. Что они умнее нас и лучше. Что они держат закон и обладают мудростью. Но всей их хваленой мудрости не хватило для того, чтобы прийти к миру внутри своего народа. Так зачем нам правитель – выр?

Михр потёр затылок. Всегда одно и то же. Затевают интригу против врага, и сами оказываются уничтожены её последствиями… Не одному Шрону станет худо, не ограничится всё сменой златоусого и пересмотром состава совета старых. Какое там! Встанут все против всех, и выиграют самые жадные и клыкастые, никак не умные и бескорыстные. Время шааров покажется добрым воспоминанием. Люди отвернутся от выров, начнётся большое немирье, долгое и трудное, никому оно не принесёт пользы. Разве что – ворам и иным ночным людишкам. Которые тоже пожелают стать князьями. Раз выродёрам можно, почему нельзя им… Закон пока слишком слаб. Он только росток. Сомни – и наступит беззаконие. Каждый станет устанавливать свой порядок на огороженном, захваченном силой клочке суши.

Ар-клари отбросил грустные размышления: впереди обозначилась цепь, перегораживающая канал. Вынырнул дозорный выр порта, поздоровался движением усов. К воде по ступенькам сбежал с набережной охранник. Михр усмехнулся. С чего вдруг он так мрачно увидел грядущее? Он – ар-клари этого города. От него зависит, осмелятся ли хищники выйти из леса и рвать мирных биглей из тучного столичного стада. Он главный сторож тому стаду и основа его покоя…

– Ар, прошу вас доставить этот тросн стражам дворца, немедленно, – распорядился Михр, быстрым почерком заполняя лист. – Не стану скрывать, есть угроза второго нападения на выра. Нам следует поспешить. Позовите напарника. Надо усилить дозоры. Дайте знать на галеры, мы не хотим осложнений и просим всех быть внимательными. Никаких гулянок, никакого шума. После заката улицы должны быть пусты.

Выр опустил свернутый тросн в трубку, запечатал плотной пробкой. С самым решительным видом клацнул клешнями, выводя их из мирного положения в боевое.

– В порту будет спокойно, мы попросим лоцманов приглядеть за дном. Берег уж сами обойдем, – сказал выр, – я передал ваши слова водным голосом, вырам. До дворца недалеко, плаваю я не хуже курьера. Доставлю тросн быстро.

Он нырнул, усом удерживая трубку над водой, не желая рисковать и проверять надежность пробки и стойкость чернил к воде. Михр проследил, как удаляются трубка и ус, отмеченный небольшим белым следом пены. Страж, похоже, действительно плавал не хуже курьера… Ар-клари обернулся к охраннику, уже опустившему цепь. Тот успел позвать ещё двоих. С игломётами, при полном вооружении. Одного Михр пригласил в лодку, попросил присматривать за собакой. Сам неторопливо разделся, вызывая некоторое оживление на набережной. Хмуро осмотрел саблю. Морская вода не пойдет на пользу ни стали, ни ножнам… Только игломёт и не жаль.

– Есть пара тяжелых ножей и кистень, всё в сале, замотаны тряпицами, – сообщил догадливый охранник. – С ними сподручнее плыть.

– Интересный набор… – усмехнулся Михр.

– Распоряжение прежнего ар-клари, Ларны. Только он без огласки пояснил нам о кистене-то, простым советом, – уточнил охранник, кивком предлагая младшему нести оружие. – Мол, следует держать в промасленном виде на всех дозорных постах близ порта. На случай, если выры перепьют тагги и примутся буянить. Тогда их по спинному панцирю, прямо возле головогруди, кистенем с маху гвоздить. Делать это без зазрения совести, покуда не утихнут: помереть не помрут, но и очухаются нескоро. Ещё велел самым наглым, вторично попавшимся на пьянке, резать глаза на стеблях, потому как они заново отрастут. Вреда большого нет, но есть воспитание.

– Многих уже воспитали? – оживился Михр, наматывая кистень на пояс и прилаживая ножны так, как удобно пловцу.

– Сам Ларна одного и воспитал, мы глядели, очень было поучительно, – охотно поделился охранник. – Более заезжие выры в порту не напивались до непотребства. Стражи у нас строгие, блюдут порядок. Но кистень мы всё же держим наготове.

Юта шумно вынырнул, выволок на набережную крупную рыбину – ту самую счастливую монету, необходимую для приготовления магры. Выбрал среди скопившихся у воды людей рослого грузчика. Подозвал, указал название трактира и его расположение. Попросил доставить и передать хозяину рыбу, а заодно сообщить на словах, что завтра он, Юта, придёт не один, с друзьями. Пусть приготовят зал и накроют стол для выров и людей. Сговорился о цене доставки, отсчитал серебро. Обернулся к Михру.

– Ты готов?

– Вполне.

– Рыбина случайно попалась, – оправдываясь, развел руками выр. – Я проверил дно. К течениям принюхался, на вкус попробовал. Мало ли, что… Вроде, всё спокойно.

– Держи вдоль берега, средним ходом, на заводь Счастливой Монеты, – велел Михр гребцу. Погладил Ютти. – Не переживай, я пригляжу за твоим беспокойным хозяином.

– Нам спешить негоже, спугнем. Он сидеть в засаде не станет, пересохнет, гибкость утратит, – вздохнул Юта. – Но ведь и опоздать нельзя! Как полагаешь, время?

– Полагаю, да. Я из-под воды не укажу тебе путь. Но ты держи к югу…

– Уже уточнил у лоцмана, он тоже изучает течения, мы встретились и пообщались, – заверил Юта. – Приметное место, не ошибусь. Там скалы рябые, выветренные, жёлтого песчаника. Так?

Михр кивнул. Окунулся в воду, наблюдая, как его одежду бережно укладывают на дно лодки, на сухое место, предварительно подстелив мешковину. Ютти немедленно лег рядом, чтобы приглядывать за имуществом друга хозяина. Даже для порядка порычал на гребца, постукивая по дну хвостом и показывая: не так я зол, просто не трогай чужого…

Юта вывернул нос, оказавшийся очень удобным, длинным. Он накрывал лицо, позволяя распластаться на спине выра и держаться за выступы панциря и короткие усы. Щёлкнули клешни, выходящие в боевое положение. На берегу вздохнули, зашептались. Кто-то тихонько пожелал ар-клари удачи. Приятно: смысла предстоящего дела не знают, но верят, что оно важное и полезное городу. Юта проплыл несколько саженей по поверхности, привыкая к положению человека и давая тому время освоиться. Потом мягко, постепенно ушёл в глубину.

Вода в порту оказалась, как и следовало ожидать, мутной. Хоть зимние дожди уже прекратились, Омут Слёз ещё переполнен, течения сильны, и желтоватый ил сокращает обзор под водой. Юта скользил над самым дном. Михр оценил глубину в полных четыре сажени: тело так и выталкивало вверх, в родной людям мир воздуха и света. Здесь же, вопреки дню, было холодно и пасмурно. Волны вверху казались серыми облаками, бегущими резвой побежью страфьей стаи. Юта закинул длинные усы на спину, прижал ими пловца и стал двигаться быстрее, чуть изгибаясь и следуя неровностям дна. Михр порадовался: серо-узорчатый панцирь выра, такой приметный и нарядный на суше, в воде оказался невидимкой. «Облака» волн набегали и уносились, такие же серые. Столь же узорчатые.

Прошлый раз Михр нырял неглубоко и с более мелким выром. Он помнил совсем иные ощущения. Первое и главное – воздуха не хватало. Выр ведь, забирая в погружение пловца, дышит для двоих, жабрами обрабатывает воду и часть добытого из неё отдаёт полости легких, делится с человеком живым воздухом. Тот выр едва справлялся с задачей. Сам выбрался из воды полудохлый, да и пловца чуть не уморил. Юта дышал для двоих легко, свободно. Воздух казался вполне обычным. Даже не затхлым. Зато донимал холод: оказывается, в настоящей глубине он велик. Здесь всегда – зазимки… Михр плотнее жался к панцирю, хранящему тепло тела выра, большого и остывающего в глубине медленно. Ар-клари пытался посчитать, как долго ещё добираться до заводи. Лодкой – до сумерек. Выром… Откуда ему знать! Если уж по совести, никто из людей не ведает, как быстро могут плавать клешнятые. Однажды гонец ар-Рагов добрался до столицы в семь дней. Но это не показательно, он ведь отдыхал, добывая себе пропитание. Хотя – как успел? Ведь немыслимо быстро!

Выр пошёл к поверхности, забирая заодно в сторону берега. Тело сразу ощутило приятную теплоту прогретой солнцем воды. Михр вспомнил: Ларна как-то говорил про особый язык жестов, о котором ему рассказал один из умирающих выров. Знай он, ар-клари, такой язык, мог бы теперь общаться с Ютой.

Выр вплотную приблизился к поверхности, пользуясь для сохранения своей неприметности тенью довольно крупной скалы. Лапами он уже мог дотянуться до камня, но старался не шуметь и предпочитал пользоваться более гибкими и ловкими руками. Едва касаясь, скользил вдоль бока скалы, выбирая место для всплытия. Михр увидел, как совсем рядом с его лицом поднялись из глазниц стебли глаз, вынырнули, пустив две крошечных круговых волны. Сейчас Юта уже видел берег. Стебли шевельнулись, обеспечили выру полный обзор, во все стороны. Хорошо иметь подвижные глаза, людям подобное и не приснится. Зависти к способностям выров Михр не испытывал, но, вопреки здравому смыслу, его донимало какое-то дикое, неосознанное, желание вынырнуть и вздохнуть. Словно тут, под водой, Юта даёт мало воздуха…

Выр снова огляделся. Приподнялся чуть выше. И ещё подался вперед. Скоро он выполз на камень почти целиком, до середины хвоста. Михр скатился со спины и лег рядом, радуясь возможности самостоятельно дышать и осматриваться. Пусть и не поднимая головы. Хорошее место, надёжное: узкая щель меж уступов, в неё берег виден весь. А вот выр и ар-клари не заметны с берега, даже с самых высоких скал.

Суша начиналась в каких-то двух десятках саженей от скалы, выбранной Ютой. Золотой песок. Отчетливо видна граница мелкой воды, вытянулась вдоль пляжа широкой светлой полосой. Отмель обрывается в глубину резко, и опасное место словно специально огороженная довольно крупными валунами. Михр чуть подумал и пришел к выводу: точно, специально. Пусть Эгра и слаб по меркам выров, но всё же он гораздо сильнее человека. Мог натаскать камней, чтобы малышня резвилась на обозначенной площадке. Если приглядеться повнимательнее, задействовав воображение, если учесть и камни, лежащие на берегу, можно мысленно нарисовать большущую, в десять саженей, рыбину. Тогда станет понятно: Эгра ещё не доделал её. Хвост только-только обозначен, да и спинной плавник пока слаб, лишь намечен тремя камнями. Зато на берегу край рыбины богато украшен цветными камешками и ракушками. Это работа детей, им здесь весело и интересно… А вот сын ар-клари сидит во дворце, без друзей, возле мамкиной юбки. Эдак недолго вырасти нелюдимым туповатым биглем или хуже того – гнильцом, привыкшим к считать себя избранным брэми, то есть бездельником в окружении слуг…

Михр нахмурился, ругая себя за рассеянность. Запретил взгляду возвращаться к каменной рыбине. Стал прощупывать скалы, осматривать кустарник, приглядываться к тропке. Человека он заметил не сразу. Спина успела подсохнуть, нагреться. Он уже почти уверовал: заводь пуста, скалы возле – безлюдны… и тут засадник наконец выдал себя, утомленный длительной неподвижностью. Перелег поудобнее, шурша каменным крошевом и волнуя ветки ближнего кустарника. Юта сразу указал на подозрительное место усом и прицелил туда подвижный глаз на стебле.

– Думаешь, он один? – шепотом булькнул в ухо выр.

– У людей есть поговорка: что знают двое, то знают все… Он один, страхует убийцу. Пойду, это моя работа. Ты не высох?

– Нет, хвост в воде, да и солнце уже низко, не печёт в полную силу. – Юта с нажимом добавил: – Ты оставь его живым. Хватит уже смертей в городе. Пусть расскажет всё толком.

– Сам не перестарайся. Хотя дети важнее. У людей так, ты помнишь?

– Помню, вы цените мальков.

Михр усмехнулся этой манере выров называть детей то мальками, а то вовсе – личинками… Огляделся, выбирая для себя путь к берегу вне обзора засадника. До малого камня у края бухты, далее по скале верх, и оттуда… Едва различимый, вдали возник шум. Михр не усомнился в его природе, нырнул и поплыл, ругая себя за промедление. Дети уже близко, Эгра тоже. Тот, кто находится в засаде, сейчас последний раз осмотрит море: ему неудобно, солнце низкое, в глаза, каждая волна бросает блик, каждый луч колет глаз. Словно убеждают они: дурное дело затеял, одумайся… Михр коснулся скалы, позволил себе чуть отдохнуть и прислушаться. Голоса приблизились, сделались отчётливее. Теперь человек, скрытый кустарником, неизбежно смотрит на каменную тропку. Одна она ведет сюда, выныривает из путаницы теней возле скалы, похожей на башню. Старый песчаник весь изъеден временем, скалы невысоки, много обломков – раскрошенных, наполовину обратившихся в песок. Тропинка узкая, она петляет и не торопит идущих. Хорошо: потому что надо успеть миновать открытое пространство, ещё немного – и дети смогут заметить ар-клари, прячущегося у хвоста их каменной рыбины, крадущегося к скалам. Михр юркнул в заросли колючего низкого кустарника. Теперь – проще. Можно двигаться достаточно быстро, не опасаясь каждого шороха смещённого камешка: детские голоса звучат громко, эхо в скалах подхватывает смех, играет с ним, а потом рассыпает пригоршнями бубенчиков над тёплой мелкой водой… Для надежности Михр поднялся чуть выше густой поросли кустарника, в которой заметил засаду. И замер, не желая чем-либо выдавать себя. Может, выр-убийца назначил человека наводчиком и ждёт от него сигнала? Это удобно, не надо сохнуть на солнце…

Вот уже на тропинке появились дети. Первыми шли два старших мальчика, они полагали себя ответственными за малышей: у одного при поясе имелся короткий нож, у второго малый плотницкий топорик. Оба несли перевязанные веревкой обрезки древесины, выделенные старшими для игры, для поделок. Дети осмотрели заводь, опустили свою ношу на песок, щурясь, из-под руки, глянули на море. За их спинами показались малыши. Трое усердно пыхтели, тащили сумки с инструментом для обработки древесины. Остальные двигались нестройной гурьбой, толкались и шумели, облепив Эгру. Только его короткие усы иногда и можно рассмотреть, мелькнут – и снова пропадут… Младшие размахивают руками, прыгают. Теперь видно, почему Эгру едва удается приметить: трое едут на выре верхом, четвертый уже сползает с хвоста, пищит и хохочет, а заодно жалуется. Не честно, спихнули очень уж быстро! А на головогрудь выр уже пристраивает нового седока, и все двигаются, и Эгра топорщит веер окончания хвоста, стараясь удержать всех на спине. И нет ему дела до законов, которые предлагают считать родней каждого оседлавшего хвост. Потому что детям нельзя запрещать играть так, как им нравится, если это никому не во вред… А может, Эгра сам уверен, что все в слободе – его семья?

– Вы меня сплющили, совсем, вот так! – жалуется он своим довольно высоким для выра, звонким голосом. – Отдыхать буду. Ох, устал.

Дети немедленно покинули спину Эгры, не споря: пусть отдыхает. Двое бегом бросились к воде, наполнили кожаные сумки и вернулись, облили выра. Ещё раз сбегали и снова облили. Воды в сумках было мало, зато усердия у поливальщиков хватало, и оно, кажется, лучше воды восстанавливало силы выра. Он привстал на лапах, огляделся.

– Тебе лучше? Тогда расскажи сказку! Пожалуйста, – вежливо попросила девочка лет шести в застиранном сером платьишке, неновом, но опрятном – обычном для детей зелёного города.

– Какую? – не оспорил просьбу выр. – Я уже почти все сказки Кима хорошо выговариваю, вот так! Про север, про большую волну, про…

– Новую! – та же девочка погладила ус выра и села на песок. – Свою.

– Опять новую? – насторожился Эгра. – Разве мы вчера закончили историю старой лодки и рыбака? Не могу быстро придумывать новые. Трудно. Вот так трудно, – выр повалился на бок и замер неподвижно, расслабленно.

– Но мы же все станем помогать тебе, – пообещал мальчик и сел рядом с девочкой, положив у самого уса выра кусок древесины.

– Все, обязательно, – зашумели дети, рассаживаясь.

Начали выкладывать полукругом у головогруди выра извлекаемые из сумок хитрые инструменты для кропотливой тонкой работы по дереву. Старшие принесли большие сумки и добавили пару топориков, ножи, нечто вроде шила. Ещё кто-то погладил ус, пообещал вылечить больного Эгру, утомленного придумыванием новых сказок. Выр выпустил на полную длину один глазной стебель, огляделся.

– Вот так сильно – не устали слушать? – уточнил он.

– Нет! Как можно… мы и купаться не пойдём, совсем даже, если без сказки. Мы тебя часто-часто поливать станем. Чтобы мысли размокли и ожили, – наперебой загомонили слушатели.

Эгра сдался, снова лег удобно, на брюхо, подтянул лапами обрезок древесины. Задумчиво его рассмотрел, покрутил, ощупал, удалил остатки коры.

– Жил-был рыбак, и лодка у него была старая, рассохшаяся. И жил он совсем один, бедняжка, – напомнил тонкий голосок. – Ты вчера начал историю. Потом рыбак захотел поймать необычную рыбину, говорящую, и загадать ей желание. Но случился шторм, а он был далеко от берега, и если бы не загонщик-выр, утонула бы старая лодка.

– Только про выра ты не успел рассказать, и вырезать его фигурку не успел, – добавил второй голос. – У него тоже было заветное желание. Это мы все помним. Только вот какое оно, ты не сказал.

Эгра провёл рукой над разложенными инструментами, выбрал годный нож и взялся за обработку дерева, иногда шёпотом повторяя любимую присказку: «Вот так я могу, вот так». Из крупного сучка постепенно проявлялся всё точнее и заметнее выр… Словно прятался там, сидел в засаде, прикрывшись ворохом стружки. Эгра теперь ловко и быстро эту стружку счищал…

Михр поймал себя на том, что тоже смотрит и ему – взрослому – интересно, хоть и нелепо в таком признаться. Что в движениях пальцев Эгры чудится неведомое колдовство. Только что лежал на песке обрубок толстого сука, бесполезная вещь. Разве для растопки годна такая, не более. Но, оказывается, внутри жил и ждал своего времени выр, чтобы явиться и помочь продолжить сказку… От мысли, что кто-то намерен испарить её окончательно и страшно, ар-клари скрутила холодная злость.

Эгра и его поделка, смысл сказки и возгласы детей более не занимали и малой доли внимания, все слова проходили мимо сознания. Михр следил за человеком в засаде. Тот как раз шевельнулся, сжимая в руке нечто маленькое и плоское. По скале вдали побежал яркий блик солнечного мышонка. Помнится, – невесть с чего скользнула по краю сознания мысль, – Ким называл блики «зайчиками». Что за зверь? Вернётся Ким, надо уточнить… Тогда уж наверняка будет время. Много времени…

В скалах зашуршало эхо движения. Близ заводи никто не удивился и не насторожился. Старшие иногда приходили, чтобы тоже послушать сказки. Правда, рановато – они обычно работают до самого заката, дел в слободе много, сплошная стройка… Эгра первым опознал в шуме поступь выра, но снова не удивился. Стражи тоже любили сказки.

– Вот и выр спешит, настоящий, – заверил он. – У него спросим о заветном желании.

Дети обрадовались, зашумели. Эгра, не прекращая работу, развернул один глаз к тропке, ожидая гостя. И тихо, испуганно булькнул, рассмотрев бегущего вниз по склону выра. Темно-бурого, с низко опущенными, расправленными в боевое положение клешнями.

Природное оружие выра было усилено сталью сабельных клинков, закреплённых на внешней боковой поверхности клешней. Михр покосился на скалу, проследил метнувшуюся от неё к берегу едва различимую тень. Прицелился, ещё раз проверил краску на иглах – белые, усыпляющие – и спустил оба крюка, всаживая заряд в основание шеи засадника. Тот коротко дернулся, проскреб пальцами камни, пытаясь то ли отползти, то ли дать знак выру – и замер. Точное попадание обездвиживает надежно. Правда, точку надо знать и целиться очень тщательно. На сей раз Михр остался доволен собой. Начал спускаться вниз, к месту засады, не отводя взгляда от несущегося по тропке бурого выра. Из игломета бить – далековато, – огорченно решил ар-клари. Боевого выра можно лишь раззадорить стрелкой, живучесть он растратит медленно, уснёт от отравы и то позже…

Эгра, вопреки всем ожиданиям, не сделал ни единой глупости, свойственной лишенным полноценного ума. Не испугался, не попытался убежать и не закричал. Даже не стал тратить время, разворачиваясь. Нашарил всеми руками заготовленный заранее для работы с деревом инструмент – два ножа, шило, топорик, шлифок, просто удачно легший в пальцы камень… И достаточно ловко бросил сразу все предметы в вооруженного выра. Повредить не надеялся. Но задержать рассчитывал.

Подействовало: нападающий затормозил всеми лапами, вскинул клешни, отбивая удары. Топорик скрипнул по камню, шлифок с шорохом ушёл в песок… Шило выр не отбил, оно пронзило глазной стебель, причиняя острую, мучительную боль. Выр окончательно обезумел, захрипел, яростно свистнул вытянутыми в боевые копья усами, укладывая их на спину, для удара.

Эгра использовал передышку с толком, распихивал детей в стороны и сам начал двигаться к скале. Он без устали подбирал и бросал все новые и новые камни. Заодно деловито подталкивая вверх, на уступ, самых маленьких и легких детишек, надеясь спасти их: по скалам не все выры взбираются быстро и сноровисто. К тому же каменное крошево способно проникнуть в стыки пластин панциря…

– Дети пусть идут, вот так, – громко твердил Эгра. – Мы выры, они ещё мальки. Они пусть идут! Домой! Слышишь, Канга?

– Я тебе больше не слуга, гнилое отродье, – задыхаясь от злобы, булькнул выр, выдрал шило, отбросил, мелкими шажками пошёл к Эгре. – Ты мягкотелый уродец. Они тоже. Всех порежу, сперва их, потом и тебя. Но сперва их. Так я хочу.

Он смотрел на Эгру всеми уцелевшими глазами, он двигался ближе, оставляя берег сбоку, вне поля зрения спинного глаза. Он задушено булькал и фыркал, отбивая слабые, но частые и меткие, удары камней.

Свистнули панцирные усы, нанося удар. Эгра успел отбить правый, подставив кожаную сумку. Левый принял на свою маленькую клешню, разрубленную мощным усом надвое… Убийца шумно перебрал лапами, снова заложил усы на спину. Он так явно предвкушал скорую расправу над Эгрой, что не глядел по сторонам. Выр умудрился не заметить Юту, огромного!

А Юта уже вырвался из воды, одолел полосу влажного песка и громко загудел, отвлекая бешеного выра на себя, и подобрал хвост для пружинного движения. Прежде подобный рывок мог осилить лишь могучий Шром, но князь полагал, что и ему подобное по силам: упереться в подходящий камень и одним движением, мгновенно, одолеть семь саженей, отделяющие от врага… Ведь нет времени, дети под ударом, от стальных сабель до их беспанцирных тел – менее сажени!

Бурый был боевым выром. В последний момент он смог оценить новую угрозу, попытался блокировать удар. Бесполезно хлестнул усом, ломая его о княжеский панцирь.

Бурый резко и ловко выпрямил левую клешню, вывернул её боком, сместился, пытаясь использовать преимущество стального клинка. Второй клинок начал атакующее движение, выр попытался рывком развернуться к берегу… Но там врага не было, Юта рушился на спину врага сверху, сминая его и не жалея собственного панциря. Обеими клешнями и руками князь Рафт блокировал клинки, рвал усы и выворачивал конечности врага. Он помнил, что детей надо сберегать в первую очередь. А бурый находился к ним слишком близко и любым движением мог покалечить, а то и убить, беззащитных беспанцирных…

– Живым его… – охнул Михр и зашипел от огорчения.

Вес Юты буквально вмял врага в скалы! Бурый панцирь звонко лопнул, тёмная кровь даже не брызнула, выплеснулась волной. Значит, – отрешенно подумал Михр, снимая с засадника пояс и скручивая ему же локти, – жить выру осталось считанные мгновения, разорвана главная брюшная полость, возле жабр.

Эгра, кажется, и это понял в единый миг. Пересилил страх, перемог боль в разорванной клешне. Качнулся вперед, к самым глазам умирающего.

– Кто приказал? – быстро спросил он. – Ты умрёшь, Канга, он будет радоваться, вот так. Неузнанный. Обманул тебя, вот так, совсем.

Что шепнул в ответ бурый, Михр не мог разобрать. Зато сам ар-клари добавил несколько слов, не в силах сдержаться. Юта всё сделал правильно, нельзя было рисковать детьми… Но почему за эту правильность приходится расплачиваться так дорого? Нельзя теперь получить самый главный ответ!

Ар-клари испытывал мрачную уверенность: выр не успел сообщить полного имени, просто не выговорил…

– Я слишком тяжёл, – сокрушенно признал Юта, высоко поднимаясь на лапах и осматривая, ощупывая усами свое брюхо. – Думал, под ним песок. Панцирь зароется, спружинит, но выдержит… А тут камни. Что за беда… Панцирь оказался слабоват у него. Тоже мне, боевой выр, одного моего удара не выдержал. Его, готов поклясться глубинами, и булавой вполсилы испытывали. Эгра, мы сильно перепугали вас всех? Мальки… То есть дети, я прошу прощения. Эгра…

– Эгра бы и сам прибил злодея, – почти без дрожи в голосе сообщила девочка, та самая, что выпрашивала сказку прежде прочих. – Мы знаем историю о капитане Эгре и гнилом мёртвом выре, в которого вселился дух спрута. Тот был страшный и сильный. Но капитан одолел его.

Уткнулась в бок Эгры, обняла его руку и неуверенно улыбнулась, гладя рассеченную клешню. Выр благодарно качнул усами, побрел к воде, смочить рану. Попросил детей набрать мха для перевязки. Младшие засуетились, шепотом обсуждая, как ловко их Эгра отбил удар уса и какой он смелый. В шесть лет страх мал, потому что и понимание происходящего невелико. Всё же дети почти невольно двигались подальше от тела, лежащего в луже буро-зелёной крови. Старались не глядеть на страшное и прятались от него, отгораживались важным и полезным делом – сбором мха…

Один из старших мальчиков выдохнул сквозь сжатые зубы. Дрожащей рукой отбросил нож и сел, закрывая лицо руками. Он-то вполне осознал, что стоял только что в полушаге от собственной смерти. Стоял с ножом, который не может ни помочь защитить младших, ни даже причинить серьезный ущерб врагу, хотя бы напоследок… Эгра промыл рану, огляделся, погладил по головам младших, похвалил: уже притащили мох.

– Все целы? Никто не проглотил язык, так вот? Идите сюда, в нашу рыбину. Надёжное место, далеко от гнильца, возле воды. Никто не плачет? Не надо, сейчас все сразу скажите: «Спасибо, ар Юта, вы помогли нам». Все скажите, хором, вот так. Потому что это, дети, сам Юта ар-Рафт, князь северных земель. Самый сильный выр. Вот как!

Эгра суетился, пристально рассматривал лица детей, гладил по рукам, успокаивал, чаще обычного повторял свое «вот так», все ещё не в силах до конца очнуться от пережитого. Его малышей пытались убить! И кто? Знакомый выр… Эгра отмахнулся усом от мыслей и продолжил говорить громко и внятно, успокаивая детей. Которым сейчас надо знать, что худшее позади:

– Юта первый на отмелях. Сядьте, вот так. Я расскажу о нем. Мох сюда, теперь замотать тканью, вот так.

– Не первый. Второй после Шрома, – отозвался Юта. Он убедился, что враг мёртв и уже ничего не скажет… От огорчения князь сник на песок, ещё раз для порядка ощупал свой брюшной панцирь, в двух местах слегка поврежденный сталью клинков. – С Ронгой ар-Рагом я не дрался. Может, я даже и третий, Ронга пока что быстро вырастет, он помоложе меня… Ты знал гнильца, Эгра?

– Да, он был стражем главного бассейна. Очень злой, вот так… – маленький выр поник и опустил усы. – Я боялся его. Он безумный. Не только теперь. Раньше тоже.

– Хоть этого лови бережно, – распорядился Михр, подтаскивая безвольное тело пособника убийцы к краю скалы и готовясь спустить вниз.

– Ловлю, – вздохнул Юта, двигаясь к скале и поднимая руки. – Понимаешь, я бы иначе не успел. Я плохо выбрал место для засады. Думал, дети сядут у самой воды. Ожидал, что убийца вменяемый, не понесется в атаку таким вот дурнем, с ходу… Ты глянь на его глаза! Спинной аж позеленел, тагга пропитала его насквозь. Этот выр вроде тантовой куклы: пустой внутри, нет мыслей. Только злость и жажда. Эгра, он назвал имя? Может, дети слышали?

– Сказал «ар», – серьезно сообщила девочка, шаг за шагом подбираясь к огромному серо-узорчатому выру. В руке она держала мох и прикидывала, как бы половчее взяться за лечение. – Я точно слышала: ар. Как он стукнул тебя клешней! Очень больно? Давай приложу мох.

Юта тяжело вздохнул, буркнул «спасибо», забрал мох и протёр панцирь в поврежденном месте. Попросил принести ещё мха, и обязательно смоченного в морской воде. Завалился на бок, позволяя себя лечить всем без исключения.

– Слово похожее. Но не совсем ар, – задумался Эгра. – Ему было трудно дышать, он хрипел «хрр-ссс-аа», примерно так. Смысла нет. Это не имя. Он вспомнил, что служил роду ар-Сарна и ему стало стыдно, вот так я думаю.

– Ну да. – Михр спрыгнул на песок, бросил кистень, оба ножа. Выбрал веревку и плотно связал ноги пленного. – Стыдно сделалось гнильцу, что не добил он тебя. Такой весь полнопанцирный, а только Эгра ему безнаказанно выколол глаз. Кстати: ты отбивался ловко, молодец.

– Перепугался я весь. Вот так… – смутился Эгра, показал усами, как дрожал и быстро оглядел детей: не плачет ли кто, не переживает ли слишком сильно. – Плохо быть мягкохвостым.

– Скажи лучше, где страж? Златоусый велел приставить к тебе выра-стража, – припомнил Юта.

– Не надо ругать его, мы попросили доставить большое бревно, – сник Эгра. – Меня сегодня надоумил один незнакомый плотник. Сказал: хорошо бы вырезать крупного выра, чтобы играть и по нему лазать. Обещал дать бревно, он был щедрый. Вот такое большое.

Эгра широко развел руки, виновато опустив усы. Михр хмыкнул, рывком приподнял пленника, показал его лицо Эгре. Спросил, похож ли на того доброго плотника? Выр сокрушенно согласился – он самый… Посоветовал резать узоры, сразу же выдал выру-стражу тросн, сказал, с какого склада в порту взять бревно. И ещё добавил, что лучше успеть до вечера, пока там знакомый человек на выдаче. Теперь страж гонит подарок вдоль берега, по воде, бережно и без спешки. Издали гонит, склад-то за портом, у северной оконечности столичной бухты.

– Злодеев охранять проще, – предположил Михр. – Им можно отказать даже в хлебе и воде… А тебе, ар Эгра, никто ни в чём не отказывает. Ты слишком добрый. Пожалуйста, больше не отпускай далеко своего стража. Ради детей. Мало ли в порту лоцманов и загонщиков рыбы! Любой согласится пригнать бревно. Тебе никто не откажет.

Юта вцепился всеми руками в тело мертвого выра и поволок его к берегу. Спихнул в глубину и нырнул сам. Довольно долго не появлялся на поверхности, потом выплыл один, выбрался на мокрый песок.

– Привалил камнями, пусть там пока хранится, не пугая своим видом детей. Лодка уже рядом. Дети! Я познакомлю вас с Ютти. Так зовут моего пса, он добрый и очень умный. Можно гладить по спине. Можно просить дать лапу. Нельзя дергать за хвост.

Выр указал клешней на море, бронзовое в лучах низкого, уже готового коснуться воды, солнца.

Лодка издали казалась черной. Она подходила все ближе, по воде скользила впереди тень, словно тянула суденышко к берегу, помогала гребцу. Ютти повизгивал на носу, часто вздрагивал хвостом… Почуяв мелководье, вопреки своим страхам прыгнул в воду и поплыл к берегу. Михр принял у гребца свои вещи, стал неторопливо одеваться, наблюдая, как дети толпятся вокруг Ютти, забыв свои страхи. Наперебой гладят, хором просят дать лапу и смеются, скармливая сытому, но вежливому псу завалявшийся в чьём-то кармане сухарик.

Вмешиваться было неловко, но и оставаться на берегу больше – неразумно. Михр поблагодарил гребца, уточнил его имя, пообещал день отдыха за усердный труд. Велел возвращаться в порт, без спешки. Охраннику, выбравшемуся на берег, приказал сторожить пленного. Сам подошел к Юте.

– Пленный спит, очнётся к ночи. Вряд ли он знает имя заказчика. Его, полагаю, нанимал убитый выр.

– Ютти поможет нам, – князь гордо поднял своего пса на руки и показал всем. – Он пойдёт по следу злого выра и приведет нас к тому, кто затеял гнилое дело.

Михр кивнул и в душе понадеялся: а вдруг и правда пёс сможет найти что, что стало вроде бы окончательно утраченной тайной после смерти выра-убийцы. Нет иного способа вызнать имя его нанимателя, хотя бы место встречи с ним, а если повезет, запах того, второго, выра. Ведь нет сомнений: гнилью зарос кто-то из клешнятых… Эгра боком подвинулся ближе к Михру.

– Я донесу пленного. Справлюсь, – тихо пообещал он. – Пусть Юта берет оружие, пусть детей охраняет, вот так.

Ар-клари привесил к поясу кистень, подобрал ножи и кивнул. Сумерки вот-вот сгустятся. Надо торопиться. Юта отнёс собаку к следу крови выра. Михр подозвал детей. Пересчитал и выстроил парами.

– Мы возвращаемся в город. Впереди пойдет Юта, за ним охранник. Если Юта удалится от тропы, если след выра уйдёт в скалы, вы все остановитесь и станете спокойно ждать возвращения ара. Замыкающим буду я. Эгра в середине, вы все с ним. Никто не отстает. Старшие идут последними и присматривают. Готовы?

Дети закивали, поправляя на плечах сумки: они уже собрали весь инструмент Эгры, нельзя ведь бросить столь ценное. Ютти тихонько взлаял и натянул верёвку, снова привязанную к его ошейнику: след свежий. Надежный. Юта двинулся по тропе вверх, его подвижные глаза так и метались, осматривая камни, скалы, трещины. Руки сжимали топорик и нож – вдруг найдется ещё враг в засаде?

Когда Эгра уже скрылся в скалах, когда сам Михр собрался покинуть заводь Счастливой Монеты, на воде вдали показался выр. Он плыл так быстро, как только мог, толкал огромное бревно… С ходу оно врезалось в песок берега и плотно увязло на отмели. Страж виновато, боком, подобрался к ар-клари. Поник усами, глянув на тёмное пятно вырьей крови. Опознал беду без всяких пояснений…

– Сам вырву усы. Моя вина, – расстроился выр. – Эгра хоть жив?

– Не его кровь. Усы не трогай, но впредь не удаляйся от охраняемого, что бы он ни говорил.

– Брэми, я запомню, но вы слишком добры, – чуть расстроился выр. – За такой грех стражу надо рвать усы. Были бы вы выром, вы могли бы вызвать меня на бой и потрепать, тем исполнив наказание. Ужасно для стража так провиниться. Легче принять боль, чем прощение.

– Позже разберёмся, – отмахнулся Михр. – Мы ещё не в столице. До ворот идти и идти. Будешь замыкающим. Следи, чтобы никто не отстал. Помогай детям, если они устанут.

– Исполню.

Михр кивнул, заторопился догонять детей, уже скрывшихся в скалах. По краю тропки пробрался вперед, к Юте. Убедился: пёс идет по следу всё так же уверенно. За очередным поворотом ненадолго остановился, покрутился, подбежал к скале, глянул вверх. Снова с сомнением покрутился, вынюхивая каменное крошево.

– Тут он сидел в засаде, – предположил Михр.

– На камнях плохо держится запах, выр был сухой, – согласился князь. – Отсюда след свежий. А сюда от города – более старый. Тот след затоптан детьми и Эгрой. Они прошли после гнильца. Но Ютти постарается. Он справится, у него нюх очень хороший. Очень!

Пёс, подтверждая надежды своего хозяина, снова натянул поводок и побежал в сторону города. Теперь он останавливался чаще и сомневался, но снова находил след, гордо лаял и ставил уши, вслушиваясь в хор похвал. Все дети радовались его успехам! Эгра вытянул глаза вверх и следил за каждым движением, пересказывал вслух подробности.

Михр беспокоился всё сильнее. Вот-вот от ворот подтянутся охранники и стражи-выры, придут страховать и оцеплять скалы. Окончательно затопчут след! Кто же знал днем, что окажется важнее всего вечером? Кто предполагал, что убийца сам станет рыбьим кормом так быстро… А надо было предполагать, зная норов князя Юты. Не имеет права ар-клари на беспечность, он же сегодня поступает неправильно с самого утра. Ему самому надо усы выдрать, как никудышному дознавателю.

Скалы остались позади, стали заметны городские ворота, не так далеко – за малой лощинкой, поросшей кустарником. От ворот уже двигались навстречу люди, заметили Юту, остановились. Ар-клари быстро показал знаками: там и ждать, не подходить ближе. Ютти опять бежал быстро, уверенно потявкивал. На мягкой земле и на траве след держался лучше. В самой низине пес юркнул с тропы под ветки колючего кустарника, натянул верёвку и от усердия заскрёб лапами, разбрасывая дерн: туда, скорее…

– К портовым воротам, – предположил Юта. Глянул на заросли. – Неглуп был гнилец. Человеку сквозь заросли и не продраться. Я прав?

– Ещё как, – поежился Михр, тронув шип на ветке. – Рубить надо, чтобы пройти.

– Мы с Ютти двинемся по следу. Ты – к воротам. Возьмёшь стражей и обойдешь вдоль стены, – предложил Юта. – Я пролезу тут, только глаза усердно поберегу, втяну.

Михр без возражений кивнул и прибавил шагу, не оглядываясь, не пытаясь проследить по хрусту веток движение прущего напролом Юты.

Идти было тяжело, ноги невесть с чего спотыкались… да чего уж, камень на душе лежал тяжёлый. Давил он так, словно пакости никчемного дня ещё не иссякли. С чего бы вдруг? Что давит, не желая обретать внятную, выраженную в здравых доводах, форму? Предчувствие? Не верит он в эту чушь. Тогда – догадка? Подозрение?

Что не так? Чего не желают видеть глаза?

Михр остановился и резко обернулся.

– Юта! Юта, назад!

След нырнул в заросли. Старый след, но именно тут он оказался внятным и таким удобным для выра. Между тем, в городе уже успели усвоить: у князя есть пёс, этот пёс умеет вынюхивать путь передвижения врага. Но все же выр пришёл в наглую, по суше. Не запутал след. Он надеялся остаться безнаказанным и уйти морем. Но след он оставил ещё до своей смерти. Не подумал прятать? Или и это – часть гнилого плана…

– Юта! – во весь голос рявкнул Михр.

В хрусте веток и шелесте жёстких листьев несущийся по следу выр не слышал даже такого громкого окрика. Он ещё молод, все молодые выры – азартны… Эгра подбежал и остановился рядом. Заглянул в лицо ар-клари, ничего не стал уточнять и пронзительно, длинно и переливчато, свистнул. Потом загудел, меняя тональность. Хруст веток прекратился.

– Я окликнул. Ещё очень просил стоять и не двигаться дальше, – задыхаясь, Эгра осел на траву. – Я правильно сделал?

Михр крикнул, подзывая людей и выров от ворот: уже рядом, должны расслышать. Сам без сил опустился рядом с Эгрой, благодарно кивнул. Мысли в голове предательски путались. Не пойти по следу быстро, немедленно – наверняка упустить заказчика. Но если он прав, если заросли небезопасны? Если затея с Эгрой – лишь ловушка, устроенная для самой крупной дичи в этой дикой охоте – для князя ар-Рафт? Его гибель в столице расколет хрупкий мир севера и юга. Добрые отношения семей ар-Бахта и ар-Рафт окажутся под ударом: златоусый сам назначил дознавателя и тем подверг его неоправданной угрозе. Знал ведь бешеный нрав Юты. Но не обеспечил должной охраной… Само собой, сгинет и ар-клари, он виноват, ясно при любых оправданиях. Того и гляди, Кух сядет на прежнее своё место и начнёт распоряжаться в городе…

Подбежали выры-стражи, сминая широкую полосу кустарника вдоль самой тропки. Отвлекли Михра от тревожного и бестолкового хода мыслей, лишённого надёжной опоры доказательств, похожего на панику… Которой ар-клари терпеть не мог и сам никогда прежде не допускал.

– Ара Юту видите?

– Нет, но примерно его расположение оценили, пока он ломился и ветки летели во все стороны, – пояснил один из стражей. – Проложить к нему тропу, брэми?

– Да, но осторожно. Не знаю, чего я опасаюсь, – виновато вздохнул Михр. – Просто не спешите и глядите по сторонам.

– Тут и без спешки работа невелика, – заверил тот же выр. – Мы пойдем двумя парами, брэми. Нас как раз четверо. Как подобает в донном охранении пойдем, ощупывая путь усами.

Выр коротко загудел, подал знак. Второй встал рядом, низко, к самой земле, опустил клешни. С хрустом поддел корни кустарника, рванул руками и отбросил в сторону. Михр заинтересованно потёр затылок. Пока не видишь выров в деле, порой и не знаешь, на что они способны… Дорожка возникала в зарослях непостижимо быстро. Пройдя десять саженей выры остановились на отдых, вторая пара подменила их, с тем же усердием корчуя и прорубаясь… Михр чуть постоял, наблюдая за стражами, отдал приказ своим людям, подошедшим от ворот, тащить пленного во дворец и глаз с него не сводить. Отрядил пятерых охранять детей. Пожал плечами и ступил на новую дорогу – широкую, гораздо шире тропки к бухте. До Юты он добрался прогулочным шагом, нога за ногу – зато без остановок, выры трудились в полную силу.

– Главный заговорщик уйдёт, пока мы тут топчемся! Ты враг мне, ведь я намерен его смять. Если бы не Эгра, ни за что бы не остановился, – сердито пробасил Юта. Усами он срубал кончики веток, вымещая на них раздражение. Чуть притих, нехотя повернулся к ар-клари. – Но малыш так свистел… Я побоялся, что он совсем выдохнется. В общем, я крепко зол, но я стою на месте и слушаю тебя.

– След мог быть оставлен специально для Ютти. Через заросли способен пробиться только ты. Безупречная ловушка… если она есть.

– Гнильцы хотели погубить моего пса? – ужаснулся Юта. Возмущенно клацнул клешнями. Осел на траву и вздохнул. – Погоди. Я успокоился, начал думать. Юта ар-Рафт – противник не по силам всяким там ночным убийцам. Если в открытом бою… В меня целили? Ты так решил, вижу. Да, случись дурное, братья были бы в бешенстве, мы настоящая родня, друг за друга стоим крепко. Шрону высказали бы немало гнилых слов, при всём уважении. Младший, Гата, и того хуже, отказался бы общаться с любым ар-Бахта. Тем более, в своё время Шром имел глупость смять панцирь нашему старому.

Юта поник и задумался, подозвал пса, погладил по ушам. Нехотя отдал ремень в руки одному из стражей. Попросил беречь собаку и не отпускать далеко вперёд. Обратил оба подвижных глаза к Эгре и осторожно подобравшемуся поближе к мелкому выру.

– Я невежливо кричал, – сипло сообщил тот. – Прости. Никогда раньше не говорил таких грубых слов, вот так… Я наслушался их от своего фальшивого брата. От того, от гнилого кланда.

– Погодите, так свист не просто команда или окрик? – удивился Михр. – Я знал, что вы общаетесь под поверхностью так называемым «водным голосом». Но есть и ещё один язык. Да вдобавок жесты… Зачем так сложно?

– Сложно? Кто бы говорил! Мы не краснеем и не бледнеем. Мы не потеем, не кусаем губы и не подмигиваем, – насмешливо фыркнул Юта. – Вы, люди, напридумывали куда как поболее нашего. Но ты прав, свист и гудение, как вы их слышите – язык. Эгра мне сказал: «Поприжми хвост и замри, гнилой ущербный недоумок». Очень на него не похоже. Я сперва остановился просто от удивления. Я почти разозлился… Это был хитрый ход, Эгра. Даже мудрый. Когда боевой выр моих размеров злится, он бежит в сторону обидчика, но никак не наоборот, от него.

– Давай ещё раз извинюсь, вот так, – виновато вздохнул Эгра, низко опуская усы и припадая к земле всем телом. – Это не мои слова. Просто вспомнил… я всегда обижался на них. Сильно-сильно. Хотя всё было правдой. Жил без света, в гротах, сам знаю – гнилой. Клешни вот какие, совсем ущербные. Теперь одна порвана, почти и нет её.

Маленький выр поник ещё ниже. Юта забеспокоился, перебрал лапами. Растеряв остатки раздражения, подбежал к Эгре и погладил его усы.

– Не будь ты первым среди ар-Сарна, посадил бы на хвост и назвал братом, – сообщил Юта. – Все хотят, чтобы в их семье жил сказочник. У нас такого нет. Появятся в море мальки, вмиг к тебе приплывут. Вот увидишь. Ты не ущербный, просто другой. Тот, кто говорил тебе гадости, сам был гнилец. Но ты ловко тормознул меня на полном ходу. Прежде это никому не удавалось.

Юта булькнул смехом, Эгра неуверенно взглянул на серо-узорчатого выра и приподнял усы. Сказочником его однажды называл Ким, самый интересный из людей. Увы – покинувший город, и надолго. Теперь то же имя предложил сам Юта. Впору гордиться…

– Я как сказочник извинюсь, – шепнул Эгра. – Про Ютти придумаю историю. И в дереве его изготовлю. Много раз: как сидит, как прыгает и как идёт по следу.

В отдалении жалобно взвизгнул пес, разговор прервался, Юта одним движением крутнулся на хвосте и буквально прыгнул вперед, на помощь приятелю. В считанные мгновения одолел двадцать саженей свежей корчёвки. И тихо булькнул, смешав в звуке гнев и настороженность. Ловушка… Здоровенная, на крупного выра. Ютти бежал первым, фальшивая трава, набросанная поверх ямы, выдержала его. Но усы стража разворошили слой веток основы укрытия, и пёс чуть не свалился в яму, удержался на краю на передних лапах и теперь скулил, цепляясь за качающиеся прутья, норовящие провернуться и спихнуть вниз.

Юта гибким усом подхватил пса и забросил себе на спину. Заглянул в яму. Длиной почти три сажени. И ширина такова же… Глубина немалая, сажень с лишним. На дне бревна с закрепленными в них основаниями стальных четырёхгранных кольев, имеющих локоть в длину. Мешанина цепей, готовых запутать жертву…

– Здесь и самострелы есть, ар, – опасливо уточнил страж, указал усом. – Насторожены на рывок цепей и на поворот брёвен. Глядите, вот, вот и ещё вот… На стенках глина, скользкие они.

– Колья наверняка смазаны ядом. Выроловка военного образца, – окончательно определился Юта. – Я читал о чём-то подобном в золотых книгах одного из замков, мне ар Шрон показывал. Помнится, Малёк копировал те книги. Вроде, добыл в замке ар-Капра…

– Что не доказывает ничего и не указывает на умысел. У кланда были свои интересы, его прихвостни по всем замкам прошлись, изучая книги, – напомнил Михр, склоняясь над ямой и рассматривая дно. – Юта, скоро я тронусь умом от подозрительности. Нам указывают на нового врага или это точно – враг? Я имею в виду выров ар-Капра. Или ар-Багга, они без сомнения знали и читали…

– Эгра, я сам вползу к тебе на хвост, – полушутливо пообещал Юта, заметив подбежавшего малыша. – Если бы не окрик… Я жизнью тебе обязан.

– Не мне, брэми Михру, – усы польщенного Эгры взлетели вверх. – Только у него нет хвоста, замка тоже… и ты его раздавишь, исполняя наш обычай вползания на хвост. Вот так!

Эгра гордо оглядел всех: его шутка понравилась, стражи, и те булькнули смехом. Маленький выр чуть постоял, наслаждаясь общим одобрением. Подвинулся ближе к Михру.

– Ар-клари, мне надо вести детей домой. Ночь уже близко, они испуганы и устали.

– Возьмите ещё одного стража в сопровождение, – отозвался Михр и жестом выбрал стража. – Юта, сам вставай вторым на корчевку. Мы идём дальше. Пусть гнилец, затеявший все пакости, наверняка успел сбежать, но мы сегодня разберемся по крайней мере, куда ведет этот след…

– Согласен, – отозвался Юта. Ещё раз осмотрел яму. – Если рыли даже два выра, всё равно день работы. Куда они выволокли землю?

– Людей наняли, показали поддельный тросн от хранителя ар-Багга или ещё от кого, просто дали денег, – отмахнулся Михр. – Гляди: вон уже и конец зарослей. Утром мои люди разберутся и выяснят, кого нанимали и кто распоряжался, опросят землекопов. Впрочем, я уверен: дело замкнётся все на тех же, на мёртвом выре и его пленном сообщнике. Бревна для дна выроловки они покупали на северном складе, полагаю. Оттуда же стражу Эгры пришлось гнать по воде «подарок»… Пускай Ютти по следу. Посмотрим, куда он выведет нас.

Юта обошёл яму по готовой раскорчевке, уже сделанной стражами. Погладил пса, опустил на землю. Подгрёб под самые руки и навис над ним, проверяя усами траву и кусты впереди. Ютти принюхался к следу, поскулил, жалуясь на замотанность и слабый запах. Покрутился, но потом всё же уверенно натянул веревку. Чтобы очень скоро снова жаловаться и прятать морду в лапах… След вывел к берегу моря и сгинул в волнах ленивого прибоя. Юта громко обозвал неизвестного врага трусом. Михр устало ссутулился, стражи возмущенно клацнули клешнями.

– Во дворец, – вздохнул ар-клари. – Допросим пленного, он уже должен прийти в себя. Опять же, надо навестить Куха. Если он ещё не сбежал.

– Моим приказом посажен под замок, княжеским, – возмутился Юта.

Замолчал, сунул ар-клари в руку короткие усы и побежал в сторону города. На спине пружинил лапами и потявкивал Ютти. Следом мчались стражи, не убирая клешней в мирное положение. Редкое по внушительности зрелище, даже для столицы. Дозорные на стене заметили издали. Опознали и отворили ворота, закрытые на ночь.

По городу бежали так же быстро. Ар-клари не понравилась гнетущая тишина, окутавшая после заката Усень. Пусто на улицах, во многих домах закрыты ставни. На перекрёстках зелёного города стоят группами охранники и с ними мастеровые, все настроены мрачно и решительно. Не иначе, история с нападением на Эгру уже известна.

Красный город и того безлюднее. А белый словно вымер, даже света в окнах нет… Здесь страха больше, чем где-либо. Одни опасаются, что им припомнят старые грехи, другие – что выплывут на поверхность новые. Стражи проводили до ворот дворца, качнули усами и убежали.

– Устал я, – булькнул Юта. – Мне казалось, что дознание куда как попроще боёв на отмелях. Зря. Весь панцирь ноет от сухости и мыслей, усы крутит от безответных вопросов. Не нащупали мы главных нитей заговора…

Помолчали, минуя арку и коридор, выводящие во внутренний двор. Спустились по ступеням и нырнули в нижние галереи, выводящие к допросным комнатам.

– Утром отдам клешневое крепление Дрофу и попрошу обойти всех кожевенников и кузнецов. Вдруг заказ исполнялся здесь, в столице, – зевнул Михр. Шагнул в небольшой зал и поклонился не без удивления. – Ар, и вам покоя нет сегодня?

Шрон указал рукой на кресло и мягкий лежак с коврами – места для ар-клари и Юты. Сам он расположился перед большой подставкой для книг и троснов и просматривал их, иногда делая пометки. Юта лёг, с интересом проследил, как слуги несут ужин и напитки. Готовят бадейки, ткани для обтирания панциря. Даже Ютти не забыт, ему выделили подстилку и поставили миски с водой и мясными обрезками.

– Эгра жив, – утвердительным тоном молвил Шрон, дав прибывшим утолить первый голод. – Ох-хо, большое дело, важное. И ты цел, торопыга ар-Рафт. Удачно. Я ждал вас. Опасался худшего, крепко опасался. Мне ещё до заката сказали, что Кух выбрался из-под замка. Тросн от семьи ар-Багга и три поручителя из числа знатных аров… охрана не могла ничего возразить, его вывели, важный он для кого-то. Весьма.

– Кто поручители? – заинтересовался Михр.

– Вот это интересно, – оживился Шрон. – Ар-Лимы, они с ума сошли от жажды мести, им всякий дознаватель угоден, если обещает казни и обвиняет выродёров. Тут-то всё ясно. Вторю подпись поставил молодой ар-Капра. – Шрон поднял руку, уговаривая Юту помолчать и не задавать вопросов. – Я говорил с их старым. Они сделали это по просьбе хранителя ар-Багга. Просто одолжение соседям, я верю, что именно так. И вот совсем неожиданно, третья подпись: от ар-Карса. Впрочем, их просто купили. Пятьсот кархонов золотом на месте и тросн на годовую поставку зелёного мрамора в столицу.

– Кто оплатил? – удивился Михр.

Шрон задумчиво шевельнул руками. Поближе подвинул кубок с таггой и отхлебнул немного. Убрал с подставки в ларец стопку троснов. Из второго похожего ларца добыл документ и показал ар-клари.

– Это список с подлинника. По всему выходит, что мы, выры ар-Бахта, заказали мрамор для зелёного города и выделили деньги. Подпись Сорга. Только она подделана, я знаю руку брата… Не вздыхай, ар-клари, и не мрачней. Это столица, она вроде гнилого болота при любой власти. Ты хотел найти все нити заговора в несколько дней? Зря. Я не рассчитывал на подобное. Зато я теперь нащупал много интересного… Кто с кем общался и кто чего опасается. В деле есть посредник, вот что я знаю точно. Ар-Багга имя ему, я называю весь род, там братья как на побор… кроме одного молодого, пожалуй. В целом же семья изрядно заляпана грязью, попорчена гнилью. Но пока нет доказательств, чтобы открыто и явно сминать их.

– Как же заговор? – почти жалобно уточнил Юта.

– Исполнителя у них более нет. Выров убивать некому пока что, и это надолго… Хвостовую пластину выра-убийцы выставим на главной площади. Вот и всё… Прочее будет делаться тихо, медленно. Не люблю я спешки, ох-хо. Думать надо, сопоставлять и осторожно дёргать за ниточки, иначе они рвутся. Вы вон, – Шрон повел глазами, наметив этим движением укоризну, – многовато порвали ниток. Иначе было и нельзя, но когда они трещат, тогда слишком уж многие умирают, увы. Завтра, послезавтра и во все последующие дни, покуда не управишься, ты князь Юта, со своим псом станешь гулять по городу. Такова моя воля. Пусть Ютти обнюхает все улицы и каналы. Чёрной тагги в столице более не должно производиться.

Шрон ещё помолчал, благосклонно глянул на Ютти.

– Псов желательно завезти в столицу, приписать к охране города, хранителя ар-Рафтов попрошу выделить собачьих мальков для Усени. Михр, и ещё дело. Составь список всех выродёров… бывших. Без обид и без притеснения. Просто пусть знают, что они на учете.

– И наставников в выродёрстве тоже, тех, кто злее всех был верен кланду, – добавил Михр.

– Хорошо сказал, мысль весомая, донная. Их тоже, и Куха – первым номером. Покушал?

– Да, спасибо.

– Вот тросн. Куха тащите сюда, немедленно, таков мой прямой приказ. С его поимкой основное дознание буду считать исчерпанным.

– Я хотел клешневое крепление… – начал Михр.

– Уже показали рисунок, я как подержал в руках эту вещицу, сразу задумался. Полез в книги, нашёл описание, передал стражу. Всё проверено. В зелёном городе исполнен заказ, – тихо отозвался Шрон. – Заказчик же – Кух. Так что ищите его срочно… если ещё не поздно.

Михр поднялся, ощущая приятную сытость, слегка мешающую работе ума и расторопности ног. Солнце давно закатилось, и снова на ночь приходится наиболее значимое дело. Дома опять попусту ждут. А ведь – ждут дома, ждут… Ар-клари потёр затылок, тряхнул головой, отгоняя бессмысленные и бесполезные рассуждения, навеянные усталостью. Поклонился Шрону и пошёл из зала, коридорами, во внутренний двор замка, оттуда – в казарму. Поднял людей.

Сперва, само собой, следует проверить дом Куха и взять под наблюдение все ворота города, – думал Михр на ходу. Если перечисленное не поможет… Тогда, пожалуй, к нищим на поклон.

Два десятка воинов охраны дворца и два выра-стража ждали Михра во дворе – его личный отряд. Юта сонно наблюдал за ними, убрав лапы под брюхо и даже не шевеля усами.

– Неужели и ты устал? – заподозрил Михр, взбираясь в седло рослого пегого страфа.

– Есть немножко, – согласился Юта, вскакивая на лапы и бодро пристраиваясь рядом с верховым. – Но я уже отдохнул. Мне ли жаловаться! Шрон старый, но работает за троих. Когда я думаю о нем, я коплю бодрость. Ох-хо!

В исполнении Юты характерный оборот речи златоусого стал похож на боевой клич. Страфы заволновались, выры одобрительно хлестнули себя усами. Михр короче подобрал повод и направил пегого к дворцовым воротам. Впереди ехали двое охранников с закрытыми в стекло масляными светильниками. Следом – старший двадцатки. Михр уточнил, знает ли тот дом Куха.

От ворот приняли резвой побежью, выры цокали по камням замыкающими. Юта раздобыл себе фонарь и, забыв недавнюю усталость, вносил в движение сумятицу и разнобой. То смещался к хвосту отряда, то помогал передовым воинам поярче высветить дорогу.

Кух жил в богатом двухъярусном доме у самой стены красного города. Имелись за солидной кованой оградой и собственный парк с прудиком и беседкой, и отдельно стоящие подсобы – загоны, склад, дом слуг. От ворот к особняку вела мощёная плитами дорожка, перед главным крыльцом имелся цветник. В тенях листвы возмущённо клокотали два отпущенных на ночь в парк рыжих страфа, обученные охранять свои владения. Обычно такая охрана вполне надежна. Но, завидев издали Юту, прущего на ворота с лампой в руках, псом на спине и своим басовитым «ох-хо», страфы сочли за лучшее не вмешиваться и переждать нашествие в дальнем углу парка. В конце концов, они зноймской породы, мелкие и не боевые в исконном понимании слова, то есть взрослому полнопанцирному выру никак не могут заступить дорогу…

Михр спешился у парадной двери, удивленно хмыкнул: навстречу выглянул пожилой благообразный сторож. Поклонился, подслеповато оглядел гостей, уделяя особое внимание Ютти.

– Дома хозяин? – без особой надежды спросил Михр.

– Вроде как и да, – привратник вышел на ступеньки, держа в одной руке светильник, а во второй – связку ключей. – Только не в этом доме, брэми. Они ж как изволят? Гнуси какой напиться, драку учинить, баб притащить в город – ни-ни! Или ежели хвост им кто прищемит, вот как вы, так мне думается. Или делишки свои ночные приделать – все не тут… Здесь у них пристойно и чинно. Соседи – знать бурых кровей, почти что выры… купцы наипервейшие.

– Вам здесь скучно одному, брэми, – посочувствовал Михр.

Привратник кивнул, щурясь с хитринкой. Мол, где хозяин, знаю. Только если сразу скажу, сам ничего нового не выясню, скуку ничуть не развею… И пользы не получу.

– Второй месяц они не бывают тут, тоска, – вздохнул привратник. – Если я верно разбираю перемены в городе, дом вот-вот поставят в продажу. Значит, я и думаю: не нужен ли толковый человек вам? Прямо скажу, я не молод, место подыскать сложно, а к столице привычка имеется. Мне бы при архиве каком, или парками распоряжаться, или стойлами страфьми. В том я всё понимаю. При курьерских птицах по молодости…

– Во дворце наверняка есть хоть одно интересное место, – сократил переговоры Михр. – Вот вам моя личная бляха. Садитесь, пишите всё, что следует честному столичному жителю вспомнить про преступного и разыскиваемого Куха. Как закончите, вас проводят во дворец, прямиком к ар-тиалу. Насколько я знаю, парки пока что весьма неухожены.

– С вами приятно побеседовать, – оживился привратник. – Про преступного я напишу всё, раз такое дело. Он за три недели мне оплату задолжал, гнилец… Страфов на свои денежки кормлю, им ведь не объяснишь, что хозяин бросил нас. Может, учтете при описи имущества: задолжал он мне, я готов страфов в оплату…

– Учту, если мы быстро перейдём к делу.

– Вам прямиком до озерных ворот, далее вёрст пять, – быстро и деловито заговорил привратник. – Вы не подумайте, я никому не говорил, и место это тайное, я вызнал случаем, прочие о том доме ничего и не ведают. Особняк называется «Приречье», хозяина величают брэми Бурдм, но никак не Кух. Причал у него свой на озере, ваши ары должны бы приглядеть с воды, чтобы злодей не скрылся. Дом приметный, белого камня. С высокой крышей из листовой меди. Дорога к нему тоже легко найдётся, далее она к зимней усадьбе аров семьи Багга выводит, всякий охранник её знает.

Михр кивнул, жестом оставил в особняке десяток охраны. Развернул пегого и полным ходом направил к городским воротам. Стражи с шумом нырнули в канал, чтобы добраться до особняка с воды, как и советовал говорливый привратник. Юта проводил выров взглядом и занял место замыкающего в ополовиненном составе отряда. Бежал резво и молча, даже сделал знак псу, запрещая лаять. Значит, снова князь Рафт надеялся, как и сам ар-клари: в тайном своем доме Кух мог и задержаться…

Зеленоватый тонкий месяц светил всё так же, без счёта рассыпал серебро по Омуту Слёз. Весна скоро настанет, дожди иссякли, небо чистое, все усеяно росой звезд… Глядеть бы да радоваться. Вон, на воде три лодки большие, прогулочные. Богатые брэми развлекаются, слышны голоса, музыка, женский смех. Михр стегнул пегого по перьям. Увы, не до отдыха. Сплошная беготня. У ворот ар-клари взял второй десяток охраны, уточнил, не выходил ли кто в ночь из города, не было ли шума поблизости – вот единственная передышка. Шума не было… У северных пригородов слава тишайших и благополучных окраин столицы. Земля на берегу озера стоит дорого, люди тут селятся неслучайные, вскладчину нанимают дополнительную охрану. За оградами и пьют, и гуляют, но только там, у себя, внешне же все безупречно.

В особняке с незатейливым названием «Приречье» горел свет. Это стало заметно издали, и Юта обрадовался, наддал, обгоняя страфов и азартно пощёлкивая клешнями. Он желал исправить оплошность дня и взять врага живым. Первым добрался до ворот – приоткрытых… Оглядел парк, не заметил сторожевых страфов и подрастерял пыл. Дождался Михра.

– Свет горит, привратника нет, дело нечисто, – вслух озвучил он подозрения.

– Поставлю людей под окна и к чёрному ходу, подожди немного, – велел ар-клари. – Страже выров свистни: как у них?

– Есть след на воде: лодка недавно отошла от берега. Преследовать?

– Да, но осторожно. Привести назад, по возможности не пугая людей.

Юта едва слышно, очень тонко, засвистел. Вслушался в тишину, не дающую, по мнению ар-клари, отклика. Уверенно качнул усами: приказ поняли и приняли, исполняют. От окон махнули охранники, подтверждая, что все на местах. Михр взвел игломёт, поудобнее переместил длинный нож на поясе и открыл дверь. Вслушался в звуки дома. Точнее – в тишину, не обещающую ничего хорошего. Вряд ли Кух задержался здесь… Хотя наверняка был в особняке ещё вечером.

Ар-клари обошёл помещения первого яруса и двинулся по лестнице на второй, Юта бежал следом, держа лампу высоко и освещая ступени. Ютти беспокойно поскуливал и забивался под брюхо хозяина. В коридоре второго яруса он приостановился, поджал лапу и замер. Вздыбил шерсть на загривке, молча оскалил свою некрупную пасть. Уверенным шагом направился по галерее ко второй двери от лестницы и далее – через большую залу, к окнам. Михр мельком отметил: все стены закрыты полками с троснами и пергаментами, возле дальней – большой рабочий стол, рядом малый, с напитками. Окно высокое, закрыто богатой занавесью с множеством сборок.

Пес зарычал, припал к ковру и стал красться к занавеси, всё шире скаля пасть. Резко, неожиданно прыгнул… Занавесь качнулась, сухо щелкнул спуск игломёта. Пёс взвизгнул, Юта зарычал – такого звука от выра Михр ещё не слышал, но сразу отпрянул и присел, понимая, что будет дальше. Свистнул в полную силу ус, разрубая штору и всё, что было за ней. Второй ударил выше, наискось, расчищая весь оконный прем. Посыпались клочья ткани, зазвенели стекла, щепки с треском впились в стены… В голос заорал человек, тупо глядя на свою руку, лежащую на ковре и по-прежнему сжимающую игломёт.

– Ютти, – шептал князь. Не обращая более внимания на происходящее в зале, он склонился над псом, огораживая его от бед всеми руками. – Ютти, дружок… Ты везучий, в ухо игла попала, не страшно. Сейчас вытащу её и кусай гнильца, сколько хочешь.

Михр усмехнулся, не оспаривая утверждения. Человек, прятавшийся за шторой, всё ещё кричал. Опустился на колени и нелепо, бессмысленно, пытался подобрать отсечённую руку. Словно её можно приставить на место. Михр пнул наконец-то потерявшего сознание стрелка в плечо, поворачивая лицом верх. Добыл из своих запасов узкий кожаный шнур, перетянул короткую культю, срезанную у самого плеча. Подобрал брошенную Ютой у двери лампу и вернулся.

– Знакомый гнилец, – мрачно усмехнулся ар-клари. – Вторую ночь норовит встать нам поперёк дороги. Судьба…

– Надо было рубить по шее, – зло огрызнулся Юта. – Зачем я удержал себя? Он не стоит того. Он пытался убить моего пса!

– Обыкновенная паника, не убить, а испугать. Надеялся нас задержать и сбежать, – поправил Михр. – Он научился бояться тебя ещё по вчерашней встрече. И не зря. Ты одним движением исполнил наказание за воровство и довел до совершенства его кличку. Клешня – тот, у кого одна рука… сохранившая свою особую примету.

Юта, не отпуская пса с рук, приблизился и рассмотрел вора. Рассердился ещё сильнее, булькнул, даже заложил усы в боевое положение.

– Гнилец! Он и прочие обещали тебе, что не полезут в наши дела, что никогда не станут связываться с вырами или против…

– Пока я не вижу нарушения слова с их стороны, – вздохнул Михр. – Они ждали Куха и наверняка имели к нему старые счёты. Что не удивительно… Клешня всего лишь безмозглый прихвостень и старший охранник того, кто умеет думать и отдаёт приказы. Он должен был, полагаю, замести следы или вовсе – поджечь дом. Но сперва решил обогатиться. Нас не ждал, окрестности проверены ещё с вечера, как мне думается.

Михр прошёл к столику с напитками и поднял вместительную емкость дорогого тёмного стекла. Показал выру: ополовинена. Демонстративно принюхался. Юта опустил усы и восхищенно всплеснул верхними руками.

– Ты славный дознаватель! Да он же пьян, нет сомнений… Погоди, Кух у воров? Мы его нашли?

– Скоро узнаем, – предположил Михр. – Если от причала отошла именно их лодка, то стражи пригонят её обратно.

Юта сунул пса другу и метнулся вниз, прямо через окно в парк. С грохотом рухнул всей броней на дорожку и бросился прямиком к причалу, шумно нырнул – помогать стражам и первым выяснять, цел ли Кух. Михр погладил скулящего пса, прихватил лампу, сел на ковер подальше от осколков стекла. Раскрыл свой плоский походный ларец с лекарствами. Промыл порванное иглой ухо, присыпал рану порошком айры пополам с подорожником. Подождал немного, убедился, что кровь удалось остановить. Принёс для Ютти подушку – толстую, с дорогой вышивкой. Устроил собаку на отдых и пошёл вдоль полок, зевая, моргая, вполголоса уговаривая себя взбодриться, а заодно рассматривая тросны и пергаменты. В тёмном дальнем углу они оказались свалены кучей, пустая полка выглядела неуместно. Пришлось нести лампу и глядеть внимательнее. Как и ожидалось, за полкой нашёлся тайник. Большой. И в нем прежде помещался ларец, который теперь имел сломанную крышку и валялся на полу перевернутым. Конечно же, он был пуст.

– Если тайник указал сам Кух, полуарха не дам за его жизнь, – грустно шепнул Михр.

Вернулся к Ютти и сел рядом. Сердито растёр затылок. Спать хотелось отчаянно. От бессилия возникало тупое и нелепое намерение поджечь дом и хоть так закончить дело Куха. Трудно быть ар-клари в столице! Он здесь всего месяц, если считать по-честному, от устройства семьи во дворце. Он едва успел выучить имена своих людей, названия основных улиц и каналов, привыкнуть к обилию знати и разобраться, кто с кем и против кого… Он опаздывает постоянно, понимая, что вина тому – не глупости и нерасторопность, но отсутствие опыта, нужных людей и просто понимания скрытой от глаз жизни столицы… Только никто не даёт времени учиться. Спасибо, ар Шрон умён и прощает недоработки, сам помогает и защищает от нападок иных выров. Втолковывает: надо дать время новому ар-клари… Зато Кух знает Усень до последнего камня, тем и угодил ар-Лимам. И не только он накопил опыт жизни в городе! Воры тоже показали прыть, завидную… Вот и сиди, ар-клари, гладь уши доброму псу и ищи у него сочувствия. Ты снова пришёл к цели вторым. Но ты стал капельку больше знать о своем городе. Нет, не надо обижать богов. Какую там капельку! Последние два дня дали целое озеро новостей, сведений, связей, людей, мыслей… Ещё бы заполучить время и отдохнуть, отоспаться, обдумать. Михр зевнул, снова погладил Ютти.

– Везучие мы с князем. Он жив, ты жив… и я тоже. Лежи, отдыхай. Пойду свяжу гнильца. Везение везением, но надо и самому прилагать усилия.

Накрепко скрутив Клешню, ар-клари позвал охранника. Приказал сторожить зал и улёгся на диване, надеясь хоть немного отдохнуть. Заснул он мгновенно. Сон оказался тёмным и вязким, как загадочные глубины исконного вырьего мира… Откуда Михра грубо вырвал Юта. С грохотом ввалился в зал, встряхнул за плечи и стал кричать в ухо. Неутомимый, вот беда для подданных, – устало предположил Михр, открывая глаза.

– Я нашёл его! Я откачал его! – восторженно гудел Юта. – Не утоп, гнилец. Такие всегда за жизнь цепляются крепче, чем порядочные люди и выры. Казалось бы, зачем? В его-то положении…

Юта поддел ар-клари под руку и поволок из зала прочь, по лестнице к выходу из дома, в парк. Указал на лежащего без движения в изрядной луже воды Куха. Жалкого, сильно избитого, в изодранной одежде, со следами пристрастного допроса на теле. Рядом понуро молчал второй вор, знакомый Михру по встрече в доме Скрипа.

– Что вы желали узнать? – прямо спросил Михр. – Я ведь спросил вчера, есть ли у вас общие дела. И вы…

– Вчера именно вы, брэми, навели нас на мысль о наличии таких общих дел, – поморщился вор. – Вы спросили, мог ли он знать, где и кем сберегается золото. Мы провели проверку.

– В лодке здоровенный мешок золота, – вмешался в разговор Юта, пританцовывая на лапах. – Принести?

– Не надо пока что, – задумался Михр. – Я пытаюсь понять, нарушен ли наш договор.

– Мы не имели дел с вырами, наши люди не замешаны в событиях сегодняшнего дня. Кух…

– … и есть посредник выров, заказчик убийства курьера, – закончил фразу Михр. – Вы нарушили договор, сами того не ведая. С другой стороны, если бы вы не поймали гнильца и не задержали здесь, я не успел бы выследить его. Верно я понимаю: всё ваше золото нашлось. Треть Кух отсыпал себе и припрятал в тайнике?

– Точно так.

– Что вы ещё спрашивали у него и что он ответил? – Михр с трудом сдержал зевоту. – Куда хотел скрыться, искал ли помощи?

– В столицу не собирался возвращаться до зимы. Пока не понял, что мы знаем о золоте, просил довезти его тайком до Синги, сулил щедрую оплату. Утверждал, что его покровитель могуч, что златоусый Шрон долго в столице не просидит, что при новом кланде он будет первым среди людей. Ещё говорил, что вы понятия не имеете, с какими силами взялись спорить. – Вор усмехнулся. – Остальные разговоры вам не будут интересны. Угрожал, потом умолял. Клешня глуп, но исполнителен. Он умеет развязывать язык самым упрямым. Жаль терять такого мастера.

– Да забирайте, – разрешил Михр. – Мы застали его на воровстве. За что и наказали в соответствии с законом. Учтите, если вы испортите мне ещё одну ночь, всем договорам конец. Они мне и так противны.

– С вами едва ли можно договариваться, – вздохнул вор. – Но, как показывает дело, такой удобный и сговорчивый Кух на поверку ещё ненадежнее. Заверяю вас, выры будут жить в своих особняках весь год очень и очень спокойно, брэми. И наши тросны станут несколько… содержательнее.

Михр кивнул и побрёл к особняку. Следом топал Юта, сердился, требовал наказать гнильца, стрелявшего в собаку. Охранники уже закладывали двуколку и выводили сытых хозяйских страфов из стойл, готовясь перевезти бессознательного, едва живого Куха, в подвалы дворца. Ар-клари занял место в седле, ссутулился и погнал своего пегого к городу.

– Странное дознание, – пожаловался Юта, догнав друга и пристроившись рядом. Пёс снова сидел на его спине. – Мы всё выяснили для воров. Мы очистили имя Красавчика, существа никчемного, даже я это вижу. Мы закроем производство чёрной тагги. Столько дел, и все побочные! Главный вопрос так и остался в глубине, в тени… Кому служит Кух?

– Он если и скажет, не скоро, – поддержал Михр идею провала дознания. – Едва жив, лекаря надо искать, лучшего. Тьфу, гадость! Я обязан тратить силы на спасение гнилого без остатка гнильца… Криво устроена жизнь. Однако же кое-что меня радует. Завтра отосплюсь с полным правом.

– Обедаем в трактире, магра для всех, угощаю, – напомнил Юта самым княжеским тоном. – Женщин тоже приглашаю. Твою жену и жену Скрипа.

Михр кое-как нашёл силы поблагодарить. Потом изыскал ещё немного сил, чтобы поговорить с ар-тиалом по поводу привратника Куха, вызвать лекаря, дать иные неотложные указания. Наконец, едва держась на ногах, добрался до своих покоев. Жена снова, как и вчера, спала в кресле, неловко свернувшись и поджав босые ноги. На полу стояли новенькие башмачки, нарядные и пока что не вполне удачно сидящие по ноге. Михр устроился возле кресла и тронул мозоль возле мизинца. Провёл пальцем по узору платья, тоже купленного сегодня, городского и вполне удачного. Не иначе, жена Скрипа помогла с выбором. Надо же: умудрилась-таки подарить браслет северной работы. Не из числа своих вещей, новый.

Жена проснулась, суетливо вскинулась – вон как устал кормилец, серый весь. Указала на стол: там ужин, брусничная настойка тоже заготовлена.

– Я приметил тебя, выбрал, сговорился с твоим отцом, приволок за косу в дом, не спрашивая ничего… – задумался Михр. – Не жалею, всё вышло по-моему и меня устраивает. Одного не пойму: ты всё же меня больше боишься, уважаешь или ещё что накопилось меж нами? Молчишь и молчишь… Сам так хотел, чтобы не перечила, в прошлое моё не лезла. В доме не шумела и горлом правду свою, бабью, не отстаивала…

Ар-клари зевнул, с хрустом потянулся, побрёл к столу. Жена торопливо налила в чашку настойки. Подала, подхватила под руку, чтобы за стол усадить. Наваристый мясной суп был ещё теплым, пирожки с ягодами – тоже. Михр ел, зевал и хмурился, пытаясь одновременно жевать и хвалить вкус. Жена сидела напротив, подперев рукой щеку, и жалостливо глядела, до чего заботы довели родимого. Невесть что городит. Он выбрал, он сговорился… Один и был на всю округу настоящий мужик, глянет – уже сердце заходится. Работящий, с достатком, собой хорош, пить так и вовсе не пил. Уж что только девки не придумывали, набиваясь в жёны.

Ну вот: всё съел, подчистую… Голодом морили полный день, не иначе. А ведь в городе, оказывается, трактиры на каждом шагу! С утра в них пьянь гуляет, вечером и работящие мужики подтягиваются отдохнуть. Чем можно так извести человека, чтобы он носился курьерским страфом мимо всех трактиров? Отощал за месяц, щёк так и вовсе нет более… Жена тяжело вздохнула, добыла из вороха теплых тряпок чугунок с мелкими варениками в козьей сметане, начиненными грибками да луком. До чего в городе дорогая сметана! Два арха за маленький кувшинчик… Деньги-то теперь, странное дело, можно и не считать, хватает их. Но привычка осталась. Как и страх перед мужем. Ни разу голоса не повысил. Ни разу не обозвал как следует и за косу не оттаскал. Словно неродная. Сосед в деревне вон – крепко любил жену, ревновал по пьяни, под праздник поводом биглевой упряжи порол для острастки. А Михр вроде и не замечет… Молчаливый. Весь в делах. Один раз только – теперь – и удосужился задать вопрос. Значит, всё же прикипела к душе…

– Накопилось, – потупясь и дергая передник, ответила жена.

Михр дожевал последний вареник, сонно морща лоб и вспоминая вопрос. Потёр затылок, заинтересованно прищурился. Уточнил, нагрета ли вода помыться. Само собой, всё готово…

– Раз накопилось, – продолжил он содержательный разговор, – тогда завтра сделаю, как Юта уговаривал, поведу тебя в трактир. Магру пробовать.

– Что за кушанье? – насторожилась жена. – Не знаю такого.

– Так твоё дело не готовить, а есть! – развеселился Михр. – Понимаешь? Тебе будут подавать и угождать. Настойки наливать и подбавлять сметанки. А ты сиди, кушай и привыкай, княгиня, что подают тебе. Пора уж учиться слуг держать в узде, мало ли, как сложится. Привыкай распоряжаться.

– Я – распоряжаться? – удивилась такой мысли жена. Тихонько засмеялась, прикрывая губы ладонью. – Ох, всё в городе навыворот. Мне сметанки… И подавать.

– Разбудишь до полудня, – буркнул Михр, вставая и направляясь в соседнюю комнату, где всегда готовы бочка с водой и полотенца для мойки. – Накопилось… Может, на рынок сходим до обеда-то, платок тебе куплю или ещё какую глупость бабью, чтоб наряжаться.