Серо-узорчатый выр размеров Юты ар-Рафта уже сам по себе заметен издали и привлекает внимание. Герб, нанесенный на хвостовую пластину, люди успели запомнить. Замков не так много, семнадцать. Столько же и гербов, обозначающих не просто семьи, но владельцев земель… Даже среди них Рафты значимы и уважаемы. Негласно их именуют теперь хозяевами севера. Юта знал и сплетни, и настоящее положение дел, для него, как он полагал – невеселое…

Сплавал домой – и что? Прямо в порту, под стенами родного замка, встретили хмурые, изрядно сердитые оружейники. С ними и мастера рудного дела. Всем своим гудящим хором потребовали именоваться князем… Старший любимый брат, хранитель замка, стоял молча и, неловко такое предположить, был вполне доволен: не его люди впрягают в хомут власти. Гата, младший, тот ехидствовал откровенно, шевелил усами и с трудом сдерживал булькающий смех. За что и поплатился. Сидит теперь во дворце, названный ар-клари и обязанный исполнять все дела князя в отсутствие Юты, ловко сбежавшего в Усень. Не навсегда, само собой – но хоть на время, прийти в себя от произошедшего и обдумать внезапно свалившийся на панцирь княжеский титул. Со Шроном обсудить. Если получится – так ещё с Кимом, Ларной, Марницей. Они – люди. Им виднее, как управлять берегом и должно ли выру брать на себя такое дело.

Юта поднимался от порта через зелёный город, радуясь его быстрому очищению от гнили. Ангра, весенний сезон с древний названием, грянет через неделю, а с ним и праздник, первый общий для людей и выров… Он, Юта, не был в Усени всего-то месяц. Но вода не пахнет нечистотами, наслоения со стенок и дна каналов удалены. Деревянные временные настилы накрывают улицы. Раздавленные скорлупки старых лачуг вывозятся, на их месте поднимаются новые дома. Город вырос из негодного гнилого панциря прошлого. И обживает новый – попросторнее и покрасивее.

Несколько раз люди окликали: мастеровые в зелёном городе как-то на редкость мирно настроены к вырам, страха или излишней почтительности не ведают. «Эй, северный ар, пособи!» – кричали они. И просили перебросить тяжёлое бревно через канал или уложить блоки в основание дома. Потому что ему такое дело, при его росте и возможностях – одно усилие клешней и рук. Людям же – полный день тяжёлой работы… Более всего Юту забавляло то, что люди платили за помощь. Всякий раз старший мастер на постройке дома с прямой и чуть грубоватой деловитостью нижнего, рабочего, города, подходил, глядел на уложенные блоки и бревна, кивал. Бормотал нечто вроде: «без правки годно», или «ещё рычагами двигать, за то сбавлю денежку». И, не слушая отговорок, считал медь или серебро. Состоятельность и титул выра, вызванного помогать на стройке, для мастера значили, видимо, совсем уж мало. Главное – размер клешней, сила лап и качество работы.

Юта до вступления в красный город обогатился без малого на три кархона в пересчёте на золото. Пришёл в наилучшее настроение и даже позволили себе задержаться в последнем трактире перед сменой цвета мостовой. Польстился на название – «Зелёный берег».

Постройка была совсем новенькой. Приятно пахло свежими сосновыми стружками, которые ещё сметали щётками с только-только доделываемого бокового крылечка. Юта воспользовался главным входом, устроенным удобно и пока что непривычно несколько: на новый лад. Дверь широка, в две створки, разрезанные ещё и продольно на верхнюю и нижнюю части. Внизу на левой нарисован оттиск суставчатой руки выра, вверху на правой – ладони человека. Юта толкнул слева, открылись лишь нижние доли дверей. Зато обеих… Трактирщик, крупный краснощекий мужик в зелёном переднике с вышивкой береговой линии столичной бухты, гордо подбоченился.

– В первый день работы ко мне бежит здоровущий выр! Добрый знак! Пособи бочку вон ту подвинуть, а?

– На память о добром знаке? – прогудел Юта, безропотно двигая бочку.

– Да понимаешь, третий раз переставляю, – отмахнулся трактирщик. – Всё прикидываю, как удобнее размещать вас в зале. Говорят, ваши молодые отличаются буйным нравом. А ну сломают стену или помнут кого? Их надо бы к оконцу. Или – наоборот?

Юта задумался. Потом припомнил неугомонного ар-Рага, разгромившего два года назад по осени трактир в Синге. Этот малёк-переросток после погрома твердил виновато дня три про достойное заведение на юге, где уже додумались построить беговую дорожку. Пересказ привёл трактирщика в глубокую задумчивость. Он даже тагги нацедил, не спросив цвет – белой, полную кружку и за счёт заведения. Стал рассматривать высокий потолок и хмуриться. Юта допил таггу, поблагодарил. Назвал имя выра, громившего Сингу и посоветовал, если тот появится, выяснить подробности у него. Панцирь приметный, светлый с прозеленью, таких всего-то пять и есть, потому что у старого ар-Рафта панцирь вылинял до серости, а вот прежде был похож…

В трактир тем временем, толкнув правую створку – она открылась одна и целиком, верхняя и нижняя части сразу – вошли три человека в форме городской стражи. Устроились за столиком в тени, спросили пива. Поздравили трактирщика с открытием заведения. Вежливо приветствовали выра. И изрядно его насторожили.

– Беда у нас, ар, – вздохнул старший из стражей. – Зелёный-то город ещё не знает, а как узнает, шум поднимет. Я уже отослал весточку слободскому старосте. И человека отправил, чтобы за любимцем нашим, за Эгрой, присмотреть старательно, хоть сегодня.

– Что за беда? – насторожился Юта.

– Выра в ночь убили, – тихо и очень грустно шепнул страж. Глянул внимательнее на хвостовой герб и вроде обрадовался. – Вы только с галеры, славный ар-Рафт. Приятно вас видеть в столице. Пожалуй, я выделю вам провожатого. Так велено.

Юта с сомнением глянул на встающего из-за стола рослого вооруженного охранника лет сорока, насколько он разбирался в людском возрасте.

– Вы всерьёз верите, что он будет полезен мне, если что?

– Мы не обсуждаем указы златоусого, – вздохнул страж. – На два глаза побольше в любом случае, достойный ар. К тому же вы не вооружены. Он проводит вас до дворца и обеспечит хотя бы обычным набором – две пары ножей и клинок. Или топор.

– Вы правы, – вздохнул Юта. – Но я не понимаю, зачем убивать выра? Мне как раз показалось, город мирно живёт и всё налаживается.

– Нам тоже непонятно, – скривился страж. – Я же говорю: зелёный город поднимет шум. Обвинит купцов из красного, затеявших склоку из-за цен на рыбу. Цены-то сбили наши выры, загонщики подводные. Верхний город, того и гляди, ответно заденет наших же старост… на гостевую слободу попеняет. И во многом окажется прав. Там и склады, и трактиры, и притоны… всё есть. Город без того, что гнилью зовётся, не живёт, так я думаю. Но не это пугает меня, – страж наклонился ближе и шепнул в самую ушную щель, чтобы и свои не разобрали: – слух прошёл, ему отрубили усы.

Юта ненадолго замер. Убийство – уже плохо и грязно. Лезут на поверхность разные мысли. Само собой, первая – воровство. Выры в большинстве своём достаточно богаты, в их кошелях звенит золото. Но ради кражи не рубят усов! Можно припомнить и общую неприязнь к клешнятым, попытку запоздалой и возможно нетрезвой мести за близких. У кого-то в прежние, совсем недавние времена, погубили родню, угнали в рабство или хуже – превратили в тантовых кукол. Желание поквитаться осталось, удобный случай подвернулся… Но опять же – резать усы? Для этого надо хорошо знать обычаи выров. Получается, не просто убили, но ещё и жестоко опозорили…

И когда! За неделю до начала сезона ангры, священного для выров. Конечно, уже пять веков это название мертво, как и сама традиция. Ангру погубило проклятие жёлтой смерти, сделавшей глубины недоступными… Но помнится и отмечается ангра неукоснительно. В эти две недели, когда зима только-только отступает и тепло копится, выры исконно выходят на берег в родных бухтах. И ждут подросших трех-пятилетних мальков в первом крепком панцире у заводей, где прежде праздновали семьями главное событие вырьего года – осенний сезон сомга. Время, когда у самой поверхности гуляют косяки красного окуня. Рыба сыта, и вылупившиеся в эти две недели личинки-несмышленыши уходят в первое свое плаванье, имея наибольшую надежду на выживание и развитие. Ангра и сомга, два сезона, дающие жизнь роду… Убить выра в начале ангры, отрубить усы – значит, едва ли не объявить войну… Юта невесело усмехнулся. Завел свои усы назад, на спину. Допил таггу.

Если всё обдумать толком, златоусый прав и его нынешнее решение, как и иные решения Шрона, не лишено мудрости. Человек-страж не столько оберегает выра от бед, сколько является свидетелем того, что данный выр не совершал попыток отомстить за оскорбление всего рода. Молодняк, надо думать, всколыхнётся, едва новость станет общеизвестна. И, случись теперь два-три убийства людей, вполне надёжный на первый взгляд мир пошатнётся, опасно накренится к прежнему. К разобщенности и взаимным подозрениям.

Юта покинул трактир и заспешил вверх по красному кирпичу богатого города. Теперь Шрону особенно тяжело одному, без братьев. Ему нужны помощь и поддержка. Но нет рядом даже Ларны и иных надёжных людей… Охранник топал рядом и слегка задыхался. Юта сунул ему мелкие короткие усы, посоветовал держаться и не стесняться, чтобы не отстать.

– Шрон во дворце? – без особой надежды на точный ответ, спросил он.

– Златоусый ар не покидает дворца уже три дня, – отозвался страж. – Ваши старые хотели устроить праздник по случаю этого сезона, не упомню названия, мы его по-своему привыкли именовать, на людской манер… ну, не важно. Вместе бы погуляли, враз выучили бы верное название, вырье. И вот, – человек тяжело вздохнул. – Не будет праздника, если не прояснится дело с убиением выра. Такое горе!

– Скорее угроза и злой умысел, – отозвался Юта. – Но кто мог? Он хорошо знал нас, ударил больно, в самый стык, прицельно в чувствительное наше место. Шаары могли знать тайное. Выродёры… хотя вряд ли. Скорее те, кто их воспитывал. Не понимаю… Однако пока что давай знакомиться. Я Юта. Как тебя зовут? Мы теперь, видимо, надолго связаны этим несчастьем. Ар Шрон желает к каждому выру приставить человека, чтобы мы были вне… подозрений.

– Так и мы сообразили, – отозвался страж. – Я Дроф, происхожу из зелёного города. Батюшка мой каменщик, я не потомственный охранник, я из нового набора. Ну, а Юту весь город знает. Повезло мне: при князе выпало состоять, значит.

Красный город Юта пробежал быстро и без остановок. Белый, небольшой и словно вымерший в окончательной тишине, мелькнул в считанные мгновения. Три улицы – и вот он, дворец. Главный вход, два выра на страже, широкая мраморная лестница ведёт к открытым с утра и до вечера воротам приёмного зала.

Обычно тут к полудню оставалось ещё человек пять-десять с прошениями и жалобами. У входа сидели писари с чистыми листками троснов, не все в городе сами грамоту знают: многие устно наговаривают своё прошение, для записи. Потом с любопытством рассматривают полученный лист, весь в красивых ровных линиях букв, переминаются, лениво сплетничают с соседям по очереди, продвигающейся достаточно быстро. Сегодня у ворот – никого… Значит, город уже насторожился.

Вид дворца Юту порадовал, даже вопреки мрачности и задумчивости. Он помнил эту постройку грязноватой, замшелой, лишённой окон, мрачной. После ремонта всё переменилось. Узорные окна со сложным переплетом ещё отливают и набирают, пока заменив на простые, из квадратов мутноватого неровного стекла, скрепленных наспех, кое-как. Полукружья вверху рам и вовсе – закрыты досками. Зато стены уже полностью отчищены, каменные отполированы, иные выровнены и покрашены. Полы обрели свою настоящую красоту – сухие и светлые, застеленные золотыми дорожками солнечных бликов. По штукатурке потолка вьётся прихотливый узор. Настоящий дворец, называть так не стыдно!

Юта качнул клешнями стражам, которые без вопросов расступились при виде знакомого, издали приметного, панциря. Стоящий слева прошелестел, советуя искать златоусого во внутреннем дворе, у малого пруда. Юта ответно шевельнул усами и помчался по ступенями вниз, поддерживая своего охранника под локоть. Потом взбежал по следующей лестнице, миновал затенённую галерею и выбрался во двор.

Шрон в задумчивости лежал у самой воды, рисовал усами следы на поверхности и молчал. Рядом на своей тележке катался Жаф. Было видно: пострадавшие от гнили лапы у него отрастать заново не будут… Возраст берет своё, способность восстанавливать утраченные конечности постепенно угасает и однажды пропадет вовсе. Впрочем, плавать выр может и с семью парами лап. Да и ходить тоже, но медленно, царапая панцирным брюхом по мостовой… Кататься на тележке куда удобнее. Она превосходно держит немалый вес тела.

Всё это ар-Рафт подумал, едва увидел старых.

– Юта! – в один голос обрадовались гостю.

– Да вот, сбежал с севера, не хочу быть князем, – смутился серо-узорчатый выр. – Но у вас тут дела сгрудились – похуже моего бегства и иных северных неурядиц. Убили курьера! Мысли так и мечутся, аж спина гудит… Однако же прежде, чем поделиться и выслушать, хочу выяснить важное для себя. Ведь не может выр править людьми?

Шрон всем телом отвернулся от бассейна и устремил на Юту оба глаза на стеблях. Насмешливо вздернул бровные отростки. И неторопливо, с обычной для себя обстоятельностью, пояснил: увы, может. Новый закон о правителях и правлении устанавливает достаточно сложную система передачи власти, двойственную. Если шаары – слово не стали менять, именуя так управителей земель, подчиненных князю и назначаемых по его выбору – так вот, если шаары не возражают, не кричат в голос о воровстве и незаконности наследования, если люди массово златоусому челом не бьют, принимает власть тот, на кого укажет прежний князь. Выбрать наследником правитель может кровного родственника, что именуется «правом людей». Но равно законным будет и указание наследника, принятого в семью по закону выров. То есть не родного по крови, но признанного равным детям в правах. «Посаженного на хвост», как это именуют земноводные.

– Ты как раз равный в правах, – закончил Шрон. – И тут вторая сложность, Юта. Ты можешь передать власть только тому, кого посадишь на хвост. Будь то ар-Рафт – значит, выр… или рэм-Рафт – принятый в семью человек. Ох-хо, трудно нам было воедино увязать два закона разных народов.

– Но это нелепо, – ужаснулся Юта своей обреченности ещё лет сто тянуть лямку князя. – Люди ведь не могут принять в семью выра, то есть меня! Значит, я не князь, ведь так?

– Отчего не могут? – усмехнулся, шевельнул губным ворсом, Жаф. – Могут. Вполне даже, вполне! Погляди на Эгру ар-Сарну. Его приняла целая слобода.

– Но я же скоро войду в пору перемен, – ужаснулся Юта. – Если вышивальщики справятся, во что я верю без оговорок, то вскроются глубины. Что мне, всю жизнь сохнуть на берегу и лишиться права на второй возраст? Я неущербный выр и боец, а не гнилой береговой хвостотёр!

– Ох-хо, сколько ила из-за пустяка поднял… Нырнёшь на год, – не смутился Шрон. – Оставишь дела на попечение ар-клари. Не топочи лапами, недоросль. Люди полагают, ты подходящий князь. Кстати, это тоже есть в законе. Можно стать князем по праву общего голоса населения земель, так мы это обозначили. Мне думается, твоё имя оружейники кричали очень даже общим хором… Очень, или я не прав?

Юта мрачно проглотил готовое возражение и лёг на прогретые плиты у бассейна. Подумал, что зря плыл на юг в нелепой детской надежде спихнуть обязанности на чей-то иной панцирь. Да хоть на брата Гату! Оглянулся на своего охранника: Дроф отошёл в сторонку, робея при виде обличенных большой властью выров, решающих столь важные дела. Сел на край невысокой каменной изгороди и стал смотреть в малый парк, раскинувшийся ярусом ниже, у самой стены.

Шрон подвинул усом в сторону Юты тележку с напитками. Тот отмахнулся и приготовился слушать. Прикинул: остается последняя слабая надежда. Он нырнёт, явится снова домой выром второго возраста… и как ещё примут эту перемену люди? Не зря Шрон запретил до поры все упоминания природы и смысла смены возрастов у выров. Люди могут насторожиться, не узнать своего князя и выбрать нового, освободив его от бремени власти. Однако же вслух высказывать подобное неразумно. Мало ли, что ответит Шрон? Может, задумается и изобретет закон на такой случай, закрывая последнюю надежду на обретение свободы…

– Я уже знаю, что погиб выр, – отметил Юта, возвращаясь к главной теме. – Ужасно.

– Не просто выр, курьер замка ар-Лим, – тихо и грустно уточнил Жаф. – Я знал его, толковый был, хоть и малёк еще годами. В сумке у него, по словам старого ар-Лима, лежали тросны – переписка хранителя и дворца. И золото. Не особо много, но и немало – семь сотен кархонов. Длина выра полторы сажени. Полнопанцирный. Вскрыт ударом топора, так решил тот, кто его осматривал. Человек смотрел, из охранников.

– Что делать и как искать виновного, мы пока не знаем, – сокрушённо признал Шрон. – Выры в ярости. Ар-Лимы так и вовсе, требуют немедленных казней и иных жёстких мер. Давят на Жафа. Напоминают, что поддержали его по осени, когда мы смяли кланда… Намекают на ответные шаги и особое отношение. Мне тоже много чего напоминают… Плохо у нас. Отдай я дело на рассмотрение людям – выры не поверят в любые их доводы, отвергнут итог самой тонкой и точной дознавательской работы. Отдай работу вырам… и того хуже, ведь некому и заняться дознанием! Ар-Лимы искать не станут, начнут мстить, прикрываясь правом дознавателей. Род ар-Нашра, которых пока что Жаф держит, тоже негодуют, ар-Выдхи не лучше. Ар-Сарны вне игры, ар-Тадхи не имеют должного веса в делах. Ар-Бахты… я златоусый, мы не можем брать на себя больше. Ар-Багги – ну, этих ты и сам знаешь, гнильцы они, если коротко, но, увы, столица на их землях. И так далее… Ты очень вовремя прибыл, князь земель Рафт.

Юта осторожно привстал на лапах и попытался отодвинуться от пруда. Ему стало неуютно, в сознание вползла гадчайшая мыслишка… Он-то рвался в Усень если не избавиться от обузы власти, то хотя бы отдохнуть, повидаться с друзьями. Так неужели… Шрон ловко поймал усом за руку.

– Я не закончил говорить. Разве вежливо отворачиваться от старых?

– Тебе принести извинения от лица князя земель Рафт? – булькнул Юта.

– Не до шуток, – сухо отметил Жаф. – Шрон всё в точности изложил, точнее уж и некуда. Выры Ар-Багга хозяева здешних земель. Они пока что сами избрали дознавателя. Человека. И так он резво начал дело, что головы полетят уже завтра, вот чего опасаемся. Мы, старые, даже не получили от хранителя ар-Багга тросн с уведомлением. Потому что у него есть полный день на подачу такого документа. Он и тянет, гнилец, до последнего луча закатного солнышка. Даже если мы не согласимся на избранного им дознавателя, нового назначим завтра, когда окажется уже поздно: труп выра уберут с места убийства. Людей в городе так запугают и запутают, что хуже станет, почитай, и некуда. Мы лежали здесь и перебирали имена выров и людей, годных к дознанию. Видишь как: человек есть, и звание у него нужное, и рвение имеется, но одного его сомнут. Знаю я ар-Лимов… Они и нынешнего дознавателя сомнут, только разве это что меняет? Его так и так не жаль. Гнилец.

– Юта, ты прибыл в самое время, – вздохнул Шрон и приподнялся на лапах. – Я, златоусый, своею волей от имени совета старых наделяю правом вести дознание двоих, человека и выра. Человеку имя Михр, он ар-клари города и мой помощник в делах, за него поручился Ларна. Выру же имя Юта ар-Рафт, сопровождаемый в городе… – Шрон качнул усом в сторону стража.

– Дрофом из охраны зелёного города, – обреченно добавил Юта. Усы его поникли. – Ар, вы наполняете болью мое сердце.

– Которое из пяти? – булькнул Шрон. – Ты уже говоришь, как человек, князь. Ох-хо, скоро начнешь болтать про головную боль и синяки на коже. Иди. Любые тросны от тебя будут передавать мне незамедлительно. Если понадоблюсь, буди хоть среди ночи. Знаешь, из-за нынешних бед я и не сплю, ничуть… Мы как раз пытаемся уладить семейные законы. Подумать только: люди не понимают разделения понятий жены, в общем случае женщины – и матери рода. Без такого разделения нам никак не продвинуться дальше. Мы не можем установить понятие детей выров, поскольку люди всех наших мальков полагают усыновленными, а мы – родными. Мы им твердим про волю волн и сознательный выбор, они нам про голос крови и семейную верность без измен.

– Голова не болит? – ехидно уточнил Юта, чуть громче окликнул охранника: – Дроф, нам пора. Запомни по возможности этих старых. Может, ещё придется передавать им тросны. Лично, не через слуг.

Дроф кивнул, внимательно изучил панцири и знаки семей на хвостах, вежливо поклонился и заспешил следом за своим неугомонным «охраняемым». Шрон прогудел вслед, что ар-клари теперь в оружейном зале. Юта сунул ус в руку Дрофа и побежал быстрее, по лестнице вверх, переходами, ещё не получившими полного ремонта – в оружейную. Бывшего выродёра, знакомца Ларны, выр прежде видел мельком. Помнил лишь, что человек рослый, светловолосый и вроде – обстоятельный. Дело, за которым он застал ар-клари, показалось Юте начисто лишенным смысла. Мужчина по очереди снимал со стены оружие самых разных видов, примерял по руке. Делал замах – и либо откладывал в сторонку, либо вешал на прежнее место.

– Ты Михр? – уточнил Юта. Нехотя выдавил остальные слова: – ар Шрон нас с тобой назначил дознавателями.

– Я уже собрался прикончить Ларну, – усмехнулся человек, откладывая длинную алебарду в сторонку, – недавно я думал, он по глупости отказывается от места ар-клари. Нет, просто голову бережёт. Меня ар-Лимы сожрут в пару дней! Но если нас уже трое с учётом твоего охранника… пожалуй, пусть Ларна пока поживёт. Ар-Рафтов даже Лимам не скушать, не поперхнувшись. Как следует именовать вырьего князя? Ар или брэми-ар?

– Не трави мою душу, – рассердился Юта. – Именуй по имени, на то оно и даётся вырам и людям. Заодно расскажи, как следует дознавать? Я в этом деле ровно ничего не смыслю.

– Да в целом ясно, как, – посерьёзнел северянин. Сел на скамью и вздохнул. – Выр пока что на том же месте, где его убили. Мои люди стоят оцеплением, выры-стражи тоже. Ещё немного, там бой начнется. Этот гнилой гнилец, дознаватель от ар-Баггов, желает отдать труп ар-Лимам. Немедленно… Я велел не дозволять и прежде всё зарисовать: как лежит, размеры указать точные. Краской обвести на мостовой тело. Оружие вот подбираю. Слух пущен, что выра убили топором. Не верю. Потому что хват для удара неудобный, как мне представляется. Надо бы на месте глянуть. В общем-то, всё годное я уже заготовил, – ар-клари указал рукой на кучу оружия. – Пока ты не прибежал, мне казалось, поднять и доставить на место в один прием не получится.

– Если бы дознание сводилось к передвижке плит и иных тяжестей, я был бы несравненным мастером, – гордо булькнул Юта. Нацелил глаза на Дрофа. – Пока ар-клари меня охраняет, сделай милость, пошли человека или выра в порт. Пусть на мою галеру передадут, что мне нужен мой дружок Ютти. Следует доставить его к тому месту, где убит выр.

– После покрутись тут, с охраной поговори, пива им купи, бражной настойки, – добавил Михр, ссыпая несколько золотых кархонов в горсть удивленному охраннику. – Ты здешний, из зелёного города. Ваших немало набрали в охрану, да и в особняках выров теперь служат люди. Мне бы знать окольно: нет ли общения меж вырами и гнильцом-дознавателем? Не отсылали ли тросны, не принимали ли курьеров, вдруг кто что видел? С кем теперь знаются ар-Багги? Они, как я подозреваю, уже и виновного выбрали, теперь половчее подстраивают мелочи, чтобы бесспорно вину доказать! Ещё хорошо бы понять, кто из выров-стражей был в дозоре во время убийства. И где этих выров носило, что на шум так и не вынесло? Излишне не усердствуй, слухи – они и есть слухи, они как сор, всплывают сами. По пьяни скажут немало. Верить не верь, а запоминай поподробнее. И ещё учти: тебе пить надобно безобидный взвар. Только его! После приходи опять во дворец, скажи – ко мне, проводят. Если ночь застанет здесь, а я не появлюсь, требуй комнату и жди, но с удобством.

Дроф кивнул, бережно ссыпал дважды пересчитанное золото в свой довольно тощий кошель. С должной расторопностью удалился исполнять приказы. Михр ремнями увязал выбранное оружие, Юта забросил связку на панцирь и поволок, придерживая двумя нижними парами рук. Ар-клари шагал широко и уверенно, выру понравилась его манера торопиться. Дворец покинули почти бегом, и по улице заспешили резво, без передышек.

– Где убили курьера? – негромко уточнил Юта.

– О, это тоже интересно, – вроде чуть оживился Михр. – Я ничего не понимаю, ты выр, может, объяснишь? Почему курьер пёр от порта, через весь город, среди ночи? Один, не поставив в известность стражу… Почему не передал тросны и тем более деньги в особняк ар-Лимов, находящийся как раз на берегу, близ Ценнхи? Наконец, обычно ли это для выра: не плыть по широкому удобному каналу, а бежать по мостовой рядом с водой? При нападении не нырять, а тупо и неловко отбиваться. Если он вообще отбивался!

Ар-клари сердито и шумно выдохнул, замолчал, ускорил шаг ещё более. У ворот белого города от новых дознавателей охранники шарахнулись в стороны, не рискнув спросить имя или причину прогулки: так тяжело и основательно вооруженных выров, – догадался Юта, рывком вскидывая сползающий тюк с оружием, – люди отродясь не наблюдали.

Вопросы Михра выру показались занятными. И поставленными точно, грамотно. Курьер не станет плыть по каналу лишь в том случае, если соблюдает вежливость, просушивая лапы и брюхо, готовясь войти в дом. Теперь считается неприличным мочить полы и тем более – ковры. Значит, выра ждали совсем рядом от места убийства те, кому он собирался передать тросны и деньги. В доме ждали? Или в трактире…

Миновать особняк ар-Лимов, не поставив в известность ар-тиала, курьер не имел права. Видимо, он был там и получил приказ направиться в город, причём срочно: ночью, не отдыхая с дороги. А вокруг-то уже восточные предместья красного города, где отродясь выры не селились и ночами не бывали! Единственный приходящий на ум путь курьера – к озерным воротам, в Омут Слёз и далее вплавь до малого порта на границе пустошей… То есть он был в особняке ар-Лимов и получил новое задание? Юта высказал свои соображения вслух.

– Вот-вот, – согласился Михр. – Я сам так подумал. Но тогда почему бежал по берегу? И почему ар-Лимы отрицают получение троснов и выдачу задания?

– Потому что не желают общаться с людьми и тем более обсуждать с вами семейные дела, – предположил Юта. – Тросны могли касаться того, что пытаются обдумать старые. Нашего, вырьего, семейного закона и сезона сомги в особенности. Главный торг лета: убедить Шрона назвать имя того или иного рода, громко и желательно первым, когда всплывёт Шром. Вам, людям, этого пока что понимать не надо. Возможно, ар-Лимы пытались добиться смягчения позиции рода ар-Выдха… Но почему он бежал по мостовой, а не плыл?

– Потому что устал, – осторожно предположил Михр, глянул на выра, пытаясь уловить его отношение к сказанному. – Если бы в числе стражей или иных выров, живущих в городе и гуляющих по его улицам ночью – собравшихся, например, просто пить таггу в свободное время… так вот, если бы нашелся приятель этого курьера, и торопыга знал бы, где его искать – мог парень забежать в приличное заведение, заказать печень и выпить тагги?

– Многовато домыслов, – не одобрил Юта. – Но в целом – да… при некоторых оговорках. Срочное задание не предполагает задержек в трактирах. Но тагга, крепкая зелёная и тем более запрещенная чёрная, великолепно снимает усталость. Последняя вне закона, поскольку весьма вредна. Так же вредна, как и желанна некоторым… После выпивки на короткое время, – тихо и задумчиво добавил Юта, – выр теряет зрение и едва способен двигаться. Ему хорошо, он видит глубины и счастлив.

– Не замечает приближающегося врага и не двигается, – довольно усмехнулся Михр. – Можно рубить его, так сказать, тёпленького. Здесь поблизости два заведения, вызывающие подозрения. И ещё одно вполне пристойное, но тоже требующее внимания, поскольку оно рядом… Моим людям велено трясти владельцев так, чтобы зубы крошились. Доберёмся до места, распоряжусь, чтобы искали чёрную таггу.

– Лучше пусть присмотрятся к кухне и южным цветам, – предложил Юта. – Чёрные лотосы дали название напитку. Ещё в него подмешивают желтый губчатый лишайник и гниль с костей рыб породы, именуемой «счастливая монета». Старую гниль, она для вас, людей, самый злой яд.

Ар-клари довольно прищурился. Указал рукой вперед и замедлил шаг. Городская охрана и выры-стражи стояли плотной двойной цепью. В шаге от них такой же двойной цепью замерли люди в темно-бурой форме слуг рода ар-Багга. Самый внушительный, с золотой нашивкой знака семьи на рукаве куртки, держал в руках тросн и размеренно читал приказ.

– «…городским же самочинным дознавателям и их прихвостням покинуть набережную именем владетеля земель и не строить преград его людям и вырам под страхом смерти», – мужчина хмуро глянул на стоящего перед ним стража, полнопанцирного и до глухоты безразличного к сказанному. – Сейчас прибудет второй отряд и мы вас сомнём. Мы вас, гнильцов…

– Ох-хо, – припомнил Юта любимую присказку Шрона, шумно цокая лапами по камню и двигаясь всё ближе, не замедляя и не ускоряя шага, – и меня тоже? Меня, князя-дознавателя, назвали гнильцом? Мне, значит, угрожали смятием. Как интересно! Ну-ка, иди, мни. Занятно глянуть на попытку, чего уж там. Я точно – дознаватель, мни… Про прихвостней совсем плохо, совсем грубо. Неужели так написано? Дай прочту сам.

Он выдернул тросн из пальцев ошарашенного слуги, быстро прочёл, опустив пониже стебель левого глаза.

– Надо же… Как различается зрение у людей и выров! Тут сказано: всеми средствами убеждать покинуть набережную, не прибегая к силе, покуда не будет дано новое указание. Про гнильцов ни словечка, про страх смерти тоже.

Городская охрана зашевелилась, переминаясь и с облегчением рассматривая нежданную подмогу – здоровенного выра, похожего со своим тюком на самоходную оружейную лавку. И рядом ар-клари, долгожданного и способного хоть как-то повлиять на нелепое противостояние. Михр щёлкнул ногтем по золотому знаку свернутого петлей уса, украшающему толстую цепь на его шее.

– Мы дознаватели, назначенные аром Шроном, златоусым. Будем, достойные брэми, служащие славному дому ар-Багга, вместе работать. Я приказываю вам пока что встать в оцепление с моими людьми и прекратить этот… балаган. Тоже мне изобрели безделье: громкое чтение того, чего никто и не писал, да от имени ара, да без его ведома.

Люди рода ар-Багга дрогнули, не усомнившись: при малейшей угрозе своим интересам их хозяин сдаст людей и позволит «мять». Юта – противник не по людским силам, он будет всегда прав в споре и как князь, и как выр, и как – трудно забыть это, глядя на его две с лишним сажени длины в безупречном панцире – лучший боец отмелей за два сезона, когда Шром не наведывался в Сингу.

Михр плечом оттеснил слугу с золотой нашивкой и кивнул старшему охраннику. Тот вежливо поклонился, указал на мостовую: краской уже всё обведено, два нанятых в зелёном городе матера заканчивают рисунок вида мостовой сверху, нанося тонким пером все размеры. Третий мастер трудится, создавая из глины слепок вскрытого «топором» вырьего бока.

– Всё готово, мы хотели отсылать к вам весть, но не рискнули направить кого-то одного, перехватили бы, – честно признался охранник.

– Тело выра мы разрешим передать ар-Лимам очень скоро, – заверил Михр, в упор глянув на слугу дома ар-Багга. – Ждите. Князь Юта, извольте оружие ссыпать сюда. Ты, ты и ты. У вас рост разный, вставайте и примеряйтесь к удару. Хочу понять, как его могли так вот – вскрыть? Я бы сказал, враг ползком подполз. Или был ребенком лет семи, если учесть рост. Или я уже ничего не смыслю в ударах и взломе панциря.

– Вдвоём мы не смыслим, – булькнул Юта, наблюдая, как люди пытаются с медленного и осторожного замаха попасть в рваную глубокую вмятину панциря. – Топоры сразу исключаются. Оружие было на длинной рукояти, иначе не выйти вам, людям, в плоский замах.

– Исключаются, точно… Зато все знают, – тихо, едва слышно, отметил Михр, – топор есть у Ларны. Значит, он обычный для выродёров вид боевого вооружения, ведь слава Ларны велика… как и слава его топора. Выродёров по трактирам спьяну полагают всех до единого неотличимо схожими с этим северным подлецом, сунувшим меня в большую беду… с моего полного согласия.

– Алебардой не замахнуться, по мостовой чиркаем, – отметил старший из «выродёров», пробующих повторить удар убийцы.

– Хм… а если так? – задумался Михр. Быстро выбрал из кучи кривую тяжёлую саблю, обычную для южан.

Движение у него получилось на вид ладным и точным, клинок прошел возле самой мостовой, рубанул воздух над панцирем мощно, с оттягом, позволяющим расширить прореху и одновременно приподнять верхнюю пластину. Юта одобрительно загудел. Михр наоборот, опечалился. Но промолчал. Покосился на слуг семьи ар-Багга, внимательно наблюдающих за его затеей. Перебор оружия завершился очень быстро, ничего более подходящего для убийства, чем сабля, не нашлось. Михр указал слугам ар-Багга на тело убитого выра.

– Полагаю, мы установили, как это произошло, – ровным тоном сообщил ар-клари. – Оружие можно возвращать во дворец. Тело выра дозволяю передать роду ар-Лим. Надеюсь, недоразумения меж дознавателями завершаются, далее мы будем работать дружно, на благо общего дела.

Слуга с золотой нашивкой на куртке поклонился, даже изобразил на лице подобие улыбки. Уточнил: могут ли его люди быть полезными для «общего дела»? Михр охотно согласился и пояснил, что он полагает важным установить, не останавливались ли в ближних трактирах выры-гости. Есть ли для таковых в окрестностях гроты и вкусные блюда, подаётся ли тагга? Может быть, курьера убили по ошибке? Настоящей же целью, надо думать, являлся кто-то более значимый, чем слуга, – презрительно скривился Михр и добавил, – пусть и с панцирем, но лишь слуга!

Свои планы и мысли ар-клари излагал с рвением, достойным человека исполнительного, желающего выслужиться и оправдать доверие самого златоусого. Имя Шрона упомянул трижды, на Юту указывал постоянно и советовался с ним, кланяясь и с придыханием выговаривая нелепое «ар-брэми»… Он ещё продолжал медленно и невнятно строить предположения, когда со стороны белого города зазвучали бубенцы, потом донесся и стук лап страфов. Показалась двуколка, сопровождаемая тремя верховыми охранниками. Юта заинтересованно перебрал лапами, догадавшись с первого взгляда: явился дознаватель, столь любезный семье ар-Багга.

Сухой, рослый, с гордо развёрнутыми плечами и неудалимой складочкой презрения у губ. Седина мешает разобрать в точности цвет волос, но серо-зеленые глаза подтверждают подозрение, что «порода» – северная, таких людей прежде охотно брали в обучение на выродёров… Теперь о подобном и вспоминать неловко! Дознаватель всеми силами показывает свою склонность не использовать оружие, на поясе смешных размеров нож – таким и руку не проткнуть, коротковат. Миролюбие своё выказывает? – задумался выр, – или просто возраст не тот, да и положение обязывает.

Прибывший поклонился Юте, церемонно и подчеркнуто вежливо. На ар-клари демонстративно не обратил внимания.

– Следовало ожидать, что выры пожелают участвовать в дознании, – голос прозвучал спокойно, без каких-либо проявлений чувств. – Приветствую достойного ара, заслуживающего всяческого уважения и… И должного увлажнения столь безупречного панциря. Понимаю, что вас по сути вынудили заняться делом, для вас тягостным и неинтересным. По счастью, оно оказалось простым. Я только что сам проследил за осмотром дома убийцы. Сомнений нет, мы нашли украденное золото. Но я даже рад, что тело ещё здесь. Ваш охранник додумался до занятной идеи, как я вижу, глядя на разнообразие выложенного на мостовой оружия: вы пытались выявить тип вооружения убийцы. Я упустил эту деталь, моя вина. Изыскания имели успех, позволю себе любопытство?

– Любопытство? – уточнил Юта у Михра, не замечая склонившегося перед ним дознавателя и медленно, с неприятным хрустом, шевеля плотно прижатыми к головогруди клешнями. – Ар-клари, с кем имел наглость шумно беседовать этот человек, не соизволивший представиться нам, князю? Не испросивший нашего соизволения на выражение мыслей… Хотя, возможно, он беседовал сам с собой. С людьми такое случается.

– О да, случается, особенно в жаркую погоду, – охотно согласился Михр, пряча улыбку. – Не извольте гневаться, ар-брэми князь. Новый закон ещё не все усвоили, порой путаются и творят невесть что. Я же говорил: наверняка хотели-то убить хозяина особняка ар-Лим, а вот – перепутали его со слугой. Позвольте представить вам, ар-брэми, назначенного месяц назад ар-тиала замка семьи Багга, брэми из рода Кух. Ныне он является дознавателем от этого рода по делу об убийстве, хотя утратил иные титулы в столице при новой власти.

– Кух, – Юта чуть шевельнул усами и обернулся к дознавателю, едва способному сдержать гнев. – Слуга дома ар-Багга. Понятно. Когда мне понадобятся пояснения со стороны владельцев замка, я побеседую с ними. Михр, поясните этому нелепому выскочке: дело будет считаться простым, когда так решит князь. Мне обычно не рискуют навязывать мнение. Все же я ещё очень молод по меркам выров, порой клешни срабатывают быстрее, чем разум. Потом я очень досадую… Очень.

Юта отвернулся от кипящего скрытым бешенством дознавателя. Подумал о странности жизни людей. Выр закован в панцирь и вынужден изобретать способы выражения своего настроения. Качать усами, дергать стеблями глаз, шевелить бровными отростками и пригубным ворсом. В последнее время эти движения стараются уподобить людским, делая общение более удобным. Но людям-то каково! Без панциря, вся кожа – вот она, голая… Страх меняет её цвет, боль тоже, как и гнев. Чувства вынуждают руки дёргаться, искажают лицо складочками – едва приметными малыми или четко видными крупными. Не спрятать ничего, хотя Кух, например, очень старается. Пожалуй, для людей его лицо кажется не изменившим цвета, а руки – неподвижными. Но выру заметны и бледность бешенства, и дрожь ладони, сжатой на поясе плотнее обычного.

Юта отбросил лишние мысли, деловито затопотал к краю набережной. Изучил канал. Усом дотянулся до воды и довольно долго водил по поверхности, по стенке из камня, потом стряхивая капли в рот или принюхиваясь к их запаху. Кух стоял и ждал под насмешливо-участливым присмотром ар-клари. И ощущал себя слугой. Худшего оскорбления не придумать! В то же время он понимал, что начал знакомство действительно неучтиво и теперь получает то, что сам же посеял… Юта закончил рассматривать воду. Обернулся.

– Попробуйте принести извинения, – мягко посоветовал он Куху. – Почему всему надо учить и на всё даже не намекать, но говорить прямо? Будь вы помоложе, я ведь и правда снес бы вам голову. Но седина для выра всегда знак к примирению. Мы ценим слово старых. И прощаем им… чудачества.

– Я вел себя недопустимо, достойный ар князь, – отозвался дознаватель. – Приношу глубочайшие извинения. Единственное мое оправдание – то, что дело и правда продвинулось. Изволите сами изучить дом убийцы? И кошель с кархонами, само собой.

– Изволю изучить, но чуть позже. Ваши извинения я принимаю и надеюсь, мы поладим, – оживился Юта. – Пока что заберите своих людей. Михр, и ты своих отпусти, теперь довольно двух охранников, чтобы сберечь след краски на мостовой до того времени, пока старые не рассмотрели дело и не нашли его окончательно решённым. Кстати, уже известно, где поблизости подают таггу? У нас есть возможный убийца! Надо размочить столь интересную новость.

Михр склонился ниже, изъявляя готовность проводить и всё показать. Кух прыгнул в свою двуколку, буркнул распоряжения для охраны и заспешил прочь. Он ещё успел разобрать сказанное Ютой негромко: «Он заметил, что мой панцирь безупречен, а ты, олух, и в этом не разобрался!»… Михр покаянно вздохнул, несколько улучшив настроение дознавателя, ошпаренного княжьим гневом. Лесть, оказывается, и здесь может принести пользу.

Когда звук бубенчиков удалился, Юта резко остановился и обратил на спутника оба глаза на стеблях.

– Скоро доставят Ютти. Скажи своим людям, пусть сразу позовут нас. Я верно понимаю, что нужный трактир они уже нашли?

– Обрезки стеблей черного лотоса, сильно подсохшие, замечены в мусоре у канала, – кивнул Михр. – Так мне шепнули в ухо. «Монета» в числе постоянно подаваемых блюд во всех трёх трактирах поблизости. Какой из них – мы пока не знаем. Юта, надо спешить. «Убийцу» уже уволокли и допрашивают. Теперь, когда ты так оттрепал Куха, он приложит все силы, чтобы доказать свою правоту. Даже если при этом начнут умирать люди.

– Почему мне изрядно неприятен Кух? – негромко посетовал Юта. – Причин для гнева маловато, но я ведь и правда едва не снес ему голову… кажется, он это осознал.

– Он учил выродёров обращению с оружием, ещё когда я сам был законной собственностью семьи ар-Сарна, – нехотя и едва слышно выдавил Михр.

Юта оживился, щелкнул клешнями, удивляя ар-клари столь внезапным весельем.

– Кто знает… а не нашли ли мы убийцу, настоящего? – булькнул Юта. – Что не так с саблей? Ты ведь лгал. Я уже научился понимать, когда люди лгут. Знаешь, мы, выры, тонко ощущаем ваше состояние. Мы видим цвет лучше людей и ощущаем присутствие влаги на коже. К тому же мы можем следить и за лицом, и за руками, и за общим движением тела – сразу, нам вполне хватает для этого четырёх передних глаз. Я вижу: ты ненавидишь его, никак не меньше, именно так! Ещё я заметил: он опасается тебя и считает врагом. Не поясняй, я понял, старые счёты. Не будем нырять в омут со слежавшимся илом и заново мутить его.

Михр коротко кивнул и выдохнул сквозь зубы, вполне довольный тем, что отвечать и пояснять не надо. Не время, да и не хочется… Прошлое забыто, зачем заново будить ту боль? Проще вернуться к дознанию.

– Не годится сабля. – Сообщил Михр. – Удар хоть и смотрится красиво, но хват при замахе нелепый. Рука вывернута. Даже я и даже в лучшем своем возрасте, когда от рассвета до заката с оружием не расставался, не вскрою толстого панциря при подобном замахе и из похожего положения.

– Но выглядел удар достоверно, – отметил Юта. – Если он учил вас, он знал это. Мог подстроить?

– Именно подстроить, но никак не нанести удар! – расстроился Михр. – У нас нет убийцы. Вот и трактир, один из трёх ближних, достойный ар-брэми князь. Кстати: ваш панцирь безупречен! А ваши клешни, как я прежде мог не оценить их величины и силы… И эти усы! Они длиннее, позволю себе рискнуть предположить, чем у ара Шрона…

Юта булькнул смехом и нырнул в низкую дверь. Ар-клари вошёл следом, продолжая вдохновенно и очень натурально льстить. В зале оказались заняты посетителями лишь два столика, дальние. Люди оглянулись и торопливо отвернулись: еще бы, ввалился здоровенный выр! В зелёном городе подумали бы, что такой передвинет плиту и значит, он полезен. В красном гораздо чаще предполагали иное и опасались: а ну как помнит прежний закон и не любит есть и пить, когда на него глазеют? То есть люди в зале выказали сейчас достоверное поведение. Но Юта подозревал, что по крайней мере за одним из столиков сидят доносчики Куха. Именно потому Михр льстит так нагло и непрерывно, отложив иные темы разговора. Значит, надо принимать похвалы. Вполне приятные: ар-клари разбирался в том, что важно для выра.

Белую таггу принесли сразу и неплохую, как на вкус, так и по свежести приготовления. Вопросу о зелёной не удивились. Юта чуть шевельнул малыми короткими усами, исполняя знакомое ему условное движение поклонников чёрной тагги, запрещенной и никогда не заказываемой вслух, словами. Трактирщик опасливо покосился на людей за столиками… и резковато, мрачнея лицом и морщась, качнул головой. То ли опасался ар-клари, то ли знак знал, но с чёрной таггой не связывался… Юта ещё поглядел и решил: именно не связывается. Даже обиделся малость на выра.

– Тагга хороша, – вслух, громко, отметил Юта. – Может статься, загляну завтра. «Монеты» у вас подают? Я предпочитаю наш рецепт, он называется обычно на вашем искаженном языке магра.

– Знаем. Наслышаны, готовим лучшую в столице, – закивал трактирщик, оживляясь и успокаиваясь. – Не сезон, «монеты» годной нет, чтобы имела должные свежесть и жирность, достойный ар, в том-то и беда… Вот разве послезавтра вы заглянули бы? Если оставите задаток, закажу с утра улов вашим родичам, уж тогда не оплошаю, всё исполню в точности. Невеликий залог, один кархон, просто для порядка.

– Готовить станут при мне? – уточнил Юта. – Два раздельщика…

– Обижаете, у нас всё по полному чину, нет даже малого повода сомневаться, – на сей раз трактирщик ответил честно и охотно.

Михр молча отсчитал два арха за таггу и свое пиво. Рядом положил новенький, нестертый, золотой. Поднялся и пошёл к двери. На улице презрительно усмехнулся и покачал головой.

– Не дурак же он, чтобы наливать чёрную таггу при мне, при ар-клари? И не слепец, чтобы не знать меня в лицо.

– А я не поклонник чёрной тагги, зато магру скушаю действительно охотно. Готовят люди красиво. Вот глянешь, тоже оценишь, – отозвался Юта. – О напитке мы пока не узнали то, что хотели. Он, как мне думается, не готовит запретную таггу на заказ. Я сделал усами – так, он вздрогнул. Сразу опознал движение. Но мой вопрос был ему неприятен.

– Вечером мои люди навестят его и вытрясут подробности про ту ночь, – тихо пообещал Михр. – Не мог он ничего не видеть и тем более не мог не знать, что творится у соседей!

– Ютти! Дружок! – вместо ответа тихо и радостно молвил Юта, ускоряя бег. – Молчун ты мой, умница…

Возле охранников стояли два человека, прибывшие с галеры. На мостовой рядом располагалась большая плетёная корзина, накрытая плотной тканью с гербовой вышивкой рода ар-Рафт. Михр удивленно вскинул брови. Неужели принесли совсем мелкого выра? Сюда, в неспокойный город, днём. Хотя по слухам, малышне выров вредно долго находиться на воздухе. Ткань после оклика Юты колыхнулась, снизу её толкнули. Потом ещё раз, посильнее, так, что вышитый покров сполз на одну сторону. Михр удивился ещё сильнее. Зверь был определенно сухопутным и в то же время незнакомым. Хотя бывший выродёр о таких слышал: уцелели на севере от прежних времен, когда выры и люди ещё не затеяли войну… Звались собаками, или псами. Что точнее, ар-клари не знал.

Этот зверь был мал ростом, не более локтя. Имел ровный белый окрас меха, разнообразие вносили только рыжее пятно на носу да кожаный добротный ошейник с гербом семьи Рафт. Мех собаки был коротким и даже на вид жёстким, куцый хвостик быстро двигался из стороны в сторону. Розовый язык собака почему-то чуть высунула из пасти, словно дразнила хозяина.

– Ютти, иди ко мне, – ещё нежнее позвал Юта. – Можно, иди. Все свои, не надо прятаться. Теперь уже не надо. Закон больше не запрещает держать вас в доме и даже выгуливать.

Собака одним прыжком выскочила из корзины, метнулась по мостовой и взвизгнула от восторга, взбиралась с нижних рук в горсть из пальцев самых верхних, а оттуда ещё выше, на головогрудь, на основание усов выра. Там она деловито обнюхала оба уса, полизала правый и встала, рассматривая окрестности с удобный высоты.

– Его утопить хотели, мелкий и масть неправильная, – пояснил Юта, дотягиваясь рукой до головы любимца и почесывая у него за ухом. – Этот пёс – единственная моя кража за всю жизнь. Его в мешок и в воду, а я хвать снизу, пальцами под его тельце, чтоб не утоп, и ходу, да без всплытия. Уволок в камыши, дал отдышаться. Теперь он мой. В замке псов не принято держать, но хранитель был добр и разрешил мне, брату, такое нарушение закона и порядка. Только условие поставил: пусть не шумит. И возить всегда в корзине, негоже распространять сплетни. Хотя теперь уж нет разницы. Он охраняет меня. Молодец, правда?

Юта гордо вздыбил усы. Пёс покрутился и негромко тявкнул, снова задвигал хвостом. Михр усмехнулся: нелепая парочка! Две сажени роста хозяина и менее локтя – весь охранник… Юта на усмешку не отозвался, добрался до краски на мостовой, задумчиво обошёл вокруг и лёг на красный кирпич.

– Я попробовал воду канала и проверил мох на стенках, – сообщил он. – Мы, выры, кровь в воде ощущаем очень точно. Мох бы впитал хоть самую малость. В канал кровь не попадала. Это я о чем? Я думаю, куда оружие выбросили. Ведь нет его!

– Какой нормальный убийца станет разгуливать по городу с саблей, на которой кровь выра? – согласился Михр. – Разве что – помыть и отчистить…

– На суше я запах не услышу, тем более старый, – Юта согласно «кивнул» глазными стеблями. – Но Ютти сможет. Он ощущает запахи замечательно точно. Вы, люди, давно забыли о возможностях собак. От него вы бы не стали прятать следов, не помня, как это сделать. И зачем? Только у нас, Рафтов, живут псы. И ещё у людей из земель ар-Нан. Есть несколько собак и в охране замка ар-Карса. Это всё далеко, на севере. Можно привезти, но даже мой Ютти очень старый след едва ли возьмет. Уже завтра будет трудно, затопчут запахи окончательно. – Выр преисполнился гордости, снял пса с панциря и погладил по спине. – Он славный дознаватель. Когда к нам пришли с жалобой, Ютти нашёл кошель и в другой раз – украденного бигля. Его уважает весь городок близ замка Рафт. Он умеет искать по следу. Я его учил, сам. Ну, ещё ар-тиал нашего замка… немножко. У его брата большая псарня.

Михр задумчиво глянул на кудлатого малыша. Затея Юты уже не казалась княжеской блажью. Не завести ли несколько псов и в столице, для розыска пропавшего? Конечно, со временем и против них найдут способ борьбы, но жизнь воров усложнится. Ар-клари решил оценить полезность Ютти в дознании и после установить окончательно: просить у ар-Рафтов таких зверей, или нет. Пока что белый пёс крутился и вилял хвостом у самого обведенного краской следа тела выра. Юта добыл из сумки при нижних руках тонкий ремень, продел в кольцо на ошейнике. Булькнул несколько звуков, давая команду. Когда пёс уверенно побежал по мостовой, ремень натянулся, не отпуская его слишком далеко от хозяина.

– Взял след, – важно сообщил Юта. – Выр явился оттуда.

Михр кивнул и молча пошёл рядом с князем, которого дознание сейчас занимало не сильно – важнее были ценность любимца и его умение, вызывающее законную гордость. Пёс без остановки и очень уверенно бежал по мостовой. Свернул на малую улочку, добрался до крыльца закрытого, несмотря на разгар дня, трактира, сел и дважды, с небольшим перерывом, тонко гавкнул, потом заскулил и лег. Вскочил, оглянулся на хозяина и побежал дальше.

– Что это означает?

– Чёрная тагга, я уже полгода его учу искать эту гадость, обозначать запах лаем и визгом, – в голосе Юты гудело восхищение. – Он всё усвоил! Видишь, как он полезен. Недавно у нас имелись лишь подозрения. Теперь мы точно знаем, где шёл выр, зачем он посещал трактир и который из трёх.

След оборвался у слияния двух каналов. Пёс виновато поджал хвостик и сел на краю набережной, потом лег, пряча морду в лапы: прости, хозяин, дальше следа нет… Михр попросил разрешения Юты и погладил жёсткий мех за ушами. Приятно сознавать, что предположения верны. Курьер приплыл по воде от порта, здесь выбрался на мостовую. Скорее всего, его ждали: дальше выр прямиком отправился в неказистый на вид трактир, не плутал и незнакомом ночном городе, не менял направление движения. От трактира он отошёл не более сотни своих, вырьих, шагов – и был убит.

– Курьеры часто уклоняются от немедленного исполнения дел ради тагги и просто болтовни с приятелями? – уточнил Михр, продолжая гладить пса и забавляясь ответным азартным облизыванием рук и частой дрожью хвоста.

– Если в сумке важные тросны – никогда, – задумался Юта. – Или очень редко, утомившись до предела. К тому же чёрная тагга стоит дорого и торговать ею рискуют немногие.

– Ещё бы! По закону златоусого за торговлю – полное лишение имущества, клеймление и десять ударов кнутом, – усмехнулся Михр. – Теперь я не сомневаюсь, что трактирщик моим людям расскажет всё и без утайки.

– Если он ещё в городе, – вздохнул Юта. – На двери-то замок.

– Твой пёс умеет искать людей?

– Если есть вещь с их запахом, – уточнил Юта.

Дверь оказалась взломана быстро: достаточно хлипкая, она сразу поддалась удару клешни выра. Михр прошёлся по тёмному залу, заглянул на кухню. Потёр лоб, хмурясь и вздыхая.

– Мои люди здесь были, взяли ключ у кухарки, живущей поблизости, осмотрели трактир, но никого не застали и ничего не нашли… Так шепнул мне помощник, пока ты играл в князя и злил Куха. Так… Вещь с запахом.

Михр снял в крючка полотенце и с сомнением передал выру. Ещё походил, заглядывая в подсобы. Добыл грязноватый передник, явно мужской, большой и без вышивок. Пёс понюхал полотенце и передник. Покрутился на месте, склоняя голову к полу. Пробежал между столами, в подсобку, на закрытый двор, снова в зал и снова на двор. Замер у тяжёлой двери чёрного хода. Михр кивнул – ломать, так ломать… Выр ударил обеими клешнями резко, в полную силу. Плотно пригнанные и усиленные железными полосами доски разлетелись в щепу. Пёс сперва метнулся под брюхо хозяина, спасаясь от грохота и летящих палок, потом возмущенно залаял, впервые показав настоящий голос. Снова принюхался и побежал по узкой грязноватой улочке, малозначимой, используемой исключительно для подвоза продуктов. Окна на неё не выходили, по обе стороны тёмными слепыми стенами теснились дома, словно дружно решили показать этой неуютной улочке свои спины, но никак не парадные входы – лица…

Пёс замер возле низкой двери. Снова дважды взлаял и повизжал. Тагга? Юта пустил в ход клешни и посторонился, пропуская вперед ар-клари. Осмотрел светлые царапины от железа на панцире.

– Дознание мне кажется достаточно занятным, – пробормотал Юта. – Круши и ломай, гуляй с собакой… Князю дозволяется куда меньше радостей. Драться, и то нельзя. Даже на мелководье, так сказал мой брат, хранитель замка.

Михр не дослушал, скользнул в дом. Отсутствовал недолго, выбрался на улицу мрачный, задумчивый. Присел на высокий порожек и вздохнул, гладя уши пса.

– Трактирщик нам ничего уже не скажет… И два его подельника тоже. Вот где удары понятные, прямо вижу, именно так Кух и по молодости работал… Режет горло любимым длинным ножом. Вижу, а доказать не смогу. И выяснить, с кем встречался погибший, тоже едва ли посильно теперь.

– Кух служит ар-Баггам, – отметил Юта. Надолго замолчал и тоже осел на камни мостовой. Тихо шепнул, наконец: – Не о том я думал до сих пор, играючи с собакой. Дело-то крупнее, чем я рассмотрел. Вот послушай. А если речь идет о пересмотре состава совета старых… допустим. Это трудно, но – допустим! Вот тебе мои мысли. Скажем, возьмутся выры убивать людей, вот случится такая гадость. Тогда – что? Пока ведь ни один старый из семьи ар-Багга не вошёл в совет. Будь у них повод, они бы охотно надавили, выбивая оттуда более слабых в своём столичном влиянии, хоть и неглупых, стариков ар-Шарха или ар-Зарру.

– Мы пока что заняты убийством, а не интригами дворца.

– Отсюда до дворца усом дотянуться можно, – указал Юта. – Тяжко мне говорить подобное, но эта смерть не обошлась без вмешательства выров. Ты с самого начала подозревал, но смолчал. Теперь и я вижу… и тоже молчу. Недоказуемо, что выры оплатили смерть выра. Ох и прижились мы на берегу, если своих убиваем ради места в совете старых! Выродёрство на новый лад учинили. Но – не время нам вздыхать.

Юта встал на лапы и деловито огляделся. Михр тоже поднялся, повёл плечами, сгоняя досаду. Предложил вернуться к месту убийства. Очень кстати: Кух расстарался, прислал курьера с тросном, где красочно расписал свои успехи и вежливо, по полной форме обращения к ару князю, предложил посетить дом убийцы. Юта принял документ и пообещал быть незамедлительно. Михр отрядил своих людей, ждавших поблизости, разбираться с трупами во взломанном доме, где готовили таггу.

– Можно глянуть и на жилье убийцы, – задумался он. – Только доживёт ли сам убийца до нашего появления во дворце? Что-то приятели Куха мрут слишком быстро.

– Так пошли сперва навестим дворец, – согласился Юта. Усадил пса в основание усов и заторопился по улице. – Интересно мне, что за человек этот убийца? Ни словечка о нем в тросне. Только дом указан – и всё.

Михр промолчал, тем самым соглашаясь с замечанием князя.

До дворца добрались быстро, и там Михр пошёл первым, указывая дорогу по переходам и коридорам. Всё ниже, в прохладные каменные помещения без окон, тускло освещённые масляными лампами и среди дня, и ночью. Несколько раз на пути попадалась охрана в одежде цветов ар-Багга, и тогда ар-клари вежливо сторонился к стене, пропуская вперед выра, в своём стремлении добраться до ответа очень похожего на таран. Люди понимали и расступались, не задавая вопросов. Так же молча и почтительно охрана распахнула перед Ютой низкую двустворчатую дверь допросной.

Выр вбежал и замер посреди большой комнаты, лишь его глаза на стеблях двигались, осматривая всё вокруг. Куха, который вежливо и без тени удивления поклонился, встав из удобного кресла, от широкого стола с троснами. Рядом торопливо вскочил на ноги писарь и запнулся, не зная точного порядка действий. На всякий случай упал на колени. Палач без спешки звякнул стопором цепи, тоже обернулся и поклонился. Только лежащий на пыточном столе человек никак не отметил появления прибывших. Он был без сознания. Юта мрачно, с отвращением, глянул на жернов, в котором была зажата рука несчастного. Подумал, что кисть уже не спасти, и что руки у людей не отрастают заново. Что человек совсем молодой, лет, может быть, двадцати пяти – тридцати. И теперь он останется калекой на всю жизнь. Если протянет долго: кожу резали и прижигали, пойдёт воспаление. Да и раны на ноге выглядят неприятно.

– Приветствую достойного князя, – спокойно начал Кух. – У вас, возможно, есть вопросы к убийце? Или сперва изволите изучить уже сказанное им и подписанное по полной форме? Гнилец, славный брэми, ведь какой гнилец! Не жалейте его, он того не стоит. Ваше дознание, позволю себе заметить, вскрыло мерзкий нарыв на теле города! Злоумышление против выров, большой заговор. Отец этого гнильца был шааром одного из уделов земли ар-Багга, – тут дознаватель замялся и пояснил: – То есть родной отец, но законно он не признал сына. От случайной, как люди говорят, связи был ребенок. Но шаар помнил, иногда помогал деньгами и влиянием.

– Уберите из комнаты этих, – тихо распорядился Юта, указав усом на писаря и палача. – Пригласите лекаря.

– Сам управлюсь, гляну. – Отозвался Михр. – Зачем нам лишние уши?

Палач и писарь ушли, плотно прикрыв створки двери. Юта осел на пол и крепче прижал к себе удерживаемого в верхних руках пса. Тот скалил клыки и тихо, едва слышно, ворчал на врага. Выр знал: когда его Ютти так ведет себя, готов броситься и рвать. То есть полагает угрозу настоящей и большой, а человека – совсем плохим. Опасным…

По жесту Юты дознаватель снова сел в кресло и тяжело вздохнул, показывая своё огорчение от добытых мерзких сведений. Выудил из кипы листков тросн, подвинул по столу. Князь принял и прочёл. «Убийца» утверждал, что учился прежде на выродёра и знал прочих таких же. Что сам он додумался и начал собирать их в столице, чтобы тайно мстить вырам и забирать у них золото, потому что «нас тому учили, да вот не надобна более наша работа и всем нам позор объявлен, а выры гнилые как были хозяева людям, так и остались».

– Складно он говорил при такой-то боли, – шевельнул губным ворсом Юта. – Брэми Кух, вы ведь знаете, что новым законом запрещено уродовать людей при дознании. Вы сделали его калекой. Теперь, если он окажется невиновен, ваше достояние отойдет ему на прожитие. И его детям, если таковые имеются.

– Он сам признал свою вину, – твердо ответил Кух. – Наши с вами люди уже вяжут выродёров.

– Закон утверждает, что прошлое нельзя ставить в вину, – так же негромко отозвался Юта. – Как я знаю, вы сами учили выродёров. Вас что, тоже вязать? То, что люди творили до объявления мира, им прощается… как и вырам. Иначе нам не выбраться из крови и мести.

– Заговор возник уже теперь, в мирные дни, – упрямо отметил Кух.

– Пока что есть только этот тросн. Он подписал правой рукой? Значит, мы уже не установим даже подлинность подписи.

– Очнувшись, он подтвердит всё, – с едва заметной усмешкой пообещал Кух.

– У него есть семья? Где его родные?

– Он выродок, вор. Кличка Красавчик. У него три семьи в разных домах и вряд ли он способен учесть своих детей, – обозлился Кух. – Его мать была гулявой девкой, он унаследовал её нрав. Да город скажет нам спасибо, когда сдохнет этот охочий до забав гнилец!

– Выры не понимают слова «гулявая», у нас иной уклад жизни, – мягко пояснил Юта. – Детей же должно признать по душевному родству, мы не понимаем обязательства крови и рождения. Пока я не услышал ничего важного и полезного. Вы тратите силы впустую, пробуя испортить мое отношение к этому человеку, для чего используете людские мерки порока. Как он убил выра?

Кух выбрал тросн и резко подвинул через стол, выказывая признаки раздражения. И даже, – отметил Юта с интересом, – страха? Нет в Кухе полной уверенности в том, признает ли «убийца» свою вину повторно.

Жернов с противным визгом прокрутился и выпустил изуродованную руку. Михр отстегнул кожаные ремни, удерживающее тело. Приподнял голову Красавчика и попробовал напоить его настойкой. Тот закашлялся, жадно хлебнул и обмяк. Юта продолжил наблюдение одним подвижным глазом, вторым он изучал текст. Само собой, парень рубил выра тяжёлой южной саблей. Позже утопленной в канале поблизости от места преступления. Когда Юта дочитал, Красавчик уже смотрел почти осознанно, хотя боль гнула его и была велика. Как предположил князь, молодой человек был хорош по меркам людских девушек. Глаза крупные, тёмные и разрезаны необычно, выглядят удлинёнными. Ресницы пушистые, кожа на лице гладкая, матовая и светлая, хотя теперь настоящий цвет не понять: она белее хлебной муки… Волосы густые, глянцево-чёрные, вьются крупными кольцами. Плечи широкие, сам рослый и сильный. Определённо, у такого может быть много мальков, – отметил Юта. Потом припомнил законы людей и решил не лезть в них со своими нелепыми домыслами.

– Все записано точно с твоих слов? – спросил Юта.

Красавчик покосился на Куха. Ар-клари скалился не хуже пса и мял пальцами край тросна. Нехотя, через силу, «убийца» кивнул.

– Ты по доброй воле дал показания. Тогда зачем тебя пытали? – удивился Юта. – Не нахожу смысла.

– Не пытали, – назидательно уточнил Кух. – Вору следует отрубить руку. Мы лишь чуть изменили казнь, достойный ар. Мы решили смять его руку. Постепенно.

Юта ощутил прилив гнева, очень и очень трудно контролируемого. Кажется, Кух тоже заметил движение усов. Осознал его смысл и вжался в кресло.

Избавляясь от гнева, Юта хлестнул клешней по столу, древесина застонала и подалась обширной вмятиной с рваными щепами по краю. Кух задышал чаще и вжался в кресло ещё плотнее, сполна осознав меру княжьего бешенства.

– Мы ничего не решали, – совсем тихо молвил Юта. – Хотя дознание мое. И я, именно я, должен принимать решения. Вы далеко вышли за рамки приличий. Михр, под замок его. Позже я разберусь, как карают тех, кто очернил честь князя. Своих людей гони сюда. Хочу иметь тросны со словами писаря и палача. И учти, на сей раз способ дознания меня не будет беспокоить. Можно мять. Они все трое завязли в гнилом деле. Людей рода ар-Багга всех выслать из города. Всех! Тросн хранителю замка я напишу немедленно. Сам напишу. Это дело выходит за пределы того, что касается людей. Или он со мной объяснится прямо тут, в столице, или я с ним объяснюсь, но чуть позже, на отмелях… Прекратить до моего указания вязать людей по обвинению в выродёрстве. Повязанных вежливо проводить в замок и разместить в комнатах, под стражей. Пока что – так… В доме Куха провести полный осмотр. Сделать опись имущества. Если так называемый убийца окажется невиновен, надо знать, что пойдёт на продажу в оплату его увечья, нанесённого до решения судьи, то есть по умыслу и намеренно, что сравнимо с нападением на улице, не менее.

– Вы не смеете, – охрип Кух и скрипнул зубами, бледнея и неловко уклоняясь.

Клешня прошла у самого лица и доломала-таки стол. Ворох троснов рассылался по полу, Ютти зашёлся лаем. Михр довольно хмыкнул, отмахнувшись от листков, порхающих по комнате. Позвал людей из коридора и распорядился относительно Куха, писаря и палача. Когда охранники решительно подхватили Куха под локти и вывели из допросной, выр чуть помолчал, прошёлся по залу, успокаиваясь. И наконец вернулся к обсуждению дел «убийцы». Тон его был мирным, о вспышке гнева ничто не напоминало… кроме обломков столешницы, имеющей толщину в ладонь, не менее.

– Имя у Красавчика есть, Михр?

– Прозвище ему привычнее, – отозвался ар-клари. – Во многом этот гни… то есть брэми Кух, прав. Девки сохли по дураку, мне по десять жалоб за неделю ложилось на стол. Достойные отцы готовы немало приплатить, чтобы гадёныш не лазал по чужим домам. Ну ладно брал золото! Так ведь без отмычки, дуры сами открывали и сами дарили…

– Интересный способ кражи, – оживился Юта, ощущая наконец-то, как стихает гнев, угасает по-настоящему под ровную болтовню ар-клари. – Сомневаюсь, что он в полной мере наказуем по закону.

– Хуже того, – рассмеялся Михр. – Брали его, гнильца, уже и при мне, сажали под замок. Так немедленно явились аж три бабы и начали в крик решать, у которой он провёл ночь! Мол, отпустите, брэми, он воровать не мог, он был занят иным, – Михр тяжело вздохнул. – Ему не руку надо резать. Больного его ещё и жалеть начнут.

– Пока что тащи его на место убийства, – предложил Юта. – Пусть покажет, как махал саблей и куда дел её после.

– Велю приготовить крытый возок, иначе от бабьего визга оглохнем, – буркнул Михр. – Странно, что у дворца ещё нет толпы со сковородами и вертелами. Юта, я был бы рад его утопить.

– Укажу, как зарубил выра – утопишь, – хрипло пообещал молчавший до тех пор Красавчик. – Я его убил. Сказано же… саблей.

– О, разговорился. Хорошая штука – неразбавленный бражник. С пыльцой. – Подмигнул Михр. – Боль снимает полностью. Правда, голова от него кругом идёт, веселье прёт. Зато завтра он будет завидовать мёртвым. Ничего, отлежится. До того лекари оттяпают ему руку, где нельзя уже ничего поправить. И соберут по кусочкам выше. Сейчас временно перетяну, чтобы не кровила. Мы готовы.

– Он в уме, или как после чёрной тагги, глубины видит посреди улицы?

– В уме, – усмехнулся Михр. – Только теперь ему все девки кажутся вдвое краше. Как говорится, после бражника и бигль выглядит стройным. Странно, что упирается и настаивает на своей виновности. Страха после выпивки в нем не должно быть. Тогда – что?

Вор, морщась и шипя сквозь зубы, спустил ноги с пыточного стола, попробовал лихо, прыжком, встать – и рухнул на пол. Михр усмехнулся, кивнул своим людям, уже появившимся в дверях. Велел отнести «убийцу» в возок и рот ему забить кляпом, чтобы не шумел по дороге. Юта и ар-клари пошли следом. Уже во дворе их застал курьер. Передал с поклоном тросн и добавил на словах: дело касается дома вора. Как и обещал Михр, бабы уже воем воют и готовы бежать во дворец. Ар-клари кивнул, просмотрел записи.

– Понять бы, как люди Куха отличили кошель курьера-выра от прочего золота? – вздохнул он. – Там полный сундук этого добра. Знаешь, сколько? По первому пересчету – не менее двадцати тысяч.

Юта на миг остановился и даже руками развёл: такого он никак не ожидал. Михр, видимо, тоже. Заговор становился чем-то вполне настоящим, если его вымерять в деньгах. Красавчика сунули в возок, охрана села рядом. До места добрались молча и быстро. Юта ощутил, что уже умаялся бегать по одному и тому же пути, раз за разом. Вроде дело и движется – только куда? Кривая получается тропка. В заговор выродёров верить – нелепо. Зачем им, шкурным и охочим до золота, понадобилась месть? Тем более зачем она Красавчику, которому золото само течёт в руки по бабьей глупости?

Вора под руки выволокли из возка и подтащили поближе к Юте.

– Рассказывай, – коротко предложил выр. – Как убивал. Где сидел в засаде, всё подробно.

– Но я сознался, зачем усложнять дело? – теперь в голосе сквозило отчаяние.

Парень поник, огляделся, было понятно: место для него малознакомое, показать он ничего не сможет и сам это понимает. Заметил обведенный краской след тела, приободрился. Проследил возможные пути выра, снова поник. Начал неуверенно бормотать про месть и удар в панцирь, про «гнилого выра», выбравшегося прямо тут из воды и подловленного на редкость удачно.

– Просто утопите меня, и всё, – попросил вор наконец, завравшись и осознав, что ложь очевидна.

– Было бы мне смешно, – прищурился Михр, отсылая своих людей в оцепление, встать подальше и не подпускать близко любопытствующих, – я бы сказал с подначкой: не иначе, доигрался. Женят Красавчика, а такому лучше утопиться, чем при одной бабе до конца дней. Но мне не смешно… Я вот что думаю: дело в золоте. Двадцать тысяч! Чьи деньги может хранить вор?

– Должно быть, вроде, тридцать, – бледность Красавчика стала серо-землистой. Он уронил голову и тихонько взвыл от нескрываемого отчаяния. – Как двадцать?

– Михр, я не понимаю, это для меня совсем сухой разговор, размочи, – попросил Юта.

– Бабы на нем виснут – ладно, – отмахнулся ар-клари. – Но какой недоумок дал ему на хранение денежки всего ворья столицы? Иного не вижу, это те самые деньги… Иначе он бы не просил об утоплении.

– Не мне, – почти всхлипнул Красавчик. – Клянусь веретеном Пряхи, не ведаю, откуда взялся сундук в доме! Вечером его не было. Утром я вернулся домой – он стоит посреди прихожей, и знак на крышке… Я только успел золото попрятать, сел думать, к кому идти и кого в посредники брать, чтобы без ущерба вернуть… К нищим хотел сунуться, у меня с ними завязки. Но тут стража, дознание… Кух всё толком пояснил и я понял: лучше пусть утопят.. Меня из-за этих денег в лоскутки порежут, и не меня одного! Всю родню. Всех! До отца доберутся, хоть он и знатен. Дворцовые пытки покажутся шуткой…

Красавчик поник ещё ниже. Михр кивнул и хмыкнул, нахмурился.

– Ты прав, Юта. Интриги. Ворьё за свои деньги так вцепится, что мы поверим в заговор выродёров. И людей начнут резать, и выров… Красавчик, пока что тебя, увы, нет причины топить. Мне очень жаль. Ты вне подозрений. Лекарь вон – явился, он сейчас глянет твою руку. И все, и пойдешь ты домой. Сам. Один.

– За что вы меня так, ар-клари? – вымучено выдохнул вор. – Может, хоть лет пять каторги, а? Я признание напишу, у кого воровал и что брал.

– Приятно, выр его задави, – расплылся в улыбке Михр. – Меня уговаривают дать наказание. Расту в своих глазах, расту… Прекрати страдать, дурак. Сядь и левой рукой карябай тросн: в точности чтобы было, весь минувший день до последнего мига! Папаша твой драгоценный связан с ворами?

– Нет, как можно! У знати свои способы и свои покровители, – отмахнулся Красавчик, чуть успокоившись. – Батюшка человек порядочный. Лишнего не брал и нам помогал. Я тоже своих баб не обижаю, три дома вон откупил, чтобы дети были пристроены.

– Заметь, – усмехнулся Михр, – ворует он в красном городе, а живёт в зелёном. Дома все записаны на него, как же, «детям он помогает»! Гнилой мерзавец. Из-за таких умников слободчане и грызутся что ни день. Спорить готов на деньги: Кух пообещал его утопить для вида, но оставить в живых. Пиши-пиши, не возражай ар-клари! Потом тебя, если я не передумаю, отвезут и устроят под надёжным замком. А не передумаю я, если память твоя в чернилах не утонет. Толком пиши, о чем сговорился с Кухом. Иначе в одно мгновенье окажешься возле своего дома, на свободе и без охраны.

Михр отвернулся и пошёл прочь от набережной, в узкую боковую улочку. Юта заспешил следом, гладя пса и понимая всё полнее: дознание ему противно. И вора с искалеченной рукой уже не жаль, и дело всё более запутывается, хотя казалось простым… Родной край издали, из столицы, так хорош и памятен! В землях Рафт нет огромных каменных городов, воры не копят золото сундуками. В чести кузнецы и рудокопы, народ приятный. Домовитый, работящий, семейный. Опять же, собаки есть, ворам при них в деревне – не жизнь…

– Что дальше? – уточнил Юта у ар-клари.

– Твой пёс нам нужен. Пусть попробует взять след от сундука воров, – без особой надежды предположил Михр. – Откуда его приволокли? Какой-то гадкий голосок мне в ухо бубнит, что если мы найдем след, он выведет нас к новому трупу. Ларна мне говорил, что у нищих толковый староста. Хоть он и сменится вот-вот, не до нас ему, но надо обеспокоить, пожалуй.

– Ты не повезёшь во дворец деньги воров? – Юта даже остановился от удивления.

– Разве мы их искали? Нам нужны сведения. Мы ищем убийцу выра. Если я могу купить сведения за этот сундук, я их куплю, – Михр обернулся и грустно добавил: – Пойми, у людей просто не бывает. Если кто-то копает под ваш совет, он копает прямиком под Шрона. Ты сам додумался недавно. Так?

– В целом… косвенно… – засомневался Юта.

– Я в городе недавно, не знаю ещё здешних дел, не вошёл в силу… Воры сейчас нужны нам тихие и покладистые. Иначе через месяц, не более, в городе будет на моём месте иной ар-клари. И на месте Шрона – иной златоусый. Есть ли разница, кого из нас сомнут и как? Если хочешь моё мнение, то вот оно: раскол юга и севера далеко не преодолён. Сейчас в силе север, мне он полезен. И городу тоже… Ты подумай: ваш обожаемый неущербный Шром всплывёт из глубин по осени в этой бухте, так? С вашими бабами.

– Не вполне так, но место, скорее всего, ты указал верно, – отозвался Юта.

– Его должен встречать брат. Живой и при власти. Сундук золота, не добытый в казну, в этом деле ничего не меняет. Вот увидишь: хозяева Куха вызволят его из-под замка уже к утру. Мы ничего не успеем исправить. Он будет или вне досягаемости, или мёртв… Слишком много знает. – Михр тяжело вздохнул. – Где носит Ларну? Вот уж кто теперь был бы мне нужен!

Ар-клари смолк и до самого дома Красавчика шел хмурый и подавленный. Юта двигался рядом, пытаясь понять, как можно вызволить из дворцового подвала человека, упрятанного туда его волей? Все же по закону людей он – князь! И дознаватель, то есть слово имеет двойной вес! Красный кирпич ложился под лапы, шаг всё ускорялся. Ютти довольно повизгивал: ему нравилось быть с хозяином, не в корзине и не тайком. Так весело и хорошо! Кругом люди, можно всех обнюхивать и всё рассматривать. Даже лаять разрешается! Запахов же в городе так много, что носу постоянно находится, над чем поработать! И кошки имеются, он облаял уже трёх, все три трусливо сбежали.

В зелёном городе стало еще интереснее. Народ жил потеснее, на улицах местами толпился и шумел, у трактиров гудел и гулял. День-то уже к вечеру клонится, самое время отдохнуть, пива выпить. У воды посидеть и обсудить день. Выра и ар-клари приветствовали, зазывали хлебнуть холодненького и рассказать, что за напасть приключилась и когда закончится непорядок?

Дом Красавчика, просторный, из дикого камня, в два яруса с балкончиком и островерхой крышей красной черепицы, располагался на тихой улице. К боковой его стене вплотную прижимался канал, две лодки покачивались у самой двери. Хочешь – через калитку в город выходи, а не хочешь – пользуйся водным путем.

У дома стояли оцеплением охранники, дело исполняли исправно, но с жителями слободы не забывали болтать, даже посылали мальчишек за едой в ближний трактир. Свои – они и есть свои, а охрана в зелёном городе вся свежего набора, из здешних жителей. Девки и бабы, как и предсказывал Михр, жались в сторонке. Вздыхали, смахивали слезы. Ждали новостей… Увидев издали ар-клари, качнулись к нему всей своей пестрой кучкой, но отпрянули, опасаясь здоровенного выра, да ещё с какой-то невиданной белой зверушкой, готовой рычать и шуметь на всякого.

– Жив ваш обожаемый вор, – усмехнулся Михр, без задержки поспешая к дому. – Если старое дело бросит, то и далее жить будет. А не бросит…

Он махнул рукой и прошёл в калитку, уже приоткрытую для него одним из охранников. Юта опустил пса на землю и тоже заспешил к дому, придерживая кончик ремня, закрепленного на ошейнике. Ютти резвился, обнюхивал всё и поражался – хозяину такое сразу видно – отсутствию каких-либо собачьих меток. Пустой город, никаких сведений и приятелей. Никакого общества… Приходится самому начинать собачью летопись местности. Что Ютти и делал по возможности усердно, задерживаясь у каждого столбика или угла.

Сундук стоял в прихожей, пустой: его нашли не так давно и приволокли сюда. Золото извлекли из нескольких тайников и ссыпали в мешок. Бледный от осознания размеров охраняемого богатства сторож сидел в углу и неотрывно смотрел на сокровище, воровское и наверняка проклятое.

В слободе воров считали грязью, людьми беззаконными и недостойными, это Юта понял и из трепа охраны за окном, и по отношению любопытствующих. Губный ворс невольно встопорщился в подобии улыбки. Не зря ему, Юте, нравится именно зелёный город – он на родной север хоть немного, а похож. Мастеровой, деловитый, склонный жить своим укладом.

– Тут все, кому не лень, возились, руками лапали, и топтались, – огорчился Михр. – Не возьмет твой пёс следа.

– Не с первого раза, но может и взять. Позови всех, кто возился с сундуком, пусть у дверей стоят, – посоветовал Юта. – Их исключим сразу. Ну, а дальше – как пойдет дело.

До самых сумерек Ютти скулил, бегал по дому и утыкался носом в чью-то руку или в сапог, слышал от хозяина «не тот», снова возвращался к сундуку и принимался за дело. Люди к его неутомимому усердию относились с уважением. Охранник принес миску с водой, мальчишки пошушукались, отозвали Юту, посоветовались и умчались гурьбой. Скоро вернулись с добычей: гордо выложили в траву мясные обрезки и пару мозговых косточек недавно забитого бигля. За свои труды получили право гладить белые уши и даже удостоились облизывания рук.

Ютти отдохнул, попил водички и снова вернулся к своему занятию. Когда он взял толковый след, ведущий прочь от дома, было уже довольно темно. Михр кликнул трёх охранников. Так и двинулись по улице: первым Ютти, утыкающийся мордой в мостовую и порой фыркающий, следом Юта, топочущий всеми лапами и гордо взирающий на приятеля. Рядом с выром шёл и щурился, изучая дорогу, Михр, за ним стражи – и чуть поодаль все любопытствующие, не пожелавшие отстать. Ютти бежал вдоль канала, иногда останавливался и крутился на месте. Вынюхивая след, снова радостно дрожал хвостом и бежал. Михр озирался, хмурился.

– Похоже, их было по крайней мере двое, – вслух подумал ар-клари. – Один вёз сундук, второй его страховал. Первого Ютти уже раз отследил: когда добежал до середины мостовой перед домом Красавчика и разочарованно сел. Второго он вынюхал теперь. Или это обратный след? Князь, ты по сторонам-то смотри. Мы в самую гадкую слободу лезем, в гостевую. Тут и притоны, и народец гнилой.

Юта отмахнулся одной из рук и не замедлил движения. Зато слободчане и охрана подтянулись поближе. Михр усмехнулся: толпа любопытствующих набралась изрядная. Местные глазели, но на улицу не высовывались, хотя ночь – их время… Наконец, когда все притомились от быстрого движения, Ютти сел перед запертой дверью и негромко тявкнул, поскрёб щель: дальше не пройти. Добротный дом, даже богатый. Отделка дорогущим северным мрамором. На окнах обманно тонкие решетки ажурной ковки. Михр качнулся вперед. Стукнул костяшками пальцев по двери.

– Отпирайте, иначе взломаем!

Юта немного выждал и исполнил угрозу ар-клари. Тот шагнул за порог, кликнув одного из охранников и солидного мастерового, запыхавшегося от бега. Скоро все трое вернулись, Михр горько усмехнулся и развел руками.

– Тот гнусный голос, что шептал мне в ухо, был прав. Не приносит никому удачи воровское золото… Два покойничка, свежие. Пол взломан, там, надо думать, ещё вчера находился сундук, как раз в его размер тайник. Дом пуст, если не считать одной занятной вещицы. Полагаю, оставили её по недосмотру. Или просто не знали, что это такое, а тот, кто давал указания, сюда не вернулся… Что за вещь, я не понимаю, но ты, возможно, разберёшься.

Михр приподнял свёрток в руке, но ткань не стал снимать при всех. Попросил слободского мастера помочь приглядеть за домом, выделить людей, пока охрана добирается от дворца. Дал иные указания. Огляделся. Закат угас, кругом темень. Куда теперь идти?

Юта тоскливо представил себе порт, где стоит родная галера. Вокруг вода плещется, тёмная и прохладная. Нырни, взбей пену брызг – и уходи себе в глубину, чтобы ощущать ночь, течения. Мутность донного ила, избыточную пресность воды залива. Потом можно двинуться прочь от берега, поискать косяк рыб…

– Нам бы теперь добраться до Омута Слёз, – досадливо вздохнул Михр, выводя князя из приятных размышлений. – Но искать и нанимать лодку среди ночи, здесь, вряд ли разумно. Дроф небось уже спит в дворцовых покоях, устал ждать нас.

Юта пошевелил бровными отростками в некотором смущении. Покосился на ар-клари. Тот заинтересованно двинул бровью, присел на деревянные перильца набережной.

– Если я пущу тебя на спину, это не сделает нас родней, – строго уточнил Юта. – Договорились? Просто приятельское одолжение. И ты подержишь Ютти. Он тонул в детстве, не любит быть среди воды, когда я быстро плыву. Ещё ты будешь показывать мне, куда поворачивать в ветвлениях каналов. Но если ты кому-то скажешь, что дергал князя Юту за усы…

– Только Ларне, – прищурился ар-клари.

Выр булькнул смехом и не стал возражать. Уточнил, куда намерен теперь плыть Михр. Оказалось – к старосте нищих, с недавних пор узаконенных в городе и образовавших два поселения: рядом с гостевой слободой и возле самого берега, по соседству с рыбаками. Но старосту там искать бесполезно, он передает дела новому человеку и уже переехал за кольцо стен, в уютный дом с большим садом. Тихое предместье, приличные соседи, замечательный вид с холма на берег Омута Слёз… Михр уселся выру на спину, похвалил удобство такого способа передвижения. Панцирь у Юты широкий, чуть шершавый, надёжный. Сам он велик, когда погрузился в воду, ар-клари не замочил даже сапог. Прихватил оба уса с должной вежливостью, погладил тихо поскуливающего Ютти. Стал править выром, щурясь и всматриваясь в тёмные каналы и чёрные, словно из тросна вырезанные, узоры домов на канве из пепельно-зеленоватого ночного неба.

С воды всё казалось иным, малознакомым и чуть-чуть сказочным… Но в направлении Михр не путался, выбирал точно. Повороты заранее указывал. У перегораживающих каналы цепей и решеток стояли охранники, ар-клари они узнавали в лицо – если рядом светил факел – или по голосу. Пропускали, желали доброй ночи. Город, переживший убийство выра, казался спокойным и мирным. Хотя и Михр, и Юта знали обманчивость этого покоя.

До Омута Слёз добрались к полуночи, тонкий молодой месяц склонился низко, чиркнул острым краем серпика по воде, и серебро вывалилась в прореху из тёмного мешка. Засыпало дорожку бликами-монетками. Михр усмехнулся: полный день он разыскивает убийцу и думает о воровстве, теперь уже и месяц, светило ночи, под подозрением. Где нагреб столько серебра и куда его тащил? Кого по следу пустить?

Дважды Михр бывал в особняке Жафа ар-Нашра, когда там гостил Ларна. Оба раза слушал сказки паренька по имени Ким. Тот бы ответил. Улыбнулся бы, лукаво щуря карие глаза – и повёл слушателей по дорожке из серебра… Хороши его сказки. Две слышал ар-клари, и обе памятны, и радость от них копится в душе. Хочется чего-то странного. Вроде бы вполне понятным ненадолго становится, почему Ларна ради дружбы с Кимом, его сестрой и Мальком бросил всё прочее, такое незыблемое и главное: достаток, власть, славу… Правда, потом наваждение уходит. Вспоминается простое, жизненное. В покоях ар-клари во дворце сидит и ждет жена. Толковая была девка, Михр в Горниве присмотрел её: собой хороша, покладиста, глядела на него, глаз не отводя. Деток родила славных, здоровых да умных, дом ведёт усердно. И теперь с ней неплохо, не шумная, не подурнела… Терпит беспокойство столичной жизни и то, что нельзя выйти из дворца: пока что в городе для семьи ар-клари нет надежной защиты, новый закон ещё слишком слаб, а враги его – крепки. Сидит она теперь, баба деревенская, не для дворца придуманная Пряхой, шьёт мужу рубашку, хотя в городе можно всё купить, деньги-то есть. Но если бы не шила, странное дело, так и домой бы, пожалуй, не тянуло… Ким, припомнившийся снова, словно встал перед глазами – легкий, гибкий, как травинка. Глаза смеются. Как он сказал, довершив сказку про подвиги старого вояки? «Женам надо дарить подарки, чтобы свою душу их радостью согревать». Нелепо!

Выр в последний раз повернул у городской стены, снаружи. Вырвался на большую воду и поплыл по прямой, рассмотрев далеко впереди, в стороне от рассыпанного месяцем бликующего серебра, одинокую медную монетку оконца, плотно прикрытого занавесками.

Михр снова погладил Ютти, задумчиво потёр лоб. Что дарят бабам, чтобы радовать их? Цветы. Так стар он для этой глупости! Да и жена у него из деревни, на кой ей цветы? Она вазу первый раз увидела месяц назад, ахала, хихикала и рот раскрывала, слушая пояснения, даже неловко было. По коврам норовила ходить босиком, в саду пробовала вскопать грядку… Плакала ночами, а как до ругани дошло, призналась: боится, муж так высоко забрался, что отошлёт домой и другую себе присмотрит. Жизнь городская не понятна ей. Пришлось идти к дворцовому ар-тиалу, просить толкового человека выделить, чтоб рассказал жене про город и его обычаи. Плакать перестала. Но и радости в ней нет… Получается, Ким прав?

Юта выбрался на берег и вздохнул, с хлопком раскрыв легкие. Погладил своего пса. Оглянулся на Михра.

– Ты потерпи ещё немного. Мне надо нырнуть. Сохну я в городе, понимаешь? Спину всю пропёк за день. Не красная?

– Нет, в порядке. Я подожду. Юта, ты князь. Как князь, должен знать: что можно подарить бабе, чтобы она из тоски вынырнула? Жене.

– Я выр, а не человек! – Юта заметил задумчивость во взгляде приятеля и не стал спорить. – Ладно, и князь тоже, будь оно неладно, навязали титул. Жене… Она у тебя не городская? Понятно. Говорили мне про такое, как же. Нет ей радости в Усени. Ты всё время занят, она одна и огорода этого, людского способа ходить спиной кверху на всех лапах от зари до зари, – тоже нет. Так… много надо дарить! К делу пристроить и бездельем обеспечить. Пусть вон хоть слугами помыкает, на вашем ярусе чистоту держит, помогает ар-тиалу. Это дело, чтобы за него ответ держать и денежку получать.

Михр заинтересованно кивнул. Подумал: не так уж нелепо доверять правление вырам! Оказывается, они могут понимать людей и давать советы. Неожиданные и наверняка полезные.

– А безделье?

– Пусть шьёт или вышивает, бисер на бусы переводит, ларцы украшает узором… Что ещё делают, когда дела нет? Купи всё для такой работы. И красивое что-нибудь купи. Хоть платок. Браслет. Ожерелье золотое. Башмаки… Не знаю, сам думай! Поплыл я. От мыслей пересыхаю злее, чем от солнца. Жди, скоро вернусь.

Михр кивнул, лёг, нащупав удобную кочку. И стал смотреть на тёплый свет оконца в доме на холме. Отсюда он не казался медной монеткой. Глаза привыкли к темноте, дали полную картину ночи. Видно и дом в два яруса, из добротного северного дуба. Дорогущий материал, его по Омуту Слёз сплавляют очень немного: Горнива не желает ронять цену. Опять же, мороки с дубом много. Надо вымачивать. Потом просушивать и следить, чтобы трещин не дал. Зато после постройка из такого дерева стоит веками. И жить в ней радостно, и дышать куда легче, чем в каменном дворце с его штукатуркой, подновлённой и толком не просохшей… В таком доме жена бы не плакала. Огород могла разбить. Михр оглядел склон внимательнее прежнего. И замер.

На фоне светлого окна мелькнула на миг тень человека, вроде бы заглянувшего в дом. Ютти, дремавший рядом, у самой руки, встрепенулся и молча, сосредоточенно стал глядеть на дом. Заворчал едва слышно, припал к траве. Михр положил руку на спину пса, удерживая на месте и убеждая не шуметь. Из воды тенью явился Юта, хотел что-то сказать и тоже насторожился, зная повадки своей собаки.

– Гости у старосты, – одними губами молвил Михр. – Вперед нас пришли.

– Так давай поспешать, – отозвался выр. – Не хочу ещё одного покойника добавлять в счёт, не понимая даже, кто же его убил. Пока наше дознание не дало ни единого ответа. Зато трупов и вопросов, как сельди в косяке, сбитом большой охотой.

– Охотой?

– Рыбалкой, – отмахнулся Юта. – Пошли?

– Просто так? Без разведки, без…

– Не смеши меня, – возмутился князь. – Выра моих размеров, вооруженного, у них точно нет. Зачем тогда разведка? Они заметят меня, понятно. Но они не убегут от меня! Я мокр и быстр. Пока будем думать, уже некого станет спасать. Я пойду вперед. Ты береги Ютти. Это план.

Михр тяжело вздохнул, подхватил пса на руки и нехотя кивнул. Более нелепого вырьего плана не придумать… «Я иду в атаку. Все бегут». Примерно так получается…

Юта уже шёл. Точнее, нёсся по склону вверх, пластаясь по траве и со щелчками выводя клешни из вежливого, мирного сложения, когда они плотно зажаты кромками выступов головогруди. Усы тоже вышли в боевое положение, легли на спину, готовые хлестнуть наотмашь. Михр знал: при таком ударе они рубят человека пополам… если выр имеет размер и силу Юты. Чужой дозорный у окна вскинулся, но тут же снова упал, охнув под ударом клешни. Плашмя, – отметил Михр, поднимаясь на холм. Выживет, но в себя придет нескоро. Дыхание вышибло начисто. Сам он однажды так подставился под удар полумёртвого выра. Давно, когда он ещё был выродёром и убивал. И не мог подумать, что окажется однажды другом выра, нахально шагающим по склону в атаку по следу примятой травы… не вынимая даже ножа из ножен. Зачем? Юта лучше любого оружия.

Выр с разбега налетел на стену, по ней взвился до окна, расположенного высоко, в сажени от травы – дом имел врастающий в землю полуподвал. Оконце брызнуло звоном стекла. Осыпалось бликами осколков. В комнате зашумели и сразу притихли. Михр заинтересованно приподнял бровь. Кто там жив и кто цел? От такого вторжения можно и без удара клешней получить удар крови в голову, не всякий легко примет вид Юты, вошедшего в боевой азарт.

– Михр? – вроде чуть виновато прогудел князь из оконца.

– Как там трупы? – не выдержал серьезного тона ар-клари.

– Водичкой отпиваются, дышат, – вздохнул Юта. – Держи ус и лезь, долго идти вокруг. Опять же, с той стороны тоже стерегут, так мне сказали. Ютти сперва передай.

Ус оплел пса и подтянул вверх, до рук выра. Потом по этому живому канату полез Михр, очередной раз удивляясь прочности и гибкости панцирных усов боевого выра.

В комнате сидели и стояли, не рискуя лишний раз шевельнуться, семь человек. Хозяина, кривобокого и неказистого старосту слободы нищих, Михр узнал сразу. Вежливо поклонился ему. Четырёх огромных мужиков, вытянувшихся в струнку у стены, опознавать не имело смысла: охранники – они всегда безымянны. Куда интереснее хозяева. Два человека средних лет. Один пошире и потяжелее. Второй посуше. Без особо ярких и броских примет. Одеты опрятно, как средней состоятельности обитатели красного города. Разве что шрам у более рослого на шее… И у второго, плотного и широкого, нет пальца на левой руке. Среднего. Такая примета в троснах дворца указана для некоего Клешни, вора, а точнее даже налётчика… Много за ним крови да гнили тянется, с таким и за стол сесть не пожелаешь, зная его дела… Но пока что важнее убийство выра, – напомнил себе Михр.

– Юта, перестань махать усами, даже мне боязно, – попросил ар-клари. Сел на свободный стул. – Здравствуйте, брэми Скрип, уж простите, иного имени не припомню. Мы вас не подвели своим внезапным появлением? Князь несколько разрезвился в воде и стал, как он выразился, быстр и мокр. Мы ни за кем не следили, просто приплыли наобум. Надеясь на ваш мудрый совет.

– Пожалуй, вы кстати, – негромко отозвался Скрип. – Не одни вы надеялись на совет… Но гости, добравшиеся первыми, почему-то сочли возможным запереть в погребе моих жену и сына. Там холодно.

Юта оживился, закинул усы на спину. Уточнил расположение погреба и путь во двор. Тот, кого Михр мысленно назвал Клешнёй, скривился. Тяжело вздохнул, брякнул донышком кружки по столу и обернулся к охранникам.

– Да че, дело ясное, вроде того… Парни, сами там гляньте, что к чему, пока живы. Не то эта глыбина всем мозги хвостом вправит по самую жо…

– Прекрати так разговаривать, – резко поморщился второй, посуше и постарше на вид. – Несолидно… Брэми Михр, как-то мы с вами нелепо встретились. Хотя я искал у хозяина этого дома посредничества именно по указанному вопросу. Он даже с Ларной смог найти общий язык. Это дорогого стоит.

– Чё не ясно? – снова взревел более массивный гость, наливаясь бурой кровью и оборачиваясь всем телом к стоящим по-прежнему без движения охранникам, озабоченным лишь видом и движением клешней выра, до которых не более локтя. – Бабу и пацана в дом проводите, вы, бигли мясные! Вежливо так, лады?

Четверо «биглей» осторожно, едва дыша, протиснулись к выходу. Старший из гостей сердито повел рукой, унимая спутника и призывая к молчанию. Вздохнул, пожал плечами. Опасливо покосился на Юту, явно желающего продолжить веселье во дворе. Выр раздувал уши, прислушиваясь к шуму внизу.

– Клешня, пойди и сам проверь. Извиниться не забудь. Вежливо. И убери ребят со двора. Я говорил, надо приехать в гости, сладкого привезти и попить взвара, как принято среди уважаемых людей, ну зачем ты упёрся? Несолидно. Ар, я уверяю вас, больше недоразумений не будет.

– Брэми Скрип, я готов забрать на север вас с семьей. Хочу вам предложить, – вдруг сказал Юта, сам себе чуть удивляясь, – места у меня на галере. Вы неглупый человек, а мне требуется советник. Не военный, я и так несколько боевит… излишне. Вам построят дом не хуже этого. И никто, уверяю вас, – Юта запнулся, слушая, как по ступеням, спотыкаясь, поднимаются люди. Женщина всхлипывает и охает, ей страшно… – так вот: никто не вломится в тот ваш дом. У нас столица невелика, в ней нет праздно шляющихся чужаков. В землях Рафт хорошо жить. Разве что, зима у нас позлее. Иногда срывается снег, которого не знают здесь. Море делается серое, беспокойное. Так в скалы бьёт, что мы опасаемся смены рисунка береговой линии.

Юта улыбнулся, топорща губный ворс. Скрип задумчиво глянул в разбитое окно. Потом на гостей, нежданных и незваных. Раскрыл ладонь и показал возникший на ней клубок.

– Мне пора в путь, который намотала вышивальщица из нитки прошлого… Я думал уходить уже скоро, на той неделе. Теперь боюсь оставить жену одну, совсем без защиты. Она и так пережила немало, да и сегодня ей досталось страха больше, чем положено любому мирному человеку. Сын ещё мал, ему не лучше. Пожалуй, я готов глянуть на море из окна нового дома. Уговор останется в силе, если вы заберёте мою семью, а сам я прибуду позже? Не знаю точно, когда. Потому что не ведаю, куда меня заведёт нитка. Странно, что и семью она тянет… отсюда. Но так лучше.

– Пусть собираются. – Не оспорил решения Юта. – Можно прямо теперь.

– Мне, право, неловко, что мы создали это беспокойство, – вздохнул старший из гостей, изо всех сил пытаясь вернуть беседе тон мирный и вежливо-безразличный.

– Слушай, – потихоньку начал злиться Михр. – Заткнись, а? Если бы ты мою бабу сунул в подвал, я бы не назвал это беспокойством. Ты что себе позволяешь в моем городе? Я тихо и мягко разбираю то, что могу разрубить грубо и быстро, не думая о пролитой крови. Я предаю вас суду строго по закону. Я ваше золото, на крови замешанное, ещё и намеревался вам оставить… И что в ответ? С жиру бесимся, доброты не понимаем? Так можно по другому. Как Ларна начинал. Без топора в город и не выходил!

– Все ценят ваше уважение к закону, – быстро отозвался гость. – Наши деньги… они целы? Люди не спят… Что будет завтра, я даже думать не хочу. Поверить не в силах, что недотепа и бабник мог украсть что-то значимое. Но сундук видели в его доме!

Юта сердито булькнул и стал протискиваться в коридор, изгибаясь и вдвигая панцирь под углом, так, что правые лапы опирались на стену. Наступила тишина, в которой плачь женщины сделался отчетливее, как и шум с руганью внизу, во дворе. Выр исчез из комнаты, топот его лап сместился по дому сперва вниз, где сразу смолкли голоса. Чуть погодя лапы снова затопотали вверх по лестнице. Ютти заскулил, ловко дернул зубами петлю ремня, привязанного к ножке стола, и убежал следом за хозяином. Потом донесся голос Юты, выр рассказывал размеренно и спокойно о соснах над морем и виде со скал на родную бухту, самую красивую в мире. Что-то застучало, упало, сдвинулось, как будто в комнате торопливо, не думая о порядке, перебирали вещи. По коридору прошелестели легкие шаги.

Жена Скрипа появилась в дверях. Михр удивленно потер лоб. Милая домашняя женщина, пожалуй даже красивая, только худенькая, словно кормили её плохо… Глаза красные – плакала. На руке свежая ссадина: не иначе, в подвал толкнули грубо. Да и синяки от пальцев остались, уже видны. Тёмные глаза глянули на мужа с какой-то отчаянной надеждой.

– Ты правда согласился? Уезжаем?

Бывший староста слободы вздохнул, оглядел добротные стены, усмехнулся, от чего лицо исказилось болезненно некрасиво. Столько сил вложено в постройку, как добывались деньги и какой ценой оплачивалось это место с красивым видом и приличными соседями… Не сбылись ожидания, нет покоя и здесь.

– Правда, – вслух подтвердил Скрип.

– И можно прямо теперь?

– Ты ведь рыбку солила, цветы сажала, – вздохнул Скрип.

– Вот пусть гости рыбкой хоть подавятся, – глаза женщины снова наполнились слезами. – Один бочонок сразу забрали, не побрезговали. И на цветах потоптались. Да лучше у выров жить, они больше люди, чем эти.

Она прислонилась к стене и заплакала. Гость вздохнул, пожал плечами, сознавая неудачу своего подхода к посредничеству. Юта тяжело протиснулся, постепенно вывалился из коридора. Положил на пол мешок с вещами, наспех собранными хозяйкой.

– Если не возражаете, я через окно выйду, – осторожно уточнил он. – Стены я царапаю, и пол. Тесновато. Ваша жена так испугана, хочет уехать немедленно. Вы не сердитесь, с вырами подобное иногда случается: мы неосторожно лезем в чужой дом и разрушаем его… Пожалуй, я заберу мешок и провожу брэми с сыном до самого порта. На галере есть каюта, просторная. Поживут там. Михр, прости, но без меня, – Юта виновато глянул на ар-клари, – вы скорее договоритесь. Останусь – точно сомну хоть кого.

– Погодите, а сейчас-то где мои люди? – нахмурился гость, опасливо вслушиваясь в тишину ночи.

– Полагаю, – тихо и серьезно сообщил выр, – бегут в сторону городских ворот… я их по мере сил воспитал. Но удалялись они быстро, так что мне почти сразу надоело преследовать, я вернулся. Мне кажется, они сюда не явятся ещё долго. Михр, я скажу охранникам на воротах, что ты здесь и что надо прислать пару-тройку верховых и запасного страфа под седлом.

Юта подхватил мешок и нырнул в темноту за окном, как в воду – отвесно. Женщина качнулась от стены и подошла к мужу, упала на колени, заглянула в лицо.

– Не ценю я твоих забот. Прости. Такой дом у нас славный… а я вот собралась и ничего мне тут не надобно. Сердишься?

– Принимаю, как ещё одну странность клубка вышивальщицы, прилипшего к руке, – усмехнулся Скрип. – Иди с выром, с ним точно уж – спокойно… Я уеду до рассвета. В одном князь Юта прав, разгромил он наш дом. Такие были толстые и прочные бревна, я и не замечал, сколь шатко всё прочее. Надеюсь, в новом доме будет иначе.

– Мы станем ждать тебя.

Женщина встала и пошла из комнаты, более не оглядываясь. Михр сердито глянул на гостя, внёсшего в разрушение дома Скрипа куда более весомый вклад, чем Юта с его вырьей непосредственностью. Вор презрительно усмехнулся. Он-то полагал, что слабым в городе не место. Если бывший староста нищих утратил хватку, сдал – пусть убирается. До чего дошёл: жена ему указывает, как жить.

– Михр, я оставлю тросн для брэми Тингали, – Скрип задумчиво потёр затылок. – Хочу её попросить сделать хоть одну вышивку ворам. Интересно, чем они заплатят? Я лишился всего и постепенно сознаю, что вполне нелепо и окончательно глупо – доволен… Не так я жил. И не того опасался. Ещё немного – и я потерял бы свою семью. Пусть она вышьет им хоть один платок, или пояс, что ли. Теперь я осознал, что она называла новым законом шитья. Платят все, вот так. Пусть не боится шить. Даже от шапки-невидимки не будет вреда… равно как и пользы, каких ждут.

– Пока что нас интересует золото, – вернулся к теме встречи вор. – Наше золото.

– Кух был у вас на содержании, когда распоряжался в городе? – уточнил Михр.

– Сложный вопрос. Отдавали ему долю, он улаживал дела с шаарами, в судах посредничал, ещё много разного, порт был весь под ним, – оживился вор, нащупав понятную тему разговора. – Несколько раз он заказывал крупные кражи и сам наводил на нужных людей.

– Он знал, у кого хранится золото?

– Кух? – поразился вор. Помолчал, с запинкой сомнения ответил: – Н-нет, невозможно! У Красавчика нашли, а хранил… не важно, он из города сгинул ещё днем, пока мы не знали ничего и не успели ничего.

– Красавчику золото подбросили. Кто – не знаю, но Кух ему предлагал сделку и вымогал услугу, пугал вашим гневом и вашей же местью. Сейчас в сундуке двадцать тысяч с небольшим. Кто-то разделил деньги и забрал часть себе. Сразу, ещё до начала всех бед, – нахмурился Михр. – Бери тросн и пиши. Золото из дома Красавчика получите при исполнении всех условий, какие перечислю. Пока оно будет храниться в казне дворца, я сам опечатаю сургучом сундук. Законно получите, как награду за сведения. Не дергайся, иных сделок не будет, тросн подпишу у ара Шрона. Если старый выр будет через год в силе, деньги вам вернут без звука. Если нет… тогда вы сами виноваты. Первое условие. Вы, воры, не имеете с вырами никаких дел. Скажем, в течение года. Не берёте заказов на выров, не воруете для них и по их наводке, не лезете в дела дворца ни прямо, ни косвенно.

– Очень нам надо туда лезть, – поморщился вор, вписывая требуемое в тросн.

– Второе. Вы своими способами выясняете всё, что известно о пути и гибели выра-курьера. Кто его встречал у слияния каналов, кто заказывал чёрную таггу, когда. Кто видел курьера, от самой Ценнхи и до места гибели. Были ли настоящие свидетели. Ночью у вас немало глаз и ушей в городе. Расстарайтесь.

– Сделать можно, – согласился вор.

– Третье. Вы сообщаете мне обо всех ночных передвижениях выров и их людей в городе, тайных и странных. Допустим, раз в три дня передаете тросн с записями. Нет новостей – так раз в неделю. Если к вам обратятся выры или их посредники за любой помощью и с любым заказом, я буду поставлен в известность об этом незамедлительно.

– Они не нашего круга, их заложить – даже занятно. Допустимое условие. Но если мы чего-то не заметим… случайно, не обессудьте. Мы ведь не только вырами заняты.

– Понимаю. Последнее, четвёртое. Пожалуй, как уточнение первого: ваши не воруют у выров и не пытаются их убить любыми способами. Месть, золото или что-то ещё, не важно. Просто выры для вас не существуют. Никакие.

– Вовек бы их не видеть, – искренне отозвался вор, припомнив появление Юты в комнате. – Это все?

– Полностью. Вы днём решите между собой, допустимы ли условия. Я днём то же самое оговорю с аром Шроном. Впереди очень сложный год. Хотелось бы получить тишину и покой хотя бы с вашей стороны. Со своей могу сказать: среди выров есть всего несколько, всерьёз расценивающих людей, как равных. Вы можете получить очень заманчивое предложение от гнилых аров. Но вы должны понимать, они не намереваются исполнять обещаний. Вас используют и выбросят в грязь. И самое последнее. Если вы не исполните условий, ваше золото будет истрачено до последнего полуарха на то, чтобы привести в порядок гостевую слободу.

– Как это прикажете понимать?

– Да как пожелаете, так и понимайте, – безмятежно улыбнулся Михр. Обернулся к хозяину дома. – Пожалуй, мои дела здесь завершены. Вы приготовили письмо для Тингали?

– Два письма, – кивнул Скрип. – Это для вышивальщицы. А это я вас попрошу передать указанному вот здесь человеку. Дом дарю ему. Может, сложится у него жизнь получше моей на этом месте. Страфов я заседлаю быстро. Подождите, провожу вас до ворот, всё не пешком…

Вор закончил писать второй тросн, точно повторяющий текст первого. Снял с пальца перстень, повозил в мастике и отпечатал след на обоих троснах. Поставил рядом невнятную закорючку. Потребовал, чтобы Михр тоже расписался. Кивнул, свернул свой тросн в трубку и удалился, не прощаясь. Ар-клари тяжело вздохнул и уронил голову на руки. Хотелось спать. Усталость навалилась вдруг, сразу. С ней пришло безразличие ко всему. Скрип ушёл. Заседлал страфов, вернулся. Суетливо собрал покушать, прохромал до погреба и снова вверх по лестнице – нацедил холодного пива. Выложил на блюдо разделанную солёную рыбку, нарезав тонкими красивыми ломтями. Как малого ребенка, накормил ар-клари, чуть не с ложечки.

– Спасибо, – улыбнулся Михр, чувствуя себя несколько лучше. – Так накатило… Хоть ложись на полу и спи, никто не добудится.

– Во дворец вам надо ехать, передышку себе дать, – укорил Скрип. – Отоспаться и снова за дело приниматься, на свежую голову. Вы уж знайте, нелады мои с ворами – они понятные, я ведь народец-то свой надвое поделил. Те, кто по закону жить не пожелал, осели в гостевой слободе. Мои «слепые» всегда были лучшими наводчиками… Только их не спрашивали, того ли им надобно. Теперь вот я дал выбрать. Разве такое воры легко простят? Невзлюбили они меня. Зато староста у нищих отныне настоящий, уважаемый и законный. Близ рыбачьей слободы он своих разместил. Я вчера днём поговорил с ним. Если наши что заметили, сообщат. Работают они и в белом городе, и в красном, и в порту, и под самыми стенами дворца. Кто носит тросны, тех уж всяко отследят. Юте ар-Рафту ещё раз передайте от меня благодарность. Вот уж кем не думал и не мечтал стать, так княжьим советником…

Скрип осторожно улыбнулся, поднялся из-за стола. Михр кивнул, с интересом проследил, как кривоплечий человек усердно моет посуду и расставляет по местам. Хотя сюда уже не вернется… Кто долго мечтал о доме, тому невозможно, наверное, в беспорядке его бросить. Скрип снова ушел. Его шаги хромали по комнатам, двери одна за другой плотно прикрывались: хозяин прощался с жильём. Вернулся, держа под локтем свободной от костыля руки небольшой узорный ларец. Настороженно глянул на ар-клари: как ещё воспримет новый разговор?

– Не взяла его моя жена, торопилась. И оставлять не хочу. Может, вы согласитесь принять на память? Мне кажется, она всегда боялась, что эти вещи получены от воров, принимала, улыбалась и в ларец складывала, надеть ни разу не надела… Зря, всё до последней шпильки честно куплены, иного ей не дарил. Но объяснять и спорить тоже не пробовал.

Михр улыбнулся, радуясь тому, что его затея с подарком жене так славно сама собой упростилась. Поблагодарил, принял ларец. Зашагал по ступеням вниз. Оба страфа оказались пегими, но достаточно рослыми и сильными. Такие как раз хороши для дороги: и цены вороного не имеют, и хозяина не подведут. С места взяли ровной неторопливой побежью. Михр в седле снова задремал и очнулся, лишь разобрав звук движения встречающих – городской стражи, отправленной Ютой. Спрыгнул в траву, ещё раз простился со Скрипом, пожелал удачного поиска того, к чему тянется нитка. И благополучного возвращения домой – на север. Бывший староста столичных нищих улыбнулся, оглядел охранников и ар-клари.

– Вот уж не думал, что меня кто-то станет провожать в дорогу… тем более желать удачи. Спасибо. Так уезжать куда приятнее.

Он пристегнул к кольцу за седлом повод вьючного страфа. Раскрыл ладонь и позволил клубку скатиться в траву. Серая нитка ночью выглядела воистину волшебной, она словно чуть-чуть, едва заметно, светилась. Или зелёное серебро луны в волокнах путалось? Не разобрать. Клубок дрогнул и покатился. Скрип шевельнул повод страфа, отправляясь в путь… Ему долго глядели вслед. Потом Михр задумчиво кивнул.

– Так. Вы трое, поезжайте в его дом. Без присмотра негоже оставлять жильё, покуда новый хозяин туда не заселился. На воротах я скажу, чтобы вас сменяли, как обычный дозор.

Ар-клари зевнул, нехотя взобрался в седло подменного страфа и погнал его домой. Сперва к воротам, а потом и во дворец.

Как он и предполагал, жена спала в кресле, склонившись над недоделанной рубашкой. Видно, ждала всю ночь, умаялась… Михр поднял её на руки, перенёс на кровать и уложил, постаравшись не разбудить. Поставил рядом стул, на него – ларец. Раскрыл. Покачал головой. До чего упрямые попадаются бабы! От такой красоты отказаться, заподозрив воровское её происхождение… Ар-клари порылся в ворохе солидно шуршащего серебра с камнями, перебрал несколько узких золотых змеек сложного плетения. Подцепил браслет северной работы, тяжёлый, створчатый. Приладил на руку своей жене. Забрался на кровать и заснул с чувством исполненного по мере сил долга перед всем светом – от Пряхи и златоусого до родной жены.