Мы с Виктором по-прежнему готовились к экзаменам у нас дома. Однажды, когда отца с мамой не было и мы остались вдвоем, Виктор, как прежде, попытался обнять меня но я отстранилась. Тогда он попросил меня, что уж было совершенно необычно для него:

— Давай готовиться у нас, как раньше, а?

— Нет, — ответила я.

Виктор удивленно посмотрел на меня, потом лицо его опять окаменело, сделалось упрямым, губы растянулись. Я знала, что за этим может последовать грубая выходка с его стороны, что могу даже получить пощечину, но не двигалась, глядела прямо в глаза ему. Спросила насмешливо:

— В детстве строил игрушки из «Конструктора»?

Он мигнул удивленно.

— Ну, строил…

— Ну, а если игрушка не получалась, бывали случаи, что даже ломал «Конструктор»?

— Ну, бывали…

И вдруг буквально сграбастал меня своими ручищами. Я не сопротивлялась, только спросила негромко:

— Не противно?

Сначала Виктор замер, расслышав мои слова, потом распрямился. Глаза его сделались непроницаемо-черными, как у Александра Викторовича.

Я сказала уже чуть побыстрее:

— Помнишь тот случай на террасе в Солнечном? Не хочется повторяться, а только я тебе не игрушка из детского «Конструктора». Да и аттестат зрелости не советую тебе ломать по злобе. Может, тебе и наплевать на реакцию твоих родителей, если ты его не получишь. И на реакцию школы наплевать, а только ты ведь еще лет сорок прожить можешь: сто раз пожалеешь, что не получил аттестата, когда до него осталось всего две недели!

Есть люди, которым для изменения собственного настроения совершенно необходимы быстрые и сильные, физические упражнения. Поэтому Виктор сначала довольно выразительно помахал кулаками у моего лица, потом отбросил ногой далеко к стене свой стул; потоптался на месте, не сводя с меня почерневших глаз. А я только улыбалась насмешливо. Потом сказала:

— Ну что, милок, перебесился?

И тогда Виктор опрометью кинулся к двери. Я слышала, как он пробежал через прихожую, как резко хлопнула входная дверь, как прогремели шаги Виктора на лестнице. И тотчас заплакала, так уж горько и сиротливо мне стало. Ведь Виктор-то мне все еще нравился! И безразличны мне вдруг стали экзамены на аттестат зрелости, важным оставалось только одно: неужели у нас с ним все и навсегда кончилось!..

Не помню, сколько времени я так сидела и плакала, только вдруг услышала резкий звонок в дверь. Вскочила, поправила наскоро волосы, вытерла лицо, побежала в прихожую открывать. На лестнице перед дверью нашей квартиры стоял Виктор, а рядом — Клавдия Сидоровна. Лицо Виктора было, как обычно, безразличным, а Клавдия Сидоровна улыбалась непривычно для нее вымученно и сказала просительно:

— Прости уж ты моего дурака, Катюша, а только без тебя не видать ему аттестата как своих ушей! А, милая?

— Нервный он у вас, Клавдия Сидоровна. Ну да уж делать нечего: пусть снова ума-разума набирается, — и посторонилась в дверях: — Проходи, милок.

Виктор прошел в прихожую, не глядя на меня.

— Вот спасибо тебе! — с облегчением сказала Клавдия Сидоровна и все-таки не удержалась: — А прав был тогда Сашок: «катюша» ты. — И закончила одобрительно: — И дальше стреляй, девка, чтобы с поверхности тебя не сковырнули! — Даже что-то вроде уважения ко мне появилось в ее красивых глазах, когда она закрывала дверь.

Мы с Виктором вошли в мою комнату. Я спокойно следила за ним. И вот когда он снова глянул на меня, я поняла окончательно, что теперь Виктор будет относиться ко мне по-другому. Не знала, лучше или хуже, чем до этого, но по-другому. Я старалась держаться как можно спокойнее.

— Пришлось подчиниться мамочке? — спросила я его весело.

Простодушие — одно из самых привлекательных качеств человека. Ничего не зная об этом, Виктор прямо ответил мне:

— А куда денешься?

— Ну ладно, — вздохнула я. — Поскольку нам обоим деваться некуда, как ты сказал, давай уж и дальше заниматься.

— Давай.

Виктор все смотрел на меня, и уже ни злости, ни даже обиды не было на его красивом лице. Совершенно без всякого повода, очень весело и, как всегда, громко он захохотал. Я сама невольно улыбнулась, глядя на него.

Тогда я, кажется, только смутно догадывалась, что именно в этом глупом и беспричинном хохоте проявилась еще одна черта Виктора: с необыкновенной легкостью он может отказаться от своего желания. Но если об этой черте я только смутно догадывалась, то уж никак не могла предположить, что это и поможет мне.

— Ну, милок, — повторила я, снова садясь за стол, — изложи-ка мне в общих чертах бином Ньютона.

— Могем. — согласился Виктор, усаживаясь рядом со мной, как и до этого примечательного события.

Наше перемирие не прошло бесследно: у математика Петра Ильича Виктор получил тройку. И для него эта было хорошо.