Тикси по-эвенкийски — встреча, по-якутски — причал. И точно: Тикси рожден встречей берега с морем, человека — с необитаемой Арктикой; Тикси утверждал себя как форпост, как пристань на вожделенном Северном морском пути из Европы в Азию. С начала тридцатых годов Тикси — порт. С конца шестидесятых здесь базируется Северо-Восточное управление Министерства морского флота, СВУМФ. Тикси еще и морские ворота Сибири, выход Якутии в океан.

Оживает Тикси в навигацию. Остальное время, прижавшись к сопкам, ухватившись за промороженную тундру, поселок цепко держится на самой кромке Ледовитого океана. И ждет, ждет, ждет своего часа. И когда он, этот час, наступает, день мешается с ночью, ночь становится днем, как будто нарочно для того, чтобы можно было при свете, при солнце работать, работать, работать, будто наконец-то руки дорвались до этой самой работы, будто нет за плечами трудной зимы.

По всем «северам» сезонными приливами появляется рабочая сила. Уже с мая поглядывают на юг капитаны сейнеров, директора рыбзаводов, портовики, прорабы. В этом и особенность арктической жизни, что навигация, путина, строительство, лесосплав в полную силу возможны только летом. Летом одиночками, бригадами, отрядами прибывают на Крайний Север сезонники. Им приходится платить и, разумеется, немало. И все же пока мигрирующий работник обходится предприятиям и стройкам много дешевле, чем свой.

Стоят в Тикси на улице Морской два двухэтажных дома, в домах живут люди. Первый строило Приморское СМУ, местный подрядчик. Два года проволочек, семьдесят тысяч убытка. Второй построен студенческим отрядом: восемь месяцев, пятьдесят тысяч рублей в остатке.

Таковы обстоятельства времени и места, многое определившие в этой истории.

Людмила Щербина была счастливым человеком. Нравилась ли ей работа? Нравился ли ей ее поселок на краю земли? Ее торопливая жизнь взахлеб? Она не думала над этим. Не терпела остановок. Не понимала, как можно чего-то не сделать. Значит, человек не хочет. И тогда оставался выбор: заставить или сделать самой. Она принимала то решение, которое, как ей казалось, быстрее всего приводило к итогу. Иные обижались.

Управление флота могло, конечно, заставить начальника ремонтно-строительного цеха Архангельского взяться за строительство столь нужного морякам жилого дома. Но все понимали, что стройка в этом случае затянется, потому что летом, в разгар сезона, сам Архангельский и часть его «аппарата» уедут в отпуск, потому что все время чего-нибудь будет не хватать, а потом ударят морозы, а потом все раскиснет, а там новое время отпусков… У всех на памяти двухлетнее «выжимание» и «дожимание» дома № 42 по Морской, который строило Приморское СМУ.

Никто никаких приказов о назначении начальника отдела портов и капитального строительства Щербины ответственной за дом не издавал. Да она и не настаивала. Зачем? Важно — дело. В данном случае — дом.

Людмиле повезло. Нашелся студенческий отряд. Да какой! Толковые и умелые ребята. По сметной стоимости главный инженер управления определил фонд заработной платы в сорок тысяч и заключил со студенческим отрядом подрядный договор. Дом, объяснили приезжим, хорошо бы построить за три месяца. Срок, отпущенный природой, а также деканатами и отделами кадров институтов: в состав сводного отряда входили студенты не только дневных, но и вечерних вузов Киева, аспиранты, молодые специалисты. Если строить по старинке — брус на брус, венец за венцом — и в год не управишься. Приняли план молодого архитектора Владимира Прокопенко.

И началась в конце улицы Морской работа странная, постороннему глазу непонятная. Неделя проходит, месяц. На площадке визжат пилы, стучат топоры, машины подвозят брус, а стены не выросли ни на полметра. Но настал день, когда два бульдозера натянули систему тросов и за несколько часов подняли с земли одну большую панель с оконными и дверными проемами. Потом вторую… И вот уже стоит дом фасадом на улицу Морскую, и трепещет над головами собравшихся тиксинцев привязанный кем-то к крайнему венцу букет полярных маков.

Всего два месяца! Невиданные для Тикси темпы! Для Щербины это был эксперимент. Она похудела, не успевала обедать, из управления, не заходя домой, прибегала «к дому». И получилось так, что начальник ОКСа Щербина в нерабочее время стала исполнять должность прораба. Денег за это не получала, на сверхурочные не претендовала, чем создала потом немалые трудности для некоторых должностных лиц.

Позже ее прямого начальника, главного инженера управления, спросят: входило ли непосредственное руководство строительством в обязанности Щербины? «Не входило». В силу каких обстоятельств она его возглавила? «Я считаю, исключительно в силу характера». Эта ее черта упомянута даже в одной официальной характеристике — «в силу чрезмерного стремления к самостоятельности часто работу других сотрудников выполняет лично». Улавливаете некий отрицательный оттенок? А в других документах и вовсе криминал: «Пользуясь бесконтрольностью со стороны начальника управления и главного инженера, сосредоточила в своих руках роль подрядчика, заказчика, прораба и мастера».

Любой стройке необходим учет. Кто-то должен считать, обмерять, нормировать. А как учесть необычный труд ребят? На что закрывать наряд, если стены два месяца лежат на земле и встают за несколько часов? Как считать время, если рабочий день начинается и кончается с солнцем, а солнце в эту пору в Арктике круглые сутки не сходит с неба? Впрочем, в спешке, в горячке все это казалось не главным, не существенным. Щербина была спокойна: она действовала в рамках договора.

Еще в июле она поручила своей подчиненной по ОКСу составить примерный перечень работ на определенную в договоре сумму, как бы единый большой наряд, от которого, по мере готовности дома, можно было бы «процентовать» людям заработок. И создалась ситуация, о которой в приказе по управлению сказано: «Учетно-строительная документация не велась, т. к. Щербина Л. Д. одна не в состоянии была это выполнить, а руководство РСЦ (Архангельский А. Н.) самоустранилось».

Между тем для Людмилы наступили трудные дни. Надо монтировать крышу, но все до единого краны заняты в порту. Отряд простаивал. У многих ребят кончились отпуска и каникулы, таяли летние дни, а с ними и энтузиазм. И киевляне решили: всем уезжать. В ночь с 8-го на 9-е Людмила привела на стройку кран, но никого уже не застала. До утра ревела. Утром сочинила письмо в Киев. В конце приписала о деньгах. Осталось, мол, немного работы и тринадцать тысяч рублей. Возвращайтесь, доделайте и получите свое. Тогда она всех их презирала.

Наконец в октябре приехал Прокопенко с бригадой из трех человек. Из теплого киевского бабьего лета в стужу, когда вымерзает вся влага в воздухе и клубится сухим кристаллическим туманом. Сначала казалось, что работать невозможно. Потом огляделись: а как же другие?

Летом Тикси — райцентр как райцентр — с его учреждениями и стройками, с междугородным телефоном, комбинатом бытового обслуживания, с кафе «Лакомкой», с «Фрегатом» — клубом молодых гидрографов и детской музыкальной школой, с изящной установкой дальней телевизионной связи «Орбита», хорошо видной в створе любой улицы.

Зимой поселок старше, суровее. Дома заметно обглоданы непогодой. С северной стороны здания до крыш привалены плотными, как бетон, сугробами, с южной, тундровой, — оголены, открыты ветрам. Заборов Тикси избегает — их сносит пургой.

На цепочке из трех звеньев удерживается жизнь Тикси зимой: электричество, вода, тепло. Оборвись любое — и жизнь в поселке замрет. И каждое звено — на тоненькой ниточке: ниточка водопровода бежит по сопкам, не в земле, нет, а по земле, в деревянном коробе, пять километров от озера Мелкого до поселка, и еще по поселку к домам, кранам, котельным, теплицам. Ниточка (тоже в коробах) укутанного, упакованного, обшитого досками теплопровода, без защиты человека бесконечно слабого перед морозами и ветрами семьдесят второй широты. Не ниточка — совсем уж бесплотная паутинка линии электропередачи, сжимаемая морозом и растягиваемая ветром. Ветром здесь зовут то, что в других местах считается ураганом, а заседания пурговой комиссии поссовета, решающего вопросы снабжения молоком детсада или работы «скорой помощи», напоминают порой оперативки боевого штаба.

Продолжение улиц — суда. Двадцать семь морских судов отдыхают в бухте Тикси до следующей навигации. Отдыхают корабли, но не их команды. Едва в октябре замерзает море, команды — капитаны, боцманы, механики, матросы — спускаются на лед с бензопилами и кайлами и становятся выморозчиками. А именно: дождавшись, когда лед в заливе достигнет метровой толщины, люди пилят его вокруг судна на квадраты и осторожно выбирают кайлами первый слой. Снял слой сантиметров тридцать и жди. Лед нарастает снизу и с боков (в разрезе это, наверное, похоже на ванну), а сверху, вокруг судна, остается полая майна, пересеченная в нескольких местах нетронутыми перемычками; на них-то в свой срок, по мере углубления майны, как на ледяных стапелях повисает громадина какого-нибудь морского танкера или сухогруза, обнажившего часть корпуса ниже ватерлинии в шрамах и выбоинах трудной арктической навигации. Зеленоватые прозрачные ступени ведут под киль, там, спустившись на три с лишним метра «под воду», устроившись как в обыкновенном цехе, работает сварщик со щитком, торопясь успеть до весны, до оттепели.

Если саму полярную стужу можно обратить на пользу людям и ремонтировать суда, то можно — решил Прокопенко — и строить дома.

От мороза гвозди прикипали к пальцам. Тогда бригадир отыскал на свалке старую чугунную плитку. Они насыпали полную сковороду гвоздей и разогрели. По пустым деревянным клеткам, откуда стужа успела вымести все живые запахи стройки, сладко потянуло каленым железом. И хорошо было, купая руки в тепле, набирать со сковородки полную горсть этих жареных гвоздей, но тут уж бригадир не давал спуску: заметив, что кто-то, отчаявшись, пробует молотком загнать шуруп в оконную раму, молча отбирал молоток и заворачивал шуруп по самую шляпку.

Так прошел октябрь и три недели ноября. Дело двигалось, но медленнее, чем рассчитывали. В конце ноября у двоих окончился отпуск, и они засобирались в Киев. Еще через месяц улетел третий, самый ловкий и молодой, и бригадир Прокопенко остался один. Плотнику одному, без помощника, не вдвое, вдесятеро труднее. Он владел топором, рубанком, алмазом для резки стекла. Но уставал так, что, бывало, в общежитии не мог повесить полушубок на вешалку: организм восставал, противился любому подъемному усилию, любой тяжести. Архитектор, оставивший работу в крупной проектной мастерской Киева ради деревянного объекта у кромки Ледовитого океана, Прокопенко, как и Людмила, был, безусловно, счастливым человеком.

На полученные в декабре деньги Прокопенко пригласил трех местных рабочих, поручил им плинтусы и наличники. А сам занялся лестницей, подъездами. Надо было так организовать малое по объему пространство, чтобы оно создавало ощущение простора и гостеприимства. Только в конце февраля он смог показать Щербине готовую лестницу: экономно решенные пролеты, вместо балюстрады тонкие прутья, пропущенные сквозь перила обоих этажей. «Как струны, — поняла Людмила. — Я знаю, что ты задумал. Это — лира». Потом в описаниях объекта по Морской, 44 с ее легкой руки числилось «лестничное ограждение типа „лира“».

Жарили гвозди, но дело шло! Удавалось даже осуществлять сверх сметы некоторые новшества. Людмиле довелось еще испытать хорошие дни, когда из почти готового дома они втроем — она, Анатолий — муж, даже их пятилетний Андрейка — выгребали строительный мусор. Вот она, реальная возможность строить иначе, чем строили до сих пор! «Возведение деревянного жилдома по Морской, 44, — писала она в те дни на имя главного инженера, — является для нас экспериментальной базой. Открывается возможность снижения стоимости строительства, больше внимания можно будет обращать на культуру и качество строительного дела. Сметная стоимость строительно-монтажных работ по дому 128 тысяч рублей, фактически затрачено 98 тысяч. В настоящее время на объекте остался один человек, которому для окончания плотницких и столярных работ потребуется неделя, десять дней…»

Они не успели. В конце марта Людмила Щербина была арестована.

Арктика всегда ценила сноровку, находчивость, любовь к работе. Слово «трудности» здесь имело свой изначальный смысл: необходимость трудиться. Однако есть люди, склонные придавать понятию «трудности» некий извинительный оттенок. Если на материке деревянный дом положено строить за семь месяцев, то в Тикси — за четырнадцать. Но как раз в Арктике, как нигде, необходимо спешить! Средства, не освоенные в течение лета, остаются замороженными в буквальном смысле. Вот и в нашей истории был человек, который сам спешить не хотел, а чужую инициативу принял как личную обиду.

«Кто по положению должен был с самого начала возглавить строительство жилого дома по Морской?» — спросят на суде у руководителей Северо-Восточного управления Морского Флота. — «По положению, — ответят руководители, — начальник ремонтно-строительного цеха Архангельский». — «Почему не взялись строить?» — спросят у свидетеля Архангельского. — «Приказа не было». — «Нужен специальный приказ?» — «Обязательно даже».

Неизбежность конфликта между Щербиной и Архангельским предопределялась не только резким различием их характеров, но разным пониманием назначения и ценности труда. Как известно, для одних людей труд — смысл существования, для других — средство к существованию. Для Щербины построенный дом — это прежде всего жилье для людей, для Архангельского — очередной объект, без которого он вполне мог бы и обойтись.

Пока стройка шла полным ходом, он демонстративно молчал, старался объект по Морской, 44 не замечать, не забывая, впрочем, включать его в сводки выполнения плана. Зато, стоило отряду уехать и незавершенная стройка начала испытывать затруднения, Архангельский стал действовать активнее. Теперь работники РСЦ стали лично бывать на стройке, добывая данные: бригада уехала (вот справка из гостиницы, вот копии авиабилетов), на объекте работает один Прокопенко! Собрав «досье», Архангельский сигнализировал руководству управления: объемы работ завышены, в нарядах приписки и подставные лица. В уже приведенном выше приказе по управлению операция, вежливо названная «проводимые по инициативе руководства РСЦ выборочные проверки финансовой документации», получила категорически низкую оценку из-за «предвзятости и одностороннего подхода». Но плоды инициативы руководства РСЦ имели еще одного адресата. Копия докладной ушла прокурору.

На первом же допросе прокурор Булунского района Морозов потребовал от Щербины, чтобы она рассказала, сколько денег наворовала на стройке.

Суд принял дело к производству. Значит, все же следствие что-то обнаружило? Обнаружило — и это оказалось совсем нетрудно — нарушения порядка оформления документов, допущенные отнюдь не только Щербиной, но и отделом кадров, бухгалтерией, руководством студенческого отряда, администрацией. Даже сам подрядный договор на 40 тысяч рублей оказался составленным не по форме. Чтобы объективно разобраться и выяснить, не крылся ли за всем этим злой умысел, нужно было определить истинный объем выполненных отрядом работ и установить соответствие его суммам заработка. Другого пути не было.

Но все попытки, предпринятые в этом направлении самой Щербиной и ее руководством, были отвергнуты следствием за ненадобностью. Почему? Не потому ли, что дело, получив разбег, уже развивалось внутри себя, в соответствии со своей логикой? Согласно этой логике, все мелкие и крупные изъяны в строительной документации увязывались в некий узел, свидетельствуя о предварительном сговоре, в центре которого стояла опасная «преступница» Щербина, не зря сосредоточившая в своих руках столько чужих обязанностей.

Впрочем, еще до суда уголовное дело, выражаясь языком строителей, дало существенную «осадку»: прокуратура Якутии исключила из обвинительного заключения приписки объемов работ; сумма «ущерба» уменьшилась на десяток тысяч рублей. Но и того, что осталось, хватило, чтобы народный суд Булунского района Якутии признал Щербину и других виновными в крупном хищении.

В зале судебного заседания в течение двух недель свидетели — строители, экономисты, бухгалтеры, специалисты по труду и заработной плате — доказывали: какая бы система оплаты ни была применена при строительстве дома 44, денег, соответственно количеству затраченного труда, пришлось бы выплатить не меньше, а при аккорднопремиальной системе, пожалуй, даже больше. Подтверждали, что фонд заработной платы остался неизрасходованным, что достигнута экономия. В довершение всего три гражданских истца, среди них представитель райфинотдела, один за другим встали и заявили: поскольку государству не нанесен ущерб, иск отзываем!

Однако мы готовы согласиться, что даже это еще не аргумент. Для юриста важен не только результат, важен еще процесс достижения результата. Сложнейшая этическая проблема цели и средств ее достижения становится бесспорной, когда излагается на языке Уголовного кодекса. Если бы Щербина, как в сказке, построила дом за одну ночь, а из сэкономленных средств присвоила себе хотя бы рубль, она совершила бы хищение.

Но ее бескорыстие, больше того — бессребреничество известны, а теперь еще убедительно доказаны судебным следствием! Почему же она признана виновной? Не потому ли, что суд, решительно размежевавшись с прокурором Морозовым, в свою очередь попал во власть «типовой логики»?

Сезонные бригады, именуемые в быту шабашниками, бывает, не прочь урвать и готовы поделиться при этом с покладистым работодателем. Подобных «строительных» дел по одной только Якутии насчитывается не так уж мало. Оправдательные приговоры в таких случаях редки. Однако в каждом отдельном случае юрист обязан видеть «впервые», глубоко разобраться и в мотивах поведения обвиняемого, принять во внимание и обстоятельства, окружавшие человека, и его личность.

Неудивительно, что Верховный суд Якутской АССР, не усмотрев в действиях инженера Щербины при руководстве строительством и оформлении нарядов умысла на хищение, изменил квалификацию преступления: не хищение, а злоупотребление служебным положением. Но вот как звучит статья 170 УК РСФСР: «Злоупотребление властью или служебным положением, то есть умышленное использование должностным лицом своего служебного положения вопреки интересам службы, если оно совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и причинило существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан…» Судите сами, можно ли отнести вышесказанное к Людмиле Щербине?

Ее осудили условно. Условно — вот тут не возникало двух мнений, тут все сошлись со вздохом облегчения, начиная с государственного обвинителя на суде, предложившего принять во внимание, что Щербина в прошлом не судима, имеет ребенка и т. п., кончая публикой, заполнившей самый большой в Тикси зал клуба моряков. Щербина, надо ее знать, и здесь осталась верна себе и, воспользовавшись предоставленным ей последним словом, сказала:

— Меня не надо жалеть. Я сама людей не жалею. Я просто желаю им добра.

Для такого характера реальны лишь полная победа или полное поражение.

Читатель, вероятно, отметил, что есть в нашем повествовании главный герой: Арктика.

Нет, Тикси еще далеко не киногород будущей Арктики (под стеклянным куполом, с зимними садами и бассейнами). Пока тиксинцы гордятся тем, что завершили канализацию старых зданий. Пока в Тикси нет даже генплана («проблема с бородой»), хотя монтажники и плотники Тиксистроя, весьма бывалые парни с хронически обожженными морозом лицами, уже успели овладеть прогрессивным способом строительства на сваях. Трудно даже представить, что значит в местных условиях избавиться от котлована — целая революция. В Тикси уже несколько десятков крупнопанельных объектов на сваях, но жилья не хватает, и маломерное строительство остается одним из направлений в развитии северного поселка.

Итак, «студенческий» дом на Морской свидетельствует, что строить можно не вдвое дольше, а вдвое быстрее. Использует ли кто-нибудь результаты успешного эксперимента? Районный архитектор, например, высказал на суде мысль комическую: «Ничего нового не вижу, поскольку в литературе ничего такого не встречал». А начальник РСЦ Архангельский ответил, как всегда, по уставу: «Сметой не предусмотрено». Найдутся ли еще желающие проявлять инициативу? Слишком велика оказалась плата. Не случайно на прямой вопрос, заданный в суде одному из свидетелей, — должен ли инженер иметь свое мнение, этот свидетель ответил, не колеблясь: «Выходит, не должен».

Но ничто не проходит бесследно. Вынужден же был Архангельский третий такой же дом на той же улице строить, сообразуясь с темпом, заданным Щербиной и студенческим отрядом, хотя бы для этого ему пришлось, как выяснилось на том же суде, раскомплектовать целых два стандартных дома, присланных в Тикси морем! Суровый урок получили руководители Северо-Восточного управления Морского Флота. Используя и поощряя энергию и беззаветность своего начальника ОКСа, они не предостерегли, не оградили Щербину от промахов и столкновений, оставили ее один на один с трудностями, зачастую непредвиденными, на которых спотыкались куда более искушенные люди. Говорят же в один голос северяне-строители: пока для всех «северов» не будут узаконены подсказанные практикой более гибкие формы организации и оплаты труда повышенной интенсивности, до тех пор всякое ускорение будет связано с риском нарушить если не закон, то инструкцию. В таких условиях осторожный бездельник или тертый деляга получает преимущество перед работником инициативным.

А потому — наш счет Арктике. В ее немногочисленные, но крайне важные для страны поселки вложен подвижнический труд уже трех поколений советских людей. Уже построены дома с привычным для больших городов комфортом. В Арктике жить все еще нелегко, но уже «жить» перестало быть синонимом «выжить». В Арктике чуть не самый высокий в стране процент специалистов с высшим образованием. У нее большое будущее, ей нельзя самоуспокаиваться. В свое время Арктика влекла лучших, она и сегодня должна быть взыскательна. Близко не подпускать «периферию», второсортность, казенщину, в чем бы она ни проявлялась: в методах строительства, в правовой практике, в нравах и, конечно, в людях. Ей и сегодня нужны постоянные кадры с истовостью первопроходцев и кругозором современных инженеров. И, сделав выбор, отделив зерно от плевела, она должна эти кадры воспитывать и беречь.

Останется ли Щербина в Тикси? Точнее: удержит ли ее Тикси? Или с глаз долой — из сердца вон? Ей нелегко остаться. Но тяжело и уезжать. И она, и ее муж Анатолий — те молодые кадры Севера, кто принимает удобства, как должное, но и не озабочен трудностями, была бы интересная работа. Те, кого Север привлек не «полярными надбавками» к зарплате. Они ехали сюда с доверием, ехали не на срок, не на сезон: уже в Тикси родился Андрейка. Уедут — и это будет потеря для Арктики.

Прокопенко уже уехал. А ведь мог бы остаться. С надеждой приглядывался он к тому немногому, что пригодилось от него тиксинцам: жители нескольких домов поставили у подъездов придуманные им пурговые экраны, а Приморское СМУ в свой новый объект целиком перенесло «лестничное ограждение типа „лира“». Прокопенко талантлив. Но еще не нашел точки приложения сил. Север мог бы его удержать. А может, все проще, и к нему снизошла житейская трезвость? Жареные гвозди не только греют. Можно и обжечься.

Примечание автора.

Людмила Щербина живет и работает в Киеве. Ни Север ее не удержал, ни она не удержалась на Севере. В письмах она не вспоминает о прошлом. Но ждет, когда подрастет дочь, чтобы вернуться в Арктику, к настоящему делу.