Глава первая ФЬОРД ВИКХЕЙЛЬ

Ночь гладила морщины скал, бархатной чернотой накрывала расщелины и выступы. Между отвесными стенами фьорда вода лежала в лунном свете серебряным зеркалом: спокойная, безмятежная гладь, неподвластная холодному резкому северному ветру. Отдаляясь от Восточного моря, фьорд делал несколько поворотов, изгибался к западу, и заканчивался каменными россыпями. Через них, в фьорд стекала хрустально-чистая вода маленькой, но шумной речки. Её каменистые берега были пологими и скрывали два ручья, подходившие к реке с двух сторон недалеко от устья. Высокие, пышные ели торжественно стояли почти у самой воды. Широким клином лес поднимался к разрыву между скалами, образующими здесь седловину, теснился на перевале, и уходил бесконечным ковром дальше, на северо-восток, туда, где снег никогда не таял, а огромные реки льда текли со скоростью один шаг в день.

В десяти шагах от берега, как большие рыбы, выброшенные на берег, лежали кверху дном две дощатые лодки-кнорры, накрытые промасленной рогожей. Вокруг них волнами висели волнам на жердях сети с поплавками из коры. Над потухшим костром, от ветра поскрипывал на железной треноге чан, сбитый из полос, с залитыми смолой боками. Под ним громоздилась куча хвороста и дров, приготовленных для растопки. Недалеко от лодок, среди елей, на катках из толстых брёвен, стоял большой драккар. Он был, наверное, сорок шагов в длину и десять в ширину. Его мачта горделиво возвышалась над кронами высоких деревьев. Голова дракона была снята, чтобы не пугать местных духов. Раскрытая деревянная пасть виднелась из-под навеса рядом. Тридцать вёсел, были расставлены вдоль бортов. Казалось, они вот-вот опустятся, оттолкнутся от замшелых камней, и понесёт корабль над землёй. Парус, скатанный на короткой палубе у кормы, похожий на огромный ствол сказочного дерева, радостно взметнётся вверх, упруго вздуется на ветру, и понесёт драккар, как крылья птицу, повинуясь попутному ветру. Над кораблём чернел, похожий на огромные рыбьи кости, каркас навеса. Недалеко горой лежали снятые с него козьи шкуры крыши. Цветущие подснежники, и лёгкий пар дыхания стоящего рядом человека, говорили о том, что не настало ещё это время отправляться в дорогу, но оно уже близко.

Человек, высокий молодой мужчина, мощного телосложения, с рыжей бородой и усами, светлыми ресницами и зелёными глазами, уже долго смотрел на свой драккар, ощущая смешанное чувство гордости и печали. На нём была, несмотря на холод, одна простая кожаная чёрная рубаха, такие же штаны, обувь, похожая на римские калигулы. Корабль тоже, казалось, смотрела на человека, размышляя о своей трудной судьбе, и вспоминая о бесконечных расстояниях уже пройденных, и тех, что ещё предстояло пройти. За драккаром стояли под крышами навесов два больших снеккера, а рядом лежали отличные дубовые доски, пригодные для строительства не менее двух драккаров, представляя собой настоящее сокровище. Дальше была видна кузница, сарай с инструментами, шерстью и пропиткой для парусов и канатов. Ряды дров и камней для спиралевидных рыбьих загонов.

Наконец, оттуда, где в ночном серебренном воздухе над лесом переплетались дымы очагов, раздался настороженный девичий голос:

— Вишена, где ты? Тебя все ищут…

— Зачем ты пришла, Маргит? Увидят! — отозвался Вишена, отвлекаясь от созерцания драккара.

Он пошёл на голос. Вдруг оглянулся. Ему почудилось, что в последний момент глаз деревянного дракона хитро сощурился, словно ядовитый змей Ёрмунганд подал таинственный знак, предрекая некие события в грядущем. Вишена поёжился, растёр озябшие пальцы. Одежда его была черна, как сажа, и ему удалось незаметно приблизиться к неподвижно стоящей женской фигуре. Ему было хорошо видно Маргит в белеющем шерстяном платье и козьей накидке с капюшоном. Подойдя к ней сзади тихо, как рысь, он страшно прорычал:

— Попалась!

Девушка вздрогнула, но через мгновение узнала охватившие её руки, и воскликнула:

— Я с тобой стану седой, как можно так пугать, злобный карлик-цверг!

— Разве цверги умеют так целовать? — рассмеялся он низким, грудным смехом, и стал целовать девушку в губы.

— Ты не ярл, а цверг, крадёшь младенцев и ешь их, скотину не моришь и посевы, и все твои воины из Ранрикии тоже карлики, — шутливо говорила девушка, пытаясь освободиться, — как ты можешь думать, что мой отец отдаст меня в жёны такому существу?

Вдруг Вишена затих, выпустил девушку из объятий, уставился в темноту и сказал:

— Чего в Bикхеле происходит? Люди с факелами бегают, наверное, снова ссора, как всегда на пиру.

— Ярл Эймунд забрал оружие у твоих дружинников, и правильно сделал, то вы такие гости, что непременно устроили бы в посёлке резню, — ответила Маргит, отстраняясь от Вишены.

Он ухватил её за длинные струящиеся волосы, с восхищением чувствуя шёлковые пряди и прошептал:

— Разве это правильно?

— Сейчас, когда ярл Эймунд послал своих людей собирать дань с озёрных ётов, вы опасны. Все помнят, что вы устроили в прошлую зимовку в Страйборге.

— Обидеть меня хочешь, Маргит? — Вишена намотал её волосы на кулак и притянул к себе, стараясь смотреть в глаза, — в Страйборг тогда неожиданно вернулся Остар, убивший много лет назад конунга Гердрика Славного, отца Хельги и Тюры. Как мы могли спокойно смотреть, как этот наглый убийца сидит вместе с нами за столами, ест и пьёт?

— Ты просто ревновал его к дочерям Гердрика, потому, что сам хотел жениться на одной из них и стать ярлом в Страйборге. Поэтому ты и убил его. Пусти меня!

Девушка наступила ему на ногу, чтобы причинить боль, но слова оказались больнее. Вишена оттолкнул её:

— Остар нарушил закон, его осудил бы тинг за убийство Гердрика, и за это он не смог бы откупиться вергельдом. На пиру он первый напал на нас, и мы тогда спасли Страйборг от захвата.

Маргит холодно ответила:

— Тогда почему вас выгнали оттуда с позором в канун, и вам пришлось зимовать в крошечном Викхеле?

— Зачем ты терзаешь меня? Клянусь Фрейром, я не заслужил этого. Я не смог жениться на Хельге или Тюре. Я не веду свой род от Одина, я пришёл когда-то из земли кривичей и мери, из Тёмной земли голядской с реки Протвы. Я не по своей воле стал конунгом, чей дом — ладья, а судба — ежегодные викинги за морями. Мои люди не боны, хевдинги, не рабы, или изнеженные скальды. Они — воины, их кормят походы, их хранят боги! — сердито сказал Вишена.

Он тяжело вздохнул, и пошёл в сторону низкого строения из вертикально вкопанных брёвен, крытого сосновой дранью, где располагались кузница и хранились запасы железа и угля, а теперь временно жила его дружина. Горн был всё ещё тёплый, и в нём тлели угли. Он вошёл внутрь через низкий проём двери, слыша, как шуршит сухая хвоя и лёд под ногами Маргит.

В бликах горна, дом живо играл тенями, словно не влюблённые оказались тут, а десяток воинов вернулись с пира. Вишена поднял одну из лавок, пододвинул её горну и сел. Маргит робко подошла к нему, села рядом, обняла, и прижалась щекой к его груди.

— Прости меня. Я злая, я знаю… — сказала она примирительно, — просто я ревную.

Вишена молчал. Маргит печально продолжила:

— Мне кажется, что если ты уйдёшь отсюда, то больше никогда не вернёшься. Меня выдадут замуж за противного Гакона, и я умру во время родов. Или меня украдут даны, сделают наложницей или рабыней.

— Не украдут, братья тебя защитят, они бешенные у тебя.

— Давай поговорим с моим отцом, пусть на весеннем празднике предков твои друзья договорятся о помолвке, — она положила тонкие пальцы на его мощную шею, и заглянула в глаза.

Вишена ответил ей, не мигая, глядя в каменное кольцо очага, где медленно умирал огонь:

— У меня ничего нет, кроме корабля, и воинов, верящих в мою удачу. Золото Гердрика я вернул его дочерям. Маргит, твой отец никогда не отдаст тебя бедному хедсиру. Понимаешь?

— Главное, у тебя есть корабль и дружина, значит, у тебя будет и богатство и королевство. Неужели ты бросишь меня здесь? — говоря это, девушка сжала на груди разноцветные бусы, и зажмурилась, — ты подарил мне эти византийские стекляшки, и сказал, что каждую ночь думаешь обо мне. Любой викинг знает, что нужно платить выкуп за невесту, ты про него не подумал разве сразу?

— Я думал и про свадебный подарок, и про то, что свадьба не должна быть короче трёх дней, чтобы не стать жалкой, про подношения богине Вар при свидетельстве обета, Фрейру и Фрейе, для сохранения любви, золотого или серебряного изображение Молота-Мьёльнира на твоём подоле, чтобы Тор благословил нас, — с горячностью в голосе ответил Вишена, — но моя сума пока пуста, и мне не на что рассчитывать.

— Ты ещё волка Фенрира вспомни, проглотившего Луну, и придумай ещё какие-нибудь способы для увёрток, — сказала девушка, — сейчас я тебя здесь свяжу и сяду рядом, и пусть все вернутся с пира, и застанут нас вдвоём. Отпусти! И врёшь и изворачиваешься так же. Пусть, пусть все вернутся и застанут нас тут, если отец и братья тебя за это не убьют, то согласятся на свадьбу.

— Я не волк Фенрир, не Ван-кровосмеситель. Я чту обычаи и уважаю предоставленный нам кров, под которым нахожусь. Ты нравишься до безумия, этого не скрыть даже на людях, а мой Эйнар шутит, что я привязан к подолу, и больше меня не отпустят в поход женщины, — Вишена улыбнулся, и погладил девушку по щеке обратной стороной огромной ладони, — скоро все вернутся с пира, и мы ничего не успеем, оставь разговоры, дай мне насытиться нашей любовью перед расставанием, а то откажусь быть викингом, а стану разводить коров, и продавать их в Бирке в заливе Меларене, как делают там старые конунги.

— Представляю тебя вместе с Эйнаром на пашне, разбрасывающим семена пшеницы, — сказала Маргит со мехом, но глаза её выражали теперь тревогу.

Она на мгновение застыла, глядя в пространство, потом расхохоталась и уткнулась горячим лбом в его щёку. Вишен понял, что он теперь плачет. Он почувствовал, как в его груди разрастается пустота, а его сердце вот-вот сорвётся в пропасть от мрачных предчувствий. Он закрыл глаза и увидел в своём воображении, как скалы фиорда начинают дробиться, океанский горизонт заворачивается сухим листом в небо, а само небо стремительно приближается. Звёзды холодными каплями проносятся мимо сквозь него и сквозь Маргит. Горячие клубки огня всё переворачивают внутри, а великие боги, вышедшие из-за стен Асгарда, стоят неподвижно, и ждут их смерти. Видения промчались, он открыл глаза и проговорил:

— Не плачь, будет у нас и помолвка и свадьба. Я найду богатый край, и вернусь оттуда с несметным богатством…

Наконец Маргит перестала плакать, затихла, тихо сказала:

— Я буду молиться за тебя.

Огонь погас окончательно. Потрескивали остывающие камни, в клетях снаружи перебирали крыльями куры, какой-то зверь, то ли росомаха, то ли лис, осторожно ходил неподалёку. Два раза гукнул филин, неподалёку упали сухие ветки, потом всё стихло. Шум реки сделался отчётливей.

— Завтра утром я отправляюсь на охоту и убью оленя в горах, принесу твоему отцу, и поговорю с ним о помолвке, — тихо сказал Вишена, — пусть скажет открыто, что он думает про это.

— Хорошо, я ухожу и буду ждать завтрашнего дня, и молить богов, — сказала Маргит, освобождаясь из его объятий, — прощай…

Она быстро поцеловала его в губы, выскользнула наружу и исчезла в темноте.

Вишена ещё долго глядел ей вслед через распахнутую дверь. Потом он подошёл к груде хвороста, взял и отнёс его за кузнечный горн, туда, где на полу был выложен очаг. Сложив хворост в виде островерхой крыши, он положил внутрь кусочек сухого мха, и несколькими ударами кремня и железный брусок, зажёг очаг. Потом он подбросил ещё несколько хворостин, с треском переломив их об колено, Огонь весело разгорелся, а дым начал улетать в отверстие в крыше. Вишена тряхнул головой, словно сбрасывая оцепенение, размышляя о том, что его чувства к Маргит делают его и сильнее, и слабее одновременно, и главное теперь для него, сделать так, чтобы сильные стороны любви использовать, а слабые стороны постараться скрыть и принизить их власть. Вязкая дрёма обволокла его тело, и он начал засыпать. Вдруг послышался гулкий звук трубящего рога. Прокатилось и исчезло гулкое эхо. Наверное, по фьорду шла ладья. Чуть погодя, снаружи послышались быстрые шаги и в проёме двери показалось лицо широкое лицо с взлохмаченной черной бородой и длинным носом. Глаза, круглые и красные от хмеля нашли в полумраке Вишену и глухой голос произнёс:

— А, вот ты где! Тебя ищут!

Говоривший вошёл внутрь, блестя стальными кольцами длинной кольчуги, золотым браслетом и золотыми кольцами.

 

Глава вторая СНЕККЕР С ВОСТОКА

Вошедший подозрительно огляделся и сказал после этого:

— По фьорду идёт корабль, все думают, что это эсты или пруссы. Ярл Эймунд открыл свою оружейную, и раздал наше оружие, — с этими словами он протянул Вишене меч в красивых кожаных ножнах.

— Ясно, Эйнар. А где все наши? — Вишена поднялся во весь рост, вытянул меч из ножен, осмотрел клинок.

— На берегу.

— Ты видел её?

— Кого? — Эйнар огляделся, сильно шатаясь от хмеля, ожидая увидеть Маргит.

— Она хорошая девушка, но очень капризная, и плачет всё время. Может, она станет другой, когда я женюсь на ней?

— Ярл Эймунд зол, что ты рано ушёл с пира, а его сыновья обещает убить тебя, если застанет вас вместе с их сестрой, — говоря это, Эйнар дошёл до бочки, стоящей рядом с горном, взялся за её край, и нырнул туда головой.

После этого, он долго там её поласкал и тряс. Распрямившись, он выглядел уже заметно посвежевшим. Фыркая и утирая бороду ладонью, он хрипло засмеялся, глядя на сосредоточенное лицо друга:

— У тебя в голове мухи. В фьорде чужой корабль, на тебе висит обвинение в нарушении обычаев помолвки и свадьбы, а это, знаешь, после убийства второе самое страшное преступление. Ты что, действительно возьмёшь её замуж? Ты ведь сделаешь её несчастной. Тебя завтра убьют, или ты уйдёшь в дальний поход на три года, и сгинешь в шторме. Что она будет делать?

Вишена вздрогнул, и встряхнул кудрявой головой:

— Так, где все?

— У Рыбьего камня все, только нет Гельмольда и Ингвара, потому, что они не стоят на ногах после медовухи, что сварила Сельма. Их туда вывел Эймунд, — сказал Эйнар, набрасывая поверх кольчуги накидку из медвежьей шкуры.

— Пошли туда быстрее, — сказал решительно Вишена, — посмотрим, что это за эсты.

Они вышли в ночь, и быстро двинулись вдоль кромки воды, к тому месту, где в фьорд вдавался узкий мыс, сложенный природой из огромных обломков скал.

Распространяя запах браги и чеснока, Эйнар шумно сопел, недовольный тем, что ноги не слушаются его. Перебираясь через поваленный ствол, обросший мхом, он поскользнулся и с шумом упал на камни, бренча кольчугой.

— Проклятье! — Эйнар с трудом, неуклюже поднялся, и принялся бормотать, — мы сидели за столами и слушали сагу о походе Одина. Скальд Эймунда, складно её пел. Служанка Сельма положила на меня глаз, и тут вбегает Сигвар и кричит, что в фьорде корабль чужаков. Что им тут надо в этом богами забытом месте? Не дали сагу дослушать…

Вишена молчал, и быстро двигался среди камней, сучьев и деревьев, прибитых водой к берегу. Он уже разглядел вдалеке небольшой корабль, похожий на снеккер, медленно выходящий из-за поворота, и несколько десятков воинов на берегу. Чёрный силуэт корабля, идущего ночью под парусом, как раз достиг лунной дорожки, в том месте, где отражённое от воды серебро обрывалось тенью от утёсов. Снова зазвучал рог. На ладье заметили блеск стали у Рыбьего камня, подали сигнал и начали поворачивать туда.

Вскоре Вишена и Эйнар оказались среди своих соратников, и воинов ярла Эймунд. Сам вождь стоял как воплощение спокойствия и уверенности — в крылатом шлеме, с длинной седой бородой, заплетённой косой. Он приветствовал пришедших поднятием ладони, тяжёлой от золотых перстней. Со стороны корабля было слышно, как кормчий даёт счёт гребцам, и вёсла с задумчивым плеском нестройно врезаются в воду. Вишена оглядел строй своих воинов, облачённых, кто в кожаные панцири, кто в пластинчатую броню, кто в кольчуги, вооружённых луками, копьями, мечами и топорами, с круглыми, окованными железом щитами. Эймунд вопросительно посмотрел вокруг, и спросил:

— Что, так и будем стоять? Трубите в рог, пусть знают, что мы настроены биться с незваными гостями.

Один из воинов ярла поднёс к губам рог, и что было силы, стал в него дуть. Рог, со второй попытки, громко запел, гневно и предостерегающе. Когда звук закончил носиться между берегами, над водой и под звёздным небом, звонкий голос за спиной Вишены сказал:

— Они идут, как посланцы Хеля, на корабле мертвецов Нагльфар. А кормчий у них бог Локи, отец волка и змея Ёрмунганда.

— Волк Фенрир проглотил солнце, и оно не взойдёт, а войска сынов Муспеллы скачут по мосту Биврест, и великан Сурт приближается с юг с мечом, который ярче солнца. А мы как легендарные асы Один и Тор! Как думаешь, Овар?

— Это на тебя ещё действует брага, Свенельд, — сказал Овар, широкоплечий воин с огромными кулаками, снисходительно посмотрев на стройного и юного Свене.

— Может быть, это не враги, — задумчиво сказал Вишена, — но разомкните ряды, если они неожиданно начнут пускать стрелы, и держите щиты на груди.

Воины встали пошире, подняли щиты, а лучники вложили стрелы в луки. Тем временем на ладье втянули в отверстия бортов часть лёгких сосновых вёсел, и начали опускать рею с парусом. Послышался всплеск воды от падения камня, утягивающего ко дну проверочный линь. Кто-то крикнул, растягивая слова на прусский манер:

— Глубина тридцать локтей, но могут быть камни. Ильсер, двигайся прямо на воинов на берегу. Клянусь Перуном, они защищают место, где можно безопасно подойти к их берегу.

На сенеккере теперь убрали все вёсла, и корабль двигался только по инерции, быстро теряя скорость.

— Я ярл Эймунд, со мной мой брат Хенрик и Вишена Стреблянин со своей дружиной. А вы кто такие? — прокричал ярл Эймунд.

— Я Йёран, брат Донкрада с Западной Двины. Со мной Рагдай из Тёмной земли конунга Стовова, он ищет конунга Вишену, — послышалось в ответ, и стоящий на носу корабля человек поднял щит, и показал его внутреннюю белую часть, сигнализируя о мирных намерениях.

— Это что? — спросил ярл Эймунд, выжидающе глядя на изумлённого Вишену:

— Боя не будет, и я не захвачу золото и оружие врага, — с обидой в голосе сказал Овар.

— Вызови любого прусса на поединок, это у них тоже не считается убийством, — отозвался Эйнар, напоминающий сейчас медведя на задних лапах.

Вишена глубоко вдохнул влажный, холодный воздух, потрогал лоб, что-то вспоминая, и сказал ярлу:

— Рагдая и Ацур помогали мне вернуть дочерям Гердрика его золото.

— Это был правильный поступок, — сказал ярл Эймунда, в его осанке исчезло величие, он снова стал утомлённым жизнью стариком, и добавил, — друг моего гостя — мой гость. Крикните им, чтоб обходили камни справа. Клянусь Фригг, за гостей придётся сегодня ещё не раз наполнить кубки!

Воины на берегу одобрительно зашумели. Других, огорчённых отсутствием боя, кроме Овара, не было. Пока один из людей ярла Эймунда руководил действиями корабля, а дружинники Вишены, сняв шлемы, шли обратно в большой дом, заканчивать пир, сноккер ударился в берег. Пруссы бросили в воду каменный якорь.

Потом они положили с борта на камни доску, и по ней сошёл на берег коренастый, заросший до глаз бородой Йёран, и высокий человек в просторном плаще их шерстяной ткани, с длинным безбородым лицом, умными, внимательными глазами. Его коротко стриженные волосы тёмного имели седые пряди. На широком и высоком лбу и между бровями виднелись морщины. Он сразу нашёл взглядом Вишену, подошёл к нему и сказал по-славянски:

— Мы снова встретились, Вишена, и я рад, что ты жив и бодр.

— Я сильно удивлён твоему появлению, книжник Рагдай, да хранят тебя боги, — ответил Вишена, всматриваясь в лицо кудесника, — ты постарел.

На берег тем временем перешёл молодой юноша в меховой накидке поверх шерстяной рубахи. У него в руках были кожаные мешки с чем-то тяжёлым. Вишена узнал в нём Крепа, слугу Рагдая.

— И ты тут, Креп, всё ещё служишь своему господину? — спросил у него из-за спины Вишены подошедший Эйнар.

— Я Рагдаю не слуга, а ученик, а он мне учитель, — ответил спокойно Креп, — я рад снова видеть вас, мы прошли несколько фьордов и множество поселений, пытаясь вас отыскать.

— А чего в мешках? — с любопытством спросил Эйнар, — вы из-за этого нас искали?

— Книги, переписанные нами для продажи, «Антология» Иоанна Стобея, сочинения Квинта Аврелия Симмаха — последнего римлянина, поэзия Иоанна Газского, — ответил Креп.

— Это ярл Эймунд будет книги покупать? — удивился Вишена.

— Если я не умею читать, то что, и мои внуки не смогут? — уловив смысл сказанного по-славянски, проговорил ярл Эймун, — я бы поэтов купил, скальды всегда будут в цене.

После этого ярл Эймунд передал Йёрану пучок стрел, а Йёран передал хозяину берега медный котелок, начищенный до блеска. Один из молодых воинов бросился бегом в селение, с повелением готовили баню, жарить ещё мясо, и принести в дом ярла ещё скамьи и столы. Пруссы принялись выгружать на берег свои вещи, кое-какие товары на продажу — соль и янтарь. Процессия во главе с ярлом Эймундом и Йораном, потянулась в сторону селения. Рагдай с Вишеной шли вместе. Эйнар вызвался помочь Крепу нести книги.

— Скажи, Креп, что там у вас в Тёмной земле теперь, после нашего ухода? — спросил Эйнар.

— Князь Каменной Ладоги Стовов Багрянородец жив, гордится своим византийским прозвищем и обещает захватить всю землю чуди и мери вокруг Москвы-реки, Протвы и Ламы. И стреблянские старейшины Оря и Претич живы. Их город Дорогобуж, посреди земель мери, стоит на прежнем месте, а город-Стовград на Москве хотя и сгорел, но опять построен, и берёт дань с купцов.

— Так зачем вы здесь? Это же далеко.

— Он всё скажет, — ответил Креп, кивая на Рагдая, — история похожая на историю дев Рейна, топивших корабли, если там было золото.

Глаза Эйнара округлились:

— С золотом Рейна всё плохо. Сигурд, сын Одина, убил дракона, спрятал его на средних порогах реки. Колдун Регин, выкормивший Сигурда и сделавший ему меч Грам, способный рассечь наковальню, помог ему превратить кровь дракона в золото. Если унести это золото от Рейна, оно становится снова кровью дракона, и сжигает вора.

Забрезжил рассвет. В серых сумерках Bикхейль был наполнен дымом костров, пением петухов, суетой подготовки к продолжению пира. Посёлок состоял из трёх десятков больших домов из вертикально вкопанных громадных брёвен, с наружной засыпкой из камней, глины и мха. Издалека они казались огромным кораблями из земли, лежащими кверху килем. Весь посёлок был окружён рвом и насыпью с частоколом. Колья частокола были срублены так, что на них оставались части заострённых веток. Переплетаясь между собой, эти ветви, создавали препятствие, крайне сложное для преодоления. Единственный вход вёл на площадь, где возвышался на холме из камней огромный дом ярла. Тут же находился алтарь Одина перед огромным дубом, оружейная, чуть подальше располагалась курящаяся баня, хранящие зерна, добра ярла и всего одаля. Чуть в стороне виднелась кузница, хлев, загон для лошадей, сторожевая вышка с воином, глядящим через верхушки деревьев на фьорд. Везде на разжиженной сыростью земле, были аккуратно уложены бревенчатые и дощатые мостовые, перед входами в дома они заменялись плоскими камнями, или каменным боем.

После сытной и хмельной трапезы пруссов, воинов ярлов Эймунда и Вишены, разморённых баней, звуками струн гуслей, вниманием женщин, отправили спать. Йёран, Рагдай, Вишена, остались у ярла Эймунд.

Шипели, падая в огонь очага капли жира с ягнёнка. Эйнар медленно поворачивал вертел с этим драгоценным праздничным жарким. Потрескивали дрова и факелы. На вертикальных брёвнах стен застыли тени. Два ряда столбов, поддерживающих крышу, образовывали зал, где стояли длинные столы и скамьи. Между столбами и стенами были сооружены полати, где сейчас спали несколько воинов ярла, сидел приглашённый из соседней деревни скальд и несколько служанок. Скальд тихо играл на гуслях незамысловатую мелодию, а Рагдай протяжно произнося слова, вёл повествование по-норманнски. Йёран и ярл Эймунд сонно кивали, степенный Овар в задумчивости расчёсывал бороду, Маргит смущённо сидела рядом с Вишеной и смотрела в стол, и только Вишена внимательно слушал рассказ. На дворе слышалось металлическое побрякивание и тихие голоса:

— Подожди со своей просьбой, ярл слушает сагу.

— Хорошо, вернусь днём.

Рагдай пел:

— Победив в войне, властелин восточной Поднебесной империи, не смог управлять страной. Он болел и быстро старел. Его старшие сыновья жили рядом с отцом, сладко ели и вволю спали. Не забывали увеличивать поборы в казну. И очень не любили своего младшего брата, который жил вдали от столицы, среди простых воинов. Люди уважали того за отвагу и ум, а братья… братья много раз хотели отравить.

На одном из пиров во дворце ему подсыпали особенно много яда. Он после этого долго болел, но не умер, а лишь укрепился духом… Тогда братья упросили императора ещё раз призвать к себе младшего сына, желая окончательно расправиться с соперником. Соратники отговаривали от поездки, но он не посмел ослушаться отца. И вот со своим другом воеводой и воинами приехал в крепость. Не говоря ни слова, старший брат пустил стрелу из лука, но промахнулся. А средний не успел выстрелить. Воевода с быстротой молнии поразил его копьём. После этого крепость оказалась во власти младшего сына и старик император, выслушав рассказ о заговоре братьев, назначил его наследником. Через два месяца тот стал новым императором Поднебесной империи и принял имя Тайцзун.

 

Глава третья ЗОЛОТО ПОСЛЕДНЕГО ИМПЕРАТОРА ДИНАСТИИ СУЙ

— Новому императору досталось плохое наследство. Страна была разорена. Много народу умерло от голода и войны. Кочевники тюркуты не давали никому покоя. Тайцзуну нужны были союзники и… золото. Но, как и его отец, властелин Поднебесной Империи не мог разыскать сокровища прежней династии Суй. Сокровища исчезли после убийства императора Ян-ди. Когда стало известно, что мятежный воевода Лян Ши Ду, засевший в крепости Шофан, расплачивается с воинами монетами Ян-ди, новый император собрал войско и пошёл на Шофан и осадил его.

Шофан сдался, соратники воеводы принесли императору его отрезанную голову, и были прощены, но золота в крепости не оказалось. В погоне за ускользнувшим богатством, император двинулся в земли тюркутов, но золота по-прежнему не было. Тайцзун объявил награду за каждого выданного сторонника Суй, скрывающегося в кочевьях. Ему привели столько беглецов, сколько иголок на ели. Их всех пытали. Наконец, на восточных предгорьях Тянь Шаня, золото Суй было найдено и перевезено в самый большой город построенный людьми — Чанань, откуда начинается великий Шёлковый путь в Европу через всю Азию. Тех, кто прятал золото, по приказу императора закопали в землю живьём. В Поднебесной настал мир и процветание, — закончив напевать, Рагдай вздохнул, словно гора свалилась с его плеч. Скальд ещё некоторое время перебирал струны, постепенно затихая, словно убаюкивая мелодию.

— Хорошая сага про счастье, — сказал ярл Эймунд, — только имена режут слух, как лай собаки, но там столько богатства в этой Серинде…

— Счастье, это отсутствие боли, телесной и душевной, — сказал Рагдай.

— Счастье, это золото, женщины, слава! — с чувством абсолютной правоты, сказал ярл.

— С востока везут шёлк, его продают в Константинополе по весу золота, — проговорил мечтательно Йёран, вставая, чтоб размять ноги, — одежда из шёлка не стирается от времени, паразиты в нём не заводятся, удобен и прохладен в жару, не то, что шерсть. Вот бы найти способ плыть туда, а не идти с караванами по пустыням.

— Самое ближнее, куда можно доплыть по воде, это если плыть по Хазарской реке из Тёмной земли кривичей и муромы, это до южного берега Хазарского моря, — ответил Эйнар, косясь на задумчивого Вишену, — так отсюда быстрее добираться до Багдада, чем вокруг всей Европы.

— Только там много волоков через лес, никем не обустроенных, лесные жители нападают, туда сейчас никто не сунется, — сказал Йёран, — правда Рагдай рассказывает, что князь кривичей Стовов построил город Каменную Ладогу и Стовград, но этого мало.

— Предлагаю выпить византийское вино за то, чтобы дорога из Восточного моря в Хазарское стала явью, — с этими словами ярл Эймунд взял со стола питейный рог зубра и подставил его под кувшин служанки. Все поступили так-же со своими сосудами. Когда вино торжественно было выпито, дом наполнился чавканьем, хрустом костей на зубах. Несмотря на то, что пир длился уже третий день, ярл Эймунд и Овар всё ещё ели с большой жадностью.

Наблюдая за черноглазой служанкой-рабыней Сельмой, Эйнар пожал плечами и заглядывая в свой пустой рог, спросил:

— Где в этой саге связь с сокровищами Рейна?

— Пить вино, и вообще пьянство, это добровольное помешательство, сказал Аристотель, — произнёс по-гречески Рагдай и добавил по-норманнски, — здесь такая же связь, как у беременной и северного ветра.

Все засмеялись. Особенно веселился Овар. Утирая слёзы, ярл Эймунд сказал:

— Золото Рейна тут не причём, эта сага о золоте Сиринды.

— Говорят, там одна женщина в день делает четверть куска шёлка, — сказал Овар, стряхивая со своей бороды крошки, — мне бы пару таких рабынь-мастериц, и через месяц можно было бы сшить шёлковый парус. Лёгкий, пурпурный, с драконами из огня, как на корабле Одина.

— Кроме рабынь потребуется ещё шёлковые черви, что дают нить, вроде, сирийцы умеют тоже делать шёлк, — сказала, входя в дом, Маргит, садясь рядом с Вишеной.

Сидевшие по левую сторону от ярла Эймунда его сыновья Эрик и Акар хмуро уставились на них.

— Может быть, объединить наши дружины и пройти в Хазарское море за шёлком? — спросил, обводя всех взглядом, Йоран, — сто викингов — это сила, неужели там кто-то сможет нас остановить?

— Тысячи болгар, кавказских албанцев и авар перебьют нас раньше, чем мы доплывём до Итиля, — сказал с сомнением Рагдай.

— Князь Стовов хочет идти на запад в далёкий поход, и считает, что доблестные ярлы Эймунд, Вишена и Йёран должны пойти с ним, — объявил всем Рагдай, — там сейчас большая нужда в воинах, потому, что король франков сражается на своих восточных границах с королём сербов и моравов Само и против аваров.

— Простой воин получает сейчас шестьдесят пять серебряных византийских монет-гексаграмм в год, а вожди в два раза больше, и все получают часть военной добычи, — сказал ярл Эймунд, — это мало, столько воин может взять всего за пару набегов на побережье Британии. Невольник с Кавказа или из Таврии стоит один гексаграмм.

— Эти наёмники-варяги в Константинополе сбили цену по всей Европе, — согласился с ним, — позорят имя викингов.

— Идти туда, на запад? — Вишена задумчиво посмотрел на Маргит, — мне кажется, лучше попытаться напасть на Рим, если там что-нибудь ещё осталось после последнего разграбления его готами.

— С Римом ничего не выйдет, не хватит сил, тем более, что папа римский Гонорий, говорят, может убить любого, мешающего упрочению Христовой веры, а уж напавшего на него самого, точно… — с сомнение сказал Рагдай, — лучше наняться к королю Дагоберту.

— Отец, пусть Рагдай ещё споёт, — сказала вдруг Маргит звенящим голосом, — а то вы тут делите шкуру не убитого медведя, а Вишене на охоту пора, светает уже.

— Не смей вмешиваться в мужской разговор, — резко прервал её брат Эрик, — пошла бы лучше, проверила, доят ли молоко.

Все снова наполнили свои питейные рога, выпили за богов и хранителей жилищ, и скота, и рыбных косяков. Братья Маргит, зло поглядывая на Вишену, несколько раз выходили на воздух, было видно, что солнечный свет, робко пробивающийся сквозь дым очага в отверстие кровли, на самом деле разливается по фьорду ярким жёлтым огнём.

— Так, или иначе, в Сиггблот, первый день лета, в начало нового года, князь Стовов будет ждать желающих в устье Западной Двины, — сказал Рагдай.

— Мне не очень понятен этот поход, — сказал ягд Эймунд, — когда мы все протрезвеем, расскажи мне ещё раз, книжник, что могут взять бедные люди в местах, где воюют короли и их армии. А теперь, может быть ты мне продашь, наконец, книгу это мудреца последнего римлянина про богов. Сколько ты за неё хочешь?

— Двадцать золотых безанов, — быстро ответил Рагдай.

— Я за это двадцать коров куплю, — быстро, несмотря на изрядный хмель, сказал ярл.

— Я куплю за пятнадцать, — сказал Йёран, — я думал, что ты меньше чем за двадцать пять не отдашь, а если есть торг…

— Хорошо, иудейская душа, пусть будет восемнадцать, и по рукам ударим, — воскликнул ягл Эймунд.

— У меня столько нет, — подмигивая книжнику, сказал Йёран, — ты всё ругаешь богатых за жадность и подлость, а кому бы ты свои книги продавал, рабам?

Рагдай хотел что-то возразить, но сыновья неодобрительно загудели:

— Отец, зачем столько денег тратить на эту книгу, в походе можно десять таких в монастыре захватить!

— В монастыре будут богословские христианские книги, вы их не сможете не прочесть, ни понять, а это учебник жизни, — перекрикивая их, сообщил присутствующим Рагдай.

— Лучше бы выпили за удачу великого похода на запад славного конунга и берсерка Вишены! — закричал, присоединяясь к общему шуму Эйнар.

— За ярла Эймунда, хозяина гостеприимного крова!

— За дочь ярла, красавицу Маргит!

Пока все кричали наперебой и опрокидывали питейные рога с вином, братья Маргит вышли из дома. Это не могло никого насторожить, потому, что по многу раз все выходили и возвращались во время пира. Только очень внимательный и проницательный наблюдатель, мог бы заметить странные взгляды Маргит и её братьев, то друг на друга, то на Вишену.

— Я буду думать над предложением Рагдая, — сказал сквозь крик Вишена, и поднялся со скамьи, собираясь выйти.

— Это уже лучше, чем просто отказ, — Эйнар тоже поднялся, намереваясь выйти вместе с ним, — если мы пойдём в поход только силами одной дружины, много ли мы сможем добыть?

Вишена остановил его рукой, усадив обратно на скамью и вышел во двор.

Всё, что потом произошло, показалось Вишене сном, чередой не связанных грохочущих мгновений, медленных, гулких и неотвратимых сцен и какой-то чужой жизни. Он знал, что Маргит сейчас выйдет за ним, и будет упрекать, или просить, как она всегда делала раньше. Действительно, она тоже вышла на свет, и он услышал за спиной её лёгкие шаги, и шёпот, призывающий свернуть к дровяному сараю. Повинуясь, он свернул направо, и у стены из вертикальных брёвен остановился, обернулся и обнял её со словами:

— Мне не хочется уходить из Викхейля, но прошу тебя, не веди себя так, словно мы помолвлены. Дай мне свободно сделать выбор. Клянусь нитью судьбы богини Инн, наши судьбы уже соединены! — после этих слов он поцеловал девушку в горячую щёку, ладонями отвёл назад её волосы, упавшие из под перевязи.

Маргит смотрела на него испытующе и подозрительно. Отражённые блики восходящего солнца неверно мерцали в её глазах.

— Отпусти меня, — сказала она так громко, словно это должен был услышать ещё кто-то, — отпусти, или я позову на помощь!

Последние слова она уже крикнула, в голосе девушки был испуг, надежда, радость и отчаяние. Одновременно её начала била дрожь, словно от лихорадки.

— Да что с тобой? — Вишена удивлённо отстранился от неё.

Неподалёку возникли, и быстро затихли, удаляясь, голоса Эйнара и служанки Сельмы. Они обсуждали, где бы им уединиться. Закукарекал петух, очень далеко, в лесу завыл волк, и вслед за этим солнце ушло за облака. Из тени двора возникли две фигуры. Одна из них, голосом Акара властно приказала:

— Отпусти её, и следуй за нами!

— Ты опозорил нашу сестру, и должен либо жениться на ней, либо быть осуждён общим тингом, — добавила другая тень голосом Эрика.

— Эрик и Акар? — Вишена, пытаясь понять, что происходит, досадуя, что оставил меч и нож за столом, отступил под навес конюшен.

— Маргит, это похоже на западню! — наконец сказал он, прижимаясь спиной к стене, чувствуя, как хмель быстро улетучивается, а тело наливается прежней силой.

— Братья хотят, чтобы ты просил отца объявит о нашей помолвке, особенно после такого, — воскликнула Маргит, и коротким движением выдернула шнуровку ворота своего платья, — у тебя нет другого пути, любимый!

Её полная грудь наполовину обнажилась, взлохмаченная, растерзанная, с блуждающим взором, теперь она и впрямь стала похожа на жертву насилия со стороны сластолюбца.

— Пойдём с нами, ярл, это нужно сделать сейчас! — сказал Эрик, стараясь придать своему голосу твёрдость, — не сопротивляйся своему счастью.

— Не слишком ли ты молод, чтобы затевать ссору с конунгом?

— Конунгом? У тебя нет ни земли, ни коров, ни золота, все викинги с востока и юга такие бедные, при чём тут конунг? — сказал Акара, надменно задрав подбородок, — тебе, безродному, честь породниться с нами.

— Не зли его, — перебил брата Эрик, — пусть он опомнится, надо благодарить богов, что его меч остался под трапезным столом.

— Он нам ничего не сделает, его дружина меньше нашей, его и так выгнали отовсюду, как пса, — Акар пьяно рассмеялся, — хватаем его и отведём к отцу, обычай и традиция на нашей стороне!

Не то чтобы Вишена не хотел жениться на Маргит, наоборот, она была для него самым лучшим человеком на свете, не то чтобы он боялся унизительных разговоров о его состоятельности, как жениха, просто участник множества битв, походов и смертельно опасных приключений, не любил, когда его к чему-то принуждал против его воли. Он лихорадочно начал искать глазами хоть какое-то оружие, но ничего не годилось для боя, ни дубовое ведро, ни берестяное сито, ни обломанная рукоять лопаты, горсть гвоздей…

За спинами братьев появились двое дружинников их отца, видимо, посвящённые в тайну происходящего. Теперь не было и речи о том, чтобы убежать, или отбиться кулаками от позорного приведения к сватовству под принуждением. Их связь с Маргит показалась теперь ему совсем в другом свете. Для неё, девушки из бедной семьи захудалого рода на краю благодатного Восточного моря, было трудно найти подходящую пару, сулившую в последующем славу и богатство. Отец Маргит был уже стар, чтобы ходить в успешные походы, старая его дружина превратилась скорее в волопасов и сборщиков дани с озёрных хуторов, где кроме мёда, шкурок белок и свиней, взять было нечего. Братья её, наоборот, были ещё малы и неопытны, чтобы самостоятельно идти в дальние походы и захватывать хорошую добычу. В соседних фьордах викинги тоже не дремали. Уже не осталось ни одного фьорда, где не было бы поселений, или рыбацких угодий. Пригодной земли для посевов было всё меньше, как и места для выпаса скота. Теперь всё больше бонов бралось за оружие, и мешало настоящим викингам делать своё нелёгкое дело. Все постоянно плавали на юг, в прусский ремесленный и торговый городок Кауп, проходили через Сасбию вдоль Янтарного пути, грабя местных, или не местных торговцев. Другие Каупты, на других берегах, тоже были под их ударом. Трусо был отлично защищён, но в его окрестностях можно было перехватить зазевавшегося торговца. На востоке в Альдегьюборге на Ладоге, на западе в Павикене и других торговые эмпориях, можно поживиться солью и пушниной, но это требовало всё больших усилий. Ещё была возможность плыть вокруг Биармии по северному морю, или сквозь Биармию, её реки, озёра, волоки к Туле около Северной Двины и дёшево брать там куниц, бобров, отличную русую соль и рабов. Торговцы нанимали таких же викингов для охраны товаров с юга, и поход иногда заканчивался гибелью, пленом и рабством. Наниматься в качестве дружины к вендам, кривичам, пруссам или финнам, было унизительно, и северяне, даже в Биармиии, тем более в Скандии, потом таких ярлов и конунгов не пускала на альтинги-советы. Даже Уппсала, принимающая всех, старалась их использовать в своих интересах тайно. Сильные конунги Ингьяльд Коварный, Хельвдан Храбрый и Гранмар не любили делиться с такими мелкими ярлами как Эймунд и соглашались отдавать им для грабежа только захудалые берега, или отдавали после совместных походов так мало добычи, что проще было получить такой доход оставаясь на берегу, и изготавливая паруса и вёсла на продажу. Маргит хотела стать женой викинга из богатой людьми и пушниной Тёмной земли городов и рек. Там было мало озёр и безопасных островов, как в Скании, зато оттуда во все стороны расходились речные дороги, как ни и из центра паутины, и можно было пройти в южные моря к Византии быстрее, чем вокруг Европы. Если удалось бы договориться завоевать эти пути, то можно было построить королевство побольше, чем у Ингьяльда. А это значило стать великой женщиной, может быть потом королевой, достойной упоминания в сагах. Подговорить братьев было не сложно, тем более, что драккар Вишены им нравился безумно, как и нравилась возможность начать что-то делать самим, без отцовской и материнской опеки. Этой осенью, колдун дал им съесть зажаренное сердце волка, и теперь они чувствовали в себе неиссякаемые силы свирепости и желания борьбы.

Он видел, как Акар сделал шаг к нему, а Эрик начал вытаскивать меч из ножен. Маргит закрыла глаза рукой и отвернулась со словами:

— Вишена, не сопротивляйся своему счастью!

— Это подлость, не достойная воинов, нападать на безоружного гостя. Даже женщине это непростительно. Слышишь, Маргит? Я ненавижу тебя, волчица, дочь волчицы! — Вишена увидел в сухой траве у конюшни то, что могло стать хоть каким-то оружием — несколько сбитых о камни подков в корзине.

Он схватил три из них и грозно промолвил:

— Я не дам себя взять и пусть будет так, как хотят боги.

— Как хотят боги, — сказал Акар, оскаливая почти волчье лицо и вместе с братом кинулся на Вишену.

В этот же миг Вишена изо всех сил бросил в них одну из подков. Со свистом пролетев рядом с головой Акара, она на ударилась о стену дровяного сарая. В разные стороны полетели щепки, словно это был молот, и, отскочив, со звоном упала на камни. Прежде, чем все успели сообразить, в чём дело, Вишена бросил следующую подкову в Акара. С оставшейся подковой, как с кастетом напал на Эрика.

— Ха… — только и успел сказать Акар, или это просто было его дыхание.

Из-за того, что подкова с глухим звуком попала ему в переносицу, голова его дёрнулась назад, словно он на бегу ударился лбом о притолоку двери. Он сделал несколько шатких и незрячих шагов в сторону, пытаясь сохранить равновесие, и рухнул, раскинув руки, прямо под ноги Маргит. Он ещё не упала на землю, как Вишена двинулся навстречу Эрику, и двумя руками, сжимая подкову, мощно ударил его в грудь. Что-то хрустнуло. Юноша со стоном отлетел в сторону и упал. Вишена двинулся на дружинников Эймунда. Однако те, понимая, что дело приняло нешуточный оборот, решили не отягощать общее положение, и отступили, показывая Вишене ладони, в знак того, что схватка закончена.

— Сюда! — с ужасом в голосе закричала Маргит, наклоняясь над Акаром.

Она попыталась приподнять его, и руки её тут же оказались перепачканы кровью. Она рванулась прочь, к отцу, чувствуя затылком тяжёлый взгляд Вишены.

В доме ярла Эймунда было всё ещё шумно, хотя кувшины давно опустели, жаркое превратилось в груду костей, а языки рассказчиков не ворочались от хмеля и усталости. Одни спали, уткнувшись лбом в доски столов, другие говорили громко и бессвязно, каждый о своём. Рагдай, слегка захмелев, учил Йёрана кидать монету. Это был золотой безан, только что полученные за книгу. Нужно было её кидать так, чтоб монета всегда падала на одну и ту же сторону. Он пред этим несколько воинов поспорили, что Овар не сможет завязать вертел в петлю, как это делал Вишена. Рядом, красный от натуги Овар, в третий раз сгибал и разгибал железный вертел. Ярл Эймунд зевал сыто и сонно, а его младший сын Ладри, восхищённо смотрели на Овара, со словами:

— Вишена может десять раз согнуть и разогнуть вертел!

— А где все? Акара, Эрик, Вишена, Маргит? Что-то их давно нет, — спросил ярл, оглядываясь на спящих и сидящих вдоль стен.

— Хорошо, только погляжу чем закончится спор, — сказав это, Ладри привстал, и быстро спросил у отца, — а можно я пойду с Вишеной в поход?

— Ты уже злишь меня! Мал ещё! — ярл ухватил мальчика за ухо, но тут же выпустил и досадно поморщился, потому, что в третий раз Овар не смог свернуть железный прут в петлю.

Мало того, что он сегодня купил за целое состояние не нужную книгу для того, чтобы не слыть невежественным и тёмным, так он ещё и кольцо проиграл из-за хвастливого Овара. Ярл Эймунд выложил на стол перед собой огромные кулаки, похожие на молоты. На каждом пальце было массивное кольцо или перстень.

— Выбирай, Рагдай, ты выиграл спор, — сказал он.

— Бери вон то, с головой змеи, на правом мизинце, сирийской работы… — шепнул Ладри.

Рагдай улыбнулся радостно и указал на кольцо со змеёй мудрости.

Когда ярл, с трудом снял кольцо с пальца, и бросил его через стол в раскрытую ладонь победителя, в двери появилась Маргит с криком:

— Убийство!

Она стояла на пороге, растерзанная, в крови, с безумным, злобным видом словно валькирия. В наступившей тишине было слышно, как ударилось и покатилось по столу кольцо, не пойманное Рагдаем, как кольцо потом упало на земляной пол.

— Убийство, что вы сидите? — удивлённо спросил у всех Рагдай.

— Погоди, Маргит, любит последнее время устраивать злые шутки, — ответил ярл, — в прошлом году она придумала, что Эрик подглядывал за ней, когда она купалась в озере, и украл её одежду, поэтому она пришла в деревню голой.

— Кто убит? — спросил ярл Эймунд.

— Акар!

— Кто убийца?

— Вишена!

— Ерунда, они только что сидели за одним столом!

— Он напал на меня, а братья вступились, и Акар погиб в схватке.

— Вот как? Я оставил его зимовать, когда ни одна собака не хотела пускать его к себе после истории с Гердриком Славным, а он убийством заплатил за гостеприимство! Где мой меч?

Ягд Эймунд с Оваром и Ладри, и с ними ещё десяток его воинов ярла, спрыгнувших с полатей у стен, бросились во двор. Там они увидели, что Сельма держит на руках окровавленную голову Акара, а его брат Эрик, корчась от боли, лежит рядом. Тут же стоял Вишену и нескольких его дружинников во главе с Эйнаром. Хотя на них не было кольчуг и шлемов, все были вооружены копьями и мечами. Служанка-рабыня горько плакала, вытирая слёзы рукавом.

Ягд Эймунд с Оваром и Ладри, и с ними ещё десяток его воинов ярла, спрыгнувших с полатей у стен, бросились во двор. Там они увидели, что Сельма держит на руках окровавленную голову Акара. Его брат Эрик, корчась от боли, лежал рядом. Тут же стоял Вишена и несколько его дружинников во главе с Эйнаром. Хотя на них не было кольчуг и шлемов, все были вооружены копьями и мечами. Низкое солнце, только что появившееся над скалистыми горами, отбрасывало на землю длинные тени, из-за чего люди казались больше, чем были, и их казалось больше, чем есть. Служанка-рабыня горько плакала, вытирая слёзы рукавом. Увидев отца, Эрик простонал:

— Вишена напал на нас, когда мы вступились за честь сестры…

— Что тут произошло? — спросил ярл Эймунд, — почему мои сыновья ранены?

— Они напали на меня, — хмуро ответил Вишена.

— Вишена набросился на меня и сорвал с меня одежду, — сказала Маргит, выглядывая из-за плеча отца.

— Почему он это сделал, если все знают, что вы уже давно уединяетесь по укромным местам, ему что, так ссоры со мной захотелось? — произнёс ярл, словно размышляя вслух, — и почему он это сделал в присутствии твоих братьев?

— Она сама разорвала на себе платье, — сказал Вишена, — речь шла о сватовстве.

— О чьём сватовстве? — не удержавшись от любопытства, спросил Овар, и все присутствующие повернули головы в сторону Маргит.

Маргит, закусив губу, повернулась резко, и быстро ушла в дом.

— Что с Акаром, — ярл Эйдмунд подошёл к сыну, — велика ли рана?

— Похоже, он окривел на один глаз, — ответила рабыня Сельма.

Она отняла руку с куском ткани от лица юноши, и все увидели страшную кровавую маску вместо его лица. Люди ярла Эймунда зашумели, послышались мнения о том, что за это Вишена должен заплатить выкуп и покинуть фьорд. Когда Эрик сообщил, что он не может нормально дышать, грудь его нестерпимо болит при каждом движении, ярл Эймунд сказал:

— Я хочу, чтобы мы ещё раз всё обдумали, когда выветрится хмель от пира, но сразу можно сказать, что по обычаям, за членовредительство, Вишена должен заплатить пятнадцать коров за Акару, пять коров за Эрика, корову за платье Маргит, и уйти из Викхейля.

Наступила тишина. Только слышно было, как дышат за стеной лошади и коровы, а у колодца мальчишки спорят из-за ведра. Вооружённые люди стояли лицом к лицу и мерили друг друга взглядами.

Рагдай мягко отстранил Эльму и склонился над Акаром. Осмотрев его, он спокойно сказал:

— Я смогу через две недели поставить его на ноги, однако глаза не вернуть.

— Гости нарушили закон гостеприимства, они должны уйти, — сказал Йёран, — мне жаль, что наше появление совпало с этой кровью.

— Мы не хотим ссоры, мы заплатим, — выступив вперёд, сказал Эйнар, — и мы знаем обычаи, только предлагаю обсудить размер выкупа.

Ягд Эймунд вопросительно покосился на Вишену.

— Пусть будет, как сказал ярл, только сейчас нечем платить, — сказал тот, — мы оставим в залог часть оружия, когда добудем безаны, выкупим его обратно.

— Я заплачу за Вишену выкуп, а он пойдёт в поход вместе со мной и Стововом Багрянородцем на запад. Пойдёшь теперь?

— Теперь пойду, — кивнул Вишена понуро.

— У Эрика сломано несколько мелких костей, — сказал Рагдай, осматривая грудь юноши, — нужно сделать повязку и лежать неделю на постели.

Ярл Эймунд пожал плечами:

— Платить за кого-то не запрещается обычаями. С тебя двадцать один безан, книжник.

— Восемнадцать, — начал торг Рагдай, — платье порванное мы не признаём и у Эрика всё вообще не страшно.

— Хорошо, книга мне досталась, считай, бесплатно, раз деньги вернутся назад, — после некоторого раздумья согласился ярл Эймунд, — и вы сегодня начнёте готовить драккар к отплытию, льда на воде уже нигде нет.

— Я тоже ухожу, — сказал Йёран, — мне нужно идти в Бирку, у меня мёд и пушнина. Мы уйдём сегодня в полдень.

Йёран повернулся, и пошёл обратно в дом ярла, вместе с тремя своими людьми.

Глядя, как люди Вишены, Эйнар и Рагдай покидают место схватки, Овар сказал ярлу Эймунду:

— Если они попытаются уйти не заплатив выкуп, нам даже не на чем будет их догнать, если не готовить наш снеккар.

— Тут какая-то тайна, раз книжник платит за него, — ответил ярл, — почему он не позвал в поход, например Йорана?

Эрик самостоятельно поднялся, а Акару помогла Маргит.

— Отец, прошу, не выгоняйте его! — сказала Маргит плача, — я чувствую, что он больше не вернётся сюда, а ведь мне так с ним было хорошо…

— Упустила ты своё счастье, если так, — сказал ярл, наблюдая, как Вишена, не гдядя не девушку, поворачивается и уходит в сторону берега.

— Мне было хорошо с ним, мы, наверное, сможем ещё быть вместе, пусть его воины уйдут, а он останется и женится на мне…

— Замолчи, я думаю, что это ты подговорила Эрику и Акару устроить эту ловушку, — сказал ярл.

Лицо его утратило свирепость, и он казался теперь уже просто уставшим, огорчённым стариком. Он повернулся к своему младшему сыну и добавил:

— Ладри, ступай за воинами Вишены, будь рядом с ними, словно тебе интересно, как они готовят драккар к отплытию, а сам слушай, вдруг они решат уехать не заплатив…

— А мне действительно интересно, как они готовят корабль, — ответил мальчик с готовность, и с радостным видом отправился в сторону берега.

После жаркого, дымного воздуха в доме ярла, после волнительной сцены противостояния у конюшни, стенаний Маргит, стонов братьев, разгорающийся яркий солнечный день, редкий для ранней весны Восточного моря, обволокла его радостным покоем. Озираясь, Ладри видел умиротворяющий высокий небесный свод над головой, яркие блики солнца на воде фьорда, мерцающие белым и голубым свечением грани скал. Он ощущал величественную тишину — она величественно бродила, как живая, среди скал и высоких елей, окружающих селение.

Миновав изгородь у оружейной и костёр, с охраняющими её дружинниками отца, мальчик свернул к каменным столбам и маленькой каменной изгороди обозначающей границу Викхейма. Недалеко от них он увидел Рагдая и Эйнара. Они шли к кузнице и драккару.

Сам не зная почему, Ладри двинулся вперёд бесшумно, избегая открытого пространства. Крался он то рядом с тропой, отводя ветки рукой, бережно возвращая их в прежнее положение, то прямо по тропе, используя её изгибы, чтобы иметь укрытие. Даже если бы идущие впереди вздумали оглянуться, то они не увидели бы, как пляшут ветви, не увидели бы крадущейся тени и не услышали бы и шороха. Он ставил ногу, как бы немного скользя, не сразу перенося на неё вес тела, не давая сухим сучкам под старой хвоей предательски треснуть. Он был готов замереть на месте и стать тенью, если взлетит из кустов разбуженная куропатка. Он крался, как зверь, и был так близко от идущих, что слышал их голоса.

— Я не жалею, Эйнар, этих восемнадцать безанов для выкупа, потому, что, если мы отыщем то золото, что я вскользь упомянул в сказании про Сину, у нас будет столько золота, что можно будет всё Сканию купить, и ещё останется. Там тридцать больших сундуков с золотыми монетам, посудой. Лично мне нужна оттуда одна лишь вещь, золотой шар размером с голову человека под названием Золотая лоция. Судя по рассказам, там изображены все земли, открытые мореплавателями, и ещё не открытые.

— Хорошо, что ты не сказал об этом другим ярлам, Эймунду, Йёрану. У них такие люди болтливые, что про это стало бы известно Ингьяльду Коварному или Хельвдану, и уж они с нас бы кожу живьём сняли, и узнали бы секрет.

— Они за это золото всё Восточное море подняли бы как волну, ещё бы, такая добыча.

— Я думаю, где-то рядом соглядатай…

— Соглядатай?

Услышав это, Ладри застыл на месте, но никто их идущих не оглянулся. Только разговор теперь они вели на непонятном ему славянском языке. Потом Рагдай и Эйнар остановились, и мальчик весь подобрался, раздумывая, куда лучше отступить, если они решат обыскать ближайшие заросли. Он опустился на корточки, прошептал хвалу Одину, прося о покровительстве, гордый тем, что так ловко следит за опытными воинами, прекрасно видит и слышит их, оставаясь для них невидимкой.

От фьорда доносился запах дыма и смолы. Послышался стук железом о железо, затюкал топор. Это люди Вишены начали готовить драккар.

Ладри начал терять терпение. Ему хотелось чихнуть, но он сдерживался. На его вытянутую от напряжения шею сел комар. Откуда здесь мог быть комар в такой холод? Ладри хотел согнать его, прихлопнуть, и тут с ужасом понял, что это не комар, а остриё стального ножа касается его шеи.

Не в силах шевельнуться, он скосил глаза. Кто это? Карлики цверги, духи леса, бесшумные, коварные, всесильные, злобные, безжалостные твари собирались отнять его жизнь, уволочь в бездонные пещеры, изжарить на вертеле, превратить в жабу, паука, высосать кровь? Наверное, сейчас он увидит рогатую морду с каменными глазами и кривыми клыками, сейчас его обхватят когтистые лапы. Мальчику захотелось закричать, позвать на помощь, пусть даже Рагдая и Эйнара беседующих о чём-то на тропе, а теперь куда-то издевавшихся. Он хотел рвануться, побежать, но ног будто не было… Он почувствовал запах меха с дымом костра, чеснока, медовухи, клюквы. Он скосил глаза и увидел сначала бороду, а потом и всего Эйнара.

— Это… — только и смог вымолвить мальчишка.

— Ладри, почему ты за нами следишь? — Эйнар спрятал нож, схватил маленького соглядатая за воротник меховой куртки и вытащил его на тропу.

— Отец хотел проследить, не пытаетесь ли вы сбежать, не заплатив выкуп за глаз Акара.

— И как, не собираемся? — спросил его с улыбкой подошедший Рагдай, — как же ты так попался, тоже мне, охотник…

— Возьмите меня с собой за золотом, — умоляюще складывая руки, попросил Ладри, — я хочу стать викингом.

— Теперь, когда ты знаешь о цели нашего похода, тебя нужно или убить, или взять с собой, — задумчиво сказал Рагдай.

— Что он мог слышать? — по-славянски спросил Эйнар.

— Про золото, ради которого короли готовы убивать друг друга, про Золотую лоцию.

— Это плохо.

— Ладно, — произнёс Рагдай уже на понятном мальчику языке, — раз ты хочешь пойти с нами в поход, жди на берегу, потом залезай под палубу на корме и жди, пока мы не выйдем в фьорд. И не говори никому ни о чём, и не попадайся никому на глаза из людей своего отца.

— Хорошо! — чувствуя, как радость переполняет его, почти закричал Ладри, — а то мой отец и братья хотят торговать, а не воевать, а это будет мой первый настоящий поход викинга!

Так или иначе, но нам придётся утром уходить, если, конечно, удастся подготовить ладьи. Люди ярла Эймунда наверняка будут следить за нашим отплытием, и могут потребовать осмотра драккара, если заподозрят, что сын ярла хочет сбежать из дома.

Они втроём двинулись вниз по тропе. Корабль Йёрана уже отходил от берега и его люди поднимали тяжёлый жёлтый парус, сами себе крича подбадривающие слова. Сам Йёран стоял на корме и махал фьорду рукой на прощание. Никто не вышел его проводить, даже любопытные рабы. Дружинники Вишены, под руководством седовласого кормчего Гелги, выровняли деревянные катки под килем корабля.

За этими действиями следил хмурый Вишена. А руках у него был кувшин с холодной водой и из него он всё время делал маленькие глотки. Остановившись рядом с ним, Рагдай и Эйнар затеяли спор о том, правильно ли ярл Эймунд назначил выкуп за увечье Акара. Решив, что выкуп должен был быть меньше, они стали убеждать Вишену взять с собой Ладри в поход. Вишена не соглашался, говоря, что после того, что случилось с дочерью местного ярла, его двумя сыновьями, взять и увезти его младшего сына, было бы верхом неразумности. Это походило на враждебные действия, со стороны могло показаться, что после ссоры с братьями ярла Эймунда, его младший сын был увезён в отместку, чуть ли не как заложник. А если в походе мальчик погибнет, то это будет похоже на похищение с последующим убийством. Ладри уже не сможет подтвердить, что сам убежал из дома. Кто потом подтвердит, что отправился в рискованный поход добровольно? А это уже означало войну с ярлом Эймундом и его бедной, но злой семьёй и Биармии. Кровная месть было строгим обычаем, и обойти её не получилось бы. Ладри с собой брать было нельзя.

Тогда Рагдай открыл Вишене то, что Ладри подслушал их разговор с Эйнаром о существовании большого золотого клада. Он слышал, что этот клад является целью похода и эта весть может всколыхнуть всех конунгов Восточного моя, а на Вишену и Стовова станут смотреть как на людей, знающих, где золото, или уже захвативших и спрятавших его. В любом случае их стали бы преследовать могущественные Скьёльдунги и Инглинги.

— Вот конец рассказа, не до конца прозвучавшего на пиру, — сказал, наконец, Рагдай, — золото в конце концов прошло по Шёлковому пути и оказалось у людей папы римского Гонория I в Антиохии, и исчезло вместе с ними во Фракии в долине реки Марицы, в землях, захваченных аварами. Теперь оно где-то там, в пещере, в скалах, или в земле, в сундуках, потому, что больше его никто не видел, и никакие предметы из Сины нигде не появлялись.

— Это всё как-то туманно, — ответил на это Вишена, — все эти легенды о сокровищах далёкой восточной империи, откуда в Европу везли шёлк, пряности и посуду, не имеют доказательств.

— Есть кое-что, — уклончиво ответил Рагдай, — вернее было.

— Что было? — Вишена сделал глоток воды, — почему ты затеял всё это, ты, учёный человек, не верящий в сказки, легенды и в богов, читающий на десяти языках?

— И вообще, откуда ты всё это знаешь? Ты что, водил дружбу с властелином этой Поднебесной империи? — спросил Эйнар, удерживая за рукав рядом с собой Ладри, — тебе зачем всё это надо, ты ведь не любишь богатство, говоришь, что оно отравляет душу и разум, и люди, стремящиеся к нему, или достигнувшие его — несчастные и достойные жалости?

— Золотая лоция!

— Золотая лоция? — Эйнар приподнял одну бровь, — это лоция всегда показывает, где находится золото?

— Мне нужна она, это самый ценный для меня предмет на всей земле, даже если он сделан из обыкновенного воска и глины, — тихо ответил Рагдай, — эту лоцию подарил неизвестный бог первому императору Поднебесной империи, во времена, когда ещё не было Рима и Константинополя, а вокруг Восточного моря жили дикие племена, не знавшие железа и колеса.

— А в чём её ценность, — не унимался Эйнар, даже Вишена на этот раз заинтересованно уставился на книжника.

— Об этом после, пора нам расходиться, — ответил Рагдай, указывая на людей ярла Эймунда, приближающихся к ним со стороны селения, — нужно спрятать Ладри.

— Жалко, а я думал, что в Викхейме я найду дом, семью, и что здесь мой конец пути, — сказал печально Вишена, — а это не конец, это теперь начало пути…

 

Глава четвёртая ВЕТЕР ЯНТАРНОГО МОРЯ

Звуки флейты были нежны и прозрачны. Мелодия зависала трелью высоких нот в вечернем морском воздухе, ступенями соскакивала вниз, потом снова взбиралась вверх, обрывалась и начиналась сначала. Флейтиста звали Бирг Безухий. Это был юноша с чёрными волосами, вьющимися, как мелкое руно, на висках и затылке. Он сидел на борту драккара Вишены, свесив ноги над водой, и зачарованно смотрел на горизонт — ровный, без привычной серой полосы берегов и чёрных силуэтов гор. Прозвище Безухий он получил из-за того, что всё время ошибался при игре на своей флейте. Однажды учёный старый грек, попавший в плен к Гердрику Славному, проданный одному соседнему бонду, и умерший от пьяных побоев своего нового хозяина, рассказал ему, что однажды греческая богиня Афина подарила пастуху Марсию свою волшебную флейту, и пастух стал так хорошо играть на ней, что поразил даже бога света Аполлона, тем что играл лучше бога. За это бог убил пастуха и снял с него кожу. Музыкант погиб, но имя Марсия стало известно на все времена. Этим грек хотел, видимо, сказать маленькому Биргу, что для того, чтобы стать великим музыкантом, нужно быть готовым отдать свою жизнь, если не в прямом, то в переносном смысле. Нужно быть готовым заключить сделку с богами. А что из этого получится, лучше не думать, если не кожу снимут потом, то неприятностей, точно, не оберёшься. Тем не менее, мальчик в любое время, свободное от помощи по хозяйству родителям, а потом и в походах в дружине Вишены, стремился играть и совершенствоваться в игре. Он освоил все мелодии, услышанные им от скальдов на пирах или просто так. Однако игра на гуслях, бубнах или флейтах всегда только дополняли песни скальдов, их саги. Биргу же была интересны мелодии и ритмы. Однажды он принялся сочинять собственные мелодии. Он сочинил их за несколько лет великое множество. Пробуя их записать, он использовал руны, где каждая руна обозначала устойчивый отрывок мелодии, последовательное повышении трёх нот вверх, или вниз, или обыгрывание какой-то комбинации звуков. Беда была в том, что комбинаций было много, гораздо больше, чем он знал, или мог придумать рун. К тому же записывать приходилось, то сажей на бересте, то царапать на досках или камнях, из-за чего знаки искажались, стирались, их потом было трудно читать. Играя потом по памяти или по записям свои же мелодии, Бирг зачастую ошибался. Эти ошибки были слышны только ему, но он каждый раз останавливался при этом, начинал играть сначала, вздыхал, ругался беззлобно. Окружающим казалось, что он просто не умеет играть как следует. Так как звук он из флейты извлекал громкий, пальцы у него были на руках все на месте, то единственным объяснением такого поведения, могло служить только его тугоухость. Отсутствие слуха к музыке, или просто частичной глухоты. Так Бирга прозвали Безухим. Сейчас он сидел спиной к мачте и парусу, не видя кормы и носа ладьи. Таким образом, он остался один на один с флейтой, музыкой и водой пролива. За его спиной скрипела мачта, вздрагивал парус, вяло переговаривались Свивельд и Ингвар:

— Я тебе скажу просто, если бы я осматривал парус, то я увидел бы, что в него завернулся человек, хоть и мальчишка Ладри.

— Этот Ладри так худ, что я принял его за свёрнутую шкуру.

— Человека о шкуры отличить не можешь…

— Жалко тебе, Свивельд, что он плывёт с нами на корабле? Много места он не занимает, много воды не пьёт, на долю в добыче не рассчитывает.

— Ещё бы он рассчитывал на долю в добыче, Ингвар, ты что?

— Он станет викингом, а то всё время сидит среди коров, ячменя и куриц, кроме поля, садков на запрудах, ничего не знает, не видит, разве что в набег на озёрных людей когда-нибудь возьмут.

— Ты не понимаешь, — Свивельд перешёл на шёпот, — наш вождь Вишена теперь для всего рода Эдмунда стал, вроде как не другом. Он, конечно, отдал выкуп за выбитый глаз Акара, но Маргит ему не простит бесчестья, а заодно и все остальные. Где мы получим зимовку в следующем году? Страйборг и все фьорды раньше принадлежавшие Гердрику для нас закрыты. Зачем нужно было возвращать золото его дочерям, если Вишена теперь для них хуже врага? Фьорды Эймунда тоже для нас закрыты. С кем мы поссоримся в следующем году? Из-за Ладри ещё будут неприятности, вот увидишь. Со стороны выглядит, что мы его украли из-за ссоры с сыновьями и дочерью ярла Эймунда. Удивляюсь, как Вишена ещё ничего не сделал первой жене Эймунда, умершей три года назад, хе-хе…

— Ладри сам влез на ладью и сам спрятался в парус, просто мы об этом не сказали людям ярла, искавшим его на драккаре перед отплытием.

— Клянусь всей волшебной пряжей богини Фрейн, этому не поверит ни ярл Эймунд, ни общий тинг, а этот Бирг в своё флейту всё дует и дует, того гляди, попутный ветер спугнет.

— А я его сейчас я его в воду спихну…

Но Бирг сам оборвал игру. Его отвлекли две чайки, на большой скорости упавшие неподалёку в воду, в серебряное пятно рыбьего косяка. Бирг слез с борта на свою скамью и подперев подбородок кулаком, уставился берега пролива между торчащими из воды скалами, и на близкую гору Птичьего остров. Низкое красное солнце, нарезанное на горизонтальные полосы узкими чёрными облаками, освещало эту картину, делая воду Янтарного моря свинцовой. Книжник Рагдай, о чём-то тихо говорящий задумчивому Вишене, тоже смотрел на эту величественную картину, стоя под головой дракона.

— Что перестал играть, Бирг? — спросил Свивельд, делая вид, что поднялся размять ноги.

— Флейта намокла, — ответил музыкант, — я её сделал из молодой ивы. Хороший звук, но быстро размокает от слюны.

— Особенно если играть с самого утра, — зло сказал Свинельд.

— Это верно, сырость любую древесину испортить может, — произнёс важно Ингвар, — у них там, в нашей погоде, всё быстро намокает, что Ирландия, что Британия, туманные, скользкие и бесноватые, Нарисовали на каждой двери крест и думают, что над их болотами будет больше солнца, хотя, надо признать, дичи там полным полно. Они даже в честь добычи каменные круги ставят, и камни ищут и тащат месяцами до места, потом там молятся. Одно слово — кельты!

— А кельты что? — заинтересовался разговором Бирг, прекратив рассматривать флейту.

— А что кельты? — не понял вопроса Ингвар.

— А Дагобер, разве он не прогнал кельтов, с побережья Восточного моря? — с непонятной настойчивостью спросил Бирг.

Ингвар пожал плечами:

— Дагобер? Разделался с кельтами и принялся за фризов. Отнял у них Утрехт и Дорнштадт, заключил вечный мир с византийским императором Ираклием и пошёл в Богемию, вместе со своими данниками баварами.

— И что? Откуда ты это знаешь?

— Так об этом ещё в прошлом году было известно, что в Богемии и Моравии война франков против моравов и аваров, и туда лучше не ходить, там добычи никакой нет, того и гляди, самого разденут до нитки, и я уже устал от твоей флейты и вопросов, — рассвирепел почему-то Ингвар.

— А чего я такого спросил? — тоже начал волноваться Бирг..

— Остыньте уже, чего ругаться? — ухмыльнулся Свивельд.

Он достал из своего узла вяленую треску и принялся сдирать с него чешую. Содрав серебряные кружочки с одного рыбьего бока, он оглянулся, нашёл взглядом Ладри, и сказал ему:

— Есть хочешь?

Увидев, что тот кивает головой, он бросил мальчику в ладони рыбу и достал из корзины другую с словами:

— Плохо подслушивать чужие разговоры, Ладри подслушал разговор Рагдая с Вишеной, и вынудил его взять в поход.

— Я тоже подслушивал на пиру у Эймунда, как наш Эйнар уговаривал Сельму, служанку ярла, пойти на сено, в коровник для утех, — сказал, пожимая плечами Ингвар, — а вот эти две чайки тоже подслушивают наш разговор, и им тоже весело, как мне тогда.

Действительно, несколько больших чаек, пронзительно крича, следовали за кораблём. Они раз за разом ныряли в волны за рыбой, выхватывали её из воды, глотали её, взмывали вверх, опираясь длинными, узкими крыльями на потоки встречного ветра. Они кружились, почти касаясь крыльями воды, снова взлетали горкой вверх и ныряли снова в ленивые волны. Солнце тем временем уже коснулось полосы далёкого тумана. Где-то за ним были южные берега Восточного моря, устье Двины. Справа чернели скалы Змеиного острова. Вытянув шею, туда напряжённо всматривался кормчий Гелга. Он внимательно посмотрел на положение паруса, пузыри за кормой, и крикнул зычно через весь драккар Вишене:

— Если ветер не переменится, нас снесёт на Змеиный остров!

Все викинги привстали со скамей, бросив дрёму и свои мелочные занятия, повернув головы к острову.

Вишена, прервал разговор с Рагдаем, оглядел небо, драккар, Ладри жадно поедающего рыбу. Потом он крикнул Гелге, махнув рукой:

— Идём как раньше, сейчас боковой ветер переменится. Обходить остров с севера не будем. Ночью лучше увидеть на свободной воде лодки прусских рыбаков, чем кора ли данов, ведущих охоту на торговцев.

— Хорошо! Как пройдём остров, пусть кто-нибудь меня сменит, — ответил Гельга, навалившись животом на весло, стараясь удержать драккар от скольжения вправо.

— Тебя сменит Хринг, — крикнул Вишена.

Волнение, вызванное заявление Гелги улеглось, когда все увидели, что Вишена оказался прав, предчувствуя, что северный ветер, отражаясь от скал острова, создает завихрение, меняющее направление на противоположное. Драккар перестало нести на остров, а наоборот, от него. С учётом бокового течения, направление движения осталось без изменений, и Гелга расслабленно отпустил кормило. Свивельд удовлетворённо выдохнул и тоже сел на своё скамью, довольный тем, что не придётся браться за вёсла.

— Ну что, Ладри, нравится тебе наш корабль? — спросил он мальчика.

— Да, он такой большой и широкий, больше, чем корабль отца, — ответил мальчик.

— Тебя никто не будет теперь оберегать. Ты можешь погибнуть в первом же бою от стрелы, или утонуть в холодной воде, если нас разобьёт в шторме о камни, или тебя захватят торговцы людьми, если ты отстанешь в толпе на рынке или на торговом причале. Что ты умеешь делать, как ты будешь нам полезен, чтобы мы кормили тебя и защищали?

Мальчик съёжился, словно от мороза, и перестал жевать. Его белые ресницы задрожали и он ответил тихо:

— Я умею воровать тайком.

— Вроде ты идёшь по лесу тихо, как лис, но при этом сам становишься глух, как камень, раз тебя схватили на тропе, — с усмешкой сказал Свивельд.

— Я знаю фризскую речь, — робко сказал мальчик.

— Я и сам её знаю, она не сильно отличается от нашей.

— Я могу пролезть в самые узкие расселины между камнями, как рысь.

На это Бирг сказал с улыбкой Свивельду:

— Значит, он может нам пригодиться. И дай ему одно своё одеяло, ночью будет холодно.

— А правда, что книжник Рагдай был в Константинополе и видел императора Ираклия? — спросил мальчик, разглядывая тонкую вышивку на вороте рубахи Свивельда.

— Он видел императора Ираклия, сенаторов, порт с каменными причалами, а бухту там на ночь там перегораживают длинной железной цепью.

— А правда, что ромеи с корабля выстреливают огонь, он далеко летит над водой, и сжигает корабли врагов и горит даже вода вокруг?

— Да, есть у них огненные трубы, с ромеями лучше не связываться. Иди-ка ты к Гелге, он любит рассказывать. Он тебе расскажет про мировой ясень Иггдрасиль, волка Фенрира, войну богов асов и ванов.

Ладри понял, что Свивельд гонит его. Поджав губу от обиды, он встал на ноги, и, переступая через скамьи, ноги, вёсла, направился на корму. Эйнар дремал, прислонясь щекой к мачте и обняв её, рыжебородый великан Хринг лежал, сжавшись в комок, словно был ранен в живот, Вольквин сидел над горшком, пытаясь облегчиться, молодой Овар положил затылок на спину Торна, и закрывал глаза локтём от ветра, стараясь заснуть.

Вишена стоял под головой дракона, искусно вырезанной очень давно умельцем с Хёльге. Говорили, что эта голова стоял до этого на другом драккаре. Он принадлежал кому-то из Инглингов, пока не разбился о камни во время шторма у Британии. Потом эта голова из ясеня была куплена конунгом Гердриком, и установлен на знаменитый драккар Длинная Молния. После его смерти от руки подлого убийцы, и возвращение украденного у него золота его дочерям, те подарили Вишене этот драккар, но с условием — не появляться в их одле. Теперь драккар Длинная Молния должен был помочь конунгу Вишене Стреблянину, как его называл его верный друг Эйнар, богатство, славу и женщин. Тридцать викингов из разных мест Восточного моря, поверивших в счастливую звезду Вишены, тоже искали этого. Многие из них раньше ходили в далёкие походы в южные моря, многие зарыли на чёрный день у своих домов кувшины с серебряными монетами, но никто пока не мог позволить себе купить собственный корабль для торговли, или стадо коров на побережье франков и завести там семью.

— Скучаешь уже? — спросил у Вишены книжник Рагдай, опираясь локтём о борт, чтобы легче переносить качку.

— Глупая она женщина, моя Маргит, коварная и думает только о себе, — опустив глаза, ответил ярл, — но я хотел бы снова видеть её, потому, что она всё это делала только из-за любви ко мне, клянусь Фригг!

— Ты уверен?

— Не пытайся меня с ней поссорить больше того, что есть, книжник. Знаю я твои греческие знания Аристотеля и Платона о природе вещей, и из них ты сейчас построишь не нужные мне заключение.

— А какие заключения надо строить, если тебе пришлось раньше времени покинуть зимовку и отправиться в поход без нужных припасов и договорённости о помощи другой дружины в случае беды?

— Она не виновата! И хватит об этом! Лучше опять вернись к рассказу о золоте Сины. Что ты говорил про золото, оно досталось византийцам, фракийцам, сарматам?

— Оно не досталось ни тем, ни другим, ни третьим, — ответил Рагдай, поднимая руку и дотрагиваясь до почерневших чешуек на шее дракона, — об этом я и хочу рассказать.

— Так говори, говори, — сказал Вишена и тряхнул кудрявой головой, — ты всё время обходишь самое главное.

— Просто ты проявлением своей жизненной энергии мне мешаешь закончить рассказ. Первый раз ты полетел за Маргит на крыльях любви и закончил всё дракой с её братьями. Второй раз тебе нужно было спрятать Ладри от глаз людей ярла Эймунда. Тебе всё некогда, — проговорил Рагдай, шутливым тоном.

— Говори, быстрее, а то и теперь не успеешь. Вон, впереди два паруса. Может это даны-грабители идут навстречу и нам придётся принимать бой.

— Ты своим драккаром всех данов распугаешь.

— Вижу два паруса кнорров, выходящих из-за острова, — зычно с кормы крикнул Гелга.

— Начну с самого начала, но про другое, про учёного грека Эгидия, — сказал Рагдай и продолжил только тогда, когда увидел, на лице Вишены заинтересованность, — Эгидий был из Фессалоник и учился по книгам древнегреческих мудрецов и учёных, Аристотеля, Птолемея, Ктисибия и Архимеда, и Герона Александрийского. Легат и доверенное лицо римского папы Гонория, держал его в качестве советника по разным делам, и посвящал в серёзные тайны, доверял ему, но однажды открыл слишком много и пожалел об этом. Я тогда пытался продавать в Полоцке свои переписанные книги, и там встретил его. Он подошёл ко мне на причале. Тебе не понять, воин, что значит встретить в краю людей, не умеющих читать, человека не только учёного, но и пишущего труды по разным наукам, знающего механику, гидравлику, астрономию. Это как в пустом океане найти единственный остров…

— Я знаком с твоим одиноким уделом, книжник, — ответил Вишена, — твоя затворническая жизнь в Медведь-горе, среди глухих стреблянских земель, прямое этому доказательство. Мне жаль тебя, ушедшего от людей в пустынную страну книг и размышлений. Живые люди интереснее.

— Нет времени спорить с тобой, мудрец, — произнёс спокойно книжник и продолжил рассказ, — этот Эгидий скрывался в Полоцке от преследователей, людей папы Гонория, решивших его убить из-за тайны, знать которую он был не должен. Это было в прошлом году поздней осенью. Эгидий долго беседовал со мной о философии, астрономии, механических крыльях для полёта человека и о применении паровой машины Ктисибия для вращения мельничных колёс. Мы с ним много говорили. Он по приказу своего господина прошёл всю земли франков, начиная от Прованса, Бургундию, Нейстрию и Австразию до Фризии и Саксонии. Был в Богемии и Моравии говорил с франком Само, ещё тогда не королём моравов. Был в плену у аваров, видел, как те впрягают в телеги моравских и сербских девушек вместо лошадей. Кроме нужных вещей он знал Евангелие, разбирался в ядах, метал ножи, и мог раздавить двумя пальцами грецкий орех. Кого страшился, и почему прятался в убогом Полоцке, мне было интересно… И однажды он мне рассказал о своём убитом ученике Зотикосе. Они с Зотикосом жили в прошлом году в Константинополе у порта, много ходили по причалам, рынкам и складам, разыскивая купцов, ходивших в Херсонес, на Кавказ, по Борисфену до хазарского Куяба. Папа Гонорий хотел распространить на те дикие земли латинскую веру, или, хотя бы помешать это сделать императору Ираклию, поборнику восточного христианства. Многие сирийцы и иудеи намеревались идти к Куябу, а оттуда в Янтарное море из-за аваров, перекрывших дороги из Дуная по Янтарной дороге на север. Но это был страшно тяжёлый путь через пороги, степь, кишащую злодеями-печенегами, в среднем течении. Но греки хотели отравиться в Куяб…

— Куяб на Днепре, это тупик, оттуда на север речной дороги нет, только очень тяжёлая через леса и болота. Но к чему ты это рассказываешь, мы идём, вроде, на Эльбу, в Моравию, может, но никак не в Византию и днепровские дебри, — перебил книжника викинг, — ты скажи, где золото?

— Купцы, возившие в Куяб украшения и забиравшие оттуда пушнину, просили не меньше золотого безана с головы, кричали, что греки занимают места столько, сколько пять кусков шёлка, или три амфоры с вином, и должны покрыть убытки, — не обращая внимания на замечание Вишены продолжал говорить Рагдай, — они тогда нашли большую лодку моноксилу с косым пврусом, наняли гребцов и решили идти сами. И вот однажды этот Зотикос, сам из Равенны, вернулся с пристани очень испуганным. Как это у поэта по-гречески…

— Это торговые ладьи, кнорры с глубокой осадкой! — облегчённо крикнул с кормы Гельга, указывая рукой на два паруса, пляшущих на волнах.

Солнце уже почти скрылось за утёсами Змеиного острова, и своими последними лучами подсвечивало туман над водой, низкие облака на небе, ставшие пурпурными, словно там горели все земли к западу от Янтарного моря. Чайки по-прежнему охотились с громкими криками, а ветер постоянно менял направления из-за близости острова. Наперерез Длинной молнии медленно шли на вёслах и под парусами, с трудом ловя почти встречный ветер, два небольших корабля. Их прямоугольные паруса были сшиты из красных и жёлтых полос, шкаторины парусов были опутаны множеством снастей, а нижние углы паруса крепились к корпусам шестами. На штагах и вантах сдвинутых в сторону кормы, были привязаны разноцветные ленты, придававшие кораблям вид плывущих ритуальных сооружений. На носу первого из них стояли несколько фигур в свободных восточных одеждах, похожих на жреческие.

— Держи путь на них, Гельга, узнаем, откуда они плывут и куда, — сказал Вишена, и, сделав шаг, потрепал спящего с храпом Вольквина за плечо.

— Вольквин, просыпайся и буди всех!

— Даны? — Вольквин поморгал рыжими ресницами, пытаясь понять, где он, и какое сейчас время, утро или вечер, после чего вскочил на ноги и, пошатываясь пошёл вдоль борта, будя остальных.

— Пусть только торговцы посмеют не остановиться и не рассказать нам всё, что знают, — возвращаясь на нос, сказал Вишена, — захватим их, и потребуем выкуп и за товары и за людей у владельцев кнорров.

— Захватить надо их! — отложив починку обуви сказал Торн, приподнимаясь на скамье и разглядывая вокруг сизые сумерки.

— Эти торговцы, скорее всего египтяне или сирийцы, — отозвался Свивельд уже добравшийся до кормы и зачем-то надевая шлем, — будем захватывать?

— Что здесь вообще сирийцы делают, в восточном море? — спросил Овар, — если мы их не ограбим, то это сделает кто-то другой с криком: «Ой, смотрите, ничьи сирийцы с товаром сами в руки идут!»

— Не знаю, книжник, чем закончится встреча с торговцами, поэтому расскажи уже до конца про грека своего, — сказал Вишена.

— Слушай, ученика Эгидия, молодого Зотикоса убили за день до того, как они должны были отплыть из Константинополя в Куяб, — сказал Рагдай, наблюдая, как викинги окончательно просыпаются, тянутся, хрустя костями, пьют воду из бочки, ловко и со смехом через борт, несмотря на качку. Торн, кряхтя, уселся на борт, свешивая седалище над водой. Блаженно улыбаясь, он начал справлять нужду. Вольквин осматривал свой лук, всерьёз собираясь драться с торговцами.

— Эгидий были в толпе у ипподрома. Весь город ждали начало скачек, делали ставки на победу той, или другой колесницы. Должен был приехать император. Собралось много людей разных народов и верований. Ждали, что император будет бросать серебряные монеты. Кого увидел в толпе тогда Зотикос, сам Эгидий потом так и не узнал. Только молодой грек побежал, что то крича… Было очень шумно… Когда проехал император в сопровождении охраны и армянских послов, Зотикос лежал в луже крови с разрезанным животом. Никого рядом не было, только любопытные рабы и нищие. Он шепнул: «Уходи, учитель… Они убьют и тебя»… Эгидия поднял лёгкого, как пушинка, юношу на плечо и понёс. У городских терм он увидел, что за нами идут трое людей в тёмных одеждах, похожих на одежды христианских монахов. Эгидию удалось перехитрить их и спрятаться на стройке. Юноша умирал, истекая кровь..

— Зачем ты мне всё это говоришь? Про золото когда я услышу, где оно? — Вишена пожал плечами и поставил ногу на борт между щитами, приняв величественную позу. Его должно было быть хорошо видно с торговых кораблей, подошедших уже совсем близко. Рядом с ним встал Вольквин, держа наготове лук, Эйнар и Торн с копьями в руках. Бирг поднял большой рог тура и затрубил. Это уже была не нежная фраза ивовой свирели, это был рёв разгневанного неведомого чудовища.

— Эй, вы, на кораблях! Вёсла выньте из воды! С вами будет разговаривать конунг Вишена из Страйборга! — закричал Свинельд.

Рагдай сел на скамью, выглянул из-за щитов и сказал:

— Я плохо знаю мореходство, но мне кажется, ветер слишком сильный, похоже, шторм неминуем.

Он окинул взором низкие, плотные облака, быстро выползающие из-за скалистых утёсов, подставил лицо холодному ветру. Купеческие корабли оказались совсем рядом. Немного помешкав, гребцы на кноррах подняли вёсла вертикально, и там стали разворачивать паруса вдоль ветра, снижая скорость. Было видно, что корабли сильно нагружены, тюки с товаром, покрытые рогожей, оставляли совсем немного место лишь для гребцов и нескольких воинов на носу и корме. На носу первого корабля стояли двое черноволосых и чернобородых человека в просторных малиновых балахонах, отливающих золотой нитью, украшенных цветной тесьмой, в высоких шапках. Длинные изогнутые ножи за накрученными поясами на живота выдавали в них сирийцев или египтян.

— Да хранит вас Господь наш Иисус Христос! — крикнул один из них по-гречески, поднимая ладони к небу.

Второй торговец что-то говорил пятерым воинам в кольчугах и шишковатых шлемах, с луками, собравшимся около мачты. Гребцы тоже вынимали из под рогожи оружие, не складывая, однако, вёсел, готовые в любой момент бросить их в воду, и пуститься в бегство. Это было странно, потому, что кнорру было всё равно не уйти от драккара в открытом море, а сорок викингов без труда разделались бы торговцами, даже если все их пять воинов были берсерками.

— Я торговец Адад из Антиохии! — крикнул один из сирийцев, сильно коверкая норманнские слова, видимо старший из сирийцев, — я везу соль, оливковое масло, перец, ладан, ткани и вино. Иду в Бирку. Чем я могу услужить славному конунгу?

Вишена обернулся к Эйнару и сказал мрачно:

— И что, нападём на них?

— Постой! — округляя глаза воскликнул Рагдай, хватая Вишену за рукав, — ты чего, с ума сошёл, у нас впереди охота за несметными сокровищами, а ты хочешь поменять их на несколько тюков специй и тканей. Чьи эти товары, может, они оплачены уже Инглингами, куда ты с ним потом денешься? Сам будешь торговать? А потом прятаться, или воевать со всем Восточным морем? А людям своим ты сколько заплатишь, по одному золотому безану? Они уйдут в другие дружины. Я не говорю уже о том, что в возможном бою могут быть погибшие и раненые. Не стоит этого делать!

— Согласен, — сказал Вишена, вздыхая.

Вольквин разочарованно снял с головы шлем, приглаживая на вспотевшем лбу рыжие волосы. Рагдай удовлетворённо кивнул. Он встал у борта и стал по-гречески разговаривать с сирийцами. Узнав, где они перегружали товары, нанимали корабли и команду, и всё, что было связано с делами на южном побережье Янтарного моря. Война франкского короля с аварами сказалась на торговле в устье Одера, Эльбы и Двины в лучшую сторону. Все сухопутные маршруты из верховьев этих рек на юг, в сторону южных морей оказались перерезаны, и все товары пошли сначала в Янтарное море, а потом вокруг Европы, через Атлантический океан. Пока Рагдай, перекрикивая ветер, с трудом объяснялся с сирийцами, Ладри, сжимая в руках недоеденную рыбу, сидел на мачтовом упоре на мотках канатов, и бледнел от мысли, что Вишена сейчас его пересадит к этим чернобородым торговцам и отправит к отцу, а они его потом просто похитят. Ему мерещились уже рабские колодки, клетки, изнасилования и голод. Пока он дрожал от сырости, холода и страха, стемнело окончательно. Гелга, мокрый от пота, несмотря на помощь Хринга, больше не мог удерживать драккар рядом с кноррами. Несколько вёсел, опущенных в воду с левого борта, парус, с трудом развёрнутый вдоль ветра, больше не могли удержать драккар. Новый порыв ветра бросил кнорр сирийцев на драккар. Истошно завопили сирийцы и их гребцы. Казалось, что столкновение неизбежно, корабли ударятся бортами, и, если и не сломают их толстые доски, то точно разобьют места их креплений и получат течи. Корабли опасно сблизились, то вразнобой, то одновременно качаясь на водяных холмах.

Чтобы избежать столкновения, пришлось упираться вёслами в борта и отталкиваться друг от друга, пока кормчие, получив подмогу, не смогли снова управляться с судами на безопасном расстоянии.

Рагдай встретился взглядом с Ладри и понимающе кивнул ему. Ладри стоял, обнявшись с мачтой, ходившей ходуном из-за ветра и качки как раз там, куда опускался парус. Мальчик, наверное, был единственным на корабле, кто обрадовался начинающейся буре, прервавшейся разговоры о его возможной передаче торговцам. Теперь уже нельзя было отправить его обратно. Буря этого не давала сделать.

— Чего стоишь? Тяни этот канат, помогай! — крикнул ему Овар.

— Вишена, что делать, повернуть обратно, или обходить остров с подветренной стороны, рискуя удариться о скалы? — перекрывая вой ветра, закричал Гельга, вместе с Хрингом навалившись на рулевое весло.

— Нас несёт на камни острова, и ничего не поможет, если мы повернём назад, нас точно разобьёт, мы не успеем миновать остров и обойти его с севера! — закричал ему в ответ Вишена, — идём вперёд, чтобы ветер нёс нас на запад мимо острова! Держи нос на юг, а мы правым бортом будем грести, разворачивая корабль бортом к ветру, чтобы он нёс нас мимо острова с юга со всей силой! Если ты не удержишь руль, нас развернёт вдоль ветра, и скорости не хватит пересилить течение, и нас разобьёт!

— Откуда взялась эта буря, для Восточного моря это не правильно, клянусь дарами Фрейи! — отозвался Эйнар, сидящий вместе с Биргом у правого борта на одной скамье и готовясь грести.

— Для Восточного моря это как раз правильно, буря весной, — ответил Ингвар, садясь на следующую скамью.

— Да что ты говоришь! — возмутился Эйнар, — ты путаешь с северным морем.

— Нет!

— Путаешь!

Волна ударила прямо в нос драккара, разбилась, поднялась к драконьей голове, наливая пену, и рухнула внутрь, накрыв пеной и брызгами спорящих и всех остальных. Рею, уже опущенную вместе с парусом, при этом резко развернуло вдоль корпуса, и Овара, Бирга и Ладри чуть не выбросило за борт. Гелга и Хринг, однако, устояли на ногах. Хринг до этого куском каната привязал конец рулевого весла через проушину последнего весла у кормы к борту, и ею привязался сам. Хринг тоже так сделал. И теперь трудно было сказать, кто кого держит, кормчие кормило, или кормило кормчих. Но сейчас, когда важно было не дать драккару повернуться кормой к ветру, позволяя течению беспрепятственно нести его на камни, это было хорошим решением.

— Началось! — крикнул Вишена, вцепившись руками в борт, — пусть все свяжутся верёвками по двое, привяжутся к скамьям! Привяжите рею с парусом к бортам, пока она нас всех не перебила!

Ещё одна волна пронеслась над ладьёй, смешав в одну кучу людей, пожитки, клетки с курами. Берега моря, остров, небо, исчезли. Вокруг стояла чёрно-серая стена тумана и брызг. Если привычный мир ещё существовал, то только в воображении людей. От каждого теперь зависело всё, и не зависело ничего. Их труд, умение и отчаяние в любой момент могли оборваться из-за коварного шквала, пришедшего с востока. Скалы острова были слишком близко, чтобы исправить курс, если вдруг рулевое весло сломается, вырвется из рук, гребцы прекратят грести из-за волн, или люди, черпающие вёдрами воду со дна за борт, остановятся, и осадка корабля увеличится. Вокруг драккара с тяжкими вздохами поднимались и опадали стены пенной воды. Корабль то падал в бездну, так что люди в невесомости не чувствовали своих тел, то взлетал к самым облакам, где его не доставали даже брызги. Он кренился, дёргался как поплавок, захваченный рыбой, содрогался, трещал, и никто не мог с уверенностью сказать, куда и как — бортом, кормой или носом он плывёт, только седобородый Гелга сейчас знал это.

Вёсла правого борта бешено гребли, иногда повисая в воздухе, иногда с треском ударяясь друг о друга. Свивельдом и Ацур при этом хладнокровно затягивали концы вант, болтающиеся за бортами, и складывали их вдоль уложенной между скамьями реи с парусом. С трудом различая во мгле лицо Рагдая, Вишена бросил ему конец верёвки. Когда тот быстро обвязал её вокруг пояса, викинг крикнул:

— Слышишь звук, словно сталкиваются скалы? Это близкий прибой! Пена теперь серая, в ней щепки, ветки и сор. Значит, мы миновали самую подветренную сторону острова, откуда весь сор сразу уносит! Если дальше так пойдёт, мы спасёмся! Я уверен, что это Маргит наколдовала нам шторм, послала вслед проклятие. А может, это бог Один гневается на бога озорства Локи, укравшего опять что-то. Непростой это шторм.

Драккар бесконечно долго швыряло и встряхивало, но вот, наконец, что-то неуловимо переменилось в вое ветра и грохоте волн. И тогда крик Гельги, истошный, свирепый, словно он в тяжёлом бою поразил насмерть кровного врага, заставил Вишену, как и всех викингов, привстать, вглядываясь туда, куда простирал руку кормчий. В разрыве волн, сквозь клочья пены они скорее чувствовали, чем увидели чёрные скалы Змеиного острова, оставшегося за кормой. Это значило, что они спаслись в буре.

 

Глава пятая МООНЗУНД

Ночь кончилась как-то сразу, вдруг. Драккар вышла из-за острова Несс — коварной песчаной косы, то появляющейся, то исчезающей год от года, в зависимости от штормов и ветров. Облака разомкнулись и всё оказалось под слепящим утренним солнцем. Яркие блики, пробежали по водной глади, прыгнули через борт, заплясали по оковкам щитов, кольчугам, копьям, отразились в глазах викингов, глядящих с надеждой на цепь пологих островов. Справа и слева, в синей дымке, отчётливо были видны полоски берегов янтарного залива поморских племён поруссов и ливов. В залив с юга-востока впадала полноводная Янтарная река, или Западная Двина, как её называли стребляне и литва. Множество других её названий можно было перечислять долго. Каждый народ или племя, приходившие сюда за необыкновенным горючим камнем, прозрачным и блестящим, похожим на слёзы богов, давал этой реке своё имя. Идти к устью реки смысла не было. Не это было целью захода в залив. Сюда должен был прийти со своими воинами Стовов Богранородец. После встречи путь всего войска лежал к Одеру. Драккар мог находится посреди залива неограниченное время, но в случае штормового ветра, ему следовало все-же пристать к берегу. В это время, в тумане, корабли Стовова могли оказаться вне видимости и пройти к устью реке. Решив, в конце концов, что всё, что он может потерять в этом случае, это несколько дней на поиски княжеской рати, Вишена успокоился. Пресная вода, солёная треска, вяленое мясо и зерно у них были в достатке. Вокруг на воде виднелись рыбацкие лодки, несколько парусов на горизонте принадлежали торговцам, берега курились очагами беззащитных деревень пришлых и местных семей разных племён. В этом оживлённом месте всегда можно было рассчитывать на поживу. Единой власти и хорошо вооружённых крупных отрядов здесь не было, а если бы были, угадать где, на какую деревню нападут с моря викинги, было невозможно. Такое нападение могло произойти раз в несколько лет, и содержать военный отряд для охраны всё это время было слишком накладно. Это намного превосходило цену того, что могли забрать викинги. Проще было всё ценное держать в тайниках, а самим убегать в лес при нападении, благо, даже зимой в нём можно было находиться долго и не погибнуть от морозов, как в Биармии. А уже в лесу, где навыки морского боя и решительного сражения любых норманнов были сведены на нет, лесное братство могло взять верх, или просто избежать потерь. Первым и главным свойство и делом становилось таким образом, хорошее зрение в сумерках и темноте, запасливость, выдержка и коварство. Можно было ещё откупиться от разбойников-викингов, или платить постоянную дань, для того, чтобы деревню не трогали. Мало кто из викингов приходил за данью потом два года подряд. Смерть во время набегов, во время штормов, болезни, междоусобицы, отбытие в другие моря часто и быстро освобождали данников от обузы. Конечно, случалось, что нападали другие викинги, не те, что получали дань, но всё равно, гибель и ранение своих мужчин в бою, пусть даже после победы, приводили селение в запустение и бедность, потому, что большая часть блага производилась руками мужчин. Рыба, мясо, зерно, мёд, кони, лодки, древесина для домов, утвари и обогрева, соль, дёготь, кожа и мех для одежды, янтарь для обмена на железные вещи, ткани и стекло. Гибель, ранения мужчин превращали их женщин и детей в добычу для любых, даже слабых врагов. Поэтому Вишена был уверен в том, что ему удастся без проблем прокормить свою дружину на этих берегах до подхода князя Стовова, чего не получилось бы, например, на Хёльге и Готланде из-за большого количества там всевозможных конунгов и ярлов, обладающих возможностью быстро собирать ополчение своей семьи, где каждый мужчина был хорошим воином со своим отменным оружием, а каждая семья, как правило, имела корабль. Пусть не драккар или снуккер, но достаточно вместительный, чтобы выйти на бой. На родине детей в частые голодные годы уносили в лес, или просто кидали в ямы умирать, убивали стариков из-за невозможности их прокормить. Сам Вишена кроме драккара и оружия не имел ничего, его воины тоже. Им некуда было возвращаться, их семьи отвернулись от них по разными причинам. Многие семьи были порабощены соседями или вымерли от голода и болезней. Их отчаянные походы вызывали у соплеменников пренебрежение и усмешку, и это сильно отличалось от того, как жили народы южного берега Восточного янтарного моря. Целые семьи и рода бежали от смерти и рабства из страны, где перестали действовать древние справедливые обычаи, а богатый человек имел больше прав и возможностей чем бедный. Возвышение богатых в ущерб бедным, и признание этого римского способа жизни правильным, заставило всех броситься на добывание богатства любым путём. Пока одни занимались этим, попирая древнюю правду, другие бросали свои дома и перебрались куда глаза глядят. На запад, в Англию, Исландию и дальше. На восток в Биармию и Пермь, на юг, в Константинополь. Сюда перебрались тоже. Здешние богатые рыбой и дичью, усеянные янтарём плодородные берега, земли и леса, делали их обитателей менее воинственными потому, что вокруг было так много пустующего пространства, что умирать за них было непозволительной роскошью. Разноголосье и множество разных, не похожих друг на друга племён, расселившихся здесь, только доказывали это. Сюда не добрались древнегреческие герои, не дошли римские императоры, не дотянулись руки византийских базилевсов и христианских пап. Счастливая безмятежность исконной самобытности разных народностей смешивались и распространялись отсюда далеко вокруг, за реки и озёра вместе с разными семьями, группами и племенами, уносившими свои умиротворёгнные говоры, обычаи и искусство. Пока ещё никто из королей не мог сковать единой волей эти земли по Западной Двине. Немногочисленные кельты-венды, первые обитатели этих мест ещё со времён ледников, тихо доживали свой век в глухих местах. Большинство пришельцев даже не догадывались об их существовании. Даже кельтские названия рек, озёр и гор были забыты, потому, что не у кого было спросить, и местностям давали новые имена. Иногда приходили высокие, голубоглазые люди из леса, приносили на обмен прекрасные бронзовые вещи, статуэтки, пряжки, ножны, бусы. Иногда их женщины отдавали в семьи ливов и пруссов своих детей, потому, что их нечем было кормить, но в большей степени они уже были больше героями сказок и мифов, чем реальными людьми. Оживлённая торговля янтарём, процветающая тут с древних времён, заставляла появляться здесь арабов, сирийцев и иудеев с парчой, пряностями, рубинами и золотом. Небольшой вес янтаря, давал возможность свободно везти его на юг через верховья Западной Двины к верховьям Волги, или к верховьям Днепра. Направление пути из северных морей в южные при перевозке этих янтарных драгоценностей и мехов, значения не имел, в отличии от того, когда перевозились невольники. Они не требовали еды и воды, не могли убежать и занимали мало места.

— Этот бесконечный, бесконечный мир, двигающийся по кругу… — задумчиво сказал Вишена, облокачиваясь на деревянную шею дракона своего корабля и, оглядываясь вокруг.

— Вёсла из воды! — крикнул гребцам кормчий Гелга.

Драккар после этого словно замер и повис в серой дымке над водой. Тишина нарушалась только скрипом верёвок о дерево и тихим плеском.

Серая, свинцовая вода была покрыта кое-где тёмнозелёными, похожими на заливные луга обширными пятнами. Переплетённые космы водорослей лениво змеились у самой поверхности, укрывали плодовитую салаку и давали ком другой рыбе, отбирали у течения ил, укладывая его на дно. Слева, на фоне полоски островов Моонзунда, виднелись чёрные бруски лодок с фигурками рыбаков. Они извлекали из сетей рыбу, искрящуюся чешуёй на солнце. Над островом Рух, посреди залива поднимались многочисленные дымы коптилен. Оттуда доносился стук топоров, и время от времени слышался шум падающего в лесу дерева. На севере, над Ирбенским проливом, на полпути к небу громоздились горы серых облаков. Их перемалывал и разрывал неуёмный северный ветер и тащил через залив на юг. Движение сизого дымного шлейфа странно сочеталось с неподвижность поверхности воды. Только мелкая рябь выдавала её изменчивую природу. На западе и востоке облака висели в небе плотными массами, уходя за горизонт, как бы продолжая линию берегов. Между ними, в разрывах, безмятежно синело глубокое небо, напоминая о существовании неги, покоя и воли.

— Если облака сделать красными, то это будут столбы ворот в Муспельхейм — пылающий мир! — сказал Свивельд, запрокинув голову вверх.

— Это может оказаться пророчеством, — ответил ему Рагдай, облокотившись о борт, — не скажу, что нам предстоит пройти через страну мёртвых и подземных чудовищ, но Европа не является благополучной территорией, да никогда ей и не являлась, только отдельные места, но нам не туда…

— Ты хочешь сказать, что мы все умрём? — спросил его Вишена, стоящий под деревянной головой дракона так, что казалось — за его спиной открываются небесные врата, и в них идёт драккар…

— Мы без потерь пришли к месту встречи, — сказал Свивельд, — кажется, всё хорошо, и больных нет и течи…

— Главное, не размениваться на мелочи, никого не захватывать, не приставать к берегам у рыбачьих селения, а просто ждать Стовова, — сказал Рагдай и пристально уставился на Вишену, ожидая одобрения своим словам.

Конунг неопределённо пожал плечами и ответил:

— Здесь вокруг янтарные прииски и много вооружённых купцов. Но всё добытое они прячут в кладах. Ремесленных и торговых городов тут нет. Кругом полно рыбаков, но они даже соли не имеют. Сушёная рыба меня не интересует. Я даже не могу спрятать оружие, оставить десятерых на вёслах, остальных укрыть парусом и притвориться купцом. Мой огромный драккар, это корабль войны, и товары на нём по маленьким рекам и волокам не возят. Мы просто будем у всех на виду кружить в середине Янтарного залива у Руха, может быть пристаем к нему.

Рагдай оглядел согласно кивающих воинов и ответил:

— Хорошо, что ты так думаешь.

После того, как драккар обошёл несколько раз остров Рух, таща за собой на киле шлейф водорослей, его начало медленно сносить течением и ветром на юго-восток в сторону. Берега то появлялись, то исчезали вокруг. Солнце было скрыто почти всё время скрыто. Если бы не не намагниченная игла на коре в горшке с водой маслом, можно было бы подумать, что Гельга ошибается и снова правит через Ирбен в открытое море. Несколько раз приходилось грести, чтобы подменить парус, не успевающий за поворотами резко меняющегося ветра. Вёсла по команде кормчего ударяли дружно, чуть поскрипывая в уключинах. Гребцы с недоумением смотрели на воду, то прозрачную как слеза, то коричневую и вязкую, похожую на разжиженную глину. Она иногда была полна прошлогодней листвы, сухой хвои, сучьев, камыша. Плавали целые деревья, бревна, жерди, вязанки соломы, дохлые мыши, рыбы, обрывки рогож… По соседству с перевёрнутой пробитой лодкой, похожей на мёртвого тюленя, покачивалась берестяная колыбель. Пустая и жуткая, она баюкала бесформенный серый кулёк, растерзанный птицами. Всё это было похоже на место множества недавно произошедших кораблекрушений. Несколько лодок-моноксилов, низко сидящих в воде, медленно, беспорядочно двигались среди этих останков. Молчаливые люди в кожанной одежде и на лодках, из воды цепляли крюками разные предметы, подыскивали себе, подолгу возились с непонятной добычей. Чаще всего они бросали её, а потом продолжали движение.

Поравнявшись с одной из лодок, с драккара стало видно, как мальчик и старик в просмолённых кожаных рубахах вылавливают из солёной воды залива распухших утопленников. Они снимали с них кольца, браслеты, гривны, бусы. Иногда одежду и обувь. Пальцы и кисти рук приходилось зачастую рубить, что они и делали с помощью большого ножа-сакса, с лезвием отливающим волнистыми сизыми рисунками. На дне их лодки было полно мокрого тряпья и обуви.

— Что за мертвецы в воде? — перегнувшись через борт, спросил у лодочников, старика и мальчика, Эйнар, смешивая фризские и свейские слова.

Ни один, ни другой, не подняли голов, несмотря даже на то, что драккар закрыл их своей тенью. Они были заняты тем, что пытались стянуть кольцо, видимо серебряное, с пальца покрытого пятнами, безглазого женского тела.

— Стервятники! — сказал Эйнар.

Выпрямившись, он стал вынимать из клети с курами жердь, чтобы дотянуться до людей в лодке. Рагдай остановил его со словами:

— Они не понимают тебя.

— Они похожи на финнов, — сказал Вишена, — у нас Ладри хорошо знает их язык, потому, что вечно путался с детьми рабов-финнов в Викхейле.

Мальчик только улыбнулся в ответ и стал пробираться к тому борту, где была лодка. Вишена сделал знак гребцам с другого борта, чтобы они не показывались и не открывали численность дружины. Между сундуками и корзинами Ладри пробрался к борту и конунг взял мальчика за плечо, спросив:

— Ты чего смеёшься?

Ладри потупился, а за него ответил обычно дремлющий Ацур, старый воин, с седой бородой, шрамами на лице и вечно прищуренным взглядом:

— О счастлив, что смог понадобиться тебе, конунг.

— Да? — Вишена подозрительно всмотрелся в Ацура и сказал, — пусть он спросит их, откуда утопленники.

Ладри начал спрашивать их. После того, как старик отсёк утопленнице палец, он поднял на Ладри белёсые глаза и хрипло сказал:

— Перкунас вас храни!

— Это ливы, — сказал после этого Ацур, — их говор.

Лив бросил палец отрезанного трупа на дно лодки вместе с кольцом, в кучу добытого добра и вытер ладони о живот. Мальчик из лодки крикнул в ответ:

— Реки Шкеде, Ага, Гауя, Амата из-за неожиданного весеннего паводка вышли из берегов и смыли селения! Всё затопило! Всё смыло!

— Много снега, льда, дождя сошло! — добавил старик, — это был поток камней и земли. Сколько рыбы погибло и бобров! Почему боги так не любят бобров и форель? Несчастные бобры! — старик обернулся к мальчику, — Исмар, вон там ещё один…

Мальчик оттолкнул шестом тело женщины, не желающее отдаляться от лодки, вытянув тощую шею, встал, и стало видно, что его правый рукав по локоть пуст, как у вора, наказанного ливскому закону.

— Ищи идумеев, они побогаче, торговля янтарём на их востоке дело прибыльное! — сказал ему старик, — а тебе, друг с драккара, я охотно всё расскажу, — ливонец пугающе улыбнулся Ладри, обнажив ряд абсолютно гнилых зубов.

В сочетании с дряблой, серой кожей, мутным, как вода залива, глазами, срывающимся голосом, он производил отталкивающее впечатление. Его малолетний однорукий спутник тоже не внушал доверия.

— Какой у вас хороший, дорогой корабль! — сказал после долгой паузы старик, рассматривая внимательно золотые и серебрянные украшения Вишены — кольца, браслеты, нашейный обруч из трёх полос, подвеску с молотом Тора, и наплечную застёжку плаща, и голос его стал сладок, — мой молодой господин не желает ли со своими спутниками, утомлёнными странствиями, отдохнуть в нашей деревне? Она не пострадала от наводнения, я там старейшина. Есть вино, красивые девушки поют и танцуют. Поедите вволю, выспитесь, и не дорого всё!

Когда Ладри растолковал викингам предложение фриза, со всех сторон послышалась разговоры о том, что перед тем, как идти вглубь европейских рек в неизвестность, не плохо было бы развлечься и выпить вина.

— Отчего бы нам не подождать Стовова в гостеприимной деревне, ос авив здесь в дозоре лодку? — предложил Эйнар, — баню сделаем, помоемся.

Его поддержали Свивельд, Гелга, Вольквин и остальные. Было видно, что Вишена колеблется. Неизвестно, сколько времени нужно ждать подхода рати Стовова, тем более, что прибытие рати из Тёмной земли вообще не было точно определённым событием. Уверенность в этом Рагдая не было прочным для этого основанием. Множество обстоятельств, возникших за зиму, могли сделать невозможным поход Стовова на запад. Тёплые жилища вместо промозглого ветра, сохранили бы силы дружины, для случая, если им придётся действовать без Рагдая по собственным соображениям, охотиться за добычей и сражаться за неё не известно где, и не известно с кем. Вишена закрыл глаза, побледнел и сосредоточился. Казалось, что он желает услышать, как солнечный свет проходит сквозь влажный воздух. Наступило всеобщее молчание. Только сопели от напряжения воины, удерживающие крючьями лодку ливов, чтобы её не сносило течением. Ладри вертел головой, не понимая, что происходит, а фриз застыл в ожидании, Гельга прикидывал расстояние до берега острова Рух и до Моонзунда, Ацур уже цеплял к поясу меч и нож, уверенный, что конунг примет предложение. Возможность сойти на берег устраивала всех. Неожиданно Рагдай перестал рассматривать свои руки, доски под ногами, очнулся и поднял глаза на Вишену. В глазах его была боль и испуг. Он явно что-то увидел своим колдовским внутренним взором.

— Ладри, спроси фриза, хватит ли у него на всех яда? — обратился книжник к мальчику.

— Яда? — удивлённо спросил конунг.

— Какого яда? — пробормотал Ладри, наблюдая, как ливы осторожно сняли с борта своей лодки железные кошки и начали грести прочь от драккара.

— Скажите, у вас много яда? — крикнул им Ладри, но они сначала вяло, как бы пробуя вёслами воду, а потом всё быстрее и быстрее начинают грести прочь от ладьи, отчаянно, словно спасая свою жизнь.

— Чего они испугались? — спросил Свивельд, оглядываясь по сторонам.

— Они знают нашу речь и услышали, что сказал про яд Рагдай. Наверно они хотели нас всех отравить у себя в деревне и забрать наши драгоценности, оружие и драккар. Колдун Рагдай прочитал их мысли и они убежали! — ответил ему Бирг, хлопнув себя ладонью по лбу.

— Правильно решили — Рагдай колдун! Я тоже почувствовал западню… — задумчиво сказал Вишена.

— Нужно убить их, ливы хотели нас отравить! — заорал Гелга яростно и бросившись к оружию, схватил лук со стрелами.

Лодка ливонцев была уже довольно далеко. Она спешно двигалась в сторону других лодок. С них тоже собирали утопленников. Увидев, что происходит около странного драккара, кружащегося у Руха, остальные лодки бросили своё занятие и тоже стали отчаянно работать вёслами. Прежде чем Ацур выдрал из рук Гелги лук, старик-кормчий успел выпустить две стрелы. Одна из них пробила старосте плечо. Увидев в мутной воде несколько стволов затопленных деревев, Вишена посчитал опасным гоняться не глядя за юркими лодками и приказал воинам сложить вёсла обратно на палубу. Гелга вернулся к кормовому веслу и принялся опять удерживать корабль от сноса в сторону течения с помощью паруса.

— Жалко, что не получилось с баней, — прошептал Эйнар.

Ливонские лодки, отойдя на безопасное расстояние, остановились. Было слышно, как люди на них перекрикиваются. На одной из лодок полыхнул огонь, выплюнув в воздух жирный чёрный дым, погас, потом вспыхнул снова, опять погас, вспыхнул ещё раз. Каждый раз вверх поднималось облако дыма, образуя некое сообщение тому, кто мог его читать. Пронзительно засвистела свирель, ей ответили издалека другие.

— Они подают сигналы своим на берегу, — сказал Ацур, — неужели они нападут на нас?

— Не думаю, они не воины, а змеи! — ответил Вишена, сощурив зелёные, как еловая хвоя, глаза, — стрелы только зря хорошие потратили.

— Почему они так не похожи на нас? — спросил у него Ладри, глядя снизу вверх.

Вишена вдруг понял, что мальчику доставляет радость стоять под ветром рядом с настоящим викингом. Он улыбнулся Ладри, будто своему сыну и сказал:

— Тебе нужно многому обучиться, иначе ты погибнешь в первом же бою или в шторме. У Ацура нет семьи и детей, пусть он тебя обучит всему, что должен уметь викинг.

— Я? — удивлённо переспросил Ацур, но было видно, что он польщён выбором конунга, его, как наставника для сына ярла из Викхейля.

— Да, ты опытный воин, Ацур из Вендена, тебя хранят боги, тело твоё покрыто шрамами от ран, имя твоё известно по всей Скании и Норрланду, — сказал Вишена.

— Хорошо, я буду его учить, — сказал Ацур, — пусть он мне будет на время похода как сын.

— Я согласен, — сказал мальчик.

— Тебя никто не спрашивает, — с улыбкой ответил ему Вишена, — если бы ты не был братом Маргит, я бы свернул шею тебе ещё на берегу.

— Хорошо, — сказал Ацур после того, как Вишена вступил в разговор с Рагдаем о вероятности подхода к обусловленному времени войска из Тёмной земли, — начнём, Ладри, со смешного и простого учения.

— Хорошо!

— Уклонение от стрелы. Ты сможешь увернуться от стрелы? Нет? Слушай. Нужно смотреть не на стрелу, а на стрелка. Когда стрелок натянет тетиву, уклонятся и уходить в сторону ещё рано, он может изменит направление выстрела. Движение нужно начинать, когда он уже отпустил тетиву. Можно сделать быстрый шаг вправо или влево, или упасть на колено, пригнувшись. Движение должно быть таким, чтобы после него можно было выпрямиться с оружием наготове. Если перед тобой не опытный стрелок, то от следующей стрелы уходишь в том же направлении, что и в первый раз. Ведь он подумает, что ты будешь двигаться в другую сторону, и пустит стрелу с этим условие. Опытный стрелок решит, что ты будешь хитрить, и пустит стрелу в то место, куда ты уже отходил раньше. И промахнётся, если ты это учтёшь, и изменишь направление, или способ уклонения.

— Лучше иметь с собой в бою щит! — со смехом сказал Эйнар, сидящий на своём сундуке у борта.

— Всё получится, если враг не ближе десяти шагов, иначе просто не успеть, — не обращая внимание на Эйнара, продолжил Ацур, — если с реляющий ближе, то единственный способ защитить себя от стрелы, это броситься вперед и ударить его раньше, чем он выстрелит. Когда у тебя есть щит, ты должен понимать по полёту стрелы, что нужно быстро закрыть, голову или колени. Когда против тебя много стрелков, надо всё время двигаться как маятник, но сбивая очерёдность движений. Например: право — вправо — влево — вправо — влево — влево — влево. Как муха или комар. Хаотично, чтобы нельзя было угадать, куда ты двинешься. Понял?

Ладри кивнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ацур остановил его. Он сделал несколько шагов к мачте, вынул из одной корзины кусок смолы для починки корабля.

— Теперь я буду в тебя кидать, будто это стрелы, а ты будешь уворачиваться.

Воины, что не спали, с любопытством приготовились наблюдать за неожиданным развлечением. Они отложили свои нехитрые занятия и уставились на учителя и ученика.

Перебравшись через клеть, где сонно крутили головой куры, Ладри встал около мачты и изготовился. Он ловко увернулся от первого комка смолы. От второго куска смолы мальчик тоже увернулся, отклонившись в ту-же сторону, что и в первый раз. Теперь предстояло самое сложное — в третий раз в одну сторону было уклоняться уже опасно, Ацур мог кинуть смолу именно туда.

— Молодец, — сказал Бирг, крутя в руках флейту, но не играя, будто не эедая осквернять звук её голоса соприкосновением с грязной водой Янтарного залива.

— Стараюсь!

Следующий кусок смолы попал Ладри точно в лоб.

— Плохо! — Ацур огорчился больше мальчика, — ты решил, что я опытный противник, но нетерпеливый, и изменил направление движения уклонения. А я терпеливый. Давай ещё раз!

— Научи его воровать, больше толка будет! — со смехом сказал Вольквин, а остальные засмеялись.

— Пусть лучше шьёт нам одежду и заменяет нам женщин, — поддержал весёлый настрой Торн, — ремесло викинга не для него!

Тем временем Вишена пытался вернуться к ночному разговору с Рагдаем. Но тот всё время рассеянно поглядывал по сторонам, отшучивался, и не сразу всерьёз удостоил конунга вниманием.

— Что, в Ирбенском заливе северные боги вернули тебе ясность ума, конунг? — спросил, наконец, Рагдай, перестав оглядывать горизонт, и снял сырой плащ из грубой шерсти, давая возможность ветру немного просушить его льняную рубаху.

— Мне кажется, мы зря надеемся на приход Стовова с ратью, — сказал Вишена, — он дремучий лесной князёк, пугающийся больших расстояний и неведомого. Не пора ли самим двигаться к Одеру?

— Что так тебя взволновало, ещё утром ты был готов ждать Стовова хоть месяц?

— Двина и все ливонские, все прусские реки разлились из-за быстрого таяния снега и льда, в заливе много затопленных деревьев, течением постоянно намывает новые песчаные мели, и корабль может получить повреждения…

— Неубедительные причины, этот драккар можно узлом завязывать и таскать не только по мелям, но и по земле, как корыто… — с усмешкой ответил книжник, — просто ты мне не веришь.

— Ещё немного покрутимся тут, к устью Двины приблизимся. Может, захватим проводника и кормчего. Вон там вроде виднеется большая лодка, рыбаки с сетями, — Вишена выжидательно посмотрел на Рагдая, — кстати, ты так и не рассказал мне про золото до конца.

— Монах, умерший у меня на руках, рассказал, что епископ Бэда послал его во главе отряда воинов встретить прибывших их Сины беглых вельмож. Они везли часть золота павшей династии, а за ними по Шёлковому пути гнались убийцы нового императора Тайцзуна. И для тех и для других, горы и пустыни не были преградой. Беглецы просили покровительства Святого престола, по их сведению имеющего влияние на все дела в Европе, богатство и большие тайные возможности. Папа Гонорий обещал их спрятать от преследования в обмен на часть золота. Легаты церкви погрузили золото и беглецов на вёсельную галеру, и отплыл из Антиохии. Однако до итальянских берегов галера не дошла. Ночью около Крита, командир папского отряда Эгидий и десять его воинов, убили своих товарищей и всех вельмож из Сины. Потом они заставили рабов грести без отдыха к Фессалоникам. Им сопутствовала удача. Их не остановили ни византийские военные корабли, ни пираты. У Фессалоник они затопили галеру вместе с рабами. Наняв подводы с волами, они ушли с золотом в долину реки Марицы. Но, видимо, папа Гонорий истово молился об наказании воров и его бог услышал. Среди греческих возчиков и похитителей началась холера. Потом на них напал аварский отряд. Сокровища успели спрятать в пещере, но драгоценные камни, украшения, золотые и серебряные монеты захватили кочевники. Они не стали вывозить золото, а оставили большой отряд для его охраны. В составе сокровищ было и ещё нечто: золотой шар размером с голову… Эгидий был весьма учён, и аварский хан не убил его, а после выздоровления взял его к себе в услужение. Но Эгидия выкрали однажды люди епископа Беды. Они пытали его. Они хотели узнать, где находится золото и золотой шар. Эгидий обещал показать место, где авары прятали сокровище. По пути он сбежал, скрывался в хазарском Куябе на Днепре, но люди Бэды выследили его и там. При попытке захватить его ещё раз, он вскрыл себе вены.

— Значит, золото на реке Марица?

— Не совсем…

— Но оно точно у авар?

— Похоже, что так, и оно не у кагана авар, ни хан Кубрат, ни хан Альцек не оставили бы в горах, далеко от своих укреплённых хрингов, от столицы в Темеше.

— А тебе зачем это золото, ты, вроде, всё больше знаниями интересуешься и всё мирское презираешь, кроме книг?

— Золотой шар — вот что мне нужно из этого золота. Но нём, говорят, изображены все земли мира, как если бы их увидел создатель сущего! Папа римский за него, наверно, собор святого Павла отдаст, когда его, конечно достроит…

— Ценная вещь, этот шар, раз она так нужна папе римскому. Это, наверное, что-то вроде волшебных вещей, что отдала нам Мать Матерей, когда мы ходили с тобой в Урочище Стуга на Протве в прошлом году, — в глазах Вишены появился хищный блеск, — сколько там золота, как ты думаешь?

— Тридцать больших сундуков, вроде. Волшебные вещи Матери Матерей сделали в Тёмной Земле столько бед, попав в твои руки, что там даже погода теперь другая, то есть зимой холоднее, а летом теплее, чем обычно… — ответил Рагдай, — если мы добудем это золото, то ты отдашь шар мне?

— Да, хорошо!

— Обещаешь? — Рагдай взял конунга за плечо.

— Конечно! — Вишена вытащил из ножен меч, поднял его к небу произнёс:

— Клянусь молотом Тора и валькиоиями, эйнхериями, воротами Вальхаллы, что я отдам шар Рагдаю! — он поцеловал рукоять меча, и уже спокойно спросил, — а золото где?

— Я же тебе уже сказал, в пещере, в известняковой горе.

— А как мы её найдём? — почти закричал Вишена, — кто нам её покажет?

Все сидящие в драккаре викинги повернули к ним голову, и было понятно, что, слыша этот разговор, они тоже не понимали, как можно найти пещеру во фракийских горах, а если и найти, как одолеть авар, чьё восточное воинское искусство намного превосходило все их умения, не говоря уже об их численности. Три года назад авары собрали огромное войско и осадили великий Константинополь. Только чудо спасло тогда византию и предательство сербов и моравов. Им казалось, что в появившейся улыбке Рагдая сквозит безумие. Рассказанное им было похоже на бред, родившийся от бдения над рукописями, колдовства и созерцания звёзд. Весь их поход строился на словах этого человека и предположении того, что из тёмной земли придёт большая дружина.

— Золото в пещере, в долине Марицы, точно! Я уверен!

— А мы сможем добираться до Марицы и пещеры без Стовова, и, пребыв охрану, одни захватить золото? — с надеждой спросил конунг, — Стовов будет требовать не меньше трети добычи.

— А две трети кому? — спросил с усмешкой Рагдай, прищуриваясь.

— Мне и моей дружине, — невозмутимо ответил сказал Вишена, наблюдая, как Рагдай сначала закрывает лицо руками, а потом начинает мелко трястись, пока, наконец не заливается безудержным смехом, — а тебе золотой шар, очень ценный!

— Что он сказал смешного? — спросил книжника подошедший мальчик, теребя Рагдая за рукав.

— Уйди, — ответил Рагдай, замахнувшись от него и вытирая слёзы.

— Ладри, не вмешивайся в разговор старших, а когда сам будешь старшим, не вмешивайся в разговор конунгов, — многозначительно изрёк Ацур.

Мальчик неохотно повиновался.

— Вишена, редко кто из конунгов за все свои походы добывал и тысячную часть тех богатств, что может нам достаться, к чему эта жадность? — спросил Рагдай, став совершенно спокойным, — без Стовова нам не удасться действовать в Европе, где идёт война всех со всеми, бушуют болезни, голод и переселяются народы. Нам не удастся вывести всё это золото, а тем более пробиться с ним обратно. А потом, Стовов, мой новый, неожиданный друг, хоть и дремучий убийца, но он способен многое сделать для Тёмной земли, построить города, наладить торговлю и народить множество здоровых людей.

— Мой дом — ладья, ну и что? — нахмурился Вишена, — это не красивое словцо, у меня, действительно, нету дома на берегу, нет земли, и у моих викингов тоже. Этим мы отличаемся от других норманнов, имеющих земельные угодья, или пиратов, имеющих целые свои города. Нам некуда возвращаться. Нам странно отдавать человеку лишнее золото только потому, что он живёт там, где ты родился и у него есть дом! Ладно, пусть Стовову достанется половина, если ты так хочешь…

Остальные викинги начали высказываться по этому поводу, кто осторожно, кто зло. Отдать половину добычи более сильному чем они, союзнику, в конце концов, было признано разумным. Не говоря больше ни слова, с видом неизъяснимого сожаления, Рагдай облокотился на борт ладьи и стал рассеянно смотреть на проплывающий мимо поток мутной жижи. Вишена пристроился стоять с ним рядом. Он тоже уставился в воду. Так они стояли довольно долго, невольно прислушиваясь к скрипу снастей и досок корпуса драккара, к плеску воды. Ацур продолжил обучение Ладри вариантам уклонения от стрел, Бирг напевал себе под нос, а Эйнар рассказывал про служанку Сельму. Смысл его рассказа сводился к тому, что он прервал свои с ней забавы из-за ссоры Вишены с сыновьями ярла.