В храме он прождал ее с раннего утра, до позднего вечера. Весь день он не терял надежды на то, что Варвара все-таки посетит церковь. Поэтому, каждый раз когда он окидывал взором прихожан, то искал в толпе ее прекрасный лик.

Перед тем, как уходить из церкви, он подошел к иконе Богородицы, и помолился о том, чтобы вскоре в церкви увидеть Варвару пришедшей на причастие.

Возвращаясь домой, он задавал себе вопросы о том, почему не поступит иным образом с грешницей. Отвечала ему лишь совесть, говоря о том, что он не должен обижать красавицу, кем бы ни была она.

А тем временем, небо затянуло тучами, и мало-помалу начал накрапывать дождь. Казалось, словно бы дождь грустит вместе со священником, и вместе с ним делит переживания за грешную душу юной ведьмы.

Вернувшись в келью, и повалившись на кушетку, Гермоген вновь задумался о Варваре. Нельзя допустить, чтобы она и дальше несла беду людям, нельзя, чтобы губила чужие души. Пусть придет в церковь, пусть исповедается… Но, зачем ему это? Ведь смерть всех уравняет и демоны заберут ее в Преисподнюю… Нет, он не хочет, чтобы она вечно страдала в Аду, он хочет ей только самого лучшего — пусть Варвара искупит свои грехи, станет верующей христианкой и попадет в Рай! Ведь это лучшая судьба для такой красавицы, как она. Пока он размышлял о Варваре, прекратился дождь. Вскоре, на небе взошла Луна, осветившая своим ярким прожектором келью Гермогена.

Той ночью Гермоген отчаянно силился заснуть, но не мог. Мыслями он вновь и вновь возвращался к Варваре, вспоминая ее надменное лицо. Битый час он ей читал Библию, а она его слушала, но не задавала вопросов, и даже более того — попутно она занималась своими делами. Она то строила карточные домики и тут же их разрушала, то плела пряжу, нити которой тут же распутывала. Точно так же рушились надежды батюшки Гермогена втолковать ей все то, что он хотел до нее донести.

Но он, каждый раз заново воскрешал в себе веру в учение Господа. Он так же искренне надеялся, что ей сможет быть интересным все то, о чем рассказано в Библии, и задумавшись, она все-таки решит измениться.

Лежа и вспоминая как пробивался со Христом в душу грешницы, он так же гадал — о чем думала Варвара в то время, и была ли в ее сердце хотя бы малая капля раскаяния за все грехи, что она сотворила в жизни. Но, гадая об этом, он вновь вспоминал обрушенные ею карточные домики. С каждым мгновением, ему все больше казалось, что его вера в собственные возможности не больше такого карточного домика, и как те карточные домики, Варвара вскоре обрушит и его.

Увы, в тот день она не пришла в церковь. Как Гермоген ни старался, пробудить в ведьме любовь ко Господу у него не получалось. Ее лицо опять лучилось надменностью, а всякие попытки ей втолковать, что то делать можно, а это нельзя, рассказы о святых и о том как они все приходили к Богу, были для нее лишь пустым звуком.

— И сказал ему ангел — порази эфиопа, ибо лишь выглядит он крепким и могучим, а на деле он труслив и слаб, — рассказывал он ей, вновь придя к ней в дом.

— Труслив и слаб? — переспросила Варвара, усмехнувшись. Лицо ее прекрасное в этот момент выражало будто неприязнь, ведь было оно теперь еще более надменным, а оттого ее усмешка казалась неприязненной.

— Да, труслив и слаб, — ответил батюшка.

Та залилась звонким смехом.

— Нота бене, батюшка Гермоген, вас ведь там не было! Так что же вы судите демона за его слабость и трусость, коли с ним сами не рискнули сразиться?

На миг Гермоген задумался. Но тут же он осознал нечто куда более страшное, нежели сам факт того, с кем он разговаривает.

— Ты хочешь натравить на меня демона? — ужаснулся он.

— Что вы… что вы… — загадочно улыбалась Варвара, — Просто я хочу чтобы вы знали, насколько могут быть плохими шутки с этим эфиопом.

Мурашки пробежали в этот момент по коже священника. По дороге домой он вспоминал, не напоминает ли ему кого-то Варвара. Могущественные ведьмы, способные призывать демонов… Вспомнив одну такую ведьму, Гермоген вздрогнул от осознания ужасающего факта — если все действительно было так, как он подумал, то знаменитая гоголевская Панночка могла оказаться вовсе не вымышленным персонажем. Неужели судьба решила над ним подшутить, и он новый Хома Брут, а Варвара — новая Панночка? Упаси Боже…

— Эфиоп — демон, способный принимать человеческий облик, притворяясь иноземцем. Повстречавшие его испытывают помутнение рассудка, и видят то, чего в действительности быть не может.

Батюшка Гермоген понимал, что после слов Варвары он совершенно точно повстречает эфиопа, и готовился предстать перед его лицом во всеоружии, с верой и молитвой отражая нападение. И все бы ничего, но стоило ему приблизиться к дому, как земля разверзлась, и из полыхающих глубин полезли бесы. Небо неожиданно сделалось необъятной черной кляксой, на которой не видно было ни Луны ни звезд. Подняв перед собой крест, батюшка стал отступать в сторону храма. Ему казалось в тот момент, будто бесы населив деревню и поломав дома, теперь все собирались вокруг храмовой колокольни. Понимая, что спугнуть их можно только при помощи колокольного звона, Гермоген со всех ног вбежал в храм и стал карабкаться на колокольню. Пока он карабкался, разномастные чудища летали вокруг колокольни, и кружили и кружили, с каждым мгновением сужая кольцо и крича отвратительными голосами. Поднявшись на самый верх, он принялся звонить в колокола так сильно, как мог. В первый миг колокольный звон чуть не оглушил его, но найдя поблизости пару тряпок, он заткнул ими уши.

Но стоило ему лишь взглянуть вниз, как увидел он внизу жителей деревни, немогущих понять, зачем это батюшка посреди ночи залез на колокольню, и теперь бьет в колокола.

Сквозь толпу к колокольне подошел настоятель. Кто-то из толпы посветил фонариком на звонаря, осветив им изможденное лицо батюшки Гермогена.

— Батюшка сошел с ума! — пронеслось по толпе.

Тем временем, настоятель, понимая чем все это может закончиться для Гермогена и для церкви, решился его позвать.

— Гермоген! — крикнул он, — Гермоген! Слезай с колокольни, и хватит сходить с ума!

Но тот не слышал его криков, и продолжать бить в колокола.

— Он заткнул уши, — догадался настоятель. Едва осознав это, он побежал в колокольню затем, чтобы подняться наверх, и привести Гермогена в чувство. Когда он сделал это, Гермоген испугался его.

— Сгинь нечистый, сгинь! — закричал тот, после чего ударил настоятеля крестом по лбу, — Сгинь, кому говорю! Именем Христа тебя заклинаю — сгинь!

— Гермоген, ты не ведаешь, что творишь! — закричал на него настоятель.

— Коварный эфиоп! — закричал тот.

В то же мгновение настоятель осознал, насколько все может быть плачевно. Не желая больше выслушивать за кого Гермоген его может принимать, он спустился вниз.

— Он сошел с ума, — повторял настоятель как сам не свой, — Гермоген сошел с ума…

Хотя настоятель и был не из робкого десятка, но поведение Гермогена той ночью совершенно выбивалось из обычного порядка вещей.

Поутру Гермоген очнулся в своей келье. У его кушетки стоял настоятель и внимательно смотрел на священника.

— Гермоген, Гермоген… — печально произнес настоятель. — Видал я бесноватых, не раз изгонял бесов из людей. Сегодня, я впервые видел бесноватого батюшку.

— Меня? — тревожно спросил Гермоген, понимая, какой получит ответ — произошедшее ночью никак не получалось забыть.

— Тебя самого. Ты снова к той ведьме ходил?

— Ходил. Рассказал ей историю про эфиопа из Нового Завета, и…

— Не доведет она тебя до добра, Гермоген, а на корню сгубит. Ты этого хочешь?

— Нет.

— Тогда зачем же ты к ней ходишь-то все время?

— Ко Господу привести хочу, чтобы более не губила она людей.

— А ты ее спрашивал, хочет ли она того? Ты Господа спросил, нужно ли она ему? Ты слишком самовольничаешь, Гермоген.

— Но ведь Бог…

— …не обязан быть на твоей стороне. — закончил за него настоятель. — Ты когда-нибудь читал Гоголя, Гермоген?

— Читал.

— Помнишь, что случилось с Хомой Брутом?

— Но ведь…

— Да будет тебе известно, что Гоголь ни слова не выдумал, когда писал ту историю. А теперь пообещай мне, что никогда больше не пойдешь к этой Варваре!

Гермоген печально опустил глаза.

— Я не могу. — одними губами прошептал он.

— Так я и знал, Гермоген. Смотри, сгубит она тебя. Хотя, кому я это говорю…

Настоятель покинул келью Гермогена, оставив того размышлять в тишине и одиночестве.

И вновь Гермоген не сдержался, он вновь побежал к дому Варвары, по проторенной тропе. Когда священник вошел в дом ведьмы, то за столом увидел того самого эфиопа. Облаченный в дорогой деловой костюм, эфиоп сидел с Варварой за одним столом, и что-то ей с увлечением рассказывал.

Завидя гостя, эфиоп взглянул на наручные часы.

— Мне пора, я должен спешить — улыбнулся он Варваре.

Поднявшись с кресла, эфиоп поклонился перед ней, и изрек:

— Еще увидимся.

Обернувшись, он направился к выходу. Проходя мимо Гермогена, он повернулся к нему и сказал:

— Легко тебя сломать, Гермоген. Был бы ты хоть немного сильнее в своей вере, и мы бы были равны.

Улыбнувшись ему на прощание, эфиоп вышел за порог и бесследно растворился в воздухе, будто бы его и не было.

— Это…

— …был мой дорогой гость из далекой страны заморской. — закончила за него Варвара. — Мне ведь можно принимать у себя гостей-иностранцев?

Судя по недоверчивому, а вместе с тем и непонимающему выражению ее лица, священник понял одно — она считает его сумасшедшим. Тотчас же Гермоген со всех ног побежал за гостем, и ухватил его за рукав. Когда тот обернулся к нему, священник увидел перед собой озадаченное лицо английского джентльмена.

— Щто слущилос? Кто ви? — искренне удивлялся англичанин.

Не растерявшись, Гермоген сделал первое, что пришло ему в голову — осенил того крестным знамением. Судя по тому, что англичанин никуда не исчез, продолжая все так же озадаченно глядеть на священника, тот сделал закономерный вывод — он сходит с ума. В ужасе оглянувшись на Варвару, а затем снова посмотрев на англичанина, он буркнул себе под нос:

— Прошу прощения.

Недолго думая, Гермоген поспешил скрыться. Если он на самом деле сходит с ума, то он опасен для окружающих, и для Варвары в том числе. А что, если она вовсе не ведьма, и ему все случившееся лишь почудилось? От таких мыслей ему лучше не становилось.

Сидя дома в полузабытьи, он надеялся что кто-нибудь придет к нему, и поможет справиться с нахлынувшей печалью. Варвара словно бы издевалась над ним своими поступками и действиями. Он все больше понимал, что любит ее, и как бы ни старался, не отпустил бы от себя несмотря ни на какие запреты.

— Ведьма и священник, — проговорил вошедший в его келью настоятель. Тяжело вздохнув, он перевел взгляд на измученное лицо Гермогена.

— Угораздило… — выдохнул тот.

— Ты нашел себе отличную пару… — произнес настоятель, — Но ты ей чужд, и Бог и церковь.

— Господи, зачем мне все это? — ужаснулся Гермоген.

— Пути Господни неисповедимы, — ответил тот.

Выйдя из кельи, он ушел в направлении храма. Так же как и Гермоген, он в этот момент размышлял над тайным смыслом всего происходящего.

Она пришла утром на следующий день. По всему — по одежде, по ее внешности, и манерам была похожа на королеву, и так же, как королева, совершенно невозмутимо, она прошла по церкви к очереди на исповедь. Старушки, едва ее завидев, стали возмущаться — мол, ведьма пришла, а та стояла как ни в чем не бывало. Увидев ее, священники забыли о службе, а хор перепутал все молитвы. В храме наступила полнейшая тишина, и только Варвара наслаждалась обращенным к ней вниманием стольких глаз.

На тишину пришел сам настоятель храма. Увидев в церкви Варвару, он ухватил ее за руку, и насилу выволок за храмовые двери, после чего захлопнул их.

— Кто привел сюда ведьму? — возмущенно закричал он на весь храм.

— Я ждал ее, — ответил Гермоген, — Продолжайте службу.

Жестом пригласив его следовать за собой, настоятель привел его внутрь правого придела храма, после чего полминуты пытался выудить из себя хотя бы одно слово. Глядя на Гермогена волком, настоятель сказал:

— Гермоген! Ты же священник! Ведьма — она ведьма и есть, она никогда не уверует в Бога!

— А вдруг? Я надеюсь, что она может это сделать, нужно только дать ей шанс.

— Предостаточно шансов уже было. Тебе рассказать, как она на месте одного храма построила себе дом? А ты еще к нам ее приволок!

— Все можно исправить, если захотеть, — ответил тот.

— Смотри, не влюбись в нее! — пальцем повел перед его лицом настоятель, — Эта любовь тебя ни до чего хорошего не доведет!

Они покинули придел вместе.

— Ну ты смотри, у нее же покаяния нет, только высокомерие! — гневался настоятель.

— Будет, — ответил Гермоген.

— Не нравится мне твоя затея, Гермоген, ох как не нравится… — произнес настоятель. С этими словами, он оставил батюшку и ушел в направлении алтаря.

Тем временем, Гермоген выскочил из церкви, и догнал Варвару. У той на лице читалось лишь высокомерие, исходившее, как казалось — откуда-то из глубин ее души.

— Пожалуйста, — прошептал он.

Секунду поразмыслив, девушка сказала:

— Хорошо.

Служба продолжилась после небольшой задержки. Войдя в церковь вместе с Варварой, Гермоген тотчас же занялся ей. Прихожане возражали, но батюшка был уверен в своих действиях, и не обращал внимания на их слова.

— Как вы крещены? — спросил он Варвару.

— Никак, я не крещена.

— И даже креста не носите?

— Нет.

— Вам есть, в чем покаяться перед Богом?

— Смотря каким.

Вконец запутав своими речами батюшку, Варвара отошла от его аналоя. Пройдя королевой по церкви, она вышла через храмовые двери. Недолго думая, Гермоген вышел за ней.

— Вы ведь можете креститься в православии, — сказал он ей, как только догнал. Та продолжала неспешно идти важной походкой.

— Могу. Но что это мне даст? — отреагировала та.

Священник даже не нашелся, что ответить. Растерявшись, он остановился и теперь просто смотрел вслед ее удаляющейся фигуре. Больше всего сейчас он думал о том, что настоятель мог быть прав, и ведьму попросту бесполезно водить в церковь.

После некоторых раздумий, он все же последовал за ней. Придя в ее дом, он обнаружил, что та, удобно расположившись на диване, читает последование ко святому причащению. Воспарив в тот же миг душой, батюшка уверенно вошел в ее дом.

— Вы готовы креститься, дитя мое? — спросил он девушку. Та, оторвавшись от чтения, подняла взгляд своих необыкновенных очей. Вновь смерила священника высокомерным взглядом, она ответила:

— Я приму православие. Вы так этого хотите, что я даже не осмелюсь вам перечить.

Вновь после ее слов священника взялась пытать собственная совесть — взглянув на ситуацию отстраненно, чего он раньше не делал, он увидел себя извергом, едва ли не насильно требующего от девушки того, чтобы она крестилась. Как он мог дойти до такого? Чем он лучше правителей-изуверов, жестоко казнивших святых в первые годы христианства? Ужас обуял его от осознания собственной жестокости, проявленной к едва знакомой девушке. Да какая тут может быть любовь? Это же вовсе не любовь, а собственничество! Он относится к человеку, как к вещи… нет, это надо прекращать.

Расстроенный, Гермоген покинул дом Варвары.

Вернувшись в тот день к себе домой, Гермоген решив вздремнуть после обеда, и прилег на скромной лежанке. Уснув, он так и проспал — почти до самого вечера. Проснувшись, он взглянул на часы.

— Господи! Я же опоздал на вечернюю службу! — в ужасе прошептал священник, и тут же стремглав помчался к церкви. Войдя в храм, он увидел перед собой настоятеля.

— Гермоген! — сказал ему тот, — Ты не находишь, что с тобой в последнее время происходит что-то не то?