Обняв колени, Аня сидела на песке и беззвучно плакала, перебирая в памяти весь этот ужасный день. Солнце, согревавшее спину, зашло за деревья, и море потемнело, приобретая бурый оттенок. На набережную медленно надвигался сумрак, а вслед кралась тьма грядущей ночи. Девушка вздрагивала и ежилась от неясных предчувствий, но не потому, что боялась темноты. Просто сейчас казалось, что вместе с последними лучами погаснет память о счастливой жизни и вся радость исчезнет с лица земли. Еще вчера она мечтала остаться в Таганроге, где так ясно видела себя, беззаботную и счастливую, под руку с Олегом... или бесстрашной охотницей, прикрывающей спину любимого... или отважной воительницей, спасающей жизнь отца своих детей... а еще хозяйкой большого трехэтажного дома, ждущей мужа из похода... Что ж, она готова была играть любую роль, только бы рядом с ним, но теперь точно знала: всему этому не суждено случиться. Такие наивные мечтанья могла позволить себе разве что десятилетняя дурочка, но никак не взрослая гражданка Лакедемона.

Загаданное на утреннем состязании, в котором третья стрела не попала в проклятую корягу, подтвердилось самым скорым образом. Аня слонялась по угодьям клана Творца, надеясь найти Олега. Она издали наблюдала, как женщины разделывают рыбу; как девчонки собирают выпотрошенные тушки и уносят в сторону больших сараев, где в корзинах хранились запасы еды; как несколько парней, стоя по пояс в зеленоватой воде, достают водоросли. Наконец, возле порта девушка увидела предмет своих мечтаний. Аня хотела окликнуть, побежать со всех ног, но, опасаясь оказаться в нелепом положении, сдержалась и размеренным шагом направилась в его сторону, как вдруг из ворот выскочила Каур и бросилась на шею Олегу... Они смотрели друг на друга, ладонь мулатки грациозно скользила по плечу и груди юноши, который гладил ее волосы, собранные в пышный хвост, а потом наклонился и поцеловал в губы, после чего, взявшись за руки, парочка помчалась в сторону Новой лестницы. Аня замерла, не в силах поверить увиденному.

― Обернись, — с тоской шептала она, — обернись, посмотри НА МЕНЯ.

Олег споткнулся и чуть не упал, но нуклеарка, хохоча, поддержала спутника и унеслась вперед. Словно повинуясь приказу, он повернул голову, безмятежно улыбаясь, лучась неземной нежностью и непередаваемым восторгом. Таким Аня его еще никогда не видела. Небрежно махнув рукой в жесте приветствия, Олег побежал по лестнице догонять мулатку, а Аня поплелась в свою хижину, чтобы никого не видеть. Однако стоило закрыть глаза, как перед ней представали Олег и Каур. Аня садилась, терла щеки и лоб, и, тяжело вздыхая, вновь зачем-то ложилась на жесткую солому, пытаясь заснуть — и все повторялось сызнова. Так она промучилась несколько часов, пока не наступило время ужина, и за ней прислали какого-то мальчишку.

― Я не хочу есть, оставь меня в покое!.. — крикнула она в лицо изумленному пацану и, всхлипывая, повернулась к стене.

― Ognuno sta solo sul cuor della terra, — произнес хриплый голос, — trafitto da un raggio di sole: ed e subito sera.

Девушка испуганно вздрогнула, подползла к двери и приоткрыла ее: прямо перед ней на песке сидел Заквасский. Шаман был сосредоточен и серьезен, без обычного насмешливого огонька во взгляде.

― Так вещал дух Иноземца, — спокойно продолжал Ян, — когда я единственный раз в своей жизни коснулся его в праздничную ночь. Хотя это цитата. Иноземец всегда говорит цитатами. А первым произнес эти слова Сальваторе Квазимодо. Он был... тоже шаманом, пожалуй.

― Что они значат?

― Каждый одинок на сердце земли, пронзенный лучом солнца, и сразу наступает вечер.

― Красиво, — произнесла Аня, отворачивая заплаканное лицо.

― И к тому же верно, — подтвердил Заквасский. — Но меня этот факт никогда не смущал. Я давно убедился, что, живя внутри своих иллюзий, мы все равно остаемся одинокими. Поэтому люди, впрочем, как и нуклеары, страшась себя, сбиваются в стаи, но не могут принять такую простую истину. Хотя тебя мои слова не утешат и не освободят. Веревки не позволят.

― Какие веревки? — девушка нахмурила бровки.

― Веревки, из которых сплетено сердце земли, на котором мы все обитаем. И каждый нуклеар, каждый человек, любое существо с самого рождения и до самой смерти окутано сетями, — шаман нашел в песке плоский камешек. — Просто сделаны они из разных материалов.

― И из чего мои сети?

― На твоей шее висит бечевка страсти, а твой якобы возлюбленный с головы до пят покрыт нитями благородства, в то время, как твой супруг обвязан канатом невежества. Но почти никто не замечает оков. Мать-земля хорошо баюкает своих детей, чтобы они никогда не просыпались. Хотя связанными спать очень неловко, и мы постоянно мучаемся, ворочаемся, не понимаем, что доставляет нам столько неудобств, плачем, и в результате пеняем на тех, кого видим во сне. Но порой случаются моменты, когда небесное светило пронзает нас своим лучом и внезапно открывается понимание, что ты одинок, и что ты на самом деле не ты, а все вокруг — лишь сон мертвеца. Чужой сон. И тогда приходит страдание, но страдание особое, преисполненное невыразимой тоски по чему-то такому, о чем не имеешь понятия. Но этот миг недолог, — Ян метнул камешек, который отскочив от гребня волны, несколько раз подпрыгнул и, подняв маленький фонтанчик брызг, ушел под воду. — Наступает вечер, солнце уходит за горизонт, и мы снова засыпаем, погружаясь в невежество, или страсть, или благородство. Нас накрывает пучина терзаний, и мы как прежде обвязаны с головы до ног.

Аня не знала, что ответить шаману, она, если честно, почти ничего не понята из сказанного. Но больше всего ее поразила не загадочность услышанных слов, а трагические нотки, которые ясно слышались в голосе.

― Подумай об этом, девчушка, — Заквасский, ласково потрепав Анину щеку, поднялся. — Не стоит смешивать себя с тем, что тебя опутало. Если поймешь это, то твои страдания окажутся лишь гнилой пенькой, которая сама собой упадет на землю. Как говорил один великий шаман прошлого: «...А если поймешь, что сансара — нирвана, то всяка печаль пройдет!» И помни: я тебе только снюсь. И еще: не торопись с решениями... Прощай.

Ян ушел, а Аня внезапно поняла, что сейчас возненавидит шамана всем сердцем. Это равнодушное «прощай» больно ее задело. По правде говоря, сейчас внутри боролось два желания. Одна половина ее души очень хотела со слезами и криком «Стойте!» побежать вслед за удаляющимся силуэтом. И жить, просто жить здесь, среди этих странных, но все же доброжелательных существ. И чтобы снова он трепал ее за щеку. Ни отец, ни муж, ни кто-либо еще никогда так не делал. А это невероятно мило и безумно приятно, когда мужская рука просто по-доброму касается твоего лица. Без всякой задней мысли, без гнусных намеков и без желания ударить. А еще можно гулять по пляжу, можно сидеть и любоваться рассветом, можно работать, можно просто быть, не задумываясь о своем социальном статусе, об этикете, приличиях, правилах.

Но ведь вместо того, чтобы утешить или хотя бы посочувствовать, он сказал, что все ее мучения чепуха, что Олег — только якобы возлюбленный... Сам он лжец и притворщик! Сначала ей показалось, что в городе можно найти желанное счастье, но теперь стало ясно: она здесь чужая. Надо уйти обратно, в Лакедемон. Там по крайней мере люди нелицемерны в своей жестокости, а здесь, среди издевательской доброты были растоптаны ее надежды. Да и к тому же, каждый день видеть Каур рядом с Олегом — это непереносимая мука. Бороться? Но как можно выиграть у чернокожей ведьмы? Нет, уж лучше покинуть Таганрог. Дома она, может быть, родит ребенка и посвятит свою жизнь ему. Девушка уже придумала имя будущему чаду.

«Я знаю, — со злостью подумала Аня, — я буду приходить к отцу показывать ему малыша и говорить:

― Смотри, Валя, это твой дедушка. Смотри внимательно. Смотри ему в глаза. Ведь тебя зовут Валя, Валя, Валя...

Интересно, помнит ли он о той убитой беременной женщине? Скорее всего нет, но я его заставлю!»

Стало совсем темно, и плеск волн стал слышнее. Мерцали бесстрастные звезды, а потом взошла безразличная ко всему луна. Откуда-то справа, со стороны порта доносились веселые голоса. Нуклеары, несмотря на темноту, продолжали трудиться. Аня разрыдалась. Сегодня она еще может позволить себе такую роскошь.

Когда слезы кончились, Аня долго глядела на россыпи далеких огоньков в небе, а потом решительно вошла в хижину и стала собирать рюкзак.

* * *

Артуру запретили покидать побережье. К нему не были приставлены постоянные конвоиры, но он точно знал, что каждый из клана Отшельника нет-нет да и посматривал, что делает гость, а после ужина его вежливо провожали в полуподвальный этаж большого дома, где и запирали. Комната не изобиловала особыми удобствами, но в ней имелась достаточно мягкая кровать, несколько стульев и низкая тумбочка, на которой стояла свеча. Так же в дальнем углу темнело ведро-параша, закрытое крышкой, которое утром Артур должен был сам опоражнивать и мыть во дворе, как последний раб, что бесило его больше всего на свете.

В отличие от своей жены наследник не колебался. Он в любом случае собирался покинуть Таганрог. Сама мысль о том, что здесь, в этой дрянной общине придется жить среди узкозрачковых недоносков, приводила парня в натуральнейший ужас. Если бы имелся вариант оставаться сыном царя или на худой конец, хотя бы распорядителем работ, то еще можно было подумать. Но вкалывать, словно какой-то позорный раб... увольте, лучше казнь в Лакедемоне за трусость и предательство. Однако и такая негероическая перспектива особо не радовала, поэтому последние пару дней он был озабочен придумыванием версии, которая могла его оправдать. Артур стал собирать полезную информацию о вероятном противнике, ведь отец наверняка возглавит поход против мутантов. И главное — использовать нынешнюю ситуацию с выгодой для себя.

Парень внимательно осматривал окрестности, пытаясь запомнить каждую мелочь. Это очень пригодится в будущей войне, да и перед Советом старейшин придется держать ответ, а рассказ о диспозиции врага окажется весьма полезным. Жаль, конечно, что ему не позволялось покидать побережье. Имея свободу передвижения, можно было бы получить гораздо больше сведений. Но без разрешения уходить из угодий шамана наследник не решался, дабы не вызвать гнев хозяев. Однако и имеющихся знаний, которые Артур почерпнул из обрывков разговоров и скупого общения с аборигенами, хватит с головой чтобы оправдать позор плена.

«Община этих ублюдков насчитывает около трехсот человек, то есть уродов, — репетировал наследник свою речь. — Из них семьдесят или восемьдесят как бы люди, но уже старики. Остальные мутанты, которые именуют себя нуклеарами, хотя, наверное, нет, этого не стоит говорить, потому что какая разница, как они себя называют? Всеми руководят вождь, дурак и трепач законченный, судья, мрачный тип, но кажется, тоже дурак, и шаман, идиот полнейший и укурок. Кроме того, имеется куча всяких кланов, в которых разбираться тоже нет никакой надобности. От всякой поганой швали: лютоволков, птеродактилей и прочей мерзости, территория огорожена то ли заклятием, то ли еще какой-то хренью, которая заключена в трех столбах с крылатой бабой. То есть если это все взорвать, защита должна исчезнуть. Кормятся мутанты от рыболовства и разведения домашних животных, так что добыча будет хорошей. Да и сам город можно обыскать, наверняка в пустых домах много добра сохранилось. Есть у них горшечники, ткачи и кузнецы, а также огородники, в общем, в полезных рабах тоже недостатка не будет...»

Но где находятся мастерские и огороды с полями, Артуру выяснить не удалось — нуклеары отказывались общаться с ним на эти темы.

«Так, продолжаю: из вооружения у них имеются луки, арбалеты, может быть, копья и мечи. В общем, против автоматов — аргумент не особо сильный. Однако противник прекрасно ориентируется в темноте и общается на расстоянии с помощью дудочек. Свист очень похож на птичий...»

Устав от напряженной работы мысли, наследник боролся с искушением: днем побродив вдоль берега, он наткнулся на несколько киндеровых деревьев, растущих на склоне. «Замечательно, такое сокровище тут на земле валяется, — подумал парень, спешно подбирая высохшие продолговатые листья и распихивая их по карманам камуфляжа, — сбагрю в Дом Алён и расплачусь с долгами. Главное, без посредников и подельников... Надо будет еще с рюкзаком туда наведаться!»

И вот сейчас, сидя взаперти, когда до утра было далеко, а ночь только начиналась, так хотелось скоротать время, снять напряжение, поэтому все чаще и чаще Артур поглядывал в сторону рюкзака, куда переложил заветное зелье — лишь оно могло отогнать тревогу, грызущую сердце.

Наследник хотел прихватить целебных водорослей, но лезть в зеленоватую азовскую воду, как это делали мутанты, брезговал.

Днем он подошел к седому мужчине, который вместе с подростком раскладывал на камнях водоросли для просушки.

― Приветствую вас, — наследник решил все-таки быть повежливее. — А скажите, из этих водорослей делают порошок против радиации?

Седой кивнул.

― И как его получают?

― Сперва сушат. Потом размельчают. Смешивают с травами и пеплом. Но состав тебе знать не нужно, — мужчина строго посмотрел на собеседника. — Ты ведь пока не нуклеар.

― Ага, — согласился Артур. — Хорошо, а как достать готовый порошок?

― Спроси у шамана, он даст, если захочет.

― И еще вопрос, — Артур поднял палец, как бы прося внимания, поскольку рыбак хотел отвернуться от собеседника и продолжить работу. — Это лекарство действительно помогает рожать здоровых детей?

― Помогает, — кивнул седой. — Ты же видишь, вокруг молодежи сколько. Почти всегда без отклонений получаются, только глаза у них другие... э... э... Парень с тобой все в порядке?

Наследник, побледнев, пошатнулся.

― То есть... — Артур с трудом взял себя в руки. — То есть, у тех, кто принимает это... — Артур указал на подростка, чьи вертикальные зрачки из-за яркого солнечного света были как узкие щелки.

― Да, — усмехнулся рыбак, — но главное, что здоровыми рождаются. У некоторых еще хвостики бывают, маленькие такие, — мужчина показал двумя пальцами размер, — но это редко. Эй-эй, да я пошутил! Ты правда в хвосты поверил?

― И... — Артур не обратил внимания на вопрос, — сколько нужно доз, чтобы получались только такие?..

― Да кто ж его знает? — пожал плечами седобородый. —У некоторых вроде как и после первого все в порядке становится. Это тебе лучше с судьей поговорить, он ведь лекарство нашел.

Больше ничего не спрашивая, Артур развернулся и, пошатываясь, заковылял прочь.

«Я теперь мутант! — от этой мысли бросало в дрожь. — Долбаный шаман! У меня теперь если кто и родится, то только узкозрачковое убожество. Но... может, не все еще так хреново... Я ведь проблевался... Мля! А потом тут же принял двойную дозу. А сегодня утром опять принимал чертов порошок... Чертова радиация! Чертовы ублюдки! Надо сматываться скорее».

Пожалуй, целый час Артур сидел на камне, никого и ничего не замечая. Он ощутил абсолютное одиночество. Раньше наследник считал себя избранным, не таким, как все. Это ведь неподдельно круто: с одной стороны, являться единственным, а с другой — находиться внутри общества, быть своим. А теперь... что теперь? Он не такой, как все. Он чужой. И для нуклеаров, и для граждан Лакедемона. Один в целом мире... один...

Возможно, парень еще долго мог ужасаться выпавшей ему доле, если бы не урчание в животе. Как раз в это время зазвонил колокол, установленный возле Морского вокзала. Время обедать. В здании, оборудованном под летнюю столовую, юноша с отвращением посмотрел на рыбу, посыпанную водорослями, взял только салат. Этим, конечно, сыт особо не будешь, но как-то нужно перебиться. Возле раздачи он встретил Олега с его черномазой девкой. Общаться с бывшим другом не хотелось, и Артур уселся в дальний угол.

После обеда наследник спрятался от посторонних глаз в своем подвале и провел там остаток дня. Когда стемнело, кто-то, заглянув в комнату и убедившись, что пленник никуда не делся, запер дверь снаружи.

Делать было решительно нечего, в отличие от Лакедемона, где он всегда знал, чем заняться. Можно было, например, сходить в кабак. Но Артур выяснил, что здесь алкоголь фактически запрещен. Спирт или водка, которые иногда все еще находят в заброшенных домах, используются строго в медицинских или каких-либо производственных целях. Что касается вина... кто-то из малолетних аборигенов говорил, что оно тут же уничтожается. Одно слово — придурки.

В Лакедемоне, кроме питейного заведения, можно было посетить Дом Алён. Однако здесь особо не разгуляешься. Он видел, что к наготе юные нуклеары относятся достаточно спокойно и ведут себя весьма раскованно. В частности, наследник видел, как купались подростки обоего пола недалеко от порта. Сбросив с себя всю одежду, они со смехом попрыгали в воду. Казалось, что в городе весьма спокойно относятся и к добрачному сексу, а вот супружеская измена не поощряется. Впрочем, и семьи здесь не всегда являлись моногамными... Артур нахмурился, отгоняя глупые мысли: не имело никакого практического смысла забивать себе голову обычаями местных дикарей. Переспать с мутанткой казалось делом мерзким и недостойным истинного лакедемонца царского рода, а нормальных девушек тут и не встретишь. Что касается Ани... злая жена на то и злая жена, чтобы отказывать человеку в самом насущном.

Еще одной, хоть и не слишком любимой забавой, была физическая подготовка. Но развлекать узкозрачковых ублюдков отжиманиями, метанием камней и прочими упражнениями на берегу — слишком много чести.

Наконец, парень не выдержал, достал несколько листьев и вдохнул чуть терпкий аромат. Накрошив в мятую газетную страницу коричневатой трухи, Артур свернул довольно неуклюжую трубочку и, запалив ее от пламени свечи, сделал жадный вдох. Вскоре он лежал, тупо пялясь в потолок. Незаметно его одолевала дремота, и тогда он переносился в свой дом на берегу Миусского лимана. Артур смотрел в окно, за которым раскинулся черно-белый пейзаж. Это был странный параллельный мир. Бесцветный и безмолвный. Там юноша без толку бродил по пустым коридорам и комнатам. Собственных шагов он не слышал. Серые двери открывались без скрипа. Он заходил в свою спальню, направлялся к черному шкафу, который в реальности должен был быть темно-вишневым, и заглядывал в зеркало, висящее на дверце. Оттуда смотрел черно-белый парень с вертикальными кошачьими зрачками... Артур, содрогнувшись, открывал глаза и оказывался все в том же подвале, на кровати, застланной одеялом. Спустя какое-то время сонливость наплывала опять.

* * *

Аня кралась по темным улицам, особенно осторожно пробираясь мимо домов, в окнах которых горели огоньки свечей. Хвала богам, таких ей попалось всего три, но зато казалось, что за каждым углом стоит по нуклеару, готовому ее поймать.

Дорогу к дому, в подвале которого ночевал Артур, она запомнила хорошо — он стоял близко от набережной. К тому же, ведь и она сама первую ночь провела там взаперти. Но найти мужа — это одно, а вот освободить — совсем другое, и девушка крепко сжимала в руке камень, удобно лежащий в ладони. Этот голыш она подобрала на берегу, ведь никакого оружия ей не оставили.

Подвальное окошко, тускло светящееся сквозь нависающие плети плюща, помогло сориентироваться. Значит, пленник был на месте... но что делать дальше Аня не представляла. Если входная дверь, ведущая на лестницу, заперта, то все бесполезно с самого начала, хотя, конечно, можно попробовать постучать, а когда кто-нибудь откроет, ударить камнем в лоб... Эффект неожиданности мог дать ей серьезное преимущество, но что, если сторожей будет двое? Тогда впору стукнуть этим камнем себя.

Потянув дверь и рассчитывая встретить сопротивление, Аня чуть не потеряла равновесия, так как створка открылась неожиданно легко. Проскользнув внутрь, она замерла, стараясь успокоить гулко бьющееся сердце. В абсолютной темноте не было слышно ни звука. Держась рукой за стену, девушка нащупала ногой первую ступеньку и стала осторожно спускаться. Наконец, она замерла у начала коридора, в который как раз и выходило несколько дверей, где содержали пленников. Тут тоже никого не было... В такую беспечность нуклеаров верилось с трудом, и Ане показалось, что кто-то все же притаился в темноте, чтобы поймать предательницу с поличным.

Понимая, что так или иначе ей придется себя обнаружить, Аня нажала на рычажок фонарика. Сперва тусклый, но постепенно разгорающийся лучик показал ей совершенно пустой коридор — никаких признаков охраны.

«Вот это повезло! — подумала девушка, дивясь такой беспечности и тихонько двигаясь по проходу. — Хотя, конечно, они же не думают, что кто-то пойдет его освобождать...»

Почти на всех дверях массивные щеколды не были задвинуты, и лишь одна, тщательно запертая, указывала, что именно здесь сидит ее муж. Застыв на пороге просторной комнаты, которая освещалась единственной свечой, Аня уставилась на лежащего поперек кровати Артура. Ноги его, обутые в берцы, были задраны на стенку, а голова свешивалась вниз, но больше всего пугали остекленевшие глаза на красном от прилива крови лице.

― Ма-ать, ты та-ак то-опа-аешь, что в Ла-акедемоне слышно! — произнес он насмешливо, растягивая слова и как-будто совершенно не удивившись появлению жены.

― Что с тобой? Тебе плохо? — шепотом спросила Аня, стараясь сдержать дрожь. — Собирайся, надо бежать, сейчас придет патруль, и меня тоже под замок посадят!

― Патру-у-уль... — сказал Артур и приложив ладони к ушам покрутил головой, словно мог уловить сквозь стены звуки шагов. — Нет, дорогуша, никакого патруля, да и вообще никого в радиусе километра не наблюдается.

― Перестань паясничать, сейчас не время! Ты собираешься вставать, или быть пленником тебе понравилось? — Аня испугалась всерьез, потому что поведение мужа было очень уж неестественным в данных обстоятельствах.

― Только не кричи так. На уши давит, — произнес Артур, болезненно сморщившись, а потом его рот растянулся в шутовской улыбке, и он протянул руки к двери. — Так ты меня, типа, освобождаешь? С чего бы такая милость?.. Не волнуйся, женушка, если хочешь, убежим. Но если ты сменила гнев на любовь, может, сперва быстренько перепихнемся? Я, знаешь ли, успел забыть, что такое женская ласка, а до рассвета еще есть время...

― Идиот! — взорвалась Аня, на минуту позабыв, где они находятся.

― Во-во, узнаю любимую, ладно, понял, ты хочешь подождать с этим делом до дома? Но еще раз повторяю, не кричи. Я сейчас слышу, как даже мыши в соседнем подвале шебуршат, так что твои вопли оглушают.

С этими словами Артур быстрым движением скатился с кровати, выхватил из-под нее собранный рюкзак и в один прыжок очутился возле Ани, схватив ее за предплечье.

― Веди, моя... как там эту бабу звали? Тоже, как и тебя, на А...

― Ариадна, — машинально ответила Аня, выходя в коридор и отказываясь что-либо понимать в таких сменах настроения.

На улице Артур запретил зажигать фонарь, сказав, что тот жужжит, как стая бешеных мух, а потом решительно потащил жену по улицам, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Иногда переходя на бег, иногда пригибаясь к самой земле, чуть ли не заползая в заросшие плющом машины, он бормотал всякие несуразности, вроде того, что теперь на боках у него отросло множество ушей, и он может слышать всей поверхностью тела, потому что попробовал волшебных листьев нуклеаров, и видит в темноте, как они, и даже лучше, а потому этим сукиным детям ни за что не поймать такого молодца... Аня, которая не могла понять, как на самом деле удается мужу ориентироваться и куда он направляется, попыталась что-то спросить, но Артур просто-напросто хмыкнул и грубо зажал ей рот жесткой ладонью.

У девушки вдруг зачесались глаза от осознания, что она сделала необратимый шаг и, скорее всего, выбрала неправильную судьбу... Но все! Баста! Долой слезы! Они возвращаются в Лакедемон, а там живут стальные женщины, которые никогда не плачут.

Когда забрезжил рассвет, то Аня с огромным удивлением обнаружила, что они шагают уже по пустынной сельской дороге, проложенной вдоль берега моря, и даже на горизонте не видно высоких домов покинутого города.

Артур шел молча. Его настроение в который раз резко поменялось, и, вместо смешков и невнятных рассказов, он погрузился в тяжкие раздумья. Эта гнетущая тишина была невыносима.

― Когда мы вернемся, — сказала она, — я забеременею от тебя, и мне больше ничего не нужно. Потом делай что хочешь.

Наследник не ответил, лишь слегка побледнел, поджав губы.

― Ты слышишь, что я тебе сказала? — она повысила голос.

Муж безмолвствовал, продолжая шагать по пыльной дороге.

― Я с тобой разговариваю! — закричала Аня.

Артур остановился, повернулся к спутнице. Его глаза пылали яростью.

― Ты, тупорылая овца! — он с силой тряхнул жену за плечи. — Ты не понимаешь, что уже никогда не сможешь родить нормального человека! И я тоже не смогу оставить здоровое потомство. Мы жрали эту сраную морскую траву, эти вонючие сушеные водоросли, а после них рождаются только уроды с узкими зрачками. Твоего ребенка удушат через два дня после появления на свет! — наследник сорвался на крик и опустился на колени. — Ты, долбаная сука, это понимаешь или нет?!

Ком подкатил к горлу Ани. Слезы мгновенно выступили из глаз и двумя солеными ручейками потекли по щекам.

― К-ка... как? — только и сумела она вымолвить, обвивая руками плечи мужа.

― А вот так! — рявкнул Артур, отталкивая от себя эту жалкую, заплаканную, трясущуюся дуру. — Из-за тебя надо мной будет глумиться весь Лакедемон!

Он вскочил, а в следующий миг, сотрясаясь от бешенства, со звериным рыком кинулся на девушку...

Короткий вскрик и хруст заставили Артура прийти в себя. Туман, окутавший рассудок, рассеивался. На пустынной дороге, раскинув руки, лежала Аня, а из-под ее головы расплывалось темно-красное пятно, впитываясь в пыль. Наследник сел на землю и закрыл руками лицо. Он не хотел никого убивать, но за последние дни пришлось пережить слишком много: утратить честь, лишиться возможности стать полноценным отцом, а это означает конец династии. И как последняя капля — этот дурацкий камень, который так некстати попал под затылок упавшей... зачем он только согласился взять ее с собой? Да, но если бы Олег не решился на бегство, ничего этого не было бы. Проклятый дебил!

«Я доберусь до тебя, урод!» — Артур поднялся и побрел, подымая ногами облачка пыли. Ничего, он вернется в Лакедемон, оправдается перед Советом старейшин, толкнет в Доме Алён листья, расплатится с долгами и непременно пойдет в поход против нуклеаров. Вот тогда и поквитается со всеми своими врагами.

Походка наследника обрела упругость, а в голове вертелось одно и то же:

«Быть крови! Быть войне! Быть смерти!»