Вот что значит «собирать стадионы»…

Нет, если быть абсолютно честным, до настоящих стадионов Виктор ещё не дорос, хотя и надеялся исправить это недоразумение уже через пару недель. А пока ему вполне хватало Большого концертного зала Миронежа, где создатели, участники и поклонники (разумеется, лишь самые состоятельные из них) отмечали окончание съёмок грандиозного шоу, какого ещё не видело Содружество. По крайней мере, именно так охарактеризовали «Грань возможного» ведущие торжества. Впереди остался только финал, который, как Виктор объявил ещё летом, будет транслироваться в прямом эфире.

Последние полуфинальные битвы смотрели здесь же, на большом экране. Пока тысячи зрителей болели за своих кумиров перед телевизорами, несколько сотен избранных кричали, аплодировали, замирали, затаив дыхание, под высокими сводами просторного концертного зала. А после смогли вживую увидеть финалистов.

На эту парочку действительно стоило посмотреть. Со стороны магов в финал вышел мощный детина с длинной затейливой серьгой в левом ухе и плотным ковром татуировок на теле. Когда он колдовал, казалось, что змеи, лианы и цепи, покрывающие его руки, приобретают объём и начинают двигаться сами собой. Честь людей выпало защищать высокой стройной циркачке, с первого появления в проекте покорившей зрителей виртуозным метанием ножей и феноменальной способностью уходить от заклятий, отражая их простейшими амулетами.

Праздник удался на славу.

Если бы не одно «но»…

— Ты что, спятил?!

Ванда набросилась на Виктора, как только он скрылся от публики за кулисами.

— Нет, ты правда считаешь, что можно вот так вот просто объявить Роковой поединок и спокойно пойти спать?!

В этот момент Виктор понял, что сделал что-то не так. И что неспроста после его тщательно подготовленной финальной речи зал сначала замер в нерешительности и лишь через несколько секунд разразился бурной, но не слишком единодушной реакцией.

— Я не иду спать, — отмахнулся Виктор, торопясь покинуть концертный зал, только что бывший местом его триумфа, но теперь вдруг показавшийся неуютно людным. — Я иду на студию. У меня сегодня ещё встреча.

— Надеюсь, с адвокатом? — крикнула вслед генеральный продюсер «Грани возможного». — Он нам всем скоро понадобится, придурок!

Виктор почти бегом проскочил мимо десятка коллег, не менее взволнованных и озадаченных, чем Ванда. Останавливаться было нельзя. Тем более нельзя было отвечать на вопросы, пока он сам не выяснит, что натворил.

После душного зала вечерний сентябрьский воздух показался ледяным. Виктор закашлялся, только теперь поняв, что второпях оставил где-то шарф. Не беда. Он, в конце концов, не диктор и не оперная дива. Переживёт как-нибудь. Подняв воротник пальто, журналист быстро пересёк улицу и почти бросился под колёса проезжавшему мимо такси. Уже через пять минут он поднимался на второй этаж телестудии по вечно тёмной лестнице. Здесь, на площадке, сотрудники редакции регулярно курили, обмениваясь свежими сплетнями, и, очевидно, создавали при этом такие завихрения энергии, что ни одна лампочка не выдерживала дольше двух недель.

Пропуск для Барри Виктор заказал заранее и предусмотрительно предупредил вахтёра о том, что посетитель может явиться раньше, чем пригласивший его журналист. Предосторожность оказалась нелишней. К моменту появления Виктора Баррет уже около часа ждал его в пустой корреспондентской. Отлично. Значит, не придётся тратить время на интернет-сёрфинг.

— Что тебе говорит словосочетание «роковой поединок»? — забыв поздороваться, спросил Виктор, прежде чем рухнуть в кресло за своим рабочим столом.

Барри удивился, но всё же ответил сразу:

— Были такие сражения в древности. Ещё до того, как Белоомут запечатали. Два человека сражались насмерть. Буквально. На глазах у зрителей. Иногда так межгосударственные споры решали, но это совсем уж давно. Потом какое-то время было такое… развлечение, — Баррет поморщился, всем своим видом выражая отношение к такого рода забавам. — Арена, которая в Белоомуте, часто как раз для таких поединков служила. А почему ты вдруг этим заинтересовался?

— Гладиаторские бои… — пробормотал Виктор вместо ответа.

— Что?

— Гладиаторские бои. Неважно. Какой же я идиот!

Он оттолкнулся ногами от пола и прямо на кресле подъехал к соседнему столу. Дёрнул верхний ящик, заглянул в него разочарованно, открыл второй, но искомое обнаружил лишь в самом нижнем. У Пита всегда была какая-нибудь заначка для успокоения нервов. Вот и сейчас в ящике под несколькими старыми газетами лежала непочатая бутылка бренди. Достаточно приличного, к слову.

«Извини, приятель, — подумал Виктор, выкручивая пробку. — Я возмещу».

Нужно было учить матчасть. Когда-нибудь в мемуарах он напишет поучение для потомков: готовя торжественную речь в чужом мире, убедись, что громкая формулировка не является каким-нибудь местным термином. А то рискуешь угодить в неприятности.

Не став искать бокалы или другую подходящую посуду, журналист глотнул бренди прямо из горла и протянул бутылку Баррету. Тот отрицательно качнул головой.

— Да что случилось-то?

— Неважно, — повторил Виктор и отставил «успокоительное» в сторону. — Из новостей узнаешь. Зачем ты хотел встретиться?

Баррет приехал в Миронеж рано утром с одной-единственной целью — получить новые материалы для своего исследования. После появления Виктора в Зимогорье учёный возобновил работу над диссертацией, несмотря на то, что о публикации этого научного труда по-прежнему не могло быть и речи. Увлечённый исследователь старался об этом не думать, утешая себя тем, что работает на благо грядущих поколений, которым не будет дела до истории конкретного учёного и конкретного межпространственного путешественника.

Весь день Барри провёл в научной библиотеке Центрального университета Миронежа, а вечером явился к главному объекту своего исследования с контрольным опросом. С момента появления Виктора в Зимогорье прошло полгода, и нужно было кое-что проверить.

— Расскажи о своей прошлой жизни, — попросил Баррет. — О твоём мире.

Виктор удивлённо нахмурился.

— Я же тебе уже всё рассказывал, чуть ли не в первый день как сюда попал. Ты что, записи потерял? — спросил он с издёвкой.

Барри покачал головой.

— Не потерял. Даже с собой привёз. Но это формальная часть исследования: хочу проверить, как пребывание в чужом мире влияет на память, — пояснил он.

Виктор кивнул без особого энтузиазма и начал рассказывать:

— Мой мир… — он запнулся и странно усмехнулся. — На самом деле он давно уже не мой, но какая разница? Тот мир очень похож на этот, но в нём нет магии…

Глоток крепкого алкоголя на пустой желудок и без закуски развязал журналисту язык. Виктор рассказывал о покинутом мире подробно и обстоятельно: говорил о государственном делении, о политическом устройстве, о военных конфликтах, о родной стране — великой, уникальной, удивительной и немного странной, как, впрочем, любая страна, если посмотреть на неё повнимательнее…

Рассказ ничуть не противоречил заметкам, которые Барри делал полгода назад, но по мере приближения к жизни самого Виктора парадоксальным образом терял краски и становился менее подробным. О родном городе журналист говорил мало, а название газеты, в которой работал, и вовсе не смог вспомнить.

— «Наш край»… — Виктор помотал головой, споря с самим собой. — «Наш регион»… Нет, как-то по-другому…

Он был озадачен куда больше Баррета, торопливо строчившего в своём толстом потрёпанном блокноте.

— А семья? — спросил учёный, не отрывая взгляда от строчек. — Расскажи мне о своей семье.

— У меня нет семьи, — неуверенно произнёс Виктор. И, чуть помолчав, спросил совсем уж глухо: — У меня была семья?

Барри поднял глаза. Журналист смотрел на него с непередаваемой смесью страха и надежды во взгляде. Учёный не сразу решился ответить.

— Да. У тебя была семья.

Виктор помолчал. Потянулся за бутылкой, щедро отхлебнул бренди, поморщился. И только потом потребовал:

— А теперь ты расскажи мне о моей семье.

* * *

Виктор не спал. Невозможно всерьёз назвать сном эту мешанину из навязчивых мыслей, смутных видений и обрывков отредактированной памяти. Рассказ Барри скальпелем пропорол невидимую пелену, скрывавшую от Виктора прошлое. Так рвётся полупрозрачная плёнка под толстой кожурой граната, открывая скопление кроваво-алых зёрен. Он, оказывается, успел забыть их вкус…

Виктор вспомнил какие-то выборы. Кого и куда избирали — неважно. Главное — шумный день в редакции, а потом не менее суматошная ночь. Постоянные сводки избиркома под коньяк, конфеты и сплетни. Про «нашего», которого продвигали всеми правдами и неправдами. Про соперников, которых аккуратно, но методично «топили» весь последний год… И наш-то, конечно, тот ещё упырь, но те-то — вурдалаки похуже, честное пионерское! Вадик так и сказал: «Честное пионерское!» Ударил себя кулаком в грудь и запил восклицание буржуйским коньяком, привезённым месяц назад с загнивающего Запада…

Виктор заворочался, перевернул горячую подушку, уткнулся щекой в приятную прохладу.

Он вспомнил своё первое настоящее свидание. Эффектный, хоть и неуместный в пиццерии «взрослый» костюм, который Виктор (тогда ещё Витя, Витёк, Витус) совершенно не умел носить. Конец мая. Измученные жарой цветы в потных руках. Он так и не рискнул раздеться до рубашки, застеснявшись взмокшей под плотным пиджаком спины. Лицо девушки стёрлось. Вспоминались только вульгарный макияж, пытающийся скрыть неловкую неопытность, да смелый вырез платья. Виктору было шестнадцать. Его всё устраивало.

Журналист встал, дошёл до кухни, глотнул ледяной воды и вернулся в постель.

Он попытался восстановить в памяти образ матери.

Нежные руки, всегда готовые обнять и защитить. Светящиеся любовью глаза… Нет, не то. Шаблон, подкинутый воображением.

Усталое, будто слегка помятое и выцветшее лицо. Сутулая спина, согнувшаяся под бременем забот… Нет, снова чужое, прилетевшее невесть откуда.

Где-то там, за клочковато-серой пеленой, скрывалось его настоящее прошлое. Так близко, а всё равно не достать, не вернуть.

Виктор дотянулся до телефона. Не вставая, набрал номер Баррета.

— А меня из того мира тоже стёрли? — спросил без приветствия.

— Что?

Три часа ночи — не лучшее время для серьёзных вопросов.

— Вот ты говоришь, что у меня была мама, — мрачно объяснил Виктор. — Меня из её памяти удалили? Или она живёт там одна и до сих пор не знает, куда пропал её сын?

В голове всё ещё шумел алкоголь. К горлу подкатывал пьяный бабский всхлип.

— Не знаю. — Голос Барри звучал растерянно и виновато, будто учёный был лично причастен к тому, что его друг остался без прошлого. — Я правда не знаю.

* * *

Виктор выждал несколько дней, наблюдая за эффектом от своей невольной выходки. Новость прочно обосновалась в топах и на первых полосах. Телефон Иномирца разрывался от звонков, электронная почта захлёбывалась вопросами. Виктор отмалчивался. Он хотел убедиться, что продажи билетов на финал «Грани возможного» остановятся, а потом во всеуслышание объявить, что громкое заявление было шуткой. Провокацией. Социальным экспериментом. Он будет выглядеть глупо, но это лучше, чем угробить собственное детище. В конце концов, кроме этого проекта у него здесь ничего нет.

Пара десятков человек сдали билеты сразу после объявления правил финала. Ещё столько же — в следующие два дня. Но этого никто не заметил, потому что продажи резко скакнули вверх. Через трое суток после скандальной речи почти все трибуны были забиты. Ни о каких признаниях больше не могло быть и речи. Коллеги, поначалу шокированные смелостью Виктора, теперь смотрели на него с возросшим уважением. Даже Совет Содружества, который, как опасался журналист, мог сказать своё веское слово, молчал. Приближались выборы, и политики боялись резких движений с непредсказуемым эффектом, поэтому предпочитали просто держаться подальше. Ситуация, похоже, устраивала всех. Кроме финалистов.

Первой сдалась циркачка.

— У меня семья, — просто сказала она за неделю до решающей даты. — А вы ненормальный.

Да, конечно. Он ненормальный. У неё семья. А у него нет. И как будто никогда не было…

Узнав о самоотводе соперницы, маг-здоровяк с облегчением последовал её примеру. Виктор остался без главных героев многообещающего действа. Информация тут же просочилась в прессу. Шоу рушилось. Объявление о том, что в связи с отказом финалистов от участия в решающем поединке любой может попытать счастья и претендовать на свой звёздный час в прямом эфире, не дало никакого эффекта. За два дня до заявленной даты ни одного желающего так и не нашлось.

Виктор заперся в квартире и отключил телефон, предупредив Ванду, что ему нужно всё обдумать. Отменять шоу было самоубийством: как с репутационной, так и с финансовой точки зрения. Неустойка, которую запросил Рамух Шу за срыв прибыльного мероприятия, была астрономической. Такого не потянуть ни самому Виктору, ни всему телеканалу. Да и гордость не позволяла ни сдаться, ни упрашивать финалистов вернуться хотя бы на условиях обычного, не смертельного поединка.

Гордость. Имя. Амбициозный телевизионный проект. Вот всё, с чем он остался в этом на первый взгляд таком дружелюбном мире. Лишённый прошлого, он закрутился в сиюминутном, растворился в работе, стал функцией. Приложением к собственному проекту. И если проект лопнет, так и не достигнув кульминации, с чем останется его создатель?

Виктор сидел на краю ванной и мрачно смотрел в зеркало. Потом перевёл взгляд на узкую стеклянную полку. Отлично, мыло в наличии. Осталось обзавестись верёвкой.

Невесело усмехнувшись, он, сам не понимая зачем, набрал номер «Тихой гавани». Долго слушал длинные гудки и уже собирался дать отбой, когда Светлана взяла трубку.

Он рассказал ей всё. О том, как попал в Зимогорье, как осваивался в новом мире, как добился успеха, лишился прошлого и зашёл в тупик. Светлана слушала молча, не перебивая. Лишь иногда вставляла сочувственные междометия, давая понять, что связь не прервалась. Когда он замолчал, спросила:

— И что ты планируешь делать?

Он рассказал.

— Виктор… — Светлана грустно вздохнула. — Даже лишившись прошлого, ты всё ещё можешь решать, каким будет будущее. И не только твоё. Выбор есть всегда. Просто иногда, чтобы увидеть его и принять, нужно чуть больше смелости, чем нам бы хотелось.

Он не ответил. Она повесила трубку.

Светлана ошибалась. У него не было выбора.

На следующий день Виктор объявил о переносе даты шоу.

И о том, что лично вызывает на Роковой поединок любого мага Нового Содружества и, если угодно, всего мира.

* * *

— Даже не думай в это лезть! А ещё говорят, что это я непредсказуемый подросток с адреналиновым двигателем вместо мозга…

Крис, скрестив на груди руки, стоял у сестры за спиной и, несмотря на улыбку, выглядел весьма строго.

— Если бы ты заварил эту кашу, тоже полез бы, — спокойно заметила Тина, продолжая заплетать косу и поглядывая на брата в зеркало.

— А ты читала бы мне мораль, и всё было бы как-то привычнее. Но раз уж роль вершителя опасной фигни на этот раз отхватили без меня, приходится выбирать из оставшихся. И не то чтобы мне это нравилось… Кто из нас старше и умнее, в конце-то концов?

Тина обернулась и посмотрела на Криса уже впрямую.

— Этот Иномирец появился здесь из-за меня. Всё так вышло из-за того, что я использовала незаконный артефакт. Кто-то должен это исправить.

— И ты думаешь, его убийство что-то исправит?

— Это не убийство. Это дуэль.

Крис сжал губы.

— Ты меня пугаешь, сестрёнка. Серьёзно.

Она подошла ближе, улыбнулась и вдруг потрепала брата по волосам.

— Ладно. Я ещё ничего не решила. Пойдём, нас уже заждались.

— Только не пори горячку, ага? — Крис галантно распахнул дверь. — Уж поверь моему опыту: не стоит торопиться с глупостями — они никуда не убегут.

По лестнице брат и сестра спустились в мрачном молчании, но, войдя в гостиную, не сговариваясь, приняли как можно более беззаботный вид.

Во время обеда Анита сияла от радости. Наконец-то вся семья собралась за одним столом, и никто при этом не выглядел ни судьёй на ответственном заседании, ни приговорённым.

— Как в университете дела? — спросил вдруг Жак.

— Да нормально, — пожал плечами Крис. — Как обычно.

— А вот профессор Грэй так не считает, — заметил отец.

Улыбка Аниты тревожно застыла.

Крис поднял на отца любопытный взгляд.

— В смысле?

— Он мне звонил вчера. Спрашивал, всё ли у тебя в порядке. Говорит, ты как-то странно себя ведёшь, свернул свои опыты…

— Не свернул, — вставил Крис. — Просто отложил. И очень тщательно к ним готовлюсь. Очень, очень тщательно. — Он зловеще улыбнулся. — И что ты ему ответил?

— Я предположил, что ты переживаешь из-за взрыва в лаборатории. В конце концов, он же произошёл из-за твоего эксперимента?

— Класс! — Крис вскинул большой палец и удовлетворённо кивнул. — Будем придерживаться этой версии. При случае можешь добавить, что я очень подавлен и мучим чувством вины из-за того, что так сильно его подвёл, и всё такое… Вот и осторожничаю теперь. Да, и ещё я очень расстроен тем, что он мне больше не доверяет.

Ни расстроенным, ни тем более подавленным студент не выглядел, но Жак всё-таки уточнил:

— Не то чтобы я был против твоей осторожности, но что-то я в неё не очень верю. Что на самом деле с тобой творится?

— Да ничего особенного. — Крис потянулся, обеими руками ероша волосы на затылке. — Грэй не подпускает меня к самостоятельным опытам, лично всё контролирует. А я же не могу показать, что действительно делал, когда раздолбал лабораторию. Вот и жду, когда ему наскучит со мной возиться. Тем более я сейчас действительно немного застопорился. Прошлый опыт не удался, для новых нужны новые данные… Вот и развлекаюсь. И если Грэй даже до тебя докопался — значит, развлекаюсь не без пользы.

— Диверсия, значит? — усмехнулся Жак.

— Что-то вроде.

Отец помолчал, разделываясь с аппетитно зажаренным куском мяса.

— Завязывал бы ты с этим… — вдруг предложил он.

— С диверсиями?

— Да куда уж… — хохотнул Жак. — С опытами своими. Взрывы, аварии, повреждения поля… Гробишь себя почём зря. Зачем тебе это?

— Честно?

— Валяй.

— Я хочу изолировать поле. Точнее, для начала я хочу научиться изолировать поле. Безопасно, естественно. А там видно будет. Это по поводу того, зачем. С тем, чтобы завязать, — сложнее.

— Почему? — Жак отодвинул тарелку и с любопытством воззрился на сына. — В мире полно других тем для исследований. Менее опасных. И ты же стажируешься в музее? Разве это недостаточно интересно?

— Стажируюсь, да… Интересно…

Крис посерьёзнел, задумчиво смял салфетку, погонял получившийся шарик между пальцами, помолчал, как будто на что-то решаясь.

— Я тебе сейчас кое-что напомню. Ты, наверное, будешь злиться, ну да ладно. Не привыкать. — Он улыбнулся как-то нерешительно и продолжил: — Это было лет семь назад. Я, как всегда, валялся в больнице. Меня тогда сильно приложило, и вы с мамой долго сидели в палате и ждали, когда я очухаюсь. А мне очень не хотелось выслушивать нотации. Тем более что тогда я, для разнообразия, действительно был не виноват и на самом деле случайно налетел на военный снаряд. Так что я притворялся, что сплю, и слушал, как вы ссоритесь. Мама просила тебя уйти с работы. Или перейти в другой отдел. Говорила, что волноваться сразу за двоих слишком сложно.

Анита опустила глаза, сморгнула неожиданно подступившие слёзы.

— Ты помнишь, что тогда сказал?

Жак не ответил. Он прекрасно помнил.

— Ты сказал, что работа — это дело твоей жизни, и ты не можешь его бросить, потому что это как добровольно отрезать себе руку или ногу. И что семья, конечно, важнее, чем рука, или нога, или даже обе они вместе взятые, но лучше бы всё-таки обойтись без членовредительства. В общем, ты сказал, что с работы не уйдёшь. Как бы мама ни просила, что бы она ни говорила. — Крис помолчал. — Так вот. Эти исследования — дело моей жизни. Что бы ни происходило — это не изменится. Это не бунт, не упрямство и не изощрённый способ самоубийства. Это работа. Нормальная научная работа. Может быть, чуть более опасная, чем другие, но тут ещё можно поспорить. Даже если я останусь в музее, я всё равно эти исследования не брошу, пока не добьюсь результата. Такие дела.

Повисла тишина. Лицо Жака окаменело.

— Подслушал, значит…

Анита тронула мужа за рукав.

— Жак, не надо, это было так давно…

Не обращая внимания на слова жены, он поднялся, прошёлся по комнате из угла в угол.

— Подслушал, проникся, запомнил… А выводов не сделал?

Крис рассмеялся.

— Мне было одиннадцать, тебе — сорок семь. Кто из нас должен был делать выводы? Извини, мам. — Он шевельнул пальцами, и большое зелёное яблоко, выписывая в воздухе затейливые кульбиты, поплыло в подставленную руку. — Я ни в чём не виноват. Дурная наследственность. Это не лечится.

Жак поймал яблоко налету и тут же откусил от него солидный кусок.

— Вот же нахал упёртый…

Он подошёл к Крису, и тот невольно напрягся, будто ожидая удара. Но Жак лишь непривычным жестом потрепал сына по спине. Усмехнулся и пододвинул поближе вазу с фруктами.

— Мальчики, что с вами случилось? — не выдержала Анита.

Отец и сын разом вскинули головы и посмотрели на неё с такими одинаково удивлёнными выражениями лиц, что Тина прыснула и поспешила спрятать ухмылку за чайной чашкой.

— Ты о чём? — первым спросил Жак.

— Вы за две недели ни разу друг на друга не огрызнулись, — ответила Анита таким тоном, будто подобное поведение граничило с душевным расстройством. — Я вообще не помню, чтобы вы больше пяти минут мирно сидели за одним столом. Что произошло?

— Ничего не произошло, — убедительно соврал Жак.

— Внеплановая переоценка ценностей, — добавил Крис и заговорщически улыбнулся матери. — Просто наслаждайся миром, пока есть возможность. Вдруг это демо-версия?

После ужина Анита и Кристина уединились на кухне — прибраться и обсудить произошедшие перемены. Стоя у окна, Крис наблюдал за отцом, который расхаживал по комнате, будто обдумывая важное решение.

— Если я уговорю Грэя вернуть тебе свободу действий, ты пообещаешь, что не будешь проводить опасных опытов в одиночку? — спросил наконец Жак.

— Хочешь, чтобы я отчитывался? — подозрительно прищурился Крис.

— Хочу, — согласился отец. — Но ты же всё равно не будешь. Да и какой смысл? Был бы я магом — другое дело, а так… Я просто хочу знать, что рядом с тобой будет кто-то, кто сможет помочь, если что-то пойдёт не так. Если тебе действительно важен результат, это не помешает, правда?

Он взглянул на сына испытующе, словно ожидал протеста и привычных заявлений о свободе и самостоятельности. Но Крис просто кивнул:

— Если убедишь Грэя — пообещаю. Только как ты меня проверишь?

— Я постараюсь поверить тебе на слово, — предложил Жак. — Для разнообразия.

Что-то острое пребольно клюнуло в затылок. Крис резко обернулся и успел поймать белый бумажный самолётик.

«Пришло время вершить судьбы мира. Ты со мной?»

Надпись, ничуть не таясь, красовалась на левом крыле.

— Что-то случилось? — Потемневший взгляд сына не укрылся от внимания Жака.

— Нет, всё нормально, — улыбнулся Крис. — Просто мне надо идти.

Он смял послание в кулаке, сунул его в карман джинсов и быстро направился к выходу.

— Свидание? — хмыкнул Жак.

— Ага, что-то вроде.

Прихожую он пересёк почти бегом, сорвав с вешалки первую попавшуюся куртку и надевая её уже на улице. Пронзительный влажный ветер тут же забрался под слишком тонкую джинсовку, но возвращаться Крис не стал. Уловить направлявшую бумажный самолётик энергетическую нить он не успел, так что в парк напротив дома рванул интуитивно, предположив, что автор послания наверняка не стал бы уходить далеко. Уже пролетев тяжёлые кованые ворота, Крис сообразил, что парк — слишком людное место для подобных встреч. И тут же замер возле усыпанной влажно блестящими листьями детской площадки.

На качелях, упершись в землю носками кроссовок и до самых глаз спрятав лицо за высоким воротником изумрудного плаща, сидела Джин.

— Ты ожидал увидеть кого-то другого? — спросила колдунья, когда Крис подошёл ближе.

Он улыбнулся.

— Ну, знаешь… Так много людей в последнее время хочет вершить вместе со мной судьбы мира, что я просто потерялся в догадках. Но, если что, ты первая в очереди на моё сообщничество.

— Я польщена, — кивнула Джин, легко отталкиваясь от земли.

Мягко взметнулись волосы цвета осенних листьев. Качели увеличивали амплитуду. Колдунья запрокинула голову, отпустила металлические цепи. Очень хотелось сказать что-нибудь предостерегающе-взрослое вроде: «Держись, а то упадёшь».

«В твоём возрасте кое-кто успел полетать с парашютной вышки без парашюта», — вспомнил Крис и промолчал. Просто опустился на соседнее сиденье и наблюдал за хрупкой вершительницей мировых судеб, которая с детской беззаботностью взлетала над землёй и, казалось, могла в любой момент вспорхнуть в небо, дотянуться до огненных крон деревьев.

Крис ждал.

Со стороны Джин казалась абсолютно счастливой, но первое впечатление обманывало. Она боялась. Она вся была — напряжение и страх. Крис видел это, даже не прикасаясь к её полю.

Качели остановились. Джин прислонилась щекой к цепи и с вымученной улыбкой посмотрела на студента.

— Что будем делать?

— С миром? — Крис демонстративно задумался. — Предлагаю поделить поровну и править с честью и величием. Надо только геодезиста толкового найти, чтобы в будущем из-за территории не спорить. А потом можно будет снова объединиться в один большой союз. И устроить мир во всём мире. Как план?

— Было бы что делить и чем править, — вздохнула колдунья. — Рэд рассказал Эшу, что Лаванда пыталась смотреть вероятности. И…

Она вдруг судорожно вздохнула и нервно запахнула воротник плаща.

— Бред какой-то. Просто бред…

Крис быстро поднялся, встал за спиной Джин, нерешительно положил руки на её плечи, которые тут же мелко задрожали.

— Ну ты что? Что случилось-то?

Джин опустила голову и едва слышно пробормотала:

— После финала «Грани» начнётся война. Кто бы ни победил. И я не знаю, что делать.

Крис помолчал.

— Чушь какая. А если даже не чушь, почему ты должна с этим что-то делать? Почему с этим не может что-то сделать кто-нибудь другой?

И только тогда Джин разрыдалась. Сжалась, закрыла лицо руками, попыталась объяснить сквозь слёзы:

— Потому что если не сделаю я, то… Потому что Эш…

— Ну, всё понятно, — фыркнул Крис, стягивая перчатки. — Потому что Эш.

Джина не слышала. Она заходилась слезами, пыталась успокоиться, но каждый раз терпела неудачу. Крис глубоко, как перед прыжком в воду, вдохнул и решительно накрыл её руки ладонями, снимая привычные блоки и защиты.

Паника. Отчаяние. Истерическая канонада сердца. Нервная, душащая пульсация поля. Крис зажмурился. Куда там ревущей посреди леса Алиске! Куда там Кристине с её чувством вины! Что такое единичный эмоциональный всплеск по сравнению с болезненным страхом, свившим надёжное и прочное гнездо из чьих-то нервов? С ураганом, бушевавшим в душе Джин, было попросту страшно иметь дело.

Крис медленно выдохнул.

Впустить дикую стихию. Не захлебнуться резко нахлынувшими эмоциями. Отделить своё от чужого. Успокоиться. И вернуть это спокойствие источнику урагана.

Эффект был слабым и объективно едва ли стоил затраченных усилий. Но иногда Крис пренебрегал объективностью.

Через пару минут Джин перестала всхлипывать и застыла, не решаясь пошевелиться.

— Как ты это делаешь? — прошептала она.

— Не уверен, что до конца понимаю механизм, — признался Крис. Джин, словно боясь спугнуть облегчение, не отводила ладоней от лица, и он тоже не спешил отнимать руки. — Ты же умеешь физическую боль снимать? Это немного похоже.

— То есть ты это всё через своё поле пропускаешь? Через свою нервную систему? — Она резко оттолкнула его ладони, спрятала руки в карманы плаща. — Сгоришь ведь, ненормальный! О полеэмоциональной блокаде слышал когда-нибудь?

— Триста восемьдесят два.

— Что? — Джин удивлённо обернулась.

— Триста восемьдесят два раза меня называли ненормальным, сумасшедшим и всяким таким… Если я не сбился со счёта. — Он улыбался, ничуть не походя при этом на человека, замученного чужими страхами. — Не волнуйся, у меня гибкая психика. И я знаю меру.

«Эмпатическая буря и обострение панического расстройства с промежутком в две недели. Нормальная такая мера…», — подумал он и тут же отогнал непрошеную расчётливость.

— Извини. — Джин смяла в руках край широкого пояса. — Я вообще-то пришла не для того, чтобы плакаться тебе в жилетку.

— Ничего, не размокну. — Крис опять присел на качели. — Так чем я могу помочь? Хочешь, пойду на «Грань», пока Эш не выступил с этой блестящей инициативой? Мне, в общем-то, всё равно, вместо кого туда идти… Тина вон тоже рвётся в бой. Убедила себя, что виновата в появлении этого Иномирца, и теперь хочет искупления. Не могу же я уступить ей первенство в совершении глупостей! Тем более я объективно сильнее. А с Вектором, может быть, вообще неубиваем. Отличный повод проверить теорию, кстати… Так что приду, наваляю Иномирцу — и забудем об этом. Хочешь?

— Не хочу. Я вообще не хочу, чтобы эта дуэль состоялась. Потому что, кто бы ни победил, это вызовет взрыв. Лаванда права: что-то страшное назревает. И «Грань» может стать детонатором. Участвовать в этой провокации — безумие! Неужели ты не понимаешь?

— Триста восемьдесят три, — педантично проинформировал Крис. — Конечно понимаю. Не хуже тебя. Но ты ведь тоже не можешь сидеть сложа руки и смотреть, как кто-то подставляется под пули или какое-нибудь ещё оружие? Уж наверняка этого журналюгу экипируют по полной программе. Не будут же они рисковать таким ценным кадром! Нужен достойный противовес. Вы с Эшем делите твоё поле на двоих, и в драки ему после больницы лучше, наверное, не ввязываться. Рэд в этом участвовать не будет. Остаюсь я. Ты ведь поэтому пришла?

Джин резко встала, развернулась к собеседнику.

— То есть ты всерьёз считаешь, что я пришла подставлять под пули тебя? Хорошего же ты обо мне мнения! — И уже тише призналась: — Вообще я просто прячусь от Эша. Он, скорее всего, не будет ничего предпринимать, хотя бы не предупредив меня. Вот я и не даю ему этого сделать. Глупо, да?

Она поправила смявшийся плащ, скрестила на груди руки, оперлась спиной об опору качелей.

— Ну почему? Логично, — признал Крис. — Только это временная мера. Мы ведь всё равно вечером встретимся в «Гавани». И сомневаюсь, что от этой темы получится уйти.

— Вот и нужно подготовиться, — кивнула Джин. — Я сейчас плохо соображаю, а у тебя голова светлая. Может, придумаешь, что можно сделать?

— Светлая, говоришь… — Крис задумчиво запустил пальцы в чёрные волосы и улыбнулся. — Ну хорошо. Давай тогда для начала обратимся к первоисточнику.

— Вы и так уже всё знаете. Ничего более подробного я рассказать не смогу. Я не справочное бюро.

В ровном голосе Лаванды не было неприязни — лишь едва ощутимая усталость. Незваных визитёров она встретила без удивления, проводила в гостиную, напоила чаем и вот уже с четверть часа терпеливо объясняла, почему не может помочь.

— Я чётко вижу только свои точки выбора. Остальное — смутно и неопределённо. Это не предсказания, а статистическая вероятность. Рэда беспокоят последствия Рокового поединка, и я попробовала заглянуть дальше. Но это очень сложно. Слишком много информации. Чем дальше, тем больше развилок. Я была уверена, что ничего не получится. Но вероятность гражданской войны слишком велика. Одно неверное движение — и она станет неизбежностью.

— А «Грань возможного» — уже сама по себе очень неверное движение, — пробормотала Джин. Она сидела на самом краю дивана, напряжённо выпрямившись и нервно теребя собственные пальцы. — Но, может быть, ты могла бы увидеть что-то ещё? Это ведь и тебя коснётся, и Алисы…

— Слишком опосредованно, — невозмутимо ответила Лаванда. — На время финала я и Алиса уедем из Содружества. Если всё сбудется, мы не вернёмся.

— А Рэд? — уточнил Крис.

Руки Лаванды дрогнули. Она поставила на стол чашку, сплела пальцы в замок.

— Рэд останется в Зимогорье. Он говорит, что приедет к нам сразу после финала — что бы ни произошло. Может быть, пытается убедить в этом меня, может быть — себя самого. Но если здесь будет опасно, он не сможет оставить город. И вас. Он слишком благодарен твоему отцу, чтобы сразу уехать.

Крису стало не по себе. То, что ещё недавно было лишь книжными словами, условностью и вероятностью, вдруг стало почти осязаемым. Если начнётся гражданская война, что будет с людьми без поля в городе, две трети населения которого — маги? Понятно, что эффект от шоу затронет не всех. Но мощный эмоциональный всплеск задурит головы многим. Ярость, чувство единения, назначение общего врага…

Родителей нужно было увозить из Зимогорья. В какую-нибудь глушь, в деревню, куда угодно, лишь бы подальше от эпицентра взрыва. И заодно спровадить с ними Тину. Пусть проникнется ответственностью за семью и забудет об искупительных дуэлях!

Вот только отец никуда не поедет. И Рэд это тоже прекрасно понимает. Поэтому останется в Зимогорье. А ещё — потому, что первым делом и маги, и люди без поля налетят на музей. Кто-то — чтобы разрушить, кто-то — чтобы раздобыть оружие. Да и среди сотрудников едва ли сохранится единство. И глава музейной охраны сделает всё, чтобы опасные артефакты не попали в руки тех, кто соберётся воевать. Даже если…

— Ты понимаешь, что, если будет война, он, может быть, никогда не покинет Зимогорья? И никогда к вам не приедет.

От слов Джин по спине Криса пробежали мурашки. Он смотрел на Лаванду и удивлялся её спокойствию.

— Я хорошо знаю своего мужа, Джина. — Ощутимая дрожь в голосе явственно говорила о том, что выдержка прорицательницы подходит к концу. — И не питаю иллюзий. Он постарается сдержать слово. Мне остаётся только молиться, чтобы у него получилось.

— Тогда помоги нам, — попросила Джин. — Посмотри ещё раз. Может быть, есть какой-то другой путь. Может быть, можно хоть что-нибудь сделать.

Лаванда вздохнула.

— Это очень сложно. Моего поля недостаточно.

— Я поделюсь, — с готовностью предложил Крис, перемещаясь ближе к Лаванде на широкий подлокотник дивана.

Провидица кивнула. Не вставая, выдвинула ящик небольшого комода, достала ножницы, отрезала тонкую прядь волос.

— Мне понадобится много сил, — предупредила она. — Сам решай, когда разорвать связку.

— Ничего, я не жадный, — оптимистично заявил Крис.

— Не волнуйся, я прослежу, чтобы этот хвастун не переусердствовал, — заверила Джина, и лишь после этого Лаванда обвила длинной прядью сначала руку донора, а потом собственное запястье. И закрыла глаза.

Несколько минут Крису казалось, что ничего не происходит. Только сила медленно текла через донорскую связку. А потом резко нахлынули видения. Ослепительный свет, оглушительный грохот, беспорядочная череда несвязанных между собой кадров. Лица, здания, газетные полосы, снова лица, жесты, обрывки движений. Куски фраз, крики, выстрелы, невнятный белый шум сливались в жуткую какофонию. Неужели Лаванда может что-то разобрать в этой мешанине? Или она успевает увидеть больше, чем получает с остаточным потоком донор?

Неожиданно мельтешение прекратилось. Обрушилась тишина. Крис стоял посреди старинной арены, прожигаемый тысячами взглядов. Осознавая иллюзорность происходящего, он был абсолютно спокоен, но при этом чувствовал, как тело сотрясает нервная дрожь. Раскалывалась голова. Каждый вздох отдавался болью между рёбрами. Глаза не могли настроить резкость, и фигура лежащего в паре метров мужчины расплывалась, двоилась. Крис попытался сделать шаг, но правую ногу тут же прострелила боль, и он упал, ударившись ладонями о каменный пол. Тишина взорвалась криками. Ликующими? Ненавидящими? Крис моргнул, и что-то изменилось. Толпа вылилась на арену. Окружила, сдавила, смяла. Он хотел подняться, но тело не слушалось, будто подчиняясь заданной программе. Удары, свист, суета и крики. Бьющая ключом энергия, требующая выхода. Правая рука наливается горячей тяжестью. Он перехватывает кулак, грозящий врезаться в рёбра. Он задыхается. Он слепнет. Вспыхивает вокруг алое поле. И мир срывается в бешеную карусель. Огонь, кровь и смерть. Всюду. Не остановить.

Резкая боль пронзила тело. Он захрипел, упал, едва успев выставить вперёд руки.

— Крис!

Сознание раздвоилось. Под щекой одновременно чувствовались холодные камни арены и жёсткий ворс ковра. В спине засело что-то острое. Проскользнуло между рёбрами, ткнувшись в сердце, которое теперь захлёбывалось кровью, заходилось агонической аритмией.

— Не бойся.

Рука Лаванды уверенно легла ему на спину. На то самое место, где был нож. Нет. Где, конечно же, не было никакого ножа.

Арена исчезла. Боль ушла мгновенно, будто её и не было. Крис открыл глаза. Джина сидела на полу рядом с ним и сжимала в кулак его правую руку. Из под пальцев, быстро угасая, пробивалось алое сияние.

— Ничего себе спецэффекты…

Он осторожно поднялся, помог встать Джин и вернулся на диван. Откинул чёлку, прилипшую к вспотевшему лбу.

Лаванда задумчиво кивнула.

— Смотреть на свою временную линию бывает тяжело. Хотя это и не опасно. Извини, надо было предупредить. Но я не ожидала, что ты так восприимчив.

— Ерунда. Я обожаю наступать на одни и те же грабли, — улыбнулся Крис, вспоминая устроенный Джиной медосмотр. — Ну что, по крайней мере, с моими перспективами определились…

— Не только с твоими, — поправила Лаванда. — Ты зацепился за свою линию, но я видела больше. Жаль, что ничего хорошего. Победитель Рокового поединка, кем бы он ни был, разделит судьбу побеждённого.

— Я слишком многих заберу с собой. — Крис с ненавистью смотрел на собственную ладонь. — Чёртова дрянь…

— Значит, остался только один претендент.

Джин, против ожиданий, казалась спокойной. Как будто дополнительная определённость, несмотря на мрачность, придала ей уверенности.

— Не смей, — прошептал Крис. — Это тоже не вариант.

— Почему?

— Во-первых, потому что вас двое! И если уж кому-то идти… — Он запнулся, холодея от того, что собирался сказать. Но всё-таки решился и выпалил, не глядя колдунье в глаза: — Если пойдёт Эш, он погибнет один.

Она не ответила. Одним глотком допила чай, встала и молча двинулась к выходу. Крис поспешил следом.

— Джин!

Колдунья шла так быстро, что Крис едва поспевал за ней. Рубашку под распахнутой курткой нещадно трепал ветер.

— Джин, прости, глупость сморозил, — попытался он оправдаться. — Но ты ведь так всё равно его не спасёшь. Он же только на твоём поле держится. Не будет донорской связки — не будет поля…

— Не факт. — Она всё-таки замедлила шаг. — Никто не знает, что произойдёт с энергией после смерти донора при сохранении действующей донорской связки. Прецедентов не было. Я давно пытаюсь разобраться, но, сам понимаешь, любые опыты и приближения слишком далеки от реальности. Есть шанс, что сила не рассеется, а через связку ухнет в реципиента. Возможно, этого хватит…

— Всё продумала, — буркнул Крис. — А Эш знает об этих твоих исследованиях?

— Нет конечно! Он бы напридумывал себе неведомо чего… — Она остановилась. — Я не собираюсь умирать, Крис. Это просто страховка от несчастного случая. Мне было бы спокойнее знать, что моя сила не исчезнет впустую. И я не горю желанием соваться на арену, честное слово! Но ты знаешь Тину, а я знаю Эша. Вот и скажи: у меня будет выбор?

— Это нечестно. Это не должно быть твоим выбором… Чёрт!

Он замахнулся, собираясь садануть ладонью по каменной стене, но Джин ухватила его за запястье.

— Если ты сломаешь руку, легче никому не станет.

Они медленно двинулись дальше по улице.

— Ты что-то видела?

— В смысле?

— Меня накрыло видением Лаванды, и я вычленил из него себя. Ты глушила Вектор и держала меня за руку. Ты что-то видела?

Джин пожала плечами.

— Ничего определённого.

— Тогда на арену пойду я. Это не твоя битва.

— И не твоя. А что толку? Сам видел: слишком много людей погибнет, если ты пойдёшь на дуэль. Так что…

— Мне плевать.

— Нет. — Джин снова остановилась. — Не плевать.

Она провела ладонью по его лбу, отводя в сторону непослушную чёлку. Посмотрела в глаза, не давая отвести взгляд. Задержала пальцы у виска.

— Мне именно это в тебе и нравится. То, что на самом деле тебе никогда не плевать. Поэтому ни на какую арену ты не пойдёшь. — Рука Джин скользнула по его щеке, мягко коснулась плеча. — А ещё ты ничего не расскажешь Эшу о том, что мы узнали. И о моих исследованиях тоже.

Крис нахмурился.

— Это ещё почему?

— Потому что я тебя прошу, — ласково улыбнулась Джин. — И потому что мы до сих пор по одну сторону баррикад. Пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?

— Тебя проводить?

— Нет, давай лучше я тебя. — Джин застегнула на нём куртку. — Ты холодный, как ледышка.

Она обхватила его руки, будто пыталась спрятать сжатые кулаки в своих маленьких горячих ладонях. Приблизила к губам, дохнула теплом.

Перебор.

Крис дёрнул плечами, сбрасывая одуряющую заботу.

— Это называется «женская хитрость», Джин? — очень серьёзно уточнил он, растрепав только что поправленную чёлку. — Я запомню. На будущее.

В её взгляде мелькнула холодная сталь.

— Тебе не идёт такая строгость.

— А тебе не идёт пошлость. Но тебя ведь это не останавливает.

Джин отвернулась.

— Пойдём. Ты и правда замёрз.

Всю короткую дорогу до дома Крис не проронил ни слова. Лишь сухо попрощался у самой двери. Но войти не успел. Джин вдруг сжала его плечо. Совсем не так, как несколько минут назад. Нервно, отчаянно, до боли. Поймала взгляд.

— Пожалуйста…

Похоже, нож между рёбрами всё-таки был. И только что его вогнали в спину по самую рукоять.

— Я ничего не скажу Эшу. Чёрт бы побрал вас обоих.

Крис исчез в доме, громко хлопнув дверью.

Джин вздрогнула и зажмурилась. Когда на тебя быстро движется что-то большое и опасное, ты всегда зажмуриваешься. Непроизвольно. А потом начинаешь думать, как это что-то остановить. Потому что если ты продолжишь прятаться, монстр уничтожит твой дом. Тот, который не место, а люди.

Джин открыла глаза.

Подняла повыше воротник плаща, поёжилась, глубоко спрятала руки в карманы и быстро зашагала прочь.

Запланированная неделю назад встреча ожидаемо превратилась в военный совет.

— Да вы с ума сошли — всерьёз такое обсуждать! — Рэд был одновременно удивлён и возмущён. — Мне даже в голову не могло прийти, что кто-то в здравом уме захочет в это ввязаться…

Они впятером сидели за большим столом в «Тихой гавани», отделённые от основного зала высокими складными ширмами из морёного дуба. Джин задумчиво разглядывала сложную резьбу на створках и краем уха прислушивалась к разговору. В глубине души она надеялась, что всё обойдётся, но Эш был настроен весьма решительно.

— Я пытался выяснить, есть ли возможность запретить Роковой поединок, — спокойно ответил он Рэду. — Но у этих товарищей, видимо, очень хорошие юристы. И поддержка от Совета. Дитер не будет ссориться с таким влиятельным СМИ. Да ещё перед выборами. Тем более у них уже сейчас аншлаг, несмотря на отсутствие второго дуэлянта. Там крутятся огромные деньги, и просто так от этой идеи никто не откажется. Плюс участники обязаны подписать кучу бумаг, подтверждающих знакомство со всеми деталями и согласие с последствиями… Подкопаться, конечно, можно, но никто не станет этим заниматься. В общем… Не штурмом же на эту студию идти. Только хуже будет.

— Да куда уж хуже-то? — едва слышно фыркнула Джин и почувствовала, как Эш сжал её руку.

— И это что, повод включаться в игру? — уточнил Рэд. — Не можешь остановить — присоединяйся?

Разумеется, дело было в другом. Просто инстинкт спасателя утопающих в очередной раз брал верх. Эш опять пытался компенсировать свою мнимую неполноценность в надежде избавиться от чувства вины, доказать самому себе, что всё ещё способен совершить что-то важное. А может быть — и это пугало Джин больше всего — снова искал достойный повод вернуть ей полную силу. Речь ведь шла не о том, чтобы убить Виктора Иномирца. Речь шла о том, чтобы не дать ему убить кого-то другого. А для этого совсем не обязательно проявлять силу. Совсем не обязательно черпать энергию из донорского поля. Достаточно только занять чьё-то место дуэльной таблице. И Эш готов был предоставить для этой цели и своё имя, и свою жизнь.

Джин боялась, что так будет.

Джин знала, что так будет.

И даже если Эш собирался сражаться всерьёз, она не верила, что он способен на убийство.

«Ты до сих пор винишь себя в Лейской аварии. Ты взвалил на себя ответственность за смерть двадцати семи человек. Выдержат ли твои плечи ещё одного?»

— Если война неизбежна, тот, кто её спровоцировал, должен понести наказание. Или тот, кто виноват в появлении провокатора.

Кристина говорила уверенно, но энергии в её словах заметно поубавилось. А ведь в начале разговора она плескала через край…

Джин посмотрела на Криса. Он сидел совсем близко к сестре. Короткий рукав чёрной рубашки позволял открытому локтю легко и будто невзначай касаться предплечья Тины. Почти как в больнице, когда Крис пытался подбодрить сестру после ссоры с Гаем. И сколько времени он уже гасит её злость, замешанную на чувстве вины? Как бы сам не подхватил боевую лихорадку и не полез на рожон…

Крис, впрочем, никуда лезть не собирался, и на взгляд колдуньи ответил безмятежной улыбкой.

«Я знаю меру, — напоминала улыбка. — А если нет — это всё равно не твоя забота».

— Похоже, нашим учёным надоело сидеть в скучных тесных кабинетах, и они решили немного размяться, — насмешливо заявил Крис. — Правда, подозреваю, они слишком высокого мнения о своих боевых навыках. Страшнее книжного червя зверя, конечно, нет…

Он многозначительно улыбнулся и тут же схлопотал от сестры беззлобный подзатыльник. Джин была уверена, что вместе с ним Тина, сама того не ведая, перебросила брату очередную порцию агрессивной энергии.

Эш рассмеялся.

— Кажется, кто-то здесь заделался знатоком человеческих душ. Не много ли на себя берёшь, взломщик?

Джин хотела улыбнуться, но мимические мышцы будто свело судорогой. Нервное напряжение не отпускало. За насмешками и пикировками, за беззаботными лицами она всё яснее видела разверзающуюся пропасть. Обострившимся чутьём ощущала нити, на которых подвешены судьбы людей, сидящих за столом. А может быть, и судьба всего Зимогорья. Отвлечённый разговор лишь оттягивает неизбежное. Рано или поздно Эш заявит о своём намерении участвовать в дуэли, и всё будет кончено. Переубедить зимогорского оружейника невозможно. Его можно только опередить. Значит, пора решаться. Ещё немного — и она обязательно решится…

— Я просто уже второй день объясняю сестрёнке, что дуэли — не женское дело. — Крис откинулся на спинку стула и вдруг сверкнул на Эша прямым острым взглядом. — Правда же? Вот ты отпустил бы Джин на арену?

«Сволочь! Что же ты творишь?!»

Эш крепко сжал её пальцы и хотел ответить, но его слова утонули в грохоте и звоне посуды. Машинально среагировав на происшествие, оружейник выглянул из-за ширмы, чтобы понять, не нужна ли кому-то помощь. Молоденькая официантка — похоже, виновница переполоха — растерянно собирала с пола осколки. Подоспевшая Лана мягко улыбалась: не беда, со всеми бывает…

Прежде чем Эш успел вернуться к столу, Джин негромко, но уверенно произнесла, глядя на Криса с нескрываемой злостью:

— Я не ребёнок и не собака, чтобы меня можно было куда-то отпускать или не отпускать. Я пойду на «Грань». И никто из вас не сможет меня переубедить.

— Джин…

Кажется, она впервые видела Эша настолько растерянным. Или напуганным? Неважно. Это уже неважно.

Крис молчал. Побледнел. Сжал кулаки. Но молчал.

Вот и умница.

— Джин, это нелепо! — Эш взял себя в руки. — Зачем тебе ввязываться в этот кошмар?

— Я объективно сильнее вас всех, — просто ответила Джин. — Уж извините за прямоту. Разве что Крис с его Вектором мог бы поспорить, но не светить же артефакт на всё Содружество, правда? Я не нуждаюсь в батарейках для быстрого восстановления поля. И у меня есть опыт наложения смертельных проклятий.

Её голос дрогнул, сделался фальшивым, выдавая беснующиеся в груди эмоции. Оружейник осторожно прижал Джину к себе.

— Давай сделаем вид, что ты всего этого не говорила, — предложил он. — Если уж кому-то из нас идти, то явно мне. Крис прав: ни на какую дуэль я тебя не отпущу.

— Крис — наивный дурак, если думает, что мне нужно твоё разрешение. И что я позволю тебе начать войну.

— Ты лучше начнёшь её сама?

— Да. Если она неизбежна, то лучше я. Тем более у меня мотивация сильнее. Я же в ответе за твоё поле. А значит, мне точно нельзя умирать.

Она постаралась беззаботно улыбнуться.

Звякнули приборы. Громыхнул отодвинутый стул. Крис вылетел из «Тихой гавани», едва не сметя по пути ширму.

Повисшая над столом тишина была осязаемой и душной. Кристина задумчиво складывала и расправляла на коленях тонкий серый шарф. Рэд делал вид, что счёт за ужин — самое интересное чтение в его жизни. Эш подбирал слова. Джин сняла с плеча его руку и встала.

— Я скоро вернусь, — пообещала колдунья. — Подышу немного.

Накинув плащ, она быстро пересекла зал и вышла на улицу. Огляделась. Завернула за угол.

Крис, как был — без куртки — сидел прямо на брусчатке, прислонившись спиной к каменной стене кафе и закрыв глаза. Он и сам казался бы каменным, если бы не бледные струйки пара, вырывавшиеся из ноздрей при дыхании.

Джин ухватила парня за воротник рубашки, заставляя встать. Прошипела:

— Я бы тебе никогда этого не простила.

Крис усмехнулся.

— Если бы это «никогда» продлилось дольше, чем несколько недель до дуэли, я бы как-нибудь пережил. Зато теперь мне кое-чего никогда не простит Эш. И если с тобой что-то случится на арене, я за свою жизнь битой монеты не дам. А теперь отпусти меня, пожалуйста, пока кто-нибудь не увидел и не начал задавать вопросы. Если загонят в угол — я ведь могу и ответить.

Джин разжала пальцы.

— Прости, — прошептала она. — Крис… Прости меня. Пожалуйста.

Он ободряюще положил руку ей на плечо, и Джин податливо ткнулась лбом в его ключицу.

— Ерунда. Проехали и забыли. Только не плачь. — Он коснулся её шеи, почувствовал поле. Нет, ни о какой мере сегодня речь явно уже не идёт… — Тебе вообще теперь нельзя плакать. Ты просто не представляешь, какой эффект это производит.

— Мне страшно, — всхлипнула Джин, и в её голосе послышались жалобные ноты.

— Я знаю. Но если Эш увидит тебя в таком состоянии, ты на корню загубишь собственный план. — Он вздохнул. — Я сделаю всё, что смогу. Но этого будет мало. Тебе придётся справляться самой.

Через минуту она отстранилась, вытерла слёзы. Благодарно улыбнулась.

— Я справлюсь. Куда мне теперь деваться?

Крис улыбнулся в ответ.

— Если понадобится помощь — любая — моё поле и моя жилетка всегда к твоим услугам, — заверил он. — А если будет совсем плохо, не забудь, что Эш — не единственный, кто может заменить тебя на арене.

— Спасибо, — посерьёзнев, кивнула Джин. — Поля и жилетки вполне достаточно.

* * *

Вот и не верь после этого в судьбу, карму и прочую предопределённость…

Виктор возвращался в Зимогорье. На самом деле, конечно, всего лишь ехал в командировку, но ощущение было таким, будто и правда спешил домой после долгого отсутствия. Похоже, неведомые нити, затянувшие его в этот мир, накрепко привязали журналиста-путешественника к маленькому городу, окружённому лесами и старательно оберегающему свои тайны.

Похожий на окровавленную пулю красный лифтбэк Ванды ворвался в город со столичной стремительностью. Продюсер «Грани возможного» намеревалась доехать на машине до самого музея, но, едва сунувшись на историческую булыжную мостовую, умерила пыл и согласилась оставить автомобиль на парковке. Всё шло по плану: до встречи с будущим противником Виктор как раз надеялся заглянуть в «Тихую гавань».

Вот только кафе оказалось закрыто. Не горел уютный свет в окнах, не доносилась из-за двери приятная музыка, и сама дверь была заперта. Виктор попытался вспомнить, случалось ли хоть раз за всё время его жизни в Зимогорье, чтобы «Тихая гавань» не принимала посетителей. И понял, что, кажется, не случалось.

Душевный подъём, выгнавший его сегодня из постели в шесть утра и не покидавший до этой самой минуты, резко пошёл на убыль. Ванда недоумённо смотрела на озадаченное лицо коллеги. Сама она горела нетерпением и любопытством. Как только стало понятно, какую прибыль сулит нежданная инициатива Виктора, от осуждения не осталось и следа. Ванда была в восторге и отказ финалистов от участия в шоу восприняла как личную трагедию. А потому, стоило найтись магу, готовому принять смелый вызов, продюсер настояла на личной встрече и скорейшем улаживании всех юридических формальностей. Договор Ванда согласовывала лично, прописав немыслимую неустойку за срыв проекта по вине дуэлянта. Сам Виктор, если бы у него был выбор, ни за что не ввязался бы в такую авантюру без права выхода из игры. Но он давно понял, что выбора у него нет.

— Да ладно тебе! Зайдёшь в следующий раз. — Ванда настойчиво потянула его за собой. — Неужели не хочется поскорее познакомиться с соперницей? Наверняка какая-нибудь красотка, решившая любой ценой попасть в телевизор. Замутите с ней стремительный роман с трагическим финалом… Потом напишешь мемуары. Мы столько денег на этом заработаем!

От её смеха Виктора передёрнуло.

— Заткнись, пожалуйста. Откуда такие фантазии?

Ванда обиженно замолчала.

— И с чего ты взяла, что это я буду писать мемуары? Может, как раз наоборот.

— Да ну тебя, — фыркнула продюсер. — Я такие связи подняла и такие артефакты нарыла, что никакая магия не страшна. Сметёшь ты эту девчонку как нефиг делать!

Виктор вздохнул. Ему до сих пор не верилось, что драться придётся с девушкой. Несмотря на вышедшую в финал «Грани» циркачку, журналист почему-то был абсолютно уверен, что его соперником будет мужчина. Должно быть, срабатывало вбитое в детстве «девочек обижать нельзя»: перспектива сражаться с представительницей слабого пола не воодушевляла совершенно. Ванде, рассказавшей о новой участнице проекта, Виктор поверил на слово и до сих пор не удосужился ознакомиться с личными данными дуэлянтки, в тайне надеясь, что продюсер его всё-таки разыграла.

Увидев за столиком музейного кафе Ская, Виктор одновременно удивился и обрадовался. Удивился заковыристым переплетениям судьбы, вновь столкнувшей его с человеком, которому он наверняка попортил немало крови своими расследованиями. И обрадовался тому, что слова Ванды, кажется, всё-таки были шуткой. Радость, впрочем, длилась недолго.

— Джина скоро подойдёт, — заверил Эш, предлагая визитёрам сесть. — Она не ожидала, что вы приедете так рано. Что-нибудь закажете? Здесь вкусно готовят, и цены не слишком зверские. По столичным меркам тем более.

Оружейник был вежлив и сдержан, но его рукопожатие заставило Виктора украдкой размять пальцы, проверяя их на предмет переломов. Аппетита не было, и журналист опустился за стол напротив Ская.

— Простите, но кем вы приходитесь мисс Орлан? — уточнила Ванда.

— Это важно?

— Если вы намерены присутствовать при разговоре — да. — Голос продюсера звучал твёрдо и непреклонно. — У нас планировалась конфиденциальная беседа. Вам ведь знакомо понятие коммерческой тайны?

— Разумеется, — кивнул Эш. — Вы можете считать меня секундантом. Если нужна подписка о неразглашении — это не проблема. Я здесь не для того, чтобы шпионить.

Многозначительный взгляд на Виктора. Улыбка — только углами губ. Журналист улыбнулся в ответ — как можно дружелюбнее. Ничего, и не такие взгляды выдерживали.

— Не переживай, Ванда. Мистер Скай умеет хранить тайны самого разного рода. Я убедился в этом на собственном опыте.

Он обращался к продюсеру, но смотрел на музейщика, пытаясь уловить хоть одно проявление живых эмоций на его каменном лице. Три месяца назад Виктору уже доводилось вести с Эшем неприятные разговоры, но тогда оружейник казался более приветливым. Старался произвести благоприятное впечатление на журналиста? Или действительно куда меньше нервничал? Так или иначе, даже через неделю плотного прессинга и неудобных вопросов взгляд Ская не производил впечатления нацеленного в лоб пистолета. Сейчас — производил. Так смотрят на врага. На смертельного врага.

— Очень лестная оценка. Особенно от человека, который уже полгода хранит тайну куда большую, чем любая из моих.

Виктору показалось, что он чувствует между бровями металлический холод пистолетного дула. Вот ведь разыгралось воображение на нервной почве! Впрочем, Скай ведь маг. Что ему стоит расколоть недругу череп без всякого видимого оружия?

Улыбка оружейника стала чуть шире. Во взгляде мелькнула едва уловимая насмешка.

От хлопка двери за спиной Виктор вздрогнул, как от выстрела. Впрочем, не он один. Лицо Ская приобрело странное выражение. Взгляд сменил прицел, отпуская несостоявшуюся жертву. Виктор обернулся, успев заметить, что пальцы оружейника принялись отбивать по столу рваный ритм, будто вторя приближающемуся стуку каблуков.

Девушка и правда была красива. Здесь Ванда попала в точку. Изящная фигурка, подчёркнутая узким платьем, тонкие черты лица, стильная причёска, обаятельная улыбка, большие выразительные глаза.

— Извините, что заставила ждать. — Дуэлянтка выглядела немного смущённой, и это придавало ей особое очарование. — Рада с вами познакомиться, Виктор. Не думала, что когда-нибудь окажусь за одним столом с таким известным человеком.

Журналист улыбнулся.

— Не так уж я известен, — с напускной скромностью заметил он, вставая и протягивая будущей сопернице руку. — Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, мисс Орлан.

Девушка, сделавшая было шаг к столу, вдруг оступилась и едва не упала. Виктор хотел поддержать её, но Скай успел раньше. Джина ухватилась за его руку, крепко сжала запястье, трогательно заглянула в глаза.

— Извини, — невпопад пробормотала она. — Всё хорошо.

Виктору показалось, что в последних словах прозвучал вопрос. Похоже, фантазия продолжала дополнять реальность странными, не имеющими смысла деталями. А вот то, что Эш впервые искренне улыбнулся, плодом воображения точно не было.

— Зовите меня Джин.

Девушка взглянула на журналиста из-под длинных ресниц и кокетливо протянула руку для поцелуя.

— Предлагаю сначала разделаться с формальностями. — Ванда выложила на стол папку с документами, достала ручку.

Торопливость продюсера раздражала Виктора, но, казалось, совершенно не беспокоила Джин. Девушка сидела за столом напротив Ванды и потягивала из узкого бокала клубничный молочный коктейль с высокой шапкой взбитых сливок. Создавалось впечатление, что напиток интересует её куда больше, чем скучные бумаги.

— Да, конечно. Где мне нужно расписаться?

«Понимает ли она, насколько это серьёзно? — думал журналист, глядя на безмятежное, почти детское лицо. — Господи, да есть ли ей восемнадцать?!»

— Не обязательно торопиться, — предостерёг Виктор. — Лучше прочтите договор повнимательнее. — Под столом Ванда, кажется, попыталась подать ему знак, но журналист уловил её движение и успел убрать ногу из-под острого каблука. — Я хочу быть уверен, что вы в полной мере осознаёте последствия… Например, тот факт, что, согласно условиям, выйти с арены сможет только победитель, и прервать поединок будет невозможно…

Джина взглянула на него с мягкой улыбкой.

— Я знаю, как проходили Роковые поединки, — спокойно кивнула она. — Я училась на историческом факультете. Правда, всего год. После первого курса пришлось бросить.

— А что случилось? — Едва ли Виктор мог объяснить себе самому, почему так хочет перевести тему, оттянуть момент подписания бумаг.

— У меня сложились непростые отношения с преподавательским составом. — Джин потупилась. — С мужской его частью…

Она вскинула на Виктора взгляд — искренний и настолько откровенный, что впору было покраснеть.

— Я надеюсь, вы тоже до конца осознаёте последствия. — Колдунья без перехода вернулась к прежней теме. — Знаете, когда я услышала об условиях финала, сначала заподозрила вас в непрофессионализме. Извините, но так сложно было поверить, что вы знаете, о чём говорите! Только потом я догадалась, что на самом деле вы прекрасно понимали, что делаете. Вы очень смелый человек, Виктор…

Она, не глядя, пододвинула к себе бумаги, вооружилась ручкой.

Журналисту показалось, что пальцы Ская дрогнули, будто оружейник хотел ухватить Джину за запястье. Но изящная рука скользнула в сторону и быстро подмахнула оба экземпляра договора.

— Вы ведь тоже его подписали, правда? — улыбнулась Джин. — Я уверена, что вы не стали бы соглашаться на какие-то несправедливые условия. Тем более я не могу допустить, что вы хотите меня обмануть.

Виктор почувствовал, что всё-таки краснеет.

— Вы слишком доверчивы, Джин. — Он заставил себя иронично улыбнуться. — Но я правда не собираюсь вас обманывать. Мы абсолютно на равных. Иначе это не имело бы смысла.

Дуэлянтка согласно кивнула.

— Я знала, что не ошиблась в вас!

Скай молчал, но спокойствие, похоже, давалось ему нелегко. Он переводил тяжёлый взгляд с Джины на Виктора, и каждый раз журналисту становилось не по себе. Не нажить бы проблем с этим оружейником в дополнение к дуэли… Впрочем, вряд ли об этом стоит беспокоиться сейчас. После поединка вопрос либо потеряет смысл, либо решится сам собой, вынудив Виктора участвовать во второй дуэли подряд. Насколько всё было бы проще, если бы его соперником изначально оказался Скай! Это придало бы происходящему долю романтического благородства. В конце концов, что может возвысить смертельную схватку, если не награда в виде благосклонности прекрасной дамы?

— Вокруг столько всего фальшивого, — щебетала тем временем Джин. — Начинаешь думать, что вся жизнь — один большой мыльный пузырь. Перестаёшь её ценить. И так удивительно и здорово, что нашёлся человек, готовый вот так вот громко сказать о чём-то настоящем…

«Да ты начиталась книжек, девочка, — мысленно усмехнулся Виктор. — Неужели и правда так легко подгоняешь людей под возвышенные шаблоны?»

— Невероятно, что вы готовы пожертвовать ради этого жизнью!

Виктор поперхнулся.

Издевается?

Да нет, не похоже. Смотрит всё так же открыто и искренне. Просто, видимо, не сомневается в победе. Настолько сильна? Самоуверенна? Наивна?

Скай усмехнулся.

А вот Ванда, похоже, занервничала всерьёз.

— Я надеюсь, Джина, мы тоже можем рассчитывать на вашу честность и порядочность, — напряжённо заметила продюсер.

— А что, разве в «Грани» есть запрещённые приёмы? — дуэлянтка удивлённо вскинула брови.

— Формально, конечно, нет… — неохотно признала Ванда. — Но…

— Да что происходит? — прервал её Виктор. — Какие ещё «но»?

— Можно я объясню? — с подкупающей улыбкой предложила Джин. И, не дожидаясь разрешения, продолжила: — Вот этот предмет, который ваша коллега сейчас вертит в руках, на самом деле не шариковая ручка, а замаскированный анализатор поля. Довольно неплохой и в частных руках, кажется, не вполне законный, но мы же не полицейские… Сейчас показания этого прибора несколько выходят за пределы статистической нормы. Думаю, Виктор, ваша спутница переживает из-за того, что вам достался неожиданно сильный соперник. — Она повернулась к Ванде. — На самом деле не обязательно было сканировать меня тайно. Я ничего не скрываю.

Джин легко коснулась предмета, который Ванда действительно уже давно не выпускала из пальцев. Ручка завибрировала, покраснела, будто раскалившись. Колдунья отпустила анализатор, скромно улыбнулась.

— Извините, не хочу сломать дорогой прибор. Эта модель очень чувствительна к перегрузкам.

Она отпила коктейля, будто специально давая собеседникам время обдумать информацию. Обдумывать и правда было что. Судя по реакции Ванды, переживания по поводу «слабого пола» можно смело отбросить. Журналист ещё раз глянул на коллегу. Анализатор поля она убрала и теперь негромко постукивала острыми ногтями по папке с документами. Похоже, продюсер всерьёз опасалась, что раздобытых артефактов не хватит для того, чтобы справиться с этой девочкой.

Виктор невольно улыбнулся. Ему вдруг показалось, что всю свою жизнь он шёл именно к этому. Грандиозная битва с сильным противником. При огромном стечении народа. Пик славы — такой высокий, что вообразить сложно. Как ни крути — достойный финал.

— Для меня честь — встретиться на арене с такой достойной соперницей, — признался журналист. — Кажется, поединок будет эффектным.

Джина с сомнением поджала губы.

— Вряд ли. Меня никогда не вдохновляла игра в поддавки. Я не сомневаюсь в ваших талантах, Виктор, но, боюсь, всё закончится очень быстро. — Она внимательно посмотрела на журналиста, оценивая произведённое впечатление, и продолжила: — Но мы можем изменить условия. Чтобы было интереснее. Например, вообще отказаться от магии. Я не буду применять поле. Но и вы тогда откажетесь от всяких полевых парализаторов и прочих артефактов. Выберем какое-нибудь физическое оружие, устроим настоящую дуэль…

— Я против.

Не то чтобы Скай говорил громко, но торопливое «Мы согласны» Ванды обесценил легко.

— Это не соответствует изначально заявленным условиям поединка.

Джина трогательно обвила руками его плечо, снизу вверх посмотрела в глаза.

— Ты что, совсем в меня не веришь?

— Джин… — Оружейник накрыл рукой её ладонь. — Не надо.

Виктор наблюдал с молчаливым любопытством. Скай выглядел как человек, привыкший командовать, но вынужденный просить. Причём без особой надежды на подчинение. А эта девочка не так проста, как показалось сначала…

Оставив просьбу без ответа, дуэлянтка обернулась к будущему противнику.

— Что скажете, Виктор?

— Ваше предложение очень заманчиво, — признал журналист. — Боюсь, мне не хватит благородства, чтобы отказаться. — Кажется, Ванда рядом облегчённо вздохнула. — Но, думаю, будет справедливо, если выбор оружия останется за вами.

Джин улыбнулась, по-детски радостно сверкнула глазами.

— Спасибо, Виктор. — Она на секунду задумалась. — Как вы относитесь к фехтованию?

К фехтованию Виктор относился не то чтобы хорошо, но куда лучше, чем, например, к стрельбе.

«Судьба», — думал он, вспоминая студенческую практику, статью о выпускниках спортшколы и несколько уроков, взятых тогда из чистого любопытства. Если ещё немного потренироваться, он, пожалуй, не ударит в грязь лицом. Да и эффектное зрелище будет обеспечено: дуэль на шпагах, подумать только!

— Оружие мы предоставим, — торопливо заявила Ванда, похоже, не слишком верившая в откровенность милашки Джин.

— Неужели вы думаете, что у главного оружейника Зимогорского музея не найдётся приличной шпаги? — Казалось, сама мысль об этом оскорбляла Ская до глубины души. А он не был похож на человека, которого можно безнаказанно оскорбить. — Двух шпаг, — добавил оружейник, смерив Виктора холодным взглядом.

Ванда поджала губы.

— Хорошо, — процедила она через несколько секунд. — Если вы и правда готовы отказаться от использования магии, то, наверное, не будете возражать против временной блокировки поля? Устройство арены позволяет наложить определённые ограничения, чтобы ни у кого не было соблазна нарушить уговор.

Джина задумалась. Бессознательно накрутила на палец выбившийся из причёски локон. Кивнула.

— Это справедливо. Но, если можно, я хотела бы испробовать этот механизм до дуэли. Убедиться, что сам по себе он безопасен.

— Конечно, — заявил Виктор, не дав продюсеру вставить слова. — Мы в любое время можем съездить в Белоомут. В принципе, хоть сегодня: мы с Вандой всё равно собирались осмотреть арену.

Красный автомобиль нёсся по свежепроложенной дороге, стремительно приближаясь к месту грядущего поединка. Виктор сидел по правую руку от Ванды и в зеркало заднего вида тайком наблюдал за соперницей.

Джина нравилась ему всё больше. Едва ли она была самой красивой девушкой, что он когда-либо видел. Та же Ванда, если говорить откровенно, выглядела куда эффектнее. Но юная дуэлянтка поражала воображение загадочным сочетанием беззаботной лёгкости, кокетства и решительной твёрдости. Джина вела какую-то свою, неведомую Виктору игру, и журналист отчётливо понимал, что на протяжении всей встречи подчиняется чужим правилам. Вот только это почему-то ничуть не смущало. Ему было любопытно. И даже если, согласившись на предложенные соперницей условия, он подписал себе смертный приговор, возможность приблизиться к разгадке тайны Джин того стоила.

Стремительный роман? Звучит заманчиво… Правда, в этом случае хорошо бы обоим остаться в живых…

— Что-то не так, Виктор?

Джина как будто почувствовала его взгляд.

— Всё в порядке, — заверил журналист. — Просто, если честно, я предпочёл бы сразиться на дуэли с вашим секундантом. Мне кажется, это было бы как-то… правильнее, что ли.

Она приблизилась к его сиденью и прошептала, обдавая ухо и щёку горячим дыханием:

— Поверьте, мой секундант тоже предпочёл бы такой вариант. Но он ни в чём не может мне отказать.

Журналист фыркнул.

— И я его прекрасно понимаю.

— О, вы, оказывается, умеете искренне улыбаться! — Это открытие привело Джину в восторг, и она с крайне довольным видом откинулась на спинку сиденья.

Мнимо равнодушный взгляд Ская по-прежнему действовал не слабее приставленного к голове пистолета. Виктор непроизвольно потёр висок. Впрочем, ничуть не удивительно, что оружейник видит врага в человеке, с которым откровенно флиртует его девушка (а кем ещё ему может приходиться Джин?). Эта мысль неожиданно придала уверенности. Виктор расправил затёкшие от невольного напряжения плечи и, отбросив мрачные ассоциации, посмотрел вперёд — на выступающие из-за деревьев башни Белоомута.

Внутренняя часть арены выглядела на удивление современно. Под высокими трибунами обнаружилась целая система подсобных помещений, часть которых очень быстро удалось приспособить под пресс-центр и студию, вполне пригодную для организации прямого вещания. Повозиться пришлось лишь с установкой камер над непосредственным полем битвы. Купола над центральной площадкой не было, от зрительских рядов её отгораживала лишь каменная стена высотой не больше пары метров. По стене, на манер колючей проволоки, вились замысловато переплетённые кованые ленты. Впервые увидев их, Виктор подумал, что это лишь эстетичная защита от не в меру ретивых зрителей, но узор оказался сложной энергетической системой с множеством функций. В частности, именно он позволял при необходимости заблокировать использование магии на арене.

Джина с сомнением рассматривала змеящиеся по стене кованые извивы. На центральной площадке арены дуэлянты стояли вдвоём: чтобы не попасть под действие блокировки, Ванда и Скай остались по другую сторону стены и наблюдали за происходящим через распахнутые ворота.

— Ну давайте попробуем, — наконец решилась Джин.

Виктор махнул рукой, давая команду техникам.

Колдунья нервничала. После недавней уверенности, ироничных улыбок и игривого кокетства это было особенно заметно. Если она действительно так сильна, расставаться с привычной магией даже на короткое время, наверное, тяжело… Или наоборот? Как мало он всё-таки знает…

Додумать Виктор не успел. Кованый узор налился холодным светом, электрически затрещал, и в тот же момент Джина пугающе побледнела. Взгляд её, только что внимательный и сосредоточенный, расфокусировался. Казалось, колдунья вот-вот потеряет сознание. Скай рванулся вперёд, но девушка уловила его движение и протестующе вскинула руку. Оружейник застыл у самых ворот, готовый в любой момент воспротивиться молчаливой просьбе. Дуэлянтка тяжело оперлась на руку будущего соперника, и он почувствовал, что девушка дрожит.

Джина глубоко вздохнула, тряхнула головой, выпрямилась и решительно отпустила локоть Виктора.

— Неприятный эффект, — натянуто улыбнулась колдунья. Дёрнула плечами, будто сбрасывая остатки слабости, обвела взглядом ровно светящийся магический узор, постояла в задумчивости, прислушиваясь к собственным ощущениям, и подвела итог: — Непривычно. Но если вы не убьёте меня в первые несколько секунд, мы, пожалуй, сможем сразиться на равных.

На некогда центральную, а теперь — единственную площадь Белоомута выходили молча. Всё было решено, формальности улажены, документы подписаны, а милой светской беседы на отвлечённые темы как-то не получалось. Уже садясь в машину и наблюдая, как Скай предупредительно открывает дверцу перед Джин, Виктор вспомнил о ещё одной важной детали.

— Мы ведь не согласовали дату!

Джин вскинула на него удивлённый взгляд и тут же смущённо улыбнулась.

— И правда. Я совсем забыла спросить. Но мне подойдёт любая, так что назначайте как вам удобно.

На самом деле дата уже была выбрана и утверждена Рамухом Шу, у которого на использование арены были свои планы. Но формальное согласие второго дуэлянта всё-таки требовалось.

— Мы планировали провести поединок пятнадцатого октября, — сообщил Виктор, надеясь, что возражений не последует. — Не слишком далеко, но и время на подготовку всё-таки будет. Как вам такая дата?

Джин на секунду нахмурилась и, как показалось журналисту, чуть сильнее сжала руку Ская. Но ответила равнодушно:

— Не хуже любой другой. Давайте на ней и остановимся.

Эш был бледен и молчал, напряжённо сжав губы и глядя на Виктора почти с ненавистью. Можно было подумать, что он прямо сейчас набросится на журналиста и одним движением загубит готовящееся шоу. И собственную жизнь заодно. Джин осторожно положила ладонь на его сжатые в замок руки.

Не теряй своего хвалёного самообладания, оружейник. Немного осталось.

Всю дорогу до Зимогорья никто не проронил ни слова. Казалось, эта встреча отняла у дуэлянтов и их самоназначенных секундантов слишком много сил, и теперь общая усталость разлилась по салону автомобиля. Ванда нервно сжимала руль, так что яркие ногти впивались в кожаную обшивку. Виктор наконец перестал разглядывать соперницу и просто задумчиво смотрел в окно. Опустив голову на плечо Эша, Джин притворилась спящей. И даже попыталась безмятежно улыбнуться. Маски — очень неудобная вещь, но если уж надел — не снимай до конца представления. Иначе магия разрушится.

— Как можно носить это постоянно и не заработать инвалидность?

Едва переступив порог, Джин скинула туфли, босиком прошла в гостиную и, привычно устроившись на диване, принялась разминать уставшие пальцы. Вопрос был риторическим, но, не дождавшись ответа, колдунья всё-таки подняла на оружейника удивлённый взгляд. И тут же забыла о боли в ногах.

Эш замер посреди комнаты. Ярость, с которой он сверлил взглядом иномирского журналиста, ушла. А вот неестественная бледность никуда не делась.

— Что с тобой? — Джин подошла ближе, обеспокоенно коснулась его лба. — Арена всё-таки нарушает связку? Я не почувствовала…

— Нет, со связкой всё нормально. — Эш попытался улыбнуться, но выглядеть от этого стал только хуже.

— А с чем не нормально? — в голосе Джин звякнула паника. — Позвонить Вернеру? Или…

— Не надо никому звонить.

Он разозлился на собственную слабость, и эта злость придала ему достаточно сил, чтобы наконец-то твёрдо посмотреть на Джин, а не вглубь собственной памяти. На Джин в коротком синем платье, с лёгким макияжем, с непривычно гладко уложенными волосами… Чёрт. Чёрт!

— Эта чёртова дата, — произнёс он вслух.

Колдунья облегчённо вздохнула.

— Всего-то? И из-за этого надо было так меня пугать? — Она отступила, заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь. — Подумаешь, дата… Зато к твоему Дню рождения уже разберёмся с этой свистопляской. Хоть отметим нормально…

Эша прошиб холодный пот. Пришлось опуститься в кресло и вцепиться в подлокотники, чтобы унять дрожь в руках. Джин смотрела на него с удивлением и тревогой.

— Не знала, что ты суеверен.

— Я тоже. Но ещё немного — и я поверю, что этот день проклят.

Колдунья остановилась рядом с креслом, со всей уверенностью, на какую была способна, посмотрела оружейнику в глаза.

— Я же спец по снятию проклятий, помнишь? И с этим как-нибудь справлюсь.

Эш неожиданно ухватил её за плечо, притянул к себе, резко, почти грубо. Джине пришлось упереться свободной рукой в спинку кресла, чтобы не врезаться носом в лицо оружейника.

— Откажись.

Она выдержала его взгляд даже так, в упор. Промолчала. Посмотрела на захваченное в тиски плечо.

Эш разжал пальцы. Вздохнул.

— Скажи, что это была шутка. Что на самом деле в этом чёртовом шоу буду участвовать я. Все будут просто счастливы.

— А я не хочу, чтобы все были счастливы.

Джин отстранилась, отошла к зеркалу и начала тщательно смывать с лица косметику.

— Врач вообще не обязан думать о том, чтобы люди были счастливы. Его задача — чтобы они были здоровы. Насколько это возможно.

Эш молчал и наблюдал за перевоплощением. Из-под макияжа медленно проявлялась привычная Джин. Наконец-то снова Джин… Ему вдруг стало смешно.

— Слушай, а твоё нервное расстройство передаётся воздушно-капельным путём?

Она поймала в зеркале его взгляд и улыбнулась.

— Не должно. Не вздумай создавать прецедент: одной уникальной болячки с тебя достаточно. И вообще, иди лучше чай поставь. Хватит уже меня разглядывать.

* * *

Спектакль отнял слишком много сил. Два спектакля, если точнее. Один — перед Виктором, второй — перед Эшем.

Спать не хотелось, но усталость была отличным поводом прекратить утомительные объяснения. Отбросив переживания из-за символичной даты поединка, Эш обратился к более насущным проблемам и устроил Джине форменный допрос. К чему весь этот маскарад? И какого чёрта она отказалась от применения поля? С маскарадом всё было просто: произвести впечатление на будущего соперника, отвлечь внимание, понаблюдать за реакциями… А вдруг Виктор оказался бы настолько впечатлительным, что вовсе отменил бы поединок?

Со вторым вопросом всё было одновременно проще и сложнее. В общем-то, Эш с самого начала знал ответ.

— Полевое оружие может повредить донорскую связку, — подтвердила его предположение колдунья. — Не хочу рисковать.

Она стояла у окна, опираясь ладонями на подоконник и немалым усилием воли подавляя желание обернуться.

— Джин… — Эш положил ладони ей на плечи. — Какая разница, что будет со связкой, если тебя… Если ты проиграешь?

Не оборачиваться. Только не оборачиваться. Только не смотреть ему в глаза.

— Значит, я не проиграю.

Сейчас, лёжа без сна в тёмной спальне, Джин сама удивлялась, насколько уверенно прозвучали эти слова. Как будто она действительно могла победить. Как будто это имело значение.

Через двор проехала машина. Свет фар, проскользнувший между неплотно задёрнутыми шторами, прополз по потолку, и комната снова погрузилась в темноту. Колдунья перевернулась на бок и закрыла глаза. До поединка две недели. И нужно, чтобы за это время Эш не узнал о втором предсказании Лаванды. А ещё — чтобы он не узнал, как Джине на самом деле страшно. Значит — спектакль продолжится. Значит — ей снова придётся надевать маску девушки, которая ухитрялась видеть в мире и в людях только хорошее и, наверное, поэтому никогда ничего не боялась. Этой девушки давно нет. Но, может быть, внешнее сходство обманет страх, и он в кои-то веки пройдёт мимо.

В квартире было тихо, но Джин знала, что Эш не спит. Сидит в старом потёртом кресле, бессознательно постукивает пальцами по мягкому подлокотнику и подбирает аргументы. Зная, что ни один из них не подействует.

Джин прислушивалась к собственному дыханию и думала о том, смогут ли они с Эшем когда-нибудь принимать решения, не оглядываясь друг на друга. Интуиция говорила, что не смогут. Здравый смысл неохотно соглашался.

Они были намертво связаны десятками прочных нитей. Ответственностью. Обещаниями, данными пять лет назад, но не имеющими срока давности. Виной и благодарностью. Страхами и надеждами. Силой и слабостью. Ошибками прошлого и неизбежностью общего будущего. Они были связаны по рукам и ногам и всё равно отчаянно бились в этом коконе, ранясь о тончайшую, но неразрывную леску в попытках выгадать друг для друга глоток вожделенной свободы.

«Я эгоистка, Эш. И я не хочу платить за свободу такую цену. Поэтому её придётся заплатить тебе. Ты сильный, ты выдержишь. Я — нет».

— Знаешь, он такой беззащитный…

Джин вздрогнула, выскользнула из полусна. На секунду показалось, что голос сестры звучит где-то в комнате, а не в обострённом дремотой воспоминании.

— Он как рыцарь, который выходит на бой бесстрашно, без щита и забрала… Такой сильный и такой уязвимый… Ну чего смеёшься? Эх ты… Маленькая ещё — такие вещи понимать… Но знаешь, я бы, наверное, могла за него умереть…

«И кто из нас теперь маленький, а? Взрослая и опытная девятнадцатилетняя Пэтти…»

Колдунья уткнулась лицом в подушку, чувствуя, как к горлу подкатывает горячий ком слёз.

«Ты не успела за него умереть, сестрёнка. Может, мне доведётся? Вот ведь досталось наследство… В придачу к фамильному амулету — вечная роль щита и забрала для контуженного рыцаря. Одни теряют в бою руки, ноги или на худой конец голову, а этому отшибло чувство самосохранения…»

Умереть за Эша — дело нехитрое. Куда сложнее не дать ему первым умереть за тебя, за кого-то другого или за всеобщее благо.

«Ну и ладно, — засыпая, подумала Джин. — Если этот мир требует убить одного человека ценой жизни другого, пусть катится к чертям. Я обойдусь без продолжения этой дурацкой истории».

* * *

Две недели пролетели, как одно мгновение, оставив в памяти лишь смутные обрывки ничего не значащих обыденных событий. Всё оказалось куда проще, чем представляла Джин. По крайней мере, разговоров о том, чтобы заменить её на арене, Эш больше не заводил. Всё шло по плану. До тех пор, пока однажды, придя домой, колдунья не почувствовала, что в квартире слишком тихо и пусто. Рука, привычным жестом коснувшаяся стены, не нащупала выключателя. Из пустых комнат дохнуло холодом. Сердце сжалось. Страх? Предчувствие?

Эша не было. Оружия на стене не было тоже.

Джин метнулась к двери, но та не открылась. Заперли? Кто и когда?

Страх. Путающий мысли, не дающий сосредоточиться.

Успокоиться. Нужно успокоиться. У неё, в конце концов, есть ключ. Она только что отпирала им эту самую дверь. Пальцы нервно шарили по стене и всё никак не могли нащупать выключатель. К чёрту свет.

Часы показывали без четверти двенадцать. Время ещё есть. Она должна успеть.

В сумке ключей не оказалось. Под непослушные руки попадало всё что угодно — кошелёк и бинты, перчатки и пузырьки с лекарствами, мотки шерсти, платки, расчёски, записки, чеки, обёртки от конфет… Пальцы путались в разноцветных нитках, кололись о шприцы и вязальные спицы. Джин уже не осознавала, что выбрасывает наружу из бездонной глубины. Она перекладывала вещи на тумбочке. Шарфы, шапки, книги, старые газеты валились под ноги. Время текло сквозь пальцы. К чёрту ключи. К чёрту двери. Высоту четвёртого этажа — туда же.

Боли не было. Асфальт оказался мягким и пружинистым. Джин даже не почувствовала приземления. Нахлынула толпа. Нескончаемый поток окружал, подхватывал, увлекал за собой. Колдунья билась в невидимых сетях, пытаясь сдвинуться с места. Стрелки башенных часов сливались, двоились, вращались то в одну, то в другую сторону.

Страх. Вгрызающийся в спину. Норовящий вырвать позвоночник.

— Вы опоздали, — сообщили из серой безликой пустоты.

Неправда.

Дверь телецентра слетела с петель. За пультами пусто. Что-то не так со зрением — никак не разглядеть изображение на мониторах. Где-то должны быть люди. Кто-то, кто сможет это остановить. Нужно только найти. Лабиринт коридоров и дверей. Холодные переходы. Каменные стены. Пустые комнаты. В лабиринте всегда нужно идти направо. Или налево?

Надо возвращаться. Наверное, она просто пошла не в ту сторону. Только за спиной всё не так, как было минуту назад. Минуту ли? Час? День? Год? Отсюда не выбраться. Это не лабиринт — это мышеловка. Всё было продумано с самого начала. Она ничего не сможет сделать. Её заманили в ловушку и теперь не выпустят — как ни кричи, как ни бросайся на стены.

Потолки всё ниже, коридоры всё уже. Бежать тяжело и неудобно, но в мозгу отчаянно бьётся и подгоняет единственная мысль. Ты опаздываешь. Опаздываешь. Опаздываешь.

С размаху врезаться в стекло. Снова не почувствовать боли. Стены — прозрачны. Пол — тоже. Внизу — пустые трибуны. На арене — люди, носилки, белая ткань, чёрный пластик. И никакой суеты.

Страх. Тисками сжимающий виски. Застилающий глаза. Разрывающий горло криком.

Стрелки часов режут пальцы. Если очень постараться, всё можно вернуть. Исправить.

— Не упрямься, Джин. Ты же знаешь, он сам этого хочет. Это его право.

— Я не дам ему умереть. И мне плевать, чего он хочет.

Патриция укоризненно качает головой.

— Ты неправа. Когда любишь, нет ничего важнее его желаний.

— Тогда хорошо, что я его не люблю.

Это даже не преграда. Так, мелочь. Взмах шпаги — и зеркало разлетается осколками. Один царапает щёку. Другой насквозь пронзает грудь. Острая боль парализует. Невозможно дышать. Вкус крови на языке. Перед глазами клочья алого тумана.

Кто-то сильный не даёт упасть. Обнимает. Прижимает к себе, пытаясь унять сотрясающую тело дрожь. От этого должно стать легче. Но у Джин в груди осколок зеркала. И теперь — не только у неё.

Эш совсем близко. У него на щеке — длинный шрам, на губах — кровь, в глазах — пустота.

А чего ты ждала? На что надеялась? Ты давно знаешь правила этой игры, и не тебе их менять.

— Всё хорошо.

Какое, к чёрту, хорошо?!

— Не бойся. — Тихо. Спокойно. Безапелляционно. — Просыпайся, Джин.

Слова звучат. Не воспринимаются напрямую сознанием, а именно звучат. Это очень важно. Это делает мир настоящим.

Мышцы свело судорогой. Кружится голова. Вдох. Вдох. Вдох…

— Тш-ш-ш…

Уверенная ладонь скользит по плечам и спине, снимая напряжение.

— Всё хорошо, Джин. Выдыхай. Медленно. Слушай меня. Вдох. Выдох. Не торопись. Вдох. Выдох…

Голос гипнотизирует. Тело подчиняется автоматически.

Реальность наполняется ощущениями. Чужое сердце размеренно ударяет в висок. Собственное — отплясывает чечётку в горле. Терпкий травяной запах геля для душа. Тёплая спина под онемевшими от напряжения пальцами. Тяжесть в груди. Пересохшие губы. Дрожь, слабость и холодный пот.

— Пока я рядом, не случится ничего плохого, — пообещал Эш. — А я никуда не уйду.

Облегчение. Безопасность. Бессилие и безволие. Кратковременное, сладкое и жуткое в своей абсолютности. Ощущение, несколько лет назад напугавшее Джину настолько, что наутро, второпях собрав вещи, она сделала вторую отчаянную попытку переехать от Эша в общежитие.

Тогда он впервые вытащил её из цепких лап кошмара, который колдунья не смогла сбросить сама, и сидел вот так же на краю кровати, прижимал к груди своего тяжело дышащего донора, шептал что-то успокаивающее, гладил по спине. Тепло чужого тела, уверенные прикосновения гасили панику, расслабляли сведённые мышцы, позволяя отдышаться, заставляя доверчиво обмякнуть в сильных руках. Тогда вместе с облегчением пришли стыд и запоздалое осознание того, что она оказалась в чужом городе, вдали от сколь-нибудь близких друзей, в одной квартире с практически незнакомым мужчиной. Сильным, властным, привыкшим получать желаемое. Что, если он захочет… На подлеца Эш не походил. С другой стороны, Эдвард тоже поначалу не производил впечатления человека, способного закрутить роман со студенткой, чтобы украсть её амулет.

О новой причине её беспокойства Эш догадался через несколько дней, заметив, что Джин опускает глаза при встрече и вздрагивает от случайных прикосновений.

— Ты что, меня боишься?

Колдунья помотала головой, но сжатые пальцы и взгляд, будто приклеившийся к столику кафе, были достаточно красноречивы.

— Я никогда не причиню тебе вреда, Джин, — заверил Эш. — И я никогда не воспользуюсь твоей слабостью. Я просто пытаюсь помочь.

Она кивнула.

— Я справлюсь. Правда, я сама с этим справлюсь.

Она не справилась. Присутствие Эша до сих пор было единственным надёжным лекарством от паники. Впрочем, со временем их отношения так прочно закрепились между позициями «врач-пациент» и «спасатель-утопающий», что стыд, подозрения и опасения стали казаться попросту нелепыми.

Вот только сейчас, за две недели до злополучной дуэли, ей никак нельзя терять волю. Ни на минуту. Слишком многое поставлено на карту.

— Я никогда не воспользуюсь твоей слабостью. Даже ради твоего блага.

Иногда Джин готова была поверить, что Эш может читать её мысли.

— Обещаешь?

Вопрос расцарапал пересохшее горло, и колдунья закашлялась.

— Обещаю. Принести тебе воды?

Пальцы против воли судорожно вцепились в его спину.

— Хорошо. Не бойся, я буду здесь столько, сколько нужно.

— Спасибо. — Она медленно глубоко вздохнула и разжала руки. — Извини. Когда-нибудь это закончится, честное слово.

— Надеюсь, ты не будешь слишком торопиться, — неожиданно устало ответил Эш. — Я бы хотел вернуться к этому разговору недели через три, не раньше.

Джин осторожно отстранилась, высвобождаясь из уютных и безопасных объятий.

— Вода — это хорошая идея, — тихо произнесла она. — Если можно…

Эш поднялся и двинулся к двери.

— Если ты меня обманешь, я умру, — буднично сообщила Джин ему в спину. — Я просто спать не смогу. Совсем. И в итоге хватану-таки слишком много снотворного. Возможно, даже случайно.

— Я понял, — серьёзно кивнул Эш. — Я только не понял, кто из нас теперь главный манипулятор.

Колдунья слабо улыбнулась.

— Я не манипулирую. Я расписываюсь в собственной беспомощности.

«Прекрасно зная, что в случае с тобой это одно и то же…»

Когда он вернулся, Джин натягивала свитер. Эш удивлённо замер на пороге.

— Я пойду прогуляюсь немного, — объяснила колдунья, закрывая шкаф. — Сон пропал совсем.

— Пойти с тобой? Ночь всё-таки.

Он отдал ей стакан, Джина сделала несколько глотков и покачала головой.

— Нет, не надо. Не волнуйся, я не буду уходить далеко. Ложись спать, ладно? Я ненадолго.

Ночь была тёплой, но ветреной. На улице глаза тут же заслезились, и колдунья была рада, что это можно списать на погоду. Хотя кому нужны объяснения, если вокруг — ни души?

Джину бил нервный озноб. Каждый вдох иглой вонзался под рёбра. Она надеялась, что на улице станет легче, но нет, ничего подобного: панике было наплевать, где глодать свою жертву. В висках пульсировал страх. Отдавался ударами кувалды в груди. Заполнял всё существо, лишал воли. Вздох получился нервным, судорожным.

Она не справится. Если сейчас вернётся домой, расплачется, сломается, рассыплется. И ничего не сможет противопоставить сочувственным аргументам самоотверженного оружейника, который не упустит случая уберечь её от опасности, пусть даже принятой добровольно.

«Увы, Эш. Мы оба знаем цену твоим обещаниям».

Значит, возвращаться домой рано. Сначала нужно успокоиться. Чего бы это ни стоило.

Ноги сами несли вперёд, и Джина не представляла, куда.

Или представляла?

Она достала из кармана плаща телефон. Едва не выронила его из дрожащих пальцев.

«Это не вариант. Конечно, это не вариант».

Джин набрала номер.

«Нельзя. Нельзя ни в коем случае!»

Вызов.

«Это опасно, в конце концов!»

Длинный гудок. Ещё один. Отклик.

«Не смей, дура!»

— Мне нужна твоя помощь.

«Четыре часа утра. Пошли меня к чёрту. Пожалуйста, пошли меня к чёрту!»

— Джин? Ты не дома? Куда мне приехать?

* * *

От своей соперницы Виктор был в восторге. За две недели он в неё практически влюбился, несмотря на то, что виделись они за это время всего дважды — на подписании дополнительного соглашения о запрете магии во время дуэли и на пресс-конференции, собравшей журналистов со всего центрального региона Содружества. Перед прессой Джина держалась превосходно. Её спокойной уверенности завидовал даже сам Виктор, которого откровенные и провокационные вопросы коллег несколько раз едва не выбили из колеи. Колдунья же вела себя так, будто ей вовсе не знакомы ни волнение, ни страх.

«Интересно, она настолько уверена в собственной неуязвимости или просто не боится смерти? — размышлял Виктор, бредя ранним утром по Замковой улице и привычно скользя взглядом по вывескам знакомых кафе и магазинов. — И если не боится, то почему? Из-за детской уверенности, что смерть — это то, что случается только с другими? Или из-за того, что собственная жизнь не имеет для неё ценности? Что толкает её на арену? А что, если задуматься, толкает туда меня?»

Джину, торопливо шагающую по противоположной стороне улицы, Виктор заметил не сразу. Точнее, не сразу узнал. Девушка выглядела так, будто выскочила из дома второпях, забыв о макияже, причёске и вообще обо всём на свете. Журналист двинулся следом, мысленно объяснив своё поведение беспокойством о хрупкой девушке, которая спешит куда-то, не разбирая дороги, не обращая внимания на отвратительную морось и не видя ничего вокруг. Отчасти это было правдой. Отчасти — попыткой оправдать банальное любопытство.

Войдя в парк, Джина нервно огляделась и свернула на боковую аллею. Предположений, с кем девушка так стремится встретиться за день до дуэли, Виктор не строил, и всё-таки, заметив, к кому направляется колдунья, был удивлён.

Мальчишка в кожаной куртке нахохлившейся вороной сидел на невысокой ограде детской площадки. Увидев Джину, счастливо улыбнулся, соскочил на землю, приветственно махнул рукой. Колдунья нерешительно остановилась в паре метров от него. И не подумаешь, что несколько минут назад торопилась, едва не срываясь на бег. Парень сделал несколько шагов, на ходу стягивая чёрные перчатки. Джина вдруг отступила, спрятала руки за спину, торопливо пробормотала что-то, чего Виктор не смог расслышать. Мальчишка упрямо качнул головой, приблизился к колдунье, обнял. Нет, просто дотянулся до спрятанных ладоней, заставляя девушку вывести руки из-за спины. Сжал дрожащие пальцы.

— Если бы это было правдой, ты бы не пришла.

Джина не спорила и не сопротивлялась.

Не в силах справиться с любопытством, Виктор подошёл чуть ближе и устроился за столиком пустого уличного кафе, на всякий случай опустив пониже козырёк кепки. Парочку, впрочем, происходящее вокруг явно не интересовало. Мальчишка вообще закрыл глаза и замер, улыбаясь и сжимая руки Джин. Девушка смотрела на него внимательно, сосредоточенно, будто стараясь уловить и запомнить каждый оттенок мимики.

«Странная, очень странная ведьмочка, — думал Виктор, который через пять минут уже начал скучать на своём наблюдательном посту. — Интересно, вездесущий Скай знает об этих встречах? Уж не рассказать ли?»

В том, что свидание в парке не было первым, журналист почему-то был абсолютно уверен.

Мальчишка вдруг вздрогнул, не удержал улыбку, поморщился, как от боли. Скользнувшая по лицу тень исчезла через мгновение, но Джина как будто ждала этого сигнала.

— Хватит, — заявила она твёрдо, и парень открыл глаза. — Крис, достаточно.

Она попыталась отдёрнуть руки, но он удержал её за запястья. Вырываться, впрочем, не заставил — уже через пару секунд отпустил, вскинул ладони жестом фокусника: «Не держу, никакого подвоха, всё честно!»

— Прости. — Джин говорила тихо, но Виктору всё-таки удавалось расслышать слова. — Это в последний раз.

— Не зарекайся, — улыбнулся Крис, надевая перчатки.

— У меня поезд через два часа, — невпопад ответила колдунья. — Так что… Слушай, мне так стыдно… Но я так рада, что ты пришёл. Что ты всегда приходил. — Она помолчала, опустив глаза. — Мне бы хотелось сделать для тебя что-нибудь настолько же важное. Пока ещё есть такая возможность.

— Ну так в чём проблема? — Мальчишка потянулся, будто разминая уставшие плечи. — Два часа, говоришь… Времени вполне достаточно.

— Есть идеи?

Крис состроил хитро-задумчивую гримасу.

— Чем я ограничен в своих фантазиях?

— Разве что здравым смыслом, — усмехнулась Джин.

Парень звонко рассмеялся.

Колдунья поёжилась, будто только сейчас почувствовала влажную осеннюю прохладу, плотнее запахнула воротник плаща.

— Ты уверена, что это условие по адресу? — поинтересовался Крис, расстёгивая куртку.

Джина удержала его руку.

— Не джентльменствуй, простудишься, — предостерегла она. — И не отвлекайся. Так как насчёт фантазий?

— Ну… — протянул Крис с наигранной нерешительностью. — Есть одна. Только сначала пообещай, что исполнишь. А то я перед тобой душу раскрою, а ты начнёшь придумывать отговорки, нанесёшь мне психологическую травму…

«Вот ведь мелкий нахал, — раздражённо подумал Виктор. — Неужели она не видит, чего он добивается? Или, наоборот, прекрасно видит…»

— Хорошо. — Джин улыбнулась, принимая правила игры. — Обещаю, что исполню любую твою просьбу. Заслужил.

Мальчишка просиял, с заговорщической улыбкой поманил колдунью к себе и что-то прошептал ей на ухо.

Девушка посерьёзнела.

— Крис… — вздохнула она. — Ты же знаешь, что как раз этого я обещать не могу.

— Поздно. Уже пообещала, — невозмутимо напомнил он, снова усаживаясь на ограду. — Изволь выполнять.

Джина поправила ремешок сумки, спрятала руки в карманы.

— А если это невозможно? Я могу сделать что-то ещё, чтобы не остаться в долгу?

— И не мечтай, — категорично заявил Крис, крайне довольный своей уловкой. — Ты сама сказала: любую просьбу. За язык никто не тянул. Кстати, месяц назад я тоже многое считал невозможным. Но я же здесь. Так что не торопись с отказом. Лучше подумай, как сдержать слово.

Она с полминуты стояла в задумчивости, молча теребя кончик пояса. Потом взглянула на часы.

— Мне надо идти. У Эша планёрка заканчивается.

Крис понимающе кивнул.

— Тогда до встречи. — И добавил, не давая ей вставить слова: — Возражения не принимаются.

Джин улыбнулась и, ничего не ответив, быстро зашагала в сторону музея.

Когда Виктор вновь перевёл взгляд на Криса, парень всё ещё смотрел вслед колдунье, внимательно и неожиданно серьёзно. Лишь после того, как девушка скрылась за поворотом, он снова расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана короткий шнурок, сплетённый из разноцветных нитей. Покрутил его в пальцах, словно изучая, а потом крепко завязал на запястье. И улыбнулся удовлетворённо — как человек, только что закончивший очень трудное, но важное дело.

* * *

Отец, конечно же, никуда не уехал. Не подействовали ни уговоры Аниты, ни аргументы Рэда. Не добавлял убедительности и тот факт, что Крис тоже оставался в городе.

— Может быть, нужно было придумать ещё какие-нибудь доводы, — сокрушалась Анита, сидя в купе Зимогорского экспресса и тревожно глядя в окно на здание вокзала. — Солнышко, может быть, если бы ты поехал, он тоже согласился бы? Было бы здорово всем вместе погостить у бабушки с дедушкой, правда?

— Правда, — кивнул Крис. — Но нет, не согласился бы. Он ведь не просто так остался, а чтобы патрули усилить, если какая-нибудь суматоха начнётся. Ты же знаешь, когда дело касается работы, папу ни в чём не убедить. Он упрямый, как…

— …ты, — улыбнулась Тина.

— Как я, — согласился Крис, ловко забрасывая на полку тяжёлую сумку Аниты. Рукав куртки съехал к локтю, обнажив запястье, обвязанное ярким плетёным шнурком. От взгляда матери непривычный аксессуар не ускользнул.

— Ты начал носить амулеты? — Анита выглядела одновременно удивлённой и обрадованной, и Крису очень не хотелось её разочаровывать.

— Вроде того, — ответил он, натягивая рукав почти до середины ладони.

— Наконец-то, — с облегчением вздохнула Анита, не замечая помрачневшего взгляда дочери.

— Я пойду узнаю, что там с чаем. — Кристина открыла дверь купе и поманила брата за собой. — Составишь компанию?

Дойдя до противоположного конца вагона, она резко остановилась и обернулась.

— Это ведь не твой амулет.

Вопроса в тоне не чувствовалось.

— Теперь мой.

Крис облокотился на тянущийся вдоль окна поручень.

— И как это понимать? — уточнила Тина, не сводя с брата строгого взгляда.

— А что тут понимать? Я стырил у знаменитости сувенир. После дуэли продам с аукциона, кучу денег заработаю…

— А если серьёзно?

— Я? Серьёзно? Ты, наверное, шутишь.

Видимая беззаботность Криса не произвела на сестру должного впечатления.

— Что-то не нравишься ты мне, младшенький…

— Что-то я никому не нравлюсь в последнее время, — фыркнул Крис. — Ни тренеру, ни Грэю, ни вот тебе. Даже обидно, правда! Неужели я растерял своё бесценное обаяние?

Кристина вздохнула.

— Ты вторую неделю сам не свой…

— А чей? — попытался перебить сестру Крис, но она продолжила:

— Ты же психуешь, я вижу. Телефон в руке, как приклеенный. То срываешься куда-то посреди ночи, то из комнаты не выходишь по полдня. И на тренировки зачастил. К чему ты готовишься? Теперь вот ещё это… — Она кивнула на шнурок, концы которого Крис бессознательно подёргивал. — С каких пор Джин раздаёт свои амулеты кому-то кроме Эша? Что вы двое задумали?

— Она тут ни при чём!

Тина вздрогнула от неожиданной резкости.

— Крис…

— Извини. — Он улыбнулся чуть смущённо. — Похоже, у меня и правда слегка едет крыша. Хорошо, что я не предрасположен к буйствам, правда? Сам не свой, говоришь? Хорошая формулировка…

Тина задумчиво посмотрела на цветастый браслет, перевела внимательный взгляд на лицо Криса.

— Кажется, ты крупно влип, братик.

Он рассмеялся, снова спрятал браслет под длинным рукавом.

— Ты даже не представляешь, насколько.

Кристина неожиданно взяла его за руку и настойчиво потянула к купе.

— Поехали с нами! Не надо тебе здесь…

— А где надо, по-твоему? — Он легко высвободился, не перестав улыбаться. — И потом, кто-то же должен за товарищем подполковником присматривать, пока вас не будет.

— Но ты ведь встретишь нас, когда вернёмся? — спросила Тина почти жалобно.

— Надеюсь. Да ладно тебе! Я и не из такого выпутывался, сама знаешь.

С полминуты Тина стояла в нерешительности, а потом порывисто обняла брата.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? Хочешь, останусь?..

— Нет. — Крис коротко ответил на объятия и отстранился. — Я хочу, чтобы ты вернулась в купе, пока мама не начала волноваться. А ещё — чтобы вы не нажили неприятностей, если после дуэли действительно начнётся какой-нибудь бардак. У вас же нет моего опыта выживания. Если получится не попасть в передрягу, будет очень круто.

— Мы постараемся, — пообещала она и неохотно двинулась назад.

— Я тебя тоже люблю, сестрёнка.

Когда Тина обернулась, Криса в вагоне уже не было.

* * *

«…непримиримые соперники, ещё вчера готовые буквально уничтожить друг друга, неожиданно пришли к компромиссу. Но было слишком поздно. Столичная арена, в отличие от других подобных сооружений, не предполагала возможности примирения. Ни дежурным операторам, ни вызванным на подмогу техникам не удалось снять ограничительный купол. В попытке обмануть механизм участники Рокового поединка перешагнули ограничительную линию одновременно…»

Джин отложила книгу и вытянулась на кровати. За вечер она читала уже третий вариант этой истории, и оптимизма ни один из них ожидаемо не внушал. Чтобы снять купол, нужно очень много сил и очень много времени. Завтра у неё не будет ни того, ни другого.

В лесном убежище было тихо и спокойно. На душе, как ни странно, тоже: сказывалось недавнее общение с Крисом. Джина закинула руки за голову и улыбнулась. Как же хорошо!

Похоже, Зимогорье не только притягивает странных личностей с редкими свойствами и способностями, но и само умеет их создавать. Дар Криса, конечно, уникальным не был — о возможности тесного взаимодействия между полями Джин знала давно, а базовыми навыками полевой корректировки эмоций владела и сама. Но скорость, с которой Крис устанавливал контакт с чужим полем, и глубина воздействия поражали. Возможно, дело было в особенностях сенсорной чувствительности и очень плотной связи поля с собственным телом. Пообщаться бы ещё с каким-нибудь тактильным сенсориком: может, для них это вообще норма… Так или иначе, в любой клинике психоневрологического профиля Криса бы с руками оторвали. С такими способностями легко заработать состояние. Правда, нервный срыв — ещё легче.

«Это была вынужденная мера, — в очередной раз попыталась оправдаться Джин. — И это больше не повторится. Как бы трудно ни было».

Сейчас, когда мысли текли плавно, дыхание было ровным, а сердце не стремилось вырваться из грудной клетки, давать такие обещания было легко. Особенно молча и себе самой. Особенно если учесть, что они с Крисом, вероятно, больше не увидятся.

«До встречи. Возражения не принимаются».

Наивный мальчик. Неужели ты до сих пор веришь в чудеса? Или в то, что обещание может кого-то защитить? Когда дело касается настоящего шторма, этот якорь слишком слаб.

Была у спокойствия Джин и ещё одна, неожиданная, причина. По мере приближения дуэли происходящее казалось колдунье всё менее реальным. Всё сложнее было представить, что кто-то всерьёз задумал столкнуть магов и людей без поля, что кто-то всерьёз запустит необратимый механизм Рокового поединка. Что она сама выйдет на смертельный бой. Обычный житель мирного городка в мирное время… Но может быть, именно сейчас, пока время окончательно не перестало быть мирным, и стоит повоевать? Может быть, это хрупкое равновесие — и есть то единственное, ради чего стоит поднимать оружие? Но что делать, если любой выбор и каждый шаг — роковой камень на чаше весов?

А ведь летом, когда всё только начиналось, Джина ни за что не поверила бы, что кто-то согласится участвовать в нелепом телепроекте. И из своих знакомых могла бы заподозрить в этом разве что охочего до приключений Криса. В конце концов, он давно воюет с собственным полем и вполне мог бы использовать шоу для демонстрации достижений на этом поприще. Летом такое предположение казалось убедительным, но сейчас вызывало только усмешку. Кажется, за последние несколько месяцев она узнала музейного взломщика лучше, чем за предыдущие несколько лет. Или что-то изменилось после истории с Вектором… В любом случае, теперь было очевидно, что если бы Джина не пришла к Крису со своими страхами, он вовсе остался бы в стороне от этой авантюры.

Хотя…

Нет, не остался бы.

«Выживи. И считай, что мы в расчёте».

От воспоминания сделалось не по себе.

Лучше бы на свидание позвал, честное слово! Любой нормальный твой ровесник воспользовался бы случаем попросить у давшей щедрое обещание колдуньи весь мир. И пару коньков в придачу. Впрочем, мы же давно решили, что ты ненормальный…

«Триста восемьдесят четыре, — улыбнулась Джин. — Счёт продолжается. И как же хочется сообщить тебе об этом лично!»

Она села и вздрогнула, увидев Эша.

— Извини. — Он так и остался стоять в дверях, задумчиво глядя на колдунью. — Мне показалось, ты спишь. Не хотел будить.

— Не сплю, — озвучила очевидное Джин. — Отговаривать пришёл?

— А есть шанс преуспеть? — без особой надежды спросил Эш.

Она покачала головой.

— Тогда, наверное, нет. Не прогонишь?

— Нет конечно, — улыбнулась Джин. — Что за глупости?

Эш подошёл к столу, медленно извлёк из ножен лежащую на нём шпагу.

— Мне кажется, ты меня избегаешь.

— Ты раньше жаловался, что меня слишком много, — уклончиво ответила Джин. — Неужели меня может быть слишком мало?

Развивать тему оружейник не стал.

— Потренироваться не хочешь?

Воздух засвистел под острым лезвием. Джин поморщилась и снова упала на спину.

— Убери, пожалуйста. Я помню, как держать её в руках и не отрезать себе голову. Этого достаточно.

Эш вздохнул, но послушно вернул оружие в ножны.

— Лучше скажи мне вот что, — попросила Джин. — Ты наверняка всё знаешь о Роковых поединках. Может быть, есть способ обоим дуэлянтам выйти с арены живыми?

Колдунья лежала на краю кровати, и Эш не придумал ничего лучше, чем сесть рядом прямо на пол.

— С этой арены — нет. Купол невозможно снять до окончания дуэли. По крайней мере, никто не знает, как это сделать. А ты думаешь, Иномирец согласится прервать поединок?

Джин вздохнула.

— Не знаю. Не уверена. Раз он до сих пор его не отменил… Наверное, я просто не смогла произвести должного впечатления. Жаль, что я не Пэт…

Эш вскинул на неё удивлённый взгляд.

— Её всем хотелось защищать, — пояснила Джин. — А меня, похоже, не хочется.

— Тебя попробуй защити… — усмехнулся оружейник.

— Ну Виктор-то об этом, кажется, не знает, — заметила колдунья, переворачиваясь на бок и приподнимаясь на локте. — А вообще это, наверное, какая-то природная особенность. Мне кажется, парням приятно было просто находиться рядом с Пэт: она казалась такой беззащитной… Не нужно было прилагать дополнительных усилий, чтобы почувствовать себя сильным… — Она вдруг осеклась, посмотрела на Эша виновато. — Прости. Я не имела в виду…

Оружейник неожиданно улыбнулся. Грустно и немного ностальгически.

— Те, кто хотел находиться с ней рядом слишком долго, вскоре начинали чувствовать себя очень слабыми. Несмотря на все усилия.

Желающие забрать у него Пэт не переводились. Но за четыре года у Эштона так и не появилось равного соперника. Кроме одного. Того, которому он в итоге проиграл. И очень боялся проиграть снова. Впрочем… Может, на этот раз всё проще? Может, на этот раз речь идёт всего лишь о человеке?

— Жаль, что мы с тобой не познакомились раньше, до всего этого, — задумчиво произнесла Джин. — Наверное, тогда я не думала бы, что Пэт для тебя — способ самоутверждения. Красивый престижный аксессуар вроде брендового галстука: по случаю надел, а не нужно — убрал в ящик до поры до времени…

Эш болезненно поморщился.

— Вот как…

— Извини. — Джин села на кровати. — Сегодня, наверное, вечер такой — тянет на воспоминания и откровения. Если стану совсем невыносимой, ты в любой момент можешь уйти. Я не обижусь.

Он не двинулся с места.

— Просто ты производил такое впечатление… — смущённо продолжила Джин. — Я только потом поняла, как сильно ты её любил. Если до сих пор никто не смог её заменить.

Эш непроизвольно вцепился в тонкий ковёр, как будто пол вдруг сделался наклонным и неустойчивым. За последние две недели его несколько раз настигало это ощущение зыбкости времени. Перепутать Джину с Патрицией было невозможно — по крайней мере, если достаточно хорошо знать их обеих. Но внешнее сходство запускало в сознании пугающий и не до конца понятный механизм, бросало в воспоминания, стирало прошедшие десять лет, заставляя прошлое и настоящее накладываться друг на друга.

Пожалуй, самым болезненным было осознание того, что он давно смирился со смертью Пэт. И едва ли променял бы своё настоящее на прошлое Эштона Ская.

— Я действительно очень её любил, — сказал наконец Эш.

«Десять лет назад», — добавил он про себя.

— И её действительно невозможно заменить. Тебя тоже.

Джин положила ему на плечо руку, и Эш тут же сжал её.

— Если я пообещаю, что не выставлю свою кандидатуру, ты откажешься от дуэли? Ну её к чёрту, а?

Колдунья ответила не сразу.

— Сорвём шоу — придётся платить неустойку. Ты видел эту цифру?

— Вон твоя неустойка лежит. — Эш кивнул на оставленную без внимания шпагу. — Если не хватит, у меня ещё много чего интересного есть. Покупателей найти недолго.

Джин сглотнула.

— И ты действительно готов позволить кому-то рисковать жизнью? — осторожно спросила она.

— Я не готов позволить этого тебе.

Колдунья неуверенно провела ладонью по его волосам. Вот сейчас способности Криса точно не помешали бы…

— Не волнуйся. Твой донор никуда от тебя не денется, — пообещала она. — Но сейчас дело не только в тебе. Просто если есть хотя бы ничтожный шанс остановить войну, его надо использовать. Чем бы ни пришлось рискнуть.

— И ты видишь этот шанс?

— Я просто верю, что путей всегда больше чем два, — пожала плечами Джин. — И, честное слово, я рискую меньше, чем кто бы то ни было.

Эш вздохнул и обернулся.

— Я могу хоть как-то тебе помочь?

Колдунья улыбнулась.

— Ты можешь довериться мне. И простить, если я проиграю.

Отвечать на её улыбку Эш не спешил.

— У меня будет на это мало времени. Но, думаю, я успею.

* * *

Устав мерить шагами гостиную, Эш вышел на улицу, быстро спустился по ступеням веранды и, не сбавляя хода, углубился в тёмный ночной лес. Звёзды и полная луна давали мало света, но его всё же хватало, чтобы вовремя огибать деревья. Большего и не требовалось.

Оружейник был зол, как тысяча голодных койотов. Зол на себя, на Джин, на Виктора Иномирца, на весь белый свет. Чужая жизнь уходила из рук, ускользала из-под влияния, и он ничего не мог с этим сделать. Ему оставалось только смотреть. И это было куда страшнее, чем самому выйти на смертельный поединок.

Формально Эш, конечно, мог многое. Мог ещё две недели назад настоять на своём, опередить Джин, не дать ей позвонить в редакцию этого чёртова шоу. Мог обмануть её, запереть дома, опоить снотворным… В конце концов, обещание — это всего лишь слово. Разве его ценность сравнима с ценностью человеческой жизни?

И всё бы ничего, вот только однажды он так уже думал. И призвал демонов, изгнать которых не может до сих пор. Оставить Джин наедине с ними — предательство.

Эш вспомнил, как она плакала во сне. Не кричала, не стонала, а тихо плакала, уткнувшись лицом в подушку, дрожа и задыхаясь. Как вцепилась в него обеими руками. Как сбежала из квартиры — лишь бы не дать ему возможности возобновить уговоры… Он не спорил. Он никогда не спорил с Джин во время приступов. Может быть, зря? Может быть, нужно было поступить иначе? Может быть, нужно было остановить её ещё тогда — в момент, когда она не думала о спасении мира? Вопросы. Только вопросы без ответов.

«Береги эту девочку, Эштон».

Он и берёг. Сначала потому, что она была его донором, потом — потому, что она была его Джин. Маленькой сильной Джин. Единственным человеком, рядом с которым он мог позволить себе слабость. Понять бы теперь, чем было согласие с её решением: силой, слабостью, неизбежностью? Или, как он надеялся, знаком доверия и уважения.

Эш привалился спиной к дереву и тяжело выдохнул. Доверие и уважение жалобно трещали, с трудом выдерживая натиск куда менее чётких, но куда более сильных чувств. Беспомощность. Неспособность уберечь Джин от неумолимо наступающего завтра. Невозможность заставить её изменить решение. Нежелание её заставлять. Он мог бы сломить её упорство. Наверняка мог бы. Но одна мысль об этом вызывала физическое отвращение.

«Ты хотел вернуть ей свободу? Вот её свобода. Наслаждайся».

Замах. Удар. Кулак скользит по шершавому сосновому стволу. Боль туманит мысли. Только на пару секунд.

Если всё закончится так, им лучше было вообще не встречаться. Избалованные силой и потерявшие опору, израненные и запутавшиеся, они втащили друг друга в новую жизнь, не думая о последствиях и не очень понимая, кто кого спасает. Они выжили и научились жить. Для чего? Чтобы теперь вот так, из-за какого-то ненормального пришельца, из-за какого-то дурацкого пророчества…

Замах. Удар. Жёсткие чешуйки сосновой коры сдирают кожу. От жгучей боли слезятся глаза.

«Есть три вещи, с которыми можно только смириться, — сказал два дня назад Дарен Тиг. — Погода, смерть и чужой выбор».

Первые два пункта Эш освоил. Остался третий. Самый сложный.

Тяжело дыша, оружейник брёл по лесу, не разбирая дороги. Разбитые руки то и дело дёргала боль, кровь стекала с пальцев и капала на замёрзшую к ночи землю.

Ноги сами вывели его обратно к дому. А может, дело было в донорской связке — невидимом поводке, энергетической капельнице, безошибочном компасе, всех свойств которого Эш не знал до сих пор. Они с Джин были связаны, и, похоже, нечто неведомое, обычно называемое судьбой, не хотело разрывать эту связь раньше времени. Одна сила на двоих, одна жизнь и одна смерть — всё честно.

Эш заснул под утро, неожиданно успокоенный простой истиной: если Джин проиграет, ему не придётся с этим жить.

* * *

Когда он проснулся, за окном уже было светло. Эш взглянул на часы. Девять. Не так плохо. Он ожидал, что вообще не сможет заснуть, но усталость и нервное напряжение взяли своё, и несколько часов отдыха организм всё-таки урвал.

Джина сидела на кухне, смотрела в окно и, похоже, даже не услышала его шагов. По крайней мере, никак на них не отреагировала. Как и на то, что Эш прошёл мимо, снял с полки чайник, разжёг огонь на плите. Остановившись у окна, оружейник долго бездумно разглядывал частокол сосновых стволов. Под мягкий шум закипающей воды, под неподвижную тишину, зависшую над столом, под едва слышное беспощадное тиканье, отсчитывающее время. Эш снял часы, остановил завод. Выключил газ, начал заваривать чай, сосредоточившись на медленных привычных действиях. Редкое позвякивание посуды тонуло в ватной тишине.

Он сел за стол спиной к окну. Обхватил руками горячую чашку. Джин скользнула взглядом по воспалённым, разбитым в кровь пальцам. Встала, отодвинув в сторону нетронутый завтрак. Достала из шкафа бинты, пластырь, перекись водорода. Вернулась за стол. Молча притянула к себе руки Эша и начала медленно и методично обрабатывать раны. Засохшая кровь смывалась плохо, но Джина не торопилась. Рядом с тарелкой росла горка потемневших ватных тампонов. Остывал чай. Часы молчали.

* * *

Криса знобило.

Ещё утром из сна его выдернуло сгустившееся в воздухе напряжение. Он встал, закрыл форточку, попытался отгородиться от нервных колебаний окружающего пространства, но привычные блоки сбоили, и заснуть снова ему так и не удалось.

В детстве он удивлялся, что можно не скручиваться узлом от боли и страха, когда кому-то лечат зуб, а ещё десяток ровесников толпятся рядом, пересекаясь полями и отчаянно паникуя. Что можно не захлёбываться ощущениями, беря в руки простейший артефакт или случайно прикасаясь к чужой батарейке. Почему другим можно, а ему нельзя? Почему одноклассники завидуют его доступу в полицейский участок, а сам он не может спокойно находиться там и десяти минут?

Впервые оказавшись у отца на работе, семилетний Крис забился в какую-то кладовку с инструментами, уронил на себя ведро и молоток и только через полчаса был обнаружен и извлечён на свет Рэдом. Второй раз бросился с кулаками и искрящим полем на ни в чём не повинного отцовского напарника, расцарапал ему щёку, укусил за руку и был скручен служебной энергетической сетью.

Он пытался объясниться, но с размаху налетел на стену скепсиса.

— Так или иначе, ты должен нести ответственность за свои поступки, — наставительно произнёс Жак.

«Твои проблемы — это твои проблемы», — услышал Крис.

Он перестал объяснять. И начал действовать. Отгораживаться от чужих полей, исследовать собственное, учиться контролю чувствительности. Получилось не сразу, но результат того стоил. Оказалось, что можно не испытывать холода, боли или щекотки без воздействия физических раздражителей, а от взаимодействия с артефактами получать удовольствие, недоступное не только людям без поля, но и большинству магов.

Сейчас, впрочем, весь приобретённый самоконтроль летел к чертям. Дома было ещё терпимо, но стоило выйти на улицу… Зимогорье стиснуло его колебаниями, пробило дрожью, окатило жаром и тут же бросило в холод. Крис поёжился, поморщился от боли в висках, с неприязнью почувствовал ломоту в суставах. Давно у него не скакала температура от прогулки по оживлённому городу.

Вдруг накатила почти забытая детская зависть к людям без поля. Если у Беатрикс всё получится, мир станет настолько проще! И безопаснее. Если все будут равны, не останется повода для ненависти. Так, кажется, она объясняла идеи Объединения равных? Да она же почти открытым текстом заявляла, что хочет провести ритуал! И как можно было не догадаться?!

Досада. Раздражение. Злость.

Вспомнилась выдуманная в детстве игра «своё-чужое». Крис остановился и медленно вдохнул, так глубоко, что голова закружилась. Закрыл глаза, прислушался к собственным эмоциям, выискивая «чужаков», занесённых посторонними полями. За десять лет он досконально изучил собственные реакции и наносное выявлял легко. Обычно для этого даже не требовалось специальных усилий. Может, поэтому и с Вектором он пока справлялся…

Крис огляделся. В нескольких метрах от него Жак Гордон невозмутимо отчитывал ухмыляющегося подростка.

Ах вот откуда ноги растут…

Он подошёл ближе.

— Помощь не нужна, офицер?

Жак чуть повернул к нему голову, приветственно кивнул, но взгляда от мальчишки не отвёл.

— Нет, всё в порядке. Сейчас этот молодой человек покажет мне, что прячет в правом кармане, и мы мирно разойдёмся.

«Молодой человек» ничего показывать не собирался. Сквозь джинсовую ткань куртки был отчётливо виден сжатый кулак. Вокруг запястья левой руки медленно скользил ничем не удерживаемый золотистый шарик — модный аксессуар, единственной целью которого было заявление о наличии поля.

— Мне тоже не покажешь? — дружелюбно улыбнулся подростку Крис.

Мальчишка вскинул руку с браслетом в неприличном жесте.

— Вот как, — усмехнулся музейный взломщик. — Может, ещё язык продемонстрируешь?

Рука подростка против его воли медленно поползла из кармана. В кулаке обнаружился небольшой выкидной нож, под завязку накачанный энергией. Поняв, что дело приобретает дурной оборот, мальчишка попытался броситься наутёк, но пошевелиться не смог и лишь беспомощно дёрнулся, удерживаемый чужим полем. Крис ласково оскалился.

— Ты разве куда-то спешишь?

Жак осторожно забрал у подростка нож.

— Может, расскажешь, на что эта штука заряжена? — уточнил он, запуская анализатор. — Время сэкономим.

— Ещё чего! — Владелец оружия гордо вздёрнул подбородок.

— А может, на практике проверим? — предложил Крис. — Вот и подопытный есть… Ты же не возражаешь?

Мальчишка задрожал от страха, выкрикнул отчаянно:

— Вы не имеете права! Вы при исполнении!

— Это товарищ офицер при исполнении, — поправил Крис. — А я — такая же бестолковая шпана, как ты. Кто меня остановит?

— Кристофер… — тихо прорычал Жак.

Крис вздохнул и ослабил хватку. Подросток, сверкая пятками, рванул в ближайшую подворотню.

— Думаешь, я не в состоянии справляться со своей работой без посторонней помощи? — строго поинтересовался Жак.

— Никак нет, товарищ подполковник.

«Я просто думаю, что быть полицейским без поля в городе, где маги и не маги скоро начнут рвать друг другу глотки — это какой-то чертовский бред».

— Вот и отлично, — кивнул Жак. — Тогда улыбку на лицо — и марш по своим делам!

У Криса возникло непроизвольное желание вытянуться по стойке смирно. Может быть, из-за этого первый пункт приказа исполнился сам собой.

— Звони, если что, — сказал Крис, прекрасно осознавая бессмысленность этого призыва.

— О себе лучше позаботься. Обещаешь?

— Обещаю, — соврал сын и крепко пожал отцовскую руку.

Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга и будто припоминая что-то важное. А потом Крис, козырнув, зашагал в сторону музея.

Отец был прав. У него сегодня было ещё по крайней мере одно важное дело.