Алошка

Демыкина Галина Николаевна

Балл Георгий Александрович

Часть четвертая

КОГДА ВОЗВРАЩАЮТСЯ ЛЮДИ

 

 

МЫ ГОТОВИМСЯ К НОВОМУ ГОДУ

Тетя Вера принесла большую елку, до самого потолка.

— Обкололась через вас, — говорит, — надоели вы мне. Вот сейчас сделаю себе маску, вы меня не узнаете…

— Да и мы сделаем, — отвечает бабушка, — и ты нас не различишь.

Мы начали наряжать елку, а тетя Вера пошла к себе в комнату и давай щелкать ножницами.

— Щелк-щелк, мои ушки!

— Она ушки делает, — говорю я бабушке.

А бабушка:

— И мы сделаем.

— Щелк-щелк, мои ножки!

— Она ножки делает, — говорю.

А тетя Вера опять:

— Щелк-щелк, мои зубки.

— Слышишь, бабушка?!

— Ничего. Мы охотничками нарядимся, — говорит бабушка.

Но я больше хотел нарядиться медвежонком, потому что я люблю их, этих медвежат. Они коричневые.

— Ну и что ж, — сказала бабушка, — у меня как раз есть белый мешок, будешь белым медведем.

— Бабушка, — сказал я, — пускай даже белым. Даже зеленым. Но давай, давай мы Алошке что-нибудь на веточку повесим пониже, чтобы он достал.

Бабушка ничего не ответила. И я понял, что она уже не ждет Алошку.

Алошка, маленький Алошка, разве найти тебе папу, когда снег и ветер и черный лес… А если бы ты и нашел, как вам вернуться через этот лес? Ведь там медведь — Михаиле и волк — Левон, а у волчищи — хвост на сто верст…

— Щелк-щелк, мои когти, — пела за стеной тетя Вера.

И тут вошла мама.

Как увидела мама елку, обрадовалась.

— Ну что ж, — сказала мама, — давайте делать праздник. Наряжаться будем?

— Будем, будем! — закричал я.

И вдруг из соседней комнаты:

— Щелк-щелк, мой хвостик!

Мама прислушалась и пошла к тети Вериной двери. А я закричал:

— Мамочка не ходи! Она целый день щелкает!

Но мама засмеялась и вошла. Она меня не слушает.

Вот папу послушала бы, а меня нет.

И тетя Вера ее понемножку заколдовывает.

— Щекл-щелк, мой животик!

 

ГУСИ-ЛЕБЕДИ

— Чего ты не веселый какой? — спросила меня бабушка. — Гляди-ка, елочка зажглась!

Среди елкиных иголок, как среди темного леса, горели маленькие огоньки: желтые, оранжевые и зеленые. Под ними качались голубые снегурочки, красные лисы, желтые олени. Но это все были игрушки. А там, у меня в домике с зеленым огоньком, жил НАСТОЯЩИЙ, ЖИВОЙ маленький Алошка.

Я подошел к домику. Нет, не было там Алошки. Сразу видно — дом пустой.

— Надевай — К.П, голубчик, — сказала бабушка и подала мне костюм Это был медвежачий костюм. И я стал совсем белым медведем.

— А мама не испугается? — спросил я у бабушки.

— Уж не знаю, — ответила она и поступала в тети Верину дверь: — Выходите! Мы готовы!

Из комнаты вышли два довольно больших зайчика. Я прямо даже растерялся. Где мама? Где тетя Вера?

Один зайчик погладил меня лапой по голове. Кто этот зайчик?

А другой подскочил к столу, оглядел блюда с пирогами да конфетами и сказал:

— Наготовили как на маланьину свадьбу, а народу нет никого.

«Кто этот зайчик? Ну, это я немного догадался. Вот если бы был папа, — подумал я, — кем бы он нарядился?»

Может, тоже медведем? Были бы мы с ним два белых мишки. А маленький Алошка сидел бы у меня на плече кии и макушке:

Мальчик, мальчик, Динь-динь-динь, Поскорее выходи…

И вдруг — динь-дань! — тихонько зазвонило.

Оба зайчика побежали к телефону, схватили трубку в две правые лапы…

— Алло! — крикнул один тоненьким голосом.

— Алло! Эй! — крикнул другой голосом грубым.

Никто не отозвался.

А когти! — оба зайчика ушли, я на цыпочках подошел к домику. И сразу понял: домик не пустой. Там КТО-ТО ЕСТЬ. Я просунул руку в окошко, зажег зеленую лампочку и увидел: на кроватке, прямо в шубе, шапке и валенках, лежал Алошка. Он спал. А на полу валялся звоночек.

Наверно, Алошка выронил его во сне — вот и зазвонило.

— Алошка, — позвал я. — Алошка, проснись.

Но Алошка не просыпался. Я начал тормошить его:

— Ты скажи, где папа, а потом спи сколько хочешь.

Тихонько подошла бабушка, погладила меня по голове.

— Нашелся, значит, наш маленький, — вздохнула бабушка. — Ох, какие-то вести принес?

Бабушка обняла меня за плечи, и мы стояли и глядели, как спит Алошка. Вы подумаете, почему она мне бабушка? Потому что мой папа — ее сынок. Вот почему.

Мы с бабушкой решили никому пока про Алошку не говорить.

Я погасил свет, и мы вышли на кухню. Огонь там не горел, но было светло от чужих окон.

— Ничего, — сказала бабушка и запела тихонько:

Ты заря ли, вечерняя зоренька, Ты заря ли, вечерняя, меня застигала. Я гусей стадо заганивала, Я серых заворачивала…

Вдруг поднялся ветер. Не такой сильный и холодный, а теплый, ласковый.

— Бабушка, — сказал я, — погляди в окошко, что на улице делается.

Бабушка кивнула:

— Знаю, знаю.

— Бабушка, гляди: над городом гуси-лебеди летят!..

Они летели тихо да стройно. И все, что было в городе, перестало спешить. Остановилось. И все подняли вверх головы, потому что не каждый же день такое случается.

Над трамваями и над автобусами, маленькими домами и над высотными, среди проводов и антенн — разве бывает такое? — летели гуси-лебеди!

Вдруг они развернулись и стали кружить над нашим окном.

— Бабушка! Они к нам летят! — крикнул я.

Бабушка высунулась в форточку:

— Тега! Тега! Гуси-лебеди, домой! Нечего вам тут, летите домой, в Авдотию…

Гуси-лебеди махнули крыльями и стали подниматься все выше и выше.

В Авдотию, в Авдотию, На зеленую травушку, Там бабушка Авдотья. Бабушка-ладушка, Хорошая моя, Старая моя, Добрая моя Волшебница.

Вот и скрылись гуси-лебеди. Улетели.

И тогда я заметил: по улице шагает человек. Очень высокий и очень мне знакомый. Он шел прямо к нашему подъезду.

Я побежал через коридор в комнату, и вдруг за входной дверью: тук-тук-тук!

Все так и повскакивали с мест.

Все так и побежали к двери. И закричали:

— Кто там?

И вошел человек.

Он был очень высокий — выше мамы, выше бабушки и даже немного выше тети Веры.

— Мама! — крикнул он и приподнял над полом… бабушку. И поцеловал ее в седые волосы.

Но я пока не верил.

— Любушка! — сказал он и снял с одного из зайцев маску.

Он не гадал, где какой заяц: под маской была мама. Он поцеловал ее в нос, а мама заплакала.

Но я еще не верил.

Потом этот человек подошел ко мне. Я ничему еще не верил.

Человек нагнулся, и вдруг я полетел вверх, к самому потолку, и все закружилось, поплыло — и пальтовая вешалка, и шкаф, и пыль на шкафу.

— Сынок! — говорил он. — Медвежонок! Большущий мой! Милый мой ПУРЗЯ.

— Папка! — закричал я.

Я знал… Теперь я точно знал — это папа!

И, вместо того чтобы обрадоваться, засмеяться, я почему-то тоже заплакал.

 

ПАПА

Когда возвращаются люди Домой из далеких стран, Когда возвращаются люди, Громко гремит барабан: Там-барабам-ба рабам! Громко гремит барабан!

Я притащил папе мой барабан, и мы тихонечко побарабанили.

— А где твоя погремушка с попугаем? — спросил папа.

Я нашел погремушку. Я уже давно в нее не играю, но раз папе так хочется…

— А где лошадка-качалка, Любушка, ты помнишь…

Папа и мама что-то такое помнили, чего я не знал даже. И как это папа все помнил?

Когда возвращаются люди Туда, где их очень ждут, Кажется, будто люди Всегда-всегда были тут. И тогда не гремит барабан.

Мы сели за стол, я прижался к папиному боку…

И как это мы жили без папы?

Папа рассказывал, как он там работал на своей речке Ладоге, а может, и не на Ладоге. Папа скучал без нас.

А потом папа сказал, что он очень обрадовался, когда прибежал Алошка.

— Как он тут живет? — спросил папа.

— Нет нашего Алошки, — ответила мама. — Нет его.

— Как же так? — Папа даже вскочил со стула. — Как же так? — Он очень заволновался: — Ведь Алошка давно ушел от меня. И я просил его передать…

В комнате стало тихо, как будто это не был веселыйпревеселый праздник Новый год. А тетя Вера скорее погасила елку. Взяла и огоньки все задула. В комнате стало совсем темно. Тут мы с бабушкой как закричим:

— Есть! Есть Алошка!

И все увидели: там, в Алошкином домике, горит ЗЕЛЕНЫЙ ОГОНЕК.

 

АЛОШКА СНОВА ЗАПЕЛ СВОЮ ПЕСЕНКУ

Все побежали к Алошке, а он выскочил из домика и как бросится… вы думали к кому? Прямо ко мне! Обхватил меня за шею и смеется! А у него в руке колокольчик.

— Алошка! — говорю. — Где же ты пропадал, милый Алошка?

А он ткнулся носом мне в плечо и все смеется:

— ЧиПОчиТОМ, чиПОчиТОМ чиРАСчиСКАчиЖУ.

— Эй, эй, Алоха, — говорит папа. — Это что засекреть!?

— Папка, ведь ты еще ничего не знаешь, у нас с Алошкой есть тайный язык!

— А меня научите? — спросил папа.

— ЧиНАчиУчиЧИМ! — крикнули мы с Алошкой. — Научим. — И мы сразу начали учить папу нашему тайному языку. Но вдруг все услышали:

Эх, превратилась бы я В лебедь черную. Эх, улетела бы я куда-нибудь На третий этаж…

Это громко скучала тетя Вера.

— Друзья мои, — сказал папа. — А помнится мне, у нас на третьем этаже жил такой человек с усами — Иван Иваныч. Где он?

— Он на пенсии сидит, — сказала бабушка.

— Он, наверно, у чуда-телевизора сидит, — сказал я.

— Тары-бары-бум, — заворчала тетя Вера. — Он ОДИН сидит, и позвать его некому… И зачем я — щелкщелк — делала этот хвостик… И зачем мне — щелкщелк — эти ушки. — Она сняла свою заячью маску, надела очки, повязала голову полотенцем.

Вдруг мы услышали: динь-динь-динь!

— Ты что, Алошка!

А он быстро-быстро зашептал мне на ухо:

— ЧиЯ чиСБЕчиГАчиЮ.

— Куда сбегаешь? — не понял я.

— ЧиЗА чиНИМ.

— А, за Иваном Иванычем? Ну, давай!

Алошка спрыгнул на пол, побежал по коридору, снова пролез в щель почтового ящика, и вот уже на лестнице зазвучал его голосок:

И все зовут Алошку — Алло! Алло! Друг к другу шлют Алошку — Алло! Алло! Сидишь ты и вздыхаешь Один, один. Приду я, прибегу я — И ты уж не один!

 

ВСЕ ВМЕСТЕ

Как пришел Иван Иваныч с третьего этажа. Ох! Как улыбнулся он в свои рыжие усы… так сразу нам стало видно: добрый он и молодец!

— Ну, с Новым годом! С Новым счастьем! — сказал Иван Иваныч.

И он взял тетю Веру за руку и меня за руку, а я бабушку, а бабушка — маму, а мама — папу. А папа потянул нас к елке. А маленький Алошка забрался ко мне на плечо и держался за мое ухо.

Мы прыгали вокруг елки и шалили, сильно расшалилась тетя Вера — ведь она целый год тихо себя вела: не смеялась, не прыгала, не бегала. А теперь зато… она прыгала и пела:

Ой ли, ой люди, Я капусту посажу, Ладушки, ладушки, Всю кочашенькую…

— Да как же вы, Вера Акимовна, — засмеялся Иван Иваныч, — зимой капусту сажать станете?

— А я все могу! — крикнула тетя Вера. — Я ведь волшебница… Ха-ха-ха!

— Не верю, — сказал Иван Иваныч.

— Каких же вы хотите доказательств? — спросила тетя Вера.

— А можете ли вы, уважаемая Вера Акимовна, сделать так, чтобы белочка с елки схватила бы ваши страшные стуховые очки и унесла бы их в лес?

— Пожалуйста, — сказала тетя Вера и забормотала:

Белочка, белочка, Рыженькая белочка, Прыгни мне на носик, На широкий дворик, Схвати очки, Припустись в скачки!

И рыженькая белочка прыгнула с елки прямо тете Вере на носик, схватила страшные слуховые очки, выскочила в окошко и убежала в лес…

— Как же я теперь найду свои слуховые очки?! — закричала тетя Вера.

— Вы так добрее, — сказал Иван Иваныч.

— Какая же я теперь волшебница без своих слуховых очков?

— Чего печалиться, — сказала бабушка. — Может, доброй волшебницей станешь. Вместе будем гусей-лебедей домой загонять, вместе будем сказки рассказывать.

— А ведь я люблю добрых волшебниц, — сказал добрый молодец Иван Иваныч и улыбнулся мне.

Тетя Вера тоже улыбнулась. А потом засмеялась. А потом крикнула:

— Эх, да что там! Уж хватит мне сердиться да хмуриться. Буду я танцевать и веселиться. И вы, комарики-сударики мои, пошли плясать!

И мы опять стали прыгать, танцевать, КАК ВДРУГ…

Динь-динь-динь… Зазвонил серебряный колокольчик.

— Алошка, Алошенька! Где ты?

А он сидит в своем маленьком домике и смотрит на нас в окошко.

— ЧиХОчиЧУ чиБАчиЮчиШКИ!

— Алошка хочет спать, — сказал я. — Он ведь устал.

Мы собрались вместе около Алошкиного домика… Я попросил бабушку побаюкать. И она запела:

Бай да убай, Наше дитятко. Спи-тко усни Малешенько.

И мы тихонечко начали подпевать:

Бай да люди, Бай да люди, Спи да усни, Спи да усни…

ТИШЕ! АЛОШКА ЗАСНУЛ.