Во дворе весной жильцы землю вскапывают, сажают цветы.

— ПО ГАЗОНАМ НЕ ХОДИТЬ —

Двор вдвое меньше делается.

На зеленых скамеечках рассаживаются старушки среди этих цветов. Очень красиво получается. И ребята выходят. Можно уроки поучить. Историю, например.

«Римляне достигли большого искусства в изображении человеческих лиц Скульпторы передавали даже характер человека…»

— Я ей говорю — на что мне твои знакомые? А она: «Не к вам ходят». — Как же, — говорю, — не ко мне, Квартира-то общая. Ну ей и крыть нечем.

Тут история, там история — одна интересней другой.

«Дела божественного Августа». Божественный Август — император…

— Чулочки капроновые носит!

— Это уж от родителей… Не давали б денег…

«Деньги за земли, которыми я наделил солдат…»

— Мой фант! Мой! — Это малыши орут. — Даю тебе в лодочку Нинку, Валерика и Женю. Кого утопишь, кого на берегу, кого с собой…

— Женьку утоплю, Валерика — на берегу…

«Что можно сказать о могуществе Августа?»

Деньги он кому-то дал… На чулочки, что ли…

— Пошли, Володь, — говорит Алька. — Все равно учить не дадут.

— Идем.

Они постояли на тротуаре, в тени дома. Во дворе есть и тень и солнышко — кому что нравится.

Алька закурил.

— Охо-хо, — осудили со скамеечек. — Молодежь!

— Пошли воду пить, — сказал Алька. Он звякнул медяками. У него всегда мелочь в кармане.

— Володя! — Это тетя Лида заметила его с Алькой. Воспитывает.

— Сейчас.

Но тут из Гогиного окна донеслось зычное шипение. Включили, значит, магнитофон. У Гогиного отца, журналиста, чудные пленки есть. И вот не то запел, не то заговорил человек:

Послушай, мой мальчик, Что скажу я, Не мучай кошку, Даже чужую, Ведь кошка может, Ведь кошка может, Может тебя оцарапать.

Володя и Алька переглянулись.

Если даже Соседей нет около, Не бей кулаком Соседские стекла, Ты можешь руку, Ты можешь руку, Ты можешь порезать руку.

— Охо-хо, взрослые люди чем занимаются! — Эта из цветника, где скамеечки. — И дети слушают.

— Потом дивимся, откуда озорство!

— Володя!

— Иду!

Истошный все же голос у тети Лиды. И очень уж содержательный, Вот сколько содержит:

«Я забочусь, заменяю мать.

Я устала.

А он опять с этим хулиганом».

Это не считая обычного «пора обедать».

На скамеечках сочувственно притихли. Там понимают: вот старается женщина, а мальчишка вольничает. Был тихий, теперь грубит. Потому что в плохой компании.

— Володя!

Перекидывается мостик понимания от скамеечек к окошку. Тетя Лида на этом мосту — в мученическом наряде.

— Володя!

Она на виду у всего двора. Для них, для соседок, надрывает она свое дорогое горло. А не для Володи. Что он ей.

У, крикунья!