— Охо-хо, странно все же, ну что может быть общего? Она — девочка, они — мальчики. Удивительно!

А ничего удивительного! Ничего! И почему есть люди, которым что хорошо — удивительно, а что плохо — «так и знали». И как довольны, если получается по-ихнему! Людям плохо, а они довольны. И чудно — жизнь твоя идет, как на арене, все будто для них делаешь, чтоб им не скучать.

Вот на скамеечках обсудили Алькиных родителей: одеться не во что, а баян парню купили. А он их в грош не ставит.

Вот принялись за какую-то Нину Цветкову — тоже с мальчиками рано дружить начала…

Володя стоит в своем подъезде и смотрит на соседний — сейчас покажется Алька, и они побегут на пятый этаж, к Тошке. Володя нарочно не выходит, чтоб тетя Лида не видела. Из окна его не заметишь. А с улицы очень даже хорошо. И Володе видна часть улицы, как по ней прохаживается тот самый длинный тип, что в парке. Поглядел на Володю. Остановился. Поманил пальцем. Как маленького. Подойти? Убежать?

А Длинный все сгибает и разгибает палец.

Володя потом сам понять не мог, почему пошел через двор.

— Лети скорей, птенец, — улыбнулся Длинный. Странная была улыбка — только губы. Растянулись и сошлись. А глаза въедливые. — Ты что, кошечки боишься? — Так и сказал «кошечки».

О чем может думать такой человек, когда подманывает пальцем и говорит «кошечки»? Как с ним? Лучше, наверное, не спорить. Володя вытер о подкладку карманов вспотевшие руки.

— Где твой дружок? — А сам продолжал держать Володю под въедливым прицелом.

— Какой?

— Ах ты, дите, не знаешь… Алексей, вот какой. В общем, скажи ему — сегодня не позже восьми. Найди и передай. Вопросов нет?

Длинный обнял Володю, холодные пальцы чуть прошли за воротник. Повернул: иди, мол, ищи. Как хозяин собаку. И Володя пошел к Алькиному подъезду. А холодные пальцы точно остались за воротником.

Володя ничего не сказал — пошел. Бессловесно. Будто принял это положение — хозяин и собака.

Можно ведь было ответить:

«Не передам. Сами найдите». Или еще как-нибудь «Я вам не слуга», например…

Володя медленно пересек двор. Там, на скамеечках, ничто не было потревожено:

— О-хо-хо, вроде б дождик собирается.

— Откуда дождю! По радио передавали…

Ну, конечно, он прозевал. Алька был уже у Тошки. Из окна — звучание подстройки: до-до-до — пианино.

И Алькино непопадание: бум — не в лад, ах-ха — не в лад. И потом наконец вместе!

Володя махал через две ступеньки. 2-й этаж, 3-й…

Может, не говорить? А если Длинный подумает, что Алька сам не захотел прийти? Человек с такими глазами что хочешь сделает. 4-й этаж… До-до-ах-ха…

Доброе позванивание подстройки приближалось, и холод пальцев за воротником начал таять.

Там видно будет. Потом.

Когда Володя позвонил, за дверью засмеялись. «Нашелся! Вон он!» Тошка пустилась бегом по коридору.

— Ой, ну, Володя, ну что ж ты! Мы тут что придумали! — Ждали его. Рады ему.

— Чего придумали? Выкладывай!

Тошкины глаза по-кошачьи светились. (Удивительная все же девчонка!)

— Песню будем сочинять, вот что! Будет своя песня. Свои позывные тоже будут. Алька или я проиграем — все наверх!..

— Кто все? — засмеялся Володя.

— Еще друзья будут, — крикнул Алька из комнаты.

Дверь была открыта, и было видно, как он выбирается со своим баяном из низенького кресла:

— Ох и мебель, мученье мое! — Положил баян на кресло, широко шагнул: — Давай пять.

— Привет, Алька.

Нет, сейчас не надо говорить. Потом, потом.

В комнату протиснулась полосатая соседская кошка, потянулась, дрогнула хвостом. Тошка сразу схватила ее. Подняла ее усатую мордочку:

— Вот она, красавица, тигрица-ягуарица!

— Вот и воспоем кошку, — сказал Алька.

— А что? А что? — Тошка вся светилась. — Эта кошка — хороший человек. — Она всегда сближала эти слова и получалось: «хорошчеловек», Алька подсмеивался над ней:

— А я хорошчеловек?

— Конечно.

— А мой Джек?

— И твой Джек.

— А вот эта капуста на окне?

— Капуста? — Тошка весело кивнула. — Тоже хороший человек.

Володя смеялся и удивлялся сам: вот какую чепуху несут, а почему-то важно.

— Давайте про капусту песню! — крикнул он.

Тошка подбежала к пианино, стукнула по клавишам: получилось что-то вроде тринадцати негритят, как они пошли купаться в море.

Володя дурашливо запел:

Он задумался над рифмой, но Алька — он всегда был смелее — подхватил:

Тошка смеялась, согнулась прямо над клавишами. Алька скинул баян, плюхнулся в свое кресло, ухватил его за ручки и вдруг:

— Ура! Знаю! Давай, Тошка!

Тошка подхватила:

А Володя докричал:

Они и дальше придумали, как объединились кресло и капуста:

А потом уже сочиняла Тошка, а Володя с Алькой только рты раскрывали для подхвата.

Не было еще в жизни, никогда не было такого хорошего дня!

Когда спускались по лесенке, Володя сказал:

— Алька, тот длинный парень, который в парке…

Алька споткнулся, чуть не полетел.

— А, черт! — потер ногу. — Ну, чего там?

— Велел не позже восьми, сегодня.

— Все? — Алька, не глядя, протянул руку. — До завтра. — И стукнул кулаком в дверь. Был как раз его, второй этаж.