Цветные стеклышки

Демыкина Галина Николаевна

Повесть Галины Демыкиной из сборника "Цветные стеклышки". Рисунки Г. Епишина.

 

Глава 1. Будем знакомы

Садись поближе, Нагнись пониже, Погляди получше, Вот так.

А теперь отгадай: как зовут эту кошку? Она пушистая, мягкая, и голос у неё мягкий, а поёт она — мур-мурры-мур… Вот и прозвали её… как? Мура.

Ну, если ты так хорошо отгадываешь, то сразу поймёшь, что эту девочку зовут Нюраша, а ещё — Нюра. Теперь осталось только отгадать, какого цвета у неё платье и ленточка в косичке. Вот и познакомились.

У Нюраши, кроме кошки Муры, есть ещё папа и мама. Но они взрослые, они работают. Играть им некогда. Зато они заботятся о Нюре.

Папа покупает ей в городе ленточки для косы.

Мама варит Нюре кашу, а летом, когда жарко, наливает воду в Нюрашину ванночку и ставит под куст, на солнышко:

— Иди поплескайся, доченька. Воды — море разливанное!

Нюра льёт на себя воду, смеётся:

— У нас море возлеванное!

Но, если говорить правду, Нюраша не знает, что такое море. Только догадывается: море — это много-много воды, больше, чем в ванне, больше, чем в речке. Даже берега не видно. Один берег видно, на котором стоишь, а другого — нет, не видно. Вода и небо. И ещё морская птица чайка. Вот Нюрин папа — он видел море. Потому что папа — механизатор. Он везде побывал. И ещё побывает.

 

Глава 2. Как было один раз

Один раз было так: Нюра проснулась, а папа уезжает.

— До свиданья, дочка. Маму слушайся. Не капризничай. Нюра сразу заплакала:

— М-м-м!.. И я с тобой хочу!..

— Нельзя, Нюраша, далеко еду.

— К морю, да?

Нюра знала, что их колхоз дружит с приморским и папа часто туда ездит.

— Верно, дочка, к морю.

Нюра ещё сильней заплакала:

— И я-а-а!

— Не ной, Нюраша, я тебе рыбину привезу.

— Не хочу рыбину!

— Ну — чайку.

Нюра замолчала. Подумала.

— Живую привезёшь?

— Живую. Повернись-ка на бочок. Спи.

Нюра повернулась, глаза сами закрылись. Только вот не спалось.

Нюраша знает, почему отец не берёт её с собой. Потому что она маленькая и капризничает. И всего боится. А она не всего боится. И скоро будет совсем храбрая. Нюра вздохнула поглубже: ладно, пусть. Пусть привезёт чайку.

 

Глава 3. Скоро Нюра будет совсем храбрая

Мама взяла Нюру в лес за грибами.

Сперва Нюра ничего не находила. Потом нашла очень много.

Увидала листок, подняла его, а под ним — гриб.

Сорвала гриб, а под ним — ещё один, маленький.

Сорвала маленький, а под ним — улитка.

Нюра подумала: если улитку согнать, там, может, ещё кто-нибудь прячется.

Но улитка выпустила рога: больше здесь никого нет!

И Нюра сразу ей поверила.

Как-то вечером Нюра осталась в комнате совсем одна: папа ещё не приехал, кошка Мура ушла гулять, а мама полезла в подпол за картошкой. Вот Нюра и осталась одна.

Вдруг под окошком — топ-топ!

На крыльце — стук-стук!

По сеням — бряк-бряк!

Нюра бросилась на кровать и — прямо в туфлях — под одеяло! Зажмурилась…

Потом слышит:

— Дома кто есть?

А голос-то знакомый, не страшный. Да это тёти Сани, соседки, голос!

— Есть! Есть! — обрадовалась Нюра и выскочила из-под одеяла. — Я дома, тётя Саня!

— А что это ты, Нюраша, на кровать залезла?

— От скуки.

— И туфли не сняла тоже от скуки?

— Да.

— Ну, давай я тебе зайчика покажу.

Тётя Саня вытянула руку, сжала её в кулак, а два пальца — мизинец и указательный — выпрямила:

— Вот, гляди, зайчик.

— Разве это зайчик? Это кулак.

— Да ты не на руку, ты на занавеску погляди, на тень. Видишь?

А на занавеске и правда заяц. Головка круглая, одно ухо длинней другого.

— А что он делает?

— Слушает.

А заяц одно ухо насторожил, а другим шевелит. Потом как разведёт ушки!

— А теперь? А теперь что?

— Он испугался.

— Кого?

— Волка.

— А где волк?

— Во-он за той горой. Из лесу выходит.

И тут из тёмного леса, из-за горы выглянула волчья голова: морда длинная, пасть раскрыта!..

— Ой! — закричала Нюра. — Беги, зайчик, беги!

А волк всё ближе, ближе…

— Уходи! Уходи! Уходи! — закричала Нюра. Она хотела стукнуть рукой по волку, а попала по стене, ушиблась и заплакала.

— Да что ты, Нюраша! — стала утешать её тётя Саня. — Ты не бойся, это не волк.

— Да-а-а, не волк! А что же он зубами стучит?

— Это моя рука. Вот погляди.

— Не рука это!

Нюра не смотрела больше на стенку. Но всё равно там был волк.

Мама вылезла из погреба, раздела Нюру. Нюраша натянула одеяло на голову. Тогда оголились пятки. И вот-вот их схватит тот, который на стенке! Нюра подобрала ноги, свернулась в клубочек. Затаилась.

Ты, конечно, знаешь, что волк не живёт на стене возле занавески, а живёт далеко-далеко в лесу. И Нюра это знает.

Но всё-таки ей страшно.

 

Глава 4. Чайка

Нюра не любит вставать по утрам.

Всегда у них так получается: мама давно поднялась, корову подоила, печь истопила, каши наварила:

— Иди, дочка, завтракать!

А Нюра никак глаза не разлепит.

Мама зовёт:

— Пойдём, дочка, со мной на работу, а то тебя здесь и покормить некому — тётя Саня в город уехала.

А Нюра:

— М-м-м, не хочу!

А сегодня мама будила, будила Нюру, а потом как отдёрнет занавеску:

— Глянь-ка, Нюраша!

Нюра глянула. За домом было поле, по полю шёл трактор, окучивал картошку. А над полем, над трактором, над картофельной ботвой плавно летала — то опускалась, то взмывала кверху — белая птица. И кричала резко и жалобно, будто плакала. Нюра никогда не видела такой.

— Кто это? — спросила она.

— Чайка.

— Чайка?!

Нюра быстро оделась и выбежала за калитку.

После трактора поле шло волнами. Развороченная земля пахла землёй и порванными корнями сорных трав.

А птицы не было.

«Но всё же она ведь была! Прилетала!»

Нюра побежала домой:

— Мама, она с моря, да?

— Наверное. Залетают к нам иногда червячков поклевать.

— Как же она нас нашла?

— По ветру.

— Мам, — спросила Нюра совсем тихо, — она ко мне прилетала?

— К нам.

— Нет, ко мне. Ко мне, — повторила Нюра.

Она сразу догадалась, что это за чайка. И была рада, что папа не обманул её. И, значит, если она не станет капризничать и ничего не будет бояться, папа возьмёт её с собой к морю.

 

Глава 5. Мальчик Казис

Нюра играла в саду возле дома. Вдруг слышит:

— Нюра! Нюраша!

А это папа приехал.

Обрадовались!

Папа схватил Нюру в охапку, внёс в избу. Стали они из папиного чемодана вынимать гостинцы: виноград, конфеты, копчёную рыбу. Но чайки там не было.

— Ты что, дочка, высматриваешь? — спросил отец. — Птицу, что ли? Так не привёз я её. Эта чайка живёт на косе, у мальчика Казиса…

— На какой косе? — удивилась Нюра. — Разве у мальчиков бывают косы?

Отец засмеялся, посадил Нюру к себе на колени:

— А ты у меня молодец! Я думал, ты ныть начнёшь из-за этой чайки.

— Пап, да ведь она прилетала ко мне! — закричала Нюра и захлопала в ладоши. — Я ей даже имя чуть не придумала.

— А Казис свою чайку как-то смешно зовёт.

— Как, папа?

— Барбара, что ли…

— Ну да, да! Я тоже так хотела — Варвара! А он большой, пап, этот Казис?

— Постарше тебя.

— А сильный?

— Сильный. И плавает, как рыба. Только очень уж вольный.

— Почему? Расскажи!

— А вот слушай.

 

Глава 6. Что рассказал папа

Папа давно знает Казиса, потому что дружит с его отцом. В прошлом году Казис шёл по берегу и вдруг увидал чайку — её трепало прибоем: то бросало на песок, то сносило в море. Казис сразу понял: тут что-то не так — ведь чайки всегда отлично держатся на волнах. Он подбежал к самой воде, выждал, когда прибьёт к берегу птицу. Чайка испугалась, закричала, забилась, но Казис взял её в ладони и понёс домой. У птицы был прямой длинный клюв, чуть загнутый книзу, красные лапы и поломанное крыло. Ей было больно, она кричала, будто плакала. Чайка несколько раз клюнула Казиса: откуда ей было знать, что он хочет помочь?

— Ух ты, Барбара, ворчливая тётушка Барбара, — говорил ей Казис, и птица, слушая его голос, переставала биться.

Казис посадил чайку в сарай, где хранились дрова. Сделал ей гнездо из соломы и тряпок, заложил все щели, чтобы не пробралась кошка.

Казис кормил её и разговаривал с ней. А когда Барбара выздоровела, он отпустил её. Но чайка постоянно прилетает к мальчику и кружит над его домом.

Вот что рассказал папа.

Нюраше хотелось узнать про косу: почему у мальчика Казиса коса? Но она боялась, что отец опять засмеётся и не расскажет дальше.

— Папа, — спросила Нюраша, — а почему же он вольный, этот Казис?

— Ох, даже вспоминать не хочется, — ответил отец. — Такого я страху с ним натерпелся!

— Какого? Какого страху? Расскажи!

— А дело было так. Заночевал я в доме у Казиса. Утром просыпаюсь — никого. Слышу — Казис где-то поблизости напевает, есть у него такая песенка: «Ой, лари-лари-ла. Ой, ла-ри-лари-ла!»

Выхожу, вижу: сидит он на крылечке, лук-самострел мастерит.

«Где старшие?» — спрашиваю.

«Отец, — говорит, — на лов ушёл, мать — на работу, в город, а меня за старшего оставили».

Он согрел завтрак, мы поели. Я хотел было пойти в колхоз по делам, вдруг слышу:

«Спасите! Тону!»

Голосок слабый, девчоночий или мальчишечий, не разберёшь. Я — скорее к берегу. Испугался. Ну, думаю, Казис тонет! И вдруг вижу — наш Казис на берегу, — отвязал отцову лодку, вёсла приладил, спасать отправился… Даже не позвал меня. Я бегу, руками размахиваю: подожди, мол. А он уже от берега оттолкнулся, гребёт вовсю! День был ветреный, волны высокие! Лодка на волнах скачет, того гляди, зачерпнёт. Я подбежал к морю — что делать? Вплавь — не догнать! Хорошо неподалёку ещё одна лодка привязана была. И вёсла на дне лежали. Я — скорее за Казисом вслед. А он уж до того мальчонки добрался. Парнишка за лодку хватается, она кренится, воды нахлебалась, отяжелела… Ну, в общем, вытащили мы этого паренька, и Казиса я кое-как к себе перетащил. Так и вернулись: я на вёслах, а Казис свою лодку держит, через корму перегнулся… Вот какой парень вольный. Ещё бы чуть — и утонул.

— Пап, значит, он не должен был спасать этого мальчика? — спросила Нюраша.

— Как же так — не спасать?

— А ты рассердился.

— Меня надо было крикнуть, вот что, — ответил отец.

— Так ведь он поспешил.

— Ну, хватит. Я разве что говорю? Хороший парень. Только вольный.

— Храбрый, — тихо вздохнула Нюраша.

— Чересчур даже, — проворчал отец.

И Нюраша поняла, что он очень испугался за Казиса.

Отец достал из бокового кармана блестящую, крепко закрученную раковину:

— Держи. Это тебе твой Казис прислал.

Нюра обрадовалась и даже немножко испугалась:

— А разве он меня знает?

— Знает. Я рассказывал. Ты приложи раковину к уху — в ней море шумит.

Нюраша приложила и услышала: шумит море. Много-много воды, а на воде — маленькая лодка и в ней — мальчик с длинной белой косой. Ветер подул — коса расплелась, и волосы залепили лицо. И вот уж он не видит, куда плыть, его может в море унести!..

— Папа! — крикнула Нюраша и открыла глаза.

Отец поднял её:

— Давай-ка, дочка, в кроватку отнесу — ты спишь совсем.

Нюра положила голову на подушку и подумала: «Надо Казису ленту подарить, чтоб коса не расплеталась». И ещё подумала: «Скорее бы поехать к морю».

— Я кошку Муру не боюсь, — сказала Нюраша сквозь сон. — Чайку не забоялась. Я и волка…

Но тут она сразу замолчала. А почему — ты, наверное, догадываешься.

 

Глава 7. Работа

На другое утро мама, как всегда, корову подоила, печь истопила, каши наварила и разбудила Нюру:

— Вставай, дочка, завтракать!

И Нюра не стала капризничать — спрыгнула с кровати, накинула платье, принялась туфли застёгивать.

— Давай помогу, — сказала мама.

— Мам, а Казис сам туфли застёгивает?

— Какой Казис?

— Такой. Спроси у папы.

Мама спросила. Папа ответил:

— Он всё делает сам.

И Нюра сама помылась, сама расчесала волосы, только ленточку ей вплела мама.

Села Нюра за стол.

Папа говорит:

— Ешь кашу, дочка, будешь сильной.

И Нюра сразу поняла, про что он подумал. Позавтракали. Папа стал собираться на работу, а мама загрустила:

— Эх, сегодня наша бригада на дальнем поле — не знаю, успею ли к Нюраше забежать.

Папа покачал головой:

— Не слишком ли мы нашу дочку балуем? Вон Казис на лов с отцом ходит.

— На что ходит? — не поняла Нюра.

— Рыбу ловить.

Нюре стало обидно:

— И я рыбу ловить! И я!

— Где же у нас рыба? — засмеялся папа. — Если только в луже у колодца.

Нюре стало ещё обидней: разве она виновата, что у них нет моря?

— Зря ты, отец, так говоришь, — заступилась мама. — Нюраша вот пойдёт и мне помогать будет. Верно, дочка?

Нюра хотела сказать, как всегда:

— М-м-м… Не хочу!.. Но не сказала.

Нарезали они хлеба, взяли картошки, мяса из щей, молока в бутылку налили и пошли. Мама торопилась, а Нюра пылила туфлями по дороге. Пыль была мягкая, прохладная — остыла за ночь.

— Мам, я разуюсь.

— Разувайся. Только туфли сама понесёшь.

— Ладно.

Босиком приятней идти, зато медленней: каждый камешек, каждый комочек глины голые пятки колет. Вот Нюраша и смотрит вниз, под ноги. А видит всё жёлтую дорогу да жёлтую дорогу. И вдруг — хоп! — зелёная тропа. Удивилась Нюра, подняла голову, — а они уже к огородам вышли.

Вдалеке женщины работают — землю долбят тяпками, такими лопаточками на длинных ручках. Нюра знает: это они капусту или свёклу окучивают. Или ещё морковку. Если морковку — лучше. Вкуснее.

Подошли они с мамой поближе.

— Нюраша! — обрадовались женщины. И все зовут её к себе.

Одна говорит:

— Иди, морковку самую большую найдём.

Другая говорит:

— Садись, доченька, в тенёк, смотри, у меня здесь кустик возле делянки.

А третья говорит:

— Нюраша, помоги мне, а то у меня тяпка тяжёлая.

Нюра помолчала-помолчала, а потом ответила тихонечко:

— Я с мамой хочу.

Обхватила мамины ноги, прижалась: уж больно народу много!

Постояли они так, потом мама взяла тяпку:

— Давай, доченька, я буду окучивать, а ты во-о-он туда траву носи.

Нюра отнесла охапку травы на луговинку — обратно пошла. А у мамы снова целый ворох травы. Нюра опять потащила. А как подошла к концу грядки, вдруг прямо из-под ног у неё выпорхнула птица. Белая птица с тёмными перышками на голове и крыльях. Она была совсем рядом, руками можно достать! Сжала свои красные пальцы в кулачки и крыльями — шух! шух! шух!

— Здравствуй, Варвара! — крикнула ей Нюраша. Она всё смотрела на чайку, пока та не улетела.

Потом взглянула вниз, на грядку, откуда птица поднялась, и увидела в ямке, под комьями земли, голубое стёклышко.

Она отчистила стёклышко, потом дыхнула на него и потёрла об рукав. И только тогда сквозь него поглядела. Рожь на дальнем поле стала зелёно-синей, и она текла, колыхалась, как вода… Много-много воды — больше, чем в ванне, больше, чем в речке!

Нюра побежала к маме:

— Мам, а море какое?

— Большое.

— А ещё какое?

— Разное. То синее, то зелёное, и по нему волны ходят.

Нюра показала стёклышко:

— Вот смотри, мне чайка море принесла!

— Да как же она принесла-то?

Нюра спрятала стёклышко за спину:

— А вот так. Она знала, как.

Обратно возвращались все вместе. Нюра надела туфли и шла быстро: ей хотелось поскорее спрятать море в коробочку из-под леденцов.

Мама наклонилась к Нюраше:

— Какая ты у меня сегодня девочка хорошая! Не устала?

— Я сильная, — ответила Нюра. — И никогда не капризничаю.

Мама подхватила её и посадила к себе на плечи. И вот уж Нюра выше всех! Отсюда, с высоты, видны огороды, где работали сегодня; и ближнее поле, жёлтое от пшеницы; и дальнее поле, тоже жёлтое; и высокое небо, жёлтое по краям; и совсем близко, за кустами, большое жёлтое солнце.

И Нюраша подумала: вот какое стёклышко надо послать Казису — жёлтое.

 

Глава 8. Дружба

Кошка Мура была всегда. Нюра о ней заботилась: наливала молока утром, днём и вечером. Мурино блюдечко стояло в сенях.

Нюраша дружила с Мурой: хватала её поперёк живота и таскала по всему дому.

Кошка Мура тоже дружила: как увидит Нюрашу, так спрячется под кровать или в форточку выпрыгнет. Зато вечером Мура мягко впрыгивала к ней в постельку, ступала тяжёлыми лапами возле ног, а потом укладывалась и начинала петь: «Мурр-Нюрр, Мурр-Нюрр…» Она баюкала Нюрашу.

В этот раз Нюра встала, а в доме — никого. Вышла на крыльцо и — прыг, прыг, прыг со ступенек.

И как только её туфельки ступили на песок, откуда-то из-за дома выкатился рыжий лохматый шар.

Нюра одним махом впрыгнула на крыльцо.

Шар катился, чуть отталкиваясь от земли короткими толстыми лапами.

— Мама! — прошептала Нюра.

А уши у него болтались, как две тряпочки.

— Ой, какой! — ахнула Нюра.

А глаза у него блестели и смеялись. И вся лохматая мордочка смеялась.

— Эй! Эй! Эй! — закричала Нюра. Он был совсем не страшный.

Он был щенок.

Нюра завизжала от радости, спрыгнула на землю и схватила щенка. Щенок не стал вырываться, как Мура. Он задвигал лапами по Нюрашиному платью и положил мордочку ей на плечо. И задышал возле уха. От него так тепло пахло!

Нюраша понесла щенка в сени, к Муриному блюдцу. Мура своё молоко ещё не выпила.

Щенок пошёл, пошёл как-то боком, влез лапами в блюдце и разлил молоко. Потом понюхал мокрую лапу и облизал её красным язычком.

Нюра принесла ещё молока, и щенок стал быстро-быстро лакать. Он весь обрызгался!

Нюра снова подлила молока, а потом — ещё. Она вылила из кастрюльки всё Мурино молоко.

А Мура сидела на пороге и крутила хвостом: сердилась.

Тогда Нюра вынесла её на улицу, закрыла дверь.

А щенок всё пил, пил!

Бока у него раздулись, глаза стали сонными. Он заковылял по сеням, сделал лужицу, а потом лёг возле лавки и заснул.

Это был такой хороший день!

Щенок бегал по саду, а Нюра — за ним. Нюра сразу его догоняла!

Через забор заглянула тётя Саня, соседка.

— Это нашей Мохнушки щенок, — сказала она.

Нюра так и задрожала:

— Тётя Санечка! Тётя Саня!..

— Чего ты? — удивилась соседка. — Я ведь не отбираю. Только у отца спроси и у мамы.

— Они согласны! — закричала Нюраша, схватила щенка и потащила к дому.

А мама уже пришла. Она только что подоила корову и теперь процеживала молоко сквозь марлю. Молоко было тёплое, оно пенилось.

Мама не оглянулась. Налила Нюре полную чашку, поставила на стол.

Возле мамы вертелась Мура.

— Уйди, — попросила мама. Но Мура не ушла.

— Мама! — позвала Нюраша и протянула щенка. Лапы его болтались в воздухе.

— Ух, какой шарик! — засмеялась мама.

— Мам, а можно? А?

— Можно, — ответила мама. — Отец давно хотел собаку.

Нюра опять тихонечко завизжала от радости. Она стала пить молоко, а Шарика держала на коленях.

Но тут она увидела: кошка Мура залезла на лавку и тянется к ней, будто хочет что-то сказать.

— Уходи! — крикнула Нюра и посмотрела на маму. А мама внимательно — на неё.

Нюраша опустила щенка на пол. И покраснела.

Она догадалась, о чём хотела сказать Мура. И ты, наверное, тоже догадываешься.

Мура, хотела сказать: «Если у тебя завелись новые друзья, нехорошо обижать старых. Мальчик Казис никогда так не делает!»

 

Глава 9. Лента в клеточку

На подоконнике лежит коробка, а в коробке — Нюрашины ленты для косы. Косичка у Нюры маленькая, а ленты красивые: одна белая, другая голубая, третья красная, а четвёртая самая лучшая — в зелёную и коричневую клеточку.

Нюра вынула ту, которая в клеточку, и поглядела в окно. За окошком было темно, что-то шуршало, постукивало.

— Мам! — позвала Нюра.

Мама не слышала: она стирала на кухне. Папа возился с приёмником: вынимал и вставлял какие-то тёмные лампочки. Под столом спал Шарик. Нюра растолкала его. Щенок потянулся к ней сонной тёплой мордой, встал на мягкие после сна лапы и, шатаясь, пошёл.

Нюра схватила его в охапку, взяла с окна ленту и открыла дверь в сени.

Там было совсем темно.

Сквозь маленькое окошко просвечивало синее, тоже очень тёмное небо. Нюре захотелось шагнуть назад, захлопнуть поскорее дверь, но она не сделала так: она ступила через порог.

«Ко-ко-ко!» — затревожился на дворе петух. Он хотел сказать, что нельзя выходить так поздно.

— Ничего, — шепнула Нюра и скорее на крыльцо.

И совсем даже не страшно, потому что никакие волки в сенях не прячутся.

Шарик, как видно, заснул у Нюраши на руках. А теперь, на свежем воздухе, проснулся, забарахтался.

Нюра сказала:

— Мы с тобой, Шарик, только до калитки добежим. Оставим ленточку для Казиса, и всё. Пусть чайка Варвара отнесёт.

Нюра слезла с крыльца и пошла по дорожке. Она старалась не дышать.

И вдруг что-то как зашуршит под кустами! Нюра остановилась, прижала к себе тёплое тельце Шарика:

— Ничего, Шарик, ведь мы вместе.

А там всё шурх да шурх, всё ближе да ближе. И вот вылез на дорожку маленький зверь, меньше Шарика. Наскочил на Нюрину ногу, зафырчал, свернулся.

Нюра вздохнула и засмеялась: она уже видела такого зверя и сразу узнала — ёжик.

Она пошла дальше.

Вот дорожка чуть повернула, обогнула вишнёвое дерево. Значит, скоро калитка.

И вдруг Нюра увидала: там, около калитки, над изгородью блестят два огромных зелёных глаза.

Ну конечно! За забором — поле, за полем — лес, а в лесу кто живёт?.. Вот он и прибежал, встал на задние лапы, раскрыл пасть!..

Нюра хотела закричать, но крик не получился.

А зелёные глаза уставились прямо на неё.

Нюра выронила щенка. Шарик плюхнулся, но не завизжал, а побежал прямо туда, к этому зверю.

И тогда Нюра кинулась за ним:

— Шарик! Назад! Шарик, Шарик!

Он такой маленький, глупый, тёплый, а зверь такой злой, с огромной пастью!..

— Шарик, Шарик, назад!

Но тут вдруг зелёные глаза потухли, что-то мягко ударилось о землю возле забора, и тотчас же об Нюрину ногу потёрлась нежная шёрстка. Мура! Конечно же это Мура!

— Мура! Ты на заборе сидела? — спросила её Нюраша.

Нюрины глаза уже привыкли к темноте, и теперь была ясно видна загородка, и все деревья и кусты, и Шарик, как он катился по траве.

Нюра быстро привязала ленту к сучку вишни, схватила одной рукой Шарика, другой — Муру и побежала к дому. Папа увидел Нюрашу, отложил лампочки и винтики.

— Откуда это ты так поздно, дочка?

— Я ленту для Казиса на вишню повесила, чтобы чайка Варвара отнесла.

— Отнесёт! — улыбнулся отец. — Будет доставлено. А я-то думал: где ты бродишь?

— Это Мура бродит, — ответила Нюраша и перевела дух. — Там ведь и волки могут быть. Хорошо, мы с Шариком подоспели!

— Молодцы! — сказал отец удивлённо.

А чего удивляться? Это ведь всем известно: если хочешь стать храбрым, надо не бояться. Вот как мальчик Казис.

 

Глава 10. Будем знакомы

Садись поближе, Нагнись пониже, Погляди получше.

А теперь отгадай: как зовут этого мальчика?

Верно, Казис.

А почему у него нет косы?

Да ведь её никогда и не было. Разве мальчики носят косы?

Это он сам живёт на косе. А коса — это длинная, узкая полоса берега, которая вдаётся в море.

Тут, на косе, умещается дом Казиса, огород, ещё несколько домов с огородами. А на берегу много лодок. Это лодки рыболовецкого колхоза.

Казис проснулся от шагов, открыл глаза и увидел: отец собирается на лов.

— А я?

— Давай, — ответил отец. — Только быстро.

Казис быстро оделся, а ботинки надевать не стал: знал, что будет тепло. Потому что небо было ровное, сероватое, без облачка. Над морем прозрачно серебрился воздух, и казалось, что ветер вот-вот сдует эту воздушную пенку. А солнца не было. Оно ещё не вставало.

В окно было видно: возле лодок возились с сетями рыбаки в резиновых сапогах и широких резиновых шапках.

— Собери еду, — сказал отец.

Казис отрезал большой кусок белого сала, два ломтя хлеба, отсыпал соли в тряпочку, положил две луковицы, несколько яиц, сваренных ещё с вечера. Всё это сложил в целлофановый пакет и выбежал вслед за отцом.

— Лабас дьёна, — сказал отец рыбакам.

Ты, наверное, догадываешься, что по-литовски это значит «добрый день».

— Лабас, — ответили ему.

Отец отвязал большую широкодонную лодку, а Казис вскочил на ходу.

Лодка закачалась на волнах рядом с другими лодками. Все они были толстыми тросами привязаны к катеру. Катер шёл далеко впереди, и за ним тянулись усы из пены.

— «Ой, лари-лари-ла!» — запел Казис. Ему было весело.

— «Ой, лари-лари-ла!» — подтянули рыбаки. Они плыли и тихонечко, себе под нос, напевали.

Казис хотел быть таким, как эти люди — загорелые, сильные, молчаливые. И очень смелые. И очень верные друзья. Казне сидел на корме рядом с отцом и ждал, когда доплывут до того места, где поставлены сети.

Больше всего Казис любит, когда выбирают сеть: тянут её — и он тоже тянет! И сеть поднимается над водой, а там плещется, скачет, сверкает разноцветная рыба, а вода тяжёлыми потоками стекает обратно в море.

И вот уже рыбины на дне лодки, теперь можно разглядеть их. Казис рад, что такой хороший улов, и ему жалко рыб — как они разевают рты и раскрывают живые красные жабры, точно просят: «Воды! Воды!»

Он присмотрел одну рыбёшку, совсем маленькую, невзрачную, серенькую. Схватил её и выкинул за борт. Руки после рыбы стали скользкими и пахли морем, водорослями, рыбным духом.

Казис глянул за борт. Мимо лодки прошла та рыбёшка и золотисто сверкнула на него глазом. «Узнала, — подумал Казне. — Потом, наверное, приплывёт к берегу, приручится, как чайка Барбара. И я покажу её Нюре».

И ещё подумал: «Как это Нюра там живёт совсем без моря? Вот бы посмотреть, как это бывает, когда кругом только жёлтое поле да жёлтое поле…»

Но тут начало подниматься солнце. Сперва его не было видно, только море стало розовым. Потом на волнах закачался его ярко-малиновый бок. А потом — скоро! — и весь красный шар без лучей выкатился на голубую поверхность. Качался, качался, плавился, горячел…

Стало тепло. Потом жарко. А сети ещё были выбраны не все. Теперь уже Казису хотелось поскорее домой. Только он не говорил про это никому. И никто его не спрашивал: «Устал?»

Все работали. Все устали.

Возле берега было много чаек. Одни качались на волнах, другие ходили по песку, летали… Они были все разные — у каждой свой поворот головы, своя осанка, свой цвет. Лапы тоже у всех разные: чёрные, розовые, красные, серые.

Когда Казис с отцом шли к дому, одна чайка отделилась от остальных и полетела за ними.

— Барбара! — крикнул ей Казис и помахал рукой.

Она пролетела над двором, прошумела крыльями и вернулась к морю. Казис подошёл к крыльцу и около нижней ступеньки, в песке, увидал жёлтое стёклышко. Он отчистил стекло, потом подышал на него и потёр об рукав. И только тогда поглядел сквозь него на море. Море стало жёлто-зелёным, а пена тускло блестела, и было похоже, что это рожь гнётся под ветром, течёт, колышется, идёт ровными волнами.

«Вот оно как?! — подумал Казис. — Ничего. Красиво».

Он спрятал стёклышко, взял свой лук, стоявший возле крыльца.

И вдруг увидел: сбоку, возле самой тетивы, была привязана очень красивая лента в зелёную и коричневую клеточку. Казис удивился и поскорее вошёл в дом, чтобы спросить, не знает ли кто, откуда лента.

Отец уже сидел за столом. А рядом с ним — его приятель, Нюрашин отец. Казис обрадовался:

— Здравствуйте, дядя Митя, лабас дьёна!

— Здравствуй, герой. Привет тебе от Нюры.

Он весело кивнул Казису, и Казис решил, что лучше, пожалуй, не спрашивать про ленту.

Мама налила большую тарелку ухи:

— Ешь, рыбак.

Казис пододвинул тяжёлый стул, уселся поудобней, поглядел на маму, на Нюриного отца и улыбнулся:

— Ачу.

Ты, наверное, догадываешься, что по-литовски это значит «спасибо».