27

В полдевятого утра Кэтрин Кимберли вошла в дом на Тридцать шестой улице, отперев дверь собственным ключом. В гостиной она увидела распростертого на кушетке Тома Гренвила. Его смокинг и ботинки валялись на полу.

Кэтрин прошла в маленькую кухню, находившуюся в задней части дома, и поставила кофейник на огонь.

В это время в кухню со стороны двора вошел Тони Абрамс, одетый в свой обычный деловой костюм, Кэтрин стояла спиной к нему, и несколько минут он наблюдал, как она готовит кофе. На ней были легкий белый свитер, облегающие брюки цвета хаки и кроссовки. Абрамс подумал, что в субботу она выглядит совсем не как обычная мисс Кимберли, какую он привык видеть в офисе.

– Доброе утро! – громко поздоровался он.

Она обернулась и приветливо улыбнулась ему:

– Вы давно встали? Вид у вас неважнецкий. Бурная ночь?

Он внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь обнаружить в них признаки удивления или разочарования тем, что он все еще жив.

– Кое-что похуже. – Тони достал из настенного шкафчика две кофейные кружки. – Я волновался за вас.

Кэтрин открыла свою сумочку и достала пистолет. Это был браунинг 45-го калибра. Абрамс ожидал увидеть что-нибудь поменьше. По тому, как Кэтрин держала пистолет, он понял, что обращаться с ним она не очень умеет.

– Вы, разумеется, уже слышали о происшествии в Бромптон-Холле? – спросил он.

Она положила браунинг обратно в сумочку.

– Да. Трупы опознали. Это леди Элинор Уингэйт, ее племянник Чарльз Брук и приятель О'Брайена Рональд Холдингс. Сейчас производится вскрытие.

Абрамс налил кофе в кружки.

– Вы провели ночь в одиночестве?

– Это явно провокационный вопрос.

– Послушайте, я занимаюсь этим делом или нет?

Она холодно ответила:

– Я вернулась в свою квартиру на Кармин-стрит. Я была одна.

– Почему вы не поехали в «Ломбарди»?

– У меня не было настроения. – В ее голосе послышалось легкое раздражение.

– Это Торп отправил вас домой? – Она кивнула.

Абрамс отхлебнул из кружки.

– В квартире в «Ломбарди» у вас есть своя комната?

– Да.

– Там у вас одежда и другие вещи. Разве не странно, что при всем этом Торп отсылает вас в такую даль, на Кармин-стрит? Вы не говорили ему, что мы встретимся с вами сегодня утром?

– Боже, да вы настоящий полицейский! Нет, мне это странным не кажется. Ведь сама квартира в «Ломбарди» необычная. Это и место для явок, и подрезидентура ЦРУ, и еще Бог знает что. Так что, когда ты связан с человеком, проживающим в такой квартире, тут уж не до удобств.

Абрамс кивнул и поставил свою кружку на стол.

– Как у вас сегодня с желудком?

– С желудком? Нормально.

Тони направился к двери, ведущей во внутренний двор, и знаком пригласил Кэтрин следовать за ним. Под окном кухни, выходящим во двор, стояла белая металлическая скамейка. На скамейке навзничь лежало тело мужчины, одетого в черное. Грудь у него была так сильно выгнута вперед, что было ясно – сломан позвоночник. Голова свисала, почти касаясь земли.

Кэтрин уставилась на тело.

– Судя по одежде – грабитель, – сказал Абрамс.

Она посмотрела вверх, на четырехэтажное здание, но промолчала.

Абрамс склонился над телом и наполовину стянул с его головы шерстяной лыжный шлем. Мертвенно-белая кожа убитого контрастировала с черной щетиной на подбородке и запекшейся вокруг рта кровью. На вид мужчине было лет тридцать пять, а черты лица выдавали в нем славянина. Тони вгляделся в открытый рот мертвеца, затем стянул шлем с его головы совсем. По земле рассыпались длинные иссиня-черные волосы.

– Судя по прическе и зубным пломбам, это иностранец. Вы его не узнаете? – спросил Абрамс у Кэтрин.

Та подошла поближе к телу и всмотрелась в лицо погибшего.

– Нет, – пробормотала она, быстро повернулась и пошла на кухню.

Тони последовал за ней. Некоторое время они молча пили кофе. Потом Кэтрин спросила:

– Что вы делали на крыше?

– Я не говорил, что был на крыше. – Абрамс снял телефонную трубку и набрал домашний номер капитана Спинелли.

– Это я.

– Ничего нового по Карбури у меня нет. – Голос у Спинелли был сонный.

– Приезжайте по адресу: Тридцать шестая Восточная улица, дом 184. Во дворе труп.

– О боже, Абрамс, что у тебя там произошло?

– Расскажу позже.

– Где ты?

– По указанному адресу.

– Это связано с Карбури?

– Как тебе сказать… Дом принадлежит фирме О'Брайена, и кое-кто из его друзей оставался здесь сегодня ночевать. Что ты по этому поводу думаешь, Шерлок?

– Я думаю, что тебе надо бы нажарить задницу. Оставайся там.

– Я сказал, увидимся позже. – Тони повесил трубку.

Абрамс и Кэтрин вышли из дома. День был ясный и теплый. Пахло ночным дождем. Тони взглянул на Кэтрин при солнечном свете. Она, очевидно, спала не больше пяти часов – и никаких признаков усталости на лице.

Казалось, Кэтрин почувствовала, что Абрамс смотрит на нее не так, как обычно.

– Почему мы стоим? – спросила она. До Ленсингтон-авеню они дошли молча. Пока они ожидали переключения светофора, Кэтрин задала вопрос:

– Как вы думаете, что было нужно этому человеку?

– Столовое серебро.

Перейдя улицу, они двинулись на север. Машин было относительно немного, и город, как и всегда по субботам, выглядел так, будто все его жители отсыпались после пьянки.

Абрамс и Кэтрин свернули на Сорок вторую.

– Вам понравится Арнольд, – нарушила Кэтрин молчание. – Он необычный и очень умный.

– Что вы хотите найти в архиве?

– Никогда нельзя загадывать, что найдешь в архивах. Но там все есть. И зачастую то, что в досье отсутствует, не менее показательно, чем то, что есть в наличии. Работа в архивах требует логического мышления, интуиции и удачи. Вы умеете работать с архивами?

– Меня еще никто об этом не спрашивал. Я подумаю.

Они шли мимо Центрального вокзала. Для Абрамса этот район всегда ассоциировался с довоенными временами: величественные банки, старые отели, лавки чистильщиков обуви, газетные и табачные киоски, Йельский клуб. Поезда из Коннектикута и Уэстчестера, выплывающие на платформы толпы школьников и «белых воротничков».

– Я не доверяю Питеру Торпу, – неожиданно произнес Тони.

Кэтрин отреагировала не сразу, но, когда она заговорила, в ее голосе не было и тени упрека.

– Разумеется, не доверяете. А кто ему доверяет? Он ведь офицер разведки. Он лжет и крадет. Но в этом деле и не принята категория доверия. Здесь принята категория верности. А Питер верен.

– Верен кому?

– Своей стране. – Она посмотрела на Тони. – Любые иные предположения могут иметь очень серьезные последствия.

– С моей стороны было бы опрометчиво выдвигать такие предположения, – сказал Абрамс, – и кстати, спасибо за приглашение переночевать в доме на Тридцать шестой улице. Мне там очень понравилось.

– Я так и думала. Вы можете пользоваться этим домом в любое удобное для вас время.

Они дошли до Пятой авеню и пересекли ее возле Публичной библиотеки. На тротуаре Тони увидел странную нарисованную углем стрелку, указывающую в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг. Под стрелкой было написано: «Цель атаки» и отмечено расстояние – «0,4 мили».

Кэтрин тоже обратила внимание на стрелку.

– Ерунда какая-то, – сказала она.

Абрамс и раньше видел в городе такие стрелки с подписанным расстоянием, указывающие в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг.

– Но кого-нибудь это может и напугать, – задумчиво произнес он.

– Чего здесь бояться, – сказала Кэтрин, – если только не самого чувства страха.

– О, мысль о падающей с неба болванке с десятимегатонным зарядом приводит меня в дрожь.

– Это просто ядерная истерия.

– Мистер О'Брайен чем-то очень озабочен, – заметил Абрамс.

– Но не по поводу возможного ядерного удара.

– Чем же тогда?

– Это не биологическое и не химическое оружие… Что-то более страшное… Я даже представить себе не могу.

– И я тоже.

Они передвигались по Пятой авеню в сторону Рокфеллеровского центра.

– Что будет с «Талботом», если вы его найдете? – спросил Тони.

– А как вы думаете? – вопросом ответила Кэтрин.

– Ну, а если «Талботом» окажется, например, О'Брайен?

Она без колебаний произнесла:

– Даже если им окажется мой лучший друг, это не будет иметь никакого значения. Он умрет. Она умрет. Они умрут.

Абрамс посмотрел на нее.

– В тридцатых годах Форстер написал:

«Если бы у меня была возможность выбора между предательством по отношению к моей стране и предательством по отношению к другу, я выбрал бы первое».

– Очень глупо.

– Зато интересно. Явление предательства вообще интересно само по себе. Прочтите Декларацию независимости. Это ведь один из самых предательских документов своего времени. У короля Георга было полное юридическое основание, чтобы повесить всех до единого из шестидесяти пяти, его подписавших.

Они остановились у входа на территорию Рокфеллеровского центра.

– Хорошо. Что вы хотите сказать? Что у нас нет юридических оснований для того, чтобы казнить «Талбота»?

– Это ваша проблема. Моральная проблема. Я смотрю на все это с практической точки зрения. «Талбота» вычислить по его внешности невозможно. В его глазах вы не увидите безысходной тоски или чувства вины, о которых говорил Джеймс Аллертон. Его душа не отлетает в полнолуние, от него не несет запахом крови. Думаю, он носит смокинг и благоухает дорогим одеколоном.

– Но вы говорили, что можете определить преступника по глазам…

– Да, преступника. Но «Талбот» не преступник. Он патриот. Спросите его.

– Понятно…

– Мои родители… Да, они были предателями. Но они помогали бедным как могли, собирали друзей и родственников на вечеринки, смеялись, занимались любовью, пекли картофельные оладьи. «Талбот» – это их двойник, только с голубой кровью. Им вполне может оказаться О'Брайен, или Аллертон, или ван Дорн, или еще дюжина людей из тех, кого я видел вчера вечером.

Кэтрин кивнула.

– Хорошо… Спасибо за то, что подмешали в это дело хорошую порцию холодного, объективного анализа.

– Меня для того и наняли. – Тони направился в сторону здания Радиокорпорации. Кэтрин шла рядом. – Кстати, я не доверяю и вам.

Она натянуто улыбнулась:

– В профессиональном или личном плане?

– В обоих.

– А что вы думаете по поводу Ника?

– Он же ученый. С точки зрения безопасности не самый надежный вариант. Никогда не доверяйте яйцеголовым. К тому же он слишком долго связывает себя с работой, которая, судя по всему, не очень ему нравится. Весьма подозрительно.

– А Гренвилы? Клаудия?

– Вся энергия Джоан Гренвил направлена на то, чтобы наставить мужу рога. У нее же явно наличествуют сексуальные пороки. Что касается Клаудии, то никогда не доверяйтесь иностранцам.

Они обогнули помещение катка. Кэтрин остановилась у входа в здание Радиокорпорации.

– Вы что же, подозреваете меня в том, что я имею отношение к тому мужчине с крыши?

– Признаться, такая мысль приходила мне в голову.

– Но ведь именно я настаивала перед нашими на том, чтобы вы вошли в организацию.

– Все это так. Но если бы я находился под подозрением, я бы тоже поторопился привлечь посторонних людей. Новые люди, как правило, отвлекают подозрения на себя.

– Вы сообразительны.

Абрамс придержал дверь, и они вошли в вестибюль.

– Кстати, если уж кто-то собирался меня убить, значит, я вообще успел проявить себя, с их точки зрения, сообразительным человеком.

Кэтрин подавила смешок.

– Вполне возможно. Кстати, как вы знаете, слово «убийство» означает тяжкое преступление, и совершивший его считается опасным преступником. А может, те, кто, как вы говорите, пытался убить вас, по вашей же мысли, вовсе и не преступники? Может, это просто патриоты, выполняющие свой долг перед народом?

Тони натянуто улыбнулся и подумал: «Вот ведь сука!»

 

28

На втором этаже главного вестибюля было много художественных лавок и салонов, заполненных предметами искусства предвоенного периода.

На первом этаже тоже была небольшая лавка и салончики. Один из них специализировался на продаже военного снаряжения и предметов с американской символикой: картин, плакатов, статуэток, наклеек и т. п. В нем, в частности, были выставлены небольшие бронзовые бюсты генерала Донована. В основном их покупали, как считал Абрамс, молодые адвокаты из контор типа фирмы О'Брайена, то есть тесно связанные в прошлом с УСС. Судя по всему, эти юные карьеристы, купив такой бюст, ставили его у себя в кабинетах где-нибудь между книжными шкафами. Тони улыбнулся, представив себе, как эти юные карьеристы в обеденный перерыв преклоняют колена перед изображением Дикого Билла.

– Это у вас что, улыбка такая? – спросила Кэтрин. – Наверное, вы вспомнили о чем-то неприятном? Или заболел ваш близкий друг?

Абрамс взглянул на нее и усмехнулся.

– Не знаю почему, но вы мне нравитесь.

– Рада это слышать.

Кэтрин направилась к лифту и остановилась возле небольшого столика. В лежащей на нем книге она записала их имена и объект посещения. Затем они поднялись на сорок четвертый этаж, который полностью занимала фирма О'Брайена. Охранник в коридоре кивнул в знак того, что узнал Кэтрин, и указал на еще одну книгу, стоявшую на некоем подобии пюпитра. Записывая себя и Абрамса, Кэтрин взглянула на верхние строчки. Там были фамилии нескольких молодых сотрудников. Она отметила также, что в восемь утра на работу пришел Арнольд.

Они проследовали длинным извилистым коридором до двери с надписью «Архив». Кэтрин постучала.

– А меня Арнольд впустит? – спросил Тони.

– Мне придется пустить в ход все свое обаяние, – улыбнулась Кэтрин.

Она постучала еще раз. Из-за двери слышался резкий свист чайника. Ужасно резкий свист. Чайник давно пора было снимать с плитки.

Абрамс повернул ручку. Дверь открылась со знакомым Кэтрин противным скрипом. Тони заглянул в комнату. Кэтрин быстро протиснулась мимо него, но Абрамс легонько оттолкнул ее назад и вытащил револьвер. Чайник стоял на раскаленной докрасна спирали плитки, из его носика с шумом вырывался пар.

Когда глаза Кэтрин привыкли к полумраку комнаты, она увидела тело, лежащее рядом с походным столиком в круге света, падавшего от стоящей на нем лампы. Абрамс быстро пробежал взглядом по рядам шкафов, прислушался, но никаких звуков, кроме свиста чайника, не уловил.

Прижимая револьвер к боку, Тони медленно приблизился к телу.

Арнольд Брин, в рубашке, нарукавниках и серых брюках, лежал ничком. Его лицо было повернуто в сторону и одной щекой покоилось на галстуке. Галстук был бледно-голубого цвета, почти как кожа Брина. Язык у Арнольда вывалился изо рта. Один глаз был широко открыт. Тони опустился на колено и дотронулся до щеки Брина.

– Еще теплый. С час назад, а то и меньше.

Кэтрин почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она рухнула в кресло, но, быстро сообразив, что оно принадлежало Арнольду, поднялась и бессильно прислонилась спиной к шкафу.

– О Боже, – прошептала она еле слышно, – о Боже…

Абрамс оглянулся на походный столик. Вокруг него валялись чайные принадлежности. На полу, рядом с рабочим столом Арнольда, лежала начатая упаковка бисквитов. Абрамс протянул руку, взял со столика лампу и поставил ее на пол, затем встал на четвереньки и приблизил свое лицо к лицу Брина, внимательно рассмотрел его глаза, разжал судорожно сомкнутые челюсти Арнольда, заглянул ему в рот и принюхался, после этого поднялся и вернул лампу на место.

Кэтрин продолжала стоять, прислонившись спиной к шкафу. Глаза у нее были закрыты, в их уголках застыла влага.

Абрамс еще раз осмотрел предметы на столике, заварочный чайник, чай в пакете. Тони взял один бисквит и понюхал его.

– Судя по всему, он умер от удушья, но я не думаю, что оно было вызвано действием яда.

Кэтрин наконец раскрыла глаза.

– Что?

– Видите ли, он, к сожалению, не успел заварить чай, – сказал Абрамс и выключил электроплитку. – А это могло спасти ему жизнь.

– О чем вы говорите?

– Дело в том, что он сразу принялся за один из этих больших сухих бисквитов. Не намазал его ни маслом, ни джемом… Во рту и в горле у него пересохло, пожилые люди часто страдают плохим слюноотделением. А может, ослабли глотательные мышцы, это тоже бывает у стариков.

– Несчастный случай?

– Его погубил бисквит. Я видел кусок, застрявший у него в горле.

Кэтрин уставилась на Абрамса, затем перевела взгляд на Арнольда. Некоторое время она молчала, потом спросила:

– Вы в это верите?

– Конечно, нет. Это убийство. Отлично продуманное. – Абрамс потер подбородок. – Его держали как минимум двое. Видимо, они были в специальных перчатках с мягкой прокладкой, чтобы не оставалось никаких следов. Наверное, сначала они сунули ему в рот квасцы, чтобы высушить слизистую, потом залили в горло какое-то анестезирующее средство, чтобы отключить нервные окончания. Они затолкнули ему в горло бисквит и держали до тех пор, пока старик не задохнулся. Профессионалы.

Кэтрин судорожно сглотнула.

Абрамс спокойно продолжал:

– Да, судмедэксперту придется с этим повозиться. Но, если ему подсказать, что речь идет об убийстве, он, возможно, и найдет соответствующие подтверждения. – Абрамс закурил. – Интересно, почему эти люди так упорно подстраивают несчастные случаи? Вероятно, чтобы выиграть время? Чтобы те, кого это касается, не забили разом тревогу?

Кэтрин кивнула.

– Очевидно, отчасти и поэтому. Но… В этих кругах вообще предпочитают, чтобы все выглядело, как несчастный случай. Это признак профессионализма, своеобразный знак мастерства.

– Вот как? И за это дают награды? – Абрамс бросил сигарету на пол и загасил ее носком ботинка. – Как бы то ни было, это уже четвертый случай, когда не остается никаких улик: Карбури бесследно исчез, Бромптон-Холл сгорел, а Арнольд подавился бисквитом. Черт побери, даже полицейский может увидеть здесь систему.

Кэтрин посмотрела на него.

– А четвертый?

– Ну как же! А мое падение с крыши по пьянке?

– Так вы были на крыше? Значит, тот человек пытался вас убить?

Абрамс кивнул.

– Как… Как же, черт побери, вы туда попали?

– По пожарной лестнице.

– Вы знаете, о чем я спрашиваю.

– Тогда я вас спрошу, как получилось, что меня пригласили ночевать в этот дом на Тридцать шестой улице?

После недолгого колебания Кэтрин ответила:

– Меня попросила об этом Клаудия. Вы ей нравитесь.

Абрамс промолчал. Кэтрин добавила:

– Если уж быть совсем точной, О'Брайен и Питер тоже предложили, чтобы вы там ночевали. При этом мне показалось, что все трое действовали независимо друг от друга.

Абрамс снова ничего не сказал.

Кэтрин, похоже, постепенно приходила в себя после шока, вызванного смертью Арнольда. Она отрывисто спросила:

– Что же вас привело на крышу?

– Судьба.

– Вы знаете, Тони… Не всегда выгодно держать все при себе. Иногда ведь возникает необходимость в помощи ближнего.

– Я думаю, Кейт, что человек, связавшийся с вашей организацией, очень быстро обнаруживает, что остро нуждается в помощи.

Слова Абрамса явно обескуражили Кэтрин, однако, справившись с собой, она спокойно возразила:

– Зачем кому-то вас убивать?

– Не знаю, но мне это льстит. – Он снял трубку с телефонного аппарата на столе у Арнольда и набрал номер дома на Тридцать шестой улице.

– Чего? – ответил мужской голос. Абрамс знал, что таким тоном отвечают только полицейские, работающие на месте преступления.

– Капитана Спинелли, – бросил Тони.

– Ну… А кто это?

– Абрамс.

– Ладно, подождите.

К аппарату подошел Спинелли.

– Как это все случилось, Абрамс?

– Потом расскажу. Наверное, я окончательно испорчу тебе субботу, но у меня тут еще один труп.

– Где?

– Фирма О'Брайена. Комната с надписью «Архив». Охранник проводит тебя. Запишись в книге.

После долгого молчания Спинелли рявкнул:

– Слушай, Абрамс, что там вокруг тебя происходит? Ты что, попал в черную дыру?

– Давай пообедаем вместе.

– Пошел ты! Вообще держись от меня подальше. Вернее… Оставайся там же.

– Извини, но я должен бежать. Учти, дело выглядит, как несчастный случай, но это не так. Скажи эксперту, хорошо? И помни, что это еще цветочки. Побереги себя. Аривидерчи. – Тони повернулся к Кэтрин. – Стоит нам искать нужные досье, или сойдемся на том, что их здесь уже нет?

Кэтрин изучала записи выдачи материалов.

– Арнольд достал из хранилища четырнадцать папок. – Она осмотрелась. – Но их что-то нигде не видно. – Кэтрин на несколько секунд задумалась. – Арнольд должен был знать хотя бы одного из убийц, в противном случае он не открыл бы дверь.

– Правильно.

– Этим человеком был кто-то, имеющий сюда доступ.

– Сколько всего таких людей?

– Десятки. Англичане, американцы, французы и даже несколько немцев. Плюс группа израильских охотников за нацистами.

– У него был список?

Кэтрин посмотрела на Абрамса.

– Он держал все фамилии в голове.

Подумав немного, Тони сказал:

– Он явно не предполагал, что ему грозит какая-то опасность. Он разговаривал с этим человеком или людьми, а они хорошо знали, зачем он пришел сюда в субботу, – они знали, что скоро здесь появитесь вы.

Ее испуганный взгляд скользнул по шкафам. Она спросила хриплым шепотом:

– А вдруг они еще здесь?

Абрамс отрицательно покачал головой.

– Сомневаюсь. В какой-то момент Арнольд почувствовал опасность, и он мог… – Тони подошел к столу и осторожно переложил лежавшие там бумаги. – Нет, ничего нет. Они бы заметили, если бы он попытался оставить какой-то знак. – Абрамс подошел к телу, наклонился и быстрыми профессиональными движениями обыскал карманы, ботинки, носки, ощупал одежду. – Нет, ничего нет.

Кэтрин стояла подле него.

– Может, нам поискать по всей комнате?

– Нет, надо убраться отсюда, пока не приехал лучший сыщик Нью-Йорка.

Они вышли из комнаты и направились по ярко освещенному коридору. У лифта Кэтрин обратилась к охраннику:

– Кроме Арнольда в ту сторону проходил кто-нибудь?

Охранник отрицательно покачал головой:

– Впрочем, мисс, там же ведь есть еще лестница.

Кэтрин опять просмотрела записи в книге и обнаружила фамилии троих сотрудников фирмы.

– Эти люди здесь?

– Полагаю, что да. Я не видел, чтобы они уходили.

– Спасибо. – Кэтрин взглянула на Абрамса. – Не думаю, чтобы он мог впустить кого-то из этих троих.

– Мне кажется, миновать охранника несложно. Вы его знаете?

– Да. Он работает здесь много лет. Хотя это ничего не значит.

– Да, не значит, – согласился Тони. – Полицейские всегда задают такие вопросы: о новых сотрудниках фирмы, уборщиках, горничных… Это же первые подозреваемые. А в ваших играх все по-другому. Человека вводят в дело за двадцать лет до того, как ему прикажут открыть для кого-то дверь или зажечь свет в критический момент.

– Несколько преувеличено, но…

– И все же Спинелли проверит и охранника, и этих троих ребят.

Они вошли в кабину лифта.

– Я чувствую себя виноватой в смерти Арнольда. Если бы я не попросила его, он не пришел бы сегодня, – сказала Кэтрин.

– Это точно.

– Вы могли бы проявить побольше сочувствия.

– Извините, но это ваше рассуждение – глупость. Если бы сегодня не была суббота, то была бы пятница. Если бы отец Гитлера пользовался презервативами, Арнольду не пришлось бы сторожить британские архивы времен Второй мировой войны в Рокфеллеровском центре. Ну и что?

Они в молчании спустились в вестибюль.

– Мне не хотелось бы столкнуться со Спинелли, – сказал Абрамс.

Пригрело солнце, и улица ожила. Туристы с фотоаппаратами спешили в концертный зал Радио-Сити. Появились любители бега трусцой. Абрамс посмотрел на кроссовки Кэтрин. Подошвы у них были достаточно поношенные.

– Вы бегаете?

– Да.

– А бруклинскую трассу знаете?

– Да. Добегаю обычно до Проспект-Парк. Иногда перебегаю через мост до Хайтс Променэйд.

– До Проспект-Парк я тоже добегу. Это миль двенадцать? Давайте как-нибудь попробуем вместе? – предложил Абрамс.

– Как насчет понедельника? С утра?

– Так у меня в День поминовения выходной?

– Конечно, – улыбнулась Кэтрин.

Молча они прошли несколько кварталов. Наконец Кэтрин спросила:

– Ну, и что теперь?

После небольшой паузы Тони ответил:

– Мне нужно попасть на Тридцать шестую, забрать смокинг и вернуть его в «Мюррей». Затем поехать в Бруклин, просмотреть почту и взять кое-какие вещи, если я собираюсь остаться на Тридцать шестой.

– Как банально и скучно.

– Большая часть нашей жизни проходит в этом.

– Трупы. Угроза национальной безопасности…

– В разгар своей знаменитой австрийской кампании Наполеон послал своему портному в Париж длинное письмо с разносом за то, что тот сшил ему неудобное белье. Жизнь всегда берет свое.

– Послушайте, я сегодня обедаю с Ником. Присоединяйтесь.

– Не могу.

– Я хотела бы обсудить эти события: Бромптон-Холл, смерть Арнольда, покушение на вас.

– Мы и так уже многое с вами обсудили. Давайте подождем данные, которые получит Спинелли, и выясним, что там обнаружат в Лондоне. Мне сейчас хочется поработать с фактами.

– Хорошо, а в ожидании новых сведений не могли бы мы чем-нибудь заняться?

– Мне нужно еще кое-что забрать из химчистки. Кроме того, надо постараться, чтобы нас не убили, так что почаще оглядывайтесь. – Они остановились на Сорок второй улице. – Я возвращаюсь в представительский дом фирмы. А вы куда?

– Если кто-то пытается вас убить, зачем вам оставаться там?

– Разве я буду в большей безопасности в своей квартире?

– Пожалуй, нет.

– Вот именно. Так что не беспокойтесь. Позвоните мне завтра и напомните о забеге, хорошо?

– Подождите.

Кэтрин достала из сумки небольшой клочок бумаги. Тони взглянул на него. Почерком Кэтрин там было написано: 1РЕ 78-2763.

– Это было написано рукой Арнольда в книге выдачи материалов. Но это не номер досье. Запись вам о чем-нибудь говорит?

Абрамс внимательно вгляделся в листок.

– Что-то как будто знакомое… Но что конкретно, вспомнить не могу.

– Его убийцы проявили небрежность, – сказала Кэтрин. – Они не просмотрели как следует эту книгу. Вы были правы: Арнольд почуял неладное и попытался оставить некую информацию. Другого объяснения тому, для чего он занес эти буквы и знаки в строчку, на которой я должна была расписаться, нет.

– Звучит довольно логично.

– Вы знаете, что означает эта запись, Абрамс. Не дурачьте меня.

Он улыбнулся и протянул ей листок.

– Зовите меня Тони.

– Я назову вас как-нибудь похлеще, если вы будете продолжать морочить мне голову. Я откровенна с вами и требую того же по отношению к себе.

Он поднял руки в шутливом испуге.

– Хорошо. Успокойтесь. Это библиотечный код какой-то книги.

– Конечно. Вот и давайте пойдем в библиотеку и посмотрим, какой книге он принадлежит.

– В какую библиотеку мы пойдем?

– В ближайшую. Идем налево.

Они повернули на восток и быстро прошагали квартал по Пятой авеню. По ступеням, охраняемым каменными львами, они поднялись ко входу в Центральную библиотеку, открыли высокие бронзовые двери и по широкой лестнице поднялись на третий этаж, в главный читальный зал. Абрамс назвал библиотекарю код книги. Пока они ждали, Тони попросил Кэтрин:

– Расскажите мне о вашей сестре Энн.

Подумав несколько секунд, Кэтрин ответила:

– Она старше меня, намного серьезнее и образованнее. Никогда не была замужем…

– Я не собираюсь к ней на свидание, – прервал ее Абрамс. – Чем она занимается?

Кэтрин с некоторым удивлением посмотрела на него. Смена ролей была для нее неожиданной.

– Ну… Она работает в Агентстве национальной безопасности. Коды, шифры, криптография, электронный шпионаж… Никаких плащей и кинжалов, просто антенны и спутники.

Прежде чем он успел что-нибудь сказать, заказанный ими номер высветился большими красными цифрами на электронном табло, и они заторопились к стойке.

Кэтрин взяла в руки массивный фолиант в зеленом кожаном переплете. Оба посмотрели на тисненные золотом буквы на обложке.

– Это «Одиссея» Гомера. – Она открыла книгу и быстро пролистала страницы. Текст был на греческом. На полях имелось множество пометок, кое-где попадались бумажные закладки, которые Кэтрин оставляла на месте.

– Арнольд читал по-гречески? – спросил Абрамс.

– Однажды я видела книгу на греческом у него на столе. Это, кстати, была одна из причин, почему я усомнилась в том, что он действительно всего лишь сержант. Я всегда подозревала, что он офицер разведки. К тому же это свидетельствует о том, что хранившиеся в архиве досье имеют большую ценность, чем некоторые считали.

Тони следил за тем, как она изучает книгу.

– Ключ не в самой книге. Ключ, если таковой вообще имеется, в названии. «Одиссея». Или в имени автора, Гомер. – Он на секунду задумался. – Говорят ли они вам о чем-нибудь? Может быть, это чей-то псевдоним, кличка?

– Нет…

– А герой? Одиссей? Или на латыни – Улисс?

Она отрицательно покачала головой.

– Тогда, может быть, сюжет? – допытывался Абрамс. – Одиссей после падения Трои отплывает домой… На его пути препятствия, удары судьбы… Цирцея, сирены и все такое. Его считают мертвым, а через десять лет он возвращается. Может, в этом скрыт смысл записи Арнольда?

– Тони, вспомните конец этой истории… После десяти лет войны и десяти лет скитаний жена Одиссея Пенелопа не узнает его. Но дома у него остался лук, который только он может натянуть. И он простреливает стрелой двенадцать топоров, чтобы доказать, что он – это он. – Кэтрин помолчала, затем тряхнула головой. – И все же мне непонятно, на что намекал Арнольд.

– Во всяком случае, вы знакомы с возможными исполнителями ролей. Обдумайте это на досуге. И мой совет – обдумайте в одиночестве.

Кэтрин взглянула на часы.

– У меня еще есть время. Я могла бы сопровождать вас.

– В Бруклин? А у вас есть паспорт?

– Перестаньте шутить в стиле Питера. Вам это не идет.

Абрамс вернул книгу библиотекарю и направился к комнате, где находились каталоги. Кэтрин пошла рядом.

– Кстати, Тони. Вы держались с Питером молодцом. Не обращайте на него внимания.

Абрамс подумал, что не обращать внимания на Питера – это то же самое, что не замечать своей тени. Они подошли к лестнице.

– Методом дедукции я делаю вывод, что многие ваши вещи остались в «Ломбарди». Почему бы нам не зайти и не забрать их?

После легкого колебания Кэтрин согласилась:

– Хорошо. Но… Вы туда не пройдете.

– А вы можете меня провести?

– Нет.

– Ну, а когда там никого нет? У вас есть ключ?

Она покачала головой.

– Но вы можете попробовать провести меня туда?

Возникла длинная пауза. Достаточно длинная, чтобы Абрамс понял, что Кэтрин привязана к Торпу не на сто процентов.

– Хорошо, я подумаю, – пообещала она. Через вестибюль они вышли на залитую солнцем главную лестницу.

– Пропавшие досье были важными? – спросил Абрамс.

– Видимо, очень. Иначе Арнольда не стали бы убивать.

Тони закурил.

– Логично. Однако они могут знать меньше, чем мы. У них есть секретные данные – имя «Талбота». Мы стараемся этот секрет раскрыть. А они не знают, насколько мы приблизились к разгадке. Поэтому им нужно спрятать все концы.

– Да. Вы ведь говорили, что «Талбот» и его сообщники будут убивать.

– Верно. Будут убивать снова и снова. Для некоторых преступников легче уничтожить любые потенциальные источники опасности, чем посмотреть рационально на проблему в целом. Я, например, знаю очень мало, но тем не менее кто-то все-таки пытался вывести меня из игры.

– Помню, вы говорили, что вам это льстит.

– Это я немного рисовался. Важен мотив. Почему они стремились убрать меня? Найдите мотив – и вы найдете подозреваемого.

– Так в чем же заключается этот мотив? Вы представляете для них какую-то угрозу?

– Думаю, дело здесь лично во мне, а не в той роли, которую я играю во всем этом.

– Лично в вас?

Абрамс кивнул.

– Ну да. Ведь покушение произошло сразу же следом за моей первой и единственной пока встречей с вашими друзьями. Может быть, танцуя, я наступил кому-то на ногу.

– Ну, это вряд ли.

– Теоретически. На практике те, кто убивает, решаются на это по самым невероятным и мелким причинам. Когда вы встаете у убийцы на пути, что-то не то говорите или не так делаете, он вас сразу приговаривает к смерти. Если вы продолжаете жить еще некоторое время, то только потому, что ему требуется спланировать преступление, причем он испытывает необыкновенное возбуждение, ощущая себя хозяином вашей жизни.

– У меня такое впечатление, что вчера вечером мы были с вами в разных местах.

– Вы, наверное, слышали, что некоторые убийцы внешне вполне респектабельны. Они могут носить смокинги и мило шутить. Но на самом деле они исключительно чувствительны к воображаемым обидам или угрозам. Посчитав, что такая угроза существует, они становятся мстительными, вспыльчивыми и крайне опасными. Как ни странно, иногда это может проявляться в демонстрации ими всяческих знаков внимания или даже сердечности по отношению к будущей жертве. Как вы думаете, я не встретил вчера кого-либо, подходящего под это описание?

Кэтрин не ответила. Абрамс отбросил сигарету.

– Знаете, если мне придется столкнуться с таким типом, то, даже не будучи уверенным в его намерениях, я, возможно, последую его же правилам: буду защищать себя самым прямым способом – путем уничтожения этой угрозы для себя. Зачем мне рисковать?

Кэтрин коротко бросила:

– Знаете, лучше я оставлю ваши бытовые проблемы вам и пойду по своим делам.

– Хорошо, только будьте осторожны.

Она направилась было вниз по лестнице, но остановилась в задумчивости и обернулась к Абрамсу.

– Послушайте, Тони. В нашей организации мы избегаем односторонних решений. Прежде чем вы сделаете вывод о необходимости прямых действий, пожалуйста, посоветуйтесь со мной.

Он кивнул.

Кэтрин сбежала вниз по лестнице на Пятую авеню, Абрамс сел на ступени, оказавшись рядом с пьяницей-стариком, державшим в руках бутылку вина.

– Нет ли у вас сорока центов, мистер? – попросил выпивоха.

Тони положил ему на ладонь два четвертака.

– Спасибо, парень, – поблагодарил старик. Затем с гримасой, которая, по его понятиям, должна была, видимо, означать улыбку, продолжил: – Зовут меня Джон. А вас?

– Одиссей, или Улисс.

– Крутое имя. Есть сигареты?

Абрамс дал ему сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Ты знаешь, Джон, человеческий организм способен выдерживать чудовищные перегрузки. Иначе ты не смог бы продержаться столько лет на улице.

Старый алкоголик кивнул.

– Как насчет доллара?

– У Арнольда Брина был замечательный мозг. Думаю, он часто ходил в эту библиотеку. Но ему не удалось выжить, как тебе, Джон. Он видел, что к нему приближалась смерть, но он переборол в себе инстинкт самосохранения и, вместо того чтобы попытаться бежать и спастись, обнаружил присутствие духа и разума, оставив некое послание, которое могло помочь выжить другим.

Старик встал, покачнулся и снова сел. Из нескольких радиоприемников неслась громкая музыка. Группка студентов расположилась возле одного из львов. Абрамс слегка наклонился к Джону.

– «Одиссей». История Одиссея. Если коротко, то это история воина, который после одержанной победы через много лет странствий возвращается домой, где его давно считают мертвым. Так что же пытался сказать нам Арнольд, Джон?

Тот снова встал и осторожно шагнул вперед.

– Да ну тебя!

– Ну, попытайся подумать, Джон.

– Ну тебя. – И пьяница медленно пошел к тротуару.

Встал и Абрамс. Арнольд, подумал он, записывал этот книжный код для посвященных. Скорописью он писал для людей, которые обладали опытом и знаниями, сравнимыми с его собственными. Он писал для людей, которые мыслят быстро и способны в темпе прокрутить в мозгу все вводные и прийти к необходимому выводу. Он логически вычислил возможное значение послания Арнольда. Хотя как раз с точки зрения логики оно было настолько невероятно, что Абрамс с трудом убеждал себя в правильности своей догадки.

 

29

Старенький двухмоторный «бичкрафт» выровнялся на высоте пятнадцать тысяч футов. Пилот Сонни Беллман посмотрел на приборную панель: 280 километров в час. Он проговорил в микрофон внутренней связи:

– Пустоши Пайн Бэрренс прямо по курсу. Десять минут до места прыжка.

Патрик О'Брайен кивнул сам себе. Они были милях в тридцати к западу от Томз Ривер, Нью-Джерси. Еще через десять минут они будут над одним из самых пустынных уголков штата.

О'Брайен выглянул в иллюминатор. Ночь была ясной, светил месяц. Он отбрасывал голубоватые отсветы на находящуюся внизу равнину. Конечно, совершать боевые прыжки в такую ночь нельзя, а вот спортивные – отлично. О'Брайен сидел, скрестив ноги, опираясь спиной о стенку фюзеляжа.

Эти ночные воскресные прыжки были для О'Брайена своеобразным обрядом – обрядом очищения и поминовения погибших. Он приземлится на полях Пайн Бэрренс, разведет небольшой костер и проведет ночь, беседуя сам с собой, вспоминая и забывая. Перед рассветом он сообщит свои координаты по радио старому другу, местному фермеру, и тот в назначенное время подъедет к назначенному месту на своем фургоне, оборудованном для проживания.

О'Брайен примет в фургоне душ и переоденется. Побриться и позавтракать он успеет еще в полях, но со стариком он выпьет чашечку кофе.

О'Брайен сердцем чувствовал, что нынешнее лето последнее, больше прыжков не будет, и поэтому он наслаждался этими теплыми летними ночами с мерцающими звездами так, как старики наслаждаются всем вокруг, зная, что жизнь идет к закату.

Толчок от снижения тяги двигателя вывел О'Брайена из раздумий. Он понял, что пилот сбавляет скорость до 200 километров в час: при такой скорости можно прыгать.

Его взгляд обежал темный пустой салон с единственной красной сигнальной лампочкой. В красном отсвете ему вдруг привиделись силуэты людей, стоявших по стенкам фюзеляжа. Их восковые лица медленно повернулись к О'Брайену, а глаза сверкали красноватыми отблесками. Он тряхнул головой. Видения исчезли. Через несколько секунд О'Брайен бросил взгляд на часы – скоро Беллман даст ему сигнал.

О'Брайен встал и проверил снаряжение, потом прошел к двери. «Бичкрафт» был модифицирован для парашютистов. Дверь у него откатывалась по специальным направляющим вбок, а не поворачивалась на петлях, как на обычных самолетах. Вместо восьми стандартных сидений по бокам были расположены скамейки, на которых могли усесться двенадцать человек. «Бичкрафт» был также оборудован автопилотом, чтобы после совершения прыжков пилот мог пройти в заднюю часть самолета и закрыть дверь. Это устраняло необходимость присутствия в самолете инструктора или второго пилота.

О'Брайен встал у двери и посмотрел вниз через маленький иллюминатор. Самолет слегка накренился. Внизу то зажигались, то гасли огоньки. Это напомнило О'Брайену сигналы партизан во время войны. Но в то время они не знали, кто на самом деле подает им эти сигналы. В его памяти навсегда остались страшные воспоминания: старт с погруженного в ночь аэродрома на фанерных самолетах, которые, казалось, никогда не взлетят; уход от преследования истребителей противника; обход зенитных батарей; прыжок из относительной безопасности самолета в мрачную негостеприимную темноту и медленный, слишком медленный, спуск на парашюте в неизвестность.

Выжив после всех этих ужасов, ты еще должен был выполнить свою задачу и умудриться вернуться обратно. А ведь для агентов секретных служб захват отнюдь не означал отправку в лагерь для военнопленных. Он предполагал концлагерь, допросы, пытки и почти всегда – ящик с песком, перед которым ставили на колени, прежде чем пустить пулю в затылок. Правда, в запасе оставался и другой выход – в случае захвата попытаться принять яд.

И все же он выжил. Другие – нет. И он чувствовал себя в долгу перед ними. В долгу перед теми, кто окончил жизнь в бою, в камере пыток, от яда или возле ящика с песком. Сразу же после войны он и его коллеги горели желанием посчитаться с господами из гестапо и СС. Но через год у них появился новый страшный враг – советская служба безопасности.

О'Брайен вновь взглянул на часы: десять семнадцать. Интересно, почему Беллман не включает зеленую лампочку? О'Брайен еще раз проверил снаряжение: нож, рюкзак, фляга. Сколько прыжков может совершить человек до той минуты, пока удача не отвернется от него? Как говорится, все, кроме последнего.

Сонни Беллман повернулся к человеку, сидевшему справа от него в кресле второго пилота.

– Подходит время прыжка.

Мужчина кивнул, встал и нагнулся за своим парашютом.

– Он, наверное, рассердится на меня, – сказал Беллман.

– Мистер О'Брайен обожает сюрпризы, – ответил мужчина.

– Он любит прыгать в одиночестве. Но, думаю, все будет в порядке.

– Никто вам ничего не скажет. Обещаю. – Питер Торп взмахнул тяжелой деревянной колотушкой и с большой силой опустил ее на основание черепа пилота. Беллман издал короткий стон и ткнулся лицом в штурвал. Торп откинул его назад, потянулся через Беллмана и включил автопилот. Самолет продолжал ровно лететь вперед, выдерживая прежнюю скорость, курс и высоту.

Торп посмотрел на часы и зевнул. Боже, что за уик-энд!

Он пристегнул парашют, открыл дверцу и шагнул в салон.

О'Брайен обернулся на луч света, вырвавшийся из кабины пилота, и сощурился. Но дверца тут же захлопнулась, вновь погрузив салон в темноту. Лишь слабо горела красная лампочка.

Торп безмолвно приближался к О'Брайену. Тот встревоженно спросил:

– Беллман, что случилось?

Торп снова зевнул.

– Ради Бога, Пат, с какой стати тебе вздумалось прыгать на Пайн Бэрренс ночью в воскресенье? – Он остановился недалеко от О'Брайена. – В такое время людям твоего возраста надо сидеть дома и играть в покер.

Патрик О'Брайен взялся за рукоятку висевшего у пояса ножа.

– Что ты здесь делаешь?

– Да так. А тебе что, не нравится?

– Мне не нравится, что ты не ответил на мой вопрос.

– Извини, Пат. – Торп посмотрел в иллюминатор. – Ясный месяц. Скоро будет полнолуние. Вон звезда упала. Загадай желание!

О'Брайен посмотрел на дверцу, ведущую в кабину пилота. До нее было несколько футов. Торп быстро повернулся к нему:

– Слушай, Пат, меня беспокоит это дело «Талбота». – О'Брайен молчал. Рев двигателей, казалось, заполнил весь салон. Месяц светил в иллюминатор, и фигура Торпа отбрасывала длинную тень на противоположную стенку фюзеляжа. – На самом деле, Патрик, меня беспокоишь ты.

– Это естественно, что ты волнуешься. Мы уже близко.

– Правда? Интересно.

О'Брайен спросил, сдерживая себя:

– Почему ты сделал это?

Торп пожал плечами:

– Не знаю. Но вовсе не из политических убеждений. И действительно, кто может в здравом уме занять сторону этих питекантропов. Разве есть где-нибудь еще такие злые, скучные и плохо воспитанные люди? Я бывал в Москве дважды. Что за дыра!

– Тогда почему же? – О'Брайен тихонько отстегнул защелку на ножнах.

Торп заметил его движение в свете лампочки.

– Не вздумай глупить, Пат.

– Скажи мне, так почему же?

Торп почесал в затылке.

– Ну, как тебе сказать. Все это очень сложно… Жажда пощекотать нервы опасностью… Вот некоторые, например, прыгают с парашютом. Другие участвуют в автомобильных гонках. Я же предаю. Когда ты идешь на тяжкое преступление, каждый день превращается для тебя в приключение – ведь он может стать последним. Вспоминаешь, Пат?

– Ты болен, – тихо проговорил О'Брайен.

– Может быть. Ну и что? Больной, как и наркоман, требует удовлетворения своих желаний. Да, контора мне в этом смысле кое-что дает. Другим этого вполне хватило бы, но мне нужно полное удовлетворение. Мне нужна кровь целой нации.

– Питер, послушай… Если ты хочешь изменить историю – а это, я полагаю, и есть твоя конечная цель, – ты, чтобы добиться этого, можешь помочь нам расстроить их планы. Это будет последний аккорд…

– Помолчи, Пат. Умерь свое красноречие. Подумай, часто ли человеку представляется возможность увидеть смерть целой нации? Ты только вообрази себе – высокоразвитая сложная цивилизация падает жертвой собственной передовой техники. А я могу стоять на холме и наблюдать. Наблюдать за окончанием одной эпохи и рождением другой. Сколько еще людей в истории человечества обладали такой уникальной возможностью – вызвать неожиданное и катастрофическое изменение в жизни планеты?

О'Брайен прислушался к шуму моторов и заговорил таким тоном, будто бы в целом принял сказанное Торпом.

– Хорошо, Питер, но что это будет за новый мир? Ты сможешь в нем жить?

Торп сделал нетерпеливый жест и засмеялся.

– Я легко приспосабливаюсь к действительности.

– А что же ты там будешь делать? Ведь предавать будет некого…

– Ладно, хватит болтать!

О'Брайен хотел спросить Торпа, как все это случится, но, будучи хорошо подготовленным разведчиком и к тому же стоя на пороге смерти, он рассудил, что удовлетворять свое любопытство ни к чему, он уже не смог бы воспользоваться полученной информацией. Кроме того, чем больше он спрашивал бы Торпа, тем легче тому было бы догадаться, что О'Брайен знает и чего не знает.

Торп, казалось, прочитал мысли О'Брайена.

– Как далеко вы продвинулись в преследовании, Пат?

– Я уже говорил тебе. Мы у цели.

– Черт! – Торп потер подбородок. – Кэтрин говорила мне, да я слышал это и от других, что ты один из самых способных разведчиков в мире. Ты смел, деятелен, хитер, изобретателен и все такое. Я знаю, что ты умен. Но… если ты так умен, если ты подозревал меня, то почему не начал действовать раньше, пока я не загнал тебя в угол? Меня должны были схватить, накачать наркотиками, подвергнуть пыткам и допросам по меньшей мере год назад. Или ты стал выдыхаться, ветеран? Или тебя остановили чувства Кэтрин ко мне? А может, ты и не подозревал меня? Да, так оно и есть. Ты ни о чем не догадывался.

– Я несколько лет следил за тобой, Питер.

– Не поверю…

В этот момент «бичкрафт» попал в небольшую воздушную яму и качнулся. Торп потерял равновесие и упал на одно колено. О'Брайен, давно дожидавшийся подобной ситуации, бросился к двери. Торп быстро выхватил пистолет, прицелился и выстрелил. Раздался громкий хлопок. О'Брайен по инерции ткнулся в дверь, отпрянул назад и опрокинулся навзничь на пол. Торп еще раз прицелился и выстрелил. На этот раз хлопок был тише.

О'Брайен, распластавшись, лежал у ног Торпа и держался за грудь. Торп опустился рядом с ним и осветил фонариком рану на груди. Он тихо, почти ласково, сказал О'Брайену:

– Успокойся, Пат. Первая пуля была резиновая. Максимум возможного – трещина ребра. Вторая – капсула с пентоталом. – Торп осмотрел место, где капсула ударилась о толстую нейлоновую лямку парашюта, затем сунул руку под рубашку О'Брайена и нащупал увлажнение в точке, где капсула пробила кожу. – Думаю, ты получил достаточную дозу. – Он сел на корточки. – Нам нужно поговорить, дружище Пат. У нас на два часа горючего и еще шесть капсул. Если они, конечно, потребуются.

О'Брайен почувствовал, что наркотик уже одурманивает его. Он резко встряхнул головой, быстрым движением выхватил нож и ударил Торпа снизу вверх. В последний момент тот успел уклониться, и нож лишь чиркнул его по лицу, поранив левую ноздрю. Он упал назад, зажимая нос рукой. Между пальцами у него сочилась кровь.

– Ах ты ублюдок!

О'Брайен попытался встать, но его отбросило к стенке фюзеляжа. Он сидел, выставив вперед нож. Торп прицелился.

– Ты хочешь узнать, каким будет третий заряд? Это будет не пуля, но после выстрела ты начнешь жалеть, что это не свинец.

О'Брайен бессильно опустил руку с ножом. Торп прижал к носу платок и сидел так около минуты. Затем спросил:

– Ну как, Патрик, тебе лучше? Я сам виноват, что недооценил тебя. Но я не в обиде. Давай начинать. Как тебя зовут?

– Патрик О'Брайен.

– Чем ты занимаешься?

– Я адвокат.

– Не совсем точно, но близко. – Торп задал еще несколько подготовительных вопросов, потом резко спросил: – Ты знаешь человека по кличке «Талбот»?

– Да.

– Его настоящее имя?

– Не знаю, – ответил О'Брайен после продолжительной паузы.

Торп с раздражением хмыкнул.

– Меня ты подозревал?

– Да.

– Правда?

– Да.

Торп секунду подумал, затем достал из кармана одноразовый шприц.

– Мне кажется, того средства тебе не хватило. Надо попробовать вот это.

Питер осторожно приблизился к О'Брайену и свободной рукой отобрал у него нож. После этого быстро вонзил шприц в плечо О'Брайена. Специальное устройство впрыснуло в тело Патрика пять кубиков суритала.

Торп присел на корточки.

– Подождем минутку. – Он нащупал пачку сигарет, достал одну и сунул в рот. Пистолет он вновь направил на О'Брайена. Спрятав сигареты, он вытащил данхилловскую зажигалку и щелкнул ею.

Увидев, как Торп инстинктивно прикрыл глаза от вспышки пламени, О'Брайен сделал бросок, метнулся к двери и потянул за ручку. Замок открылся, дверь поползла по пазам в сторону. В салон ворвался мощный поток холодного воздуха и рев двигателей.

Торп бросился за О'Брайёном и поймал его за лодыжку. Вцепившись в нее изо всех сил, он выворачивал ногу О'Брайена и пытался затащить его внутрь салона. О'Брайен закричал от боли, но продолжал, отталкиваясь руками, выталкивать свое тело наружу в открывшийся проем. Верхняя часть его тела и ноги попали в мощный поток воздуха, который увлекал О'Брайена наружу. Торп уперся ногами в стенки по обе стороны проема и тянул О'Брайена за ногу, изрыгая громкие ругательства.

– Ты, старый сукин сын! – Питер чувствовал, что поток, засасывавший О'Брайена в пустоту за бортом, был сильнее него. Тело Патрика постепенно уползало за дверь. К тому же О'Брайен отчаянно лягался свободной ногой. Наконец, теряя силы, Торп крикнул: – Хорошо, сукин сын, тогда умри! – Он перестал упираться ногами в борт самолета и почувствовал, как могучая сила тащит его вперед, в дверной проем. Торп по-прежнему сжимал руками лодыжку О'Брайена.

Взглянув вверх, он увидел исчезающие где-то высоко бортовые огни «бичкрафта». Они оба падали со скоростью 110 миль в час. С учетом высоты, на которой находился самолет, у них было максимум 80 секунд до того последнего момента, когда нужно будет дернуть за вытяжное кольцо.

Торп еще раз посмотрел вверх. Он заметил, что О'Брайен потянулся к кольцу. Еще плотнее ухватив ногу О'Брайена, он закрутил свое тело вращательным движением. Тело О'Брайена тоже начало вращаться. Центробежная сила не позволяла ему дотянуться рукой до кольца. Торп ухватился за перекрещенные лямки на груди О'Брайена и подтянулся так, что его лицо находилось теперь на одном уровне с лицом Патрика. Он обхватил О'Брайена за плечи и изо всей силы прижал его к себе. Теперь он смотрел прямо в глаза старику.

– Ты знаешь имя «Талбота»? – прокричал Торп.

Глаза О'Брайена были полузакрыты, голова склонилась набок. Он выдавил из себя какие-то звуки, похожие, как показалось Торпу, на слово «да». Он снова прокричал:

– Назови имя!

О'Брайен молчал. Неожиданно черты его лица обострились, по нему пробежала гримаса боли. Старик сильно закусил нижнюю губу, по подбородку у него заструилась кровь. «Сердечный приступ», – подумал Торп. Он посмотрел вниз. По его прикидкам, они пролетели почти десять тысяч футов, оставалось с милю или около того. Торп всмотрелся в мертвенно-бледное лицо О'Брайена и понял, что тот уже никогда не дернет за вытяжное кольцо. Он прокричал в ухо старику:

– Ну и черт с тобой! Счастливого приземления!

Торп отпустил свою жертву, и они стали удаляться друг от друга. Поток воздуха поднимал вверх безвольно болтавшиеся руки О'Брайена. Торп потянулся и с силой толкнул его. Взглянув вниз, он обнаружил, что земля приближается слишком быстро.

– О, черт! – выругался он и дернул за кольцо.

Черный шелковый шнур парашюта красиво выстрелил вверх и тут же стал раздуваться, по мере того как купол наполнялся воздухом. Торп заставил себя посмотреть вниз. Земля была совсем близко. Еще две секунды, и он разбился бы. Раздался характерный хлопок полностью раскрывшегося парашюта. Торп посмотрел вниз, стараясь определить возможное место падения О'Брайена, но в темном лесу ничего нельзя было разглядеть. Тем не менее, Торпу показалось, что он услышал треск ломающихся веток, а потом глухой удар.

Парашют уже полностью нейтрализовал скорость свободного падения, с которой Торп несся к земле еще несколько секунд назад. Теперь он висел футах в семидесяти над землей. Он заметил небольшую песчаную поляну среди сосновых деревьев и стал дергать за стропы, направляя парашют туда. Подтянув ноги, он спружинил ими в момент приземления. Его бросило набок, но он тут же вскочил и быстро отстегнул крюк крепления парашюта. Тот медленно поплыл в сторону, увлекаемый легким порывом ветра.

Торп отряхнул песок с ладоней.

– Неплохо, – пробормотал он про себя. Он почувствовал радостное возбуждение, которое обычно бывает у людей после удачного приземления. – Даже очень хорошо!

Собирая парашют, он подумал об О'Брайене. Старик оказался крепким орешком. Учитывая его возраст, такое сопротивление с его стороны было довольно неожиданным. Но старые волки обычно очень выносливы и хитры, именно поэтому они и доживают до старости. Интересно, что подумает полиция по поводу этого происшествия: самолет разбивается вдалеке от курса в горах Пенсильвании, а его единственный пассажир превращается в мешок костей в Нью-Джерси? Резкий смех Торпа вспорол тишину ночи.

Он упаковал парашют в мешок и вытянул антенну передатчика. Сидя на небольшой песчаной горке, он прижимал платок к пораненному носу, ел шоколад и ждал вертолета.

Ну что же, по крайней мере, он помогает в уничтожении подозреваемых.

 

30

Небольшой вертолет приземлился на посадочной площадке на Тридцатой Западной улице прямо на берегу Гудзона. Торп к этому моменту уже переоделся в пиджак и брюки спортивного покроя. Пилот, имевший контракт с «Лотус эйр», подставной фирмой, принадлежавшей ЦРУ, ничего не знал ни о своем пассажире, ни о задании, которое тот выполнял. Он не обменялся с Торпом ни одним словом и даже ни разу не посмотрел на него внимательно. Если через неделю или через год газеты сообщат о теле парашютиста с нераскрытым парашютом, найденном на пустошах Джерси Пайн, пилот вряд ли сможет сделать из этого какие-то выводы.

Вертолет описал дугу над рекой и исчез в ночном небе. Торп проводил его глазами, затем взял мешок с парашютом, комбинезоном и заранее положенными туда камнями и бросил его в реку.

Он прошел немного по темной пустынной улице, тянувшейся вдоль реки, и зашел в телефонную будку. Набрав номер клуба «Принстон», он попросил соединить его с Уэстом.

– Как дела, Ник?

– Отлично.

– Послушай, что ты сейчас делаешь?

– Думаю закругляться. Завтра рано утром мне нужно вылететь в Вашингтон.

– Позволь мне угостить тебя.

– Знаешь, Питер, что-то не хочется.

– Мы не будем засиживаться, Ник. Возьмем чего-нибудь легонького, типа «негрони».

После секундной паузы откуда-то издалека послышался голос Уэста:

– Ну, ладно. Где и во сколько?

– В клубе «Йель». Я буду там через десять минут. – Торп повесил трубку.

* * *

Питер Торп вошел в гостиную клуба и сел на небольшой диван рядом с Уэстом. Тот держал в руках рюмку с мартини. Торп внимательно взглянул на него.

– А я уж думал, Ник, ты забыл ключевое слово.

Уэст посмотрел на Торпа, и его взгляд на секунду задержался на пластыре на левой ноздре Питера. Однако Ник ничего не сказал.

– Послушай, Ник, – тихо произнес Торп, – это дело с «Талботом» разворошило все осиное гнездо. Тебе бы лучше притормозить с ним на некоторое время.

Уэст кивнул и спросил хриплым голосом:

– Какое осиное гнездо? Их или наше?

– Наше. В Лэнгли переполох. А ты знаешь, что бывает с ними в таком состоянии: они начинают принимать скоропалительные идиотские решения. Думаю, они уже приняли решение в отношении тебя.

– Что?

– Конечно, ликвидировать тебя в физическом смысле они не собираются… Но они могут отправить тебя в горы и продержать там в течение некоторого времени.

Глаза у Уэста округлились.

– В таком случае мне, может быть, стоит самому объявиться?

– Нет, не делай этого.

– Но… Я совсем не против того, чтобы ненадолго оторваться от всей этой кутерьмы.

– Если бы ты знал, что они могут делать с людьми в этих горах, ты заговорил бы по-другому.

Уэст уставился на Торпа со смешанным выражением любопытства и страха на лице.

– А что?

– Допивай свой мартини, – сказал Торп. В этот момент принесли «негрони», и Питер пригубил из бокала. – Неплохо. Послушай, Ник. Хотя бы ради соблюдения приличий ты не мог бы побольше улыбаться и не бледнеть так сильно? – Уэст сделал глоток из своей рюмки. Торп спросил его: – У тебя есть оружие?

– Нет, – ответил Ник.

– Бронежилет?

– Нет… Я их не ношу.

– Передатчик-маяк?

Уэст коснулся пряжки своего ремня.

– Микропередатчик. Излучение берется передвижными приемниками с вертолетов или подземных передвижных средств.

– Он сейчас включен?

– Нет. А зачем его сейчас включать?

– Как ты приводишь его в действие?

Уэст облизнул губы.

– Нужно просто захватить его пальцами сверху и снизу и слегка нажать.

– Звукозаписывающей аппаратуры на тебе нет?

– Нет.

Это Торп знал и так. В кармане у него был детектор радиоизлучений, показывавший, что Уэст чист. Питер некоторое время смотрел на Николаса.

– Яд?

– Он у меня всегда с собой, – кивнул Уэст.

– Где?

После некоторых колебаний Николас легонько постучал пальцем по перстню со знаком Принстонского университета.

– Яд внутри? – спросил Торп.

– Нет, в камне. Цианид заделан в кусочек кристаллического сахара. Снаружи все покрашено под оникс, сверху – тонкая полиуретановая пленка, чтобы предотвратить блеск и чтобы кристалл не таял. Кусаешь и…

– И мгновенная смерть, – улыбнулся Торп. – А другой яд у тебя есть?

– Да, в обычной капсуле. Но ее я забыл в своей комнате.

– Если бы твоя задница не была к тебе прочно прикреплена, ты бы и ее всюду забывал, – снова улыбнулся Торп.

– Так что ты говорил про горы? – напомнил Уэст.

Глядя Нику прямо в глаза, Питер раздельно произнес:

– Ты попадаешь туда как Николас Уэст, а выходишь оттуда кем-то еще.

– Программа изменения внешности и зашифровки установочных данных?

– Не совсем. Они идут несколько дальше пластической операции и изготовления для тебя нового водительского удостоверения, мой друг. Электрошок, психотропные препараты и гипноз. К завершению курса твой мозг «нейтрализован». – Уэст смотрел на Торпа широко открытыми глазами. – Это у них такое новое понятие – «нейтрализация». Больше никаких мокрых дел в отношении коллег, которые не встали на путь предательства или не совершили какого-то другого тяжкого преступления. Просто небольшая коррекция памяти – и человек не помнит того, чего помнить не должен.

Ник откинулся на спинку дивана.

– О Боже… Это невероятно… Они не имеют права…

– Да, это противозаконно, – кивнул Торп. – Это нарушение прав человека. Но кому и как ты пожалуешься, если все уже будет сделано? Так что послушай меня. Тебе нужно ненадолго спрятаться где-нибудь. Ты должен уберечь свой мозг от возможности грубого вмешательства с их стороны.

Уэст судорожно допил свой мартини.

– Когда? Когда я должен?..

– Когда? Сегодня. Сейчас. Завтра тебя уже может не быть, – с ударением произнес Торп.

– Мои вещи… – пролепетал Николас.

– Вещи? Какие вещи? – прошипел Торп.

– Ну, одежда, книги…

Торп рассмеялся:

– Если ты позволишь им затащить себя в горы, то потеряешь не только все, что имел, ты утратишь собственное имя. Так что выбрось из головы эти глупости. Но вот о чем тебе нужно подумать, так это о некоей страховке. Если ты обзаведешься ею и хорошенько спрячешь на черный день, то в любой ситуации сможешь диктовать им свои условия.

Уэст потер подбородок.

– О какой страховке ты говоришь?

Торп секунду помолчал и ответил:

– Как ты не понимаешь? Речь идет о каких-нибудь важных документах. Может быть, тебе стоит завтра зайти рано утром на работу и забрать кое-какие бумаги и компьютерные распечатки? Только действовать нужно естественно.

Уэст долго молчал, потом поднял взгляд на Торпа.

– Это непросто. Если только попытаться получить компьютерные распечатки из города… Скажем, с твоего компьютера в «Ломбарди»?

Торп медленно кивнул, но ничего не сказал.

– Думаю, это выход, – добавил Уэст.

– Возможно.

– Да, но как это сделать технически? – задал себе вопрос Ник. – Ведь вход в компьютер повлечет за собой проверку данных на запрашивающего, и это сразу выведет на тебя, Питер.

– Разве? – удивился Торп.

– Да. Компьютер зарегистрирует вход, содержание считанной информации и данные твоего компьютера. В Лэнгли сразу же узнают об этом запросе.

Торп спокойно ответил:

– Как только я подсоединюсь к твоему компьютеру, я буду волен делать в нем все, что захочу. Я смогу стереть все следы своего проникновения и выкачивания информации.

– Нет, не выйдет. Мой компьютер защищен от несанкционированного входа, – покачал головой Уэст.

– Ничего, я умею с ними обращаться, – улыбнулся Торп. Он закурил. – Знаешь, это как с изнасилованием и соблазнением. Результатом обоих действий является проникновение, но в первом случае оно сопровождается насилием и криками, а во втором осуществляется тихо и к взаимному удовольствию. Короче, после того, как я влезу в твой компьютер, он никому об этом не скажет. Понял? – Уэст кивнул. Торп продолжил: – Проблемы возникнут только в том случае, если наши друзья в Лэнгли обладают предчувствием и уже ликвидировали твой код. Но если действовать быстро – скажем, сегодня ночью, – то, наверное, никто не успеет еще объявить тебя персоной «нон грата». Завтра это будет их первой заботой, первым шагом к тому, чтобы ликвидировать тебя, как личность.

Уэст слабо улыбнулся и вновь поднял свою рюмку к губам. Рука у него дрожала.

– Скажи, зачем ты рискуешь ради меня? – тихо спросил он Торпа.

Питер наклонился к нему.

– Не за красивые глазки, Ник. – Он глубоко вздохнул. – Если я позволю им выскоблить твои мозги и отправить тебя на какую-нибудь ферму мыть окна, то как я буду после этого смотреть в глаза Кэтрин или Энн? – Уэст вздрогнул при упоминании имени Энн. Он взял еще одну рюмку мартини с подноса у проходящего мимо официанта. – Кроме того, – продолжил Торп, – мне действительно нужна некоторая информация из памяти твоего компьютера. Так что сегодня мои желания совпадают с твоими потребностями.

– Зачем тебе информация из моего компьютера? – спросил Уэст.

– Ник, я уже несколько раз говорил тебе, что мне и моему отделу очень нужны сведения о ветеранах, имевших отношение к разведывательным операциям.

Уэст кивнул. Он всегда считал, что от Торпа несправедливо скрывали систематизированные сведения обо всех этих шпионах-любителях.

– Хорошо. Но я ставлю одно условие: я должен быть рядом, когда ты будешь выкачивать информацию с моего компьютера, – сказал он.

– Иначе и быть не может. – Торп затушил сигарету. – Я знаю, что ты относишься к числу людей, сохраняющих лояльность по отношению к конторе. Но твоя лояльность должна заканчиваться там же, где она заканчивается у них. Они – это еще не все правительство или народ. И ты знаешь это, профессор.

Уэст устало потер лицо руками и тихо вздохнул.

– Но за что? Почему? Что я такого сделал?

– О Боже, Ник. Да у нас с тобой перед глазами прошли десятки таких случаев. Ты ничего такого не делаешь. Ну и что? Ты просто знаешь слишком много. Контора нервничает именно из-за тебя. А почему? Да потому, что ты не кадровый сотрудник. Когда-то тебя подобрал какой-то директор. И вот неожиданно нынешние боссы обнаруживают, что с течением времени ты стал слишком много знать. И выносят приговор. А вся эта ерунда насчет того, что за тобой охотится Москва, – всего лишь прикрытие плана, суть которого заключается в расправе над тобой.

– Пожалуйста, Питер, потише. – Уэст нервно огляделся.

– Да успокойся ты. Это же клуб «Йель». Половина незаконных деяний в стране планируется и обговаривается здесь. – Торп встал. – Ну ладно, ты обдумай наш разговор. Я ведь ни на чем не настаиваю.

Уэст схватил Торпа за рукав:

– Хорошо, хорошо. Говори, что мне делать? Где я могу скрыться сегодня ночью?

Торп достал из кармана ключ.

– Номер 1114. Иди туда. Там будет мужчина. Актер. Он ничего не знает. Его основное достоинство заключается в том, что он очень похож на тебя. Поменяйся с ним верхней одеждой. Через некоторое время он уйдет. Если за тобой есть наблюдение, то он отвлечет внимание на себя. Я думаю, вокруг тебя вьются и из ЦРУ, и из КГБ, и из конторы О'Брайена. Таким образом мы выиграем время хотя бы до утра. А это много.

Уэст встал и неожиданно спросил:

– Так же исчез и Карбури?

– А тебе нужно что-то более оригинальное? Этот прием хорошо срабатывает. Однажды он спас мне жизнь. Ты просто тихо сиди в номере 1114, пока за тобой не придут. Там нет телефона, поэтому тебе легко будет удержаться от соблазна позвонить куда-нибудь. Я оставил на столе шпионский роман. – Торп улыбнулся. Уэст понимающе кивнул, и Питер опустил ключ в карман его пиджака. – Не волнуйся, Ник. Увидимся в «Ломбарди» еще до рассвета. Делай то, что я тебе сказал.

Торп проводил Уэста взглядом. Тот неуверенно подошел к дверям лифта и вошел в кабину. Судя по всему, никто не обратил на Николаса никакого внимания.

Торп спустился по ступенькам лестницы, ведущей к вестибюлю, и немного замедлил шаг. Его внимание привлекла пара, сидящая в холле и делающая вид, что погружена в чтение. Это могут быть чьи угодно люди. Торп мысленно усмехнулся: «Шпионы, следящие за шпионами». Он вдруг подумал, что здесь могут находиться и сотрудники ФБР, и нью-йоркская полиция. Спасибо Тони Абрамсу. Полиция, разумеется, следит за ним, Торпом, а не за Уэстом. Мысль о том, что за ним могут следить полицейские, была Торпу неприятна. Он нахмурился. Абрамс… Кто вообще мог предусмотреть появление в колоде этого валета? Ведь еще в пятницу казалось, что разобраться с ним достаточно просто, а сегодня так уже не кажется. Да, он не простой орешек. Но достать его можно. И сделать это надо через Кэтрин.

Торп постоял на ступеньках, продолжая изучать сидящих в вестибюле людей. Теперь все знают, что вечером того дня, который будет считаться днем исчезновения Уэста, он и Николас расстались после нескольких коктейлей в баре. Но этого элемента в операции не избежать. Николас Уэст принадлежит к числу тех людей, которых не так-то легко провести. Торп был одним из немногих, кто имел подходы к Уэсту и в некотором смысле пользовался его доверием. Похищение охраняемых людей – сложная операция. Здесь лучше организовать все так, чтобы такой человек сам себя похитил.

По ступеням от лифта спускался мужчина, как две капли воды похожий на Уэста. На нем была одежда Николаса, и он курил трубку. Мужчина чуть задержался рядом с Торпом, затем они быстро сбежали по ступенькам в холл. Оба по ходу движения располагались относительно друг друга так, чтобы до минимума свести возможность рассмотреть человека, похожего на Уэста, в упор. Казалось, никто не обратил на них внимания, но несколько минут спустя отмеченная Торпом пара поднялась со своих мест и последовала за ними.

На улице Торп засек по меньшей мере еще двух наблюдающих. Он был уверен, что все наружники при уличном свете не сомневаются, будто следуют за Торпом и Уэстом. Они направились к клубу «Принстон». Торп спиной чувствовал за собой целый взвод.

Лишь бы они не столкнулись между собой. Торп усмехнулся: «Ну и цирк!» Он сказал идущему рядом с ним мужчине:

– Я провожу вас в номер в клубе. Там вы переоденетесь и загримируетесь. Уйдете до рассвета. Этот придурок дал вам ключ?

Мужчина кивнул и спросил:

– А кто это был в комнате? Я не ожидал увидеть еще одного человека. Он все время молчал. И выглядел довольно крутым.

– Это еще один актер, – ответил Торп. – Кругом одни актеры.

Торп огляделся. Нью-Йорк жил своей обычной жизнью, не зная, что он, Питер Торп, разыгрывает комедию, которая для города очень скоро обернется трагедией. Интересно, во что превратится город после четвертого июля? Жаль, что Питера Торпа уже не будет здесь в то время.

Торп вошел в бар «Университетского клуба». За столиком сидели только двое мужчин. Питер узнал в них членов клуба. Он присел к стойке.

– Дональд, вы все еще здесь?

Бармен обернулся к Торпу и посмотрел на часы.

– Осталось всего пять минут. Сегодня мы закрываемся ровно в полночь. Что будете пить, мистер Торп?

– Просто содовую.

– Хороший напиток для воскресного вечера, – кивнул Дональд. – Как прошел уик-энд?

– Со своими успехами и неудачами.

Дональд поставил на стойку бутылочку «Швепса» и открыл ее.

– Мне кажется, что я видел вас в теленовостях. Камера прошлась по толпе на мероприятии в штабе Седьмого полка. Знатная вечеринка!

– Ага, – поддакнул Торп. Он налил содовой в стакан со льдом. – Послушайте, Дональд, у меня тут перед вами образовалась задолженность. Не кладите это в кассу. – Торп сунул в руку бармену бумажку. Тот ловко взял ее и незаметно опустил в карман.

– Кто-нибудь спрашивал вас об этом человеке, Эдвардсе?

Дональд серьезно кивнул.

– Полицейский по фамилии Спинелли. Но я не сказал ему о конверте.

– Ну, об этом могли и сказать. Но я в любом случае должен поговорить со Спинелли. И я расскажу ему о конверте. Так что если вы даже и сделали это, то ничего страшного. – Торп выжал в стакан кусочек лимона.

Дональд налил себе кока-колы.

– Ну, я не знал… Я думал, что это должно было остаться между нами. Поэтому я ничего никому не сказал. Я хотел сначала спросить у вас. А потом я мог бы сказать этому полицейскому, что при первом допросе просто забыл. Вы понимаете?

– Конечно. И ценю вашу догадливость. – Торп осушил стакан с содовой.

Дональд оглянулся и тихо спросил:

– А что случилось с этим Эдвардсом? Ведь его настоящая фамилия Карбури, не так ли? Вы же знали об этом?

– К сожалению, в этом деле мне многое непонятно, – пожал плечами Торп. – Я особенно-то ничего и не знаю. Кто-то говорит, что его будто бы то ли ограбили, то ли убили.

– О Боже! Неприятная история. И все это происходит с английским джентльменом. Да, Нью-Йорк… – грустно покачал головой Дональд. – Но в газетах я ничего об этом не видел.

– Правда? А когда Спинелли говорил с вами?

– Кажется… да, вечером в пятницу. Когда полицейские осматривали номер Эдвардса. Тогда он задал мне всего несколько вопросов. Но потом он приходил еще в субботу, около четырех. Я как раз заступил на смену. В субботу он был понапористей. Он закидал меня вопросами, и мне показалось, что до этого он уже разговаривал с вами.

Торп кивнул.

– Но вы же сказали мне, что не упомянули ни словом об Эдвардсе.

– Клянусь, ни словом. В конце концов, не их дело, с какими просьбами ко мне обращаются члены клуба. Ведь так?

– Так. Кстати, а как насчет нашего разговора о Четвертом июля? – спросил Торп.

– В принципе, я готов. Но… Вы знаете, по праздникам мы получаем тройную ставку.

Торп рассмеялся:

– Серьезно? Я бы и сам поработал за такие деньги. Хорошо, договорились. У вас есть машина?

– Нет. Меня придется привезти и отвезти.

– Ладно. – Торп посмотрел на часы. – Это за разговор. – Он сунул Дональду двадцатидолларовую бумажку.

– Спасибо.

Торп слез со стула.

– Куда сейчас направляетесь?

– Домой, куда же еще, – пожал плечами бармен.

– На метро, автобусе или такси?

– Метро. Северный Бронкс.

– Будьте осторожны. Все эти «банджос» и «бонгос»…

– И это вы мне о них говорите?

– Я вас просто предупредил.

 

31

Кэтрин Кимберли подскочила в кровати. Сердце у нее испуганно билось. Рука потянулась за автоматическим браунингом, лежавшим на ночном столике. Кэтрин замерла, прислушиваясь.

Телефон! Всего лишь чертов телефон! Она глубоко вздохнула и сняла трубку.

– Да? – Кэтрин посмотрела на часы. Было без нескольких минут шесть.

В трубке раздался голос Торпа:

– Доброе утро. Я тебя не разбудил?

– Ты думаешь, можно отвечать по телефону во сне?

– Классная шутка, – засмеялся Торп. – Ты сегодня бежишь?

– Да. А где ты был вчера вечером? Я пыталась дозвониться тебе чуть ли не до полуночи.

– Да так, гулял.

– Ты не ответил на вопрос. Где?

– На такие вопросы нельзя отвечать по незащищенному телефону, моя дорогая. Когда ты запомнишь это?

– Не читай мне нотаций.

– Извини. Ты пойдешь на вечеринку к ван Дорнам?

Кэтрин прислонилась к спинке кровати, взяла со столика стакан воды и медленными глотками выпила. Только после этого она спросила:

– Ты позвонил мне в шесть утра, чтобы спросить об этом?

– Мне не хотелось бы разминуться с тобой. Я знал, что ты сегодня побежишь. У ван Дорнов начинается в четыре. А фейерверк и музыка – на закате.

– О Господи!

– А мне у них нравится. Послушай, мой катер стоит у пристани в Южной гавани. Давай встретимся там, скажем, в четыре?

– Значит, ты не поедешь на машине?

– Нет. На катере легче будет миновать пробки. Мы доберемся до Глен-Коува за сорок минут.

– Ты не знаешь, О'Брайен идет туда? Что-то я давно его не видела.

– Послушай, если бы он не был в таком возрасте и твоим боссом, я бы приревновал тебя к нему.

– Он мне нравится.

– Он всем нравится. Это джентльмен. Я беру с него пример. Я говорил с ним вчера. Он не приедет.

– Жаль. А Ник? Кстати, сколько человек может взять катер?

– Пять. У Ника, несмотря на праздник, с утра серьезная встреча в Вашингтоне. Сейчас он, видимо, уже едет в аэропорт. Ты что, не хочешь прокатиться на катере со мной вдвоем?

– Мне кажется, тебе следовало бы кого-нибудь подхватить. Может быть, Гренвилов?

– Они скрылись в своем загородном доме сразу же после того, как полиция вышла на них в субботу утром.

– А что, по-твоему, там вообще произошло?

Торп помолчал несколько секунд.

– Что-то странное. Давай обсудим это позже. Кстати, мы можем пригласить на катер Клаудию.

Кэтрин выглянула в окно спальни. Небо над деревьями на востоке начинало светлеть.

– Я думаю, об Арнольде ты тоже знаешь, – произнесла она.

– Конечно. Полицейские очень хотят встретиться с тобой.

– Я готова принять их в офисе во вторник.

– Ты настоящий юрист. Каков маршрут пробежки сегодня?

– Бруклин.

– Ты бежишь одна? – неожиданно спросил Торп.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Да так. Берегись грабителей.

– Я еще не встречала грабителя, который мог бы справиться со мной. – Она сделала небольшую паузу. – Я бегу с Тони Абрамсом.

Торп несколько секунд молчал, затем сказал:

– Это интересно.

– Почему?

– Я не знал, что он бегает. Почему ты выбрала его? Ведь ты его обгонишь.

– На сегодня я такую задачу перед собой не ставлю. Кстати, я могу пригласить и тебя, пробежка пошла бы тебе на пользу.

– А я могу пригласить тебя поупражняться со штангой и в каратэ, – с некоторой обидой сказал Торп.

– Я не готовлюсь в супермены. И мне кажется, что твое поведение в пятницу было грубым и ничем не спровоцированным. Что на тебя тогда нашло?

– Понимаешь, на меня давят некоторые обстоятельства… – начал было Торп.

– Кстати, я не могла найти тебя в субботу вечером и все воскресенье, а теперь ты поднимаешь меня в шесть утра. Откуда ты звонишь?

– Из «Ломбарди». Я тут провозился с компьютером весь уик-энд. И сегодняшнюю ночь тоже. Я потом тебе все объясню.

Кэтрин глубоко вздохнула.

– Ну, хорошо. Встретимся в четыре.

– Подожди. Может, я присоединюсь к пробежке. Откуда и во сколько ты стартуешь?

– От здания мэрии около семи. Затем выбегаю на бруклинский мост.

– Слишком рано. А как дальше?

– В восемь я буду у дома Абрамса. Генри-стрит, дом 75. Там ты можешь присоединиться к нам.

– А я думал, что Абрамс будет ждать тебя на Тридцать шестой.

– Он меняет места ночевок.

– Почему? Чего-то боится?

– Нет, просто проявляет осторожность. Тебе бы тоже следовало это делать.

– И тебе. Оставайся сегодня ночевать в «Ломбарди».

– Я подумаю.

– Хорошо. Может, я найду тебя в Бруклине. Если нет, то на пристани в четыре.

Кэтрин положила трубку и выбралась из постели. Она натянула короткий халатик, прошла в маленькую гостиную и склонилась над кушеткой.

– Тони! – Кэтрин потрясла Абрамса за плечо.

Он открыл глаза, и она сразу же поняла, что он не спит уже некоторое время.

– Я приму душ первой, – сказала Кэтрин.

– Хорошо. – Он сел на кушетке и зевнул.

– Извините за неудобную кушетку.

– А какие у нас были варианты? – Он потянулся.

– Ну… На кушетке могла спать я.

– Тут еле хватило места для меня одного.

– Не делайте вид, что вы меня не поняли.

Тони осторожно опустил ноги на пол, поддерживая одеяло вокруг бедер. Он протер глаза, снова зевнул и спросил:

– Ну как, кто-нибудь пытался убить вас сегодня ночью?

– Нет, – улыбнулась Кэтрин.

– И меня тоже.

– Я буду готова через десять минут, – сказала Кэтрин и снова прошла в спальню.

Абрамс остался посреди гостиной в белых боксерских трусах. Он сделал несколько наклонов, затем достал револьвер и кобуру из-под подушки и положил их на стол; прошел на кухню и отыскал в холодильнике пакет с апельсиновым соком, налил сок в бумажный стаканчик, выпил и вернулся в гостиную.

Комната была небольшой, но уютной и добротно обставленной довольно старой мебелью. В нише перед окном стоял рабочий стол с лежавшими на нем бумагами. Абрамс предположил, что этот стол может стоить многие тысячи долларов. Тони знал, что весь этот дом, принадлежащий теперь Кэтрин, был построен очень давно, по меньшей мере лет сто назад. Район назывался Уэст Гринвич-Вилледж.

Абрамс подошел к окну. Оно было немного наклонным, как и в доме на Тридцать шестой улице. В стекле Тони обнаружил пузырьки. «Боже, да оно служит здесь еще с тех времен, когда по соседству жили индейцы», – подумал Абрамс.

Он посмотрел вниз, на узкую улицу. Она была очень живописной. Уличные фонари еще не выключили, хотя свет уже исходил в основном от розовеющего неба. Улица оказалась пустынной, подозрительных типов видно не было.

Тони попытался сделать какие-то дополнительные выводы в отношении Кэтрин. Раньше он представлял ее себе этакой штучкой, которую интересовали главным образом витрины Блумингдэйла. Позже он узнал, что она профессионально бегает и уважает О'Брайена, которого он тоже уважал. Потом последовали очередные позитивные открытия… «Да, но есть еще и Торп», – одернул себя Абрамс.

Абрамс услышал какой-то звук и обернулся. В проеме двери, ведущей в спальню, стояла Кэтрин.

– О… Извините…

– Ничего. В этом я бегаю, – сказал Абрамс.

Она подавила улыбку, смотря ему прямо в лицо.

«Боксерские трусы. Абсолютно белые». Кэтрин вспомнила многоцветное модное белье Торпа.

– Я хотела предложить вам, чтобы вы не стеснялись. Можете приготовить себе кофе. В холодильнике есть… э-э-э…

– Ага. Лампочка. И та перегорела.

Она рассмеялась:

– Мне ведь некому готовить. Там есть яйца.

Абрамс взглянул на нее. Такие разговоры случались у него и раньше, но уже после этого. Сейчас этого не произошло, потому и разговор был какой-то неловкий.

– Я позавтракаю дома.

Немного поколебавшись, она сказала:

– Питер может присоединиться к нам на пробежке. Ничего?

– Он ваш жених, а не мой.

– Я в том смысле, что не будет ли это выглядеть как-то неприлично – пробежка сразу с двумя мужчинами?

– Я поеду домой на такси. Встретимся там в восемь, – сказал Абрамс.

– Хорошо. В это время такси можно поймать на углу Хьюстон-стрит и Седьмой авеню.

Абрамс вспомнил об одной своей знакомой, у которой напечатанные на машинке объявления такого рода висели в прихожей.

– Спасибо, – серьезно сказал он.

Она вдруг спросила:

– Вы не хотите сегодня вечером поехать к ван Дорнам? У них вечеринка по случаю Дня поминовения.

– Знаете, с меня достаточно одного мероприятия в неделю.

– Подумайте, хорошо? Вы можете поехать туда с Питером и со мной на катере. – Кэтрин тряхнула головой. – Такое впечатление, что я пытаюсь уговаривать ребенка. Я только хочу сказать, что на катере туда плыть сорок минут. Там будут люди, которых вы знаете… Что у меня за сюсюкающий тон?

Он пересек гостиную и прошел на кухню. «Нет, она не сюсюкает, – подумал он. – Она чем-то взволнована».

– Видите ли, у меня сегодня вечером есть дела.

– Ах так? Ну ладно, мне нужно собираться.

Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь, затем снова приоткрыла ее.

– О Боже, что это сегодня со мной! Вам нужна ванная?

– Минут пятнадцать я буду разогреваться для пробежки.

Она с деланной сердитостью посмотрела на него и снова скрылась в спальне.

Услышав шум воды в душе, Абрамс снял телефонную трубку и набрал номер.

– Спинелли? Абрамс.

Сонный голос Спинелли заполнил трубку.

– Ну, блудный еврей Абрамс! Где тебя носит? Почему тебя не было дома?

– Я провел ночь на Тридцать шестой.

– А сейчас ты где?

– В Уэст Вилледж.

– Где именно в Уэст Вилледж?

– Дом 4В. Что сказал судмедэксперт о причине смерти Арнольда?

– Случайно подавился. – Спинелли откашлялся. – Никаких признаков убийства.

– Но ведь исчез целый ряд документов.

– Трудно доказать, что их пропажа связана со смертью Арнольда. Да и какая разница? Если это убийство, то почему же ты еще жив?

– Уик-энд пока не кончился. Что-нибудь по тому прыгуну с Тридцать шестой?

– Ага. Там на крыше произошла драка. Трое мужчин. Полагаю, ты об этом знаешь. Мы нашли твои пальчики на пожарной лестнице.

– Но у меня хоть хватило ума спуститься по ней, а не прыгать с четвертого этажа. Что по трупу?

– Иностранец. Возможно, восточноевропеец, хотя одежда вся была американского производства. Послушай, что произошло на крыше? Кому понадобилось тебя убивать? Ну, я бы мог убить тебя, и это было бы понятно, но кто еще?

– Я потом тебе расскажу. Не спускай глаз с Клаудии Лепеску.

– Да мы и так не спускаем глаз со всех, кого только можем зацепить. Кто эти люди, на которых ты работаешь, Абрамс? Где они живут?

– О'Брайен живет на Саттон-плейс, но я не знаю точного адреса. У ван Дорна вилла в Глен-Коуве. Гренвилы упоминали, что живут в Скарсдейле. У Торпа квартира в «Ломбарди». Кэтрин Кимберли живет на Кармин-стрит, 39. Все адреса можно проверить в Ассоциации юристов.

– Эта чертова Ассоциация закрыта на уик-энд, но с утра пораньше во вторник я нагряну в фирму О'Брайена и всех туда затребую, включая и тебя, парень.

– Послушай, ты связался с ЦРУ по поводу Торпа? – спросил Абрамс у Спинелли.

– Ага. Они молчат. Идиоты. ФБР помогает, но, видимо, им неудобно перед ЦРУ. Ну ладно, я проверил Торпа по всем возможным полицейским учетам…

Абрамс услышал, как Спинелли зажигает спичку, чтобы раскурить одну из своих страшных сигар, затем последовал раскат надрывного кашля.

– Задержи дыхание, – посоветовал Абрамс.

– Пошел ты, – огрызнулся Спинелли. Наконец он справился с кашлем. – Прокуратура графства Нассау. Около семи лет назад. Торп и его жена Кэрол катаются на катере недалеко от Лонг-Айленда. Она падает в море. Приложен отчет береговой охраны, все как положено.

– Выводы?

– Ну, к каким выводам они могли прийти? Конечно, несчастный случай. Ты же знаешь, что несчастный случай под парусом или на катере – отличная легенда для сокрытия убийства. Я помню, читал где-то, что таким образом только ЦРУ закрыло три убийства в заливе Чесапик. Они мастера на это.

– И все же это мог быть несчастный случай.

– Разумеется. Как оно было на самом деле, знает только Питер. Торп давал показания следствию, которое осуществляла береговая охрана. Труп Кэрол так и не нашли. В море в память о ней опускали цветы. Ее муж был в страшном горе. Никакого обвинения ему не предъявляли.

Абрамс помолчал минуту, затем сказал:

– Видимо, этот прием часто использовать нельзя.

– Не скажи. Похоже, его можно использовать один раз в семь лет. Почему я это говорю? Просто я проверил данные по несчастным случаям, зафиксированным береговой охраной за последние двадцать лет. Там ничего не было. Но тут я сообразил, что не все эти данные попадают в федеральную систему. Взял и проверил по штатам, и обнаружил кое-что интересное по штату Мэриленд. Бухта в заливе Чесапик, семьдесят первый. Человек оказался за бортом. За штурвалом катера Питер Торп. Он бросается на катере на выручку несчастному… О нет! Корпус судна проходит как раз по голове оказавшегося за бортом, но тот еще жив, для него не все потеряно. Тогда Торп дает задний ход и винтом случайно наезжает на беднягу, сделав ему одновременно стрижку, бритье и рассечение черепа. Этот несчастный случай уже походит на те, которыми столь славится контора Торпа. Никакого официального расследования. – Спинелли, выдержав паузу, резко добавил: – На самом деле, этот парень – хладнокровный убийца.

– Не надо делать скоропалительных заключений.

– Может, ты и прав. Кстати, а какое отношение ко всему этому имеет Джеймс Аллертон? По-моему, ФБР нервничает именно из-за него. Они что, родственники с Торпом?

– Да. Аллертон – приемный отец Питера.

– Серьезно?

– Вполне. Кроме того, Аллертон – друг исчезнувшего полковника Карбури. Ты нашел его следы?

– Нет. Но я знаю, как он исчез. Там был двойник.

– Ты его обнаружил?

– Конечно.

– Кто же его нанял?

– Да я его спрашивал, а он молчит.

– Мертв?

– Ага. В Нижней гавани на его тело наткнулся буксир. В прокуратуре это дело посчитали явным самоубийством, но меня не проведешь, Абрамс. Неопознанные трупы меня раздражают. Долго рассказывать, но по отпечаткам пальцев я вышел на одно дело о получении лицензии на открытие кабаре, проверил по гильдии актеров и наконец нашел людей, опознавших утопленника. Его звали Ларсон.

– А какая связь между ним и Карбури?

– Ну, во-первых, Ларсон был актером. Кроме того, из Англии мы получили по фототелеграфу снимки Карбури и его словесный портрет. Этот Ларсон вполне мог сойти за Карбури. Одежды полковника на нем не было, но судмедэксперт считает, что после смерти Ларсона переодевали. Не исключено, что его утопили – в ванне или сунув головой в ведро – сняли одежду Карбури, надели другую и выбросили тело в реку. – Спинелли снова помолчал. – Мы имеем дело с очень серьезными людьми, Абрамс.

– Да. Отличная работа, Спинелли.

– О, спасибо, Абрамс. Это и естественно. Я ведь уже капитан. Это ты все еще учишься.

– Опять ты прав. Послушай, ты говорил с барменом во второй раз? С Дональдом?

– Назначили встречу на сегодняшнее утро, на девять. Но он явно поторопился. Прибыл в час ночи. Лежит в морге рядом с актером. Нападение в Бронксе. Киркой по черепу.

– Боже праведный…

– Да. А удар профессиональный. Вот я и спрашиваю, Абрамс, как тебе удается еще оставаться в живых? И в каком виде привезут тебя? Раздавленным под кучей бумаг вашей фирмы? – Спинелли захохотал.

Абрамс прошел к холодильнику и налил себе еще сока. Он сделал большой глоток, затем спросил:

– Николас Уэст. Вы следите за ним?

– Ага. Такое впечатление, что за этим птенчиком все следят. Кто он такой?

– Человек, знающий ответы на многие вопросы.

– А-а, тогда понятно. Нам даже не дают поговорить с ним. Но он был в клубе «Принстон».

– Ладно. А как насчет…

– Подожди-ка. Теперь твоя очередь, Абрамс. Давай, колись. Что это вообще за штука такая, эта фирма О'Брайена? Почему весь этот бедлам происходит на моей территории? Почему не в Ньюарке, Берлине или где-то еще?

– По этому телефону говорить небезопасно.

– Да брось ты!

Абрамс решил, что не будет рассказывать Спинелли ничего об О'Брайене и ветеранах УСС, и похвалил себя за такое решение. В этот момент шум воды в ванной стих.

– Ну ладно, давай закругляться…

– Мы приглядываем за твоим домом и за домом на Тридцать шестой, – сказал Спинелли.

– Я знаю. Поставьте пост и возле дома номер 39 по Кармин-стрит. Спасибо.

– В морге будешь благодарить. Как только придешь домой переодеться, я тебя возьму. У меня ордер на твой арест.

Абрамс допил сок.

– Слушай, к черту ордер! Я буду у тебя в кабинете завтра в девять утра.

– У меня уже была назначена встреча с барменом на девять утра. А вы любите с утра пораньше попадать в морг.

– Мне нужно еще кое-что сделать сегодня, к завтрашнему дню у меня будет больше информации.

Спинелли надолго замолчал, затем неохотно выдавил:

– Хорошо, завтра в девять. Эй, Тони, поостерегись! Понял?

– Понял. – Абрамс положил трубку и прошел в гостиную. Он услышал шум фена из спальни. Тони подумал было надеть брюки, чтобы пройти мимо Катрин в ванную, но потом ему пришло в голову, что она все равно уже видела его в трусах, а казаться в ее глазах слишком скромным или застенчивым ему не хотелось.

Шум фена прекратился, и в проеме двери показалась Кэтрин в халате.

– Вы хотите принять душ? На полочке бритвенные принадлежности и одноразовые зубные щетки.

– На них нет моих инициалов?

– Возможно. Поищите с буквой «Т». – Она пошла обратно в спальню. Снова зашумел фен.

Абрамс перекинул кобуру через плечо и вошел в спальню. Она сидела у трельяжа с феном и расческой и, похоже, не обратила на него никакого внимания. Он вошел в ванную и закрыл за собой дверь. Интерьер ванной был достаточно современным – так, середина пятидесятых.

Он сбросил трусы и встал перед зеркалом. На полочке раковины были аккуратно разложены бритвенные принадлежности, там же стояли баллончик с пеной для бритья и флакон с лосьоном. На флаконе был изображен игрок в поло. Кто-то когда-то пытался объяснить Тони, почему лосьон с игроком в поло на этикетке стоит на двадцать – тридцать долларов дороже, чем с изображением крокодила или пингвина. Он понюхал пробку. Это был, несомненно, запах Торпа.

Абрамс побрился и принял душ. К лосьону он не притронулся. Обернув полотенце вокруг талии, с трусами в одной руке и с кобурой в другой, он открыл дверь и шагнул в спальню.

Кэтрин стояла перед зеркалом. На ней были только спортивные трусики, футболку она держала в руках. Их глаза встретились. Они молча смотрели друг на друга несколько секунд, затем Абрамс прошел через спальню в гостиную.

Он сел на кушетку и закурил. Да, много воды утекло с утра пятницы, когда он пришел на работу и нашел на своем столе кипу коротких служебных записок с подписью «Кимберли».

В дверь постучали. Послышался голос Кэтрин:

– Мне можно войти?

– Конечно.

На ней были белые трусы для бега и голубая футболка, в руках – кроссовки и носки. Кэтрин оглядела Абрамса, завернутого в зеленое банное полотенце.

– В этом вы далеко не убежите. – Она улыбнулась, села в кресло и натянула мягкие носки. Абрамс поймал себя на том, что не отрывает взгляда от ее ног.

После нескольких секунд молчания они одновременно сказали:

– Извините…

И оба рассмеялись.

– Я должен был постучать, – сказал Тони.

– Ну, а я должна была быстренько одеться, когда услышала, что вы выключили воду.

– Так и сделаем в следующий раз.

Кэтрин завязывала шнурки на кроссовках.

– Я вижу, вы очень аккуратно сложили свою одежду на столе. Идите и одевайтесь за моей спиной, пока мы будем разговаривать.

– И то верно. – Абрамс прошел к небольшому толику в углу и стал одеваться.

– Мы не сможем с вами прятаться здесь долго, – сказала Кэтрин.

– Правильно. – Тони заправил рубашку в брюки и надел кобуру. – Так что я предлагаю: кто из нас останется в живых к ночи, тот должен отправиться спать на Тридцать шестую улицу. Полиция тот дом как раз стережет.

– Логично, – кивнула Кэтрин. – Опять же Клаудия будет рада компании.

Тони не ответил. Он обошел кресло и сел на кушетку напротив Кэтрин. Затем надел носки и туфли. Она встала, потянулась и сделала пару наклонов.

– Чувствую, будет хорошая пробежка. Встретимся у вашего дома через час.

– Отлично. – Он поднялся и надел пиджак. – Бегуны отправляются от мэрии группами?

– Да. С небольшими интервалами с семи до восьми. Не волнуйтесь, все будет в порядке.

Он открыл замок входной двери и выглянул в коридор. Затем обернулся к Кэтрин.

– Поезжайте к мэрии на такси.

– Конечно. – Она поднялась и внимательно посмотрела на Абрамса. – Тони, вы знаете, у меня постепенно возникает чувство вины за то, что я втянула вас в это.

Он улыбнулся:

– Все равно у меня не было других планов на эти выходные.

Кэтрин не ответила. Абрамс посмотрел ей в глаза.

– Как вы думаете, где нас найдет Питер Торп?

– Где-то на маршруте.

– Ну что же, нам нужно внимательно искать его в толпе.

Она кивнула.

Абрамс плотно закрыл за собой дверь, вытащил револьвер из кобуры и стал осторожно спускаться по лестнице.

 

32

В длинном и слабо освещенном помещении квартиры в «Ломбарди» Питер Торп стоял у операционного стола. Он смотрел на обнаженного Николаса Уэста, который лежал на столе с крепко привязанными руками и ногами. У стола стояли две капельницы, аппарат ЭКГ и столик на колесиках с медицинскими инструментами. Тело Уэста было опутано проводами и трубками. Любой, увидевший эту картину, подумал бы, что находится у постели пациента реанимационной палаты. По существу, так оно и было.

Торп надел специальные светозащитные очки, почти полностью закрывавшие его лицо, и в течение нескольких секунд внимательно смотрел на Уэста. Затем он спросил:

– Как ты, Ник?

Николас Уэст сморщился под слепящим светом операционной лампы.

– Хорошо, – ответил за него Торп. – А знаешь, могло быть и хуже.

Торп склонился к лицу Уэста. Упавшая тень позволила Николасу открыть глаза впервые за многие часы. Он впился взглядом в склонившееся над ним лицо, стараясь вспомнить какое-то слово. Его измученный психотропными препаратами мозг наконец сработал:

– Ты – крот, вот ты кто… Ты – крот.

Торп рассмеялся:

– Ты знаешь. Ник, в детстве я очень любил охотиться на кротов. Я расковыривал прутиком их норки, пока не добирался до какого-то шевеления в глубине. Тогда я брал лопату, немного подкапывал, потом вонзал ее в землю и перерубал крота пополам. – Уэст молчал. – И вот с детства во мне живет это представление о маленьком глупом животном, которое полагает, что спасется от погибели в своем туннельчике. Интересно, какая мысль промелькнула в его мозгу в тот момент, когда лопата перерубала его пополам? Почему природа так слабо защитила его? А над моей головой не зависла ли та же лопата? Ладно, это мы обсудим позже.

Торп выпрямился, и ослепляющий свет вновь упал на лицо Уэста, заставив его опять закрыть глаза.

Улыбнувшись, Питер обернулся к Еве:

– Как его показатели?

Полька кивнула:

– Очень приличные. Он вообще здоровый мужчина. Давление, наполнение и частота пульса в норме. Легкие работают хорошо… – Ева проверила катетер, выходящий из члена Уэста. – Моча прозрачная.

Торп заглянул на нижнюю полку под столом. Там стоял сосуд для накопления влаги из легких Уэста. Ректальная трубка заканчивалась в специальном контейнере.

– Твердых выделений уже нет, – заметила Ева.

Питер вытянул руку и выключил свет. Уэст открыл глаза, и оба смотрели друг на друга несколько секунд. Наконец Торп проговорил:

– Бедный Ник! Но ты же всегда знал, что закончишь вот так, голым на столе. Разве нет?

Уэст кивнул:

– …Знал…

Торп склонился к нему еще ниже.

– Думал ли ты когда-нибудь, что это будет мой стол?

Николас с трудом раскрыл рот и выдавил из себя:

– Питер… пожалуйста… не делай этого со мной…

– А почему нет? Я проделывал это даже с теми, кто заслуживал этого меньше, чем ты. С теми, кого я уважал больше, чем тебя.

– Питер… ради Бога… Я все тебе скажу… Только не надо этого…

Торп посмотрел на красные цифры, загоревшиеся на одном из экранов.

– Звуковой анализатор говорит мне, что ты лжешь, Ник. И диаграмма на ленте утверждает то же самое. А ты ведь знаешь, что происходит, когда ты лжешь.

Уэст отчаянно замотал головой.

– Нет! Нет! Нет!

– Да! Да! Да! – Торп кивнул Еве, которая в ожидании смотрела на него.

Полька прикрепила два зубчатых «крокодильчика» к мошонке Уэста. Торп повернул рукоятку реостата.

– Нет! Нет! – Лицо Уэста исказилось от боли, по телу побежали конвульсии, он дико закричал.

Торп выключил реостат.

– Ты знаешь, Ник, ведь это именно я разработал такой метод допроса. Неофициально он называется «метод Торпа». Мне всегда хотелось, чтобы моим именем называлось что-то зловещее. Как устройство месье Гильотена или законы мистера Линча… – Глаза у Уэста закатились, из уголков рта стекала слюна. Торп продолжал: – Это комбинация небольших доз психотропов и воздействия электрошоком. В дополнение я использую фиксацию рук и ног, с тем чтобы вызвать у допрашиваемого чувство безысходности. – Торп зевнул. – О Господи, как я устал.

Уэст продолжал стонать. Торп сделал вид, что не слышит этого.

– Однако следует заметить, Ник, что тебе внутривенно вводятся тщательно подобранные смеси витаминов, сахара и протеина. Это для того, чтобы твой мозг продолжал активную деятельность. Ты ведь знаешь, что голодающие заключенные не могут вспомнить того, о чем у них спрашивают, даже если бы они и хотели что-то сказать. Кроме того, я использую ряд препаратов, стимулирующих память. Это достаточно эффективная методика. Разумеется, я задействую все возможности полиграфа, так что малейшая ложь наказывается. Хотя я придерживаюсь того принципа, что профессионал не должен быть садистом. Доставлять боль – не самоцель, это может порождать у клиента сопротивление. Наказание болью должно быть заслуженным, ведь мы современные люди, не так ли?

Уэст пытался что-то сказать, но создавалось такое впечатление, что язык не подчиняется ему. Изо рта у него вылетали только какие-то нечленораздельные звуки.

Торп похлопал Николаса по ноге.

– Ну-ну, ты что, язык проглотил, что ли? Ну же, расслабься.

– Он притворяется, – сказала Ева. – Конечно, после электрошока он некоторое время не может говорить, но он делает вид, что его немота длится дольше, чем это должно быть на самом деле.

– Ничего, – в тон ей проговорил Торп, – через несколько дней все будет в норме, он будет говорить безостановочно и еще просить выслушать его. И все это будет записываться на хорошую видеопленку с качественным звуком.

Ева прыснула со смеху.

– Вы, американцы, так любите электронные гильотины!

Торп тоже рассмеялся, затем перемотал назад пленку на видеомагнитофоне и включил проигрывание. Ева обхватила голову Уэста могучими руками и пальцами с силой приоткрыла ему веки.

Укрепленный над столом экран ожил, а из динамиков донеслось умоляющее: «Нет! Нет! Нет!» и пронзительный крик. Уэст уставился на экран. Он со страхом смотрел на свое искаженное болью лицо и извивающееся в конвульсиях тело.

Торп выключил видеомагнитофон.

– Ну что, видел, Ник? А если тебе показывать это часами? Ведь это так же страшно, как и сам электрошок. Ты посмотри на себя. С тебя пот течет, как со свиньи.

Ева презрительно хмыкнула, Торп усмехнулся:

– Еще одно достижение «метода Торпа» заключается в использовании центров удовольствия, для того чтобы усилить тягу клиента говорить правду. Сейчас, – он ткнул Уэста под ребро, – будь внимателен. Отвечай, но прежде хорошенько подумай. Кто-нибудь, кроме тебя, знаком с содержанием досье на «Талбота»?

Уэст моргнул и отрицательно покачал головой, вспомнив затем, что должен отвечать полными предложениями.

– Нет… никто… кроме Энн… Она видела дело «Талбота»… Больше никто…

Торп, наблюдавший за двумя анализаторами, удовлетворенно кивнул.

– Отлично, Ник, спасибо.

Он подал знак Еве, и та ослабила ремни на груди Уэста, который сразу же стал торопливо и глубоко дышать. Ева принялась растирать потные плечи Уэста ароматным маслом. Торп нажал кнопку, и комнату залили мягкие звуки «Лунной сонаты» Бетховена.

– У тебя такой слащавый вкус в музыке, Ник. – Питер обернулся к Еве, массировавшей теперь ноги Уэста. – Знаешь что, Ева, я видел, как это срабатывало десятки раз: уменьшить заряд боли, которую испытывает допрашиваемый, недостаточно для того, чтобы привлечь его на свою сторону. Ведь телу и разуму любого человека нужны удовольствия. – Он выключил музыку. – Это не музыка, а просто пытка. – И Торп засмеялся.

Уэст откашлялся.

– Ты чудовище…

Торп хмыкнул.

– Еще один прием из «метода Торпа», мистер Уэст: позволить пленнику поносить тебя. В ужасные старые времена это стоило бы тебе сломанной челюсти, но поскольку анализаторы показывают, что ты действительно так думаешь, то тебе за это ничего не будет.

– Да, я действительно так думаю.

Торп кивнул.

– Я также иногда использую секс, если мне кажется, что он требуется пленнику в награду за правду. – Нагнувшись к Уэсту, он добавил громким шепотом: – Не бойся, если я и применю этот метод в отношении тебя, то это будет не она. – Питер засмеялся. – Да, она не подарок, уж я-то знаю, поскольку должен обслуживать ее раз в неделю.

Ева казалась задетой, но все же натянуто улыбнулась, вытирая полотенцем покрытые маслом руки.

Торп приблизился к Уэсту:

– О'кей, профессор, продолжим. Почему ты не считал «Талботом» О'Брайена?

Уэст сонно ответил:

– Его подставили… Нет никаких достоверных улик… «Талбот» сам устраивал ему компрометирующие ситуации…

– Ты в этом уверен?

– О'Брайена пытались убить… после войны… настоящее покушение… несчастный случай во время охоты в Юте… Пуля попала в живот… Он был при смерти…

– Я об этом не знал.

– Это секретные сведения… Они в делах…

– Так почему ты не можешь вычислить того, кто пытался подставить О'Брайена во время войны? Почему же ты не знаешь, кто такой «Талбот»?

– Я догадываюсь… догадываюсь… три человека, а не один… Троица… Возможно, они даже не знают друг друга…

Торп потер подбородок и нагнулся к Уэсту.

– Мой отец может быть одним из них?

Уэст внимательно посмотрел на Торпа, затем закрыл глаза и отключился. Ева дала ему понюхать ароматической соли. Уэст отвернулся, и тогда она влепила ему пощечину. Торп повторил вопрос. Уэст кивнул:

– Да, это возможно.

– Как близок был О'Брайен к разгадке?

– Он думал, что был близок.

Торп взглянул на анализаторы.

– Ник, ты ответил слишком запутанно, не надо хитрить.

– Видите, этот прибор тоже можно обмануть, – сказала Ева.

– Да, ненадолго, – улыбнулся Торп. – Так я и прохожу ежегодную проверку в конторе. Но благодаря пыткам, времени и специальной технике, «метод Торпа» действует безотказно.

Ева взяла со столика хирургический скальпель.

– Если я удалю одно яйцо, он сделает все, чтобы сохранить второе.

– Нет! – закричал, повернувшись к ней, Уэст.

Торп нетерпеливо сказал ей:

– Допрашиваешь не ты, а я, Ева. Отойди.

Ева отшвырнула скальпель и отошла в сторону. Торп взглянул на Уэста и, увидев в его глазах неподдельный страх, снова улыбнулся. Последним новшеством его методики был этот дамоклов меч, он же скальпель, висящий над пленником. Уэст с мольбой сказал:

– Питер, пожалуйста… Я ничего не соображаю, когда она стоит рядом…

– Все хорошо. – Торп положил руку на плечо Уэста. – Мы ведь не сделаем ничего такого, что заставило бы ее воспользоваться скальпелем, правда?

Уэст кивнул. Торп пододвинул табуретку и сел рядом с Ником.

– Ладно, профессор, следующий мой прием предполагает вопросы с твоей стороны. Валяй.

Уэст некоторое время смотрел на Торпа, потом спросил:

– На кого ты работаешь?

– На КГБ, конечно же, – улыбнулся Торп. – У меня даже есть звание майора. Русские – большие любители званий. Считают, что я достоин быть майором. Они в этих вопросах щепетильнее фашистов.

– Если ты офицер КГБ, то почему же ты не знаешь, кто такой «Талбот»?

– Они ни за что не скажут мне этого. Им интересно, смогу ли я сам это узнать. Если да, то тогда и ЦРУ, и ты, и О'Брайен тоже смогут расколоть «Талбота».

– Кого ты подозреваешь?

Торп улыбнулся.

– Во-первых, своего отца. Но мне кажется, что Пат О'Брайен идет, нет, шел по другому следу – по следу того, кто также может быть «Талботом», как бы парадоксально это ни звучало.

– А что с О'Брайеном?

– Мертв, Ник. Следующий вопрос.

Уэст немного помолчал.

– А Карбури?..

– Каюсь. – Торп закурил. – После того, как мне удалось направить детективов Кейт за двойником Карбури, его участь была предрешена. Я открыл отмычкой его номер, а когда он пришел переодеваться к ужину, я проломил ему череп тростью. Засунув его тело вместе с тростью и смокингом в пакет для мусора, я выкинул его в окно, а позже мои люди подобрали его. К счастью, саквояж был при нем. Позже я покажу тебе, что было там внутри. К сожалению, я не заметил кровь у себя на манжете. Мистер Абрамс, наоборот, обратил на это внимание, за что заплатит собственной кровью. Еще вопросы?

– Ты… сумасшедший…

– Я сказал: вопросы!

Уэст облизал губы и спросил:

– Почему «Талбот» настолько важен?.. Почему Москва идет на организацию убийств на территории Америки и Англии только для того, чтобы прикрыть его? Почему нельзя просто вывезти его из страны?..

– Очевидно, Ник, он нужен им здесь.

– Но зачем?

Торп пожал плечами.

– Я и сам не знаю наверняка, знаю только, что дни Америки сочтены. Наиболее вероятно, что конец настанет в выходные на Четвертое июля. На это мне они намекнули, приказав приготовиться и спрятаться.

– Превентивный удар?

– Не думаю. – Торп бросил сигарету на пол. – Я полагал, что ты что-то знаешь об этом.

– Нет.

Рука Торпа уже была на реостате, и Уэста сильно ударило током.

Он громко закричал, и ремни впились ему в тело. Уэст прикусил язык, и по губам у него побежала кровь.

– О-о-о… Нет! – На глаза у него навернулись слезы.

Торп смахнул их платком.

– Ну, тихо, тихо. Почему ты заставляешь меня делать это?

Уэст рыдал.

– Питер… пожалуйста… постарайся понять… Я доведен до такого состояния, что говорю только правду… Не делай этого…

Торп покачал головой.

– Я просто помогаю тебе, Ник. Книги по детской психологии и по дрессировке животных говорят о том, что в применяемых к ним наказаниях и поощрениях должна быть строгая система. «Пособие по пыткам» – да, есть и такая старинная книга, и я сам помогал восстановить ее – говорит то же самое. Ты понимаешь меня?

– Да, да…

– И я обещаю, что во всем буду следовать этой книге. Я никогда не потеряю выдержки, никогда не стану действовать, исходя из личных мотивов, положительных или отрицательных. Ведь у меня на этом столе побывали и другие мои друзья.

– О, Господи…

– Теперь скажи, что ты знаешь о плане русских?

Уэст набрал в грудь воздуха и ответил:

– Я думаю… это связано с… Питер, послушай… Они убьют тебя… Они не оставят в живых человека, знающего об этом так много…

Торп посмотрел на анализаторы и мягко сказал:

– Ты действительно так думаешь? – Он взглянул на часы. – У меня сейчас больше нет времени на тебя. – Питер слез с табуретки. – Делу – время, потехе – час. Любимое выражение Кэтрин. В первую очередь мне нужно разработать до мелочей план ее похищения.

Уэсту удалось приподнять голову:

– Похищения кого?

– Кэтрин. А заодно я убью Абрамса.

– Тони Абрамса? За что?

– Он мне не нравится. Кроме того, он способен создать мне некоторые сложности. В любом случае, скоро у тебя появится компания. Сегодня вечером Кейт будет лежать рядом с тобой. Из вас получится отличная пара.

– Ты болен. Это знают все. Энн… я…

Торп потянулся к реостату, но, поколебавшись, глубоко вздохнул и отвел руку.

– Ты не выведешь меня из себя, дерьмо. – Он нагнулся, и их лица оказались совсем близко. – Хочешь узнать кое-что о своей возлюбленной Энн?

– Энн…

– Она мертва.

– Нет… Нет!

– Да. И тебя я тоже убью. И меня нисколько не волнует, что ты об этом знаешь, потому что это никоим образом не изменит исхода твоего допроса.

– Ты… Ты не мог сделать этого… Не мог… Она не мертва…

– Нет, мертва. – Торп ткнул указательным пальцем в лоб Уэста. – А вот сюда я всажу тебе пулю. Веришь?

– Д-д-а.

Торп взглянул на полиграф и стрелки звукового анализатора.

– Это один из немногих вопросов, который вызвал у тебя неоднозначную реакцию. – Он похлопал Уэста по лбу. – Верь мне. Прямо вот сюда. Бах! И это большое одолжение. Ведь я лично против тебя ничего не имею. А люди, которые мне насолили, умирают неделями.

Уэст уставился на Торпа.

– Как ты можешь?.. Кэтрин…

Торп выпрямился, собираясь уходить.

– Если говорить о деле, то у нее есть информация, которую я бы хотел получить. А что касается меня лично, то мне хотелось бы увидеть эту надменную сволочь привязанной к столу и вопящей изо всех сил. Какая шикарная получится кассета!

– Питер, если у тебя есть хоть капля совести…

– Нету. А ты лучше не раздражай Еву, а то конец твоим яйцам.

– Питер… Кэтрин не знает ничего такого, чего бы не знал я.

– Вот и выясним. Ближе к вечеру вы оба будете стараться переорать друг друга, чтобы привлечь к себе мое внимание.

– Энн жива!

– Перестань ты так печься об этих девках Кимберли, Уэст. Ты им уже ничем не поможешь. Впрочем, как и себе самому. – Торп подошел к двери и обернулся. – Через несколько часов первые видеопленки допросов тебя и Кэтрин будут доставлены в Глен-Коув. Мои русские друзья придут в восхищение, это неплохое развлечение для них. Они сначала хотели сами заняться вами, но, как и в остальных делах, они слабо разбираются в пытках.

Голос Уэста прозвучал неожиданно громко:

– Они ведь убьют и тебя самого, идиот!

– Во всяком случае, они не сделают этого до тех пор, пока ты в моем распоряжении. И пока я им нужен. А я уж постараюсь быть им нужным до…

– До конца, ты хочешь сказать. Но после они тебя ликвидируют. В их планах на будущее тебе нет места.

Торп несколько секунд молчал.

– Для таких, как я, Ники, местечко где-нибудь всегда сыщется. В любом случае, через несколько недель я буду точно знать, что мне делать дальше. Я буду знать, погибнет Америка или выживет. Но что касается вас с Кэтрин, вы уже можете считать себя мертвецами. Пока, приятель.

 

33

Кэтрин Кимберли выбежала на пешеходную дорожку Бруклинского моста и начала подъем. Утро выдалось ясное и прохладное, окружающий пейзаж был прекрасным. Дощатый настил под ее ногами был упругим, и, как всегда, она наслаждалась его пружинистостью. Начался спуск, и она прибавила скорость.

В обоих направлениях промчалось несколько машин. Кэтрин поймала себя на мысли, что смотрит больше на них, а не на красоту вокруг. Сзади ее догонял коричневый фургон. Она услышала, как он сбавляет скорость. Кэтрин побежала быстрее и оглянулась через плечо. Фургон поравнялся с ней. Она сделала рывок вперед и присоединилась к небольшой группе бегунов.

Фургон снова настиг ее, из правого окна выглянул мужчина. Он крикнул:

– Эй! Хочешь прокатиться?

Кэтрин взглянула на мужчину. Интуиция и опыт подсказали ей, что он не опасен. Не обращая на него внимания, она побежала дальше. Фургон поехал быстрее и скоро исчез.

Кэтрин продолжала бежать вместе с группой, обогнув Кэдмен-Плаза и направляясь на юг по Генри-стрит. Несколько еще не проснувшихся толком зевак лениво наблюдали за бегунами.

Вдруг сбоку от Кэтрин появился маленький мальчишка и спросил у нее на местном диалекте:

– Ты что, бежишь?

Кэтрин улыбнулась в ответ.

– Эй! А можно я побегу с тобой?

– Конечно… Нет, нет, это небезопасно.

Она прибавила скорости и обогнала мальчика. Бегуны, к которым она только что присоединилась, свернули на Крэнберри-стрит и направились к Бруклин Хайтс Променэйд. Кэтрин продолжала в одиночку быстро бежать по Генри-стрит, почти ежесекундно оглядываясь через плечо. Она вспотела и почувствовала, что дышит с большим трудом, чем обычно.

Впереди показался дом Абрамса – дорогая высотка, выделявшаяся среди скромных кирпичных домов. Кэтрин побежала еще быстрее. Она пересекла живописный дворик и толкнула входную дверь. В фойе она прислонилась к стене, чтобы отдышаться, и взглянула на свой хронограф: четыре мили шестьсот двадцать ярдов за тридцать девять минут. Совсем не плохо.

Она толкнула внутренние стеклянные двери, но они оказались заперты. Кэтрин обернулась было, чтобы найти на панели звонок в квартиру Абрамса, но тут какой-то мужчина открыл ей двери изнутри вестибюля. Она, немного замешкавшись, проскользнула мимо него и быстро пересекла вестибюль. Нажав кнопку вызова лифта, она стала ждать. Мужчина остановился в центре вестибюля, не отрывая от нее взгляда. Подошел лифт, и она поднялась на шестой этаж.

Кэтрин позвонила в квартиру 6-Си. Сначала открылся глазок, затем дверь.

– Входите.

Она громко выдохнула и вошла в маленькую прихожую.

– За вами следили? – спросил Абрамс.

– Не думаю… Но внизу был мужчина… Коричневый костюм, высокий…

– Это полицейский. – Он посмотрел на нее. – Что-нибудь не так?

– Просто я немного выдохлась. – Она вдруг поняла, что была рада оказаться здесь. С Тони она чувствовала себя в безопасности. Кэтрин взглянула на его синий спортивный костюм, испачканный краской. На свитере было написано: «Спортивный комплекс Нью-йоркского полицейского управления».

– Это что, особый бруклинский шик?

– Точно. Это предупреждает хулиганье о том, что я беден, но зато вооружен.

Он провел Кэтрин в гостиную. Она огляделась. Такого она увидеть не ожидала. Он проследил за ее взглядом, но ничего не сказал. Кэтрин обернулась к нему.

– А вы действительно вооружены?

– Да. И вы тоже. Приподнимите футболку.

Она поколебалась, но все же задрала низ футболки. Абрамс взял с чайного столика нейлоновый пояс для кобуры, обернул его вокруг ее талии и застегнул.

– Не жмет?

Она перевела дыхание.

– Нет, нормально.

Тони достал кобуру и прикрепил ее на защелку к поясу на спине у Кэтрин. Она опустила футболку. Абрамс протянул ей маленький серебристый пистолет.

– Это «беретта», калибр 7,65. Не заряжен. Попробуйте.

Кэтрин сняла предохранитель, отвела затвор, отпустила его и нажала на спуск.

– Легкая машинка.

– Специально для джоггеров. Она не будет вам сильно мешать.

– А еще кому-нибудь она сможет помешать?

Абрамс улыбнулся.

– Ударная сила у нее, конечно, не очень большая, кучность тоже так себе, но в целом пистолет надежный. – Он протянул ей две обоймы по семь патронов в каждой. – Целиться нужно в середину корпуса и стрелять частыми выстрелами. У этой машины механизм перезарядки работает очень быстро.

Одну обойму Кэтрин загнала в рукоятку «беретты», другую положила в застегивающийся на молнию карман спортивных трусов. Она потянулась и сунула пистолет в кобуру за спину, затем для практики снова достала его и опустила обратно.

Абрамс, внимательно наблюдавший за ее действиями, сказал:

– Я знаю, вы привыкли к своей пушке, но это лучшее, что я смог для вас достать.

– Отличная вещь, Тони, правда.

Абрамс почувствовал в их разговоре какую-то неловкость. Создавалось впечатление, что он подарил ей дешевенькие часы, а она старается не выдать своего разочарования.

– Кто научил вас обращаться с оружием? – спросил он.

– Питер. – Она уклонилась от уточнения. – А у вас при себе что?

Абрамс похлопал себя по левой стороне груди.

– Мой револьвер 38-го калибра в наплечной кобуре. Присядьте на минутку.

Кэтрин села на кушетку, вновь оглядев комнату. Тони уселся в коричневое кожаное кресло. Поймав ее взгляд, он сказал:

– Когда я работал в полиции, мне удалось удачно поиграть с ценными бумагами.

Кэтрин произнесла извиняющимся тоном:

– Простите, что я не сдержала своего удивления.

– Это ничего. Сотрудники отдела внутренней безопасности полицейского управления были еще более удивлены, когда однажды нагрянули ко мне с неожиданным визитом. Они перевернули здесь все вверх дном, искали большие суммы наличности.

– Ну и?..

– Конечно, ничего не нашли. А Марси ничего им не сказала. Да она и не знала, что у меня были дела с ее отцом. Он был крупным брокером на бирже. – Абрамс улыбнулся. Кэтрин улыбнулась ему в ответ. – В общем, люди из службы безопасности ушли ни с чем, но меня выперли из отделения разведки, снова засунули в форму и послали на остров, где стоит статуя Свободы, следить, чтобы на нее не слишком гадили птицы. Мне стало понятно, что с карьерой в полиции для меня все закончено, а тут неожиданно подоспело предложение о работе от О'Брайена, и я ушел из полиции.

– Да, я помню.

– Это было очень хорошо рассчитанное по времени предложение.

В комнате повисло молчание. Затем Кэтрин осторожно спросила:

– Вы имеете в виду, что мистер О'Брайен мог иметь какое-то отношение к…

– Я имею в виду, что мистер О'Брайен мог бы подловить на обвинении в ереси даже самого Папу Римского, если бы только это было ему необходимо.

– Ну… – протянула Кэтрин. Ей вдруг почему-то вспомнились все те жуткие неприятности, которые свалились в одночасье на ее бывшего мужа. – Ну, как бы там ни было, но мистер О'Брайен не злокозненный человек. Я хочу сказать, что всегда есть причина на…

– Разумеется. Но это не снимает с него вины. Вины за манипулирование человеческими судьбами. Хотя… В моем-то случае никаких доказательств против него нет. Да я и не держу зла.

Она попыталась сменить тему разговора.

– У вас отменный вкус. Квартира прекрасно отделана.

– Вы знаете, дизайном здесь занимался мой двоюродный брат Герби. Дядюшка Сай занимается торговлей мебелью, тетушка Руфь – коврами… Так вот все и получилось.

– Мне это не очень знакомо. В любом случае нам пора.

Абрамс остался в кресле.

– А разве Питер не подойдет сюда?

– Не думаю. Он присоединится к нам позже.

Тони встал.

– Подождите секунду. – Он быстро прошел на кухню и вернулся с двумя бокалами, наполненными коричневатой жидкостью. – Мой собственный рецепт.

Кэтрин подняла свой бокал и подозрительно посмотрела на содержимое.

– Что это?

– Яблоки, бананы, овсяные хлопья… Дальше я забыл. В общем, все, что попадется под руку. Все это пропускается через миксер, потом отцеживается.

– Недурной рецепт. – Она сделала глоток. – Совсем не плохо.

Абрамс осушил свой бокал.

– Вот и отлично. Кстати, если вам нужно… то это там, по коридору.

Кэтрин кивнула.

– Я буду через минуту.

Тони проводил ее взглядом. Он понимал, что она находится сейчас в состоянии замешательства. Ее любовник может оказаться предателем и убийцей. Вокруг нее погибают люди, да и ее собственная жизнь, вероятно, в опасности. В довершение ко всему эта дикая информация о близком конце света. Не исключено, что Кэтрин поняла, как Тони жаждет переспать с ней, и начинать решение этой проблемы ему нужно сейчас, каким бы неподходящим ни был момент.

Она вошла в комнату.

– Я готова.

– Кэтрин…

Она внимательно посмотрела ему в глаза.

– Нет, Тони… Нельзя заниматься двумя делами сразу.

– Сейчас я думаю только об одном из них.

– Хорошо. Тогда я скажу вот что: нельзя одновременно заниматься одним и тем же с двумя разными людьми.

– Логично.

– Что-то по вашему голосу не чувствуется, что вы согласны с этим.

– И по вашему, Кэтрин, этого тоже не чувствуется.

Он подошел к ней, обнял и поцеловал. Немного погодя она мягко отстранилась от него.

– Нам нужно заняться делами… Первоочередными делами – в первую очередь.

– Черт с ней, с этой третьей мировой войной или чем там еще… Все это может подождать.

Кэтрин открыто улыбнулась ему:

– Не надо сейчас… Пойдемте. В данный момент нам следует утопить в напряжении мучающие нас проблемы.

Абрамс последовал за ней к двери. На сегодня его главной проблемой был Питер Торп. Тони подумал, что действительно с радостью отдастся бегу, чтобы хоть на время забыть об этой проблеме.

 

34

Николас Уэст почувствовал, что кто-то приближается к нему, и, сощурившись, попытался присмотреться. По очертаниям фигуры Уэст понял, что над ним склонился Питер Торп.

– Ну, как ты, приятель? – спросил Торп.

– Мне больно. – Уэст покачал головой.

– Все это относительно, – спокойно заметил Торп. Он пододвинул табурет и сел. – Ну что же, начнем.

Уэст повертел головой в обе стороны.

– А Кэтрин?

– Пока еще нет, – улыбнулся Торп. – Но скоро, очень скоро она будет здесь. – Он выдохнул сигаретный дым в лицо Уэсту. – Чем занималась Энн в Агентстве национальной безопасности?

Уэст провел языком по сухим потрескавшимся губам:

– Воды…

– Боже, Ник… если ты еще будешь притворяться… – Торп встал и пошел к холодильнику. Обратно он пришел с бумажным стаканчиком в руке. В стаканчике были кубики льда. Торп сунул несколько кубиков в рот Уэсту. – Так в чем же состояла работа Энн в АНБ?

Ник что-то пробормотал, и Торп наклонился к нему поближе.

– Что?

Уэст плюнул Торпу в лицо.

Тот дернулся назад и вытер лицо платком.

– Ах ты, сукин сын!

Николас произнес:

– За ложь – боль, за правду – удовольствие.

Торп было покраснел от ярости, но вдруг рассмеялся:

– Ну ладно, ты, говнюк, вывернулся.

Уэст сказал, как бы продолжая начатую фразу:

– Твоя методика дурацкая. А тебя я ненавижу и презираю. И буду сопротивляться тебе.

Торп взглянул на стрелки приборов.

– Правдивое заявление. Но тебе лучше не хамить. Ты со своим геройством долго не протянешь. Так ты расскажешь мне об Энн?

Уэст поколебался несколько секунд.

– Она занимается раскрытием шифров.

– Русских шифров, – уточнил Торп. – Тех из них, которые используются в радиосвязи Москвы с советскими миссиями в Вашингтоне и Нью-Йорке, а также с русским объектом в Глен-Коуве. Так?

– Так, – отозвался Уэст.

– Примерно шесть недель назад отдел, в котором работает Энн Кимберли, уведомил ЦРУ и другие американские разведывательные ведомства об интересном явлении: вечером двенадцатого апреля этого года весь радиообмен между Москвой и Глен-Коувом вдруг прекратился на шесть секунд. Затем он возобновился. – Торп вгляделся в лицо Уэста и продолжил: – Как ты, конечно же, знаешь, радиообмен между Москвой и ее важнейшими зарубежными точками не прерывается ни на секунду, даже если смысловой нагрузки кодированная передача в данный момент на несет. Делается это по соображениям дополнительной конспирации, чтобы иностранные службы радиоперехвата не могли сделать никаких заключений из роста или снижения интенсивности радиосвязи. В этом смысле тот шестисекундный перерыв был весьма знаменателен. Однако на соответствующий сигнал АНБ ФБР тогда ответило, что в тот вечер на Лонг-Айленде были отмечены сильные электрические возмущения. В дом же русской миссии в Глен-Коуве вообще ударила молния. Вот тебе и разгадка.

Уэст облизал пересохшие губы, но ничего не сказал.

– Но спешить с выводами здесь не стоит. АНБ, хорошо знакомое с современной радиоэлектроникой, посчитало, что в этом объяснении не все в порядке. Расследование было продолжено. И вот удалось найти военного моряка, который бежал на свой корабль из увольнения и видел, как в русскую усадьбу ударила молния. После этого он отметил яркую вспышку. – Торп склонился к Уэсту и небрежно положил локти на край операционного стола. – Только ударила она, оказывается, не в сам дом, а в антенну, установленную на площадке неподалеку от здания. Более того, этот моряк утверждал, что молния попала не в каркас антенны (он и раньше видел ее и хорошо запомнил очертания), а в какой-то длинный штырь, который торчал над антенной и которого раньше там не было. Итак, твой вывод, Ник?

– Это был громоотвод, – сказал Уэст.

– Правильно. Русские намеренно старались, чтобы молния ударила в громоотвод. Так?

– Так.

– Откуда вспышка, Ник? Почему молния не ушла в землю? Ведь даже глупые русские знают, что громоотводы нужно заземлять.

Уэст молчал.

– Я доложил своим русским друзьям, что это событие не прошло незамеченным, и они очень занервничали. Они попросили меня следить за перипетиями этого расследования. И придали этому вопросу огромную важность.

Уэст по-прежнему молчал.

Торп щелчком отбросил сигарету на пол.

– Примечательна одна вещь. Они зачем-то целенаправленно привлекли колоссальный заряд энергии, и при этом их электрическая сеть и радиосредства не пострадали, они заработали через шесть секунд! Итак, они уподобились Бенджамину Франклину с его опытами с электричеством. Но для чего? Говори, Ник!

Уэст с видимым усилием произнес:

– Агентство национальной безопасности сделало собственное заключение… Всем остальным разведывательным службам посоветовали об этом инциденте забыть… Заключение было определено, как государственный секрет особой важности…

– Это я знаю, черт тебя подери! – с раздражением прервал Уэста Торп. – А вот само заключение мне увидеть не удалось. Может, ты его видел? Может, Энн имела к нему доступ? Ведь ты же встречался с ней в Вашингтоне, хотя и накоротке, двадцать девятого апреля. И она наверняка рассказала тебе о содержании этого документа в перерыве между вашими страстными объятиями. Так что же она сказала?

Уэст молчал.

Торп протянул руку к реостату.

– Задержка в ответе означает, что человек собирается солгать. Три секунды, две, одна…

– Подожди! – хрипло выдохнул Уэст. – Она сказала, что… они испытывали блокираторы большой мощности… Это как пробки в электросети… По-видимому, они хотят защитить свои электрические сети и электронное оборудование от мощных электрических возмущений… Чтобы не допустить каких бы то ни было перерывов в радиообмене с Москвой…

Торп некоторое время внимательно вглядывался в стрелки приборов. Наконец он сказал:

– Судя по всему, ты до сих пор говорил правду. Но в этом деле есть ведь еще что-то, разве не так? Иначе мои друзья в Глен-Коуве не нервничали бы. Что еще тебе известно?

– Ничего.

Торп резко повернул ручку реостата. Тело Уэста выгнулось над столом дугой, рот у него конвульсивно открылся в беззвучном стоне, пульс резко упал.

Торп вернул ручку в прежнее положение.

Уэст бессильно упал на стол. Мышцы у него подергивались, кожа сильно побледнела и стала сухой, глаза закатились, и видны были только белки.

– Я абсолютно уверен, что этот эксперимент в Глен-Коуве имеет какое-то отношение к схеме «Удар» – этим названием русские определяют свой план по уничтожению Америки, или, как они выражаются, по обеспечению мира во всем мире… Ник?

Лицо у Уэста посерело, дыхание стало прерывистым. Торп посмотрел на экран кардиографа.

– О, черт!

Он быстро встал, взял со столика с инструментом шприц и точным движением вонзил иглу в плечо Уэста.

– Ну вот. Это должно вернуть тебя на грешную землю. – В течение нескольких минут Торп озабоченно смотрел на экран кардиографа. – Надеюсь, твое куриное сердечко все же не остановится. И давай без этих конвульсий, Уэст! Ты слышишь меня?

Уэст медленно кивнул.

– Хорошо. Ты готов продолжить разговор?

Николас отрицательно повел головой.

– Ты… ты… чуть… не убил меня…

– «Чуть» в данном случае не считается. Кстати, выходная мощность этого аппарата недостаточна для того, чтобы убить человека. Я говорю это потому, что знаю. Однажды я пытался проделать такой эксперимент. Не волнуйся. Когда придет время, ты умрешь от пули. Это я тебе обещаю.

– Сейчас. Я хочу умереть сейчас…

– О нет. Ты просто трус. – Торп вновь сел на табурет. – Хорошо. Я буду говорить, а ты слушай. – Он потрогал рычажки на полиграфе. – Подумай над следующими моими заявлениями. Первое. Москва опасается, что частично ее планы могли быть раскрыты. Одной из возможных причин утечки информации является применение АНБ современных средств электронной разведки. Ты должен рассказать мне все о том, что Энн говорила тебе по этому поводу.

– Энн… не… погибла… Ты бы не… допустил этого… Ты бы… похитил ее…

– Да, мы пытались сделать это. Но она погибла. Самоубийство. Плохая работа. Исполнители отправятся в Сибирь.

– Это… тебя надо… в Сибирь.

– Заткнись, Ник! Другая возможная причина – использование Центральным разведывательным управлением своих агентурных методов. Кстати, в настоящее время, благодаря твоему личному кодовому сигналу, мой компьютер просматривает файлы Лэнгли на предмет поиска в них каких-либо данных или фамилий, способных послужить доказательством наличия в ЦРУ подозрений относительно операции «Удар». Компьютер найдет что-нибудь в этих файлах?

– Да… Там много… Много всего о тебе… – с хрипом выдавил из себя Уэст.

– Да, мой друг. Я с интересом ищу и это. Если мои поиски увенчаются успехом, я вскорости позволю себе весьма продолжительный отпуск.

– Ты… как я… Ты слишком много знаешь… У тебя нет друзей… Тебе негде спрятаться.

Торп рассмеялся:

– Ну, на худой конец, у меня всегда есть в запасе Китай. Однако вернемся к нашим делам. Еще одна причина для беспокойства у русских – возня организации ветеранов, сгруппировавшихся вокруг О'Брайена. Эти ребята что-то нащупали. Их пытались навести на арабский след, подбросить им идею о том, что некие арабские террористы планируют уничтожить Уолл-стрит с помощью небольшого атомного взрыва. Неплохая задумка, хотя и не слишком оригинальная. – Торп потянулся. – Ты знаешь, у меня, как и у тебя, что-то побаливают мышцы. Да. Так вот, Ник. Я не думаю, что О'Брайен и его люди купились на эту идею. Вряд ли ее восприняли всерьез и в моей конторе. Что же касается русских, то ты, наверное, слышал, что исторически они очень любят число «три» – Святая Троица, тройка лошадей, революционная тройка, и так далее.

Уэст пристально смотрел на Торпа. Он старался отогнать физическую боль и привести свои мысли в порядок. Так же как Торп недооценивал его из-за его физической слабости, он, Уэст, видимо, недооценивал способности физически сильного Торпа к логическому анализу.

– Так вот, Николас. – Торп хрустнул костяшками пальцев и посмотрел вниз на Уэста. – Русские разработали три независимых друг от друга плана по уничтожению или, по крайней мере, обескровливанию Америки. Первый – это ядерный удар по финансовому сердцу страны. Второй – получение единовременного доступа ко всем американским компьютерам – и гражданским, и военным – с целью разрушения их банков памяти, порчи или перекачки всей содержащейся в них информации. – Торп задумчиво потер подбородок и продолжал: – Но мы с тобой, Ник, нащупали и третий план, который, как я полагаю, является наиболее реальным. Два первых же, в силу разных, в том числе и субъективных, причин, кажутся раскрывшим их людям вполне вероятными, и вот все силы западных разведывательных служб, включая меня и тебя, Ник, включая глубоко закрытые организации вроде фирмы О'Брайена, бросаются на вскрытие деталей этих двух планов, но О'Брайен оказывается прозорливее. Он приходит к мысли, что существует некий третий план. Он начинает разрабатывать эту версию. Он добывает сведения о том, что русские пытаются получить доступ к некоторым новейшим западным образцам электронного оборудования. Он предупреждает об этом администрацию, но информация о предупреждении каким-то образом поступает к русским. И вот все мы оказываемся в некоем лабиринте. Советы пытаются выяснить, что реально знают об их планах Штаты. Соединенные Штаты пытаются просчитать возможные варианты и направления удара: будет ли он нанесен в лицо, солнечное сплетение или в пах. Или не будет нанесен вовсе. – Торп вновь посмотрел вниз на Уэста. – Когда все это будет позади, Ник, мы узнаем: кто, как и где? Мы уже знаем когда – четвертого июля. Мы уже знаем почему – потому что история привела нас к политическому дарвинизму. В нынешнем мире остались только две страны, заслуживающие быть отнесенными к числу сильных социально-политических особей. По закону естественного отбора выжить должна только одна из них, действительно сильнейшая…

Уэст сделал глубокий вдох:

– Ты… сумасшедший… Неужели ты веришь в это?.. Почему кто-то должен добиваться доминирования за счет уничтожения целой страны и народа?

Торп закурил и с наслаждением затянулся.

– Ты этого никогда не поймешь. Ладно, пойдем дальше. В общем, для Москвы важнейшей является сейчас эта проблема «Талбота». – Он нагнулся и поднял с пола кожаный саквояж. – Это было у полковника Карбури. – Торп перевернул саквояж и высыпал его содержимое на Уэста. – Дневник майора Кимберли и его письма покойной Энн Кимберли. Мистер О'Брайен и его люди сочли бы этот дневник весьма полезным для поисков «Талбота». Ведь он, в конце концов, был одним из них. Или, точнее, трое из них были «Талботом». Да-да, именно так. Ведь Генри Кимберли, как и ты, предполагал, что в наших высших сферах у русских имеется не один, а три источника. Мы почитаем с тобой дневник и постараемся понять и подкрепить те заключения, которые делает в нем Генри Кимберли.

– Иди ты к черту, – простонал Уэст.

Как ни в чем не бывало, Торп продолжал:

– Судя по всему, Кимберли хорошо знал этих троих предателей, но он нигде не упоминает их имена. Он обозначает их только кличками «Талбот-1», «Талбот-2» и «Талбот-3». Совсем как какой-нибудь древний иудейский священник, который не имел права открыто упоминать имя Господне ни устно, ни письменно.

Питер взял дневник с груди Уэста, открыл его и начал читать с первой фразы:

«Я сузил наконец до минимума круг офицеров УСС, подозреваемых мною в том, что они могли стать предателями, переметнувшись на сторону русских. Один из них является ближайшим помощником генерала Донована. Я его хорошо знаю. Другой занимает ответственный пост в контрразведывательном подразделении УСС. Он мой близкий друг. Третий также служит в УСС и курирует вопросы связи управления с политическим истеблишментом США. После окончания войны его ожидает блестящая политическая карьера. Кто из них „Талбот“? Возможно, все трое».

Торп поднял глаза на Уэста:

– Я думаю. Ник, что, если бы этот дневник попал в руки О'Брайена или в ЦРУ, он вызвал бы такие массированные следственные мероприятия, которые в результате вывели бы на след «Талбота», но в данном случае Господь оказался на стороне атеистов, и это послание из могилы не достигло своего адресата. – Питер посмотрел на стрелки приборов. – Ты следил за моей мыслью?

– Да.

– Мог ли мой отец, Джеймс Аллертон, быть тем самым «близким другом»?

– Да.

– У тебя есть какие-нибудь идеи насчет двух других? Живы ли оба или кто-то один из них?

– Тот, кого Кимберли определяет как ответственного сотрудника контрразведки УСС.

– А тот, про которого он пишет, как про будущего политического деятеля?

– Не знаю… У меня о нем не было информации.

– Так каково же имя того ответственного лица из контрразведки?

– Я не знаю точно… Я видел несколько имен тех людей, которые подходят под описание, данное Кимберли.

– Назови эти имена.

– Хорошо, но после поощрения, – проговорил Уэст.

– А-а, ты хочешь, чтобы я дал тебе твою трубку, – рассмеялся Торп.

– Да.

Торп взял трубку Николаса, лежавшую на столике с инструментами, и плотно набил ее табаком. Он сунул мундштук в рот Уэсту и поднес к трубке зажигалку.

Николас глубоко затянулся.

– Ну, как вкус табака, приятель? – с издевкой спросил Торп. – Это, конечно, не твой отравленный. Я его подменил, это настоящий табак, так что не удивляйся, что не умираешь. Я не допущу этого.

Уэст сощурившись смотрел на Торпа, все еще затягиваясь трубкой.

– Ты пытался меня обмануть, ты, хитрый ублюдок, – продолжал Торп. – Ведь я же спрашивал тебя насчет яда.

Уэст неожиданно сильно закусил мундштук трубки, крепко зажав его в зубах. Торп выдернул трубку у Николаса изо рта.

– Нет, нет, Ник, мундштук я тоже сменил. Ты думаешь, я такой же идиот, как и ты? Учти, я всегда на шаг впереди тебя. Отныне ты лишаешься привилегии курить.

Тело Уэста содрогалось от рыданий, по его щекам текли слезы. Торп схватил Уэста за ухо и притянул его лицо к своему.

– Послушай, ты, придурок, я ведь профессионал. А ты жалкий любитель. Тебе не провести меня, так что забудь об этом. Ты беззащитен, ты полностью в моей власти. Здесь ты оставишь свои душу и сердце. Когда я закончу работу с тобой, ты перестанешь существовать как личность. У тебя уже не будет остатков воли даже на то, чтобы совершить самоубийство. Но я тебе в этом помогу. Кейт повезет меньше. Я планирую продлить ее существование в качестве большого домашнего животного.

Уэст с трудом поднял голову и задыхаясь проговорил:

– Ты заплатишь за это… Не знаю, как, но заплатишь… Ты понесешь наказание…

– Когда клиент начинает мыслить мистическими и религиозными категориями, это означает, что он постепенно созревает, – с улыбкой проговорил Торп. – Я не ожидал, что ты так быстро сломаешься.

Уэст бессильно уронил голову на стол, продолжая беззвучно всхлипывать.

Торп собрал саквояж и выключил приборы полиграфа.

– Боюсь, мне снова надо бежать, но я скоро вернусь. Не скучай.

– Пошел ты… – процедил Уэст сквозь зубы.

Торп протянул руку к рычажку реостата.

– Нет, нет! Пожалуйста, не надо! – закричал Уэст. У него застучали зубы, по телу пробежала дрожь, когда Питер включил реостат на малую мощность.

– Видел бы ты себя, – с издевкой произнес Торп. – Это очень смешно. Впрочем, ты и вправду увидишь себя на мониторе. И Кейт увидит. И Ева. И русские посмеются. О Боже, Ник, у тебя вид полоумного. – Торп выключил реостат. – Значит, так. Когда я вернусь, ты расскажешь мне все, что знаешь о «Талботе» и Энн Кимберли. Ты выложишь мне все об О'Брайене и его друзьях, включая Кэтрин Кимберли, Джорджа ван Дорна и остальных ублюдков. Ты расскажешь все, что знаешь о русских в Глен-Коуве. И, возможно, именно твои ответы определят, не будет ли предстоящее Четвертое июля последним праздником в истории Америки.

 

35

Абрамс смотрел на Кэтрин, которая бежала впереди него. Он любовался ее движениями, легкими и элегантными.

Тони огляделся вокруг. Ничего подозрительного он не заметил. Их никто не преследовал ни бегом, ни на велосипеде. Сейчас они находились на южной оконечности Четвертой авеню. Добрались они сюда на метро. Разработанный Кэтрин маршрут, который она сообщила и Торпу, включал в себя длинные пробежки по паркам, проезды от одного из них до другого на метро и короткие отрезки бегом по улицам. Абрамс подумал, что маршрут явно составлен Кэтрин с таким расчетом, чтобы спровоцировать возможных противников на атаку. И в этом он не ошибался.

Парадокс заключался в том, что ни один из них не признавался другому в том, что прекрасно отдает себе отчет в истинной цели мероприятия. Невинная пробежка, о которой они договорились в субботу, сегодня, в понедельник, превращалась в то, что полиция называет операцией приманки. Возможно, это отчасти объяснялось важностью и деликатностью дела, в которое они ввязались, но Абрамс полагал, что подобные приемы вообще свойственны адвокатам, высокопоставленным сотрудникам крупных фирм и другим представителям того, что он называл «светом». Сам он предпочитал манеру общения, принятую среди полицейских.

Тони почувствовал, как кровь быстро забегала у него в жилах. Он любил пробежки по Бруклину. Невысокие кирпичные дома стояли в тихих жилых кварталах. Бруклин славится также обилием церквей. По силуэтам их колоколен легко ориентироваться. Кроме того, на здании почти каждого собора имеются часы, так что нет проблем с контролем графика движения.

Они свернули на Шестьдесят седьмую улицу и направились к Оул Хэд-Парк. Это первая точка, где возможна встреча с Торпом. Абрамс поднял глаза. Кэтрин была в ста ярдах впереди. Тони крикнул:

– Не отрывайтесь!

– Бегите быстрее! – отозвалась она.

«Вот ведь штучка!» – подумал он и прибавил скорость.

По своему первоначальному плану Абрамс хотел протащить ее по настоящим еврейским кварталам, где мужчины отворачивались при виде женщин-джоггеров, чтобы не смотреть на их голые ноги. Тони и сам не мог объяснить себе, зачем ему это было нужно. Он хотел также предложить ей проследовать по одному из новых кварталов, где селятся эмигранты из числа советских евреев, где много рекламы на русском языке и где слышна смешанная речь на идиш и славянских языках. Почему он хотел сделать это? Потому что считал, что здесь у него есть какие-то корни, потому что любил этот живописный и наполненный жизнью район.

Тони догнал Кэтрин у самого входа в парк. Он проследовал за ней по траве на тропинку, ведущую к вершине холма, располагавшегося в центре лесистого массива. Они начали подъем на холм. Абрамс почувствовал, что под кобурой у него стало мокро от пота, кожаные лямки больно ерзали по спине и плечам. Он попытался представить себе, как именно произойдет эта их встреча с Торпом. Питер, видимо, прибегнет к своей любимой тактике – обставит их гибель как несчастный случай.

Абрамс поднял голову. Кэтрин стояла на вершине холма, ее силуэт четко прорисовывался на фоне ясного голубого неба. Вверху над ней кружили чайки, а еще выше, над чайками, кружил вертолет. Тони проделал двадцать пять ярдов, отделявших его от Кэтрин, и встал рядом с ней на вершине холма. Он согнулся пополам и потряс руками, стараясь восстановить дыхание. Одновременно он внимательно оглядел видимую ему часть склона, покрытую зеленой травой и посаженными через равные промежутки кустами и деревцами.

Никого.

– Кажется, мы одни, – сказал он.

Кэтрин кивнула, учащенно дыша. Она оглянулась и осмотрела другие склоны.

– Мы прибыли рановато… Подождем десять минут…

– Хорошо.

На севере раскинулась нью-йоркская бухта и виднелись статуя Свободы и небоскребы Нижнего Манхэттена, которые словно вырастали из воды. Тони покосился на Кэтрин. Волосы у нее спутались, по лицу струился пот, приоткрытым ртом она жадно ловила воздух.

– Вы очень красивая, – сказал Абрамс.

Кэтрин засмеялась и шутливо шлепнула его по мокрому пятну на груди.

– Вы тоже выглядите очень привлекательно.

Они медленно зашагали по круговой тропинке, обвивавшей вершину холма.

– Ну и беспорядок здесь, – заметила Кэтрин.

Действительно, парк представлял собой довольно жалкое зрелище: кругом валялись битые бутылки, стояли неработающие питьевые фонтанчики и разбитые мусорницы, повсюду виднелись собачьи экскременты. Деревья были неухоженными. В огромном изобилии были представлены самые немыслимые надписи, покрывавшие, казалось, каждый дюйм заборов, строений и скамеек. Тони подумал, что так, наверное, выглядели римские парки после того, как империя пала под натиском варваров.

Кэтрин, казалось, прочла его мысли.

– Этот парк надо как следует почистить. Ему необходима хорошая полицейская защита. Всю эту работу нужно поставить под надлежащий контроль.

Абрамс посмотрел на нее. Снова эта непонятная, неискренняя манера выражаться, и этот парк – всего лишь пример.

– Может быть, – ответил Тони. – Но нынешнее состояние парка отражает состояние души окружающих микрорайонов. Они живут своей жизнью, не допуская вмешательства в нее государства. А абсолютная свобода иногда близка к анархии.

– Я думаю, что закон и порядок здесь не помешали бы.

– Какой закон? И какой порядок? Фашисты и коммунисты имеют общую черту: они хотят всех загнать в аккуратные одинаковые стойла. А я не хочу в стойло.

Кэтрин улыбнулась:

– Ну хорошо, не нужно больше политики. Вы готовы бежать дальше?

– Нет. Давайте чуть пройдемся.

Она начала спускаться с холма.

– Я приведу вас в форму еще до конца лета.

Абрамс сбоку посмотрел на нее долгим взглядом, но ничего не сказал. Некоторое время они шли молча, затем Кэтрин проговорила:

– Следующая точка, где нас может ждать Питер, – это мост Веррадзано.

Они двигались на юг по узкой асфальтовой дорожке, шедшей параллельно береговой линии. С залива потянул крепкий ветер, волны закурчавились барашками.

Кэтрин, будто продолжая только что прерванный разговор, произнесла:

– Я имею в виду, что твердых доказательств у нас нет. А те моменты, что нам известны, окажется легко объяснить тем фактом, что он работает в ЦРУ. А ваши предположения могут иметь под собой и субъективные основания.

– Мои предположения основываются на пятнадцатилетнем опыте работы в полиции, – возразил Абрамс. – Вы и ваши друзья попросили меня найти похитителя или убийцу Рандольфа Карбури. Думаю, я это сделал. А теперь я просто пытаюсь остаться в живых.

Тони посмотрел в сторону залива. Несколько частных катеров курсировали недалеко от берега, вертолет над головой совершал очередной круг. Абрамс махнул в сторону парашютной вышки, торчавшей над Кони-Айлендом.

– В детстве я проводил там в тире долгие часы. Мне так нравилось сбивать этих маленьких игрушечных уток, которые плыли чередой в небольшом искусственном водоемчике.

– Держу пари, местные девчонки бросались на вас каждый раз, когда вы выигрывали очередную куклу.

– Я пугал их ружьем, чтобы отогнать от себя. Но не об этом речь. Когда я вырос и поступил в полицию, меня направили на задание в качестве живца. Я одевался и гримировался под пожилого человека. В мою задачу входило привлекать к себе внимание грабителей. Я бродил по паркам в районе Кони-Айленда, словно подсадная утка. Это противная работа. Но благодарная. Я ввел в заблуждение многих грабителей. Только в отличие от тех маленьких уточек, которые падали под ударами пуль из моего духового ружья, я не падал перед бандитами. Я доставал свой револьвер.

– И вот теперь вы снова в роли подсадной утки… Думаю, это неприятное ощущение.

– Да уж… Послушайте, что я хочу вам сказать. У охотников есть пять основных приемов: приманивание, ловля капканами, облава, загон и подсадка. Их выбор зависит от того, в какое время и где проводится охота. Если вы охотитесь на человека, то можете использовать все эти приемы в любом сочетании в любое время года и в любом месте. Но при этом необходимо учитывать, что объект вашей охоты может прикидываться кем угодно, в том числе и другом. Он может приветливо похлопать вас по плечу или попросить сигарету. Вы же должны сознавать, что в любую секунду он способен напасть на вас и что на принятие окончательного решения у вас окажется всего доля секунды. Промедление будет смерти подобно.

– А если вы нанесете удар человеку, который действительно всего лишь попросил у вас сигарету?

– На то у вас и бывает доля секунды, чтобы принять правильное решение.

Некоторое время они продолжали идти вдоль берега. Кэтрин наконец сказала:

– Вы сложный человек. Жесткий и нежный, мудрый и наивный, разбирающийся в политике и аполитичный, образованный и далекий от интеллектуальности, обязательный и недисциплинированный.

– В жизни я играл много ролей.

– Так какой же он, Тони Абрамс?

– Это выше моего понимания. Какой сегодня день? Понедельник? День, когда я гуляю тут с оружием… Но сегодня же у меня выходной… Так что…

– Ладно, оставим это.

Они продолжали свой путь в молчании. Затем Абрамс спросил:

– Вы случайно не знали бармена по имени Дональд из «Университетского клуба»?

– Там меня пускают не дальше женской гостиной, поэтому я вообще не хожу в тот клуб.

– Ну, не важно. Дональда ограбили и убили сегодня рано утром… Еще одного мужчину, двойника полковника Карбури, нашли мертвым в Нижней Гавани. – Он махнул рукой. – Примерно вон там. Именно в этом месте находят большинство утопленников. Видимо, их приносит туда течением.

Кэтрин побежала. Абрамс последовал за ней, порадовавшись тому, что состояние его ног и легких оказалось лучше, чем он ожидал.

Они бежали вдоль берега, попеременно поворачивая то на юг, то на восток. Вскоре впереди замаячили очертания моста Веррадзано, величественно нависавшего над узкой частью залива, соединяя форт Гамильтон в Бруклине и форт Вэдсворт на Стейтен-Айленде. Абрамс вдруг подумал, какой простой была система национальной обороны в девятнадцатом веке: два каменных форта и несколько артиллерийских батарей, которые перекрывали пятисотфунтовыми ядрами подступы к нью-йоркской гавани. Разве могла придумать что-нибудь более логичное тогдашняя военная наука? А теперь система национальной обороны начинается в космосе и заканчивается глубоко под землей. И сложность ее такова, что ни мозгов, ни рук всей нации не хватит, чтобы ею управлять. Совершенно непроизвольно у Тони вдруг вырвалось:

– Компьютеры!

Кэтрин на бегу повернула голову в его сторону.

– Что?

– Вот на что мог намекать О'Брайен. Они могли найти какой-то способ разрушить или, по крайней мере, нейтрализовать все наши компьютеры: военные, промышленные, банковские… Это возможно?

Она замедлила бег, затем перешла на шаг.

– Возможно… Я слышала какие-то разговоры об этом… В АНБ вроде бы есть суперсекретный список кодовых ключей ко всем более или менее важным компьютерам в стране… Это очень секретно.

– Тогда не говорите.

Кэтрин продолжала, как будто не услышала его замечания:

– АНБ устанавливает стандарты обеспечения безопасности для военных и гражданских компьютеров. Поэтому АНБ теоретически может подобрать кодовый ключ к любому компьютеру в стране. Конечно, это было бы незаконно.

– И, разумеется, они этим не занимаются?

– Как сказать… Дискуссия о том, чтобы на чрезвычайный период сделать все основные компьютеры подконтрольными одному командному центру, уже давно идет в соответствующих кругах… Ну, на период войны… Или, скажем, полного краха фондового рынка. При этом ссылаются на то, что президент сможет удержать в своих руках всю полноту информации в стране. Вы улавливаете идею?

– Да. Выглядит довольно рискованно.

– Вот именно. Представьте себе картину: из одного какого-то центра обеспечивается доступ ко всем компьютерам. И не только доступ, но и управление ими. И если хотя бы теоретически допустить, что в этот центр проникает лицо или группа лиц со злыми намерениями, то… То они могут уничтожить всю нацию.

– Да… Мурашки по коже…

– Это была бы катастрофа. Что навело вас на такую мысль?

– Не знаю. – Тони пожал плечами. – Видимо, что-то услышанное или додуманное. Это укладывается в картину, нарисованную О'Брайеном и исключавшую ядерный или химический удар. – Он легонько стукнул себя по лбу. – Этот мой персональный компьютер! Иногда он делает вычисления, даже не ставя меня в известность.

– Может, это Божественное провидение? – серьезно спросила Кэтрин. – Вы верите в существование Бога?

– Да. Люди сами не могли бы причинить себе столько зла.

– Какой вы циник!

Некоторое время они шли молча, прислушиваясь к шуршанию волн. Наконец Кэтрин сказала:

– Я займусь этой идеей. Может, у вас есть какие-нибудь предположения?

– Нет. Мне придется ждать очередного провидения. Ведь я слышу голоса.

– Правда? – улыбнулась Кэтрин. – И что же они говорят?

– В последнее время они твердят мне, чтобы я на месячишко съездил в Майами.

– Да что вы? И на каком языке они вам это твердят?

Абрамс улыбнулся:

– На английском с бруклинским еврейским акцентом. Иногда мне кажется, что это не Бог, а один из моих почивших родственников. Именно они указывают мне на панацею от всех жизненных проблем – на поездку в Майами.

– И вы поедете?

– Нет, сейчас не сезон. Мои родственники перевернутся в гробу. Вместо Майами я, возможно, поеду в Мэн. Почему бы и вам не поехать со мной?

– Хорошо, – согласилась Кэтрин совершенно неожиданно для Абрамса.

– Ловлю вас на слове. А когда?

– Вы же знаете. Сначала дела.

– Понятно, – кивнул Тони.

– А вот и возможные объекты нашей охоты.

Тони быстро вскинул глаза. Из тени, обрисовываемой мостом, вдруг появились два всадника на лошадях и поскакали в сторону Кэтрин и Абрамса.

– Не останавливайтесь, – тихо приказал Тони.

Всадники приближались, и теперь стало видно, что это не конная полиция. Не было среди них и Питера Торпа. Тони заключил с собой пари, что в какой-то момент появится и Торп собственной персоной. Но чем дольше он не появлялся, тем рискованнее становилась их операция с живой приманкой.

– Черт побери, – тихо выругался Абрамс. – Ну-ка, достаньте пистолет, только осторожно.

Кэтрин ловко достала оружие, замаскировав свое движение легким поворотом корпуса.

Абрамс на секунду спрятался за Кэтрин таким образом, что она закрыла его от глаз всадников, и быстро выдернул свой револьвер из-под мышки. Руку с револьвером он опустил вниз и прижал к бедру, продолжая неспешно идти вперед. Тони осмотрелся вокруг. Ближе к воде двигалась группа джоггеров, на скамейках расположились какие-то пожилые люди, по тропинке навстречу Кэтрин и Тони шла молодая парочка, недалеко от берега одинокий спортсмен катался на доске под парусом.

Кэтрин тоже огляделась. Она тихо спросила у Абрамса:

– Как вы думаете, это все обыкновенные граждане?

– Скоро увидим.

Она шла рядом с Тони, внимательно наблюдая за приближавшимися всадниками и в то же время не выпуская из виду окружающих.

Кэтрин вновь задала вопрос:

– А как узнать, когда настанет та доля секунды, о которой вы говорили? – спросила Кэтрин.

– Вам подскажет инстинкт. За все годы службы в полиции я ни разу не выстрелил в случайного человека. Если вы не уверены в себе, то просто повторяйте мои действия.

– Хорошо. Кстати, а случалось так, что хулиганы и грабители опережали вас в ту долю секунды?

– Случалось. Но мне, как правило, везло. У меня всегда появлялся второй шанс.

Всадники уже были в ста ярдах от них.

– Этот второй шанс и на крыше вас тогда спас?

– Нет, тогда был единственный случай, когда мне представился третий шанс.

– Будем надеяться, что сегодня он нам не понадобится.

– Точно сказано. Приготовьтесь.

 

36

Действие наркотиков, видимо, ослабло, и лежавший неподвижно Николас Уэст смог впервые за многие часы проанализировать ситуацию. Он думал о секретной информации, о том, как не выдать ее Питеру Торпу, а следовательно, и его советским хозяевам. Уэсту хотелось верить в то, что разум способен перебороть любые испытания, будь то боль, страдания, психотропные средства или инструменты палача. Он верил, что, если бы у него было время, он мог бы войти в состояние самогипноза, который уменьшил бы боль и обманул полиграф и анализатор голоса. Он также понимал, что намного умнее Питера Торпа, что у того много недостатков, не говоря уже о серьезных проблемах с психикой.

Но Уэст также понимал, что Торп, как он сам говорил, был профессионалом. Уэста волновал один вопрос: сможет ли он победить Торпа или хотя бы ввести его в заблуждение на некоторое время?

Николас подумал об Энн, Патрике О'Брайене и Кэтрин. Торп был ужасным человеком, который сеял кошмар среди окружавших его людей и готов был сделать то же самое в отношении нации численностью в 240 миллионов человек.

Уэст постарался определить для себя, что он должен сделать в создавшейся ситуации, как сотрудник ЦРУ. Инструкция, которая содержала по этому поводу исчерпывающий ответ, гласила:

«Если вас захватили в коммунистической стране, ни в коем случае не отклоняйтесь от своей легенды. Если вас пытают и у вас не остается больше сил терпеть боль, используйте любой доступный вам способ, чтобы покончить с собой…»

Но ведь он не в коммунистической стране. Дальше в руководстве рекомендовалось:

«…В тех редких случаях, когда агент или сотрудник попадает в руки иностранных и/или вражеских агентов в дружественной стране, он должен всеми силами стараться бежать, а если позволяют обстоятельства, связаться с внешним миром. При возможности он должен убить или взять в заложники одного или более похитителей. Самоубийство допустимо в качестве последнего шага в том случае, когда захват сотрудника может привести к раскрытию связанных с ним агентов или разглашению секретной информации под пыткой».

Уэст задумался. Да, полезный совет. Но это, наверное, писал человек, которого никогда не привязывали ремнями к столу и не пытали электрическими разрядами. Да и написано это отнюдь не для тех, кто большую часть жизни был историком и преподавателем колледжа.

– Немного электричества, чтобы легче думалось, Ник.

Уэст быстро повернул голову направо.

– Полиграф показывает, что ты о чем-то глубоко задумался. – Торп подвинул к себе табурет и уселся. – Я говорил со своими друзьями в Глен-Коуве. Они не удовлетворены результатами наших предыдущих дискуссий. Если их качество не улучшится в сжатые сроки, они заберут тебя к себе.

Уэст откашлялся:

– Ты врешь, стараясь запугать меня. Расположи голосовой анализатор так, чтобы я мог его видеть, и я буду говорить тебе, когда врешь ты сам.

Торп громко расхохотался.

– Вот что происходит, когда действие наркотиков прекращается и у тебя проясняются мозги. Надо добавить тебе немного, чтобы ты опять расслабился. – Он протянул руку и повернул рычажок на трубке, ведущей к вене Уэста. – Никто не любит слишком умных людей, Ник.

– Питер, наркотики не…

Торп смотрел на анализаторы, держа руку на рычажке реостата.

– Что «не…», Ник? Не нужны? Давай, заканчивай предложение.

– Не… Я хочу сказать, они…

Торп опять расхохотался:

– Ник, ты не умеешь импровизировать. А теперь договори свою фразу.

– Я… Я хотел сказать, что наркотики могут заставить меня… больше говорить… и снижают мою сопротивляемость…

– Правильно, молодец! – Торп убрал руку с реостата. – Послушай, у меня сейчас нет времени тебя встряхивать, так почему бы тебе не отвечать честно? Это мой совет. Хорошо?

Торп закурил и настроил оба анализатора.

– Ну, ладно… О чем мы теперь побеседуем? О «Талботе»? Нет… Это я оставлю до Кейт. Я на самом деле говорил с приятелями из Глен-Коува. Их интересует то, что ты знаешь об их небольшом эксперименте с электричеством. Почему бы нам не поговорить именно об этом? Сперва…

– Питер, я сказал тебе все, что знаю, а знаю я в действительности немного. Если ты прибавишь это к тому, что выяснил сам, тогда и получишь ответ на вопрос, что замыслили русские.

– И каким же будет ответ? Видишь ли, их интересует, что об этом знает ЦРУ.

– Но они не оставят тебя в живых, если ты выяснишь это. В самом Советском Союзе об этом вряд ли знает больше десятка людей. План уничтожения Америки – самый большой секрет в мире. И ты не можешь иметь доступ к подобной информации.

– Ты что, опять пытаешься меня испугать? Знаешь, Ник, я уверен, что Джеймс Аллертон – это «Талбот», и я сомневаюсь, что он позволит им убить своего единственного сына.

Уэст улыбнулся.

– До чего же ты наивен! Что ты для него значишь? У любого, кто предавал своих друзей и свою родину на протяжении полувека, нет сердца. Скольких людей убил или подставил Джеймс Аллертон? По сравнению с ним ты – жалкий дилетант.

Торп в задумчивости затянулся сигаретой.

– Может, ты и прав. Я могу предположить, почему русские хотели бы избавиться от меня до Четвертого июля, но для них я слишком ценный кадр. Думаю, мне следует на некоторое время залечь на дно, а после «Удара» я окажусь в выигрышной позиции.

– Какой? Станешь комиссаром приютов для душевнобольных?

Казалось, Торп этого не расслышал.

– Спасибо за заботу обо мне, Ник. Собственно говоря, ты для этого здесь и находишься. Мне надо использовать твой сказочный мозг в собственных целях.

– Я считал, что ты используешь его в целях своих хозяев.

Торп бросил сигарету на пол.

– Да, надо тебя смягчить. – Он усилил ввод препарата. – Тебе действительно нужен выворачивающий кишки и ломающий спину разряд электричества. Так, секундочку… – Торп потрогал зажимы на мошонке Уэста. – Твои яйца не задерживают ток, а пропускают его. – Он засмеялся. – Ну, а теперь расскажи мне об этих особых предохранителях.

Уэст побледнел, но все же ответил:

– Предохранители… Это что-то типа автоматических выключателей. Они срабатывают, когда сила тока в цепи опасно возрастает… Они защищают электрические схемы. После того, как пик напряжения проходит, они опять выключаются…

– И русские установили их в своем доме в Глен-Коуве?

– Видимо, да.

– А зачем? И не говори, что для защиты от молний.

Уэст с трудом проглотил слюну.

– Воды…

– Говори! – Торп потянулся к рычагу.

Уэст быстро произнес:

– ЭМИ… Молния производит эффект ЭМИ… Молнию можно использовать для того, чтобы проверять защитные устройства от ЭМИ…

– Подожди… Что такое ЭМИ?

– Электромагнитный импульс. Эффект Комптона… Что-то типа магнитной бури… Он уничтожит все компьютеры в стране… Каждая микросхема сгорит. Он нарушит всю телефонную связь… Разрушит все радиоприемники, телевизоры, приборы в самолетах, автомашинах, катерах, ракетах… Приборы в лабораториях… Всю электронику на фабриках, в больницах… Вся энергетическая система будет разрушена… Контроль за воздушным транспортом… Ничего не останется… Все будет обращено в прах… Конец всей технике… Изуродованная экономика и разбитая система обороны…

Торп молчал несколько минут, потом нагнулся к Уэсту.

– Господи Боже! Ты уверен?

– Да… Это уже было известно на протяжении некоторого времени. Последствия электромагнитного импульса разрушительны… Америка торопится защитить некоторые системы, но никто не может быть уверен, что защита окажется надежной… Сложно воспроизвести ЭМИ в лабораторных условиях… Наиболее продуктивный путь для его изучения – использование молний…

– Но как русским удастся создать этот импульс, Уэст? Каким образом?

– Просто… Но это будет для них рискованно… Мы можем ответить ядерным оружием… Другого выбора просто не будет… Если только президенту удастся передать команду об ударе. ЭМИ – самая большая угроза национальной безопасности… У О'Брайена были подозрения… В связи с нелегальным приобретением русскими технологии защиты от ЭМИ – волоконная оптика, мощные предохранители, щиты Фарадея… кабельные защитные средства, фильтры от ЭМИ… Системы для укрепления всей электроники.

– Послушай, Уэст, как русские могут устроить ЭМИ на территории всей страны одновременно?

– Очень просто… – У Уэста вдруг пропал голос, и он закашлялся. – Воды… Питер, ради Бога…

Торп взял сосуд с носиком и поднес его к губам Николаса. Тот медленно сделал глоток и посмотрел на Торпа.

– Питер, я не могу продолжать… У меня свело мышцы… Я не могу думать… Дико болит спина и ягодицы…

– Я скажу Еве, чтобы она сделала тебе массаж сзади и спереди. Продолжай.

– Нет. Я должен размять ноги и руки… Мне нужно хоть немного подвигаться… Мне нужно почесаться… Этот зуд сводит меня с ума…

– Я дал тебе «Атаракс», который снимает зуд.

– Мне очень плохо…

Торп поставил сосуд с водой на пол и взглянул на приборы полиграфа.

– Где у тебя чешется?

Уэст покраснел.

– Половые органы… и все вокруг.

– Ну ладно, сейчас я позову Еву…

– Нет, Питер! Ну, дай мне посидеть хоть минутку… Ведь я ответил на твои вопросы.

Торп посмотрел на часы.

– Ну, хорошо. Действительно, пока ее дождешься… – Он отстегнул ремень на груди Уэста, оставив его ноги привязанными.

Уэст задвигался, но только после нескольких попыток смог сесть.

– О, Господи… Спасибо, Питер.

– Не стоит. Итак, как же можно произвести такой электромагнитный импульс? Чтобы он был в состоянии накрыть всю страну?

Николас разминал мышцы рук и спины. Потом начал чесаться.

– Уэст! Ты будешь говорить?! – Торп потянулся к реостату.

Уэст посмотрел на него.

– Ты не должен этого делать. При таком положении в судорогах я могу сломать себе позвоночник.

– Этого не произойдет, если я врежу тебе небольшим разрядом. Ты просто упадешь на свой чертов стол. Так ты мне ответишь?

Уэст взглянул на зажимы в паху.

– Ну, хорошо. Маломощный ядерный взрыв… На высоте трехсот миль над Омахой… Ни радиоактивное излучение, ни взрывная волна до земли не дойдут… Просто вспышка… Но через тысячную долю секунды мощнейшие электромагнитные импульсы начнут разрушать все электронные приборы от Атлантики до Тихого океана.

– Это фантазии или реальность?

– Реальность. Эффект Комптона… Создается электромагнитный импульс, возникает напряжение, в несколько сотен раз большее, чем при разряде молнии. Все это не сопровождается ни видимым, ни звуковым эффектами. Это явление открыто около двадцати лет назад при последних атмосферных испытаниях ядерного оружия в Тихом океане… Но тогда радиотехника и электроника были примитивными, в основном на лампах, они устойчивы к ЭМИ… А на Гавайях, в восьмистах милях, все радиоприемники и телевизоры вырубились… Сегодня же, когда вся электроника базируется на печатных схемах, очень чувствительных к ЭМИ, она сразу же выйдет из строя…

– Но как смогут русские вывести даже небольшой ядерный заряд на трехсотмильную высоту без того, чтобы это не засекла американская военная разведка? Ведь тогда – возмездие?

Уэст потер лоб.

– Видимо, у них есть соответствующие средства.

– Невероятно. – Торп посмотрел на Николаса. – Ты ведь знаешь, что это за средства. Знаешь. И ты сейчас мне все расскажешь.

Уэст неожиданно потянулся вперед и сорвал с себя зажимы. Торп инстинктивно схватил его за кисть. Уэсту удалось вырваться и в свою очередь захватить кисть Торпа таким образом, что электроды оказались зажатыми между их ладонями. Быстрым движением Уэст притянул к себе руку Питера, заставив стол повернуться вокруг своей оси так, что теперь реостат оказался рядом с Николасом. Свободной рукой молниеносным движением он повернул рычаг.

Их обоих пронзил мощный электрический разряд, и Уэст, и Торп закричали от боли. Торп попытался отдернуть руку, но мышцы у него свело в конвульсиях. Они оба затряслись словно в нелепом танце. Лишь через десяток секунд болтающаяся рука Торпа задела провода и вырвала зажимы из их ладоней.

Уэст упал на стол, содрогаясь всем телом. Торп сполз на пол, попытался подняться на ноги, но упал лицом вниз. Оба лежали, дрожа и стеная.

Уэст сделал несколько глубоких вдохов и неимоверным усилием воли заставил свои мышцы подчиниться командам мозга. Он медленно сел, как садится в огне труп. Николасу показалось, что прошла вечность, прежде чем он смог поднять и, подавшись вперед, протянуть руки. Его дрожащие пальцы легли на пряжку ремня, сковывавшего ему ноги. Пальцы начали его слушаться, и он расстегнул ремень.

Он слышал стоны Торпа, через каждую пару секунд трещали, соприкасаясь, раскачивающиеся электрические зажимы. Подсознание подсказывало Уэсту, что нужно действовать быстро, но у него было ощущение, что все вокруг движется в замедленном темпе. Свет казался тусклым, и Николас понимал, что такое впечатление было результатом воздействия психотропов на его зрительные нервы. Сердце билось медленно и громко. Ему мерещилось, что в его организме совсем не осталось жидкости, глаза горели, во рту пересохло, кожа будто была покрыта пылью.

Уэст медленно высвободил ноги, сорвал с себя виниловые трубки и электроды полиграфа, прикрепленные к груди и лбу. Сморщившись от боли, он выдернул катетер из члена, затем, просунул руку под ягодицы и понял, что трубка, вставленная в анус, уже выскочила сама. Он слышал, как Торп матерился сквозь зубы, лежа на полу. Уэст с трудом выговорил:

– Ты… ты… грязный подонок…

Он медленно свесил ноги со стола и посмотрел вниз. Торп изо всех сил старался подняться, и ему удалось встать на колени. Оба уставились друг на друга. Уэст заметил, что Торп обмочился.

– То, что ты сделал со мной… – начал Уэст.

Торп издал какой-то утробный звериный вой. Уэст соскользнул со стола и опустил босые ноги на холодный пол.

Торп, все еще стоя на коленях, сунул дрожащую руку в карман пиджака и попытался достать револьвер.

Уэст упал на колени, сжал свисающие провода и ткнул ими вперед, прижав два зажима к лицу Торпа. Тот издал нечеловеческий вопль и упал на спину, прижав руки к лицу. Револьвер оказался теперь на полу между ним и Уэстом. Николас пополз к оружию. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге возникла Ева. Она взревела, точно разъяренный зверь, и ринулась к Уэсту.

Николас тщетно тянулся к револьверу. Он поздно заметил движение над головой Евы и тут же услышал свист кнута.

 

37

Два всадника теперь были всего в пятидесяти ярдах от Абрамса и Кэтрин, быстро приближаясь к ним по тропинке.

– Расходимся в разные стороны, – скомандовал Абрамс.

Он свернул влево и стал передвигаться вдоль возвышенности, граничившей с Шор Паркуэй. Кэтрин направилась вправо, почти спустившись к самой воде. Абрамс подумал, что некоторые аспекты военной тактики за последние столетия почти не изменились, особенно тактика пехоты, базирующаяся на инстинкте самосохранения и здравого смысла. Всадникам сейчас придется или убраться восвояси, или продолжать двигаться вперед, оказываясь тем самым в невыгодной для стрельбы позиции.

Наездники приблизились, и Абрамс увидел, что это были мужчины лет тридцати, в джинсах и ветровках. Оба держали поводья двумя руками, и Тони ждал с их стороны движений, свидетельствующих о том, что они достают оружие или пытаются придержать лошадей.

Они все еще шли галопом, хотя находились уже ярдах в десяти. Абрамс остановился и опустился на одно колено. Кэтрин, увидев это, сделала то же самое.

Абрамс осмотрелся. Люди, находившиеся поблизости, были либо простыми зеваками, либо же очень хорошо играли свою роль. Он держал свой кольт тридцать восьмого калибра обеими руками между бедер. Один из всадников подъехал еще ближе, перехватил поводья, взмахнул рукой, как бы приветствуя.

Абрамс поднял револьвер. Всадник посмотрел на него расширившимися глазами, раскрыв рот, затем что-то крикнул, и оба наездника, пришпорив лошадей, пронеслись мимо.

Абрамс поднялся и сунул револьвер в кобуру, сказав самому себе:

– Вот в историю вошла еще одна ужасная нью-йоркская быль. – Он громко выдохнул и направился к узкой тропинке, по которой к нему приближалась Кэтрин. Он заметил, что она побледнела и дрожит, и положил руку ей на плечо. – Я думаю, обратно лучше ехать на такси. Пойдемте. – И он повел ее вверх по склону в сторону аллеи.

– Нет. Мы продолжим пробежку. Возможно, Питер ждет нас впереди.

– Не стоит. Это становится рискованным. Вокруг появляется все больше народу.

Кэтрин сухо произнесла:

– Ставка слишком высока. Мы вооружены, нас двое и мы готовы к неожиданностям. Я не хочу, чтобы меня однажды вечером задавила машина. Я хочу сама идти навстречу судьбе. А вы?

– Да, хорошо бы… Но я предпочитаю встретиться с судьбой на заранее обговоренных условиях.

– Побежали. – Она развернулась и побежала. Абрамс последовал за ней. Они пробежали под массивным мостом Веррадзано и направились дальше мимо Форт-Гамильтона и вокруг залива Грейвзенд по направлению к парку Бенсонхарст. Три мили они преодолели меньше чем за сорок пять минут. Абрамс и Кэтрин пошли по парку.

Тони несколько раз глубоко вдохнул в себя воздух, оглядываясь вокруг. На севере виднелась маленькая полоса небоскребов Манхэттена, на западе был Стэйтен-Айленд, а на юго-востоке возвышался торговый центр, в котором доминировал магазин, торгующий со скидкой.

– Добро пожаловать в Бенсонхарст, – сказал Абрамс.

Кэтрин выдавила из себя улыбку.

– Соскучились по дому?

– Конечно. Побудем здесь немного?

Она кивнула:

– Это еще одно место встречи, о котором я договорилась с Питером.

Они шли по тропинкам.

– Я обычно захожу в торговый центр. Я куплю вам апельсиновый сок, – сказала Кэтрин.

– О'кей. На большой стакан у них, наверное, скидка по случаю Дня поминовения.

Когда они пересекли заполненную машинами парковку рядом с торговым центром, Кэтрин произнесла:

– Вчера я разговаривала с сестрой из кабинета мистера О'Брайена. Там есть защищенный телефон с шифратором.

– И что же она вам сообщила?

– По ее словам, никого с псевдонимом Одиссей или Улисс, кто бы мог быть замешан в это дело, нет. Был «Гомер», англичанин, который оказался советским шпионом, но он давно умер. Энн пыталась позвонить по этому поводу Нику, но не застала его. Так или иначе, у них одинаковая информация. Я полагаю, что мы зашли в тупик.

– Думаю, одно из этих имен может что-то означать для осведомленных людей, – сказал Абрамс.

– Я спрашивала об этом Пата О'Брайена, но он не сказал мне ничего нового. Я решила, что должна ему верить, но… мне показалось… уже после, он был при этом чем-то озабочен. Я считаю, он что-то знает.

– Я думал над этим… – сказал Абрамс. – Если эти имена ничего не означают сами по себе, возможно, они должны как-то наводить на обстоятельства дела.

– Воин, странствовавший много лет после окончания войны, а затем вернувшийся домой, хотя все считали, что он мертв?

– Именно.

– Арнольд пытался указать нам на убийцу или на убийц. Или даже на самого «Талбота».

– Да. Не знаете ли вы о каком-нибудь военном, генерале или офицере, который вернулся с того света? О ком-нибудь, кого, грубо говоря, можно назвать Одиссеем?

– Да, в УСС было несколько человек, которые считались пропавшими без вести, но после войны оказалось, что они живы. Энн запросила данные на них через свой компьютер, и выяснилось, что большинство из них к настоящему моменту умерли. Оставшиеся в живых полностью удалились от дел. Всего их четверо, но не похоже, что они имеют какое-то отношение к нашему делу.

Абрамс задумался. Она подождала немного и спросила:

– По-моему, у вас что-то на уме?

Он отозвался:

– Да… А как насчет кого-нибудь, кто еще не вернулся с того света?

– Кто не вернулся с того света, тот мертв.

– Разумеется. Но я имею в виду такую ситуацию, когда человек значится пропавшим без вести, но его останки не обнаружены. Иногда люди исчезают и при необычных обстоятельствах.

– В «Одиссее» есть сцена, в которой сам Одиссей блуждает по преисподней и встречает там душу охотника Ориона, преследующего души животных, на которых он охотился, еще когда был живым. И Одиссей говорит об Орионе: «Сам он – тень, и охотится за тенями». – Она посмотрела в глаза Абрамсу. – Вот так же и я иногда думаю об Арнольде и о своем отце. Тени, обреченные все время преследовать другие тени.

Абрамс решил оставить это туманное замечание Кэтрин без ответа, чтобы самому не пуститься в погоню за тенями.

Они вошли в большой магазин, заполненный покупателями. Кэтрин спросила:

– Вам не странно ходить среди людей, не знающих того, что знаете вы? Того страшного, что способно разрушить в одно мгновение все наше существование? У вас нет такого чувства, что вы возвышаетесь над толпой?

Абрамс ответил:

– Я не уверен, что нам известно намного больше, чем другим. Если, конечно, здесь нет Питера Торпа.

Кэтрин огляделась.

– Я его не вижу. А вы не встречали здесь знакомых?

– Нет. Я хочу пить. Вы купите мне что-нибудь?

– С чего вы взяли, что у меня с собой есть деньги?

– Теперь я понимаю, что вы общались с О'Брайеном достаточно долго, чтобы перенять некоторые его дурные привычки. Например, выпрашивать у меня мелочь.

Она в ответ улыбнулась. Абрамс взял с прилавка два пакетика с апельсиновым соком и протянул один Кэтрин.

– Мне не хотелось бы разминуться с мистером Торпом. Что у нас дальше по плану?

– Я говорила ему, что мы доберемся до Проспект-Парк к половине двенадцатого. Нам следует спуститься в метро.

Абрамс взглянул на часы.

– Время у нас еще есть. – Он подошел к игровому автомату и бросил в щель двадцатипятицентовик. Это была игра про космические войны, и Кэтрин отметила, что Абрамс игру знает.

– Теперь все ясно, как вы проводите свободное время, – сказала она.

Абрамс сосредоточился на игре.

– Эти маленькие зеленые твари пытаются захватить Землю, Кейт… Получайте!.. Еще!..

Она засмеялась.

– Здорово!

– Координация глаз и рук… Надо быстро думать… Принимать моментальные решения… Берегитесь! Вот вам!..

Кэтрин посмотрела на экран.

– О! Они набирают скорость…

– Не бойтесь, Земля в безопасности, когда дело в руках у Тони Абрамса.

– Серьезно?

– Да. – Игра закончилась, и он выпрямился. – Попробуйте вы.

Она напряженно вцепилась в рычаги. Абрамс нажал на кнопку, и игра началась.

– Я ничего не понимаю, – сказала Кэтрин.

– Просто стреляйте без остановки.

Она беспорядочно двигала рукоятками.

– Зеленые пришельцы побеждают.

– Продолжайте стрелять. – Абрамс перешел к соседнему автомату. – Это тоже неплохая игра. Вражеские ракеты падают на наши города.

– Звучит очаровательно. А есть игра в контрразведку?

– Нет. Слишком сложно запрограммировать… Черт, вот и Питтсбург взлетел на воздух.

– Не велика потеря. Как же мне остановить этих зеленых человечков?

– Продолжайте стрелять… – Абрамс посмотрел на свой экран и убрал руки с рычагов. Ракета за ракетой со свистом пролетели по экрану, превращая города в руины. Он тихо заметил: – Вы знаете, иногда мне приходит на ум, что реальный мир не сильно отличается от мира в этих играх. Судьба человечества может быть определена видеоигрой, в которую играют гигантские существа. Историю человечества можно представить как определенное количество запрограммированных вариантов, заложенных в микросхему. Конец настанет, когда проскочит двадцатипятицентовик. Или сломается кассета… Мы увидим большой черный столб в небе, за ним последует короткий щелчок. Конец.

– У вас сегодня философское настроение, – сказала Кэтрин.

Абрамс отвернулся от автоматов.

– Бег возбуждает мой мозг. Вперед!

Они покинули магазин и направились к станции метро на Бэй Паркуэй.

– Мы пробежим по Проспект-Парк и все, – предложила Кэтрин.

– Я надеюсь, там мы все же встретим Торпа.

– Да, это последнее возможное место встречи. Он несколько раз бегал со мной по этому маршруту и знает его.

– Хорошо. Мы будем с нетерпением ждать встречи с ним.

Они спустились по ступенькам в метро и в ожидании поезда встали на платформе подальше от края. Абрамс огляделся. После минутного молчания он заметил:

– И все же есть один процент вероятности того, что Питер работает исключительно в интересах правительства Соединенных Штатов.

Она тихо сказала:

– Я считаю, что соотношение здесь пятьдесят на пятьдесят.

– Вы очень великодушны. Но, как бы там ни было, я не стану убивать его, если останется хотя бы один процент сомнений.

Она резко повернулась к нему.

– Вы не посмеете сделать это ни при каких обстоятельствах.

– Почему же?

– Потому что у вас нет доказательств. Вы не имеете права…

– Подождите. Вы же сами говорили мне, что убьете даже своего ближайшего друга, если он окажется «Талботом».

– Питер Торп определенно не «Талбот»… Он может быть лишь одним из его сообщников… Людей, подобных Питеру, в случае раскрытия допрашивают, а не убивают.

– Тут я с вами не согласен. Конечно, любому из нас хотелось бы поговорить с «Талботом», чтобы узнать, много ли он успел натворить за сорок лет. Но ведь Торп, видимо, не «Талбот». Так зачем его беречь? К тому же мои наблюдения за его поведением приводят меня к мысли, что он не…

– Не «что»?

– Не ненормальный. Я и раньше встречался с людьми такого сорта. Представьте себе дрессировщика, пытающегося отучить льва от ужасной привычки разрывать на куски других животных. Лев сконфужен. Его поведение строится на инстинктах. Лев не верит, что он псих. И он на самом деле не псих. Он просто лев, занимающийся своим делом. И если бы его вырастили в шикарных апартаментах на Парк-авеню, это нисколько не изменило бы его поведения. Если бы вы забежали к нему поболтать, когда он голоден, или разозлили бы его чем-нибудь, он разорвал бы вас на куски и даже глазом бы не моргнул. Убивая, львы не чувствуют за собой вины, и некоторые люди с сильно развитым инстинктом убийцы похожи на них. Самый верный путь, когда дикий зверь нападает, это всадить ему пулю в сердце. И человека, который это сделал, не должна потом мучить бессонница.

– Вы серьезно? – спросила Кэтрин.

– Вполне, но лично я еще никогда не действовал подобным образом.

– И не надо, пока ваша жизнь вне опасности.

– Но она уже в опасности. В том-то все и дело.

– Я имею в виду непосредственную угрозу. Открытую и непосредственную угрозу для жизни, как выражаемся мы, юристы.

– Я же говорил вам о той доле секунды, за которую человек должен принять решение?

– Да, и я об этом. – Она взглянула на часы и спросила, смягчившись: – Вы научите меня играть в «Космических пришельцев»?

– Это займет много времени.

– Ничего страшного.

Он кивнул.

– И все же, делу – время, потехе – час. Верно?

– Верно.

В это время к платформе подошел поезд, и они зашли в вагон.

 

38

Уэст наконец нащупал рукоятку револьвера. И в тот же миг он услышал свист и почувствовал страшную боль на своих голых плечах. Николас поднял револьвер, но ему не хватило сил, чтобы нажать на курок.

Второй удар кнута пришелся ему по шее. Раздался выстрел, и комната наполнилась ужасающим грохотом. Он услышал, как позади него вскрикнула Ева. Он напрягся изо всех сил, чтобы выстрелить еще раз, и прицелился в лицо Торпу. Уэсту удалось нажать на курок, но выстрела не последовало. Уэст уставился на свою руку. Револьвера в ней не было, и Николас понял, что оружие просто вывалилось из его онемевшей руки.

Быстрым движением Торп подался вперед и схватил револьвер. Он встал на колени и направил дуло на Уэста:

– Ты, дерьмо…

Уэст почувствовал, как закружилась комната, когда он попытался подняться. Он опять услышал свист кнута, но почти не почувствовал, как тот рассек ему грудь. Ева ударила его еще несколько раз, пока он, потеряв сознание, не свалился на пол.

Николас вздрогнул от резкого запаха. Ева взяла его за ухо и с силой повернула лицом к пузырьку с нашатырем. Уэст открыл глаза. Оказалось, что он смотрит в пол. Он с трудом понял, что вновь лежит на столе, лицом вниз, и голова его свешивается к полу. Его лодыжки были привязаны ремнями к столу, но зато выше пояса он был свободен. Уэст с трудом встал на четвереньки. Тут же он ощутил острую боль в плечах и упал. Следующий удар пришелся на ягодицы, и Уэст почувствовал, как по его коже течет теплая кровь. Он услышал голос Торпа:

– Ну, что же, Николас… Да, ты оказался намного проворнее, чем я предполагал. Почему я тебя всегда недооцениваю?

Уэст повернул голову и увидел сидящего на стуле Торпа с мертвенно-бледным лицом, растрепанными волосами и в помятой одежде. Он опять заметил на брюках у Торпа большое мокрое пятно. Он также отметил про себя, что все провода и оборудование убрали от него подальше.

Торп объявил:

– Ева еще немного попрактикуется, – он поднялся, – а я вернусь через пару часов вместе с Кэтрин. Исходя из своего опыта, могу сказать, что люди, которые сами по себе хорошо переносят боль и держатся под пытками, очень быстро ломаются, когда пыткам подвергают близкого им человека. Скоро ты поймешь, что именно я имею в виду…

Уэст несколько раз с трудом сглотнул и обрел наконец голос:

– Обязательно… Приведи себя в порядок перед уходом…

Ева еще раз ударила его кнутом, и Уэст застонал. Торп улыбнулся и сказал Еве:

– К моему приходу он должен быть живой, а главное – в сознании.

– Он будет другим человеком, когда вы вернетесь, – пообещала Ева.

Торп направился к двери, и Уэст крикнул ему:

– Питер… Ты все провалил, Питер… Ты обыкновенный дилетант… И далеко не такой умный, как тебе казалось…

Ева взмахнула кнутом, но Торп сделал ей знак подождать и внимательно посмотрел на Уэста.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Они убьют тебя за то, что ты позволил мне умереть.

– А ты и не умрешь. Пока что.

– Нет, я умру, и прямо сейчас! – Уэст внезапно вырвал небольшой пучок волос у себя с макушки и запихнул его в рот.

Торп бросился к нему через всю комнату и попытался пальцами достать их, но Уэст сильно укусил Питера, и тот закричал, отдернув окровавленную руку.

Уэст с усилием сжал челюсти, сделал глубокий вдох, и тело его забилось в предсмертных судорогах. Потом он затих, язык вывалился, глаза закатились. Горький миндальный запах цианистого калия распространился вокруг, и Торп быстро отпрянул.

– Ах ты, сукин сын! – выругался Торп. – Ты все-таки это сделал. Ты, ублюдок… Ник!.. Ник!

Немного погодя Питер осторожно приблизился к Уэсту и обследовал маленькую плешь на макушке, где были имплантированы волосы.

– Черт меня подери! Вот это выдумка!

Ева уставилась на труп.

– Ну, уж на этот раз я не буду недооценивать тебя, Ник, – произнес Торп. Он посмотрел на Еву. Та была явно расстроена и, видимо, чувствовала себя обманутой. – Стегай его!

Глаза у Евы расширились от удивления.

– Что?!

– Бей его. Существует такой наркотик, который по многим признакам похож на цианистый калий, но вызывает лишь глубокую кому.

Она кивнула и ударила Уэста по пояснице. Торп приблизился к Уэсту и осмотрел рану, но не увидел никаких признаков циркуляции крови.

– Черт возьми!

Ева с укором смотрела на Торпа, сбитая с толку всем происшедшим.

– Я ничего не понимаю… Волосы?

– Да, глупая корова! – резко ответил Торп. – Цианистый калий содержался в искусственных волосах. Ты никогда об этом не слышала?

– Нет.

Торп присел и потер лоб.

– О Боже! – Он опять посмотрел на Еву. – Мы проверили его зубы, задницу, ноздри… Ты проверяла волосы?

– Расческой и ультрафиолетовыми лучами. Но я ничего необычного не заметила.

Торп облизнул губы.

– Черт, мы сильно влипли.

– А при чем здесь я? Это вы его допрашивали, это вы освободили ему руки, что и привело ко всему этому…

Торп вытер пот с верхней губы.

– Но это ведь ты хотела освободить ему руки и спину, чтобы выпороть. Ты сказала, что тебе нравится наблюдать за тем, как клиенты мечутся, пытаясь прикрыться руками, и грызут пальцы. Это была твоя идея.

Она нервно сглотнула:

– Да, но…

Торп, казалось, глубоко над чем-то задумался.

– В общем, так, – наконец сказал он. – Дело обстояло следующим образом: пока меня не было, ты освободила ему руки и начала пороть, нарушив тем самым мои указания. Он не вынес боли и поэтому покончил с собой…

– Нет! Это вы… – Она вдруг все поняла и отступила назад. – Нет! Не убивайте меня! – Она бросила кнут на пол и подняла руки, словно пытаясь защититься.

Торп прицелился ей в лицо и выстрелил. Голова Евы откинулась назад, полька замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. Упав, она снова поднялась на глазах у изумленного Торпа. Она стояла, закрыв лицо руками, будто бы рыдая, но вместо слез сквозь ее пальцы текла кровь.

– О… о… что вы со мной сделали?

Торп приблизился к ней и обследовал выходное отверстие позади уха: смесь крови, серой жидкости, расщепленных костей и хрящей. Он понял, что плохо прицелился.

– О, черт! – Торп хотел было добить ее еще одним выстрелом в голову, но подумал, что люди, которые будут избавляться от тела, сочтут это дилетантством.

Ева опустилась на колени, зажав одной рукой глаз, а другой – выходное отверстие за ухом. Кровь текла по ее шее и рукам. Торп посмотрел на лужу крови на полу и понял, что ему придется подтирать все это самому.

– Боже, женщина, умирай быстрее.

– Помогите мне, пожалуйста!.. Ведь во всем виноват Уэст.

Торп расхохотался:

– Бедный Ник, во всем винят его одного.

Ева продолжала стоять на коленях и, судя по всему, не спешила умирать. Она простонала:

– Уэст обманул нас… Мы скажем Андрову…

Торп усмехнулся:

– У меня для Андрова есть собственная версия происшедшего, а свою ты можешь рассказать ему при встрече в аду.

Торп поднял ее на ноги и протащил через всю комнату. Затем он отодвинул задвижку на толстой стальной двери, открыл ее и затащил Еву в большой промышленный холодильник. Он поднял ее, зацепил платьем за крюк для подвешивания туш и отпустил.

Сделав шаг назад, он посмотрел вправо. На другом крюке висел синий труп Рандольфа Карбури. Торп сказал, обращаясь к себе самому:

– Здесь становится тесновато.

Он вернулся к столу, поднял тело Уэста, отнес его в холодильник и бросил на пол. Ева тихо стонала:

– О Боже… Не оставляйте меня здесь с трупами…

Торп вышел из холодильника и захлопнул за собой дверь.

– Да, ну и денек…

Он посмотрел на часы:

– Пора отправляться на пробежку.

 

39

Абрамс и Кэтрин вышли из метро у аллеи Форт-Гамильтона и побежали на север, попав на Проспект-Парк, площадью в пятьсот акров, протянувшийся вдоль Саут-Лэйк-драйв. Гористый ландшафт парка вкупе с обильной растительностью создавали прекрасные возможности для засады, но Абрамс знал парк, как свои пять пальцев и прекрасно представлял, откуда можно ждать неприятностей.

Они свернули на север, на Ист-Лэйк-драйв, пробежали вверх по Бриз-Хилл, мимо лодочной станции, добравшись до зоопарка, скрытого в зелени. На крутом подъеме, который назывался Бэттл-Пасс-Хилл, они перешли на шаг и остановились на вершине холма. Абрамс посмотрел на запад, в сторону Лонг-Медоу – полоски луга, которая вполне могла сойти за деревенское пастбище. Кэтрин смотрела на северо-запад, на открытое пространство Кашмирской Долины, где отдыхали стаи перелетных птиц.

– Хорошее место для обзора, – сказала Кэтрин, усаживаясь на траву, чтобы перевести дыхание. Абрамс опустился рядом с ней на колени, вытирая рукавом пот с лица. Кэтрин добавила: – Мне кажется, что здесь был командный пункт Вашингтона во время битвы за Лонг-Айленд.

Абрамс кивнул:

– Да, он выбрал подходящее место для наблюдения за противником.

Она улыбнулась и огляделась вокруг.

– Я не вижу никакого противника… Приличная праздничная толпа.

– Да, я тоже не думаю, что Торп любит скопления людей. Нам, пожалуй, стоит вернуться на метро ко мне домой.

Она немного подумала и предложила:

– Давайте все-таки завершим маршрут по парку.

Абрамс лег на спину в траву.

– Этот парк меня доконает.

– У вас все идет хорошо, а вот ложиться не стоит.

Он ничего не ответил, глядя в небо. Через несколько секунд он сказал:

– Я видел этот вертолет и раньше.

Кэтрин посмотрела вверх: на север улетал маленький серый вертолет.

– Да, я тоже его видела. – Она поднялась. – Пойдемте, а то у вас мышцы затекут.

Абрамс медленно поднялся.

– Притворяться стариком нравилось мне больше.

– Не пугайтесь, на этот раз мы просто немного пройдемся, – успокоила его Кэтрин.

Они начали спускаться по тропинке, сбегавшей вниз по склону холма.

– Это мог быть полицейский вертолет, – сказала Кэтрин.

– Возможно, но я не успел определить модель. Они используют вертолеты «Белл», этот же выглядел несколько иначе.

Кэтрин искоса взглянула на него.

– Так у вас есть «крыша» в полиции?

– Ведь я уже не полицейский.

Некоторое время они шли молча, затем он снова заговорил:

– Вы понимаете, что он может убить вас в любой момент? На катере по пути в Глен-Коув, например? Или может задушить вас подушкой в постели?

– Что вы хотите этим сказать?

– Хотя, может быть, он и не собирается вас убивать, а хочет всего лишь похитить, чтобы допросить.

Кэтрин подумала о мансарде над квартирой Питера.

– Тогда он мог бы просто пригласить меня выпить в «Ломбарди».

Абрамс проговорил:

– Один паук сказал мухе: «Заходи в мою маленькую прекрасную комнатку. Она лучшая из всех, что мне удалось сплести». И муха пошла. В ваших отношениях с Торпом это возможно?

– Я бы пошла, если бы рассчитывала узнать что-то новое, – просто сказала Кэтрин.

– Но вас пришлось бы прикрывать. И вот если бы вы не вышли оттуда, то Торпу было бы уже некуда деваться. Я считаю, что Торп использует вас для того, чтобы подобраться ко мне. Он рассчитывает одним выстрелом убить двух зайцев. У него мало времени. Между прочим, меня он собирается убить, потому что меня бесполезно допрашивать.

Кэтрин с некоторой язвительностью произнесла:

– Это что, образчик ваших способностей к дедукции? Или вы снова слышите голоса свыше?

– Просто я пытаюсь думать так же, как он. Торп, конечно, умен, но вполне предсказуем.

Она немного помолчала.

– Что же получается? Питер использует меня как приманку, чтобы вытащить наружу вас, а вы используете меня как живца для того, чтобы заманить его?

– Что-то в этом роде.

– Хотя бы честно. Слушайте, вас, судя по всему, не очень-то волнуют во всем этом деле соображения государственной безопасности?

– Когда моя собственная жизнь будет уже вне опасности, я смогу серьезно подумать и об этом, но сейчас мой главный мотив – не «счастье народа превыше всего», «salus populi suprema lex», a «lex talionis», то есть возмездие. – Абрамс произнес латинские изречения с итальянским акцентом.

Когда они приблизились к мемориальной арке в Гранд Арми-Плаза, она сказала:

– Мы договорились с Питером, что, если не встретимся здесь, я поеду на метро назад в Манхэттен. Вы поедете со мной?

Абрамсу показалось, что он прочитал в ее глазах открытый призыв.

– Да, – ответил он.

– Хорошо, давайте подождем еще пять минут.

Абрамс ждал молча, посматривая на часы чаще, чем это было нужно. Он поглядел в том направлении, откуда они пришли, и проговорил:

– А вот и кролик Питер прыгает нам навстречу.

Кэтрин повернулась в ту же сторону и увидела приближающегося Торпа, одетого в коричневый с синим спортивный костюм. Абрамс прошептал:

– Если обычно вы при встрече целуетесь, то сделайте это и сейчас.

– Я не очень хорошая актриса.

Торп, приближаясь к ним, замедлил бег.

– Так-так, мужчина и женщина – марафонцы. Прекрасно выглядите. Хорошо пробежались?

Кэтрин чмокнула его в щеку.

– Да. А что случилось с твоим носом?

Торп дотронулся до кусочка пластыря на ноздре.

– Как обычно, чистая случайность.

– А что с пальцами? – спросил Абрамс.

Питер взглянул на два забинтованных пальца.

– То же самое, что и с носом. Почему вы так возбуждаетесь при виде моей крови?

– Вид крови пробуждает во мне любопытство.

– Типичный полицейский, – хмыкнул Торп.

– Ты почему-то очень бледный, – вмешалась в разговор Кэтрин.

Он пропустил ее замечание мимо ушей.

– Послушайте, что здесь такое творится? – Торп окинул взглядом парк. – Какое ужасное место! Эти коляски с детьми, маленькие дикари на велосипедах, панки на досках, а вдобавок ко всему еще и собаки, которые так и норовят покусать джоггеров. – Он почесал в затылке и весело сказал: – Вот что, давайте пробежимся по кладбищу Гринвуд. Много зелени, пятьсот акров земли, а вокруг – только никому не мешающие покойники.

– Джоггинг на кладбищах запрещен, – заметил Абрамс.

– Да брось ты, Тони, – улыбнулся Торп. – Я уверен, ты бегал по кладбищам. По-моему, ты любишь одиночество.

– Там тоже может быть много народу, – сказала Кэтрин. – Ведь сегодня День поминовения.

– Это старое кладбище, – возразил на ее замечание Абрамс, – последние крупные захоронения делались там лет шестьдесят назад. Так что посетителей будет немного.

Торп хлопнул в ладоши и начал бег на месте.

– Ну что, ребята, давайте за мной.

Они побежали по широкой улице, тянувшейся вдоль парка. Когда миновали кварталов двадцать, перед ними возникли мощные кованые ворота кладбища Гринвуд.

Торп оглядел улицу.

– Все спокойно, пошли.

Он с разбегу запрыгнул на забор и, ловко перебравшись через него, спрыгнул. Абрамс помог Кэтрин, сначала подставив ей сплетенные руки в качестве опоры, а затем подтолкнув ее под ягодицы.

– Тони, что ты себе позволяешь! – шутливо воскликнул Торп. Он принял Кэтрин по ту сторону ограды. Абрамс заметил, что Питер незаметно ощупал талию Кэтрин и понял, что она вооружена. Тони легко перебросил свое тело через забор. Торп протянул было руки, вроде чтобы помочь ему восстановить равновесие, но Тони пресек эту попытку.

Они пошли мимо могил и через некоторое время вышли на неширокую дорожку. Абрамсу действительно приходилось бегать здесь, и Торп был прав: джоггинг по кладбищам – великолепная штука. Ни тебе пешеходов, ни велосипедистов. К тому же кладбище Гринвуд славилось своей викторианской архитектурой. На каждом шагу здесь встречались великолепные надгробия, статуи и склепы, очень хороши были кованые чугунные решетки.

Они медленно побежали по дорожке, по сторонам которой расположились одинокие усыпальницы. Создавалось впечатление, что на всем кладбище никого больше не было.

Торп нараспев произнес:

– Хоть я и один в этом царстве теней, я никого не боюсь, потому что я самый последний подонок в этой долине смерти.

– Питер! – воскликнула Кэтрин чуть ли не игриво. – Это же вульгарно!

– Что же, смерть сама по себе вульгарна, – отозвался тот.

Абрамс, бежавший чуть позади Питера и Кэтрин, переводил взгляд с одного на другого и подумал вдруг, что Торп действительно обладает какой-то странной силой, притягивающей к нему женщин. Даже сейчас, уже зная все, Кэтрин, казалось, восхищалась его грубоватостью. Хотя вполне возможно, что она играла, как Тони и договорился с ней.

Они подбежали к развилке.

– Налево, – не поворачивая головы, бросил Торп.

Они бежали теперь между темными гранитными и белыми мраморными надгробиями. Торп задавал темп, все убыстряя свой бег. Кэтрин и Абрамс сильно отставали.

– Питер! – крикнула Кэтрин. – Слишком быстро! Мы уже устали!

Торп ответил через плечо:

– Брось, Кейт, ты идешь отлично! А Тони пусть подтягивается.

Через некоторое время он замедлил бег, а затем и вовсе перешел на шаг. Кэтрин и Абрамс догнали его и тоже зашагали по дорожке, с трудом дыша и обливаясь потом.

Они шли молча. Тони чутко прислушивался, пытаясь уловить что-то необычное. Кровь стучала у него в висках, он ощущал страшную усталость, ему казалось, что он и Кэтрин очень уязвимы здесь, где нападения можно было ожидать отовсюду.

Торп взял на себя роль гида.

– Наряду с викторианским стилем тут явно присутствует и дух романтизма. Особенно это заметно по крестам. Тони, у меня такое впечатление, что эти кресты заставляют тебя нервничать?

Абрамс промолчал. Торп продолжал:

– Вам приходилось где-нибудь видеть такое количество изображений ангела-хранителя? Кстати, Тони, а у тебя есть ангел-хранитель?

– Думаю, скоро узнаем, – мрачновато проговорил Абрамс.

Торп улыбнулся и посмотрел налево. Их взору открылась свежевырытая могила. Рядом горкой была насыпана земля, а в нее были воткнуты две лопаты. Торп ступил на траву и подошел к могиле.

– Посмотрите. Судя по надгробию, этой могиле больше ста лет. Ее только что разрыли. – Он опустился на колени и заглянул в яму. – Пусто… Думаю, в соответствии с правилами, через определенное время можно вскрывать старые могилы, уничтожать останки и перепродавать место очередным клиентам. Так что наши могилы, оказывается, нельзя назвать местом последнего успокоения.

– Пойдемте дальше, – предложила Кэтрин.

– Сегодня здесь, видимо, будут похороны, – задумчиво проговорил Торп.

– Значит, старое надгробие уберут? – уточнил Абрамс.

– Вероятно, – ответил Торп.

Он прочитал надпись на черном граните: «Квентин Моусби. Родился 21 апреля 1843 года, умер 6 декабря 1879 года». Он был моложе нас. В те времена люди вообще не задерживались на этом свете. – Торп в упор посмотрел на Абрамса. – Почему же сегодня мы рассчитываем на долгую жизнь?

– Потому что бережем себя, – спокойно ответил Тони.

Торп кивнул.

– Кстати, я полагаю, вы готовы к неожиданностям? В эти выходные ситуация несколько обостряется.

– Я не замечаю ничего особенного.

– Но вы же вооружены?

Абрамс посмотрел прямо в глаза Торпу. Тот ответил тем же. Оба они поняли, что час настал.

Тони огляделся. Ловко лавируя между надгробиями, к ним приближались трое мужчин в зеленой униформе могильщиков. Кэтрин тоже заметила их.

– Питер, кто это?

Торп пожал плечами:

– Откуда мне знать, Кейт? По-моему, они те, за кого мы их принимаем.

– Пойдемте отсюда, – сказала Кэтрин. Она повернулась в сторону дорожки и увидела, что там стоят еще трое.

– Кажется, мы попали как раз на похороны, – усмехнулся Торп.

Те трое, что приближались, остановились недалеко от могилы, расположившись полукругом за ближайшими надгробиями. Три человека на дорожке разошлись в разные стороны и направились к ним.

Торп сдвинулся к надгробию могилы, находясь теперь от него на расстоянии прыжка. Абрамс понял, что все заняли свои боевые позиции. Он не представлял себе, каким образом ему и Кэтрин удастся выбраться из этой ситуации.

 

40

Абрамс стоял не шевелясь. Странно, но кровь в голове у него перестала пульсировать, сердце стучало нормально, дыхание тоже восстановилось. Он почувствовал, что и усталость от бега проходит, а восприятие через органы чувств обостряется. Он ощущал запах свежевскопанной земли, потных тел рядом с собой и еле уловимый аромат цветов. Он прекрасно видел сосредоточенные выражения лиц шести мужчин, расположившихся вокруг него, и непроницаемое лицо Питера Торпа. Где-то на дереве запела птица. Тони украдкой взглянул на Кэтрин, и их глаза на секунду встретились. Этого мгновения хватило, чтобы успокоить и поддержать друг друга.

Торп откашлялся и тихо сказал:

– Это немного подозрительно. Если бы я был параноиком, то решил бы, что нас окружили люди, чьи намерения весьма определенны.

– Похоже, вы правы.

– Я думаю, что нам лучше достать оружие, – добавила Кэтрин.

– К сожалению, у меня нет оружия, – сказал Торп, – но я полагаю, что у Тони оно есть. – Он кивком указал на могилу. – Отличная стрелковая ячейка. Готовы?

Абрамс сжал руку Кэтрин, сдерживая ее, и заглянул в могилу.

– По закону полагается лишь шесть футов, а здесь все восемь. Хорошая могила, но плохая позиция для стрельбы.

Торп посмотрел на Абрамса с нескрываемой ненавистью.

– Хорошо, тогда что ты предлагаешь?

– Это ваше шоу, Пит, вы его организовали.

Торп внимательно посмотрел на Абрамса и проговорил:

– Ладно, тогда давайте не терять самообладания. Они, может быть, просто хотят поболтать.

– Все шестеро?

Торп ничего не ответил, но утер пот со лба. Шестеро мужчин стали одновременно приближаться, как будто получив определенный сигнал. Окружив могилу, они оказались совсем рядом. Они не произносили ни звука и не делали угрожающих движений. Абрамс снова посмотрел на Кэтрин. Она побледнела, однако Тони не мог не восхититься той выдержкой, которую она демонстрировала перед лицом смерти. Он перевел взгляд на Торпа. Тот, судя по всему, о чем-то глубоко задумался. Как полагал Абрамс, причиной для заминки было то обстоятельство, что люди типа Торпа обычно стараются просчитать сразу все варианты. Видимо, Торп не собирался открывать своих истинных намерений до тех пор, пока не убедится, что сам не попадет в ловушку и ситуация не изменится неожиданно для него.

Глаза Питера перебегали с Абрамса на Кэтрин и обратно. Наконец он спросил:

– Ну, и что же дальше, Тони?

Абрамс понял вопрос. Он взял Кэтрин под руку и смело сказал Торпу:

– Да, вы правы, нас ждет машина.

Питер огляделся.

– Что-то я не вижу никакой машины. Мне кажется, что о вас все забыли.

– Думаю, нет. – Абрамс похлопал рукой по карману шорт. – Здесь у меня радиопередатчик, а где-то поблизости – вертолет.

Торп посмотрел на небо:

– Что-то и вертолета я не вижу.

Абрамс обратился ко всем шестерым мужчинам:

– Джентльмены, я ухожу. Думаю, вы сделаете то же самое.

Один из них, судя по всему, старший, уставился на надпись на футболке Тони: «Полицейское управление Нью-Йорка», затем перевел взгляд на Торпа.

Держа Кэтрин за руку, Абрамс направился к дорожке.

– Нас прикрывают? – тихо спросила Кэтрин.

– Думаю, да. Спинелли должен был подготовиться.

– Так что, мы уходим?

– Да. Идите спокойно.

– Подождите! – Торп подбежал к ним в тот момент, когда они уже выходили на дорогу. – Их ведь шестеро. Я полагаю, нам нужно как-то договориться с ними. Во всяком случае, до приезда полиции. – Он резко спросил у Абрамса: – Можно посмотреть на ваш передатчик?

– С какой это стати? – усмехнулся Тони.

Торп покраснел.

– Значит, у вас его нет. И вообще вы здесь один.

Тони видел, что Торп разрывается между страхом перед провалом и желанием довести свой план до конца, и понимал, что долго это не продлится. На всякий случай он сказал:

– Если сомневаетесь, выбирайте безопасный вариант. Ведь будут и другие возможности, Пит.

Торп потер подбородок и кивнул, соглашаясь.

– Хорошо.

Он достал из кармана большой шейный платок, в который, Абрамс сразу это заметил, был завернут плоский автоматический пистолет. Тони резко нырнул вправо, застав Торпа врасплох. Молниеносным движением он нанес Торпу сильный удар в челюсть. Тот отшатнулся к дереву, ударился и по инерции полетел на Абрамса; получив прямой удар в переносицу, он рухнул на землю.

Кэтрин в это время успела забежать за надгробие. Абрамс услышал резкие хлопки – это стреляла Кэтрин. Тони бросился к надгробию, успев дважды выстрелить по группе мужчин. Эхо от выстрелов металось меж каменными памятниками, и казалось, здесь началась маленькая война. Кэтрин торопливо загнала в рукоятку вторую обойму, но, прежде чем она начала стрелять, Тони крикнул:

– Подождите!

Она осторожно выглянула из-за надгробия. Вокруг никого не было, не было слышно и ответных выстрелов. Абрамс встал на одно колено, сжимая револьвер обеими руками. Кэтрин смотрела прямо перед собой, также держа пистолет двумя руками.

– Думаю, они ушли.

– Возможно, – отозвался Абрамс. Он встал на четвереньки и, вытянув шею, посмотрел на неподвижно лежавшего у дорожки Торпа. Тони медленно подполз к нему, приставил дуло ко лбу Питера и взвел курок.

– Не надо.

Абрамс с опаской обернулся, ожидая увидеть кого-то из команды Торпа. Вместо этого он встретился со взглядом холодных глаз того же стального цвета, что и ствол автомата «узи», направленного на него. Из-за ближайшего склепа появились еще двое, тоже с автоматами в руках. К автоматам были привинчены уродливые глушители. Мужчины были молоды, явно сильны физически и уверены в себе.

– Встать!

Абрамс и Кэтрин подчинились. Тони отметил, что все незнакомцы одеты в темное, на ногах у них баскетбольные кеды, и в одежде их чувствовалось что-то военное. Так одеваются городские повстанцы: в подобном одеянии легко затеряться в толпе, а когда надо – поучаствовать в стычке.

– Оружие!

Абрамс уловил в голосе этого человека легкий акцент. Он передал свой револьвер, рукояткой вперед. Человек слегка повел стволом «узи», и, следуя этому движению, Абрамс и Кэтрин вернулись обратно к могиле. Там они увидели еще троих, одетых в такую же полувоенную форму и тоже вооруженных автоматами с глушителями. Один из них поманил Абрамса пальцем к яме.

Когда Тони подошел и заглянул в нее, он обомлел: шесть человек, бывших с Торпом, лежали на дне могилы, один на другом. Их тела были изодраны так, как может изодрать плоть только массированный огонь из автоматического оружия.

Кэтрин тоже подошла к могиле. Заглянув в нее, она приложила руку ко рту и отступила.

– Ну что, видели? Теперь вы поняли, надеюсь, что в игрушки мы не играем?

Это все-таки был британский акцент. В тот же момент на мужчину посмотрела и Кэтрин.

– Марк! – Она повернулась к Абрамсу. – Это… мой знакомый, Марк Пемброук.

Пемброук не ответил на ее восклицание, а лишь подал знак своим людям, и те споро начали засыпать могилу. Абрамс отметил про себя ледяное выражение на лице Марка и вновь заглянул в могилу. «Знакомый? Вот это дела!» – подумал он.

Пемброук проговорил:

– Вы чуть не испортили всю операцию. Хорошо, что Патрик О'Брайен предупредил меня о необходимости держать вас под контролем, так как предполагал, что вы займетесь частным расследованием.

Абрамс попытался возразить:

– Но мы всего лишь совершали пробежку!

Марк пропустил его замечание мимо ушей и обратился к Кэтрин:

– А вам следовало бы быть поумнее.

– Не читайте мне нотаций. Я никогда не думала, что вы имеете к этому хоть какое-то отношение. Но я обязательно выясню все у О'Брайена.

Пемброук собирался было что-то ответить, но раздумал.

– У вас, мистер Абрамс, есть важное задание на сегодняшний вечер, и вы не имели никакого права рисковать своей жизнью в связи с этим идиотским делом.

– Что ж, теперь у меня появилось право рисковать жизнью в связи с идиотским заданием на сегодняшний вечер.

Кэтрин непонимающе посмотрела на Тони. Пемброук взглянул на могилу, которая уже была заполнена землей на три четверти.

– Ладно, вы можете идти. Мы приведем здесь все в порядок.

После некоторого колебания Кэтрин спросила:

– А… Питер?

– Не вспоминайте о нем, – несколько раздраженно сказал Пемброук. – Ему кое-что впрыснули, чтобы поспал немного… Когда он очнется, то поймет, что находится в мавзолее. Там всего один верхний слой земли, покрытый дерном. Так что не задохнется. Думаю, этот инцидент произведет на него достойное впечатление. Он будет достаточно напуган для того, чтобы сообразить не жаловаться русским друзьям. Это очень важно для нас, чтобы он сохранил нормальные отношения со своими советскими хозяевами до тех пор, пока это нам нужно. Всего хорошего. – И Пемброук повернулся к ним спиной.

Абрамс взял Кэтрин за руку. Один из людей Пемброука вернул им оружие, и они пошли к дороге. Торпа нигде не было видно. Тони легко представил себе, что, очнувшись в мрачной могиле, Питер будет действительно напуган. Он сам бы испугался.

Они вышли на Двадцать пятую улицу через главные ворота кладбища.

– Где же было ваше полицейское прикрытие? – спросила Кэтрин.

Абрамс, казалось, очнулся от каких-то своих мыслей.

– Что? Ах, это… Думаю, ваш британский друг разобрался с ними.

– А мне начинает казаться, что вы блефовали.

– И мне тоже. – Абрамс посерьезнел. – Вы осознаете, что Пемброук преспокойно покончил бы и с нами, если бы ситуация обернулась по-другому?

Кэтрин кивнула.

– Все-таки вы какая-то странная.

– Я знаю. А что это за важное задание вы выполняете сегодня вечером?

– Вы будете последним человеком, кому я об этом расскажу.

– Ну что ж, рада присоединиться к группе уже посвященных, – улыбнулась она.

Он что-то пробормотал, затем сказал громко:

– Вы дурно на меня влияете.

Они молча шли по дороге, погруженные каждый в свои мысли. Абрамс взял Кэтрин под руку и притянул ее локоть к себе. Она инстинктивно прижалась к нему. Так они прошли квартал до Четвертой авеню и стали спускаться по ступенькам в метро.

– Это та самая линия, по которой мы ехали в Оул Хэд-Парк, – сказал Абрамс.

– Точно. Значит, по ней я попаду в Манхэттен?

– Да. А я доеду с вами до Бороу-Холла. Вы выйдете на… Послушайте, что мы все вокруг да около? Едем к вам или ко мне?

– Ни то, ни другое, – ответила она.

Тони вопросительно посмотрел на нее.

– Дом на Тридцать шестой, – прошептала она быстро. – Там безопасно.

Он почувствовал, как сердце подпрыгнуло у него в груди.

– Хорошо.

– Хотя нам и придется спать в разных комнатах, – продолжала Кэтрин, – вы можете прийти ко мне ночью… Или я приду к вам.

– Нам нужно сразу определиться, чтобы не разминуться.

Она рассмеялась и обвила его шею руками, спрятав лицо у него на груди. Он понял, что она плачет. Через секунду Кэтрин справилась с собой и сказала:

– Это был один из самых ужасных… и самых счастливых дней в моей жизни. Будьте осторожны сегодня. Каким бы ни было ваше задание, будьте осторожны.

Абрамс заметил, что люди обходят их, поскольку они стояли посредине лестницы.

– Может, возьмем такси, съездим по домам, возьмем свои вещи…

– Ладно. – Она выпрямилась и глубоко вздохнула.

Они отошли к краю тротуара, чтобы поймать такси.

– А Торп? – спросил Абрамс.

– Что Торп? Я не испытываю к нему никаких чувств.

– А гнев? Возмущение?

– Нет, ничего… Может, это и глупо. Похоже, вы раскусили его раньше меня.

– Так вы все-таки пойдете сегодня на вечеринку к ван Дорнам?

– Конечно, это же бизнес, – улыбнулась Кэтрин.

– Вы не исключаете, что Торп тоже появится там?

Кэтрин подумала секунду и ответила:

– Я знаю его достаточно хорошо. Для него ведь это тоже бизнес.