Любовь. За свою жизнь человек испытывает это чувство не единожды, и, слава Богу!

Как непросто вызвать его, сохранить и достойно проститься с ним, если судьбе будет угодно разлучить возлюбленных. Я безумно благодарна Андрею, что он не дал мне замкнуться и скатиться к вечному плачу о своей искалеченной любви. О своем Тиле. Я люблю Андрея зрелою, осознанною любовью, без всяких выгод и корыстей, без хитроумных планов и затей.

На нашей свадьбе было весело и шумно. Янкевич был приглашен тамадою и, безусловно, справился с этой ролью, я даже посоветовала ему зарабатывать этим на жизнь.

– Нуждаться не будешь, Борис Насонович!

– Я и так не нуждаюсь, тем более на кого я своих баб оставлю? Без меня кривая рождаемости на нашей фабричке поползет вниз, я, как патриот, не могу этого допустить. Короче, я решил устроить демографический взрыв на отдельно взятом предприятии. Опять же, являясь цветом нашего генофонда, я намереваюсь улучшить качества нации, – и, взяв меня за руку, наставительно, что бы я запомнила, сказал. – Россиянин будущего будет моим потомком, Неле!

– Россиянин будущего?! Не забывай Боренька, ты же все-таки еврей, – попыталась вразумить я зарвавшегося Бориса.

– Так я и говорю, улучшать буду. Будут проблемы по "этой" части, звони, – смеялся Янкевич, хлопая меня по спине, отчего сотрясались все белые цветы венка моей фаты, и я подумала, что они расстанутся со своими лепестками, если наш тамада еще раз пожелает нам "детишек побольше" и закрепит свои пожелания ободряющим хлопком.

Моя сестра Валерия привезла на нашу свадьбу своего приятеля и однокурсника Алексея, он на год старше Лерки, характер у него замечательно-неконфликтный, так что наша Лерка крутит им как хочет. Она оканчивает Ленинградский Университет, и маменька с папенькой не дождутся, когда Лерка вернется домой. За неимением объекта, о котором необходимо проявлять заботу, маменька является горячим поклонником пожеланий высказанных Янкевичем, и каждый день спрашивает меня по телефону, не станет ли она бабушкой. Папенька продолжает играть на своем басу и ему, взнузданному незанятой маменькой, приходится умереннее принимать горячительные напитки, недавно он жаловался мне, что творческий процесс без употребления "беленькой" становится менее продуктивным.

Наша бригада преподнесла нам прекрасный подарок, поездку в город влюбленных Венецию, где мы в полной мере ощутили разницу между Москвой перестроечного времени и старым, прекрасным и очень романтичным городом. Мы гуляли по узким улочкам, вдыхали тинный запах каналов, рассматривали потемневшие от воды стены дворцов и церквей, и, задернув шторы, до полного изнеможения занимались любовью в полумраке нашего номера в маленькой гостинице, выходящей окнами на мост Риальто. Во время нашей прогулки на гондоле вдоль Канале Гранде я произнесла слова, которые от меня так долго ждал мой муж, и которые вполне могут заменить все клятвы:

– Я самая счастливая женщина на свете! Я люблю тебя! Навсегда.

Зная цену моим словам и моему упорному характеру, мой супруг может быть уверен, что я никогда не устану и не пожалею сил на то, что бы сделать его таким же счастливым.

Я вспомнила предсказания китайского печенья, разломленного мною в московском ресторане "Пекин" двадцать третьего июля 1987 года. "Разочарование в людях", окружающих меня в то время, исполнилось в точности. Я так и не простила Аллочке несдержанность в словах и то, что она отвернулась от меня в самый ужасный момент моей жизни, несмотря на ее попытки пойти на сближение, после оглашения нашей с Андреем помолвки. Разочарование в любимом человеке, выбравшем более легкий путь и жизнь с нелюбимой женщиной, взамен веры, надежды и любви. Мишель, "друг", познакомивший меня с человеческим коварством и опрокинувший мои представления о мужской дружбе. "Дорогой находкой", предсказанной ему, я считаю беднягу Анри, перипетии жизни которого теперь зависят от Мишеля. Я думала, чтобы случилось со всеми нами, если бы Анри не направили в Москву? Он никогда бы не попал под опеку Мишеля, и жизнь его приняла бы совсем другой поворот. Какими бы сложились мои отношения с Мишелем? Может быть, они были бы романтическими? Избавленный от соперничества и ревности, он бы проявил свои лучшие качества и покорил мое сердце? Еще два человека, попавших в мясорубку судьбы – Янис, не сумевший понять и простить и не дающий остыть своей обиде многие годы, и Амалия, постаравшаяся увернуться от удара, да только от предопределенной свыше участи не укрыться.

Все это в прошлом. Боль и горечь от обид и разочарований прошла. Рядом со мной любимый человек, которому, без ложной скромности, я могу доверить все.

Отчего же, когда поет Эдит Пиаф, сердце мое начинает вторить: "Падам, падам, падам…"?

2005г.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

07.01.2009