Глава 5

Дашкова гуляла уже четвертый час. Зашла в Выставочный центр, походила среди величественных дворцов-павильонов. С интересом зашла в павильон, где выставлялись художники, отметила новые интересные работы, затем побродила среди деревянных теремов, мечтательно постояла возле прекрасных фонтанов. Зашла посмотреть на выставку самоцветов. Женщина любила камни и неплохо разбиралась в них. Ей нравилось с каждым разом открывать для себя что-то новое. Бирюза, малахит, оникс, опал, розовый кварц, нефрит — бусы, кольца и браслеты из этих камней — все переливалось и сверкало на бархатных витринах под стеклом. Ольга не удержалась и на этот раз. Открыла сумочку и достала кошелек:

— Дайте мне, пожалуйста, вот это кольцо, сделанное из лазурита и бусы.

— Какие бусы? — спросила деловито продавец.

— Из розового жемчуга.

— Хороший выбор. Пожалуйста, благодарю вас, мадам, за покупку. Я вижу, вы знаток камней.

— Да. Люблю самоцветы, в них отражены все цвета радуги. Янтарь — желтый, малахит — зеленый, коралл — красный, аметист — фиолетовый.

— Лазурит — синий, а бирюза — голубой, — поддержала разговор продавщица.

— Вы, знаете, я собираю бусы из разных камней. У меня их уже очень много. Вот сегодня к белому и черному жемчугу добавлю нитку розового.

— Говорят, камень холодный, а он согревает и оберегает. Пусть розовый жемчуг принесет вам удачу, — улыбнулась понравившемуся покупателю на прощание словоохотливая продавщица.

Ольга вышла на улицу и увидела, что дождь кончился, и сквозь серые облака прорываются солнечные лучи. Один луч упал на жемчужное ожерелье, что было в женских руках. Розовый жемчуг засиял на свету, и вызвал радостную улыбку на лице женщины. Дашкова тут же надела ожерелье на шею. «Пусть этот жемчуг будет моим талисманом, — подумала владелица ожерелья. — Может быть, это приятная девушка из магазина права, и розовый жемчуг принесет мне удачу».

Когда Дашкова забрела на Останкинский пруд, у нее было уже не такое мрачное настроение как в начале дня. Женщина зачарованно смотрела на воду, пруд весь был усыпан желтыми листьями. Из-за ветреной погоды практически не было желающих прокатиться на лодке. И только две лодки с гребцами лениво покачивались на поверхности, неторопливо передвигаясь по водной глади. В одной из шлюпок сидела парочка и отчаянно целовалась, не обращая внимания на окружающих.

Ольга остановилась и любовалась прудом. Ветер поутих. Уцелевшая на деревьях зеленая листва тихо шелестела. Выглянуло солнце и засверкало тысячами бликов по зеркальной поверхности. Молодой женщине показалось в эту минуту, что эта тихая заводь ее пристань. Вода, вообще, действовала успокаивающе на ее натуру, чей знак был Водолей. Никакого чувства страха, тревоги как не бывало.

Дашкова так увлеклась созерцанием природы, что не заметила, как кто-то за ней следит. Хрупкая блондинка в розовом пальто уже давно привлекла внимание мужчины средних лет. Он был одет в строгое черное пальто, элегантность которого подчеркивал белый шарф на шее. Черные волосы были коротко подстрижены. Глаза были необыкновенно сини. Именно на них, в первую очередь, обратила внимание журналистка, когда встретилась лицом к лицу с брюнетом. Он улыбался и что-то говорил. Дашкова не сразу поняла, что он говорит. Женщина пребывала еще в том приятном оцепенении, которое сковало ее возле пруда, еще не спал сказочный флер, который окутал ее.

— Простите, что вы сказали, я не расслышала вас?

— Я предложил вам вместе со мной прокатиться в лодке по озеру. Знаете, одному как-то неудобно.

— Вы один? Странно. Такой элегантный мужчина и один. Можно сказать, элегантный как рояль.

— Что вы сказали? Какой рояль?

— Да нет, ничего, — засмеялась неожиданно для себя Дашкова, — знаете, я согласна.

Ольга подошла к лодке, смело перешагнула через борт и… оступилась. В этот момент лодка сильно закачалась на волнах.

— Ой! — вскрикнула Ольга. — Лодка качается.

— Она же на воде, — незнакомец вовремя подал руку своей спутнице и удержал от падения.

— Спасибо.

— Будьте осторожны.

Сильными умелыми движениями незнакомец вел лодку по водной глади. Женщина чуть наклонилась и провела ладошкой по воде, и улыбнулась. Мужчина не сводил с нее глаз. Она была очень хороша. Золотистые локоны развевал ветер, на алых устах играла улыбка. Зеленые глаза полуприкрыты от солнечного света.

— Как вас зовут, прекрасная незнакомка?

Женщина подняла голову и выразительно посмотрела своими зелеными глазами на красивого брюнета. Чуточку колеблясь с ответом, как бы раздумывая, можно ли довериться неизвестному мужчине, она тихо ответила:

— Меня зовут Ольга Дашкова, я журналист.

— Правда! — приветливо улыбнулся мужчина. — У вас очень мужественная профессия.

— Да. Но даже женщинам нашей профессии хочется оставаться хрупкими и беззащитными, ну, словом, женственными.

— Вам это удается.

— А как зовут вас?

— Мишель.

— Вы — француз?

— Я — русский. Моя фамилия — Строганов. Просто я живу во Франции, в Биаррице. В этом городе живет много русских семей. До 1917 года Биарриц был любимым русским курортом. Тут отдыхали, лечились, поправляли здоровье русские дворяне, великие князья, даже император с семьей. Революция застала многих отдыхающих в Биаррице. Мои предки не захотели возвращаться в большевистскую Россию, остались жить во Франции. Но сохранили культуру, традиции своего народа, язык.

— Значит, вы, Мишель, потомственный дворянин?

— Да, перед вами, сударыня, граф Строганов собственной персоной.

— Ой, смотрите, мы сейчас врежемся в ту лодку! — вскрикнула Дашкова, увидев как другая лодка стремительно направлялась в их сторону.

— Мы просто изменим курс, — спокойно сказал Мишель и уклонился от приближающейся лодки. Будьте спокойны, мадемуазель, я хоть и не моряк, но вырос на море. — Мишель удивленно посмотрел на гребца, который так не умело правил лодкой. Увидев молоденькую девушку, которая сама управлялась с веслами, по-доброму улыбнулся: — Ну, вот ясна и причина, по которой мы чуть не столкнулись. Женщина за рулем, жди неприятностей.

— От такой точно можно ждать неприятностей, — засмеялась Дашкова, глянув на девицу, которая махала веслами как граблями, подняв вокруг себя фонтан брызг.

— Вам идет улыбка, Ольга. Вам говорили это? — Мишель пристально посмотрел на спутницу. Этот взгляд, полный нежности, смутил Дашкову. Она решила перевести разговор в другое русло:

— А что вы делаете в России? Постойте, я знаю, вы, наверное, как и многие турист.

— Нет, не угадали. Здесь я нахожусь по делам. Можно сказать, служебная командировка. И это счастье, что я встретил вас, потому что у меня завтра самолет.

Дашкова могла говорить с Мишелем бесконечно. Ей так нравился этот брюнет. Она млела в его присутствии, таяла под взглядом синих глаз. Ей так хотелось, чтобы их встреча не кончалась. Но тут заиграла знакомая мелодия мобильника. Ольга по привычке поспешила взять телефон:

— Алло, я вас слушаю.

— Алло, Ольга, ну чего ты молчишь? Не звонишь? Ты говорила ему, что ждешь ребенка? Я же тебе сказала, как только ты увидишь Смирнова, сразу мне позвони, — нервно кричала в трубку Валерия.

— Валерия, не кричи, я все слышу, слышимость хорошая, — говорила Дашкова, вопросительно посматривая на Мишеля. Ей показалось, что он намеренно отвернулся в другую сторону: «Боже, он все слышал! — ужаснулась женщина. — Он, он, хотел мне что-то сказать…»

— Валерия, извини, мне сейчас некогда, я тебе перезвоню, — решительно сказала Дашкова и отключила телефон. Женщина посмотрела на Мишеля:

— Это звонила моя подруга, — извиняющимся голосом сказала Ольга.

— Ольга, не надо объяснений. Вы у себя дома. Возможно, вы торопитесь, а я вас отвлек. Сейчас я причалю к берегу, — говорил торопливо Мишель, усиленно работая веслами. Лодка неумолимо приближалась к берегу. «Боже, зачем мы так быстро плывем, — лихорадочно думала Дашкова. — Сейчас лодка причалит к берегу и все… Я совсем забыла о Смирнове. И не вспомнила о нем ни разу. Я уже не боюсь панически потерять Сергея, так как раньше… Разве это возможно, чтобы короткая встреча так изменила людей?»

Лодка уткнулась носом в твердый грунт. Мишель выскочил на берег и поспешил подать даме руку. Своим вопросом он совершенно спутал мысли своей спутницы:

— Ольга, куда вас провести? Вы разрешите встретиться с вами еще раз.

Дашкова почувствовала биение собственного сердца, в висках заломило от сумасшедшего пульса. Она поняла, что у нее есть надежда на встречу с этим мужчиной, который мог сделать ее счастливой…

Ночью Дашкова спала как младенец. Ее больше не мучили кошмары, в ее душе наконец-то поселился покой.

Утром на работу Ольга безбожно опоздала. Хотя опаздывала она всегда. Вместо «положенных» ей 10.00, она появилась в редакции, когда стрелки часов на руке показывали 12.00. В коридоре уже маячила фигура шефа:

— Между прочим, Ольга Петровна, все сотрудники приходят на работу к 9 часам.

— Простите меня, Анатолий Павлович, вы не представляете, на улице такие пробки!

— Ну, про заторы на дорогах ты мне не заливай. Сам по Москве езжу. Ладно опоздания в другие дни, но сегодня же — оперативка.

— Боже, я забыла. Но я все выполнила.

— Не помню, что именно.

— Я принесла готовую статью о квартирных махинациях, которые участились в последнее время.

— А-а-а, хорошо, отдавай в секретариат. Да, вот что еще, завтра тебе с Рыкиным надо поехать на храмовый праздник в сельскую церковь в Борисовку. Только с утра! Добираться, правда, далеко, но надо, надо. Везет вам, церковной трапезы отведаете.

— Чего завидовать? Едемте с нами.

— Некогда, Дашкова, некогда. Номер надо закрывать.

…Валерия влетела в кабинет, когда Дашкова уже заканчивала обзор читательских писем. Валерия хлопнула за собой дверью так, что стекла в окнах зазвенели. Дашкова и Булошникова на время оторвались от дел и вопросительно посмотрели на вошедшую.

— Что-то случилось, Валерия? — с испугом в голосе спросила Дашкова.

— Нет, дорогая, это я тебя хочу спросить, что случилось? Ты не отвечаешь на звонки, отключила мобильник. Я с утра звоню-звоню тебе на работу, нету. Я уже думала, что тебя похитили.

— Меня похитили? — недоуменно пожала плечами Дашкова.

— Мало ли, ты же говорила, что у вас такая опасная профессия.

— Да успокойся ты, Валерия, никому я не нужна.

Булошникова, любительница сплетен, с интересом прислушивалась к разговору подруг. Она поняла, что про нее на время забыли, и не шевелилась, чтобы себя не обнаружить.

— Ты звонила Смирнову, ты встречалась с ним? Он знает, что скоро станет отцом? — допрашивала подругу Валерия.

— Нет.

— А где же ты была целый день?

— Я гуляла по городу, была на Звездном бульваре, в Выставочном центре, потом каталась на лодке.

— Целый день?

— Ну почему целый день, час, а может быть два часа, не знаю, я не засекала время.

— Ты с кем-то познакомилась? — догадалась подруга.

— Да. Он удивительный. Брюнет с синими глазами.

— Ну, допустим, у тебя уже есть один брюнет. Как зовут твоего Аполлона?

— Мишель.

— Он француз?

— Нет, он русский, только живет во Франции.

— Он, видно, богатый, если у него есть своя яхта.

— А у него своя яхта? — мечтательно проговорила Дашкова.

— Оль, хватит летать в облаках, — Валерия дернула подругу за плечо. — Ты что влюбилась в иностранца? Дура! Он завтра уедет, и поминай как звали!

— Ну и что. А как же переписка? Мы будем с ним переписываться. Так было во все времена.

— Мечтательница, — сокрушалась Валерия. — Ты что же с письмами и в постель ляжешь. Мужчина, он нужен живой, горячий, страстный, а не в письмах.

— Валерия, а разве можно влюбиться с первого взгляда? — спросила Дашкова, мечтательно глядя в окно.

— Можно, только осторожно, — резонно заметила подруга. — Как, говоришь, звать-то его?

— Граф Мишель Строганов.

— Граф?! — удивилась вслух Булошникова и выдала себя.

Подруги с удивлением глянули на нее.

— Тань, ты давно вошла? — Спросила коллегу Дашкова.

— А я и не выходила из кабинета, — буркнула Булошникова и деловито зарылась в бумаги, что лежали на столе.

— Ну все, Валерия, я пропала, — прошептала Дашкова подруге. Теперь все о чем мы с тобой говорили, эта сплетница разнесет по всем этажам.

— Ну и пусть! Есть же чем похвастаться. Все-таки твой знакомый граф, потомственный дворянин, — засмеялась за все время Валерия. — Слушай, это было бы здорово, ты б жила во Франции, а я к тебе б приезжала…

«Мишель, Мишель», — теперь Ольга часто произносила это имя. Она думала о нем и улыбалась, как тогда на пруду. Они не виделись после той первой встречи уже две недели. Мишель позвонил и сказал, что у него срочные дела во Франции.

— Я уезжаю, но я обязательно вернусь, — Ольга завороженно слушала приятный голос, что звучал в трубке. И ее сердце билось чаще.

— Когда ты вернешься?

— Еще не знаю. Ты будешь ждать меня, Ольга? — сказал баритон и замер в ожидании.

— Да, Мишель, я буду тебя ждать. Приезжай, — не сразу ответила Ольга. В ее душе поднялась буря, целый всплеск эмоций. Радость от разговора с любимым. Да, да, любимым, так Ольга называла Мишеля про себя. Тоска от разлуки, что предстояла им. Надежда на скорую встречу, которая будет радостна вдвойне. И еще… страх, что они могут не встретиться больше никогда. А затеряться в этом огромном мире было так легко…

* * *

Жизнь шла своим чередом. Работа, дом, дом, работа. Как будто ничего не изменилось. Только Дашкова сильнее стала чувствовать свое одиночество по вечерам. Дела, видно, у Мишеля не ладились. Он позвонил и сказал, что задержится еще на месяц. Подробности обещал рассказать при встрече. Когда подступила хандра, женщина вспомнила о Смирнове. Правда, она о нем не забывала никогда. Он жил в ее душе всегда, по праву заняв место в сердце.

Они не виделись целый месяц. Такого еще не было в их отношениях за четыре года знакомства. И хотя никто не хотел расставаться, каждый понимал, что роман иссяк, чувства притупились. Бурная страсть постепенно перешла в привычку. Но они еще сильно были нужны друг другу, так были счастливы в близости, поэтому, по обоюдному согласию, расстались на какое-то время. У Дашковой как всегда был аврал на работе, Смирнов готовился к вернисажу. Оба отдались страстно, чтобы они не делали, любимой работе.

Дашкова звонила Сергею с утра, она хотела увидеться с ним. Но его телефон не отвечал. «По всей видимости, Сергей поменял оператора, — от досады Ольга кусала губы. — Я хотела вначале по телефону все сказать, уж потом поговорить воочию. Дура! Сама виновата, надо было не отключать свой телефон. Что ж теперь придется идти к нему домой или в мастерскую», — Ольга достала сигарету из пачки и нервно закурила.

Подошла к окну, посмотрела на детскую площадку, что располагалась в глубине двора. Там весело и беззаботно играла детвора. Малыши, весело резвясь, катались на качелях, лазили по лесенкам вверх и с веселым смехом спускались с горки. Мамаши и няньки заботливо поддерживали своих чад. Над площадкой стоял визг, шум и радостный детский лепет.

Дашкова засмотрелась на одного мальчугана. На вид ему было года четыре, не больше. Карапуз с усердием, пыхтя как паровоз, забирался по ступенькам на вершину горки, там, на вершине, садился на попку и с визгом, оглашая все вокруг радостным смехом, скатывался с горки вниз по пологому склону-желобу. Мать смотрела на малыша и улыбалась. Ее глаза сияли материнской любовью. Дашкова почувствовала, что к горлу подступил ком, вмиг стало трудно дышать. У женщины душа сжалась от тоски: «Боже, у меня бы уже давно мог быть вот такой малыш, если б я не перебирала женихами в свое время. Все, надоело пребывать в неизвестности! Сейчас же иду к Сергею. Надо расставить все точки над «і»! — женщина быстро оделась, допила свой кофе и стремительно вышла из дома.

* * *

Сергей никак не мог дозвониться к Ольге. Она то не подходила к телефону, то вообще выключала телефон. Смирнов сменил мобильного оператора и хотел сообщить любимой новый номер. Но Дашкова упорно отмалчивалась, не выходя на связь. И тогда Смирнов занервничал, он понимал, что время их временной передышки затянулось, он впервые сильно испугался той мысли, что может потерять Ольгу навсегда. Кажется, такие мысли посещали не только его голову. Как-то позвонила мать и спросила:

— Сережа, как твои дела?

— Ничего, мама, все в порядке.

Ответ сына прозвучал неуверенно, и мать забила тревогу.

— Сережа, вы что расстались с Ольгой. Я так и знала, что она не выдержит и бросит тебя. Ты, наверное, обидел ее чем-то? У тебя, наверное, появилась другая женщина?

— Нет. Мы просто разошлись на какое-то время.

— Она, наверное, не выдержала этой пустой связи. Конечно, любая женщина хочет выйти замуж. А я говорила тебе об этом, сынок, что вам нужно пожениться с Ольгой!

— Мам, ты же знаешь, я еще не готов к этому. Мне надо очень много работать, если я хочу чего-то добиться в этой жизни.

— Боюсь, сын, что когда ты будешь готов жениться, Оленьку уведет другой мужчина. Такие женщины как она сейчас большая редкость.

Это были пророческие слова старшей Смирновой, Марьи Гавриловны. Мать Сергея была особой решительной и энергичной, но своего мнения никому не навязывала. Она понимала, что каждому в этой жизни надо определиться с призванием и понять, для чего человек пришел на эту землю.

Марья Гавриловна первая поддержала своего сына в художественных начинаниях. И хотя отец был против того, чтобы сын поступал в художественную академию, мать поддержала решение Сергея. В семье чуть не возникла ссора. Отец не сдавался. Петр Ильич всю жизнь проработал на трубном заводе. Пришел безусым юнцом в трубоволочильный цех и влюбился в металлургическое производство. Начав простым рабочим, со временем стал мастером, и гордился своей профессией. Хотел, чтобы сын продолжил трудовую династию.

Петр Ильич, посмеиваясь, смотрел на эскизы, сделанные мальчишеской рукой, в душе надеясь, что сын выберет путь отца. Но Сергей оказался непреклонным. Тогда отец стал на дыбы.

— Я не допущу, чтобы мой сын стал маляром! — кричал в сердцах Петр Ильич. — Вместо рабочей профессии он выбрал черте что. Мать, это ты во всем виновата! Ты Сережке голову задурила, все поощряла его рисование, учителей ему находила.

— Но, пойми, Петя, у мальчика — призвание. Он может стать великим художником.

— Не допущу и все тут! — сказал Петр Ильич и со всего маху стукнул кулаком по столу.

Сын все-таки поступил в художественную академию и уехал из родного города. Отец со временем успокоился и перестал обзывать при встрече сына маляром. Мать поддерживала Сергея теперь на расстоянии, постоянно перезванивалась с ним, помогала деньгами. Что и говорить, они были родственными душами.

Когда Сергей привез в отчий дом Дашкову, чтобы познакомить с родителями, мать и отец были единодушны. Они встретили Ольгу как родное дитя, надеялись, что сын вскорости женится на ней. Но Сергей снова проявил упрямство. Он не спешил со свадьбой, и не торопился подарить родителям внуков. «Нет, не понимаю я нынешнее поколение, — сказал как-то супруг жене, когда они уже улеглись спать. Петр Ильич отодвинул газету в сторону и внимательно посмотрел на жену: — Маша, ты что спишь что ли? — Да нет, Петя, думаю я, — отозвалась Марья Гавриловна. — А-а, ну так чего надумала. — А что думать? Это их дело думать, молодежи. — Мы вот с тобой, Маша, не встречались помногу лет, как сейчас модно. Взяли да и поженились, и вместе, слава Богу, сколько лет! И в кого только Сережка наш такой упрямый? — В кого в кого, — пробурчала уже засыпая жена, — в тебя! — В меня? — сильно удивился Петр Ильич и снова уткнулся носом в газету.»

Марья Гавриловна была в восторге от новой избранницы сына. И не скрывала своих чувств от будущей невестки, рада была каждому ее визиту. Как-то женщины разоткровенничались между собой.

— Наконец-то, моему Сереженьке повезло, — сказала Марья Гавриловна Ольге, когда они после обеда остались вдвоем на кухне и перемывали посуду. — Он встретил настоящую женщину, вас, Оленька. Вы так подходите друг другу.

— Спасибо, Марья Гавриловна, за теплые слова. Не каждая свекровь так встречает девушку своего сына, — Дашкова зарделась от смущения.

— До вас, Оленька, Сергею не везло с женщинами, — сказала Смирнова.

— У него что, было много женщин? — смутилась Дашкова.

— Нет, не много. Но какие-то назойливые попадались, словно мухи, и дерзкие, в общем, нахалки. Ведь Сережа привлекательный, его Бог внешностью не обидел.

— Может быть, и я нахалка?

— Нет, не наговаривайте на себя, дитя мое. Можно мне вас так называть?

— Конечно можно, Марья Гавриловна.

— Оленька, дитя мое, вы чудесная женщина. Сама умница, красавица, профессионал хороший и любить умеешь. А это, между прочим, главное достоинство женщины. Ты не обвила его как удав, который душит все живое, к чему прикасается. Была у Сергея одна девушка. Надеждой звали.

— Красивая? — Ольга насторожилась. От волнения она упустила тарелку из немецкого фарфора на пол: — Ой! Разбилась, как жаль.

— Ничего, пустяки, посуда бьется к счастью, — успокоила Смирнова девушку и продолжила: — Ну, так вот, эта Надежда из себя была хороша, ничего не скажешь. Этакая яркая брюнетка, восточная красавица. Но она же преследовала Сергея до невозможности. Звонила с утра до ночи, в мастерскую бегала к нему постоянно. Проверяла, с кем он, куда пошел, с кем встречается? В общем, обвила парня, как лиана. Не вздохнуть, ни расправить плечи. А уж сцены ревности закатывала, жуть! С битьем посуды, иногда устраивала истерики прямо на улице. Сергей от нервотрепки аж похудел, осунулся весь, перестал рисовать, говорит «брошу, мама, я рисовать вообще. Пойду лучше на завод, к отцу. Знаешь, какие деньги сейчас рабочие заколачивают!»

— И…

— …Сергей с Надеждой расстались! Вскорости сын встретил тебя. С тобой мой Сережа расцвел. У него открылось второе дыхание. Глаза светятся, сам полон сил, а пишет сколько! Ты подарила ему вдохновение. В его картинах появилась жизнь. Мне, конечно, как матери приятно, что его картины раскупаются. Но, главное, он знает и чувствует, что рисует, а не слепо следует канонам живописного искусства.

— Но я же ничего не сделала для этого! Мне кажется, если у человека есть дар, он и будет рисовать. А нет, так что ж.

— Э, не скажи, Оленька. От окружения тоже очень много зависит. После года знакомства с Надей Сергей захандрил, стал выпивать, перестал кисти в руки брать и говорит нам с отцом: «А ну его к лешему эту мазанину! Уйду на завод, в смену.» А муж мой и отвечает: «Э не, сынок, так не пойдет. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Что это ты, сын, крутишь как цыган солнцем? Выбрал профессию, так совершенствуйся, неча нюни распускать.

— Да, любая профессия требует самоотдачи. Мне тоже хотелось бросить журналистику, найти более спокойное место: учителем стать или экскурсоводом в музей уйти. Но каждый раз меня что-то останавливало. Видно, не легко изменить своему призванию…

Сергей слонялся по мастерской из угла в угол. Делать ничего не хотелось, ни к чему не лежала душа. Чтобы занять себя хоть чем-то, принялся сооружать подрамники для холстов. Его отвлек телефонный звонок. Сергей поспешно взял трубку, в надежде, что это звонит Ольга. На другом конце провода послышался знакомый голос.

— Сережа, как твои дела? — это звонила мать.

— Ничего, мама, все в порядке.

— Не скрывай, сын, я же слышу по голосу, что-то неладное.

— Знаешь, мам, кажется, Ольга меня бросила. Не приходит в гости, избегает встреч со мной, не отвечает на телефонные звонки.

— Не может этого быть! Ты, наверное, ее чем-то обидел?

— Нет, ну чем я мог ее обидеть? Мы на какое-то время расстались. У нее была командировка, я был загружен, готовился к выставке. Ты же знаешь, мне оказана большая честь. Художественная академия меня, в числе лучших художников, направляет во Францию. Надо было отобрать лучшие работы, подготовить новые полотна, и все в спешке. На подготовку оставалось всего несколько месяцев.

— Я, думаю, не это стало причиной. Ты совершил ошибку тогда, когда не решился сделать ей предложение.

— Матушка, я еще не готов к семейной жизни. Еще столько надо успеть сделать.

— Это все отговорки, мой друг, — со знанием дела сказала Марья Гавриловна. — Страх перед женитьбой знаком многим мужчинам. Мужчины боятся расстаться с холостой жизнью, боятся груза ответственности за семью, жену и детей. Да, семейная жизнь таит в себе много трудностей и забот. Но только в семейной жизни люди познают счастье и истинное наслаждение от жизни. Так устроен мир, и не нам его менять.

— Матушка, вы как всегда правы, — покорно согласился Смирнов. — Я преклоняю колени перед вашей мудростью. Но поймите, ради Бога, я еще не готов, не готов к женитьбе!

— А мы тебя с отцом и не неволим. Как говорится, хозяин — барин. Сейчас другие времена, родители не заставляют детей жениться по своему усмотрению, — в голосе Марьи Гавриловны послышались нотки обиды. Она не стала затягивать более разговор и поспешила положить трубку.

«Жениться! Жениться, — Смирнов мысленно прокручивал разговор с матерью тысячи раз. Он и сам понимал, что мать, как всегда права. — Но, позвольте, как можно жениться, когда сама невеста убежала?» — задавал риторический вопрос художник. Размышления Смирнова прервала старая знакомая.