Ночь прошла спокойно и утром Роман встал как ни в чем ни бывало. Вот только, был непривычно говорлив и услужлив, и не ворчал, как обычно. Это наводило на мысль, что он прекрасно помнит события прошедшего вечера и теперь старается загладить свое вчерашнее выступление.

Мы с Суреном отмалчивались, поглощенные отрыванием прохода в маленький павильон, тот самый, что так непочтительно был назван «трансформаторной будкой».

Миниатюрная постройка была необыкновенно изящна, вот только назначение ее было совершенно непонятно. Смущало полное отсутствие окон и чрезвычайно маленькие размеры здания, а дверь, охраняемая колоннами, была слишком массивной для такого легкого здания. Сурен попробовал было открыть ее, но она не поддалась, пришлось снова браться за лопаты и копать. Мы перекидали немало земли, пока не показалась ступень из белого камня. Сурен тут же отбросил лопату в сторону и снова предпринял попытку открыть дверь, но теперь мешали заржавевшие петли. Тогда он схватил молоток и сбивал ржавую окалину до тех пор, пока она, хоть и не полностью, но отворилась.

Один за другим, мы протиснулись внутрь и оказались в небольшом помещении. Пол, как и везде, был завален сгнившими балками, кусками лепнины и кирпича. Все это было смешано с землей, на которой проросли не только сорняки, но и пара тоненьких березок.

Я с тоской посмотрела сначала на эти руины, потом на свои ладони, где уже красовались кровавые мозоли.

― Это еще что за хрень? ― пробормотал за моей спиной Роман. ― Ни окон, ни дверей, полна горница...

― Слушай, заткнись, а? И без твоих прибауток тошно! ― зашипела я.

Роман на мое выступление никак не отреагировал, чем приятно удивил, правда, я стояла к нему спиной и лица не видала.

Мы принялись за расчистку павильон и чем дальше продвигались вглубь помещения, тем, чаще среди мусора попадались осколки черного мрамора самых разных размеров и форм. Один раз даже встретилась чудом сохранившаяся мраморная кисть руки.

― Здесь какой-то памятник стоял! ― пробормотал Роман и попал в точку.

Как потом оказалось, это была усыпальница, в дальнем конце которой, мы откопали мраморное надгробие. Правда, верхняя часть его была расколота и догадаться, что она собой представляла раньше, теперь было трудно, но вот украшенный барельефами цоколь постамента остался невредимым. А рядом с ним, в одну из плит каменного пола, было вделано кольцо.

― Ого! Да мы действительно что-то нашли! ― присвистнул Роман.

Сурен продел лом в кольцо и кивнул ему:

― Помогай!

Предложение водителю не понравилось, так как, одним его недостатком был отвратительный характер, а другим ― неизбывная лень. Явно саботировать приказы он не решался, однако своего недовольства не скрывал и в ответ на любую просьбу всегда что-то злобно ворчал. Вот и в тот раз, он тут же что-то невнятно забубнил себе под нос, но не тем человеком был Сурен, чтобы обращать внимание на его ворчание.

Они вдвоем налегли на лом, плита сначала слегка приподнялась, потом неохотно сдвинулась в сторону, и под ней открылось облицованное белым камнем помещение со сводчатым потолком. Тут на полу не было видно ни земли, ни кирпича, зато повсюду валялись осколки разбитых саркофагов, среди которых зловеще белели кости и черепа.

― Я туда не полезу! ― решительно заявила я и для большей убедительности отошла в сторону.

― Сегодня никто не полезет, ― успокоил меня Сурен. ― Завтра утром займемся этим, а сейчас пора отдыхать.

― Не полезу! Ни сегодня, ни завтра, никогда! ― отрезала я, подхватила куртку с пола и, выскочив из усыпальницы, зашагала к лагерю.

Злость так и распирала меня, она во мне бурлила, клокотала и требовала выхода. В результате, пострадала ни в чем не повинная сумка, которую я так наподдала ногой, что она отлетела далеко в кусты, и все ее содержимое вывалилось на траву. Следом за ней в кусты полетел и случайно подвернувшийся под руку сотовый телефон Сурена. Отведя душу, я схватила мыло, полотенце и еще кое-какие мелочи и ринулась к озеру, ломясь через кусты, как раненый буйвол. Мне до того было противно смотреть на этих хреновых гробокопателей, что я пошла не к мосту, а в противоположную сторону, к церкви. Берег здесь был высоким и обрывистым и, что бы найти спуск к воде, пришлось отойти довольно далеко от дома. Но так оно было даже лучше, ленивому Роме точно не захотелось бы тащиться в такую даль, чтоб насладиться видом моего обнаженного тела.

Я разделась и решительно вошла в воду, она обожгла холодом и немного остудила клокотавшую во мне ярость. Я поплыла к середине озера, намахивая саженки и пытаясь разобраться в своих чувствах. Интересно, чего это я так взвилась? Ведь прежде я совершенно спокойно относилась к раскопкам и даже сама принимала в них активное участие, а тут вдруг стала на дыбы и принялась яростно бить землю копытом.

― Рыться в развалинах садового павильона ― одно дело, а копаться в усыпальнице ― совсем другое! ― сурово объяснила я себе.

Я мало что знала о своих предках, но была твердо уверена, что были они людьми куда более достойными, чем Армен и его подручные. А эти самые подручные собирались спуститься в склеп и топтать ногами землю, смешанную с прахом моих родственников. Мысль о том, что они будут ворошить и небрежно отшвыривать в сторону их кости, и без того порушенные какими-то вандалами, опять привела меня в бешенство.

«Для них нет ничего святого! Им мало того, что они претендуют на сокровища, прав на которые не имеют, им не достаточно того, что они угрозами заставили меня приехать сюда, так теперь они хотят принудить меня осквернить могилы собственных родственников!»

От этих мыслей я снова зашлась от злости и потому не заметила, как сделала еще несколько лишних кругов по озеру.

Наконец, почувствовав, что совсем выбилась из сил и если немедленно не вылезу на берег, то камнем пойду ко дну, я вышла из воды на берег. Промерзла до костей, от холода зуб на зуб не попадал, зато вся злость улеглась, я чувствовала себя посвежевшей, да и голова работала лучше.

― Конечно, эти ребята не агнцы Божьи и даже не воспитанники приюта для бедных сироток, они ― форменные бандиты! ― сурово напомнила я себе. ― Моральными принципами они не отягощены, это в их положении вещь лишняя, и потому ведут они себя соответственно. Но и ты, моя милая, мало напоминаешь девицу из пансиона. Ты же сама с ними связалась! Разве не ты заказала убийство двух человек? И, заметь, даже глазом не моргнула! И потом, когда зашла речь о сокровищах, ты ведь не сказала Армену всей правды! Вместо этого ты начала кроить и выкраивать, плести невесть какие кружева, лишь бы правду утаить! А ведь могла рассказать ему все, глядишь, от тебя и отвязались бы! Так нет, докроилась до того, что пришлось ехать сюда! И даже тогда ты еще могла выкрутиться! Отдала бы дневник и надобность в твоем присутствии здесь отпала бы! Ан нет, дневник не отдала! Знаешь, что я тебе скажу, моя милая? Это ты кому другому рассказывай, что тебя силой заставили приехать! Сюда ты притащилась по доброй воле! Уж очень тебе хотелось знать, чем все эти поиски закончатся. Не хотелось выпускать из вида этих охотников за сокровищами! Ну, и кто ты тогда? Жертва? Бедная овечка или что другое? А если другое, так перестань психовать! Не хочешь, чтоб они лезли в усыпальницу, придумай что-нибудь! Для чего-то тебе голова дана!

Рассуждения сделали свое дело, в мыслях наступила ясность и я пришла в отличное расположение духа. Со мной всегда так: киплю, мучаюсь, но только до тех пор, пока не приму какое-нибудь решение, после этого начинаю действовать, назад не оглядываюсь и сомнениями не мучаюсь.

К стоянке я возвращалась окружным путем, вдоль внешней ограды, и во двор вошла через главные ворота. Сурен с Романом сидели у костра и ужинали. На мое появление они внимания не обратили, поглощенные более интересным занятием и я, разобиженная явным пренебрежением, хотела гордо продефилировать мимо, но желудок живо напомнил мне, что гордость и голод не совместимы. Сокрушенно вздохнув, я признала требования собственного организма вполне разумными и молча присоединилась к сидящим у костра. За весь ужин между нами не было сказано ни слова. Я молчала из принципа, а они про мой принцип не догадывались и просто не обращали на меня внимания. Покончив с едой, мы не разошлись по своим спальным местам, что было бы вполне естественно при том настроении, в котором пребывала наша компания, а остались сидеть на чурбаках вокруг пляшущего пламени. Мы молча смотрели на него, и каждый думал о чем-то, известном только ему, а вокруг тихо шумел темный парк, над головой вздымалось черное небо с россыпью звезд и казалось, что мир вдруг сузился до крохотного пятачка, на котором сидели три сгорбленные фигурки.

Правда, Роман чаще обычного отлучался в темноту и после каждого раза возвращался во все более возбужденном настроении. Сурен косил на него глазом, с неодобрением наблюдая, как напарник нервно дергает конечностями и что-то невнятно бормочет, но замечание делать не спешил. Я тоже исподтишка поглядывала в сторону Романа, с опаской прикидывая в уме, когда это возбуждение достигнет апогея и перерастет в открытую агрессию. Долго ждать заветного момента не пришлось, из очередной отлучки Роман вернулся с фляжкой в руках, которую, очевидно, прихватил по пути из ящика с продуктами. Сурен на это своеволие никак не отреагировал, только сердито нахмурился, но и такой малости хватило, чтоб завести неуравновешенного парня. Он демонстративно поднял фляжку над головой, тряхнул ею, потом протянул мне:

― Хлебни, может, веселее станешь. На твою кислую рожу смотреть противно!

― Отстань! Не хочу!

― Да, ладно, что ты ломаешься! Что из себя недотрогу корчишь? Недотроги с мужиками в лес не ездят!

Пить в мои намерения не входило, поэтому я сердито бросила:

― Отстань! Без тебя тошно, придурок!

Но этого мне показалось недостаточно, и я пересела от него подальше, чем сильно разозлила Романа.

― Чего ты выделываешься, сучка? ― заплетающимся языком заорал он, вскочил с места и стал совать мне в руки фляжку, перемежая уговоры с матерной бранью. Я к такому обращению не привыкла и потому, как только фляжка оказалась в опасной близости от моего лица, схватила ее, размахнулась и изо всех сил швырнула в темноту. Куда она упала, не знаю, но за то, что ее содержимому я нанесла непоправимый урон, могу ручаться. Заторможенный ум Романа не сразу сообразил, что же произошло, но, когда до него дошло, он зашелся в яростном крике:

― Ты что сделала, гадина? Ты что это сделала, мать твою?

Он двинулся на меня, изрыгая проклятия и суля самые страшные кары. Совсем потеряв голову, он занес руку, собираясь отвесить мне хорошую затрещину. Не на шутку испугавшись, я вскочила на ноги и, не очень понимая, что делаю, с размаху толкнула его в грудь. Может, я не рассчитала силы, может, он не твердо держался на ногах, но от толчка Роман покачнулся, сделал шаг назад и упал навзничь. Мой неожиданный выпад привел его в бешенство, он неловко поднялся на ноги и с бранью пошел на меня. Сурен понял, что добром все это не кончится и решил, наконец, вмешаться:

― Оставь ее! ― приказал он, не повышая голоса.

Роман остановился и злобно вызверился в его сторону:

― Чего оставь? Чего оставь? Ты видел? Она меня ударила!

― Я сказал, оставь ее! Ты сам напросился!

― Ты, че, Сурен! Как это, оставь? Ты, че блин, не видишь, что она над нами издевается?

― Роман, кончай базар и иди спать!

― А-а-а! Так ты ее защищаешь! Ты на нее глаз положил! Трахнуть собираешься? Так давай! Я не против! Но только после меня! Не одному тебе хочется! Раз сидим в этой в глуши взаперти, словно срок в зоне мотаем, и бабы путевой под боком нет, значит, этой пользоваться будем. Хоть какая-то польза от нее будет! Только ты в очереди последний!

Я с ужасом слушала этот горячечный бред, а он вдруг сделал шаг в мою сторону.

Отступив назад, я уже приготовилась бежать, но на его пути встал Сурен.

― Я сказал, Роман! Хватит! Повыступал и будет! Иди, проспись!

― Один хочешь попользоваться? Мол, Роман, иди спать, а мы тут вдвоем останемся! Не выйдет! Я своей очереди не уступлю!

― Иди спать! ― повторил Сурен, не повышая голоса и не выказывая признаков раздражения.

― А может тебе ее жалко?! А что? Хороша краля! Только ты это зря! Ей ведь все равно конец! Сам знаешь, что Армен приказал! Ей жить осталось ― всего ничего! Так что, напоследок не попользоваться ― грех! Уйди с дороги! Порежу, падла! ― вдруг дико взвизгнул Роман

И тут произошло то, чего я меньше всего ожидала. Сурен шагнул к Роману, видимо, намереваясь остановить его, и в то же мгновение, а в руке у водителя появился нож с длинным тонким лезвием. Молниеносным, отработанным движением он несколько раз снизу вверх, без замаха ударил им Сурена в живот. Тот не ожидал нападения и потому не успел ничего предпринять, чтоб защитить себя. Какое-то время он стоял ровно, как бы обдумывал произошедшее, потом перегнулся пополам, схватился обеими руками за живот и рухнул в траву. Одним прыжком Роман подскочил к нему и еще несколько раз ударил ножом, Сурен судорожно дернулся и замер. Меня охватил такой ужас, что я застыла на месте, даже не помышляя о том, что бы сбежать в спасительную темноту. Роман разогнулся, посмотрел безумным взглядом сначала на труп, потом на меня, я пронзительно взвизгнула. Тут из темноты неслышно выплыла огромная тень, и что-то длинное с противным звуком опустилось на голову Романа. Это было уж чересчур! Мое сознание не выдержало, сдвинулось и поплыло куда-то, я выхватила из кармана куртки дедовский пистолет и принялась палить без разбору в Романа, в страшный темный силуэт и просто в темноту. В ушах стоял звон, в глазах плавал красный туман, и я не ощущала ничего, кроме подергивания пистолета в руке при каждом выстреле. Только когда кончились патроны и вместо выстрелов раздались сухие щелчки, я вдруг услышала сердитый голос, который поносил меня последними словами:

― Кретинка, идиотка! Перестань палить! ― неслось над лесом.

Это было так неожиданно, и голос был таким знакомым, что я разжала пальцы и выронила пистолет.

Из темноты вынырнул Димка, схватил меня за плечи и стал яростно трясти:

― Ты что ж это делаешь, дура набитая? Ты ж меня чуть не угробила! Еще немного и вообще бы на тот свет отправила! Ты что не видела, что это я?

В ответ я замотала головой. Говорить не могла, челюсти свела судорога, и они никак не хотели разжиматься.

― Я ж тебе орал, что это я, ― уже более миролюбиво и тоном ниже сказал Димка.

― Ничего не слышала! ― прошептала я и заплакала.

Причем, плакала не от страха, страх уже прошел, а от радости, что вижу Димку. Он, однако, понял иначе, привлек меня к себе и крепко обнял.

― Ну, успокойся, все уже позади! ― принялся утешать меня он.

― Это было так приятно, что я решила не торопиться успокаиваться, иначе пришлось бы отлепиться от Димкиной груди. Поэтому, заплакала еще горше и прижалась еще тесней, Димка не нашел в этом ничего странного, обхватил меня поудобнее и принялся нашептывать слова утешения. Мы, наверное, так еще долго простояли бы, но тут меня дернуло за язык задать вопрос.

― Как ты тут оказался? ― клацая зубами от рыданий, спросила я и разрушила все очарование.

Димка моментально выпустил меня из объятий и развернулся к телам около костра. Сначала наклонился над Романом, который лежал в опасной близости от огня, широко раскинув руки и неестественно вывернув шею, внимательно осмотрел его и равнодушно констатировал:

― Готов!

Потом перешел к Сурену, опустился на корточки рядом с ним и приложил палец к шее:

― Этому тоже конец!

Я смотрела на все это широко раскрытыми глазами, пораженная не столько видом двух мертвецов, сколько обыденностью Димкиных действий.

А он, тем временем, подошел к машине и стал вышвыривать лежавшие в ней вещи на траву. Освободив салон, подхватил Романа под мышки и попытался пристроить его на заднее сидение.

― Помоги, одному несподручно! ― прохрипел он.

Я подбежала и вдвоем мы кое-как затолкали длинное тело Романа в машину. Димка захлопнул дверь и сел за руль.

― Жди здесь, скоро вернусь! ― бросил он.

― Куда ты?

Я мертво вцепилась в дверцу, и оторвать меня можно было только вместе ней. Димка опустил стекло и сказал:

― Мы не можем оставить их здесь. Это неразумно!

― И что ты собираешься делать?

― Я собираюсь строить твое алиби.

Он говорил подчеркнуто спокойно, как обычно говорят взрослые люди с неразумным ребенком.

― Завтра тебе придется вернуться в Москву. Сама понимаешь, их хозяин не оставит без внимания исчезновение своих ребят.

― Я расскажу все, как было!

― Расскажешь, но не факт, что тебе поверят! Совсем не факт!

Для убедительности Димка сокрушенно покачал головой, а до меня стало доходить, что сложившаяся ситуация действительно выглядит очень подозрительно. Армен вполне мог подумать, что в Ольговку я отправилась не одна, а с сообщниками и, когда сокровища были найдены, мы просто убили его людей. Если принять во внимание подозрительность Армена, то ничего другого ему в голову прийти не могло, ведь сам он поступил бы именно так! А в этом случае меня ждали крупные неприятности, и я на этом свете была не жилец. Конечно, я ни на минуту не допускала мысли, что Армен будет мстить за смерть Сурена или шофера! Нет, такого благородства от него ждать было нечего! Но вот в том, что он всерьез займется вытряхиванием из меня сокровищ, я не усомнилась ни на минуту.

― Ты что-то придумал? ― спросила я с надеждой.

Димка кивнул:

― История в твоем изложении будет выглядеть примерно так. Вы нашли сокровища, у Романа от жадности голова пошла кругом, и он неожиданно набросился на Сурена. Ты в это время была рядом. Когда началась драка, о тебе забыли, ты схватила сумку с сокровищами и убежала в лес. Утром вернулась, вещи лежали на месте, но ни Сурена, ни водителя с машиной не было. На траве возле костра ты увидела кровь и жутко испугалась.

Я с сомнением смотрела на него, мне эта история не казалась очень убедительной.

― Он может захотеть все это проверить, ― возразила я.

― А нам того и надо! Пускай проверяет! Немного подработаем легенду, добавим правдоподобных штрихов, и все будет в порядке! ― отмахнулся Димка. Позже я тебе все подробно расскажу! Сейчас некогда! Время теряем! Ты давай оставайся здесь, а я скоро вернусь.

― Я с тобой! ― снова вцепилась я в ручку. ― С трупом в темноте не останусь! Боюсь!

― А с трупом в машине не боишься? ― ехидно поинтересовался Димка.

― Так в машине не только труп, но и ты. И вполне живой! ― рассудительно сказала я.

Он хмыкнул, удивленный моей логикой, но смилостивился и сказал:

― Ладно, залезай!

Я благодарно закивала и быстро юркнула на сидение рядом с ним.

Димка вырулил со двора и, подсвечивая фарами, осторожно поехал вдоль ограды. В узких пучках света была видна только трава и кусты по бокам, все остальное тонуло в темноте, но рядом был Димка и я ничего не боялась. Мы медленно доползли до липовой аллеи, свернули на нее и поехали в направлении озера. Не доезжая моста, он высадил меня, сам же увеличил скорость и поехал дальше. Когда машина достигла середины моста, он резко крутанул руль вправо и одновременно с этим распахнул дверцу и вывалился наружу. Машина на секунду зависла над озером, а потом с громким плеском и фонтаном брызг рухнула вниз. Некоторое время, пока вода заполняла салон, крыша еще виднелась на поверхности, потом она с бульканьем ушла под воду. Гладь озера сомкнулась, успокоилась, и ничего больше не указывало на то, что в этом месте затонула машина.

Димка бегом вернулся ко мне, обнял за плечи и повлек к дому.

― Пошли отсюда.

― Теперь чего делать будем?

― Второго спрятать надо! Нет на примете подходящего местечка?

Я сразу вспомнила про люк возле фонтана. На мой взгляд, это было наиболее подходящее место для сокрытия трупа, но были обстоятельства, которые меня смущали, и которыми я не преминула тут же поделится с Димкой:

― Не по-людски это как-то, не по-христиански!

Я зябко передернула плечами, представив себе тело Сурена на дне колодца.

― А они не люди, потому и смерть у них такая! ― равнодушно ответил Димка, взял меня за руку и потянул за собой.

― Пойдем, нечего здесь стоять.

Костер уже прогорел, и место трагедии освещалось только луной. В ту ночь на небе не наблюдалось ни тучки, луна стояла прямо над головой, и все вокруг было залито холодным светом. Нельзя сказать, что было уж очень светло, но для того, что мы собирались делать, этого освещения вполне хватало.

Димка примерился, подхватил Сурена подмышки и потащил к люку. Я устремилась следом, бестолково забегая то с одной стороны, то с другой, и тихонько поскуливая. Сурен при жизни был парнем высоким, и тащить его Димке было крайне неудобно. Длинные ноги волочились по земле и цеплялись за все встречающиеся кочки, Димка пыхтел и тихо матерился сквозь зубы. Смотреть на это не было сил, я не выдержала и подхватила ноги, старалась помочь. Конечно, основная работа все равно досталась Димке, ведь он тащил, а я только поддерживала. Сурен оказался очень тяжелым, нести было неудобно, и по пути я несколько раз его роняла. Тогда приходилось останавливаться и снова, преодолевая брезгливость и накатывающую тошноту, браться за тело. Хоть расстояние до фонтана было не так уж и велико, я выбилась из сил, пока мы его дотащили и положили на траву рядом с люком. Он так и стоял открытым с тех пор, как мы лазили здесь в поисках клада, никто не удосужился вернуть крышку на место. Димка схватил Сурена под руки и собрался опустить вниз ногами в колодец. Смотреть на это желания не было, и я отвернулась. За спиной лязгнула металлическая крышка и Димкин голос сказал:

― Помоги забросать, что б кто любопытный его ненароком не нашел.

Мы закидали место захоронения кирпичами и старыми досками, после чего Димка удовлетворенно произнес:

― Ну, теперь порядок! Можно и домой возвращаться!

― Куда домой, в Москву? ― пискнула я.

― Ну, сегодня мы в Москву не попадем, ― рассудительно сказал он. ― Поздно уже. Нет, в Москву поедем завтра, когда все дела закончим, а сегодня переночуем в деревне.