Тропинка, уходившая в бок от ворот и петлявшая между деревьями, оказалась очень узкой. Я, спотыкаясь в темноте, плелась позади Димки, цеплялась за его куртку и одновременно пыталась задавать вопросы:

― Как ты оказался здесь?

― Ехал за вами от самой Москвы. Ты же не думаешь, что я мог оставить тебя один на один с этими бандюгами?

Хотя совсем недавно именно так я и думала, теперь же замотала головой и задала следующий вопрос:

― А машина чья? Антона?

― Зачем Антона! ― обиделся Димка. ― У меня своя есть! Я на ней из Краснодара приехал!

― А как тебе удалось нас не упустить? Ты что, всю ночь под дверями сторожил?

― Ну, положим, не всю ночь, но под утро я уже был под дверью и слышал каждый шорох на площадке.

Узнать такое было очень приятно, и это придало мне силы для новых расспросов:

― А как ты догадался, что я за сокровищами еду?

― Ну, для этого большого ума не надо! Ты сама рассказывала про Армена, а потом вдруг заявила, что отправляешься в опасную командировку, да еще против воли. Что тут думать? Надо было только сложить два и два и все становилось ясно.

― Так ты все время был здесь?

― Конечно! ― он тихонько засмеялся. ― Сидел в кустах и наблюдал, как вы трудитесь в поте лица.

― А ночевал где?

― В соседней деревне. Прикинулся отдыхающим, снял комнату у одной милой старушки и целыми днями сторожил тебя.

― В Ольговке? Мы сейчас туда идем?

― Нет, не в Ольговке. Деревня называется Боголюбово. Она тут, за лесом.

― Почему ты поехал за мной? В смысле, зачем тебе это надо?

Я услышала, как он опять тихонько засмеялся, потом вдруг остановился, обхватил меня за плечи и притянул к себе.

― Какая ж ты любопытная! Все б тебе вопросы задавать! Нет бы, просто порадоваться, что в критический момент появился благородный рыцарь на белом коне со сверкающим мечом в руках и спас тебя от двух ужасных злодеев.

― И не с мечом вовсе, а с обломком грязной доски! И на прекрасного рыцаря ты как-то не тянешь!

― Вот она, женская неблагодарность! ― дурашливо завопил он.

― Да ладно, Димка, ну что ты... ― заканючила я. ― Тебе, что, трудно ответить?

― Ответить не трудно! Если знаешь, что сказать...

― А то ты не знаешь! ― обиделась я.

― Давай, мы с тобой на эту тему поговорим потом, когда все будет позади, ― примирительно сказал Димка. ― А сейчас слушай меня внимательно. Хозяйке представим тебя, как мою жену. Я ей говорил, что жена из Москвы должна приехать. Значит, ты прибыла сегодня, я встречал тебя на станции, потому мы и возвращаемся так поздно.

― А машина твоя где стоит?

― Машина? Во дворе, под навесом.

― Так твоя хозяйка удивится, что ты меня без машины встречал!

― От, черт, я и не подумал! Хорошо, что подсказала, а то попал бы впросак!

― Скажи, что машина сломалась, потому ты и поехал на автобусе. Завтра для близиру повозишься с ней немного, сделаешь вид, что ремонтируешь. Она ничего не заподозрит!

― Молодец, Натаха! Соображаешь! ― сказал Димка и чмокнул меня в нос.

Мне хотелось, что б его поцелуй не был таким легкомысленным, но и этот был ничего, поэтому я опять перешла к вопросам:

― Ты говорил ей, что может приехать жена?

― Я предвидел такую возможность, ― самодовольно сказал Димка.

― Хорошо, ― пробормотала я.

При слове «жена» сердце в груди екнуло, и на душе стала тепло.

До деревни добирались больше часа. Димка шел впереди и ступал вполне уверенно, похоже, за те несколько дней, что он здесь провел, ему удалось досконально изучить каждую выбоину. Я же брела сзади, держалась за его руку и спотыкалась на каждом шагу. Тропинка казалась бесконечной и только, когда я совсем выбилась из сил и потеряла всякую надежду увидеть человеческое жилье, мы, наконец, вышли к околице деревни. Отсюда начиналась узенькая улочка, вдоль которой мы и пошли. Фонарей здесь отродясь не было, свет в окнах не горел, поэтому идти пришлось в полной темноте. Миновав несколько древних избушек, мы подошли к калитке «нашего» дома. Не выпуская моей руки, Димка взбежал на крыльцо и толкнул тяжелую дверь.

Я сделала шаг вперед и тут же зажмурилась от яркого света, а когда открыла глаза, то увидела, что нахожусь в деревенской избе с низким потолком и маленькими окошками в ряд. Посреди избы, прямо под абажуром, располагался большой стол, накрытый скатертью, а поверх нее еще и клеенкой. Пространство слева занимала русская печь, аккуратно побеленная и с горкой дровишек на полу около поддувала. Рядом с входной дверью примостилась очень древняя на вид лавка с ведрами для воды. Напротив входа, в простенке между двумя дверями, громоздился буфет, по древности не уступающий лавке. А прямо передо мной стояла полная седая женщина с простодушной улыбкой на приятном лице. Хозяйке было за шестьдесят, но кожа на лице была гладкая, упругая, а на щеках играл ровный румянец.

― А кто ж это у нас? ― пропела она. ― Неужто твоя жена, Димочка? Приехала, значит! И впрямь красавица! Не зря ты мне ее нахваливал!

Услышав такое, я в удивлении покосилась на Димку, но он сделал вид, что не видит моего выразительного взгляда и принялся объяснять:

― Вот, встретил, наконец! На автобус мы с Наташей опоздали, пришлось добираться на попутке, потому так поздно.

― А ничего страшного! Сейчас ужин соберу, чайку согрею. Да вы, Наташа, не стесняйтесь, располагайтесь вот тут, возле стола.

Я послушно прошла вперед и примостилась на краешке жесткого стула с высокой спинкой. А хозяйка засновала по избе, захлопала дверцей буфета, загремела кастрюлями, споро накрывая на стол и ни на минуту не замолкая. Она говорила о погоде, о том, что грибы в лесу так и прут, хоть косой коси, расспрашивала о жизни в Москве. При этом не ждала ответов на вопросы, ей, как человеку уставшему от одиночества, достаточно было того, что ее слушают. Скоро весь стол был уставлен едой. Дымилась кастрюля с супом, стояла огромная чугунная сковорода с жареной картошкой и огромными, в ладонь, котлетами. Рядом пристроилась одна тарелка с селедкой, посыпанной зеленым луком, и другая, с малосольными пупырчатыми огурчиками. Между ними стояло блюдо с холодцом, какой я не ела с тех пор, как не стало бабушки. От всего этого изобилия рот наполнился слюной, а в животе громко заурчало, что было не удивительно, если учесть, что последний раз я ела аж утром. Димка сходил в соседнюю комнату и вернулся с бутылкой водки. Мы расселись вокруг стола, Димка разлил водку по допотопным граненым стаканчикам, а хозяйка сказала:

― Ну, со свиданьицем!

Она лихо опрокинула стопку в рот, слегка поморщилась и деликатно закусила огурчиком. Я охотно последовала ее примеру, потому что после того, что случилось в имении, хорошая порция алкоголя мне была просто необходима.

Быстро опорожнив тарелки с горячим наваристым супом, мы тут же выпили по второй, теперь уже за хороших людей. Немного перекусив, мы с Димкой уже не так жадно набрасывались на еду и могли вполне сносно поддерживать беседу.

Сначала разговор коснулся нашей хозяйки, которая всю жизнь учительствовала в местной школе, а теперь была на пенсии. Потом заговорили о местном житье, о посевах, о видах на урожай. Я мало что понимала в этом, потому больше молчала, а вот Димка говорил охотно и, похоже, по делу, потому что хозяйка не выдержала и спросила:

― И откуда ж ты Димочка, все это знаешь? Ведь ты вроде бы городской?

― Ну, какой я городской? ― ухмыльнулся он в ответ. ― Я с Кубани. У меня и дед, и отец с матерью на земле всю жизнь работали.

― Значит ты у нас кубанский казак?

― По материнской линии ― чистокровный казак, а вот по отцовской...

Он на секунду замялся, потом продолжал:

― Прадед у меня отсюда, из средней полосы. Из дворян он был.

Я удивленно вскинула глаза, а хозяйка всплеснула руками:

― Это как же Димочка?

― В восемнадцатом году он оказался на Кубани, воевал в Добровольческой армии. Совсем молоденький тогда был, можно сказать, мальчик. Бои шли тяжелые, красные войска наступали с двух сторон, плотно сжимали кольцо, а в кольце металась Добровольческая армия. Белые отчаянно сопротивлялись, дрались из последних сил и несли страшные потери. В одном из таких боев прадеду не повезло, он получил серьезное ранение. Это случилось возле маленького хутора. После нескольких дней непрерывных боев белые отступили с большими потерями, а его оставили, с таким ранением он бы дороги не пережил. Ему повезло, что хутор, где он застрял, оказался таким маленьким, затерянным в степи, а до ближайшей станицы было несколько десятков верст. В нем насчитывалось всего несколько домов, и все семьи были между собой в родстве. Именно это, да то, что хозяин хаты симпатизировал белым и поддерживал Учредительное собрание, спасло деда, иначе его расстреляли бы сразу, как только пришли красные. Но казак спрятал прадеда, а дочка казака выходила его.

Когда прадед поправился, власть уже давно была у красных. Он решил пробираться к своим на юг, но без хороших документов это было рискованно. Правда, казак, в доме которого он жил, через каких-то родственников достал справку, в которой значилось, что прадед был уроженцем тех мест, воевал в Красной армии и получил ранение. Однако, на беду, справка была слабенькая, жить в глуши с такой бумажкой еще можно было, а вот пробираться с ней под видом крестьянина по занятым Красной армией местам, было безумием. Никакой, даже самой простой, проверки его легенда не выдержала бы.

В общем, прадед никуда не поехал, остался на хуторе. Немалую роль здесь сыграла хозяйская дочь, в которую он успел влюбиться за то время, что она его выхаживала. Они поженились и прожили вместе до самой войны. Когда она началась, прадед был еще в таком возрасте, когда еще призывали в армию. В Гражданскую войну ему повезло, и он выжил, а в Отечественную погиб.

― Ишь ты! ― задумчиво сказала хозяйка. ― Чего только в жизни не бывает!

― У вас тоже тут барская усадьба была, ― подала я голос.

― Это ты про «графские развалины»? Как же, есть!

― А почему «графские»?

― Говорят, там раньше графья жили. А может и не графья, а это люди так только думают. Я сама точно не знаю, а только все твердят: «графские развалины», да «графские развалины», ну и я повторяю.

― И куда они, эти графья, потом делись?

― А бог их знает, деточка! Сгинули в революцию. Я-то этих времен не застала, а бабка моя, покойница, царствие ей небесное, рассказывала, что очень богатая усадьба была. Она до девятнадцатого года закрытая стояла, в ней вроде собирались сделать музей барского быта, а потом вдруг все добро и вывезли. Говорят, на многих подводах и не один день возили.

― А дом?

― А что, дом? В нем сначала коммуна квартировалась, потом сельсовет, потом школа... Только дом-то большой, ухода требовал, а кто за ним ухаживать будет? Для этого хозяин нужен! Так и развалился, а остатки люди, что могли, растащили по округе. Кто дверь унес, кто окно, кто еще чего интересного. Теперь наши деревенские туда траву косить ходят, да пастух коров пастись гоняет.

― А о хозяевах так ничего и неизвестно?

― Откуда, деточка? Пропали где-то... Время-то какое тяжелое было! Правда, рассказывали у нас историю... Интересную... Врать, что это чистая правда, не буду, а история действительно интересная. В восемнадцатом году, почитай сразу, как хозяева сбежали, а дом закрыли до дальнейших распоряжений, однажды ночью какой-то вор окно на первом этаже отворил и внутрь залез. И вор-то какой чудной был! Ничего ценного не взял, а уж дорогих вещей в доме было полно, только говорят, портреты семейные со стен поснимал да из рам их повырезал. Сторож-то услыхал шум в доме, вошел, а у стены только рамы стоят, самих портретов-то и нет. Кому они нужны были? В деревне на молодого барина грешили, больно горячего нрава, говорят, был. Вроде в то время кто- то его в лесу видел, только, думаю, брехня все это, сказки...

Пока мы с хозяйкой вели неторопливый разговор, Димка сидел молча и по привычке задумчиво крутил кольцо на пальце.

Тут разговор иссяк сам собой, хозяйка зевнула, перекрестила рот и сказала:

― Давайте-ка укладываться спать. Время позднее, вы, поди, с дороги устали.

Димка поднялся, кивком предложил мне следовать за ним и направился в соседнюю комнату. Я поблагодарила хозяйку за ужин и пошла в маленькую чистенькую комнатку, в которой кроме металлической кровати с горой подушек, тумбочки и древнего шифоньера, никакой мебели больше не было. Я поплотней притворила дверь и сурово поинтересовалась:

― И как мы тут спать будем?

Димка широко ухмыльнулся:

― Ты про кровать, что ли? Так муж с женой всегда в одной кровати спят!

― Так, то ж муж с женой! ― в тон ему отозвалась я.

― Ты тоже моей женой назвалась! ― ехидно заметил он.

― Это ты меня так назвал! ― отмахнулась я.

― Какая разница? Я назвал, ты согласилась, значит терпи!

За то время пока мы с ним препирались, Димка успел осторожно подобраться ко мне, и только я собралась дать ему достойный ответ, как он неожиданно облапил меня. Все приготовленные колкости моментально вылетели у меня из головы, я обхватила его за шею и блаженно замерла.

Под утро, уютно лежа на Димкином плече, я спросила, впрочем, без особого интереса:

― Ну что, поиски клада закончились? Едем домой?

― Еще чего! ― встрепенулся он. ― Сейчас позавтракаешь, умоешься и бегом в усадьбу! Я тебя, что, даром выручал?

― Ты это серьезно? ― удивилась я.

― Еще как серьезно! Если там есть клад, мы его должны найти. Не могу же я тебя без приданного брать!

― Ты меня замуж зовешь, или я не так поняла?

― Замуж, замуж, ― хохотнул Димка. ― Как иначе я до сокровищ доберусь?

― А как же дед? Я деда бросить не могу!

― А зачем его бросать? С нами поедет!

― Нет, Димочка! Не поедет!

― Спорим? ― хитро прищурился Димка. ― Спорим, что поедет? Когда он все про меня узнает, поедет как миленький!

― Сомневаюсь.

― А ты кончай сомневаться и быстро вылазь из постели. Нас дела ждут!