— Не нравится? — понимающе вздохнула я.

Мы с Софьей Августовной снова, совсем как в тот неудавшийся вечер, сидели за столом друг против друга. Ее возвращение из больницы мы с Розой решили отметить праздничным обедом. Продукты к нему взялась купить я, а вот готовить, ввиду моей полной неспособности сотворить что-либо путное, пришлось Розе. Обед, вопреки опасениям, прошел неожиданно гладко. Софья Августовна была спокойна, благодушна и временами даже шутила, но, когда Роза ушла, и мы остались вдвоем, хозяйка вдруг загрустила.

— Я понимаю, тяжело вернуться в собственную квартиру и обнаружить, что хорошо знакомых вещей нет на их привычных местах. Вроде и твой дом, и в то же время чужой… Поверьте, я все это отлично понимаю, только выхода не было. Здесь все было безнадежно испорчено… что-то водой, что-то огнем… Вещи не подлежали восстановлению, — горячо затараторила я, стараясь отвлечь ее от тягостных мыслей.

Софья Августовна перегнулась через стол и накрыла сухонькой ладонью мою руку:

— Что вы так разволновались? Я все понимаю. Да и не было в этой комнате дорогих моему сердцу вещей… Так, одна рухлядь. То, чем я действительно дорожила, ушло значительно раньше. И пожар здесь был ни при чем.

— Вы имеете в виду «Христа в терновом венце»?

— Картина? Это всего лишь вещь. Сколько таких вещей было потеряно… Нет, я говорю об ушедших от меня людях.

Испугавшись, что она окончательно расстроится и наш маленький праздник будет испорчен, я поспешила сменить тему разговора:

— Вы помните, как вывозили ценности из имения в восемнадцатом году?

— Этого мне никогда не забыть. Несколько дней подряд красноармейцы разоряли дом. Пачкая грязными сапогами ковры, ругаясь и гася окурки о стены, они переходили из зала в зал и брали то, что им нравилось. Потом все сносили вниз, паковали и грузили на телеги. Обоз был готов к отправке, когда мать взяла меня за руку и сурово сказала: «Пойдем, и не смей плакать. Нам нужно выручить подарок твоего отца». Мы спустились по парадной лестнице, вышли во двор и приблизились к молодому человеку, что одиноко стоял с телегами. Не дойдя до него несколько шагов, мать рухнула на колени. Так получилось, что она угодила в непросохшую после дождя лужицу, и грязные брызги веером взлетели вверх, густо пачкая ей платье и лицо. Она этого даже не заметила. Резко дернула меня за руку, приказывая сделать то же самое, и поползла к красноармейцу. Мне кажется, он был совсем молодой, с симпатичным и даже добрым лицом. Хотя и не уверена. Была так напугана, и мне так хотелось, чтобы он оказался добрым, что я могла это и придумать. Мать обхватила его стоптанные сапоги руками, припала к ним щекой и принялась рыдать. Заливаясь слезами, она молила: «Будьте милосердны! Заклинаю! Верните «Спасителя»! Мне ничего, кроме него, не нужно. Забирайте все! Там еще много всего осталось! Картины! Гобелены! Посуда! Очень ценные! Забирайте! Пользуйтесь! А не хотите, разорите все до основания, сожгите дотла, чтобы одни головешки остались, мне не жалко!» Голос матери упал до хриплого шепота, волосы разметались по плечам, лицо ее было страшным, почти безумным. «Верните «Спасителя», — молила она. — Эта картина — подарок отца вот этому ребенку. Его уже нет в живых. Ваша власть забрала у меня любимого мужа, а у нее любящего отца, так оставьте нам хотя бы память о нем. Пролетарии не станут беднее, если у них не будет одной картины, а для нас в ней заключено все! Верните «Спасителя»!

Губы Софьи Августовны задрожали, на глаза навернулись слезы. Стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, я спросила:

— Что было дальше?

— Он нам ее отдал, — просто ответила она.

Звонок от Голубкина раздался поздно вечером. Вот уж не думала, что он до сих пор помнит мой номер.

— Чем занимаешься?

— Лежу в кровати и собираюсь заснуть.

— Извини, что не вовремя, но, веришь, за весь день ни одной минуты нет свободной.

— Ты сейчас где?

— На работе.

Если он и находился в офисе, то совсем не один. Судя по доносившимся до меня голосам и взрывам смеха, рядом с ним вовсю кипела жизнь.

— Работаешь?

— У меня совещание. Сейчас у нас небольшой перерыв, и я могу с тобой поговорить. Слушай, что мне сегодня сообщили. Фризен был убит ножом в своей постели. Первый удар был произведен в основание черепа, и смерть наступила сразу. Убийца попал в область спинного мозга, в этом случае человек умирает мгновенно. Моря крови, о котором ты мне так живописала, не было. Почти все, что вытекло из раны на шее, впитала в себя подушка. Что-то могло попасть на руки и одежду убийцы, но совсем немного, потому что остальные множественные удары были нанесены уже после того, как он скончался. А из мертвого тела, как ты догадываешься, кровь не бьет фонтаном. Вот вкратце и все, что касается твоего поручения. Крепко целую. Спокойной тебе ночи. — И он положил трубку.

Я еще какое-то время истуканом сидела на кровати, потом до меня наконец дошло, что именно он сказал, и меня сдуло с кровати в сторону платяного шкафа.

Дарья меня не ждала, и, судя по ее виду, мое внезапное появление радости ей не принесло.

— Ты чего без звонка? Случилось что? — недовольно спросила она.

— У меня все в порядке. А ты чего такая злая?

— Я не злая. Просто мне завтра на службу, и я должна выспаться, иначе работать не смогу, — огрызнулась она.

— Не злись. Ты же все равно не спишь. Вон даже не переодевалась еще.

Однако у Дарьи в этот вечер было явно не лучшее настроение.

— Я как раз собиралась раздеться и идти чистить зубы, — заявила она. — Теперь ты будешь сидеть у меня полночи. А я завтра носом клевать буду.

Слушать все это у меня не было сил, и я довольно бесцеремонно ее перебила:

— Перестань бухтеть. Послушай лучше, что мне удалось узнать.

— О чем?

— Об убийстве Фризена!

Дарья разом забыла, что еще минуту назад очень хотела спать:

— Так ты ради этого приехала? Это так важно?

— Очень! Теперь все наконец становится на свои места.

— Рассказывай, — приказала Даша, устраиваясь на диване.

Сообщать ей о том, что я опять связалась с Голубкиным, мне не хотелось. Подруга начала бы меня пилить, и в результате все закончилось бы ссорой, поэтому я благоразумно решила не вдаваться в детали.

— Я теперь точно знаю, как убили отца Лизаветы! — торжественно объявила я.

— Мы вроде и раньше это знали, — осторожно заметила Дарья.

— Теперь я узнала подробности! Вот слушай! Его ударили ножом в шею. Попали в область позвоночника. Смерть в таких случаях наступает мгновенно. А теперь прикинь, кто мог подойти к нему совсем близко и не вызвать подозрения?

Даша нахмурилась:

— Ну кто? Жена, дочь, прислуга, охранник.

— Правильно! Теперь давай рассуждать. Жена отпадает, она в тот момент была на работе, и ее видели. Прислуга отсутствовала: это был не ее день.

— Тогда охранник или дочь.

— Давай разберемся с охранником. Его, кстати, зовут Аркадий. Он имел возможность убить. Все время был в доме, сновал туда сюда и мог, не вызывая подозрений, приблизиться к хозяину. Он мог убить, только зачем ему это? У него там теплое и сытное место, непыльная работа. Хозяйки днями нет дома, хозяин с постели не встает. Ну приходится ему за ним приглядывать, так за то хорошо платят. Убивать-то зачем? Для этого должна быть очень веская причина…

— Может, она и была, просто ты об этом не знаешь, — возразила Даша.

— Если даже и была! Он же должен понимать, что на него первого подумают. Если уж хотел убить, то должен был сделать это по-умному. Знаешь, этот Аркадий на дурака совсем не похож.

— Ну да… там же еще этот сосед сидел. Он бы обязательно кровь на одежде заметил.

— Кстати о крови! Никаких озер крови там не было!

— Как это? Писали же, что его просто истыкали ножом.

— После смерти! Обрати на это внимание. Уже тогда, когда он был мертв. И это еще одно доказательство невиновности охранника. Зачем ему эти страсти? Он ударил бы один раз, но наверняка.

— Кто-то здорово этого Фризена не любил…

— Или сначала очень любил, а потом вдруг возненавидел.

— Ты это про Лизу?

— А про кого ж еще? Даш, послушай, а ведь это точно она! Не знаю, как у остальных, но у нее был очень серьезный мотив. К тому же Лизавета — взбалмошная и неуравновешенная девица, способная на неожиданные поступки. Она обожала отца и его женитьбу на Елене восприняла как предательство. Скажешь, не повод?

Дарья пожала плечами:

— Повод, конечно. Только что в этом нового? Ее и так подозревают… Но как она попала в дом?

— Вот! Ради этого я к тебе и приехала! Лиза уже была в доме! До убийства! Ее впустил туда охранник.

Подруга ничего не сказала, лишь посмотрела на меня, как на больную.

— Даша, я говорю правду. Все так и было. Послушай, что я тебе расскажу. Тут на днях я была в Спасосвятительном переулке и случайно забрела на задворки дома, в котором находится квартира Фризена. Пока там все осматривала, познакомилась с двумя девочками. Представляешь, они видели, как через окно в эту квартиру влез сначала мужчина, а потом женщина. Тогда мне не удалось их толком расспросить, они убежали, поэтому я позже поехала туда еще раз. И вот что мне удалось узнать… В тот день, когда мне впервые позвонила Лиза, во дворе появился сначала мужчина. Подкатил бочку под окно и влез. Потом прибежала девушка… они ее назвали тетей, но для них любой, кто немного старше, уже не тетя. Девушка запрыгнула на бочку и тоже нырнула в окно. Прошло совсем немного времени, подружки по-прежнему играли в кустах, как открылось совсем другое окно, и из него на землю спрыгнул все тот же мужчина. Он сбегал к бочке, перекатил ее на новое место и помог выбраться из окна девушке, а бочку отшвырнул к забору.

— Путано все как-то. Тебе не кажется, что все это детские фантазии?

— Не кажется! То окно, в которое они влезли, ведет в кабинет. На полу возле него была рассыпана земля. Помнишь, я рассказывала тебе, как Елена разозлилась… Так вот, та земля вывалилась из цветочного горшка, который кто-то из визитеров ненароком перевернул. А что касается другого окна… Понимаешь, когда мы заглядывали в большую гостиную, Елена сказала, что они ею не пользуются с тех пор, как заболел муж. А между тем створка французского окна была всего лишь притворена, причем так неловко, что защемила штору. Не думаю, что такая неряшливость у них в обычае. Квартира огромная, но в каждой комнате все, вплоть до мельчайшей безделушки, вылизано до блеска.

— И чем все кончилось?

— Мужчина взял девушку под руку, и они ушли. Тут девочек позвали с прогулки, и они забыли про эту странную пару.

— С чего ты взяла, что это была Лиза с охранником?

— А кто ж еще? Примерно в это время Лиза звонила мне и кричала, что находится в квартире своего отца. Если даже все остальное она придумала, адрес-то назвала правильно. А теперь касательно охранника… внимание девочек привлекла прическа этого мужчины. У него были непривычно длинные волосы. К твоему сведению, у этого Аркадия темные кудри до плеч.

— На мой взгляд, не очень убедительно, но спорить не буду. И что все это значит?

— То, что убийство спланировали и совершили Лиза с охранником.

Даша скептически скривилась.

— Ты не морщись, а слушай и вникай. Сначала эта парочка залезла в квартиру в Спасосвятительском переулке. Можешь не спрашивать меня, зачем они это сделали, я не знаю! А потом поехали в Зубовку. Лизавета через лаз проникла в дом и спряталась там.

— И что, ее никто не обнаружил?

— И кто, по-твоему, мог ее обнаружить? Елена наезжала не каждый день, уборщица бывала и того реже. Дом огромный, комнат много, в некоторые, я думаю, подолгу не заглядывают.

— Хорошо, допустим, ты права.

— Я действительно права!

— Если объяснишь мне одну простую вещь! Зачем Лиза тебе звонила?

— И объяснять нечего! Ей нужно было исчезнуть, но не просто так, а чтобы это заметили. Она готовила почву для будущего убийства. Все должно было выглядеть, как звенья одной цепи. Сначала похищают дочь, потом убивают отца. Две невинные жертвы.

— Тогда ей нужно было звонить не тебе, а своим хорошим знакомым.

— Ошибаешься, именно мне. Хороший знакомый может сдуру заявить в милицию или, того хуже, сам отправиться выручать подругу из беды. А я человек сторонний, мне ее проблемы до фонаря, и никого искать я не побегу. Другое дело, что в нужный момент, когда газеты запестрят сообщениями об убийстве известного предпринимателя, я, конечно, вспомню о странном звонке, и это будет очень кстати.

— Она тебе два раза звонила. Не забыла?

— Второй звонок раздался, когда я стояла у забора, и это мог быть всего лишь отвлекающий маневр. Дом высокий, Лиза могла случайно заметить из окна верхнего этажа, что я нахожусь рядом с лазом, и постаралась побыстрее убрать меня с опасного места. Ей совсем не хотелось, чтоб я догадалась, что кто-то имеет привычку покидать участок таким путем.

— Допустим, ты права. И что собираешься делать со всеми этими фактами?

— Поеду в Зубовку. Прямо сейчас.

— Зачем?!

— Чувствую, она там, в доме. Лучшего места ей не найти. Никому и в голову не придет, что она может прятаться там. Идеальное место, чтобы отсидеться.

Дарья нервно заерзала на своем диване:

— Послушай, подруга. Не нужно тебе туда ездить! Какой в этом смысл?

Я прекрасно понимала беспокойство Даши, но уговорить меня отказаться от своей затеи, было уже невозможно:

— Не нужно ей было втягивать меня в эти игры. Прекрасно знаешь, я терпеть не могу, когда из меня делают дуру.

В Зубовку я приехала значительно позже, чем рассчитывала. Сначала меня задержала Дарья. Ей вдруг взбрело в голову перед отъездом напоить меня кофе с бутербродами. Как я ни отказывалась, как ни уверяла, что не голодна, подруга стояла на своем. После долгих препирательств мы сошлись на том, что я по-быстрому выпью кофе, причем без всяких бутербродов, и отчалю. Едва мы успокоились, как тут вдруг выяснилось, что кофе у Даши кончился. Только я успела обрадоваться такой удаче, как подруга швырнула пустую банку в ведро и метнулась к выходу.

— Куда ты, ненормальная? — успела я крикнуть ей в спину.

— К соседке. Она все равно еще не спит. Не волнуйся, я мигом.

Дашин «миг» растянулся на добрых пятнадцать минут. Кипя от злости, я несколько раз порывалась уйти, но всякий раз меня останавливало нежелание обидеть Дашу. В конце концов лишние пятнадцать минут — двадцать минут для меня ничего не решают, а Дарья так суетилась исключительно потому, что пыталась проявить заботу обо мне. Конечно, все эти мысли я держала при себе и, когда она, красная и запыхавшаяся, ворвалась в квартиру, не преминула накинуться на нее с упреком:

— Чего так долго? Тебя только за смертью посылать!

— Извини, задержалась, — пробормотала Даша и показала мне добытый трофей — полбанки мерзейшего растворимого кофе.

Вырвавшись наконец из цепких Дашиных рук, я рванула на улицу в надежде, что теперь-то смогу спокойно уехать. Не тут-то было! Переднее левое колесо машины было спущено.

— Черт! — выпалила я, с досадой разглядывая сплющенную шину. Не иначе как на гвоздь ненароком наскочила… А может, какой придурок от скуки ножичком ткнул… мимоходом. Мало ли их, таких шутников…

На мое счастье, разъезды по разбитым дорогам российской глубинки научили меня справляться со многими проблемами. Самой менять колеса тоже приходилось, поэтому, не теряя времени, я вытащила запаску и принялась за дело. Операция по замене колеса прошла гладко, но времени заняла порядочно, и, когда я тронулась с места, уже стояла глубокая ночь.

В саму Зубовку я заезжать не стала. Предусмотрительно объехав деревню, свернула на грунтовую дорогу. Приткнув машину в лесочке, где она никому не бросалась бы в глаза, я, захватив фонарик, пешком побрела к забору. Осмотрев еще раз так заинтересовавшую меня ложбинку, я пришла к выводу, что пролезть под забором на ту сторону мне будет не так уж и трудно. Ямка была неглубокой, но если лечь на спину, то проползти можно.

Гипотезу следовало проверить опытным путем, поэтому тянуть не стала, улеглась на землю и ухватилась руками за нижнюю перекладину забора. Уже в следующую минуту я была в саду у Фризенов. Странное дело, стоило оказаться на чужой территории, как меня вдруг охватило странное беспокойство. Вскочив на ноги, я стояла и всматривалась в чернильную темноту, напряженно прислушивалась к ночным шорохам и не трогалась с места. Прошло немало времени, прежде чем тревога отпустила меня, и я, не рискнувшая включить фонарь, стала различать стволы деревьев и темневшую за ними громаду дома. Осторожно нащупывая путь ногами и отводя ветки от лица, я медленно двинулась в его сторону.

Дом стоял тихий и мрачный. Он мог бы показаться нежилым, если бы на первом этаже не светилось крайнее окно.

Стараясь случайно не споткнуться о корень, я подобралась совсем близко и спряталась среди кустов. Цокольный этаж был достаточно высоким, потому через незашторенное окно я могла видеть только угол комнаты. Судя по шкафам на дальней стене, это была кухня. Я уж было решила, что в помещении никого нет, но тут в проеме окна возник Аркадий. В одной руке у него был стакан, другой он оперся о подоконник, чтоб не упасть, потому что даже на расстоянии можно было понять, что он сильно пьян. Охранник стоял лицом ко мне, и я отчетливо видела, как он с хмурой внимательностью всматривается сквозь стекло в сад. Вокруг стояла темень, и из ярко освещенной комнаты он вряд ли мог заметить меня, но мне стало не по себе. Что-то пробурчав, он уже собрался опрокинуть содержимое стакана себе в рот, но тут некто, невидимый мне, окликнул его. Окно было закрыто, и голосов я не услышала, но по тому, как Аркадий вдруг откинул голову назад и расхохотался, было понятно, что сказали ему нечто смешное. Все происходящее напоминало мне яркую картину, висящую на темной стене, где фоном служило освещенное окно, а окантовкой — оконный проем. Мужчина все еще продолжал хохотать, когда сбоку появились руки. Две тонкие женские руки, словно две гибкие змеи. Одна нежно погладила его по волосам и замерла на затылке, другая молниеносным движением всадила ему в шею нож. Дальше все произошло очень быстро. Руки разомкнулись и как бы втянулись назад, за пределы освещенного пространства. Аркадий покачнулся и рухнул. Свет в кухне погас, и дом погрузился в темноту.

В первое мгновение я не поверила глазам. Было ощущение, что все это мне просто привиделось. Потом до меня дошло, что я только что видела убийство и сейчас, буквально в следующую минуту, та, которая совершила его, может покинуть дом. Забыв о конспирации, я выскочила из кустов и прямо по клумбам рванула в сторону крыльца. К сожалению, входная дверь находилась на противоположной стороне дома, и мне пришлось огибать угол. Пока бежала, думала только о том, как бы догнать злодейку, но на крыльце и на ведущей к воротам дорожке никого не оказалось. В запале я взлетела по ступеням и с силой дернула за ручку. Дверь была крепко заперта. До того момента я пребывала в таком состоянии, что плохо соображала, к чему может привести моя попытка попасть внутрь. Но вдруг до меня дошло, что там, прямо за дверью, стоит вооруженный ножом убийца. Только что она хладнокровно зарезала человека и, если понадобится, так же хладнокровно зарежет меня. Причин безрассудно рваться вперед и добровольно насаживаться на нож, у меня не было, поэтому я развернулась и пошла прочь. Я как раз заворачивала за угол дома, когда зазвонил мой мобильный телефон.

— Слушаю, — отозвалась я, продолжая шагать вперед.

В трубке послышалось хриплое дыхание, потом срывающийся испуганный голос еле слышно прошептал:

— Анна! Это вы, Анна?

— Кто это? — спросила я, хотя в этом не было необходимости. Ответ я уже знала.

— Это я, Лиза, — прошелестел голос.

Я остановилась, ожидая, что последует дальше. Сначала в трубке стояла тишина, потом раздалось тихое хихиканье, и все тот же голос, превратившись из испуганного в ехидный, спросил:

— Анна, вы пришли меня спасать?

Говорить что-либо не имело смысла, и я промолчала. Не дожидаясь ответа, моя собеседница заговорила снова, на этот раз очень жестко:

— Правильно, не нужно меня спасать. У меня все в порядке. А вы в следующий раз не суйтесь на чужую территорию, хозяевам это может не понравиться, и вас жестоко накажут. И о камерах слежения тоже не забывайте.