Рождение: где и когда?

Судьям, допрашивающим его, Жак де Моле 24 октября 1307 г. в Париже ответил, что был принят в орден в Боне сорок два года тому назад Юмбером де Перо, рыцарем. В отличие от большинства из ста тридцати восьми тамплиеров, которых допрашивали в Париже в октябре и ноябре 1307 г., в протоколе допроса великого магистра нет никаких указаний на возраст. Таким образом, устанавливать год его рождения нам придется на основе только этих относительных цифр. Если к 1307 г. он прослужил в ордене Храма сорок два года, значит, его приняли в 1265 году. Первый надежный ориентир? Когда в августе следующего года его допрашивали в Шиноне делегаты папы, он снова сказал, что был принят сорок два года назад, то есть в 1266 году. Допустим, что он машинально повторил прежнее показание!

В принципе в орден вступали во взрослом возрасте:

Хотя устав святых Отцов [устав святого Бенедикта] разрешает принимать в орден детей, мы вам не советуем идти на это […]. Ибо тот, кто захочет отдать своего ребенка в рыцарский орден навсегда, должен вырастить его до тех пор, пока тот не войдет в возраст, позволяющий крепко держать оружие и стирать с лица земли врагов Иисуса Христа […], и пусть лучше он примет обет не ребенком, но взрослым…

Моле был дворянином, и его приняли в орден Храма как рыцаря; это не значит, что он уже был посвящен в рыцари. Посвящали в рыцари обычно в двадцать лет. Если предположить, что в этом возрасте его и приняли, в качестве даты его рождения можно допустить 1245 или 1244 год. Но некоторые из рыцарей, допрошенных в 1307 г., вступили в орден Храма в 16–17 лет, а один, Ги Дофин, сын графа Роберта II Клермонского, дофина Овернского, даже в 11 лет; конечно, он не был посвящен. Вот группа из 138 рыцарей, допрошенных в Париже: для 123 из них возраст указан, и для них же, кроме двоих, мы располагаем датой вступления в орден, приведенной в той же относительной форме, как у Жака де Моле («я был принят столько-то лет назад»). Средний возраст их в 1307 г. был 41 год и 8 месяцев, а средний возраст вступления в орден Храма — 27 лет и 9 месяцев; 28 вступили в орден Храма в 20 лет или раньше (в том числе 12 — в возрасте от 11 до 16 лет), а 25 — между 20 и 25 годами. В Шиноне, где вместе с Моле допрашивали четырех других сановников ордена Храма, двое из них указали свой возраст к моменту вступления в орден: Рембо де Каромб сказал, что вступил 43 года тому назад (в 1265 г.?) и ему было 17 лет, когда он «был сделан рыцарем и принят в орден Храма»; Жоффруа де Шарне тоже исполнилось 17 лет, когда его приняли в орден 40 лет назад (в 1268 г.?), и он тоже был рыцарем. Если допустить, что Жака де Моле приняли в 16—17 лет, его дата рождения сместится на 1248/1249 или 1249/1250 год. В пользу последнего предположения можно сделать одну ссылку: на другом допросе, в 1309 г., Жак де Моле, говоря о временах, когда великим магистром был Гильом де Боже (то есть с 1273 г.), причислил тогдашнего себя к группе «молодых рыцарей». Тем не менее отметим, что по понятиям того времени молодость могла быть достаточно долгой.

Итак, однозначного вывода сделать нельзя, придется обойтись приблизительными оценками. Ограничимся тем, что поместим дату рождения Жака де Моле в интервал между 1244/1245 и 1248/1249 и даже между 1240 и 1250 годами.

Отметим, что его раннее детство пришлось на время первого похода Людовика IX: этот поход, который был объявлен в 1244 г., готовился с 1245 по 1248 гг., происходил с 1248 по 1250 гг., продолжился пребыванием короля в Святой земле с 1250 по 1254 гг. и занял, таким образом, десять лет жизни короля и его королевства, мог оказать влияние на маленького Жака де Моле. Рассказы о бедствиях, смелости, неколебимой вере человека, который станет святым королем, о приключениях и воинских подвигах, а также о тяготах голода, болезней, даже плена из уст тех, кто ездил на Восток, воспоминания о тех, кто не вернулся, — все это вполне доходить до рыцарской семьи, какой была семья Моле. Но куда доходить? Где родился Жак де Моле?

Название Моле носят четыре французских общины в департаментах Кальвадос, Йонна, Верхняя Сона и Юра. Добавим к ним местности с собственными названиями и хутора. Известно, что Моле был бургундцем; однако вариант Йонны, хоть там и был дом ордена Храма (или Госпиталя?), надо отвергнуть, потому что Жак де Моле принадлежал к благородному роду из Бургундского графства (обычно говорили просто «графства»), нынешнего Франш-Конте: «бургундец из Безансонского диоцеза», — писал в XVII в. Пьер Дюпюи. Тогда остаются два рода и две местности.

Коммуна Моле в Верхней Соне, в кантоне Витре, относилась тогда к приходу Летр. Этот приход подчинялся в то время не Лангрскому диоцезу, как иногда говорят, а Безансонскому из-за принадлежности к деканскому округу Трав. Один мелкий дворянский род здесь известен со времен Эме, или Эймона, де Моле, упомянутого в 1138 г. — тогда между цистерцианским аббатством Ла-Шарите и Эймоном, сеньором Моле, а также тремя его сыновьями было заключено соглашение о бенефициях с церквей Фретинье и Этрелль по соседству с Жи. Возможно, Жак был отпрыском этого рода и сыном некоего Жерара, упомянутого в 1233 году. В подтверждение такой гипотезы можно упомянуть тот факт, что в «доме» Жака де Моле, когда он стал великим магистром, два тамплиера были уроженцами окрестностей Моле в Верхней Соне: Жак из Ла-Рошели (де Рюпелла), сержант «из Безансонского диоцеза», упомянутый как «пребывающий на службе магистра», принятый в орден в Лимасоле (Кипр) в 1304 г. и родившийся в Ла-Рошели, деревне совсем рядом с Моле, и Гильом из Жи, «из Безансонского диоцеза… из дома и familia великого магистра ордена Храма, прево конской сбруи и его лошадей», принятый в орден в 1303 г. и происходящий из Жи, деревни, находившейся километрах в двадцати от Моле. И последний довод в пользу этой идентификации: согласно показанию одного тамплиера, допрошенного в Пуатье в 1308 г. в рамках процесса против ордена, у великого магистра ордена Храма, то есть Жака де Моле, был тогда брат — декан Лангра. А ведь Лангр недалеко от Моле.

Деревня Моле в Юре, в кантоне Шмен, находилась в феодальной зависимости от замка Раон, стоявшего очень недалеко. Она расположена километрах в десяти к югу от Доля. Жан де Лонгви, по прозвищу де Шоссен (все это соседние населенные пункты), был женат на дочери Маэ (или Матьё), сира де Раона, и Алике; от этого брака родилось несколько детей, в том числе Жак (которого иногда называют Жаном), старший сын. В поддержку этой гипотезы ссылаются на завещание Жана де Лонгви от 1310 г., в котором он завещает свои владения сыну Жаку, — завещание, якобы зарегистрированное в церковном суде Безансона, согласно Ж. Лаббе де Бийи. Но этот документ, если когда-либо и существовал, исчез (завещания из церковного суда Безансона разрознены и частично уничтожены). Саму его реальность можно поставить под сомнение, потому что он не упоминается в каталоге (полном) дома Берто. Наличие связей, которые сеньоры Раона якобы поддерживали с другими родами Графства, такими, как род Уазеле (Моntе Аvium), или Уазелье (Oiselier) либо Озеле (Оsеler), давший одного маршала ордена Храма при великом магистре Моле, а также родом Грансонов, если предположить, что между ними существовали семейные связи, также не доказано, и сообщения о них выглядят неубедительно. Что касается завещания, то 1310 год в качестве даты (правда, другие авторы называют 1302 г.) выглядит очень курьезно, если предположить, что имеется в виду Жак де Моле: ведь Жан де Лонгви должен был знать, что происходило с его сыном в то время! Завещать владения магистру ордена Храма, узнику, судимому и почти осужденному, значило завещать их монарху, в данном случае — графу Бургундскому, потому что владения ордена Храма с 1307 г. были поставлены под секвестр!

Хотя по этому вопросу — и очень даже важному! — сказано не всё, я делаю выбор в пользу Моле из Верхней Соны.

Жака де Моле принимали в орден два сановника высшего ранга: Юмбер де Перо, генеральный досмотрщик ордена во Франции и в Англии, и Амори де ла Рош, магистр провинции Франция. Оба принадлежали к знатным дворянским родам. Достаточный ли это признак того, что Жак принадлежал к видному роду, скорей к среднему, чем к мелкому дворянству? Не факт, даже если в этом районе Бургундии между средним слоем дворянства и военными орденами, а также крестоносцами установились прочные связи.

Итак, Жак де Моле происходил из дворянского рода — может быть, видного — Бургундского графства и родился между 1240 и 1250 годами. Этот пространственный и временной контекст имеет важное значение. Графство Бургундия не относилось к Французскому королевству; это была имперская земля, и, значит, Жак де Моле не был подданным короля Франции. Тем не менее он родился и прожил детские и юношеские годы в период, когда королем этого соседнего королевства был Людовик IX. Он вступил в орден Храма (в 1265 г.) за два года до того, как король во второй раз принял крест. Невозможно представить, чтобы он не слышал об этом, тем более что из Бургундии (как из графства, входившего в состав империи, так и из герцогства, входившего в состав королевства), как и из совсем близкой Шампани, с самого начала крестоносного движения вышло немало крестоносцев. Тем не менее единственное упоминание Людовика IX в словах и письмах Моле связано с грубой ошибкой: он упоминает о присутствии святого короля на Втором Лионском соборе в 1274 г., хотя тот умер за четыре года до того! «Я помню, что, когда папа Григорий [Григорий X] был на Лионском соборе вместе с Людовиком Святым […], там находился также брат Гильом де Боже, в то время магистр ордена Храма […]». Странный, однако, провал в памяти — ведь к моменту созыва собора Моле уже девять лет как был тамплиером!

 

1240–1260: Положение в мире в период юности Моле

Даже если крестовый поход Людовика IX был подготовлен хорошо, он начался не в самых лучших условиях, хотя события, потрясшие Святую землю в течение десятилетия 1240-1250 гг., должны были бы вызвать массовую мобилизацию христиан Западной Европы. Несомненно Запад был обеспокоен страшным монгольским вторжением на свои центрально-восточные окраины (Польша, Венгрия) в 1240-1242 гг.; хотя монголы и ушли, они обещали вернуться. Тем не менее западный христианский мир был расколот и парализован конфликтом — конфликтом идеологическим, конфликтом из-за власти — между папой и императором, двумя главами этого христианского мира.

Французское королевство внешне казалось замиренным, когда Людовик IX покинул его в 1248 году. Смуты первой части царствования были преодолены. Людовик в 1226 г. стал королем, будучи несовершеннолетним (ему было двенадцать лет), и регентство осуществляла его мать Бланка Кастильская. Недовольство некоторых баронов (пуатевинцев, графа Бретонского) привело к мятежам, которые регентше, а потом молодому королю удалось подавить. «Большие французские хроники» — официальная история королевства Капетингов — сообщают об этих тревожных эпизодах, но упоминают и долгие периоды спокойствия: в 1231 г. «случилось, что король правил своим королевством 4 года безо всякого противления»; в 1237 г. «король узрел, что Бог даровал ему мир в его королевстве в течение четырех лет или более».

Внутренние смуты возобновились в 1240-1242 гг., усугубленные попыткой короля Англии Генриха III с помощью части местной знати отвоевать Пуату и, если получится, все территории, утраченные в царствование Филиппа Августа (Нормандию, Мен, Анжу и т.д.). Генрих III 20 мая 1242 г. высадился в Руайане, но был разбит при Тайбуре, близ Сента, 24 июля. Пуатевинские мятежники покорились, а в следующем году было заключено перемирие с Генрихом III.

Насаждение мира в королевстве предполагало также, что должно быть покончено со злоупотреблениями и несправедливостями, которыми тогда особо отличалась королевская администрация. Готовясь к крестовому походу и решая проблемы его финансирования, король узнал обо всем масштабе несправедливостей, которые творились по отношению к его подданным, и о коррумпированности своих чиновников. После расследований, проведенных по его повелению в 1247 г. во всем королевстве, король сумел снова взять администрацию под свой контроль. Расследования дали двойной эффект: успокоили недовольство жителей королевства, а также улучшили отдачу — прежде всего в финансовом отношении! — от деятельности администрации. Уезжая летом 1248 г., Людовик IX оставлял королевство в порядке: регентство осуществляла его мать Бланка Кастильская вместе с Советом, которому король полностью доверял.

Людовик IX хотел также, чтобы христианский мир у него в тылу оставался единым и мирным. Я уже говорил, что Запад тогда был расколот конфликтом между папой и императором: первый, опираясь на свое верховенство в духовном плане, претендовал и на то, чтобы руководить светскими властями и подчинить себе первую из них — императорскую. А римско-германский император, он же наследственный король Сицилии, Фридрих II Гогенштауфен, смотрел на вещи иначе. Конфликт включал и силовые фазы, как свидетельствует тональность писем, которыми обменивались оба главных его участника. Отлученный во второй раз в 1239 г. папой Григорием IX, Фридрих II вместе со своими союзниками из морской республики Пиза пошел даже на насилие: 3 мая 1241 г. пизанский флот захватил генуэзское судно, везшее в Рим многочисленных епископов (они ехали по приглашению папы), в том числе французских, которых Фридрих II взял в плен. Людовик IX выразил энергичный протест: «Французское королевство, — писал он Фридриху II, — не столь ослабло, чтобы Вы могли попирать его ногами».

Людовика IX это тем более могло огорчить, что французская монархия со времен Филиппа Августа поддерживала со Штауфенами дружеские связи. После избрания папой 25 июня 1243 г. Иннокентия IV конфликт не утих — совсем наоборот. Когда Людовик IX давал крестоносный обет, Иннокентий IV поставил перед вселенским собором, созванным им в Лионе (куда он укрылся, опасаясь в Риме угроз со стороны императора), ряд задач, в том числе… низложение императора.

Людовик IX занял в этом конфликте отнюдь не нейтральную позицию: решительно отвергая идею низложения, он осуждал любые насильственные действия Фридриха II против папы. А в первую очередь он пытался примирить обоих соперников: во имя высших интересов Святой земли христианский мир должен был объединиться. Усилия короля Франции были тщетными и лишь повредили крестовому походу, который он готовил, — после этого он мог рассчитывать лишь на человеческие и материальные ресурсы собственного королевства (и добрую волю отдельных частных лиц). Людовику IX не удалось сделать крестовый поход «общим делом всего Запада». Фридрих II был низложен Лионским собором 16 июля 1245 г., но не признал этого, и папству не удалось вытеснить его из Сицилийского королевства. Конфликт продолжится и после смерти императора в 1250 году.

Форма, в которой Людовик IX принял решение отправиться в крестовый поход, была своеобразной. Четвертый Латеранский собор в 1215 г. поставил последнюю точку в разработке самых настоящих законов о крестовых походах; в частности, инициативу проведения похода он предоставлял папе. А ведь в случае, который рассматриваем мы, ничего подобного не было — решение принять крест принадлежало самому королю. В декабре 1244 г. Людовик IX оказался в Понтуазе и настолько тяжело заболел, что какое-то время казалось — он умрет. Придя в себя, он потребовал отправиться в крестовый поход. Через недолгое время Запад узнал о тяжелых событиях, случившихся на Святой земле в предыдущие месяцы (потеря Иерусалима, поражение при Ла-Форби); они могли вызвать сильные чувства и побудить христиан к мобилизации.

Здесь нам нужно вернуться немного назад во времени: в 1228 г. отлученный император Фридрих II выступил в крестовый поход. Чтобы предпринять что-либо, средств у него не было, поэтому он провел умелые переговоры с египетским султаном аль-Камилем и добился частичной уступки Иерусалима христианам. В 1241 г., играя на традиционном соперничестве каирского султана и эмиров Сирии (Алеппо, Дамаска), хотя те и принадлежали к одному роду Айюбидов (роду Саладина), христиане сумели получить некоторые дополнительные преимущества. Таким образом, с 1229 г. Иерусалим снова, как в XII в., был в руках христиан, и Гроб Господень снова стал легко доступным для паломников. Но в 1244 г. опустошения, произведенные в Сирии народом хорезмийцев, привели к потере священного города. Этот народ, прежде постоянно живший на Иранском нагорье, напрочь утратил покой из-за монгольского нашествия; изгнанные из Персии, хорезмийцы скитались по Месопотамии, Сирии, потом по Палестине, убивая и грабя как христиан, так и мусульман. В ходе одного из набегов они вышли к Иерусалиму, который захватили и разграбили 23 августа 1244 г., изгнав оттуда христиан.

Позже хорезмийцев нанял египетский султан Салих Айюб для борьбы с коалицией, составленной эмирами Алеппо и Дамаска вместе… с франками. Все франкские силы латинских государств, рыцари из Иерусалима, Триполи, Антиохии и с Кипра, а также военные ордены (Храма, Госпиталя, тевтонцев и прокаженные рыцари святого Лазаря) приняли участие в кровавом сражении, обернувшемся полным поражением франков, — при Ла-Форби, 17 октября 1244 года. Франкская армия была уничтожена, едва ли не все рыцари из военных орденов (более тысячи) погибли или попали в плен. Битва при Ла-Форби окончилась для франков столь же трагически, как при Хаттине 4 июля 1187 года. Однако ее последствия оказались не столь тяжелыми или не столь непосредственными из-за отсутствия единства у мусульман и, как мы увидим, из-за вторжения монголов как на Ближний Восток, так и в Европу.

В 1187 г. поражение при Хаттине, за которым последовала сдача Иерусалима, вызвало шок и спровоцировало третий крестовый поход: крест приняли император, король Франции и король Англии. В 1244 г. ничего подобного не произошло. Когда Людовик IX в середине декабря 1244 г. произносил свой обет, он если и знал об угрозах, нависших над Святой землей, то о катастрофе не слышал. Письма, отправленные властями Святой земли (патриархом Иерусалимским, епископами, представителями военных орденов), достигли Запада только в январе 1245 года. Приор Госпиталя написал Людовику IX в ноябре; король явно не мог получить это письмо к моменту, когда произнес обет.

 

Людовик IX и Святая земля

Решение короля, какими бы ни были особенности его принятия, не стало неожиданностью: Святая земля, Иерусалим, могила Христа с давних пор занимали важное место в мыслях и чувствах Людовика IX, и многие историки сходятся в том, что крестовый поход был главной идеей и даже поворотным моментом его царствования.

Король поощрял и отчасти финансировал крестовый поход Тибо Шампанского в 1239 г.; скромные результаты этого похода могли его только встревожить. Но особенно живо его интерес к Святой земле проявился в другом. В 1236 г. на Запад приехал латинский император Константинополя Балдуин II в поисках помощи в защите своей агонизирующей империи, одного из латинских государств в Греции, рожденных в результате отклонения четвертого крестового похода в 1204 г. от назначенного маршрута. В начале 1237 г. он прибыл в Париж и встретился с Людовиком IX. Он рассказал, что, исчерпав все возможности, вынужден брать займы и отдавать в залог реликвии, которыми Константинополь еще изобиловал, несмотря на грабеж 1204 года. Поскольку возможности погасить займы у него не было, этим реликвиям грозила опасность достаться кредиторам. Два таких залога Людовик IX выкупил. Священный терновый венец был заложен венецианским купцам. В 1239 г. Людовик IX погасил заем и послал двух братьев-доминиканцев в Константинополь, чтобы выкупить драгоценную реликвию и привезти в Париж, где ее поместят в хранилище. 10 августа 1239 г. Людовик IX выступил вместе с процессией и шел до Вильнев-л'Аршевек, близ Санса, навстречу кортежу. Возвращаясь в Париж, «в пятницу после Успения Богоматери, король шел совсем босой и спустился» в ходе процессии от собора Парижской Богоматери до своего дворца на острове Сите, где терновый венец поместили в капеллу. Пересказывая этот эпизод, Ж. Ле Гофф красиво выразился: «За девять лет до выступления в крестовый поход Людовик Святой испытал ощущения крестоносца».

В 1241 г. он пополнил коллекцию реликвий, связанных со Страстями, выкупив у сирийских тамплиеров, державших эти вещи в качестве залога, куски Честного креста, наконечник Святого копья и еще несколько предметов. А чтобы поместить эти реликвии в рамку, достойную их ценности, он в 1242 г. предпринял все в том же королевском дворце строительство капеллы Сен-Шапель — обширной раки, одновременно ковчега и святилища. Сен-Шапель была освящена 26 апреля 1248 г., за несколько месяцев до отъезда короля в крестовый поход. «Франция становится новой Святой землей».

Итак, Людовик IX был подготовлен, психологически и духовно, к крестовому походу, а его выбор и своеобразная форма, в которой был сделан этот выбор, вполне понятны без ссылок на положение в Святой земле и без предварительной консультации с папой. Тем не менее в подобном контексте решение короля Франции было уместным!

Однако его инициатива не встретила отклика — ни у папы, ни у светских государей. В 1237 г. крест принял король Норвегии, и Людовик IX рассчитывал на его корабли; увы — король Норвегии отказался от своего обета. У королей Англии и Арагона были веские причины не покидать страну. Что до папы Иннокентия IV, он выказал мало энтузиазма: энциклика от 3 января 1245 г., посвященная созыву собора в Лионе, в числе вопросов, которые предстоит обсудить, упоминала крестовый поход, но в самых общих словах. Только в ходе этого собора церковь официально согласилась принять участие в осуществлении плана Людовика IX: кардинал Эд де Шатору был назначен легатом, и ему поручили проповедь крестового похода. Надо сказать, что на собор прибыло два посланника латинского Востока, настоятельно просивших о помощи.

Император Фридрих II, который был отлучен и в отношении которого обсуждался вопрос о низложении, находился вне игры. Если верить одному мусульманскому тексту, в письме, адресованном императором египетскому султану Салиху Айюбу, кое-кто усматривал настоящую измену — разглашение планов французского короля. Отношения между Фридрихом II и Людовиком IX, очень напряженные после инцидента с епископами, к тому времени постепенно вновь нормализовались. Фридриху II не было никакой выгоды отталкивать от себя короля, который в какой-то мере мог защитить его перед папой. Можно усомниться и в его желании повредить походу. Может быть, в этом письме содержался тайный сигнал султану вести себя по отношению к Людовику IX так же, как его предшественник вел себя по отношению к нему, Фридриху: сделать шаги к примирению и к достижению договоренности? Что касается Людовика IX, он нуждался во Фридрихе II. Он хотел использовать порты Южной Италии и Сицилии, чтобы погрузить на суда провизию и снаряжение, необходимые для крестового похода. Кстати, в ноябре 1246 г. Фридрих II дал благоприятный ответ на письма, в которых король просил упростить пропуск через его государства коней, оружия и зерна, и предоставил необходимые разрешения, чтобы с весны 1248 г. в портах Южной Италии начали отгрузку зерна.

 

Крестовый поход Людовика IX

Неудачи в дипломатической подготовке похода не обескуражили короля, который готовил свое предприятие с методичностью и упорством. Проповедь крестового похода началась только летом 1245 г., с прибытием в Париж Эда де Шатору. Людовик IX тогда планировал выехать весной 1247 г., но этот срок выдержать не удалось. Нужны были суда, провизия, деньги. Стоимость похода часто оценивают в полтора миллиона турских ливров и сопоставляют это число со средними доходами королевской казны — 250 тысяч ливров в год. На самом деле, если под первым из этих чисел понимать стоимость похода в течение тех шести лет, которые он продлится, реальная стоимость, конечно, была выше, но, с другой стороны, король и его казна взяли на себя не все бремя финансирования этого предприятия. Как бы то ни было, «ординарных» средств короля хватить не могло, нужно было прибегать к «экстраординарным».

Король должен был зафрахтовать корабли, чтобы обеспечить первый этап крестового похода — перевозку из Франции на Кипр своей армии или по крайней мере той ее части, которую он брал на себя. Он обратился в Геную и Марсель, которые предоставили четыре десятка нефов — больших круглых кораблей, способных перевозить несколько сотен пассажиров. Наряду с ними мобилизовали великое множество малых судов. Многие крестоносцы выходили из положения сами, как Жуанвиль и его кузен, граф Саарбрюккенский, которые наняли в Марселе судно, чтобы перевезти их самих и их двадцать рыцарей, их оруженосцев и слуг, коней и багаж.

Если суда были генуэзскими и марсельскими, порт отправки был назначен французский. Речь идет об Эг-Морте, новом порте, который уже несколько лет назад оборудовали на лангедокском побережье. По условиям Парижского договора от 1229 г. граф Тулузский Раймунд VII был вынужден отказаться от всей лангедокской части своего графства, где организовали два королевских сенешальства: сенешальство Каркассон и Безье и сенешальство Бокер и Ним. Теперь у Французского королевства был средиземноморский фасад, который Людовик IX хорошо сумел использовать на пользу королевства. Тем самым Эг-Морт стал символом новых средиземноморских амбиций монархии Капетингов, как торговых, так и политических.

Тыловой базой крестового похода должен был стать Кипр. Поэтому король постарался собрать там провизию, и Жуанвиля, его хрониста, восхитило зрелище этих гор из бочек вина и из зерна на равнинах Кипра. Целью похода был Египет, как в 1218 г. в пятом крестовом походе и как должно было бы стать в 1202-1204 гг., если бы крестоносцы не отклонились от маршрута ради Константинополя. Никто не заблуждался насчет основной цели — ей, конечно, был Иерусалим, но тогда считали так: чтобы прочно удерживать последний, нужно поразить мусульманское могущество в самое сердце, которое находилось в Каире, Вавилоне, как его называли в текстах того времени. Порты дельты, Александрия и тем более Дамьетта, выглядели уязвимыми, и если бы франки взяли их под свой контроль, это могло бы серьезно подорвать экономические позиции султана.

Летом 1248 г. все было готово. 25 августа король отплыл из Эг-Морта. В Лимасол на Кипре он прибыл 17 или 18 сентября; в последующие дни острова достигли другие суда (например, судно Жуанвиля). Планировать высадку в Египте было уже поздно. Король предпочел перенести это предприятие на весну 1249 г. и перезимовать на Кипре. Это решение предполагало фрахт другого флота, что было не так просто — генуэзцы и венецианцы вели меж собой войну и придерживали корабли для себя.

Армия покинула Кипр 30 мая 1249 г. и приблизилась к Дамьетте 4 июня. Высадка произошла на следующий день. Воины, отплывшие на нефах, должны были спускаться в шлюпки, тогда как галеры могли подойти к берегу очень близко. Жан де Бомон, камерарий французского короля, описал в письме эту высадку рыцарей, которые прыгали в воду со щитом, подвешенным на шее, и копьем в руке, чтобы иметь возможность на прибрежной полосе немедленно вступить в борьбу с каирскими отрядами. Последние, малочисленные, очень скоро оставили позиции — под действием паники или по другой причине, — что позволило франкам без сопротивления занять Дамьетту. На следующий день подошли корабли-юиссье, приспособленные для перевозки животных, и выгрузили рыцарских коней.

Король решил идти на Каир, но дельта тогда была целиком затоплена. Пришлось ждать осени, чтобы паводок на Ниле спал. Это ожидание было, конечно, досадным, но позволило брату короля, Альфонсу Пуатевинскому, привезти с Запада подкрепления (25 октября). Вместе с этими подкреплениями, рыцарями из латинских государств и военно-монашеских орденов, Людовик IX имел в распоряжении 2800 рыцарей, более 5000 оруженосцев, 10 000 пехотинцев и несколько тысяч лучников и арбалетчиков, итого около 25 тысяч человек.

Армия выступила в декабре и очень скоро встретилась с трудностями — их представляли как отряды султана, которые оказывали сопротивление и устраивали налеты на войска, так и форсирование рукавов и каналов Нила. Вопрос снабжения остро еще не стоял, потому что сохранялась связь по воде с Дамьеттой.

В феврале 1250 г. войска короля нашли брод, позволивший им занять позиции напротив египетской крепости Мансура, представлявшей собой ключ к Каиру. Но поспешная атака 9 февраля 1250 г. на эту крепость, в которую пошел авангард под командованием брата короля, Роберта д'Артуа (не слушавшего благоразумных советов, которые давали ему соратники), закончилась истреблением этого авангарда; граф был убит, как и множество тамплиеров (в том числе великий командор, брат Жиль). Мансура стала оплотом сопротивления египтян. Корабли султана перехватывали христианские продовольственные суда, шедшие из Дамьетты, что вызвало голод; к нему добавились цинга и дизентерия, и это стало уже катастрофой. 5 апреля 1250 г., попав в окружение, войска франков сдались; король оказался в плену.

Переговоры были трудными, их окончание замедлил и переворот, совершенный мамелюками (отрядами, состоящими из турецких вольноотпущенников), которые убили последнего представителя династии Айюбидов, Туран-шаха. В конечном счете стороны пришли к соглашению на следующих условиях: выкуп в 400 тысяч ливров, возврат Дамьетты, сохранение статус-кво в Сирии и Палестине, а также освобождение и обмен пленников, удерживаемых обоими лагерями после перемирия, заключенного в 1229 г. между Фридрихом II и аль-Камилем.

Людовик IX, освобожденный 6 мая, добрался до Акры с теми бойцами, которые у него остались. По просьбе баронов Святой земли и с согласия своих советников король решил остаться в Палестине. К этому его побудили два соображения, изложенные им в письме ко всем подданным от 11 августа 1250 г.: с одной стороны, он не хотел покидать Восток, не убедившись в освобождении всех пленных, — ведь мамелюки нарушали свои обязательства и затягивали дела. С другой стороны, свое присутствие и присутствие выживших крестоносцев он считал необходимым для защиты и сохранения латинских государств: «Если мы останемся, — писал он своим подданным, — у нас будет надежда, что со временем наступит некоторое улучшение».

В конечном счете пребывание там Людовика IX продлилось четыре года.

 

Людовик IX — опекун Святой земли

В Акре король, что вполне естественно, вновь обрел дух паломника. Не забудем, что каждый крестоносец, отправлявшийся в поход в Святую землю, уезжал с надеждой посетить места, освященные пребыванием Иисуса, Святой Девы и святых; реге§ппиз, паломник — так чаще всего называли крестоносцев в текстах того времени. Людовик IX посетил все святые места, еще остававшиеся в руках христиан (например, Назарет). Он мог бы пойти и в Иерусалим, перемирие с мамелюками позволяло ему это, но он не пожелал направляться в место, контролируемое неверными.

У него была надежда воспользоваться раздорами между мусульманскими силами: Алеппо и Дамаск остались верны айюбидским государям, потомкам Саладина и его брата, и были очень враждебно настроены по отношению к каирским мамелюкам, убийцам их родственника. Союз франков с Дамаском против Египта был традицией, но Людовик IX отказался его заключать, опасаясь, что хозяева Каира используют его как предлог, чтобы прекратить освобождение христианских пленников. Он предпочел договариваться с мамелюками.

Полагая, что новые, более благоприятные для франков возможности не преминут предоставиться, Людовик IX энергично осуществлял программу укрепления обороны Иерусалимского королевства. Он сосредоточился на прибрежных городах и крепостях, усилив и восстановив их стены: в первую очередь стенами была опоясана Акра — столица и ее предместье Монмюзар, затем поочередно приведены в порядок Кесария, Яффы, Сидон. Людовик IX понял, что единственный козырь латинян в борьбе против своих противников — почти абсолютное господство на море (благодаря гегемонии в Средиземноморье приморских итальянских городов). Таким образом, прибрежные крепости были рассчитаны не на врага с моря — это были защитные бастионы против врага с суши. Людовик IX сделал те же выводы, что и военно-монашеские ордены, которые, не отказываясь от отдельных опорных пунктов внутри материка (Крак-де-Шевалье, Бофор, Сафед), обратили главное внимание на прибрежные крепости: Арсуф, Шато-Пелерен, Тортосу, а позже, в 1262 г., — Сидон, проданный тамплиерам.

Покидая Святую землю в 1254 г., Людовик IX оставил на месте то, что назвали «французским полком», то есть контингент из ста рыцарей (с оруженосцами, слугами, конюхами, которые все были в равной мере боеспособными), содержащийся полностью за счет короля Франции и базирующийся в первое время в Яффах; он был отдан под начало Жоффруа де Сержина, одного мз лучших военачальников Людовика IX во время крестового похода. Латинские государства действительно нуждались скорее в постоянных войсках такого рода, сравнимых с теми, которые имели военно-монашеские ордены, чем во временных отрядах, формируемых для крестового похода. Французский полк сохранит высокую боеготовность вплоть до падения Акры в 1291 году. Несколько позже примеру французского короля последует король Англии Эдуард I, послав туда контингент под командованием сеньора из Франш-Конте, перешедшего на его службу, — Оттона де Грансона. Путь последнего несколько раз пересечется с дорогой Жака де Моле.

Наконец, Людовик IX в поисках средств, которые бы обеспечили сохранение Святой земли, нашел совершенно новый путь — союза с монголами.

Кратко напомним, что монголы, возглавляемые сначала Чингисханом (умер в 1226 г.), а потом его сыновьями и их потомками, создали обширную империю, простирающуюся от Китая до границ Центральной и Восточной Европы. Провозглашая себя единственными «повелителями мира», они стремились подчинить своему владычеству все народы и царства. Под верховной властью Великого хана, резиденция которого находилась в Каракоруме, в сердце Монголии, было создано четыре улуса, или ханства, во главе каждого из которых стоял хан. Франков интересовали два из них: улус Золотой орды, или Кипчака, располагавшийся северней Кавказа, на русских равнинах, и Персидский улус, или улус Ильханов, охватывающий Иранское нагорье, Месопотамию и часть Малой Азии.

После Лионского собора, несмотря на ужасы вторжения 1239-1242 гг., в ходе которого Центральная и Восточная Европа была опустошена, папа Иннокентий IV направил к монгольским властям послов для сбора сведений. Разве не ходили слухи, что в их империи много христиан и что некоторые из ханов, потомков и преемников Чингисхана, неравнодушны к христианству? От Иннокентия IV, организовавшего, кстати, настоящую политику миссионерства, эстафету принял Людовик IX, который в конце 1249 г. на Кипре встретился с уполномоченными персидского монгольского хана, передавшими ему письма от Великого хана из Каракорума, после чего король направил посольство во главе с Андре де Лонжюмо. Тот в 1245 г. уже совершил путешествие в Монголию. В 1253 г. король послал новое обращение — тогда покинул Акру и выехал в Каракорум францисканец Гильом де Рубрук. По возвращении в 1256 г. он специально для короля, вернувшегося во Францию, написал захватывающий рассказ о своем путешествии.

Пока что эти обращения не дали никаких конкретных результатов, но отношения сохранялись — в 1262 г. Хулагу, хан государства Ильханов, предложил королю Франции союз против мамелюков. Надо отметить, что франки Иерусалимского королевства в 1260 г. отказались заключать такой союз и заняли позицию благожелательного нейтралитета по отношению к мамелюкам, благодаря чему те смогли беспрепятственно пересечь франкские территории, чтобы нанести монголам поражение при Айн-Джалуте. Поэтому монголы усвоили привычку обращаться непосредственно на Запад, к папе или французскому королю. Хулагу более не требовал, как его предшественники, от короля Франции подчинения. Итак, западноевропейцам в их поисках Иерусалима открывалась возможность использовать новую стратегию на основе союза с монголами, и Людовик IX был одним из тех, кто больше всех способствовал ее усвоению всеми франками в последующие десятилетия. Кстати, полагают, что второй крестовый поход Людовика IX, направленный против Туниса, объясняется «превратностями союза с монголами»: промедление монголов в наступлении на мамелюков якобы вынудило короля отложить поход на Восток и, следовательно, использовать эту отсрочку для другой операции, которая изначально не предусматривалась.

Из этой стратегии исходили в последней трети XIII в., и дальше я покажу, как Жак де Моле, став магистром Ордена Храма, вписывал свои действия в рамки этой стратегии.

Таким образом, как в сфере обороны, так и в сфере политики по отношению к монголам Людовик IX вопреки тому, что пишут о нем в разных местах, не смотрел только в прошлое. Он находил пути на будущее.

Финальное поражение ничуть не ставит под вопрос их правильность.

 

Людовик IX и тамплиеры

Несколько раз в ходе крестового похода, а также до и после него, Людовик IX имел дело с военно-монашескими орденами, в частности, с тамплиерами. Небезынтересно попытаться уточнить тональность (общую или разные) этих встреч. Жак де Моле, как мы видели, не был подданным Людовика IX, но прожил юность в царствование короля-крестоносца; он вступил в орден Храма в 1265 г., незадолго до того, как король во второй раз отправился в крестовый поход. До какой степени в своих действиях, а также в отношениях с орденом Храма король оказал влияние на молодого недавнего тамплиера?

Военно-монашеские ордены играли очень важную роль в обороне латинских государств: от них ожидали содержания крепостей, постоянной мобилизации сотен рыцарей. Эти затраты финансировались за счет доходов командорств Запада. Тем самым военные ордены обеспечивали постоянную связь между тылом — западноевропейским христианским миром — и фронтом, проходившим по Сирии и Палестине, то есть переправку людей, провизии, оружия, денег, сведений. Людовик IX поддерживал связь с тамплиерами прежде всего ради этого.

Именно из письма магистра ордена Храма во Франции Понса д'Альбона король узнал о поражении поляков и венгров от монголов в 1240-1241 гг.; магистра Франции об этом известили устно братья ордена Храма из Польши, прибывшие для участия в генеральном капитуле ордена в Западной Европе, в Париже: «Вести о тартарах (монголах), каковые мы слышали от своих польских братьев, приехавших на капитул». В финансовом плане добрая часть средств, необходимых для финансирования крестового похода, была переправлена на Восток стараниями тамплиеров; доверяли им свои средства и многие крестоносцы; именно тамплиеры — вовсе не желая того! — предоставили сумму, которой недоставало для выплаты последней части выкупа за короля под Дамьеттой. Корабль ордена Храма вез «сундуки» (сейфы) этих крестоносцев. Тамплиеры отказались их трогать, потому что деньги принадлежали не им; Жуанвиль договорился с маршалом ордена Храма, что захватит их силой. Тем самым орден соблюл внешние приличия!

После второго крестового похода 1147-1148 гг. французские короли усвоили обычай доверять управление своей казной парижскому отделению ордена Храма. Это относится и к Людовику IX, и такое положение просуществует практически без перерывов до 1307 года. Так что не надо удивляться, если экспедиторское обслуживание финансовых операций, осуществлявшихся королем, производили тамплиеры. Заключив в 1259 г. соглашение с Генрихом III Английским, король обязался в течение двух лет оплачивать службу пятисот английских рыцарей: «Король Франции даст нам сумму, каковую будет стоить разумное содержание пятисот английских рыцарей в продолжение двух лет […], и эти деньги он будет должен выплатить в Париже, в Храме, в шесть этапов…». И король назначил гарантами этого соглашения орден Храма или Госпиталя либо обоих вместе.

Во время крестового похода Людовик IX не имел поводов жаловаться на действия тамплиеров как воинов. Своей обычной дисциплинированности тамплиеры и госпитальеры были обязаны тем, что им систематически поручали идти в авангарде или в арьергарде армии. Продвигаясь по дельте Нила в декабре 1249 г., король запретил любые нападения на врага, неуместные в данной обстановке, однако 6 декабря идущие в авангарде тамплиеры на беспокоящие действия отрядов султана ответили стремительной атакой, которая в конечном счете оказалась полезной. Похоже, король никак не упрекнул Рено де Вишье, маршала ордена Храма, виновного в этом непослушании. Под Мансурой 9 февраля 1250 г. сильный контингент тамплиеров составлял авангард под командованием Роберта д'Артуа, брата короля. Форсировав рукав Нила и ступив на другой берег, этот отряд должен был, согласно приказу короля, ждать подхода основных сил; но, легко рассеяв несколько турецких отрядов, граф д'Артуа захотел повести отряд дальше, не дожидаясь короля и не слушая благоразумных советов брата Жиля, великого командора ордена Храма. Произошла мансурская катастрофа — Роберт был убит, как и почти все двести восемьдесят рыцарей-тамплиеров, принявших участие в этом деле. Людовик IX оплакал брата, хорошо сознавая его ответственность за это поражение. Латинская хроника Гильома де Нанжи высоко оценивает позицию великого командора ордена Храма, отстаивавшего уважение к королевским приказам.

Великий магистр ордена Гильом де Соннак остался при короле; он был убит через два дня, 11 февраля. Его обязанности согласно предписаниям устава взял на себя маршал ордена Рено де Вишье, позже избранный великим магистром. Людовик IX поддерживал добрые отношения с Вишье и, по словам Жуанвиля, содействовал его избранию. Но эти добрые отношения не помешали королю резко отчитать Вишье в истории, показавшей, что, если в военном плане король полностью доверял орденам, он почти ни во что не ставил их дипломатию и их связи, подозрительные, на его взгляд, с мусульманскими властями. Еще в 1249 г. Людовик IX жестко одернул Гильома де Соннака. Тогда египетский султан Салих Айюб, встревоженный прибытием крестоносцев (он находился в состоянии войны с эмиром Алеппо), просил своего друга Гильома де Соннака (разве не шла молва, что они отворили друг другу кровь, что они, так сказать, были братьями по крови!) ходатайствовать о перемирии. И Соннак написал королю.

Когда король прослышал о письмах, это вызвало у него сильное неудовольствие. […] Король велел передать через посредство подлинных писем, направленных магистру ордена Храма, дабы тот не был отныне столь дерзок, чтобы принимать просьбы султана Вавилона [Каира] без особого повеления короля или вести с сарацинами обсуждение того, что касается до короля Франции и его баронов.

Вина Вишье оказалась еще тяжелее. Дело было в 1251 т., в Кесарии. Король вершил суд наподобие того, какие он будет проводить в Венсенне. Среди рассматриваемых дел самое серьезное касалось маршала ордена Храма, Гуго де Жуй, которого магистр ордена (тогда им был Рено де Вишье) посылал к султану Дамаска для переговоров о совместном владении одной обширной и богатой земледельческой областью. Гуго вернулся с посланником Дамаска, чтобы добиться от французского короля утверждения заключенного договора. Людовик IX, услышав эту неожиданную весть от магистра, «был сильно удивлен и ответил, что он слишком смел, коль скоро ведет переговоры и заключает соглашения с султаном, не поговорив с ним; и король пожелал, чтобы он понес наказание». Король в присутствии всей армии и посланника Дамаска велел дезавуировать соглашение, заключенное магистром, и заставил последнего публично унизиться; Гуго де Жуи он изгнал из Иерусалимского королевства. Жуанвиль добавляет: «И ни магистр, который был кумом короля по графу Алансонскому, родившемуся в Шатель-Пелерен, ни королева, ни прочие не смогли помочь брату Гуго в том, чтобы он не покидал Святую землю и Иерусалимское королевство».

Это не нанесло ущерба дружбе между королем и тем или иным тамплиерами, тем более месту тамплиеров в Иерусалимском королевстве. Но король не терпел никакого посягательства на свою власть и защищал свои исключительные права. Он очень хотел постичь тонкости ближневосточной дипломатии, чтобы спасти латинские государства, но не принимал «частных соглашений между друзьями», которые издавна практиковались в тех краях и обычно были связаны с конфликтами между разными общинами, составлявшими общество в заморских землях: итальянскими купеческими коммунами, сеньориями, королевской властью, военно-монашескими орденами. Ничто не должно было ускользнуть от внимания короля-миротворца. В отличие от Фридриха II, побывавшего здесь двадцатью годами ранее, Людовику IX удалось столь сложное дело, как умиротворение латинского Востока. Впрочем, ненадолго: едва король удалился, распри вспыхнули с новой силой и в 1258 г. вылились в настоящую гражданскую войну — войну святого Саввы.

Об отдельных событиях, происходивших при Людовике Святом, Жак де Моле должен был сохранить воспоминания; но документация упоминает только два из них. Прежде всего это Мансура в 1250 г., безрассудство графа д'Артуа и мудрость тамплиеров: «Если бы означенный граф поверил магистру ордена, исполнявшему тогда сии обязанности [на самом деле речь идет о великом командоре], граф, магистр и прочие не погибли бы».

В памятной записке о крестовом походе, составленной им в 1306 г. по просьбе папы, Жак де Моле вспоминает слова, сказанные мамелюкским султаном Бейбарсом (1260-1277) о доблести своих противников, и добавляет: «Вот почему мне вспоминаются эти речи и многие другие, каковые я также слышал, речи, произносившиеся теми, кто был в Дамьетте с Людовиком Святым […]».

Итак, первый крестовый поход Людовика IX был ориентиром, вехой в памяти Жака де Моле; он помнил не достоинства святого короля, а деяния тамплиеров, их смелость и их мудрость, причем Людовик Святой вроде как их подтверждал. Я уже упоминал грубую хронологическую и фактическую ошибку, совершенную Моле в отношении Второго Лионского собора 1274 года, — он говорит о присутствии там Людовика Святого, тогда как последний умер в 1270 г.; эта ошибка тем удивительней, что Гильом де Боже, магистр Ордена Храма, при котором Жак де Моле в основном и сделал тамплиерскую карьеру, на этом соборе присутствовал. Можно задаться вопросом: находился ли Моле, ставший тамплиером с 1265 г., на Западе во время Второго Лионского собора и даже во время смерти Людовика IX.