В прошлом году мне посчастливилось немного поваляться на белом песчаном пляже, наблюдая, как кристально чистая голубая вода с плеском набегает на берег. Обстановка была абсолютно безмятежной, до тех пока в паре метров от меня женщина не упала замертво. В «Спасателях Малибу» я бы героически подбежал к ней и вернул ее к жизни всего через несколько секунд, потраченных на искусственное дыхание, и капельки пота блестели бы на моих накачанных загорелых бицепсах. Спасенная девушка оказалась бы двадцатидвухлетней блондинкой с большой силиконовой грудью и идеально ровными белоснежными зубами. Выплюнув немного морской воды, она посмотрела бы мне в глаза – идеальный макияж при этом ничуть не пострадал бы – и объявила бы, что будет любить меня до гроба.

К сожалению, это была не одна из серий «Спасателей Малибу». Женщина оказалась туристкой из Германии под восемьдесят, и была она мертвее некуда. Я подбежал к ней и приступил к непрямому массажу сердца, в то время как моя жена отважно принялась делать искусственное дыхание – впечатляющий поступок с учетом того, что немку вырвало, прежде чем она упала без сознания. Вокруг нас собрались зеваки, и кто-то вызвал «Скорую», но минут через пятнадцать стало очевидно, что женщина не очнется. Проблема заключалась в том, чтобы решить, как поступить дальше. «Скорая» ехала с другого края острова и могла добираться до пляжа еще целый час. Солнце не отражалось от моих массивных загорелых бицепсов по той простой причине, что у меня их нет. Вместо этого оно поджаривало мою бледную спину, и я уже чувствовал жжение.

Мне очень хотелось на этом закончить. Не из-за того, что я мог получить солнечный ожог, а потому, что женщина была мертва. В больнице я бы непременно сказал «хватит», и в тот же миг реанимационная бригада прекратила бы попытки вернуть человека к жизни. Я без проблем принимаю подобные решения там, где меня окружают другие врачи и медсестры, а также имеется всевозможное медицинское оборудование. На пляже ничего этого не было. У меня не было кардиомонитора, который подтвердил бы отсутствие электрической активности сердца. У меня не было устройства для измерения уровня глюкозы в крови, который подтвердил бы отсутствие у женщины диабета. Наконец, вокруг меня не было других врачей, которые согласились бы с правильностью моего решения. Все, что у меня при себе было, – это здравый смысл. Пройдет как минимум три четверти часа, прежде чем «Скорая» доберется до нас, а затем понадобится еще час, чтобы доставить женщину по ухабистой дороге в маленькую, плохо оснащенную больницу, в которой нет отделения реанимации и интенсивной терапии. Муж немки сказал, что в этом году она уже перенесла сердечный приступ, – не нужно быть гением диагностики, чтобы понять: по всей видимости, у нее случился повторный приступ после чересчур энергичного заплыва.

Я не стал прислушиваться к здравому смыслу, вместо этого мы продолжили проводить сердечно-легочную реанимацию. И не потому, что я надеялся вернуть женщину к жизни, – просто ее мужу необходимо было знать, что мы сделали все возможное. Беспокоил меня и юридический аспект. Если приступаешь к проведению реанимации, то решение о ее прекращении должно быть взвешенным. Все происходило не на территории Великобритании, и мне надо было обезопасить себя от потенциальных претензий.

Я решил не рисковать и продолжил бессмысленные действия.

Вокруг к тому моменту собралась большая толпа, с интересом наблюдавшая за представлением. «Скорая» в конечном итоге все-таки приехала, но толку от нее было мало. В распоряжении медиков не было практически никакого оборудования – они даже не могли провести интубацию (то есть вставить пациентке трубку в легкие, чтобы обеспечить ей возможность дышать). Да у них даже не было дефибриллятора (это устройство, которое врачи используют, чтобы с помощью разрядов электротока запустить остановившееся сердце). Они просто положили женщину на носилки, перенесли в машину «Скорой помощи» и отвезли в местную больницу, по дороге выполняя, по сути, те же самые реанимационные мероприятия, которые проводили мы.

Пляж был потрясающе красивый. Умирать я не тороплюсь, но вряд ли мне удалось бы отыскать более подходящее место для того, чтобы испустить свой последний вздох. Упасть замертво на золотисто-белом песке, после того как поплавал в кристально прозрачной воде, – неплохой способ умереть. И на месте немки я бы не хотел, чтобы какой-нибудь потный бледный англичанин в течение часа терзал мою грудь на глазах у любопытных зевак.