Пока пикап подпрыгивал по грязной дороге к старой усадьбе, Дана Кардуэлл изучала обветренный ландшафт Монтаны, с прошлой ночи терзаемая предчувствием.

Она проснулась в темноте от завывания необычно теплого ветра в окне её спальни и от равномерно падающей капели тающего на ветках снега. Дул Чинук .

Выглянув, она увидела голые осины, дрожащие на ветру, их ветки выделялись чёрным на фоне чистого ночного неба. Казалось, что-то разбудило её, словно предупреждая.

Чувство было настолько сильным, что она едва смогла заснуть только затем, чтобы проснуться сегодня утром от стука Уоррена Фицпатрика, колотившего в дверь.

— Лучше бы тебе это увидеть, — сказал пожилой управляющий ранчо.

И теперь, когда Уоррен вёз её по ухабистой дороге, пролегающей от домика на ранчо до старой усадьбы, она ощутила озноб от мысли о том, что ожидало её на вершине холма. Не об этом ли её предупреждали?

Уоррен остановился около осыпающегося основания и отключил двигатель. Ветер завывал в открытом поле, переворачивая высокую пожелтевшую траву и нежно покачивая пикап.

Это называли Январской Оттепелью. Избавившись от одеяла белого снега, земля напомнила о себе, но весь цвет вымылся с холмов, и всё стало серо-коричневым. Единственным зелёным пятном были несколько одиноких сосен, качавшихся на фоне отмытого ветром неба.

Мало что осталось от дома усадьбы. Только часть каменного фундамента и очаг, каминная труба которого была такой же стойкой, как и сосны на горизонте.

А дальше, на мягкой и влажной земле, Дана увидела следы Уоррена — там, где сегодня утром он проходил к старому колодцу. Всё, что обозначало колодец — лишь круг из камней и несколько полусгнивших досок, закрывавших часть отверстия.

Уоррен наклонил голову, словно уже услышал джип шерифа, подъезжающий по дороге от ранчо. Дана напрягла слух, но не услышала ничего, кроме стука своего сердца.

Она радовалась тому, что Уоррен всегда был немногословен. Она и так была на грани, и без всяких разговоров о том, что он обнаружил.

Старый управляющий ранчо был высохшим, как кусок вяленой говядины, и настолько же несгибаемым, но он знал о стадах больше, чем любой другой человек, известный Дане. И он был преданным, как старый пёс. До недавнего времени они с Даной вместе управляли ранчо. Она понимала, что Уоррен не привез бы её сюда, если бы дело не было важным.

И как только Дана уловила сквозь ветер нарастающий рёв приближающегося автомобиля, её страх начал расти по мере его приближения.

Прошлой ночью Уоррен сказал ей, что заметил: доски на старом колодце снова сдвинулись.

— Думаю, надо просто его залить. Так будет безопаснее. Дай мне заняться чем-нибудь.

Как и в большинстве поместий Монтаны, колодец был просто ямой, вырытой в земле, необозначенной ничем, кроме нескольких досок, наброшённых сверху, и из-за этого являлся опасным для тех, кто не знал, что там находится.

— Делай, как считаешь нужным, — ответила она Уоррену прошлой ночью.

Она думала о другом и не особо вникала. Но теперь ей было до этого дело. Она лишь надеялась, что Уоррен ошибался насчёт того, что видел на дне колодца."Скоро мы все узнаем", — подумала она, повернувшись, чтобы понаблюдать за чёрным джипом шерифа Галлатин Кэньон, который с рёвом ехал по дороге от реки.

— Скраппи сегодня гонит быстрее, чем обычно — нахмурившись, заметила она. — Ты, должно быть, сильно его обеспокоил, позвонив сегодня утром.

— Скраппи Морган больше не шериф, — ответил Уоррен.

— Что? — она оглянулась на него. Обветренное лицо Уоррена приняло странное выражение.

— Скраппи только что уволился. Пришлось нанять временного шерифа.

— Почему это я всё всегда узнаю последней?

Но она знала ответ. Дана всегда была слишком занята на ранчо, чтобы прислушиваться к сплетням в каньоне. Даже теперь, работая в Биг Скай, она больше поддерживала связь с владельцами ранчо — теми, что остались в Галлатин Кэньон после того, как у подножия горы Лоун вырос городок Биг Скай. Многие владельцы полностью или частично продали ранчо (чтобы пожинать плоды находящихся рядом лыжного и летнего курортов).

— И кто же стал временным шерифом? — спросила она, пока джип из окружного управления шерифа ехал по дороге, а утреннее солнце ярко блестело на его лобовом стекле. Она застонала. — Ведь не племянник Скраппи — Франклин? Кто угодно, только не он.

Уоррен не ответил, пока новый шериф не подрулил на чёрном джипе с эмблемой офиса шерифа штата Монтаны на боку и не остановился прямо рядом с пикапом.

Она чуть не задохнулась, оглянувшись и увидев водителя джипа.

— Может, надо было предупредить тебя? — застенчиво отозвался Уоррен.

— Да, было бы неплохо, — пробормотала она, стиснув зубы и встретившись взглядом с прозрачно-голубым взглядом Хадсона Сэвэджа.

Выражение его лица ничего не выдавало. Они двое с таким же успехом могли быть незнакомцами, а не бывшими любовниками — его красивое лицо было бесстрастно.

Её чувства бурлили словно гейзеры в национальном парке Йеллоустоун, который находился вниз по дороге. Сначала шок, а сразу следом и ярость. Когда Хад покинул город пять лет назад, она убедила себя, что никогда больше не увидит этого чёртового сукина сына. И вот он. Проклятье, только она подумала, что хуже не бывает.

За годы служения полицейским в Лос-Анджелесе, Хадсон «Хад» Сэвэдж мог пригвоздить взглядом мужчин сильнее и крепче его самого. У некоторых были пистолеты, у некоторых — ножи или бейсбольные биты. Но ничто не заставляло его нервничать так, как взгляд карамельно-карих глаз Даны Кардуэлл.

Он с трудом отвёл взгляд, повернувшись, чтобы взять с пассажирского сиденья тяжелый фонарь. Трус. Если он так реагирует, просто посмотрев на неё, страшно подумать, как на него подействует разговор.

Её реакцию он, в принципе, ожидал. Он знал, что она, как минимум, не будет рада встрече. Но надеялся, что Дана не разъярится так, как когда он покинул город. Но судя по её взгляду, он бы сказал, что надежды не оправдались. И видеть её злость, её боль… Черт побери, это ранило так же, как и пять лет назад. Он не мог её винить. Хад не просто уехал из города, он просто-напросто сбежал, поджав хвост. Но теперь вернулся.

Подняв фонарик, он приготовился к ветру и Дане Кардуэлл, открыл дверь и вышел. Лобовое стекло отражало солнце, так что он не мог видеть её лицо, пока обходил джип. Но он чувствовал её взгляд, пронзающий его, словно пуля, пока он прижимал свою шляпу, чтобы ту не унесло ветром.

Когда Уоррен позвонил сегодня утром, Хад наказал ему больше не подходить к колодцу. Первоначальные следы управляющего по направлению к колодцу и обратно были единственными на мягкой земле. Хотя Хад удивился, что Дана не пошла изучать его до прибытия Хада. Она очевидно не знала, что именно Сэвэдж отдал приказ, иначе бы точно нарушила его.

Пока он окидывал взглядом ранчо, на него волной нахлынули воспоминания о них двоих.

Он увидел, как они галопом и без седла скачут по дальнему полю, заросшему дикой травой; её длинные темные волосы откинуты назад, лицо освещено солнцем, глаза горят, а она улыбается ему, пока они наперегонки едут к амбару.

Они были так молоды и так влюблены. Он ощутил ту старую боль: желание, теперь смешанное с болью от разбитого сердца и печалью.

За ним открылась дверь пикапа, затем — вторая. Первая закрылась с щелчком, а второй громко стукнули. Легко было догадаться, кто какую закрывал.

Краем глаза он увидел, как Уоррен задержался, остановившись у бока пикапа, не мешая и не слушая — подальше от линии огня. Уоррен совсем не дурак.

— Так мы будем стоять здесь весь день, восхищаясь окрестностями, или все-таки взглянем на чертов колодец? — спросила Дана, подойдя к Хаду.

Он нервно засмеялся и посмотрел на неё, удивляясь и радуясь тому, что она почти не изменилась. Она была невысокой — пять футов четыре дюйма — по сравнению с его шестью футами шестью дюймами роста. Дана и в одежде не весила ста десяти фунтов, но в ней удачно сочетались мягкие изгибы и острое, настойчивое упрямство. Мягко говоря, он никогда не встречал такой, как она. Хад хотел рассказать ей, почему вернулся, но блеск её глаз дал ему знать, что она не готова его выслушать, как и тогда, когда он уехал.

— Тогда лучше осмотреть колодец, — ответил он.

— Отличная мысль.

Она стояла позади, пока он высматривал следы Уоррена, ведущие к яме в земле.

Полдюжины досок когда-то закрывали колодец. Теперь лишь пара оставалась на единственном ряду камней, окаймляющих край. Другие доски либо снесло ветром, либо они просто упали в колодец.

Он включил фонарик и посветил на дно ямы. Колодец был неглубоким, примерно пятнадцать футов, будто смотришь со второго этажа дома. Был бы он глубже, Уоррен никогда бы не увидел то, что лежало на дне.

Хад наклонился к яме, ветер свистел в его ушах, а бледно-желтый свет от фонарика скользнул по грязному дну — и костям. Охотясь в детстве с отцом, Хад повидал достаточно останков за долгие годы. Выбеленные солнцем скелеты оленей, лосей, коров и койотов тянулись по всей Монтане. Но, как и опасался Уоррен, кости, лежащие на дне высохшего колодца Ранчо Кардуэлл, не были останками дикого животного.

Дана стояла позади, засунув руки в карманы пальто, она уставилась на широкую спину Хада.

Если бы только она не знала его так хорошо. В тот момент, когда он включил фонарь и посмотрел вниз, она прочитала ответ по его плечам. Её уже расстроенный желудок сжался, и на мгновение она решила, что её стошнит.

Господи милостивый, что было в этом колодце? Кто был в колодце?

Хад оглянулся на неё, пригвоздив её к месту взглядом своих голубых глаз, а их прошлое горело в воздухе голубым пламенем. Но она не почувствовала тепла, лишь задрожала, словно холодный ветер подул со дна колодца. Холод, который замораживал так, что они и представить не могли; Хад выпрямился и подошёл к ней.

— Выглядит, как останки, все верно, — заметил Хад, бросая на неё такой же невозмутимый взгляд, как и тогда, когда он подъехал.

Ветер растрепал её длинные тёмные волосы вокруг лица. Дана печально вздохнула и убрала их, борясь со стихией, борясь со своей слабостью, которая злила и пугала.

— Это человеческие кости, да?

Хад стянул шляпу и провёл рукой по волосам, а у неё задрожали пальцы от воспоминаний о том, какова наощупь эта густая, выжженная солнцем шевелюра.

— Нет уверенности, пока не доставим кости в лабораторию.

Она сердито отвела взгляд, злясь на него по стольким причинам, что трудно было сдерживать себя.

— Я знаю, что это человеческие останки. Уоррен сказал, что видел череп. Так что хватит врать.

Хад упёрся в неё взглядом, и она увидела искорку гнева в синеве его глаз. Ему не нравилось, когда его называли лжецом. Но опять же, дай ей только начать и она сможет назвать его и похуже.

— Насколько я могу видеть, череп выглядит человеческим. Удовлетворена? — спросил он.

Она отвернулась от единственного мужчины, который удовлетворял её. И попыталась не паниковать. Как будто возвращение Хада (да еще и в качестве временного шерифа) само по себе не было достаточно ужасным, так еще и в колодце на её семейном ранчо обнаружили кости, которые могли находиться там годами. Колодец выкопали больше ста лет тому назад. Кто знает, как долго эти кости тут лежали?

Но самым важным вопросом, который (как она понимала) задаст Хад, было — почему эти кости были там?

— Мне придется оградить этот участок, — сказал Сэвэдж. — Думаю, сейчас сезон коровам телиться, так что вам придется отогнать стадо?

— Нет никакого стада, — ответил Уоррен.

Хад замер и оглядел ранчо.

— Вот и я не заметил коров по пути сюда.

Дана почувствовала его взгляд. Она вытащила руку из кармана, чтобы убрать прядь волос с лица, прежде чем посмотреть на Хада. Слова застряли у неё в горле, и она с благодарностью услышала, как Уоррен говорит:

— Стадо выставили на аукцион этой осенью, чтобы можно было подготовить ранчо к продаже.

Хад выглядел шокированным, но не отрывал от неё взгляда.

— Ты никогда бы не продала ранчо.

Она отвернулась. Хад был единственным, кто знал, сколько это ранчо значит для неё, и все же она не хотела, чтобы он видел, как мысль о продаже разбивает ей сердце так же, как сделал он. Она почувствовала на себе его взгляд, словно он ждал дальнейших объяснений.

Когда она не ответила, он сказал:

— Должен предупредить тебя, Дана, что это расследование может отсрочить продажу.

Она не подумала об этом. Она ни о чём не думала, кроме этих костей и её дополнительного невезения — Хада в качестве действующего шерифа.

— Пойдут слухи, если уже не пошли, — продолжал он. — Как только достанем кости, будем знать больше, но расследование может затянуться.

— Делай, что должен, Хад.

Она не произносила его имя вслух несколько лет. Звучало оно странно и еще более странно — от неё. Удивительно, как такое короткое слово могло так сильно ранить.

Дана повернулась и пошла обратно к пикапу Уоррена, удивленная, что ещё держится на ногах. Мысли вертелись в голове. В колодце на её ранчо было тело? А Хад Сэвэдж вернулся, после всех этих лет, когда она считала, что он больше никогда не приедет? Она не была уверена, что из этого шокировало или пугало её больше.

Она не знала, что он позади, пока не услышала его.

— Мне жаль было услышать о твоей матери, — сказал он, находясь так близко, что она почувствовала его теплое дыхание на своей шее и уловила запах его лосьона после бритья. Такой же он использовал, когда был с ней. Не оборачиваясь, она кивнула, в то время как ветер обжигал ей глаза, рванула на себя дверь пикапа и через капот послала Уоррену взгляд, говорящий, что она уже давно готова уехать.

Она уже забралась в грузовичок и готова была закрыть за собой дверь, но Хад положил широкую ладонь поверх двери, чтобы удержать ее.

— Дана…

Она бросила на него взгляд, который, как считала, он не мог забыть — так смотрит гремучая змея прямо перед укусом.

— Я просто хотел…поздравить тебя с днем рождения.

Она попыталась не показывать удивления (или удовольствия) от того, что он помнил. Хотя и сделал все только хуже. Она сглотнула и подняла на него взгляд, пронзённая знакомой болью, той, что никак не уходила, как бы она не пыталась прогнать её.

— Дана, послушай…

— Я помолвлена.

Ложь вырвалась прежде, чем она могла сдержаться. Хад поднял брови.

— С кем-то, кого я знаю?

Она со злобным удовлетворением услышала боль в его голосе, увидела её на его лице.

— С Лэнни Ранкином.

— С Лэнни? Адвокатом?

Хад не удивился, но голос его прозвучал презрительно. Должно быть, он уже слышал, что она с ним встречается.

— И он все ещё копит на кольцо?

— В смысле?

— На обручальное кольцо. На тебе его нет.

Он указал на её безымянный палец.

Она внутренне прокляла свою глупость. Хотела его ранить и в то же время заставить держаться подальше. К несчастью, она не подумала о последствиях.

— Я просто забыла одеть его сегодня утром, — ответила она.

— А, так ты его на ночь снимаешь?

Еще одна ошибка. Когда Хад надел на её палец кольцо много лет назад, она поклялась, что никогда не снимет его.

— Если хочешь знать, — отозвалась она. — Бриллиант застрял в моей перчатке, так что я сняла его чтобы освободить, и должно быть, куда-то отложила.

Его брови снова взметнулись вверх. И почему она не может заткнуться?

— Я утром торопилась. И вообще, это тебя не касается.

— Ты права, — согласился он. — Наверное, большой бриллиант, раз застрял в перчатке.

Не тот мелкий камушек, что он смог ей купить — слышалось в его тоне.

— Слушай, как я понимаю, нам с тобой нечего сказать друг другу.

— Прости, не хотел лезть в твою личную жизнь.

Мышцы его челюсти сжались, и он вновь принял вид шерифа, занятого делом.

— Мне бы хотелось, чтобы вы с Уорреном держали при себе тот факт, что вы что-то нашли в колодце. Я знаю, что это выплывет, но попытаюсь сдерживать слухи как можно дольше.

Он, наверное, шутит. Диспетчер в офисе шерифа была самой жуткой сплетницей в каньоне.

— Что-то еще? — спросила она, указывая на его руку на двери.

Его взгляд смягчился, и она ощутила, как её сердце учащенно забилось, чего не делало со времен встреч с Хадом.

— Рад был тебя повидать, Дана, — сказал он.

— Если б только я могла сказать то же самое, Хад.

Его губы изогнулись в жесткой усмешке, пока она тянула на себя дверь, пытаясь заставить его ослабить свою хватку. Если бы только и её можно было также легко освободить. Дверь пикапа с шумом захлопнулась. Уоррен молча сел в машину и завел её. Дана знала, что он слышал её ложь о помолвке, но Уоррен слишком умен, чтобы уличить её.

Солнце залило светом кабину, и Уоррен развернул пикап. Дана открыла окно, охваченная жаром, не имевшим никакого отношения к теплу от солнца или Январской Оттепели. Она видела дом на ранчо у подножия холма. Ощущала вибрацию колес на ухабистой дороге, слушала ветер, поющий в соснах. Она обещала себе, что не сделает этого, даже когда, вытянув руку, она дрожащими пальцами повернула боковое зеркало, чтобы посмотреть назад. Хад все ещё стоял там, где она его оставила, и наблюдал за ними.