Только на полдороги к дому моё сердце прекратило учащенно биться, а тошнотворное чувство в животе стихло, лишь когда я оказалась в душе. Прижимая ладони к кафельным плиткам душевой кабинки, я сделала несколько глубоких вдохов.

Мы чуть не совершили это. И я не имела ни малейшего представления, как такое могло произойти.

В детстве, особенно когда стала старше и поняла, что скрывается за правдой моего рождения, я часто задавалась вопросом, о чем думала моя мать. В какой именно момент в начале ее отношений с отцом она решила: «Мне плевать на то, что он женат и взял на себя обязательство перед Богом и людьми за другую женщину. Я все равно буду раздеваться перед ним и заниматься сексом»? Полагаю, в ее жизни должен был наступить момент, когда ей пришлось принять решение, взглянув на гигантскую красную кнопку с надписями «ДА»/«НЕТ», и выбрать.

Но вернемся к событиям, случившемся в том шкафу. Мы разговаривали, а затем занялись… кое-какими вещами, и мне трудно сказать, когда мы закончили одно и приступили к другому.

К счастью, я приняла решение, прежде чем всё приобрело катастрофический характер. Я ушла. Сбежала, если уж быть абсолютно честной. Мне пришлось так поступить. Не покинь я Дилана в ту же секунду, точно бы сдалась. Нажала бы на гигантскую мигающую кнопку с надписью «ДА» и превратилась в одну из тех девок. Ту самую, которая спит с парнем своей больной сестры.

На меня накатил очередной приступ тошноты.

Что такого было в Дилане? Его увлеченность? Не связано ли это с тем, каким человеком я была — девушкой, предпочитающей несвободных парней? Была бы моя увлеченность Диланом такой же сильной, если бы он ни с кем не встречался? В Корнелле он был свободен, и я смогла с ним расстаться. Что же изменилось? Почему сейчас я не могу так поступить?

Я вышла из душа, вытерлась и почистила зубы. После того, как мои волосы достаточно высохли, и с них перестала капать вода, я переоделась в старую шелковую пижаму мамы. На протяжении многих лет отец покупал ей множество сексуальных пеньюаров, но, кажется, убранные в нижней части ее нижнего бельевого шкафа они лишь собирали пыль. Я никогда не видела, чтобы мама надевала нечто подобное, за исключением свободных шелковых брюк и такого же топа. Порой это были даже пестрые маечки в стиле кимоно с вышитыми драконами и пальмовыми листьями. Сейчас я выбрала обыкновенный топ голубого цвета. Прикосновение ткани к разгоряченной коже отозвалось мурашками по моему телу, создавая прохладные и успокаивающие ощущения и вызывая чувственный восторг, не имеющий ничего общего с сексом.

Теперь я понимаю мамину любовь к этим пижамам.

Время перевалило только за полдвенадцатого, но, тем не менее, я забралась в постель. Мама уже отправилась к себе в комнату, и хотя я видела мерцающий свет телевизора, проникающий сквозь щель под дверью, решила не беспокоить ее. Да и что я могла ей сказать?

Мама, когда вы с отцом стали заниматься сексом за спиной его жены, тебя когда-нибудь мучила совесть, или же ты просто решила, что его красота, обалденный запах и те удивительные чувства, которые он дарил тебе, имеют ключевое значение, и тебе просто плевать на тех, чьи жизни вы губите?

Мам, я подумываю поддержать семейную традицию и закрутить роман с парнем, который встречается с одной из Свифт. Что скажешь?

Эй, мам, мне вот интересно, чтобы ты подумала обо мне, переспи я с бойфрендом своей сестры? Как думаешь, тем самым я нарушу папины правила? Может, ей об этом не надо знать? В конце концов, с вами такое прокатило.

Я положила руку на лицо, стараясь заглушить крик разочарования.

Мама, я в полном дерьме. Не знаю, что делать. Не хочу быть такой. Но я люблю его. Как мне поступить, ведь я так влюблена в него?

Я знала, что сделала бы мама. Она бы послала к черту осторожность и взяла то, что хотела, наплевав на то, что это принадлежало кому-то другому.

Но он же сначала был моим.

Вот в этом вся разница. У нас с Диланом было прошлое задолго до появления в его жизни Ханны. В нашей ситуации никто не был обременен брачными узами. И главное, я не переспала с ним, когда у меня была возможность. И не стала бы, в любом случае. Только когда всё прояснится. Своей тайной сестре я могла предложить только такой вариант. Может быть, я и отбила у нее парня, но я не предавала ее.

На ночном столике зазвонил мой телефон. Мне даже не стоило смотреть на экран, чтобы узнать имя звонившего. Я пропустила этот звонок, потом второй и третий, а после не выдержала и ответила.

— Не бросай трубку, — сразу перешел к делу Дилан.

— И не собиралась. Я не ответила, если бы не захотела с тобой поговорить.

Он вздохнул с облегчением.

— Слава Богу. Единственной причиной, по которой я еще не обиваю порог твоей квартиры, стал тот факт, что я не знаю твоего адреса. — На секунду Дилан замолчал. — Я даже не знаю, где ты живешь, Тесс.

Я представила себе, как он взбегает вверх по лестнице к моей квартире, стучится в дверь, разбудив при этом всех соседей и мою маму, словно какой-то герой из романтического фильма. Господи, Тесс, а что дальше? Представишь, как он стоит на парковке с поднятым вверх бумбоксом на восходе солнца?

Конечно же, Дилан не знал, где я живу. Как я могла пригласить его, когда существовала вероятность появления здесь отца? Сказать по правде, я не привыкла видеть гостей у себя дома. Когда я была маленькой, друзья не приходили ко мне в гости поиграть или остаться на ночевку, время от времени заходила лишь Сильвия, но ничего более. Я даже не в курсе политики мамы насчет приглашения парней в гости. В средней школе такой проблемы не возникало, а во время учебы в государственном университете у меня была собственная квартира.

— То, что произошло на вечеринке, — начал он. — Я думаю… не знаю. Я не думал.

Как и я. В этом и проблема. Мы наедине в темном пустом шкафу… Я собиралась нарушить данные два дня назад обещания.

— Где ты сейчас? — спросил он. — Дома? Давай я приеду.

Ни за что на свет.

— Нет. Я уже в кровати.

Наступило молчание.

— О, тогда, несомненно, ты должна позволить мне приехать.

И хотя это прозвучала как шутка, я знала, что за ней крылось. Если Дилан зайдет ко мне, то прощай мои добрые намерения.

— Нет.

— Тесс.

— Я не могу находиться рядом с тобой, — прошептала я. — Я не могу себя контролировать. — Должно быть, это наследственное. Мои родители тоже не могли держаться подальше друг от друга.

— Я не могу быть вдали от тебя, — ответил он. — И как нам разрешить эту дилемму?

Его слова привели меня в трепет, но и совесть не дремала.

— Дилан, пожалуйста ...

— Знаешь, пусть я и не могу сейчас видеть тебя, — начал он. — В буквальном смысле. — Я не понимала, к чему он клонит. — Но я точно знаю, как ты выглядишь. — Еще одна пауза, и послышался шорох. Где он? Вернулся в свою квартиру? Сидел на своем раскладном диване? Или лежал на нем? — И знаешь почему?

Да.

— Нет.

Дилан продолжил говорить, словно и не слышал меня:

— Тогда в Корнельском университете ты была не только моей первой девушкой, Тесс. Ты была первой девушкой, с которой я кончил. — У меня перехватило дыхание. — Первой девушкой, которая кончила на моих глазах. Очевидно, что в школе я смотрел неправильное порно.

— И что, сейчас нашел лучше? — нервно рассмеялась я.

— Оно мне не нужно, — еле слышно произнес он. — Я просто думаю о тебе.

О, мой Бог.

— Очень много думаю.

О. Мой. Бог.

— Твои глаза широко распахнуты, словно ты удивлена и счастлива или, возможно, взволнованна? Твое лицо раскраснелось, розовые влажные потрясающие губы приоткрылись. — Его голос звучал мягко и томно, и я поняла, что, должно быть, он лежит в своей постели. Наверное, вот что означал этот шорох. О, похоже, я попала.

— И те звуки, которые ты издаешь… — донесся голос Дилана, такой нежный и такой близкий, словно он лежал рядом со мной.

Не думаю, то, что вырывалось из моей груди, можно назвать вздохом. Я задыхалась.

— Вот как сейчас, — рассмеялся он низким грудным смехом, и я почувствовала, как увлажнились мои трусики. — Как бы ты ни хотела скрыть, что я возбуждаю тебя, мне всё равно это известно, Тесс. Я знаю это и никогда не забуду.

Я залезла под одеяло, словно могла укрыться от Дилана, убежать от звука его голоса, но он продолжал говорить. Медленно, спокойно и настойчиво. Так, что даже шелк пижамы создавал неудобства. Мои соски затвердели, и прикосновение ткани к ним вызывало покалывание, тело стало похоже на натянутую струну, кожа горела и стала чувствительной, а пульсация между ног, которую я почувствовала, находясь в том шкафу, усилилась.

— Для меня всё так очевидно, Тесс, потому что я думал об этом слишком часто. В течение двух долгих лет.

Моя рука медленно потянулась к поясу пижамных брюк. Нет, Тесс. Только не это. Я не собираюсь делать этого. Секс по телефону так же, как и секс в шкафу, под запретом.

— Каждый раз, когда я прикасаюсь к себе... — Это мое воображение, или его дыхание тоже участилось? Я лежала и слушала голос Дилана, пока мое тело молило об освобождении. Я представляла себе парня, который на протяжении двух лет, прикасаясь к себе, вспоминал меня, желал меня...

— О чем ты думаешь? — спросил он. Все сомнения отпали – ему тоже было трудно дышать. — Скажи мне, Тесс.

Нет, я не собиралась отвечать. Контролировать воображение Дилана я не могла, но и пересекать черту не собиралась.

— Скажи мне, — уговаривал он меня.

— О тебе, — признавая поражение, ответила я и сделала глубокий вдох. — Конечно, о тебе. После той ночи все эти годы только о тебе, придурок.

Он не отвечал в течение долгого времени. Я решила, что связь прервалась.

— Дилан?

— Вот видишь? — сказал он самодовольным и удовлетворённым тоном. — Ты можешь избегать меня, если хочешь, но это ничего не изменит. Поверь мне, я мечтал о тебе два года, хотя и не виделся с тобой.

— Какого черта, Дилан! — Мне с трудом удавалось говорить тише, чтобы не перебудить весь дом. — Это что, какой-то урок?

— Нет, — ответил он. — Всего лишь правда. Я люблю тебя, Тесс. Спокойной ночи. — С этими словами разговор оборвался.

Мне захотелось кинуть свой телефон через всю комнату. Но вместо этого я выключила свет, перевернулась и закончила то, что начал Дилан.

******

Ранним утром следующего дня я отправила Дилану е-мейл.

«Раз Элейн предложила поделиться своими часами, на сегодня я отменила наше время в лаборатории. Мне нужно поработать в «Верде». Элейн сообщила, что мы можем использовать лабораторию во вторник и среду на следующей неделе. Хороших выходных. Тесс».

Этого должно хватить. Намеки и так были достаточно прозрачны. Три блаженных дня, чтобы не видеть его. Три жалких, бесконечных дня, во время которых мне не удастся взглянуть в глаза Дилана Кингсли.

Единственный способ пройти через это — работа, много работы. После пятничных занятий я направился прямиком в ресторан и переоделась в свою униформу. После того как лимоны были порезаны тонкими дольками, столовые приборы завернуты в салфетки настолько туго, что могли сойти за жгут, подсвечники отполированы, а стеллажи заполнены алкоголем, я решила промыть холодильную витрину.

Сильвия нашла меня, стоящую по локоть в машине для мороженного.

— Знаешь ли, у нас есть расписание дежурств? И согласно ему ты должна выполнять только одно задание.

— Да. Мне просто нужно было выплеснуть лишнюю энергию, — сказала я, вытирая руки о фартук.

— Не верю, — ответила она, присев рядом со мной. — Курс биоинженерии в Кантоне, четыре смены в неделю в ресторане, плюс эта фигня с симпозиумом? Ни у кого с твоим графиком не будет лишней энергии.

Как насчет сексуальной неудовлетворенности? Мое соло вчерашним вечером вряд ли помогло уменьшить напряжение. Каждый раз, когда я закрывала глаза, передо мной возникал тот темный шкаф. Утром я не могла смотреть на вешалки для одежды без того, чтобы не покраснеть.

— Кто бы говорил. У самой уроки вокала, репетиции, и каждый вечер ты либо работаешь, либо сидишь с Майло.

— Согласна, но здесь я выполняю только свою работу, — отметила Сильвия.

Я бросила тряпку в ведро для белья.

— Прекрасно. Пускай кто-нибудь другой закончит с холодильником.

— К тому же, — продолжала она, — Аннабель не перестает утверждать, что, относись я действительно серьезно к своей карьере, уехала бы из Кантона.

Аннабель права, но это не имело значение. Сильвия никогда не оставит свою семью и племянника, пока те нуждаются в помощи. Девушки Уоррен всегда остаются командой. Неважно насколько сильным было желание Сильвии стать профессиональной певицей. Если это означает отказаться от сестры, этому не бывать. По крайней мере, до тех пор, пока Майло не подрастет, а Аннабель не получит диплом медсестры и дополнительный источник дохода. Но не было смысла об этом говорить. Это итак всем известно, ясно и понятно. Сильвия жила по таким же железным правилам, что и я. Разница лишь в том, что ее правила подразумевали быть рядом с сестрой, мои же — держаться от сестры подальше.

— В ближайшее время ожидаются какие-либо крупные выступления?

— Крупные? Нет. А представление, может быть, толкнём. Пошумим в кафе вниз по улице в течение всей недели Дня Благодарения. Когда все студенты разъезжаются по домам, у нас нет конкурентов на «открытом микрофоне».

— Эй, поздравляю! — сказала я. — Я приду.

— Пожалуйста, не надо, — произнесла Сильвия, закатив глаза. — Это унизительно.

— Да, — ответил я, — но выступление – это же хорошо.

Девушка снова закатила глаза, но на этот раз на ее лице расползлась улыбка.

— Нам следует составить план празднования твоего совершеннолетия? На следующей неделе, да?

— В понедельник, — кивнула я.

— Чтобы ты хотела сделать?

Напиться и переспать с Диланом.

— Не знаю. Ничего особенного. Или нечто грандиозное. Я ненавижу эти вечеринки в честь совершеннолетия, где тебя заставляют пить шоты.

— Абсолютно не согласна, — возразила мне Сильвия. — Нам следует пойти в самый грандиозный бар, где проверяют удостоверения личности и готовят изысканные коктейли.

Я скривила лицо.

— Тебе не кажется, что мы и так достаточно времени проводим в баре? Серьезно, почему темой каждого двадцать первого дня рождения должен быть алкоголь?

— Так какую стилистику дня рождения ты бы предпочла, именинница?

Шелковые простыни и свечи.

— Не знаю. Возможно, я и пить-то не буду. — Последние пару раз, когда я выпивала хотя бы глоток, закончились для меня поцелуями с бойфрендом моей тайной сестры. Но этого я не могла сказать Сильвии. Во-первых, она даже не знала о факте наличия у меня сестры. Во-вторых, она, вероятно, одобрила бы мои действия. Ведь Ханна для нее всего лишь гламурная девица.

— Абсолютно уверена, что это против правил, — нахмурилась Сильвия.

— Я устала от правил, — заявила я, наверное, более категорично, чем следовало. Но это правда. Меня уже тошнило от того, что мне приходится скрывать от небезразличных мне людей важные вещи. Меня тошнило от правил — из-за них, я не могла рассказать Дилану, почему я психую от всей сложившейся ситуации. Я устала от всего этого.

Сильвия подняла руки, признавая поражение.

— Ладно, хорошо. Мы надуем воздушные шарики, приготовим торт и смастерим маленькие заостренные колпаки из бумаги. Как на твое шестилетие. Так лучше?

Я одарила ее слабой улыбкой.

— Ты победила. Сходим куда-нибудь. Может, в тот новый крутой мексиканский бар? Кувшин маргариты и неограниченное количество гуакамоле звучит прекрасно.

— Ура! — Она сжала мое плечо. — Вот это по-нашему.

Оставшаяся часть дня прошла, как и все прошедшие пятницы: спокойные ланчи сменились толпой студентов в ночное время. В субботу всё повторилось сначала. От Дилана не было никаких вестей, даже его обычных электронных писем с темой «Эврика», в которых он рассказывал о своих новых мыслях и плане для нашего проекта. Для меня такое положение вещей было облегчением и ужасом одновременно. Ведь именно этого я и хотела, да? Чтобы он оставил меня в покое, пока с Ханной всё не уладится. Именно об этом я просила его перед тем, как он не начал вытворять очень грязные штучки, находясь на другом конце города... чтобы просто доказать, что он в состоянии это сделать.

На этот раз Дилан не преподает мне урок. Он просто выполняет то, о чем я его просила. Мне хотелось, чтобы он не появлялся в эти выходные — он так и поступил. Вот только парень оказался прав. Мне не обязательно видеть его, чтобы не переставать думать о нем, чтобы скучать по нему, желать его настолько сильно, что едва можно спать по ночам. Каждый раз, когда темноволосый парень переступал порог «Верде», я оглядывалась и проверяла, не он ли пришел. За эти выходные мне десятки раз слышалось, как кто-то произносит его имя. Но всякий раз это был не Дилан, и я ненавидела себя за желание увидеть его, за то, что хваталась за телефон, разыскивала его контакт и почти нажимала на кнопку вызова. Я ненавидела, когда курсор мышки зависал над кнопкой «Ответить» на его последнее присланное мне письмо. Мне был ненавистен сам факт того, что, если мы снова свяжемся друг с другом, если я сдамся и позвоню ему, если мельком замечу его на улице, то потеряю последние остатки самообладания и прыгну в его объятия.

Хуже всего то, что на самом деле мне не претил ни один из этих вариантов. Я бы хотела, чтобы это произошло.