ГИЛЬГАМЕШ И ЭНКИДУ  ПРЕДАНИЕ О САМОМ ДРЕВНЕМ ПОЛЕТЕ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА • В ЧЕМ ЖЕ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ИСТИНА?

В конце XIX в. на холме Гуюнджик были сделаны поразительные находки. Там были найдены двенадцать глиняных табличек, на которых, как оказалось, был записан древнейший героический эпос, пронизанный пафосом силы и мужества. Эти таблички некогда хранились в библиотеке ассирийского царя Ашурбанипала. Этот эпос был написан на аккадском языке. Через некоторое время был обнаружен второй экземпляр эпоса, восходящий ко временам правления царя Хаммурапи.

Сегодня считается установленным, что созданием самого текста эпоса о Гильгамеше мы обязаны древним шумерам, таинственному народу, корни происхождения которого остаются неясными. Шумеры оперировали громадными по тем временам числами и обладали удивительными познаниями в астрономии. Более того, совершенно очевидно, что основные черты сюжета эпоса о Гильгамеше имеют прямые параллели с библейской Книгой Бытия.

На первой из глиняных табличек, найденных в районе холма Гуюнджик, рассказывается о том, как победоносный герой Гильгамеш воздвиг мощную стену вокруг города Урук. Там же сообщается, что «небесный бог» жил в некоем доме, находившемся на возвышении, где было устроено огромное зернохранилище. Городскую стену бдительно охраняли стражи. Вскоре мы узнаем, что Гильгамеш представлял этакого полубога-получеловека: точнее сказать, на две трети он был «богом» и на одну треть — человеком. Паломники, толпами стекавшиеся в Урук, с изумлением и ужасом взирали на него, ибо им никогда прежде не доводилось видеть ничего подобного по красоте и мощи. Как видим, здесь в самом начале повествования проводится мысль о плотском слиянии «бога» и человека.

Вторая из табличек повествует о том, как еще один таинственный персонаж, Энкиду, был создан небесной богиней Арару. Энкиду в этом повествовании описан очень подробно: все его тело было сплошь покрыто волосами; он не знал других людей и не имел представления об окружающих землях, носил одежды из шкур, питался полевыми травами, пил вместе с животными из одного источника и любил играть в речных струях с животными.

Когда Гильгамеш, славный царь Урука, услышал об этом малопривлекательном существе, он распорядился дать этому примитивному созданию прекрасную женщину, чтобы она отвлекла его от страсти к животным. И это примитивное существо, то бишь Энкиду, попалось на уловку царя (правда, в эпосе ничего не сказано, доставило ли ему это удовольствие) и шесть дней и шесть ночей провело вместе с красавицей-полубогиней. Подобные хитрости царя наводят на размышление о том, что в те варварские времена сама мысль о связи между полубогом и полуживотным отнюдь не представлялась чем-то невозможным.

Текст на третьей табличке рассказывает о некоем облаке пыли, принесенном из дальних краев. Далее говорится, что небо потемнело, земля сотряслась и, наконец, явился «бог Солнца», который наделил Энкиду могучими крыльями и цепкими когтями. Далее мы с удивлением читаем о том, что тело Энкиду было тяжелым, словно свинец, и что ему вес своего собственного тела казался столь же тяжелым, как тяжесть скалы.

Да, надо признать, что древний повествователь обладал богатой фантазией, превосходя в этом даже наших фантастов. Но даже если допустить, что в формирование столь фантастического образа внесли свой вклад неточности переводчиков и переписчиков, все равно сама утопичность подобного героя остается фактом. Откуда древние хронисты могли знать, что вес тела при определенном уровне ускорения превышает тяжесть свинца? Нам же подобные перегрузки известны. Их испытывает во время старта космического корабля астронавт, сидящий в своем кресле.

Какая же фантазия могла подсказать подобную мысль древнему хронисту?

На пятой табличке рассказывается о том, как Гильгамеш и Энкиду собрались в путь, намереваясь вместе посетить обитель «богов». Они еще издали увидели, что башня, в которой жила богиня Ирнинис, излучала сияние. Стрелы и метательные копья, которыми наши путники осыпали бдительных стражей, не возымели никакого действия. Когда же наконец путникам удалось достичь обители «богов», их остановил грозный предостерегающий голос: «Назад! Никто из смертных не смеет взойти на гору, где обитают боги. Тот, кто увидит лики богов, должен умереть».

«..лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых», — сказано в Книге Исход.

Седьмая табличка повествует о… космическом полете, участником которого довелось стать Энкиду: он целых четыре часа носился по воздуху вместе с орлом, который держал его в своих когтях. Вот как об этом рассказано в тексте эпоса:

«И сказал он мне: погляди вниз, на землю! Как она выглядит? Посмотри на море! Каким оно тебе кажется? И я поглядел, и увидел, что земля была словно гора, а море — словно небольшое озеро. Он же поднялся еще выше и заговорил со мной: погляди вниз, на землю! Как она выглядит? Посмотри на море! Каким оно тебе кажется? И увидел я, что земля была словно сад, а море — словно водоток садовника. И он летел еще четыре часа, и поднялся еще выше, и заговорил со мной: погляди вниз, на землю! Как она выглядит? Посмотри на море! Каким оно тебе кажется? И увидел я, что земля была как тарелка ячменной каши, а море — как водонос».

Совершенно ясно, что здесь рассказывается о том, как некое существо смотрит на Землю с большой высоты! Это описание слишком точно, чтобы его можно было считать плодом чистой фантазии! Кто мог поведать автору эпоса, что земля похожа на тарелку с кашей? А море — на водонос, в те времена, когда люди не имели ни малейшего представления о том, как выглядит сверху земной шар? Ведь если взглянуть на Землю с огромной высоты, суша действительно выглядит как причудливая мозаика островков «каши» и воды.

А когда в той же табличке говорится о том, что дверь открылась и заговорила, словно живой человек, то у нас есть все основания идентифицировать это странное явление как… динамик радиоприемника. В восьмой табличке сказано, что тот же самый Энкиду, который увидел Землю с огромной высоты, умер от некоей таинственной болезни — настолько таинственной, что Гильгамеш спрашивает, не коснулось ли его ядовитое дыхание какого-нибудь небесного зверя. Чем же можно объяснить столь странное предположение Гильгамеша, что ядовитое дыхание небесного зверя способно принести человеку неисцелимую и смертельную болезнь?

Девятая табличка повествует о том, как Гильгамеш оплакивает смерть своего друга Энкиду и решает предпринять новое путешествие к богам. Ему не дает покоя мысль о том, что и он может умереть от той же болезни, что и Энкиду. В тексте эпоса говорится, что Гильгамеш отправился к двум горам, которые вели прямо на небо, и что междуу этими двумя горами находились так называемые Врата Солнца. Перед Вратами Солнца Гильгамешу встретился великан, и после долгого разговора с героем он позволил ему войти в эти врата, поскольку он, Гильгамеш, тоже был на две трети богом. Наконец Гильгамеш очутился в сяду богов, позади которого простиралось необъятное море. Боги во второй раз предостерегли дерзкого Гильгамеша:

«Гильгамеш, куда ты спешишь? [Здесь] тебе не найти [вечной] жизни, которую ты ищешь. Когда боги сотворили людей, они определили, что их удел — смерть, а жизнь боги решили оставить себе самим».

Однако Гильгамеш не пожелал слушать подобных предостережений. Он, невзирая ни на какие опасности, хотел увидеть Утнапишти, отца всех людей. Но Утнапишти жил на другом берегу необъятного моря; дорог, ведущих туда, не было, и, кроме ладьи бога Солнца, туда не плавал ни один корабль. И все же Гильгамешу, подвергавшемуся смертельному риску, удалось переправиться через море, и одиннадцатая табличка повествует о его встрече и беседах с Ут-напишти.

Гильгамеш обнаружил, что по внешнему виду отец людей ничуть не выше и не шире в плечах, чем он сам, и подумал, что они с Утнапишти похожи друг на друга, словно отец и сын. Утнапишти поведал Гильгамешу историю своей прошлой жизни, причем, что весьма любопытно, в первом лице.

К нашему величайшему изумлению, мы узнаем в рассказе Утнапишти весьма точное описание потопа. Так, Утнапишти говорит о том, что боги заранее предупредили его о надвигающемся потопе и повелели ему построить огромную ладью, на которой могли бы поместиться его жены и дети, родственники и мастера самых разных ремесел. Описание неистовства стихий, мрака, покрывшего небо, внезапного подъема воды и отчаяния, охватившего людей, которым сведено было пережить это, и в наши дни производит сильное впечатление. В этом повествовании, во многом напоминающем библейский рассказ о Ное и Всемирном потопе, мы встречаем упоминание о вороне и голубе, которые были выпущены с ладьи (ковчега). Когда же воды потопа наконец отступили, ладья Утнапишти пристала к вершине некоей горы. Короче, параллели между эпосом о Гильгамеше и библейским рассказом о потопе не вызывают никакого сомнения, и сегодня ни один серьезный исследователь не станет отвергать их. Но самое поразительное в этом рассказе — то, что мы опять встречаем в нем упоминание о богах.

В то время как рассказ о Всемирном потопе, содержащийся в Библии, дошел до нас, образно говоря, через вторые руки, сама форма повествования Утнапишти — рассказ от первого лица — свидетельствует о том, что в эпосе о Гильгамеше мы имеем дело с подлинным рассказом очевидца, пережившего потоп.

Сегодня уже доказано, что несколько тысяч лет тому назад на Древнем Востоке действительно произошло катастрофическое наводнение (потоп). Древневавилонские клинописные тексты очень точно указывают место, где некогда можно было найти обломки ковчега. На южном склоне горы Арарат, на том месте, где, как предполагается, ковчег причалил к вершине горы, найдены три огромных куска дерева. Однако справедливости ради надо заметить, что шансы найти остатки корабля, построенного из дерева более 6000 лет тому назад и пережившего потоп, мягко говоря, невелики.

В эпосе о Гильгамеше мы находим не только древнейшие упоминания о потопе, но и утопические свидетельства о событиях, которые никак не могли произойти во времена написания самих табличек и которые невозможно приписать вмешательству переводчиков и переписчиков, вновь и вновь копировавших эти тексты на протяжении ряда тысячелетий. Дело в том, что если взглянуть на текст эпоса глазами современных исследователей, то надо признать, что в нем речь идет о фактах, хорошо знакомых авторам эпоса о Гильгамеше.

Правда, подобная постановка вопроса не слишком проясняет мрак, окутывающий этот памятник. Не вправе ли мы предположить, что первоначальный вариант эпоса о Гильгамеше был создан отнюдь не на Древнем Востоке, а… в районе Тиагуанако? Возможно ли даже в мыслях допустить, что потомки Гильгамеша прибыли на земли Шумера из Южной Америки и привезли с собой этот древний эпос? Внимательное изучение этого вопроса позволяет найти объяснение и плаванию через море, совершенному Гильгамешем, и внезапному появлению шумеров, ибо все памятники и предания более позднего Вавилона восходят именно к древним шумерам. Нет никакого сомнения, что высокоразвитая культура Древнего Египта эпохи фараонов располагала богатейшими библиотеками, в которых изучались, хранились и передавались из поколения в поколение древние тайные знания. Пророк Моисей, как мы уже говорили, вырос при дворе египетских фараонов и, вне всякого сомнения, имел возможность пользоваться ценнейшими книгохранилищами. Совершенно ясно, что Моисей был весьма ученым и образованным человеком: как-никак он должен был собственноручно написать свое знаменитое Пятикнижие, хотя нам по-прежнему неизвестно, на каком именно языке были созданы первоначальные тексты этих книг.

Если принять гипотезу о том, что эпос о Гильгамеше, созданный шумерами, был заимствован у них ассирийцами и вавилонянами, а впоследствии стал известен и египтянам и что молодой Моисей нашел его в библиотеках Египта и адаптировал для своей цели, то получается, что подлинным первоисточником повествования о потопе следует считать не библейский рассказ, а некую шумерскую хронику..

Разве подобный вопрос не является очевидным? Нам представляется, что классический метод изучения древнейшей истории давно изжил себя и просто не способен давать достоверные результаты, отвечающие данным новейших исследований. Подобный метод слишком связан с архаическими представлениями; в нем не остается простора для фантазии и догадок, способных дать творческий импульс дальнейшему изучению истории.

Многие научные гипотезы и возможности изучения Древнего Востока отвергаются на основании непререкаемости и священности книг Библии. При таком табу выдвигать серьезные вопросы и высказывать сомнения в прежних взглядах попросту невозможно. Даже самые просвещенные исследователи и ученые XIX и ХХ вв. были ограничены в своих исканиях духовными путами тысячелетних заблуждений, особенно если они пытались взять под сомнение те или иные свидетельства Библии. При всем при том даже самый верующий христианин не может не сознавать, что многие события, описанные в Ветхом Завете, несовместимы с представлениями о благом великом и вечном Боге. Даже тот, для кого основные вероисповедные положения Библии являются непререкаемым авторитетом, не может не проявлять интереса к вопросу о том, кто же именно создал людей в незапамятной древности, кто преподал им первые законы общественного устройства, кто научил их правилам гигиены и уничтожил падшее человечество.

Размышляя над этим и задавая подобные вопросы, мы вовсе не грешим безбожием. Мы твердо убеждены в том, что, когда будет дан исчерпывающий ответ на последний вопрос о нашем прошлом, в бесконечности мироздания останется нечто, что мы за недостатком более точного определения по-прежнему будем называть Богом.

Однако гипотеза о том, что непредставимый Бог, который для перемещения в пространстве использовал колесницы со странными крыльями, чтобы адаптироваться к представлениям примитивного человека и до времени не снять маску со своего настоящего облика, остается — поскольку никаких аргументов в его пользу не существует — чрезмерной натяжкой и преувеличением. Ответ богословов, этих богомудрых мужей, утверждающих, что мы не можем знать и даже догадываться, в каком образе Бог мог явить себя своему народу, не соответствует самой постановке нашего вопроса и поэтому является недостаточным. Да, разумеется, сегодня еще можно закрывать глаза на новые реалии. Но будущее с каждым днем все больше и больше отдаляет от нас наше прошлое. Совсем скоро человек впервые высадится на Марсе. И если там будет обнаружено некое древнее, давно заброшенное строение, найден какой-нибудь предмет, оставленный представителями инопланетного разума, или некий едва заметный наскальный рисунок, то подобные находки, вне всякого сомнения, поставят под вопрос наши традиционные религиозные представления и коренным образом изменят наши представления о прошлом. Одно-единственное открытие такого рода способно произвести величайшую революцию и реформацию в истории человечества.

Разве не разумнее перед лицом будущего всерьез обратиться к рассмотрению некоторых кажущихся совершенно фантастическими гипотез о нашей древней истории? Отнюдь не желая уподобиться Фоме неверующему, мы более не можем позволить себе быть слишком доверчивыми и легковерными. Каждая религия имеет сложившийся образ своего Бога, она хранит его и определяет сущность своей веры и образ мыслей в полном соответствии с этим образом. Но сегодня, в эпоху космических полетов, нам становится все ближе день духовного обновления. Облака богословских построений вскоре рассеются, и клочья тумана упадут в прошлое. Сделав решительный шаг в космос, человек убедится, что в мире реально существует не два миллиона богов, не 20 000 сект и не 10 крупнейших мировых религий, а один-единственный Бог.

Видимо, пришло время сказать несколько слов о так называемой «истине». Всякий искренне верующий последователь религии убежден, что он знает «истину» и что она заключена именно в его религии. Это относится не только к христианам, но и в равной мере к приверженцам любой другой крупной или крошечной религиозной системы. Богословы, теософы и философы размышляют над своими учениями о своих наставниках и их проповедях; они решительно убеждены в том, будто действительно нашли «истину». Разумеется, каждая религиозная система имеет свою собственную историю, свои собственные обетования, данные Богом ее основателям, свои заветы с Богом, пророки которого почитаются мудрыми наставниками, учителями и т. д. Между тем свидетельства в пользу «истинности» той или иной религии всегда коренятся в ее собственных принципах. В результате формируется особый склад мышления, в соответствии с которым мы с детства привыкаем жить, мыслить и веровать. Так рождаются все новые поколения, убежденные в том, что именно их религия является «истинной».

Мы придерживаемся более скромных взглядов и не утверждаем, что обладаем истиной. В истину в лучшем случае можно верить. Тот, кто действительно желает найти истину, не должен и не может искать ее только в рамках своей религии, какова бы она ни была. Разве могут нечестность и неправда стать крестным отцом дела или учения, обладающего поистине огромными притязаниями? В чем, в конце концов, смысл и цель нашей жизни? В том ли, чтобы верить в истину, или в том, чтобы искать ее? Ведь даже если археологи обнаружат в Месопотамии массу свидетельств в пользу истинности Ветхого Завета, эти факты никак не могут считаться доказательствами истинности религии, основанной на нем. Когда в тех или иных местах находят руины древнейших городов, поселений, колодцы или письменные источники, эти и подобные им находки говорят лишь о том, что история того или иного народа является истинной. Но они не могут считаться аргументами в пользу того, что бог некоего племени был единственным Богом, а не, скажем, инопланетянином.

Во всем мире сегодня активно ведутся раскопки, подтверждающие истинность многих преданий и текстов. Например, разве хоть один христианин согласится с тем, что бог загадочной древнейшей культуры — предшественницы инков, обнаруженной во время археологических раскопок в Перу, — это и есть истинный Бог-Творец? Мы обычно склонны считать, что мифы народов мира не являются отражением их реальной истории. Однако это не так. И примеров тому — сколько угодно.

Тот, кто действительно стремится найти истину, не может и не должен отвергать новые и неожиданные подходы только на том основании, что они не соответствуют его образу мыслей или его религиозным представлениям. Поскольку 100 лет тому назад вопрос о возможности полетов в космос вообще не стоял, наши отцы и деды не допускали и мысли о том, что к нашим древнейшим предкам могли прилетать гости из Вселенной. Мы же вполне можем допустить ужасную, но, увы, вполне реальную мысль о том, что наша современная цивилизация однажды будет полностью уничтожена в результате тотальной ядерной войны. Затем, спустя 5000 лет, археологи будущего могут отыскать обломки знаменитой статуи Свободы в Нью-Йорке. Согласно господствующим сегодня представлениям, археологи будущего будут вынуждены предположить, что перед ними — изваяние божества огня (еще бы, ведь в руке статуи — факел) или божества Солнца (ведь вокруг головы статуи расходятся лучи). А о том, как выглядела вся статуя в целом, они — если, конечно, придерживаться современного образа мыслей — могут так никогда и не узнать.

Сегодня больше уже невозможно ставить на пути изучения прошлого преграды в виде устарелых формул вероисповеданий. И если мы действительно хотим обрести истину и познать ее, мы должны набраться мужества и отказаться от устаревших интеллектуальных догм и для начала взять под вопрос все то, что прежде считалось истинным и не подлежащим сомнению. Неужто мы должны зажмуривать глаза и затыкать уши только оттого, что новые мысли и гипотезы кажутся нам дерзкими и фантастическими?

Кстати, каких-нибудь 70 лет назад столь же фантастической казалась сама мысль о высадке человека на Луне.