После того как она в течение полутора дней безуспешно прочесывала город, Виктория отправилась на машине в центр города в любимый косметический салон Миа. Была среда, а это означало педикюр и массаж ступней. Миа была невероятно привередлива, когда дело касалось ухода за собственной персоной, поэтому Виктория, зная, что Миа все еще в городе, поехала в салон, который значился под первым номером в ее списке.

Заезжая на сверхсовременную стоянку салона, Виктория на своем видавшем виды «вольво» почувствовала себя бедной деревенской родственницей рядом со всеми этими «лексусами», «мерседесами», «ягуарами» и «саабами». Был даже один «роллс-ройс». Она вышла из машины и, поеживаясь от холода, побежала в салон.

Она бывала здесь с Миа и раньше и понимала, почему ее подруга никогда не отменяла встреч. Два года назад Миа в качестве подарка ко дню рождения подарила Виктории «день красоты» в этом салоне, и это было все равно что оказаться в раю.

Размотав шарф, она направилась к девушке, ведавшей записями клиенток.

— Здравствуйте, мисс Скотт, — приветствовала ее молодая элегантная женщина за конторкой.

Виктория удивилась, что здесь ее все еще помнят, хотя прошло два года, и запинаясь сказала:

— Здравствуйте. Мне нужна Миа. Она у вас?

— Мне очень жаль, но вы только что с ней разминулись.

— О! А вы, случайно, не знаете, куда она поехала?

— Нет. Она не сказала. Мне показалось, что сегодня она не в настроении. Была против обыкновения очень молчалива.

Еще бы. Эта женщина хапнула проект стоимостью в миллиард долларов. У нее хватило ума держать язык за зубами, но не настолько, чтобы не светиться в городе.

— Спасибо, — поблагодарила Виктория и повернулась, чтобы уйти.

— Будем рады снова видеть вас, мисс Скотт. Могу я записать вас на какой-нибудь день?

— Нет. Но спасибо за предложение.

Виктория вышла на улицу и снова обмотала шею шарфом: январский ветер был пронизывающим. Значит, Миа ведет себя как-то странно, не так, как обычно. Ясное дело: она втянула Джерри в аферу. Все начало складываться. Джерри не виноват, виновата Миа, так что Виктория вполне способна сама избавиться от своего проклятия.

Садясь в машину, она в последний раз оглянулась на салон. Она сделала это! Она нашла ответ на первый вопрос. Ее уже начинала распирать гордость.

Алексу захочется все узнать. Алекс, который целовал ее и занимался с ней любовью, словно ангел, выучившийся у дьявола. Она подумала о его мужественном подбородке, и ей захотелось провести рукой по щетине, чтобы воскресить память о том, что она при этом чувствовала. Она помнила его губы, целовавшие ее тело, ее рот, ее ухо. Когда он любил ее, его мышцы напрягались от желания, но он был таким нежным, таким чудесным.

Она остановилась у светофора.

Боже, как она его хочет! Всего. С головы до ног.

Как друга.

Конечно же, как друга.

Может быть.

Алекс остановил бегущую дорожку тренажера и сделал глубокий вдох, чтобы втянуть воздух в легкие, которым явно не хватало кислорода. Тело болело, сердце стучало так, словно было готово выскочить из груди, голова раскалывалась. Пробежка должна была прочистить ему мозги, но этого не произошло.

Открыв ключом Джерри его квартиру, он надеялся застать там мерзавца и на самом деле поблагодарить его за то, что он бросил Викторию. Но Джерри в квартире не было.

Сама квартира показалась Алексу… странной.

Все было белым — стены, мебель, полы, занавески. Он вспомнил о ярких красках и уюте квартиры Виктории и не мог понять, как она могла даже подумать о том, чтобы выйти замуж за такого бесцветного мужчину.

Белым не был лишь камин. Он было ярким, красочным. На нем стояли фотографии Виктории. Целая коллекция. И все они были окружены белыми свечами. Это был алтарь, храм.

Первой реакцией Алекса была паника. Возможно, Виктория права и Джерри действительно хотел на ней жениться. Она призналась, что все еще испытывает к нему нежные чувства, и не говорила, что не выйдет за него замуж. В этот момент Алексу захотелось, чтобы Миа и Джерри поженились и чтобы Виктория и вправду приносила мужчинам несчастье. Если Джерри снова появится и он окажется неженатым, Алекс был уверен, что сможет отговорить Викторию выходить за Джерри замуж. Правда, уверен не на все сто, но это лишь свидетельствовало о том, что Виктория свела его с ума.

Виктория и Джерри наконец муж и жена.

При этой мысли Алекса чуть не хватил удар.

Он поставил рекорд скорости, сматываясь из квартиры Джерри. Он опасался, что этот храм убьет его. Бог знает, сколько он будет лежать мертвый на полу и гнить, прежде чем появится Джерри или вонь из квартиры насторожит соседей.

Паника, однако, прошла, когда он наткнулся на компьютер в спальне Джерри. В спальне тоже все было такое же сверхъестественно белое. В такой спальне вряд ли кто-то занимался сексом. Это совершенно определенно была комната человека, у которого начисто отсутствовало воображение. Виктория здесь увяла бы, а ее любовь к жизни погибла бы среди этого холодного, белого великолепия.

Алекс прошел на кухню, чтобы проверить, живет ли здесь Джерри или уехал. Но все, что он нашел, была открытая бутылка вина, два стакана и наполовину выкуренная сигарета со следами помады. Если бы Джерри все еще был в городе, он вряд ли оставил бы кухню неубранной.

Вернувшись в офис с компьютером Джерри, он пытался убедить своих клиентов вызвать полицию, одновременно помогая, насколько это было возможно, Питу с компьютером. Пароль, с помощью которого удалось раскодировать офисный компьютер, не годится для персонального компьютера Джерри. Поэтому Алекс позвонил Виктории, чтобы просить ее подсказать еще какие-нибудь пароли, но ее не было дома. Она должна была позвонить ему позже.

У него уже не хватало терпения ждать.

Он скучал по ее смеху, ее теплому юмору, веселой, беззаботной улыбке. Ему не хватало состояния покоя, которое он ощущал, когда она была с ним. Но больше всего ему хотелось, чтобы она уверила его в своем нежелании выходить замуж за Джерри. Конечно, каждый раз, когда она говорила о сглазе, он был готов ее придушить, но это было менее существенным, чем брак с Джерри.

В ней чувствовалась внутренняя сила, которую он уважал. Он понял это с той минуты, как увидел ее в день ее несостоявшейся свадьбы — она улыбалась, хотя сердце ее наверняка разрывалось от боли, но не отменила приема. Редкая женщина может высоко держать голову и притвориться, что ее не унизили на глазах семьи и знакомых.

Накинув на шею полотенце, Алекс отправился в ванную, чтобы принять душ. Холодная вода смыла грязь и пот и освежила его. Когда он, обмотав голову полотенцем, уже собирался выйти из ванной, в дверь постучали. Часы на стене показывали десять.

Кто, черт возьми, может быть у его дверей в это время? Он сорвал с крючка банный халат и, надевая его на ходу, пошел ко входу в дом. Служба безопасности района гарантировала, что у дома не окажутся ни вор, ни убийца, но час для визитов все же был поздний, поэтому Алекс на всякий случай взял у камина кочергу. Подняв ее, он открыл дверь.

Виктория. Здорово. Это было даже лучше, чем душ. Особенно если бы она была там с ним — мокрая, голая.

Он опустил кочергу и улыбнулся. Она явно нервничала, и ему захотелось прижать ее к себе и успокоить.

— Прошу тебя, входи.

Интересно, почему она пришла, подумал он, закрывая дверь. Возможно, поняла, что не может жить без его поцелуев.

— Я знаю, что уже поздно и что мне не следовало приходить, но я подумала о пароле для компьютера Джерри.

Алекс опешил:

— Что?

— Пароль. Это его PIN-код. Он всегда им пользовался для наиболее важных сообщений.

О! Бизнес, будь он проклят!

— Это не «тупой», случайно?

— Нет. Это «шипучка».

— Ты, наверно, шутишь. Я видел его квартиру. И ты собиралась выйти замуж за этого парня?

— Напоминаю — по этому вопросу мы договорились.

— Ты когда-либо была в его квартире?

— Разумеется.

— Она похожа на больницу. Неужели ты собиралась там жить? — Он не мог скрыть раздражения, которое всегда испытывал, когда разговор заходил о Джерри. — Ты собиралась провести свой медовый месяц в больнице?

— Мы решили жить в моем доме, а квартиру Джерри сдавать. Это было бы логично. У него неважно с воображением, но с логикой все в порядке. Я тебе уже говорила об этом.

Алекс решил, что не будет продолжать дискуссию о достоинствах и недостатках Джерри. По его мнению, у этого парня достоинств никаких не было, и даже умение мыслить логически к ним не относилось. Где была его логика, когда он бросал Викторию?

— Он идиот.

— Согласна.

Она смотрела на него своими огромными глазами из-под густых темных ресниц, а его взгляд остановился на ее губах. Казалось, его дом вдруг стал страшно маленьким и тесным. Осталась лишь передняя, в которой могли поместиться только он и она.

«Не думай о ее губах», — сурово предостерег он себя.

— А ты нашел в его квартире что-нибудь еще, кроме компьютера?

— Открытую бутылку вина, два стакана и сигарету со следами губной помады. Цвет похож на помаду Миа. А еще там был прелестный маленький алтарь с большим количеством твоих фотографий.

— Значит, ты уже знал, что Миа в городе?

Странно, что ее не обеспокоило его упоминание об алтаре, но он решил, что это не так уж и важно.

— Виктория, это вино, стаканы и сигареты могли быть там уже неделю.

— Нет, он не стал бы меня обманывать. Во всяком случае, не так.

Неужели она думает, что для мужчин, которые ее бросали, это было решением последней минуты? Что до этого они ей не изменяли? Потом до него вдруг дошли ее слова.

— Что ты имеешь в виду, сказав, что «я уже знал», что Миа в городе?

— Я заезжала сегодня в ее салон. Она всегда бывает там по средам. Но мы с ней разминулись. Стало быть, она в городе и Джерри тоже.

— А это означает, что и мои файлы здесь.

— Верно.

Она выглядела довольной. Ей удалось кое-что для него сделать. Черт! Значит, он ей небезразличен. Надо это отпраздновать.

— Мне надо позвонить Питу и обо всем ему рассказать. Почему бы тебе не присесть? Я оденусь и позвоню.

Виктория знала, что Алекс забрал у Джерри его компьютер, чтобы найти какую-нибудь зацепку. Так что теперь на ее совести еще и мелкое воровство, совершенное Алексом.

Она смотрела ему вслед и видела мелькавшие из-под халата стройные икры. Они были чуть загорелыми и покрыты темным пушком. Воспоминание о том, как эти ноги прижимались к ее ногам в ночь ее свадьбы, вызвало в ней прилив желания.

«Думай о чем угодно, но только не об этом», — отругала она себя.

Например, о том, как она сделала из него вора.

Однако думать об Алексе как о мелком воришке было глупо, и она стала искать, что еще могло бы ее отвлечь. На каминной полке стояло несколько фотографий, и она решила рассмотреть их поближе.

Мягкий ковер скрывал шум шагов. Дом был в идеальном состоянии. Даже пол не скрипел. Стены были оштукатуренными, но гладкими, не то что в ее доме. Именно таким она хотела бы увидеть свой ветхий домишко через несколько лет.

Стоя перед камином, она разглядывала большую семейную фотографию, сделанную, по-видимому, в шестидесятых годах. Мужчина на фото был определенно отцом Алекса, так они были похожи. Рядом с ним, глядя на него и улыбаясь, стояла миниатюрная женщина. Вокруг них стояли трое детей — две девочки и мальчик, — а на руках у женщины был завернутый в одеяльце младенец. Фотография была сделана на фоне дома. Лица у всех были счастливые.

Другая фотография была сделана во время свадебной церемонии. У женщины были такие же, как у Алекса, черные волосы, но глаза были не карие, а голубые. Рядом была еще одна фотография — молодая женщина в свадебном платье.

Было еще множество фотографий — отцы с сыновьями, матери с дочерями. Сестры и братья. Семья Алекса.

Они все выглядели такими счастливыми, что Виктории хотелось плакать. Интересно, приходилось ли Алексу когда-либо чувствовать, что его семья им недовольна, потому что он недостаточно хорош? Пытался ли он когда-либо угодить своим родителям, а потом перестал стараться, потому что они этого все равно не ценили?

Вряд ли.

Она снова посмотрела на первую фотографию, где Алекс был еще маленьким мальчиком. Нет, Алекс скорее всего был любимым сыном и его жизнь была безоблачной.

До тех пор, пока ему на голову не свалилась Виктория, а ее бывший жених не сбежал с важными компьютерными файлами, имеющими огромную ценность.

— А это мои сестры, Патриция и Фелиция.

Она обернулась. Он стоял босой, прислонившись к арке, отделявшей гостиную от холла. На нем были выцветшая рубашка и застиранные джинсы. Даже со своего места Виктория видела, что они мягкие на ощупь. Джинсовая ткань облегала мускулистые бедра, ворот рубашки был открыт.

— Я не хотел пугать тебя. — Он кивнул на фотографии: — Это моя семья.

— Все выглядят такими счастливыми.

— Так они и счастливы. Это мои мама и папа. Они живут в кооперативной квартире недалеко от гольф-клуба «Ред роуз». А вот это Пэтти и Лайза — опасный дуэт. Одна родилась после меня, а другая — до Пита, и у меня не было ни минуты покоя, пока они росли. Подруги Пэтти безжалостно меня изматывали своими фантазиями, а подруги Лайзы почему-то все в меня влюблялись. Питу пришлось гораздо легче.

Виктория улыбнулась, представив себе молодого Алекса, отбивающегося от любовных заигрываний подруг его сестер.

— Спорю, тебе это жутко нравилось.

— Мне было двенадцать. Я все еще думал, что все девчонки дурочки.

— Представить тебя предметом женского восхищения очень даже легко.

Он смущенно пожал плечами.

— Я уверена, что тебе нравилось расти вместе с сестрами.

— Да, у нас были неплохие времена. Конечно, были и драки, но мы всегда знали, что можем рассчитывать друг на друга.

— Думаю, это было приятно — расти в такой семье.

— Это было просто здорово. Я был старшим и многому научился в смысле обращения с младшими детьми, а наши родители старались воспитать в нас чувство ответственности и стремление добиться успеха.

— И им это удалось.

Ее глаза стали печальными, и он почувствовал себя негодяем. Скрестив на груди руки, она смотрела на фотографию с такой тоской, что Алекс сжал кулаки. Вот оно опять. Желание обнять ее и держать, пока не пройдет боль.

Чтобы прервать молчание, она сказала:

— У тебя прекрасный дом.

— Спасибо.

Старый дом в викторианском стиле по современным меркам был слишком большим — четыре этажа общей площадью в четыре тысячи квадратных футов. Он стоял в парке и стоил целое состояние. Дом был куплен родителями Алекса в шестидесятых годах еще до того, как он родился, и Алекс сохранил в памяти воспоминания о многих счастливых днях детства. Он хотел, чтобы и его собственные дети выросли в этом доме.

— Я выкупил этот дом у своих родителей после того, как Пит окончил колледж. Им не нужен был такой большой дом, да и содержать его им уже было не под силу. Но для создания семьи лучшего места не найти.

— Надеюсь, что ты скоро ее создашь.

— Я тоже надеюсь.

— Я хотела спросить… Пит попробовал пароль?

— Да, — кивнул Алекс. — Но ничего не получилось.

— Жаль. Я подумала, что он подойдет.

— У нас есть другие варианты.

— Это хорошо.

— Почему ты пришла, Виктория? — Он решил переменить тему, чтобы выяснить истинную причину ее прихода.

— Чтобы узнать про пароль и рассказать о Миа.

По мнению Алекса, ответ прозвучал не очень убедительно.

— Ты могла позвонить. Почему ты здесь?

— Не знаю… Мне надо было побыть… э… с другом. — Она подняла на него свои голубые глаза. — Ты, наверно, не знаешь, что значит быть одному.

Он притянул ее к себе, обнял и, прижавшись губами к ее волосам, прошептал:

— Ты больше не одна, Виктория. У тебя есть я.

— Я знаю.

Но в ее голосе не было радости.

Зачем он так с ней поступил? Как можно за три минуты дать ей почувствовать себя в безопасности и… желанной?

Она смотрела не отрываясь на огонь в камине. Гостиная Алекса превратилась в теплый кокон, который окутал ее своим теплом, и она уже не помнила ни единой причины, почему ей не следует здесь находиться. После того как он разжег камин, он заказал пиццу. Она обмотала палец тягучим сыром и сунула его в рот.

Он вернулся в комнату и сел на пол рядом с ней.

— Ничего себе! Я отлучился всего на минуту, а ты съела половину пиццы!

Кусок пиццы застыл на полпути. Джерри часто повторял, что ему нравится ее соблазнительная фигура, но Алекс, похоже, предпочитает худых женщин.

— Я знаю, что мне надо есть меньше, но я проголодалась.

— По-моему, в твоей фигуре нет ничего лишнего, от чего надо было бы избавиться.

— Я толстая. — Но от его полного желания взгляда у нее перехватило дыхание.

— Ты мягкая. — Он придвинулся ближе.

— Бесформенная.

— Пышная.

— Ни на что не гожусь.

— Идеальная.

Его лицо было так близко, что она ощущала на щеке его теплое дыхание.

— Так и быть, я тебе поверю, — прошептала она, ожидая, что сейчас он ее поцелует. — Так что передай мне еще кусок пиццы.

— Нет. Мне, возможно, придется тебе доказать.

— Неужели?

— Я не хочу, чтобы у тебя остались сомнения. Ты должна мне верить.

— Доверие имеет для тебя большое значение, да?

— Огромное.

— Я в тебе не сомневаюсь.

— Вот и хорошо.

Он прижался губами к ее рту, а язык заскользил по ее зубам, как только она разомкнула губы. Она ощутила вкус пепперони, сыра, помидоров, чеснока. Это был вкус, к которому она привыкла. Она погрузилась в этот поцелуй, в Алекса и позволила ему продолжать. Его ладонь сжала ее грудь.

Она задохнулась от наслаждения: его пальцы творили чудеса с ее грудью. Она почувствовала, как вожделение захлестывает ее. Ей надо было бы думать о своем проклятии и противиться искушению, но у нее не было сил протестовать против его ласк.

Да она и не хотела протестовать, черт возьми!

Логика подсказывала ей: «Останови его!» Но ее женская сущность требовала: «Не смей!»

И она, прислушавшись к женскому началу, притянула его к себе, позволяя его языку и рукам и дальше творить чудеса. Они целовались и обнимались. Разве нельзя это делать и оставаться просто друзьями?

— Я хочу тебя, — прошептал он.

— Я тоже, — не задумываясь ответила она. — Я знаю, что мы не должны, но я ничего не могу с собой поделать. Ты сводишь меня с ума.

— Слава Господу!

Несмотря на свой большой рост и солидную комплекцию, Алекс двигался очень быстро. Он отпихнул в сторону коробку с пиццей, и не успела она оглянуться, как он раздел их обоих.

— Ты понимаешь, что от этого ничего не изменится? Мы просто друзья.

— Ага. Друзья.

Он надел презерватив и навалился на нее всем телом, прижав к ковру. Она извивалась, принимая удобное положение.

Он медленно вошел в нее, а потом, приподнявшись, начал раскачиваться.

Свет в гостиной был ярким, и она видела все чувства, отражавшиеся на его лице, каждое движение, доставлявшее ему наслаждение. Она видела, как напряглись его мышцы, когда он начал терять над собой контроль.

Она уверяла себя, что это просто секс, ничего больше. Они друзья, значит, это дружеский секс.

Алекс перевернул ее и посадил на себя верхом. Он обхватил ладонями ее груди, а она, еще контролируя себя, начала двигаться. Но постепенно, все больше распаляясь, она почувствовала, что и его желание растет: ей казалось, что его плоть заполнила ее целиком. Она поняла, что он передал власть ей, а сам подчинился.

Очень дружеский жест.

Он обхватил ее бедра и, притянув к себе, входил в нее все глубже, и она поняла, что он собой уже не владеет. Его взгляд затуманился, шея и грудь были напряжены, пальцы впились в ее тело.

«Я не верю, что я делаю с ним такое», — подумала она.

Она чувствовала себя сильной, непобедимой.

И совсем не по-дружески.

В этот момент Алекс прижал ее к себе, а сам резко приподнялся, и они оба одновременно достигли вершины экстаза.

Упав ему на грудь и тяжело дыша, она слушала, как бьется его сердце, как из груди вырывается его хриплое дыхание, прижималась к его влажному от напряжения телу и не понимала, как ей удастся когда-нибудь из всего этого выпутаться.

— А теперь признавайся, — потребовал Алекс, устраиваясь на диване рядом с Викторией и закутав их обоих широким теплым шарфом. Коробка с пиццей, забытая, валялась на полу, отпотевшие банки с содовой оставили на кофейном столике мокрые круги, лампы были погашены. Единственным светом был огонь в камине. — Так что привело тебя ко мне?

Виктория прижалась к нему еще теснее, чтобы слышать, как бьется его сердце.

— Я сегодня получила приглашение на свадьбу, и оно меня жутко испугало.

— Неужели от Джерри и Миа?

— Нет. Но моей первой мыслью была именно эта. Это от одной девушки из нашего землячества. Я уже несколько недель не проверяла свою почту и нашла приглашение только сегодня утром. Свадьба состоится в субботу. Я не хочу идти, но не могу придумать причину, которая не звучала бы как отговорка.

— А почему ты не хочешь идти?

— Потому что мне невыносима сама мысль присутствовать на свадьбе, которая состоится. Особенно одной.

Он погладил ей грудь.

— Не очень-то вовремя, да?

— Можно и так сказать. Глупо, не правда ли?

— Вовсе нет. Я пойду с тобой. К тому же, если твоя догадка насчет Миа правильна, ее наверняка тоже пригласили. У нас будет возможность поймать ее.

— Значит, ты все-таки веришь, что именно она стоит за кражей?

— Ты в это веришь, а я верю тебе.

Это прозвучало не очень убедительно. Его тон был скорее покровительственным.

— Не надо ловить ее из-за меня.

— И что это должно означать?

— Ты ведешь себя так, словно я жалкая бестолочь, которая не в состоянии выдвинуть разумную альтернативу твоей теории.

— Эй, а грубить зачем?

— Ладно, извини. О’кей?

— О’кей. И пока мы не найдем Миа или Джерри, мы не должны встречаться.

— Ты опоздала со своим предложением.

Вероятно, он прав, подумала она, но сказать не успела, потому что он уже целовал ее, вдавливая в диван, и сопротивляться было бесполезно.

Виктория проснулась, не сразу сообразив, где она, пока не почувствовала спиной тепло Алекса. После того как они занимались любовью на диване, он предложил перебраться на что-либо менее тесное — например, на его двуспальную кровать, — а она, опьяненная его близостью, не стала спорить и разрешила отнести себя наверх. В спальне они опять занимались любовью, пока не заснули.

Она помнила, как он уверял ее, что только восемнадцатилетний юноша может заниматься любовью больше одного раза за ночь. Прошлой ночью он опроверг собственное утверждение. А разве то твердое, что упирается ей в спину, не является свидетельством того, что он смог бы сделать это еще раз?

То, что произошло ночью, не было просто сексом, как бы ей этого ни хотелось. В ту ночь, когда они были вместе после ее несостоявшейся свадьбы, она могла бы так сказать, но не сегодня. Алекс не был похож на человека, который легко идет на случайную связь. Он знал, что говорил, заявив, что уже поздно. Он знал. И этой ночью он это доказал.

Поэтому ей надо срочно уходить.

Она выскользнула из кровати и встала, а он перекатился на ее сторону постели и уткнулся лицом в ее подушку. У нее сжалось сердце при виде его мощного тела, запутавшегося в мятых простынях, и все, что ей надо было сделать, — это забраться обратно, лечь рядом и…

Нет!

Стараясь не шуметь, она на цыпочках вышла из спальни, избегая тех мест на полу, где паркет мог бы вдруг заскрипеть. Заскрипеть? Как будто Алекс допустил бы, чтобы полы в его доме скрипели! Спустившись в гостиную, она быстро оделась, вышла из дома и села в машину. Она все делает правильно. Не только ради него, но и ради себя.

Когда она избавится от своего проклятия, они смогут подумать о том, есть ли у них будущее.

Но не раньше.

Не раньше, чем она будет уверена, что не будет несчастна.

Если Алекс разобьет ее сердце, она этого не переживет. Это уж точно.