Стемнело. Мы пили чай на кухне. Мы это княжна Ольга, домработница Пелагея и ваш покорный слуга. Престарелый конюх и истопник Тимофей ушел к себе. Я пил чай, крепко заваренный как любил и дуя в большую кружку, размышлял на разные отвлеченные темы.

Вот как же все-таки странно устроен человек. Вот скажи я сейчас Ольге, что равноправие граждан первостепенная задача человеческого мироустройства, и она проголосует за это не раздумывая. Но скажи я ей, что поскольку мы равны, то её очередь мыть посуду и топить печку. Возмущению её не будет предела. А может она согласно кивнет и станет у плиты. Но рисковать я не буду, не до истерик мне сейчас. Нужно хорошенько выспаться и продумать завтрашний день. Хватит и сегодняшних переживаний.

Примчавшись в заветный сад в пролетке, то громыхающей по камням, то вязнущей в грязи. Нет. Пожалуй, вязнущей в сырой, напоенной влагой от талого льда и снега, весенней земле. «Грязь» это то, что оставляет после себя человек. Фанерный чемодан болтало на ухабах вместе со мной. Книги гулко бились в стенку чемодана, как заключенные на пересылке. Как будто догадывались о своей судьбе. Я решил от них избавиться, потому как читать мои бесценные книги времени у меня нет и не будет. А тащить их с собой дальше в прошлое не благоразумно.

Старый клен с дуплом, служивший мне в сороковых годах тайником, я не нашел. Видимо он был слишком молод. А может окружающая растительность столь разительно отличалась от будущего, что я просто не там искал? Но зато я набрел на скалу выпирающую из земли. Не знаю откуда берутся такие камни в совершенно неожиданных местах. Гор вокруг нет? Скальных пород тоже не замечено? Но иногда такие вот каменные булыги в несколько тонн весом и размером два на три метра и в рост человека встречаются. Ученые говорят, что их принесло ледником в ледниковый период. Не знаю.

Не уверен. Поживем, увидим. Знаю одно, эта булыга стояла тут в 39ом году, однажды блуждая я набрел на неё. Значит в ближайшем прошлом вплоть до ледникового периода она тут и будет. И главное это более надежное и приметное место, чем недолговечное дерево. Воткнув у подножия камня лопату, я улыбнулся, вспомнив лицо извозчика.

Не иначе он подумал, что я клад пошел закапывать. А вы бы что подумали? Если подвозите человека в лес с тяжелым чемоданом и лопатой, и человек этот просит его не ждать и пролетку отпускает? Воткнув лопату пару раз в землю я раскаялся.

Нет, это совершенно бессмысленно! Книги сгниют и испортятся в сырой земле вместе с чемоданом. Откапать их в прошлом я не смогу? Так зачем сеять бессмысленные парадоксы? Кто их найдет и когда? По большому счету они ведь никому не нужны.

Значит сжечь. Но рукописи не горят, вернее горят хорошо там всякие свитки из папируса, сгорают целые библиотеки, если их предварительно облить горюче смазочными материалами, но спалить толстые плотные книги от спички, выдирая по одному листу? Занятие варварское. Честнее будет похоронить. Приуныв, я продолжил углубляться, пока вместе с комом земли не выбросил некий легкий кирпичик, звякнувший об лопату. Жестяная коробка из под чая. И чего бы ей тут делать? Раскрыв коробку я обнаружил одинокий патрон от охотничьего ружья 12калибра. Патрон был легкий и залитый со стороны пыжа воском. Выковыряв воск и пыж я обнаружил полоску бумаги, на которой чернилами было написано..

— Никита, а вы всегда такой угрюмый? — спросила Ольга.

— Не всегда.

— Скажите, а вот жандармов вы не первый раз убиваете?

— Допустим, — сухо ответил я. — А как вы собираетесь революцию устраивать? Вы даже не представляете сколько крови прольётся.

— Значит вы террорист, — сделала неожиданный вывод товарищ Воронцова. — А с Борисом Савинковым вы не знакомы?

— Лично нет, но кое-что читал.

— И как вам «Конь бледный»?

— Замечательное произведение! — улыбнулся я, — Особенно мне понравилось эта его фраза:

«Труп полулежал, опираясь рукой о камни». Посмеялся от души. А все эти его душевные страдания террориста, бред полный. Человек либо делает то, что считает правильным и ни о каких муках совести не может быть и речи. Либо не делает, и по этой причине спит спокойно. А убивать и мучится, это садомазохизм какой-то. Лицам с неустойчивой психикой не рекомендую вообще никуда лезть.

— Никак не могу понять почему вы так жестоки! — вспылила Ольга.

— Если б я не был жесток, я бы не выжил. Если б я не был добр, то не заслуживал бы права на жизнь.

— А скажите жалость вам хоть знакома?

Из меня положительно делали чудовище. Но все это не потому, что княжна на самом деле меня таким считала. Просто она желала, чтоб я начал оправдываться и показывать себя с другой стороны. Все любопытства ради. Подыграем.

— Не жалею, не зову, не плачу. Всё пройдет как с белых яблонь дым. Увяданьем осени охваченный я не буду больше молодым.

— Хорошие стихи! — оценила Пелагея, вытирая тарелки.

— Да что ты понимаешь в поэзии! — одернула её Ольга, — Вот Игорь Северянин гений! Вы не находите?

— Не нахожу. И пожалуйста не надо на меня так смотреть. На вкус и цвет товарища нет.

Человек может быть гением, его даже могут признавать как гения, говорить о нем как о гении. Но когда он сам так о себе заявляет, это по меньшей мере не скромно. И портит мое мнение об этом человеке.

— Я с вами категорически не согласна! Гений выходит за рамки, норм морали, и он может себе позволить такое сказать!

— Я с вами тоже, — добавил я улыбаясь, — не согласен. Время позднее нельзя ли мне удалиться и поспать минут шестьсот.

Ольга поднялась из-за стола чтобы проводить меня до опочивальни. Вид у неё был недовольный и рассерженный. Наверное оттого, что последнее слово осталось не за ней.

И то, что я не оценил «Громокипящий кубок» модный в этом году.

***

Этой ночью мне приснился удивительный сон. Сну, впрочем, я не особо удивился.

Говорят удивительные сны часто сняться на новом месте. Но с некоторых пор места ночлега у меня зачастую новые. Правда и то, что это не всегда барские хоромы.

Но иногда стог сена летом лучше сырой подушки и влажной простыни. И даже горящие дрова в камине не спасают. Мне хотелось подтащить кровать поближе к огню, но она или корни пустила или была просто не подъемной. Поэтому я провалился в тяжелую дрему лишь слегка пригревшись в постели.

Тьма. Мрак без единого проблеска света. Казалось свет как таковой вообще не существует, настолько густой была тьма. Лишь серые горошины, точнее мелкий бисер чуть заметный во тьме из-за своего внутреннего чуть заметного свечения. Я знал, что вокруг каждой из горошин мечутся ещё более мелкие почти невидимые частицы спутники. И я сжимал бисерины вплотную друг к другу, сжимая зубы от напряжения, лишь воля моя сдерживала их от разлёта в разные стороны. Пускал спутники горошин по замысловатой траектории так, что невозможно было понять какой горошине он когда-то принадлежал. Я строил кристалл длиною в 108 см, одна грань которого сходила на нет.

10 атомов, девять, …восемь,…семь,….шесть,….пять,…четыре, …три,…два и наконец один. Тяжело, немыслимо тяжело строить в длину и ширину одновременно, имея лишь одну опорную точку. Вершина кристалла тоже должна была заканчиваться одним атомом. Я уже знал, что это будет, и близок был к завершению. Последний атом свяжет всю конструкцию намертво, кристалл станет стабилен, электроны завяжут всю конструкцию стискивая такие непослушные горошины ещё ближе друг к другу. Когда он будет готов, пожалуй не найдется сил способных его разрушить, а если найдутся, если он потеряет хоть пару атомов …гибель кристалла станет гибелью многих. …..

— Утро доброе, — сказал я сам себе, отрывая голову от подушки. Сон покинул меня, но какая то часть продолжала прерванную работу. Грань кристалла входит в контакт с поверхностью птичьим клином, свиным рылом тевтонских рыцарей, и раздвигает более разряженную поверхность. Камень как бумагу. Тьфу! Какую бумагу?! Камень он даже не заметит, как паутинку. Здравствуй Меч Кладенец! Раз махнёшь, и все в штаны наклали!

Вот так и рождаются сказки. Интересно в соннике есть какое никакое толкование? И я хмыкнул представив, что бы сказал по поводу этого сна Фрейд, про 108 сантиметров. Лезвие будет почти не видимо, точнее остриё, пока его толщина не достигнет молекулярного размера, а это примерно сантиметра полтора невидимости. У стороннего наблюдателя создастся впечатления, что меч ещё не донесли а преграда перед ним разваливается сама. Только почему я разбитый и уставший словно всю ночь молотом работал? А с Востриковым мне сегодня нужно разобраться, подумал я наспех одеваясь и приводя свою одежду в порядок.

***

— А диспозиция наша такова, — развернул карту города Петровский, — значит, по прибытию поезда инкассаторы получают на вокзале груз и движутся следующим маршрутом.

Вот сюда и сюда..

Повел пальцем по карте Михаил.

— Сколько человек охраны?

— Четверо. Два конника спереди и два конника позади кареты. До банка они движутся по центральной улице. Улица широкая. Перехватить здесь не получиться. Предлагаю под видом посетителей зайти в банк и подождать их приезда. В банке всего два охранника. Вы уберете их перед началом.

— А почему вы решили, что деньги будут заносить с парадного входа? — полюбопытствовал я. — Такие операции чужих глаз не терпят?

— А черный вход будет загорожен внезапно поломанной телегой, — подмигнул Петровский, — там у какого-то крестьянина колесо отлетит. Переулок там узкий и придется карете разворачиваться.

Изображать крестьянина с телегой будет товарищ Степан судя по косоворотке и залихватскому кепи, сообразил я.

— Зачем разворачиваться? Может и взять их в этом узком переулке.

— Спрятаться там негде, — проронил слово Алексей, — они нас ещё на подъезде увидят, и стрелять начнут а карета развернется.

Картина предстоящего сражения была удручающая. Четыре жандарма сопровождения, два вооруженных инкассатора, + у извозчика может ствол оказаться, +два охранника в самом банке, + обязательный ствол под канцелярскими папками у администратора зала. Телефон и связь с жандармским управлением есть обязательно. При начале перестрелки какая-нибудь канцелярская крыса или сам хозяин банка начнут звонить. Если учесть, что управление от банка в 15минутах ходьбы (это я вчера проверял), то верхом они здесь появятся через пять минут. Очень понимаю нежелание товарища Вострикова лезть в эту мышеловку.

— Кому принадлежат деньги? — спросил я просто так, ввиду отсутствия других мыслей.

— А какое это имеет значение? — резонно заметил Петровский. Но на вопрос ответил, — Деньги придут из Москвы для Демидовского завода.

Был такой завод в нашем городе, и считался местной достопримечательностью. Хотя если подумать, империя Демидовых таких заводов понастроила в своё время по всей России. Имея карт-бланш от императорского двора грех было не развернуться. Лично на меня же эти строения из темно-красного кирпича цвета запекшейся крови, наводили тоску. Было в них что-то фундаментально мрачное и безрадостное, не смотря на качественность постройки, разумности в планировке и функциональности. Такое же впечатления производили на меня костелы в Прибалтике и Германии. «Дома Господа» мрачные и безжалостные как святая инквизиция, не то что наши веселые церквушки с золотыми искрящимися на солнце куполами. Одно слово, вернее два — Православие!

Совершенно не к месту вспомнился анекдот, но скорее всего это мозг мой выкинул фортель ввиду бесперспективности ограбления. И я рассказал его присутствующим:

«Подходит молодой прихожанин поющий в церковном хоре к батюшке и спрашивает:

— Святой отец, а почему в католическом храме поют под фисгармонию, а мы поем без аккомпанемента?

— А потому отрок, что талант не пропьешь, а фисгармонию как не фиг делать.»

Анекдот был не к месту поэтому присутствующие лишь хмыкнули. А у меня родилась идея.

— Не наведаться ли в гости к управляющему завода? — спросил я, — И аргументировано попросить его, чтоб деньги с вокзала привезли в кассу завода а не в банк. Незнакомых людей он может и не принять. Но если к нему пожалует человек в сутане просящий пожертвовать деньги на нужды храма…

— Авантюра, — скептически хмыкнул товарищ Михаил.

Востриков наоборот оживился.

— А что? Сутану я хоть сейчас организую.

— Времени нет, — отмахнулся Петровский.

— Поезд приходит в семь вечера, сейчас только девять утра. Если подсуетиться, то может выгореть. И к тому же если это Р… — Алексей запнулся взглянув на меня, — Никита возьмет на себя, должно получиться.

Жаль, что именно это я не могу сказать про тебя Алексей, подумал я о Вострикове. В записке написанной самому себе из прошлого, было всего две строчки. «Никому не верь. Забери документы у Вострикова!» Петровский удивленно посмотрел на Алексея.

«С каких это пор товарищ Востриков проникся таким доверием к товарищу Браузеру?»

Печатными буквами было написано на лбу Михаила. Печатные буквы мелькнули и умчались бегущей строкой. Вслух Михаил произнес другое:

— Рад, что взаимопонимание и чувство локтя в наших рядах крепнет.

Чувство локтя было в области печени. Именно туда я ласково толкнул Лешу, чуть не назвавшего меня другим именем.

***

Борода хоть и короткая у меня имелась, но стриженая бородка не окладистая поповская. Да и голый череп в образ не вписывается, к тому же шрамы на нем кое-где имеются. Если в тридцатые насчет шрамов я ещё мог отшутиться, что беляки саблями порубили, то теперь это было излишне приметно. Влезая в церковное одеяние меня смутил один аспект. В случае если придется делать ноги раздеться не просто. И с поднятой рясой пятками сверкать будет занятно. Если подрясник был почти в пору, то ряса оказалась великовата. Было такое ощущение, что носили их разные люди.

От подрясника здорово несло потом, что меня нервировало. Единственная радость — в широких рукавах как нельзя кстати помещался аигути, ножны которого я прибинтовал к руке. Бороду взятую на прокат из гримерной театра завязали на затылке, прикрыв завязки париком. Облачаться мне помогал товарищ Степан, сведущий в церковных обрядах и порядках. К своему удивлению я узнал, что Степан одно время прислуживал в храме и даже хотел идти на дьякона. Но что-то там не срослось. Заключительным аккордом облачения стал наперсный крест, большой массивный, серебряный. На обратной стороне креста я прочитал: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою». Крест насколько я знал, был у попа как табельное оружие выдавался при рукоположении один раз в жизни.

— Вы это. батюшку не того? — спросил я у Степана.

— Господь с тобой! Грех на душу не возьму!

— Сперли что ли?

— Не.

— А как?

— Да батюшка когда пьяный азартный очень, вот в карты и продулся.

— И крест на кон поставил? — не поверил я.

— Да, не. Крест сняли когда он уже пьяный спал.

***

Время близилось к обеду. Весеннее солнце лупило в макушку. Чтоб камилавка не наезжала на глаза и не висла на ушах под донышко подложили полотенце. Пот лил градом. Мне так и хотелось снять её и утереться полотенцем. Но я стоически терпел и дабы не уронить престиж шел важно, неторопливо, мельком поглядывал на шедшего по той стороне улицы Вострикова. Позади меня, шагах в десяти, плелся Степан. Я уже отличал его шаги от шагов в прочих прохожих. Была у него шаркающая кавалерийская походка. И где это её мог приобрести церковный служка? Впрочем, меня сейчас больше занимал другой вопрос. Что должно произойти? Суть в том, что работая журналистом в газете «Светлый путь» я по долгу службы, а зачастую и по собственной инициативе навещал городской архив. В архиве я пролистывал подшивки нашей газеты, которая до революции называлась «Ведомости Н-ска» и изучал более-менее значимые события тех времен. Писали в основном всякий вздор: Что у помещика Кривошеина родился двухголовый теленок. Что состоялся суд по факту возмещения морального ущерба причиненного чиновнику Пискунову от чиновника Лопарева. Лопарев физическим действием (плюнул Пискунову в лицо) нанес потерпевшему глубокую психологическую травму несовместимую с жизнью. Писали о том, что лето нынче будет жаркое и звонарь храма Александра Невского Варвин говорит, что это однозначно к войне. Писали о том, что забастовка начатая в понедельник на «Демидовском заводе» закончилась в пятницу, после того как управляющий Соловьев К.К. выдал бастующим аванс и они разошлись. Кто домой, а кто по кабакам. Группа рабочих были доставлены в полицейский участок дюже пьяные и без денег. Писали о том, что учитель естествознания

Клеопатров Ю.Н. совместно со своими учениками на реке Нуре откопал фрагменты скелета доисторического слона или мамонта. Фрагменты торжественно переданы в краеведческий музей. В общем писали в то время обо всем, что происходило в маленьком уездном городке. Хотя не был он таким уж маленьким. В городе было несколько гимназий, было реальное училище, были ремесленные училища, был театр, был парк развлечений с каруселями. В здании городской ратуши проводились дворянские собрания и балы. А позже открыли синематограф.

Так вот. Ни о каком ограблении банка или вооруженном нападении не было и речи. Если такое событие имело место быть, то уж описали бы его скучающие братья по перу во всех подробностях и описывали бы не менее полугода. Не могли они пропустить такую благодатную тему. И это в затхлое время, когда пауки оплели паутиной чернильницы и каждую газетную полосу приходилось высасывать из пальца? Не могли они такое пропустить! Не могли! А значит не было никакого ограбления и попытки даже не было? А что было? Что?

Это на фронте у меня не было времени изучать прошлое, перед войной же я планомерно его изучал, зная, что рано или поздно мне придется там жить. Поэтому вносил в память различные разрозненные факты. Никогда не знаешь, что именно тебе может из всего этого пригодиться. Вот например была заметка, что «заезжий священник приезжающий в наш город по семейным делам сделал замечание двум хулиганам. Те не унимались, тогда он перекрестил их наперсным крестом, от которого у них образовались шишки на голове и оба оказались связаны оторванным подолом подрясника к фонарному столбу. Подоспевшие полицейские доставили гражданина Орлова и Давиденко в участок». Стоило мне завернуть за угол как я понял, про кого это было написано.

***

— Мадам желает прогуляться? — приторным голоском вопрошал один

— Семен, ты не видишь, что эта фифа, к нам ноль внимания? Думаю даже, мы ей противны.

— Оставьте меня в покое! Я полицейского позову!

Отбрыкивалась мадемуазель. Судорожно вцепившись руками в сумочку под мышкой

— Ой! Вася, нас пугают полицией? Мне уже страшно, — рассмеялся первый в заломленном на бок картузе.

— Шли бы вы отроки по своим делам, — сказал я как можно более внушительно старясь из баритона перейти на бас. Но слова мои действия не возымели.

— Слышь поп, хочешь в лоб? — не весело засмеялся второй, сунув руки в карманы широких штанов.

— Батюшка, — обрадовалась девушка, — скажите им, чтоб отстали!

— Батюшка, — передразнил девушку первый, — скажите ей, что гордыня грех большой, пусть немного полюбит ближних своих. Ну вот столечко…

И он неприличным жестом показал насколько она их должна полюбить.

— Ах вы овцы заблудшие!

Крякнул я и принялся выполнять газетную заметку по полной программе. Вот только подол оторвать мне не удавалось, поэтому вытащив незаметно кинжал из рукава, я полоснул по подолу. Один из задержанных как раз начал приходить в себя и брови его изумлено полезли поверх шишек на лбу. И я приложил его вторично. Степан шедший сзади опешил. Он решительно не знал как себя вести а потому разглядывал витрину с пирожными. Востриков тоже остановился и смотрел не таясь и улыбаясь. Мне его улыбка не понравилась. Он смотрел свысока и осуждающе. Девушка же взвизгнула и прижалась к стене дома № 8, что на Смоленской улице.

— Святой отец, — робко спросила она, — а вам разве можно так?

— Есть люди в которых живет Бог, — ответил я, стягивая руки потерпевших, — Есть люди в которых живет дьявол, а в этих живут только глисты. Считайте меня экзорцистом.

— Так вы не местный?

— Проездом я, по семейным делам.

Ответил я согласно тексту статьи.

***

К.К. Соловьев он же управляющий заводом был натурой крайне нервной. Вот ведь как бывает. Сидит человек само спокойствие. И телом вроде расслаблен, и говорит медленно с чувством, толком, и расстановкой. А вы ему не верите. Чувствуете, что в нем как черт сидит, который в любой момент может сорваться и запустить в вас бронзовой пепельницей, или обложить вас семиэтажным матом. Толстые пальцы Константина Кузьмича венчали широкие и короткие ногти. Носить такие ногти приличнее было бы на ногах, но никак не выставлять напоказ. К тому же ногти все были покорежены и крошились. Кальция ему что ли не хватает? Мельком подумал я.

— Так вы батюшка по какому делу ко мне? Если на счет пожертвования на храм, так я отцу

Игорю передал, что только в следующем месяце. Сейчас никак. Денег нет. Вы не поверите. Продукция не идет, рабочие бастуют. Мне зарплату платить нечем. Вы уж на проповеди наставьте моих обалдуев на путь истинный, объясните им что забастовки только ухудшают и без того сложное материальное положение. Что не богоугодное это дело забастовки.

— Я и тебя наставлю на путь истинный сын мой, — прервал я К.К. — Ибо врать не хорошо!

Кто грешит против правды, тот грешит против Истины.

— О чем это вы?

Константин Кузьмич развел руками изображая саму невинность и радушие.

— Да о том, что не далее как сегодня вечером на счет завода поступят сто тысяч рублей.

А вы тут комедию ломаете.

— Я не знаю откуда вам это известно, — начал закипать К.К. — Но во-первых, это не ваше дело, а во-вторых, пошел вон! — сорвался на крик управляющий— Кукиш с маслом вам а не пожертвование! И отцу Игорю передай, чтоб ко мне больше не приходил и не присылал никого!

Предчувствия меня не обманули. Нервный тип. Я резко придвинулся вместе со стулом к управляющему и вставил ствол револьвера в орущую пасть. Инстинктивно щелкнув зубами по граненому стволу Соловьев замолчал. Видимо на вкус наган был не крем-брюле. Он попытался отклониться, но высокая спинка массивного кресла, не давала ему это сделать.

— Слушай меня сын мой, и не дергайся. А то мозгами по стенке раскинешь. Сейчас берешь ручку и пишешь письмо директору банка господину Останину с просьбой доставить деньги в кассу завода и дико извиняешься за причинённое беспокойство, но тебе нужно срочно выдать зарплату рабочим. И ручками то шаловливыми не размахивай. Пистолет у тебя во рту. Мне сложно будет промахнуться. Если понял, кивни.

— Ого…прл. кро…

— Я кажется ясно сказал никаких разговоров. Просто кивни.

Соловьев обреченно кивнул упираясь ладонями в стол. Ему кажется надо было достать бумагу из ящика стола и для этого надо было отодвинуться. Но ещё больше ему хотелось отодвинуться от пистолета. Надо помочь господину. В ящике письменного стола помимо бумаги оказался браунинг маленький, дамский. До чего нелепо бы он смотрелся в этой квадратной лапе с короткими толстыми пальцами. Нет в человеке чувства гармонии, нет.

Вздохнул я, отправляя пистолет в карман рясы. Свой револьвер пришлось убрать изо рта

Константина Кузьмича, пока он слюной письмо не забрызгал, предварительно предупредив чтоб без глупостей.

Письмо было написано с тяжелым сопением. Тяжелым пресс-папье с ручкой в виде серебряного сеттера письмо промокнули. Затем приложили тяжелой большой квадратной печатью с вензелями.

— Отлично, — сказал я, пробежав глазами по тексту, и отправляя письмо на край стола.

— А теперь скажите, вам дорога жизнь ваших детей?

Ненавижу себя за подлость, но блефовать надо было по крупному, иначе этого бешеного пса мне не удержать. Человек крайне нервный и несдержанный может плюнуть на свою жизнь и выкинуть фортель. Поэтому необходим мощный сдерживающий фактор и главное беспроигрышный. Угроза жизни детей почти стопроцентная гарантия. Я и так уже чувствовал себя как Геракл выводящий цербера из царства Аида. Ох и намаялся он с ним.

Ежесекундно ожидая подлости.

— Да только попробуй! Да я тебя…

Пришлось ткнуть пальцами по горлу, дабы крик прекратить и не обеспокоить секретаря за стенкой.

— Сказал тихо, значит тихо. Дети твои у нас. И если ты никакой глупости не выкинешь, с ними будет все в порядке. Понятно?

— Да, — просипел К.К.

— Вот и славно сейчас вызовешь секретаря и велишь передать письмо с нарочным в банк.

Обед не забудь заказать. Время то обеденное. И про меня не забудь, я тут до вечера пробуду.

С видом грозовой тучи Соловьев позвонил. Вот черт! Оказывается под столом у него была кнопка звонка. И он мог в любой момент её нажать? Повезло.

— Письмо отправь с нарочным в банк к Останину, да стол накрой. Батюшка со мной обедать будет.

Секретарь молодой и пронырливый парень лет двадцати пробежался по тексту взглядом.

Если чему и удивился то виду не подал. Когда он вышел, я подошел к окну и достав большой белый носовой платок высморкался. Это был знак, что письмо ушло. Востриков наблюдавший за окном знак должен был увидеть. За посыльным проследит Степан.

Если что-то пойдет не так, двое пьяных распевающих «боже царя храни» под окнами конторы будет сигналом мне делать ноги. Когда деньги прибудут то. Впрочем, об этом рано думать.

***

Дверь открылась почти бесшумно, и к столу словно на коньках скользнул секретарь держа в руке поднос, уставленный приборами. Держал секретарь поднос как-то странно. Чувство опасности сработало но поздно. Если левая рука покоилась на ручке подноса, то сам поднос стоял на кисти правой руки держащей снизу некий предмет. И дуло предмета смотрело в мою сторону.

— Сядь и не дергайся, — сказал напомаженный юнец наглым нетерпящим возражений голосом.

— Славик! Да ты просто умница! — расцвел в улыбке Константин Кузьмич.

Но предмет тихо плюнул в его сторону и К.К. замерз. Как сидел в кресле, так и приклеился к нему. Шума огнестрельного выстрела не было. И крови не было. Каменным изваянием с застывшей улыбкой господин Соловьев смотрелся памятником самому себе.

— Гражданин Лазарев сядьте за стол и положите руки на стол, чтоб я видел, — скучным казенным голосом произнес секретарь. И что-то в этом его голосе и манере мне явно было знакомо. Появилось ощущение Дежавю. Взглядом снулой рыбы он проследил как я уселся и положил руки перед собой. Ну, конечно! Очередной аватар.

— Значит не ухойдокал я тебя прошлый раз товарищ капитан? — поинтересовался я, с любопытством уставившись на Славика. — Вот и славно! А я ведь давно хотел с вами поговорить и выяснить. Не надоело вам за мной бегать? И чего ради, эта погоня?

— А тебе Лазарев не надоело от нас бегать? — зло спросил капитан. — Мне то сменить носителя проблем нет. А ты в своем теле? Надеешься всегда быть в форме? Но тело изнашивается, стареет…Ты об этом не думал?

— А тебе молодость не к лицу, — сказал я изучая ногти. — Когда в сорок пятом ты представился агентом СМЕРШа, то действительно был похож на представителя Абакумовской конторы. И НКВД достойно представлял. Даже пасынком Андропова Ю.В. ты не плохо выглядел. Умно, интеллигентно. А сейчас глиста — глистой, и чуб этот твой набриолиненый. Фи!

— Ты меня не зли. Какой пациент подвернулся, в такого и вселился. Ты слишком далеко зашел…

— Разве? А что ограбление банка как-то скажется на будущем?

— Перестань паясничать, мы знаем твои планы!

Меня сие заявление удивило. Планы мои были размытые и конкретно кроме ефрейтора ничем серьезным не оформленные.

— Вот как? И что я по-вашему собираюсь сделать?

— А то, что последствий своих действий ты не знаешь, а нами они просчитаны. Не будет нацисткой Германии, а Роза Люксембург будет первым министром социалистической Германии. Далее, Союз постарается подмять под себя всю Европу. Англия с Америкой объединяться. И атомная бомба будет сделана и применена на год раньше. Сотрет она не Хиросиму и Нагасаки, а Москву с Ленинградом? Тебе мало или продолжить?

Желваки на лице секретаря ходили из стороны в сторону. От подноса он давно избавился.

Импульсный парализатор был метрах в двух от моей груди.

— И что ты предлагаешь?

— Я предлагаю сдаться. Собственно согласия твоего мне не нужно. Куда ты уже денешься?

Просто я с тобой столько времени потерял, что мне нужно было высказаться. Так, что молись «поп». И простимся.

— Можно спросить напоследок?

— Валяй.

— А почему тебе в собственном теле за мной не охотиться? Всё-таки и реакция и навыки рукопашной борьбы были бы выше?

— Лазарев ты дурак или прикидываешься?

— В смысле?

— Ты разве не знаешь, что путешествие может быть только в одну сторону? Уйдя в прошлое нельзя вернуться назад. Тело такого просто не выдерживает. Назад возвращается только горстка пепла.

— А ТЕМПы тогда зачем? Я думал они и есть ваши машинки времени?

— Они просто сохраняют сознание перенесенного в случае гибели носителя.

— Хватит вопросов. Прощай! — сказал секретарь держа излучатель на вытянутой руке.

Я уже подумывал упасть на пол, но тут открылась дверь и вошел товарищ…

***

Сидя на краешке стула за столом как можно достать человека стоящего по другую сторону стола? Только без фантазий, честно? Мне ничего в голову не пришло как только взявшись руками за край стола, нырнуть под стол выпрямив тело как кий в бильярде и ногами врезать противника по ногам, сбивая его с ног. Выстрелить «Славик» все-таки успел, но заряд ушел в стол, а сам он фейсом хорошо приложился об тейбл. Камилавка правда с меня слетела вместе с париком и укатилась под ноги управляющего… Хорошо ещё, что Востриков зашел во время и принялся окучивать секретаря, что дало мне возможность достойно вылезти из под стола и присоединиться.

— Хватит Леша! Хватит!

Миловидное личико с прилизанным чубом смотрелось ужасно. Кровавые сопли и слюни.

Затуманенный взгляд с закатывающимися глазами. Сильно присматриваться к внешнему виду я не стал. Пошарил по карманам и извлек ТЕМП. Бросил его на пол и впечатал каблуком. ТЕМП пискнул. Глаза Славика приняли осмысленное выражение..

— Ну, что Кощей Бессмертный? Будем прощаться всерьез? — спросил я, надеясь теперь на долгий и откровенный разговор со Славиком, но Востриков воспринял мои слова буквально. Секретарь ойкнул и сполз на пол со стола с застывшим взглядом.

— Ты, что наделал?

— Ты же сам сказал, что прощаться, — Леша пожал плечами и вытер нож об костюм секретаря.

— А с этим что? — кивнул Востриков на «памятник управляющего».

— Это он в восторге от моего предложения, — ответил я, подбирая с пола парализатор и запихивая его под рясу в карман брюк. — Видишь, ошалел от радости никак в себя прийти не может.

— А серьезно?

— А серьезно Леша это называется гипноз, придет он в себя примерно через минут тридцать.

— Я всегда подозревал, что ты колдун Ронин, — покачал головой Востриков и пощупал управляющего. — Теплый.

— Ты его только не порежь, он нас в кассу провести должен.

— Ясный перец! — подмигнул Алексей.

— Да, я ему наплел, что детишки его у нас в заложниках. Так, что смотри не разочаруй его как очухается. Да, Алексей, документы для меня ты уже выправил, так что давай не томи, — сказал я как бы между прочим.

— Так, — кивнул Леша, — только они у Петровского лежат, как вернемся с грузом, заберешь.

Может раньше я ему бы поверил, но не сейчас, не сейчас. После записки, в которой я требовательно написал сам себе. «Забери документы у Вострикова!» Значит я знал, что писал. Не верить самому себе у меня причин не было. Поэтому я криво ухмыльнулся и посмотрел на товарища.

— Ты за кого меня держишь? За сявку, за фраера лопоухого? Ксива у тебя во внутреннем кармане пиджака. Думаешь я как паспорт получу, так ноги сделаю? А?

Востриков видимо не ожидая от меня такого напора растерялся.

— А сидеть и улыбаться рядом с господином директором не хочешь?

— Извини Ронин, я тебе всегда верил, просто Петровский приказал, — замялся Леша вытаскивая из внутреннего кармана мятый паспорт. Выкрутился-таки, подумал я.

Петровский тут был решительно ни причем. «Не верь никому!» Вторая строчка записки была написана не даром. Единственное, что меня смущало, почему я так обидно мало сам себе написал? Не мог со всеми подробностями, чтоб не попасть впросак с секретарем. Чтоб допросить его с пристрастием и выяснить всё, что творится в том будущем, дорога к которому мне закрыта. Да и роль засланца в прошлое с непонятным заданием и целью мне уже поднадоела. Боюсь теперь, после смерти «гончего по следу» мне не скоро представится шанс всё это прояснить. Но кажется Соловьев приходит в себя. И его руки поднявшись самопроизвольно потянулись к лицу.

— Что за фокусы? — спросил он разминая занемевшее лицо и запнулся. Ноги секретаря выглядывали из под стола. Прятать тело было некуда.

— Видишь, что бывает с любопытными? — сказал Востриков и улыбнулся показывая ровные, белые зубы.

***

— Сколько денег по ведомости на зарплату? — спросил я у кассира жавшегося к стенке, подальше от холодного револьверного дула.

— Двадцать три тысячи шестьсот восемьдесят рублей шестнадцать копеек, — проблеял кассир.

— Отсчитай, — кивнул я Вострикову державшему большой дорожный баул в руках, — Остальное наше.

— ?

— Не гоже людей без зарплаты оставлять. Ваша партия именно об их благе беспокоится? — не без ехидства спросил я.

— Узнаю, что зарплату не выдал. Вернусь, — пообещал я управляющему.

Деньги большими пухлыми пачками портянок, почти листами книжного формата легли на стол. Екатерина II в парадной одежде и горностаевой мантии красовалась на сторублевках. Напротив неё на облигации красовалась статуя обнаженного античного красавца в костюме Адама. Тонкий намек на толстое обстоятельство? Подумал я, о её легендарной привязанности к мужскому полу. Впрочем лицо мужской национальности было вполне женоподобного вида. Защелкнув баулы в сопровождении управляющего мы вышли из здания заводской конторки.

— Дети, — шепнул Константин Кузьмич, — Где мои дети? Вы обещали? Вы гарантировали?

— Дома, чай пьют, — рассмеялся Востриков.

— Сволочи! Ограбили! Держите их! Хватайте их!

Выскочившая из за угла дома пролетка, управляемая Степаном, подобрала нас. И мы помчались.

— Ты какого..?! — влепил я Вострикову оплеуху, — Языком тренькаешь?!

А сзади заливался трелью полицейский свисток.

***

Пролетка неслась подпрыгивая на кочках и проваливаясь в ухабы. Случись перестрелке.

Я не удивился бы, что с пяти шагов преследователи и преследуемые не попадают друг в друга. Не мудрено с такими дорогами. Ещё и лошадь взбрыкивала постоянно норовя попасть задними копытами в край пролетки. Петля в подворотнях и закоулках мы выехали за город и остановились в первой же более-менее густой роще.

— ? — посмотрел я на Алексея.

— А что ты хочешь? На всем скаку к Воронцовской усадьбе подкатить? Чтоб все знали кто мы и откуда?

— Резонно. Однако, нам пора и разойтись.

И тут я почувствовал некий твердый предмет упирающийся мне в бок.

— Степан, сходи, подыши свежим воздухом. Мне с товарищем поговорить надо.

Степан слез с брички и бес слов удалился, лишь мельком искоса взглянув на нас.

— Что это значит Леша?

Востриков весь горел. Я это почувствовал по его горячему дыханию. Надеюсь не от любви.

— Я не знаю кто ты и откуда Ронин, но я долго думал с тех пор как тебя увидел. Ты не то, что не постарел за эти двадцать лет а стал моложе. Я не могу этого понять. Воронцова говорит, что был такой граф Сен-Жермен, который нашел рецепт бессмертия. Может ты он? Поделись Ронин? Я тоже хочу быть бессмертным? Хочешь я тебе все деньги отдам?

Забирай все деньги и уезжай, только скажи как? Поделись рецептом.

— А Степан?

— Степана я тут закапаю, скажу что вы с деньгами вдвоем свалили. Поделись Ронин?

— Ты ошибаешься Леша, ты здорово ошибаешься.

— Ронин не хочешь по-хорошему, я ведь могу и по-плохому. Пуля он быстрая и тебе не увернуться. Чувствуешь в бок упирается?

— Эх, Алексей, если б ты не помог мне сегодня, я б тебя здесь и прикопал в этой роще. Прощай Востриков, один совет на будущее. Бросай ты свою уголовщину.

— Ты думаешь я тебе так просто отпущу..? — зашипел мне в ухо Востриков, брызгая слюной. Но что он сказал и сделал дальше мне уже узнать было не суждено.