Кабинет секретаря строительной компании «Тутти» не был большим и светлым, как и большинство номеров гостиницы «Пальмира», сдаваемых в аренду мелким фирмам и частным предпринимателям города N. Но в этот день даже в кладовой, где на деревянных стеллажах пылились тысячи папок с «нужными» документами, было светло и радужно. То ли от первого снега, укрывшего белой пеленой промозглые улицы, то ли от романтичной атмосферы, воцарившейся на всем этаже из-за добросовестно отрепетированного театрального представления в исполнении Емельяна Заславского — богатенького папиного сыночка, решившего сделать предложение своей девушке в духе средневековых традиций.

Задолго до того, как первые звуки арфы слетели с встревоженных струн, Малька сидела за рабочим столом, кутаясь в теплый ангоровый шарф и внимательно рассматривая счета-фактуры за прошлый месяц. Кипа бумаг на столе не предвещала ничего хорошего. Чтобы закончить годовой отчет потребуется пожертвовать еще одним вечером и вычеркнуть его из личной жизни. Но больше всего Мальку волновало не это, а нарастающая боль в груди. При каждом вздохе она улавливала свист легких и все больше боялась умереть от удушья, так и не выполнив поставленную задачу. Шеф — Вилор Петрович и коллеги устали проводить с ней разъяснительные работы, но Малька никак не реагировала и ни в коем случае не хотела идти на больничный, продолжая лечиться народными средствами. За две недели ее кашель, нарушающий офисную тишину, стал таким же привычным, как и шум еще советского лифта.

Но, несмотря на болезненное состояние, Малька Фоер оставалась красавицей. Огонь, а не девушка! Ей не нужно было прикладывать особого труда, чтобы заставлять парней и даже солидных мужчин с посеребренными висками оглядываться ей вслед. Малька обладала стройной фигурой, длинными ногами, тонкой талией, и даже в самом скромном сереньком платьице выглядела, как царица. (Кстати, в переводе с еврейского Малька и есть царица.) Ее роскошные шоколадные локоны пленили взоры многих. Любая женщина мечтает о таких густых и здоровых волосах, но каждому свое. Кому-то грудь пятого размера, кому-то самый функционирующий мозг с множеством извилин, а кому-то ни то и ни другое. Малька же была одарена богами по высшему разряду: третий размер груди и одновременно высокий уровень IQ уживались в одном теле. Эти качества Малька умело могла завуалировать: надеть строгую блузку с высоким воротником и просто молчать, внимательно наблюдая за происходящим.

Малька никогда ничего не делала наспех и не впадала в панику, все продумывала до мелочей и планировала свои действия на полгода вперед. И уж что-что, но выходить замуж в ближайшее время она не то чтобы не собиралась, а категорически отказывалась, и рубила на корню все попытки Емельяна сделать ей предложение. Столь феминистический настрой поначалу даже нравился Емельяну, но в последнее время его словно муха какая-то укусила, и он во что бы то ни стало старался добиться своего — жениться на Мальке. И зачем оно ему надо — в его то молодые годы?

Емельяна и Мальку связывало одно: они оба учились на заочном факультете строительства и охраны окружающей среды в Донбасской Национальной Академии. Во всем остальном они были слишком разные. И если по законам физики противоположности притягиваются, то Малька, как особа с аналитическим способом мышления, часто представляла, как два тела притягиваются только для того, чтобы столкнуться и разлететься в разные стороны. Сказать, что Малька не любила его, наверное, нельзя, как и сказать, что любила без ума и памяти. Такая уж она — загадочная для многих и только для родной матери открытая как книга.

Очередной бумажный платочек полетел в урну. Малька продолжала раскладывать по датам и сшивать архивы, как вдруг из коридора донеслись волшебные звуки живой музыки. Малька удивилась, и любопытство заставило ее встать из-за стола, чтобы посмотреть, что же там такое происходит. Она бабочкой вспорхнула и в миг перенеслась в сказочный мир, едва переступив порог своего кабинета. Юные девушки в длинных греческих платьях из белоснежного шифона перебирали струны и казались ангелами, сошедшими с небес. Все как на подбор блондинки с длинными волосами, головы украшены венками из золотых цветов, на шеях массивные ожерелья, на тонких кистях широкие браслеты, а голоса до мурашек по коже нежные и сладострастные. Прекрасные девы играли на арфах и пели божественную оперную арию, в то время как Емельян в рыцарских доспехах шел навстречу Мальке, застывшей на месте с открытым ртом. Зрелище еще то!

Директор компании с бухгалтером и менеджерами стояли в конце коридора и одобрительным свистом с аплодисментами поддерживали Емельяна. Все сотрудники Мальки были мужчинами, не считая шестидесятилетней уборщицы бабы Зои, которая не застала это веселое шоу, потому что приходила на работу во второй половине дня, а Емельян приехал с музыкантами в полдень.

Емельян вовсе не был глуп, как могло показаться людям, разговаривающим с ним впервые. Молод, несдержан, любил быть в центре внимания и работать на публику, веселить людей безрассудными выходками и дешевыми фокусами. Циркач, но не клоун. Он с легкостью находил подход и интеллигенту, и к студенту в черной футболке с черепами и непонятными надписями. Благодаря своей способности договариваться ему почти ничего не стоило организовать для Мальки сюрприз. Было единственное «но», о котором знал только конюх: Емельян хотел сразить девушку наповал, прискакав на белом коне, но вышла неувязочка. Пришлось довольствоваться хором девочек из театрального училища и костюмами, взятыми напрокат за пару комплиментов.

Петь Емельян не умел, но ради такого случая перефразировал и выучил стихотворение А.С. Пушкина «Признанье». Гремя доспехами, он уверенным шагом приблизился к Мальке. С лица не сходила улыбка, но пот, выступивший на лбу, выдавал волнение.

Малька закрыла рот руками. От нахлынувших эмоций хотелось разреветься и броситься ему на шею с объятьями. Емельян опустился на одно колено и протянул огромный букет коралловых роз со словами:

Я вас люблю, хоть и бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь! Мне не к лицу и не по летам… Пора, пора мне быть умней! Но узнаю по всем приметам Болезнь любви в душе моей: Без вас мне скучно, —я зеваю; При вас мне грустно, —я терплю; И, мочи нет, сказать желаю, Мой ангел, я тебя люблю!… О Малька! Сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви. Быть может, за грехи мои, Мой ангел, я любви не стою! Но притворитесь! Этот взгляд Все может выразить так чудно! Ах, обмануть меня не трудно!… Я сам обманываться рад!

Малька не сдержалась уже после слов «Мой ангел, я тебя люблю» и дала волю чувствам, шмыгая носом. Ее большие бирюзово-зеленые глаза потемнели, как море перед штормом, и по гладкой шелковой коже скатывались струи бриллиантовых слез. Емельян был доволен результатом. Именно этого он и ждал: сентиментальности, радости и волнения в одном флаконе. Он добил Мальку фразой «Ты согласна стать моей женой?», достав красненькую коробочку в виде сердечка, все еще стоя на одном колене.

Арфы не стихали, коллеги кричали «Давай соглашайся!», и Малька робко сказала «Я подумаю», решив в тот момент, что выйти замуж рано или поздно все-таки придется.

Дрожащей рукой Емельян надел ей на палец колечко и покрыл ее нежные холодные кисти горячими поцелуями.

— Ты сумасшедший! — сказала Малька, как только они остались наедине в ее маленьком кабинете.

— Любовь меня сделала таким, — прошептал он весьма взволнованно.

Малька прижалась к его накачанной груди, скрытой под теплой рубашкой в клеточку.

Емельян никогда не застегивал последние две пуговицы, чтобы все видели какой он модный парень и какая у него толстая цепочка с амулетом Айо (сила победы). Емельян пользовался дорогим одеколоном, регулярно делал укладку волос и больше был похож на эстрадного исполнителя, чем на серьезного делового человека, хоть и надевал изредка галстук, совмещая его с джинсами и кроссовками. Носил бородку и выщипывал брови на переносице. Он не унаследовал вкус и стиль своего отца. Но вдвоем с отцом они проворачивали немало прибыльных сделок: папины деньги и чутье сына — гремучая смесь.

— Может сходим вечером в клуб? Потанцуем, объявим всем о нашей помолвке! — предложил Емельян, вопросительно приподнимая одну бровь.

Малька закашляла, так ничего и не ответив.

— Бедняжка. Ты пила сегодня лекарство? — Емельян провел тыльной стороной ладони по щеке Мальки. — Кажется, у тебя температура.

— Все в порядке, мой рыцарь. — Успокоила его Малька, обнажив ровненькие зубки. — Только не рано ли ты надумал объявлять о помолвке? Я не сказала «да»! — она намеренно дразнила жениха.

— Но и «нет» ты тоже не сказала, моя ненаглядная! — после секунды молчания он продолжил. — С твоей болезненностью нужно срочно что-то делать. Может прогревание? Моя невеста должна быть здоровой! — утверждающе заявил он.

Малька встала на цыпочки и обвила шею Емельяна руками, поглаживая и взъерошивая волосы на затылке.

— Эх, романтик ты мой, а твои родители знают о намерении жениться? — спросила она еле слышно. — У меня ведь ни кола, ни двора. Ты же знаешь! Съемная квартира и минимальный оклад, не считая премиальных. К тому же учимся мы не бесплатно. Твой отец наверно хотел бы видеть на месте невестки дочь какого-нибудь богатого дядьки.

— Не выдумывай. — Емельян закрыл ей рот нежным поцелуем. — Мои предки от тебя без ума! А вот твоя мама на дух меня не переносит это точно, — произнес он, ненадолго оторвавшись от припухших влажных губ.

Кира Фоер — мама Мальки, действительно, недолюбливала Емельяна, считала его избалованным мальчишкой и выскочкой, советовала дочери приглядеться к нему повнимательнее и не строить никаких иллюзий. Но разве семнадцатилетней девчонке докажешь, что ее избранник, мягко говоря, не подходит ей. В этом возрасте девушки еще парят в розовых облаках с сердечками. Как бы Кира не вмешивалась в их отношения и не обучала дочь уму-разуму, Малька все решала сама, и в один прекрасный день поставила мать перед фактом, что переходит с дневного обучения на заочное, что нашла работу, и Емельян пообещал помочь подобрать хорошее жилье в центре города за небольшие деньги. И вот уже три года Малька живет своей жизнью, а Кира каждую субботу печет шарлотку с яблоками и ждет свою единственную доченьку в гости.

Малька со свистом вздохнула, собираясь с мыслями. На безымянном пальчике светился многогранный камешек в золотой оправе, Емельян был своим в доску, солнечный луч падал на доспехи, горой лежащие на стуле, в вазе — цветы, кипа бумаг все еще ждала своей участи. Малька рассмеялась, вновь почувствовав себя влюбленной дурочкой, и вспомнила, как мечтала, будучи еще ученицей средней школы, надеть свадебное платье и кружиться в вальсе с высоким брюнетом, похожим на Диму Билана.

— Мама не станет мешать нашему счастью! — воскликнула Малька, не ожидая от самой себя подобной радости. — В конце концов, не в тридцать же лет идти под венец?!

Емельян блеснул огоньками зелено-карих кошачьих глаз, и его плутовские губы растянулись в улыбке.

— Ты моя богинька! Тогда нас ждут приятные хлопоты! Я уже туфли приметил в ЦУМе. Не для себя — тебе! Они все в камнях, а каблук украшен цветами, бисером и ленточками. В них ты будешь офигетельной невестой!

Малька раскраснелась. Виной тому была и повышенная температура, и зашкаливающие эмоции.

— Не рано ли выбирать туфли? До лета еще уйма времени, — подумала она.

— До лета? Никакого лета, — как отрезал Емельян. — Завтра же идем в ЗАГС, пока ты не передумала. Подадим заявления и начнем подготовку к самому лучшему дню в нашей жизни! Моя богинька!

Емельян несдержанно дергался на радостях, но и внимательно следил за глазами Мальки. В них было легкое недоумение. Зрачки расширены. Вопросительный взгляд из-под густых черных ресниц.

— Но зимой холодно, — попыталась возразить она перед тем, как Емельян неожиданно укусил ее за мочку уха и увлек целоваться на рабочий стол с незаконченными делами.

В этот день Малька решила для себя, что если не выйдет замуж в двадцать лет, то потом в этом уже не будет никакой необходимости, если только для одного: чтобы не прослыть старой девой и хотя бы к тридцати пяти родить ребенка, потому что обзаводиться детьми в сорок — поздновато. К тому же Емельян был первой и единственной любовью Мальки, как она думала тогда, у них были хорошие дружеские отношения с эротическим подтекстом, и они никогда не разговаривали на повышенных тонах: мир и идиллия. Но бедная Малька еще не знала, какие сюрпризы ждут ее впереди, и что же на самой деле заставило Емельяна Заславского так торопиться со свадьбой.