3 апреля 2011 год

 В 07.55 мы всей семьей уже были  в  северной части Донецка, в Киевском районе, где находится наш главный железнодорожный вокзал. На привокзальной площади было многолюдно. Чуть ли не на каждом шагу стояли старушки с протянутой рукой. Немытые цыганские красавицы настойчиво просили «позолотить ручку», бомжи сновали туда-сюда, и неприятный запах снова и снова ударял в нос «боксерской перчаткой реальности». Служащие железнодорожной станции длинными самодельными метелками усердно мели мусор, но чище все-таки не становилось. Компания молодых парней, с самого утра едва держась на ногах, пили и курили, разбрасывая окурки и пустые бутылки по площади. Противный пьяный смех меня раздражал. А еще больше мне не нравилось само воспитание подрастающего поколения.

 В вестибюле блестел чистотой напольный кафель. Белые высокие потолки были искусно украшены декоративной лепниной. К окошкам кассы тянулась небольшая очередь. А самое главное – не было той уличной грязи. И я не имею в виду лужи на асфальте.

 Поезд Архангельск-Донецк ожидался на 2-ой платформе в 08.11. Туда мы и направились, вновь минуя кучку аморальной молодежи.

 Синее безоблачное небо предвещало теплый день. Смелые солнечные лучи щедро пригревали холодную мокрую землю, и весна медленно, но уверенно вступала в свои права. На перроне домашние голуби жадно клевали разбросанные крошки, время от времени прерываясь от резкого шума. А когда заскрипели колеса приближающегося поезда, они поднялись ввысь, оставив свой недоеденный завтрак привокзальной собаке.

 С окошка помахала чья-то рука в белой перчатке. Но лица не было видно, и мы с Паулином, переглянувшись, пожали плечами и поторопились подойти ближе к спускающимся приезжим.

 Я внимательно рассматривала всех пожилых женщин. Одна была с тростью из неотесанной деревянной палки, в зашитых тапочках и СССР-овских коричневых колготках, в выцветшем платке и неприметном пальто прошлого века. Это точно была не наша «герцогиня». Вторая дама была явно молода для 63-ех летней женщины. Третья в дорогих кожаных ботиночках на шпильке, с ярким макияжем на помятом годами лице, и укутанная кружевной шалью, тоже не могла быть Изольдой Бенедиктовной. Потом спустились двое мужчин, семейная пара, девушка с красным зонтом, и …

 — Мама! – и Паулин радостно, расставив руки, побежал ей навстречу.

 Однотонное синее классическое пальтишко выделяло эту женщину из серых масс. И никакие разрисованные старушки, желающие скрыть возраст за слоем штукатурки, не шли в сравнение с этой изысканной архангельской «снежной королевой»! Серебряной снежинкой с блестящими белыми камнями красовалась на груди объемная брошь. Янтарные бусы гармонично контрастировали с её безупречным нарядом. Из-под пальто, застегивающимся по задумке модельера только на одну пуговицу, было видно такое же синее платье. Элегантная синяя шляпка с широкими полями была украшена декоративной имитацией павлиньего пера. Белые туфли на низком каблуке, белые перчатки, белая сумочка и белый чемоданчик с металлической ручкой, – значит, все-таки это она махала нам рукой!

 Из-под шляпки в мою сторону долетел строгий взгляд голубых глаз. Лицо Изольды Бенедиктовны излучало здоровый ухоженный вид. Хотя из следов косметики лишь бледно-розовая помада прорисовывалась на ее губах. Ни веки, ни ресницы не были накрашены. Она, скорее всего, даже не пользуется ни тональным кремом, ни пудрой. А вот стойкий аромат цветочными  нотками  я уловила, когда  подошла  ближе.

 — Доброе утро, Изольда Бенедиктовна, – я все еще разбирала на детали её образ, обратив внимание и на белизну её волос. – Как добрались?

 — Почти двое суток тряски в поезде измотали меня, – ответила свекровь, наклонившись к Елисею, и протягивая ему свою руку, предварительно сняв перчатку.   – Мой внучок так подрос за этот год! Настоящий потомок моего покойного Бориса, те же черты лица, тот же  умный  взгляд! Да, Елисейка?

 — «Ни наю», – застенчиво произнес Елисей, прячась за моей юбкой.

 — Мама, давайте отойдем, мы мешаем другим приезжим и встречающим, – Паулин взял из её рук чемоданчик на колесиках, и под локоть повел маму в сторону привокзального кафе.

 — Да «Павлинчик»!

 Как же мне не нравилось это перевернутое имя. Хватило же фантазии назвать сына «Паулин»? Хотя, что в этом удивительного? У Изольды Бенедиктовны мания величия появилась, наверно, с самого рождения. А павлин, как известно, царская птица.

 — Мама, сколько раз Вам повторять, что я уже давно не мальчик, и не надо так меня называть, тем более в общественном месте. Я Паулин Борисович. И никак иначе, запомните это.

 — Не правда ли чудесная погода! – умела «графиня» перепрыгивать с темы на тему. – Валенсия, а ты знаешь какой завтра день?

 — Понедельник! – радостно заявила я. К счастью, мне завтра на работу! Но вслух я этого, естественно, не сказала. – 4 апреля. А что?

 — А то, что погода сегодня хорошая! И чтоб ты знала, 4 апреля почитается память священномученика Василия Анкирского, которого в народе называют Василием Теплым.

 — И все Вы знаете, мама! – улыбнулся Паулин, переводя взгляд на меня.

 — Конечно, сынок, мне же не 26 лет, как твоей жене.

 Я знала, что Изольда Бенедиктовна считает разницу в 16 лет недопустимой, и хотела бы вместо меня видеть невесткой 40-ка летнюю женщину, которая еще бы знала от корки до корки библию и народный календарь со всеми приметами. Но я не такая, и свекровь не упускала возможности напомнить мне об этом.

 — Уважаемая Изольда Бенедиктовна, торжественно обещаю вам, что к 63-ем годам постараюсь запомнить, когда почитают память Теплого Василия, а когда Теплого Алексея!

 «Графиня» искоса одарила меня требовательным взглядом, ничего не говоря, а Паулин демонстративно покашлял, намекая мне быть, наверное, тактичнее и  терпимее  к его маме.

 Мы вошли в полупустое кафе. Первое что сделала «графиня» это присела на уровне первого столика и провела пальцем в белой перчатке по столешнице. Я ничуть этому не удивилась, как и серому пятну на её, несомненно, дорогой перчатке.

 — Куда вы меня привели? Эта забегаловка ниже моего достоинства. А сидения? Вы посмотрите.

 Сидения, насколько я поняла, были вымыты грязной тряпкой. И разводы на поверхности были вовсе не приемлемы для нашей «королевской особы».

 — Но в прошлом году мы довольно хорошо здесь посидели, мама, и Вы ни на что не жаловались? – удивился Паулин.

 Кафе на самом деле было не настолько плохим. Его единственный минус, с моей точки зрения, был в завышенных ценах. И поэтому сюда заходило мало посетителей. Но атмосфера была довольно приятной, если не считать невымытого как следует стола и стульев. По крайней мере, здесь чувствовалось присутствие современного ремонта с элементами отделки в стиле «хай тек». Натяжные потолки отражали свет из пластиковых окон, горели софиты, за барной стойкой аккуратный официант поправлял черную бабочку на белом воротничке рубашке. Играла приятная симфоническая музыка, как под заказ для нашей гостьи. Но Изольда Бенедиктовна, скривив недовольную гримасу, уже хотела выйти наружу.

 — Какой чудный запах кофе! – голос пожилого мужчины неожиданно появившегося с ниоткуда остановил «графиню» у двери.

 Она окинула взором всё кафе. Что за мысль пронеслась в её голове, осталось загадкой, но решительные шаги привели нашу пани к стойке.

 — Три кофе, молочный коктейль и 4 свежие булочки, – тоном королевской особы, гордо поднимая подбородок, сделала свекровь свой заказ. – И, пожалуйста, посадите нас за самый чистый столик. Или они у вас все такие, как тот, что у входа?

 — Прошу следовать за мной, – молодой официант в белой рубашке со смущенным лицом повел нас к столикам между желтыми диванчиками.

 В его руках было чистое полотенце, которым он старательно натер и без того чистый стол и два мягких дивана. Мы с Паулином опять переглянулись, и мне почему-то стало его немного жалко. Ведь ему целую неделю придется во всем угождать своей маме, которая вечно всем была недовольна.

 — Я 42 часа тряслась в поезде, плюс еще около 5-ти часов провела на московском вокзале, ожидая пересадки. Итого почти двое суток! – возмущалась Изольда Бенедиктовна, усаживаясь поудобнее. – И это еще называется «самый быстрый маршрут»?

 — Мама, Вам надо было лететь самолетом. Это заняло бы меньше времени, – предложил Паулин.

 — Самолеты падают. А сколько сейчас террористов?! Уж лучше поездом.

 Пока мы пили кофе в прикуску с хрустящей булочкой, Изольда Бенедиктовна безустанно рассказывала об авиакатастрофах и репортажах телевизионных журналистов с мест событий. Нам же оставалось только слушать и соглашаться с ее доводами относительно небезопасности воздушных передвижений.

 Но это были только цветочки. Приехав, домой, Изольда Бенедиктовна не смогла не сделать хотя бы нескольких замечаний. Это была бы не наша «графиня»!

 — У вас воняет кошатиной, – заявила она с порога. – Кошачий лоток нужно тщательно мыть с белизной, Валюшка!

 — Именно этим я и планировала сейчас заняться, – и на самом деле запах в квартире был катастрофически испорчен нашей Мурчелой.

 Разувшись и повесив на вешалку свой плащик, я взяла лоток и пошла с ним в ванную. Шум воды отвлек меня от мыслей о приезде свекрови, но не надолго.

 — Ты моешь вонючий горшок в ванне? – округлила глаза «свекровушка».

 — А, по-вашему, я должна мыть его в кухонной раковине? – я специальной мочалкой вспенила моющее средство, и продолжала натирать лоток.

 — Вот говорила вам, покупайте дом. Нет, вы купили эту квартиру. Так кошечка делала бы свои дела на улице, и не приходилось бы мыть горшок в ванне.

 — Вот осталось нам только под кошечку подстраиваться, – ну, хоть Паулин пришел спасти меня от своей назойливой мамочки.

     — Сынок, при чем здесь подстраиваться? – и снова длинная лекция о достоинствах частного дома…

 А потом – совместное приготовление праздничного обеда. Не зря я с самого утра выпила  две капсулы успокоительного состава: корень валерианы лекарственной, страстоцвет и шишки шмеля. Теперь мне не были особо страшны волнения и нервное напряжение, я надеялась, что смогу держать себя в руках, не поддаваясь на провокации свекрови. А она так и старалась ужалить, как оса.

 — Вот, зачем тебе кухонный комбайн? Пищу нужно готовить своими руками, так она получается вкуснее.

 — А с комбайном быстрее!

 — А посудомоечную машину еще не купили?

 — Вы знаете, Изольда Бенедиктовна, мне не тяжело помыть три тарелки вручную!

 Потом очередной длинный монолог свекрови ввел меня в полусонное состояние, и я машинально заканчивала приготовление окрошки, селедки под шубой, блинчиков с маслом и красной икрой, при этом не забывая поглядывать на фаршированный болгарский перец, томившийся на слабом огне.

 Паулин лишь изредка появлялся на кухне, контролируя процесс приготовления обеда. А Елисей и вовсе в 13.00, как по расписанию лег спать.

 Изольда Бенедиктовна, как истинная леди, к обеду сменила наряд. Теперь на ней было строгое зеленоватое платье с высоким вырезом и жемчужные классические бусы в ансамбле с серьгами и довольно интересной брошью в виде веточки ландыша. Такая шикарная женщина, и одна, – мелькнула мысль у меня в голове и тут же погасла.

 За столом, накрытым по случаю приезда свекрови не в кухне, а в зале, было бы очень скучно, если бы не сама Изольда Бенедиктовна, неиссякаемой энергией которой можно было удивляться и удивляться.

 — Валюшка, как поживают твои родители? Не перебрались ли еще со своего приморского курорта в какой-нибудь приличный город? – отпивая глоточек шампанского, поинтересовалась «графиня».

 — Нет, конечно! Разве плохо жить на берегу моря?! Еще и в собственном доме?! Даже если бы им предложили пентхауз  – квартиру, вид из которой открывается на все четыре стороны света, где нет соседей (только снизу), они бы не согласились! – это было правдой.

 — Я их понимаю. Я тоже люблю свой дом. А вот наши дети, и ты, и Паулин выбрали эту крохотную квартиру. Здесь и душе разгуляться негде, а если пригласить полсотни гостей? – она обвела весь зал взглядом, и на несколько секунд замолчала, откусывая  кусочек блинчика,  завернутого  трубочкой.

 — А для полсотни гостей можно заказать на вечер уютное кафе! – ответила я.

 — Валюшка, ты вся в маму. Такая же сообразительная и порой просто непредсказуемая натура. А вот внешне ты больше похожа на отца.

 Что она этим хотела сказать? На кого бы я ни была похожа, а спорить со свекровью у меня не было ни малейшего желания. И я не в первый раз надела свою любимую маску скромности, производящую на людей впечатление застенчивой и робкой Валенсии. Но на самом деле я наблюдала, слушала и все запоминала. А память у меня очень хорошая!

 — Если бы ты знала, как тебе повезло, что у тебя есть Паулин – тот, на кого можно положиться, человек, которого воспитала такая женщина, как я! – мысленно я с неё улыбалась (её нужно было назвать Паулиной за способность раскрывать павлиний хвост). – Мой Паулин помог создать тебе надежный и уютный семейный очаг, ты пылинки с него сдувать должна!

 Мой муженек сидел с довольным лицом. Еще бы: мамочка захвалила! Только для любой матери её дети всегда самые лучшие.

 — Валенсия, ты со мной не согласна?

 — Насчет пылинок или вашего воспитания, или моего везения? – и как по заказу заиграла мелодия на моем телефоне. – Извините, –  и я вышла из-за стола.

 Это был Мануил Александрович. Я закрыла за собой дверь, и, ответив на звонок, пошла разговаривать в нашу спальню.

 Весеннее солнышко озорными лучиками играло с зелеными листьями драцены. Свет полосками заливал комнату через приоткрытые жалюзи. В спальне было почти тихо, спокойно, и мягкая кровать заманила меня прилечь на краешек.

 Приятный мужской голос на линии вводил меня в курс дел относительно творческого вечера в Одессе, время проведения которого было уже не за горами.

 — Валенсия Викторовна, сообщаю вам, как победителю прошедших туров всеукраинского стихотворного конкурса следующее: Вы вышли в большой открытый финал! – я чувствовала его улыбку, хотя по телефону и не могла видеть лица поэта Верпиского. – Вам предстоит прочесть 4-ое и 5-ое стихотворение из вашей конкурсной подборки со сцены Дворца Культуры в Одессе 07.04.2011 года.

 — Отлично, Мануил Александрович! 4-ое и 5-ое, значит, 4-ое и 5-ое! – я была очень довольна выходом в большой открытый финал.

 — Валенсия Викторовна, а вы ознакомлены со списком всех участников? – загадочно произнес все тот же приятный голос.

 — Всех? – я задумалась. – Нет. Но я знаю, что очень много известных творческих людей подали заявки на участие.

 — Дело в том, Валенсия, что вами сегодня интересовался один писатель, поэт и художник в одном лице, – признаюсь честно, я была заинтригована.

 — И кто же это? – любопытству не было придела.

 — Это француз Люсьен Дюжесиль. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

 Дюжесиль! Так он француз! Как тесен мир! И я смогу воочию увидеть этого красивого мужчину в черном костюме, читающего со сцены свои лучшие произведения! Я уже хочу в Одессу! Поскорее бы! – размечталась я, позабыв на миг о самом Мануиле Александровиче, ожидающем ответа.

 — Да, я читала стихи «Дюжесиля»! Я в восторге от глубины его души!!! – и это была истинная правда.

 — Что же, значит, вы знаете своего соперника в лицо, так сказать, ибо есть такая вероятность, что один из вас станет победителем нашего конкурса и получит кругленькую сумму наличных!

 — Пусть победит сильнейший! – а мысленно я даже не думала о награждении, главнее было для меня убедиться, что «Дюжесиль» полноценный мужчина: с парой рук, парой глаз… и такой же красавчик, как на фото!

  — Так и будет, Валенсия. Да, и вот еще что: постарайтесь быть в Одессе к вечеру 6 апреля.

 — Безусловно, Мануил Александрович. А что конкретно хотел обо мне узнать Дюжесиль? Вы лично встречались? Или…

 — Я получил от него электронное письмо с вопросом «Валенсия Перольская и 7фиалок это один и тот же писатель?», и я лишь подтвердил его слова.

 — Спасибо за информацию, Мануил Александрович, – а вот мысленно я прокручивала сложившуюся ситуацию: значит, Дюжесиль знает кто я такая.

 — Всегда к вашим услугам, Валенсия, и до связи. Как только появятся какие-либо новости, я вам обязательно сообщу.

 — Вы очень любезны, спасибо. До связи.

 Экран телефона погас, и я, утопая в мягкой постели, закрыла глаза, вспоминая фотографию нежного принца  – француза Люсьена Дюжесиль. Получается «Дюжесиль» вовсе не псевдоним, а фамилия. А если это два разных человека? В любом случае, в ближайшее время я разгадаю эту загадку!

 Шорох в детской отвлек меня от своих рассуждений, и я, поправив постель, поспешила к Елисею. Мой малыш уже проснулся. И мы вместе подошли к закрытой двери в зал, сквозь которую отчетливо была слышна непрерывная речь Изольды Бенедиктовны. И говорила она обо мне: «Валенсия непредсказуемая. В её внутренний мир так просто не проникнешь. Я, например, с трудом догадываюсь, о чем она думает. Не знаю, как ты с ней живешь?»

 — Мама, Валенсия хорошая, – говорил Паулин негромко, – она часто уступает мне, мы не конфликтуем по пустякам. А о чем она думает мне все равно. Она творческая натура и постоянно летает где-то в облаках. Я  с этим давно уже смирился.

 — Я бы на твоем месте не была столь безразлична к её мыслям. А что если у неё есть другой мужчина?

 Выслушивать дальше этот разговор за закрытой дверью я не стала. Подняв Елисея на руки, мы резко ворвались в комнату, слегка смутив «снежную королеву». И при мне она не решилась продолжить тему о другом мужчине, переключив все свое внимание на еще сонного Елисейку.

 — Дорогой, сегодня в ДК проводится вечер «Кому за **». Вы не желаете вывести маму в свет?

 Изольда Бенедиктовна скривила недовольно тонкие губы, поморщила носик в знак протеста, и Паулину ничего не оставалось делать, как только предложить маме партию в шахматы. В любом случае «графиню» нужно было развлекать.

 — У меня по расписания уже должен был начаться дневной сон. А еще и эта утомительная дорога. Пожалуй, я прилягу на часок-другой. А вечером куда-нибудь сходим, – Изольда Бенедиктовна как всегда все решила за всех.

 — Я расстелю вам диван, только сначала со стола приберу, – я уже подхватила пустые тарелки и хотела нести их в кухню.

 — Диван? – она демонстративно впилась в него всей пятерней. – У меня проблемы с позвоночником. Если вы не против, я буду спать в вашей спальне. Целую неделю. Ваш  ортопедический матрац послужит во благо моему увядающему здоровью.

 — Конечно, мама. Идемте, я Вас провожу, – Паулин услужливо протянул ей руку.

 Она бросила насмешливый взгляд в мою сторону, потом взъерошила волосики Елисея, и с гордым видом покинула зал, как её величество королева.

 Как хорошо, что мне не придется терпеть её присутствие целую неделю, – думала я, убирая со стола.

 …Я с Елисеем и десятком его мягких игрушек улеглись на диване, играя в забавную и поучительную игру – в «школки». Малыш обеими руками держал своего любимого песика и вместо него читал по слогам слова из яркой красочной книжки. Потом точно так читала коровка, кошечка, черепаха и остальные «детки». А я только и успевала нахваливать умненьких малышей, правильно соединяющих слоги в слова.

 А когда Елисею надоело заниматься  чтением, я включила для него телевизор и нашла мультфильмы на детском канале. Изольда Бенедиктовна еще спала, Паулин отлучился по важным делам «ненадолго». А у меня появилось свободное время для себя любимой. Приняв ванну и переодевшись в шелковый пеньюар, я открыла ноутбук, с головой погрузившись в виртуальный мир.

 На страничках Стихаря меня порадовал приятный сюрприз. Дюжесиль совсем недавно написал для меня личное сообщение:

 Валенсия, доброго времени суток! У Вас очень красивое имя, такое же красивое, как и та очаровательная особа со жгучими рыжими волосами, языки которых разожгли в моем сердце безудержный пожар желания коснуться кончиками пальцев ваших игривых локонов. Ваш образ пленил мой разум, и кажется, что время тяжелыми кандалами замедляет нашу встречу. Но я разорву любые цепи ради возможности увидеть Вас…

 Ваш страстный поклонник Люсьен Дюжесиль.

      03.04.2011 18:23

 Разве такое бывает? Мы ведь даже не знакомы, ни разу не виделись, совершенно не знаем друг друга, – думала я обо всем этом. Виртуальная любовь что ли? Скорее увлечение. Но что же ему ответить? Или не отвечать и вовсе? Я ведь замужем, и у нас ничего серьезного не может быть. Или может? Стоп.

 Я была в замешательстве. Как часто со мной такое бывает. Перед глазами появляются две чаши весов, словно символ справедливости на стене в зале суда. Весы. Какая чаша перевесит?

 Мы можем стать друзьями! У нас много общего, мы творческие люди, – говорил внутренний голос. Отвечу все-таки на это душевное письмо, – решила я.

 Отправив это стихотворение в ответ Люсьену Дюжесиль, я продолжила разбирать электронную почту, но мысли были где-то далеко. Там где не было никого и ничего, только сказочный тропический остров, словно рай для двух влюбленных. Пенные волны, горячий песок, и беззаботная нега в объятиях сильных и одновременно нежных рук. Рук незнакомого мне человека, писателя, чей образ помутил мой рассудок. И этот розовый туман в моей голове был мне приятен, как чудодейственный бальзам. Проблемой было лишь моё замужество, выражающееся не только кольцом на безымянном пальце. Я не могла себе позволить преступить черту верности, но я и не могла заставить себя не думать о другом мужчине, взбудоражившем мой мир.

 — Валюшка, вот ты где, – резкий голос свекрови помешал моим размышлениям. – Будь так любезна, приготовь мне ромашковый чай, – и Изольда Бенедиктовна с королевским видом расселась в мягком кресле, как в троне, не хватало только короны, скипетра и державы в руках.

 — Сию минуту, Изольда Бенедиктовна! – я даже играючи присела в реверансе, отчего «графиня» изобразила легкую улыбку на своем заспанном лице. – А тапочки вам не принести? Вы не замерзли?

 — Да, спасибо, и от теплых тапочек я бы не отказалась, – видимо, она такая же мерзлячка, как я.

 Оставив свекровь в зале, мы Елисеем пошли в кухню заваривать бабушке чай. Я включила электрочайник и засыпала в две чашечки зеленый ромашковый чай, привезенный «графиней» с Архангельска в качестве подарка (а больше она ничего не привезла, даже Елисею, наверное, возраст уже не позволял носиться с тяжелыми чемоданами). Пока закипала вода, я разогрела малышу  тарелочку манной каши с сахаром. И приготовив чай, оставила его одного ужинать.

 С разносом, на котором кроме двух чашек чая я поместила нарезку сыра и баночку меда, я подходила к залу. Как вдруг, неожиданно для себя самой, я уловила приглушенный звук щелканья клавиш на ноутбуке. Неужели Изольда Бенедиктовна без разрешенья шныряет по моим папкам?

 Да. Открыта моя авторская страничка, и свекровь с упоением читает рецензии к моим стихотворениям.

 — Зачем включили ноутбук? Кто дал вам это право? – я свекровь за преступлением застала.

 — Валенсия, послушай, дорогая? Ты Паулину изменяешь? Я тут прочитала…

 О, боже, «Дюжесиль» мне написал любовное посланье, а прочитала его  «снежная графиня».

 — Да как же так? Что вы себе здесь позволяете? Не смейте больше никогда читать чужие сообщенья, чужие письма и так далее.

 — Так, значит, я была права? Ты Паулину неверна.

 — Изольда Бенедиктовна, у вас, как погляжу, неоспоримый дар в чужие жизни свой длинный нос без разрешения совать. Не ваше дело! Разберемся сами! Может быть, у нас свободная любовь! Решать мы сами вправе, а вы не лезьте. Хорошо?

 — Да что же тут хорошего? Ты за спиной у Паулина крутишь шуры-муры, а я должна, по-твоему, молчать? Нет, дорогуша! Этого не будет? И его денег тебе тоже не видать!

 — О, герцогиня, вот вам мой глубокий реверанс, но ваши подозрения несправедливы, мужу я верна! А вы бы, чем читать чужие письма, уж лучше разложили бы пасьянс. Проблем бы было меньше.

 — У тебя? Так это еще цветочки! Попляшешь ты у меня еще, Валенсия Викторовна. Я тебя научу порядочности. Ты еще пожалеешь.

 — Не угрожайте мне. Я вовсе не боюсь. И совесть каплей горных рек моя чиста.

 — Ну, пишут о любви тебе же неспроста?! Давала повод, значит, кокетка, мать твою, блудница, да чтоб мне здесь сквозь землю провалиться. Я выведу тебя на чисту воду!

 — Не стоит в вашем возрасте так кипятиться! Расслабьтесь, я знаю, ледяное сердце мне растопить, как снега и зимой не допроситься.

 Я мышку вырвала из рук, со злобой сжатую старушкой, и отключила ноутбук.

 — Валюшка!

 — Изольда Бенедиктовна, по вам большая сцена плачет. Да, вы не лед — вы ограненный бриллиант.

 — А ты  считала, ты единственный талант?

 — Я не считала, не считаю, хватит. Устроили тут пьесу по ролям.

 И только звонок в дверь утихомирил нас обоих. Домой вернулся Паулин.

 Две чашки чая, излучая тепло и легкий аромат, остались лежать нетронутыми на столике. А Изольда Бенедиктовна, подняв нос кверху, поторопилась встретить сына у дверей. Про тапочки я и не вспомнила тогда, все мысли были о письме. Что же он такого мне там написал? А тут еще свекровь, и Паулин пришел совсем некстати.

 Как ни странно, но Изольда Бенедиктовна тогда ничего не сказала Паулину о своих подозрениях. Они спокойно сыграли две партии в шахматы, Елисей кружился вокруг них, играя со своими мягкими игрушками. А я, перемыв посуду, прилегла в детской комнате, предварительно забрав из зала свой ноутбук. Недоброжелательный взгляд ничего хорошего не обещал, но бояться то мне было нечего. И я со спокойной душой и легким трепетом все-таки прочла то письмо, из-за которого «графиня» решила, что я неверная жена.

 По-весеннему осенней красотой! И где здесь Изольда Бенедиктовна нашла хоть один намек на наши отношения? Ничего ведь нет! Ну, если не считать миленького приятного стихотворения о «рыжеволосой чародейке с губами цвета карамельки!».

 Так значит, Люсьен Дюжесиль был женат, но теперь разведен. И я стала его музой! Забавно… но отвечать на этот раз я не стала. Мало ли что взбредет в голову моей свекрови. Удалив все письма, не относящиеся к работе, я так и уснула в детской комнате, не дождавшись, когда же закончится очередная партия в шахматы.