5
«Уже два с половиной года в отношении председателя Тюменского регионального отделения Союза писателей России поэта Николая Денисова длится судебное разбирательство якобы по поводу поджога в поселке Кармак Тугулымского района Свердловской области… Денисов имеет в этом поселке скромную дачную избу, и на свою беду, как бывший военный моряк, бросается на помощь пострадавшим в любой ситуации. А его изба находится рядом с избой покойного ныне предыдущего председателя Тюменской писательской организации С. Шумского.
И вот однажды весной, 30 апреля 2006 года, в Кармаке сложилась чрезвычайная ситуация – пожары! Как она, ситуация, возникла, трудно прояснить до сих пор. Горело и там и там, в основном, трава на полянах возле поселка. А в это время немалая часть населения была на сельском кладбище. Был родительский поминальный день.
Николай Васильевич вместе с женой бросился бороться с огнем, тушил и гасил этот огонь, грозивший перекинуться на дома и строения. Отстояли от пожара целую улицу, а вот один домик, стоявший на отшибе, не смогли отстоять… Были, как нынче бывает, зрители, равнодушно смотревшие, как человек пытался предотвратить беду. Но никто не пришел на помощь. И Шумский, здравствующий еще, сидел у себя дома, может, грелся на солнышке в своем дворе.
Что же получилось в результате?
Уголовное дело!
Сергей Шумский пошел с пострадавшей от пожара своей родственницей по Кармаку, собрал несколько нелепых и скороспелых свидетельств против своего недавно избранного преемника на посту председателя Союза писателей в Тюмени. И весьма в этом преуспел. Он подговорил женщин, подружек потерпевшей, написать заявления о виновности Николая Васильевича в уничтожении частной собственности. В милиции завели дело по факту пожара. «Свидетели», и в первую голову «свидетель» Шумский, настаивали на наказании Денисова. Человека начали таскать по инстанциям, а у нас, как известно, только попадись на крючок, мало не покажется. Хозяйка сгоревшего старого домика и сарая подала иск на Денисова в возмещении ущерба чуть ли на миллион рублей. В том числе на сгоревшие… аж два десятка лопат, несколько телевизоров и восемьдесят семь килограммов гвоздей!
И пошло-поехало. Следователь тамошнего РОВД многократно приглашал Денисова на собеседование, допрашивал, и никак не мог понять, чего хотят от писателя «свидетельницы» – жители поселка Кармак, где кроме добра, писания стихов и прозы, он ничего худого не сделал. Но древнекитайская пословица гласит: «Не хочешь зла – не делай добра». Николай Васильевич ездил из Тюмени постоянно, то в районную Тугулымскую милицию, то в прокуратуру, сидел на допросах, словно убийца, а мы, тюменские писатели, никак не могли понять, чего хочет от него Шумский. В тюрьму посадить?
Но уголовное дело милицией было закрыто. Пострадавшая же не успокоилась, обратилась с иском в гражданский суд.
И вот наступил день суда. На него пришли участники процесса, в том числе ваш покорный слуга, автор материала и коллега Денисова по литературному цеху, а также председатель Бердюжского землячества в Тюмени – Леонид Петрович Третьяков (тоже бывший моряк и земляк почетного гражданина Бердюжского района Денисова). Нас, выше упомянутых, из зала грубо выдворили в коридор! Мы хотели выступить общественными защитниками, что раньше в Российской империи и в большинстве просвещенных стран сегодня считается нормой.
А на этом суде происходили невиданные вещи: в ходе процесса судья и секретарь на глазах у изумленной публики оформляли бумаги в пользу потерпевших! А потерпевшие, то есть истцы, метались по залу судебного заседания, выходили в коридор, то переписывая по подсказкам судьи, то ксерокопируя эти «бумаги-заявы». Мало того, никому, в том числе и ответчику, толком не давали раскрыть рта. Да и адвокат Денисова, к моему изумлению, почему- то не заявил протест на действия судьи. Создавалось впечатление, что суд просто работал не на истину, а в пользу одной стороны участников судебного процесса…
В результате наш самый справедливый в мире суд на следующем заседании, где ответчик, то есть наш поэт, отсутствовал по уважительной причине (написав судье просьбу перенести заседание), приговорил Денисова (без допроса заявленных ранее свидетелей с его стороны) к выплате энной суммы в пользу пострадавшей.
Но суды продолжаются, поскольку пострадавшая недовольна малой, на её взгляд, суммой, присужденной ответчику, а ответчик вправе защищаться и искать справедливость через навязанные ему суды. И это дело длится и длится… А зачинщик всех этих неприглядных дел покойник Шумский, словно в знаменитом сказочном фильме, высовывает из небытия костлявый палец и кричит: «Долж-о-ок!»
Самое удивительное в этой печальной истории, что никто из наших общественных деятелей в Тюмени не замечает позорного факта инсинуаций в адрес не просто председателя местного Союза писателей России, но и талантливого поэта, прозаика, публициста, редактора, лауреата нескольких областных, всероссийских премий за свои литературные достижения. В их числе Международная премия за книгу прозы «Огненный крест», написанную им недавно об русских эмигрантах, о кадетах, живших в Сербии, а после Второй мировой войны попавших в Латинскую Америку, сохранив родной язык, пронеся любовь к России через десятилетия эмигрантской жизни. Николай Денисов получал эту премию («Имперская культура») в январе 2008 года в Москве в числе знаменитых людей нашей Родины – Сергея Михалкова, Валентина Распутина, Владимира Личутина, выдающегося актера Василия Ланового, знаменитой певицы Татьяны Петровой… И вот о таком человеке, сделавшем для России немало доброго, по-прежнему тянется, как во времена Гоголя или Сухово-Кобылина, дело, не стоящее, на мой взгляд, выеденного яйца.
Да и существует постановление следственного отдела Тугулымского РОВД Свердловской области о том, что Николай Васильевич Денисов ни в чем не виноват, после долгих разбирательств «пожарное» это дело милицией прекращено, не определив виновного. Тюменские же суды смотрят на этот документ сквозь пальцы… Странное у нас судопроизводство.
Как говорили в старину, доколе?
Призываю заступиться за человека! Призываю всех, кто заинтересован в судьбе русского писателя, огласить свое мнение о происходящем. Иначе покойный Сергей Борисович Шумский (и ему подобные), достанет и нас из потустороннего мира…
Заступитесь, граждане России!»
Так писал в московском «Русском вестнике» от 22 января 2009 года известный в России бард, пресс-атташе тюменского Союза военных моряков Анвар Исмагилов. Процитировал я почти в полном объеме.
Не лучшие времена, прибавившие седин и убавившие здоровья, перенес я и мои близкие с этим «пожарным делом».
«И вы побежали тушить?! Зачем? У НАС так не принято! А побежал, значит, виноват, как у нас считается!» – сочувственно укоряла меня председатель Мальцевского сельсовета Свердловской области Татьяна Степановна Сунгурова. К ней я в ходе милицейского следствия обратился за нужной справкой, как владелец избы, зарегистрированный на территории данного сельсовета.
«Иначе – не мог!» – ответил руководящей женщине, хорошо знающей нравы граждан своей подопечной территории.
Эх! Уральцы бедные. Ну, это мягко сказано. Скорей уж – полупьяный быдляк. Но – себе на уме. Ведь не хватило на бушующей огнем поляне еще пары рук, когда остановив вместе с Марией огонь, рвавшийся к домам и постройкам улицы, побежал я отбивать пламя от ветхого домика, стоящего на отшибе, в полукилометре от моей избы.
Собравшиеся поглазеть на огонь – стояли отрешенно и тупо. Выла собака на привязи. Прибежавшая с кладбища, хозяйка домика Голенева освободила собаку, кинулась в домик. Следом никто не сдвинулся. (Огонь еще только облюбовывал крышу). И спасли бы, успели. Все мифические телевизоры, холодильники, все орехового дерева гарнитуры, все бобровые шубы и норковые шапки, двадцать штыковых и совковых лопат, даже несуществующую баню… даже 87 килограммов гвоздей, в довесок к заоблачной «бане» повешенных потом на меня – для возмещения якобы «миллионного» ущерба!
Я гасил еще текущий вдоль забора, еще опасный для соседних домов, но уже слабеющий, ручей огня, как подбежала всклокоченная баба, стала рвать из моих рук лопату – шанцевый инструмент, с которым я прибежал сюда и боролся с пламенем. «Сатана, смотрите, сатана!» – закричали с улицы подростки. «Отдай! – неистово взвыла черная ликом баба. – Моя лопата!» Глаза её горели диким. Не с кладбища ль покойница, затесавшаяся в живую бабью толпу? И лопата ей, выходит, нужней? И отдал я, отпустив полированный трудовыми ладонями, черенок. А делать бы этого не следовало…
Два с лишним года шли разборки. Наконец, выдали постановление о моей невиновности. Следователь, старший лейтенант Маринин, выдавая, сказал: «Шумский сильно усердствовал против вас!»
С того же «светлого» для меня дня – Сережа угрюмо, левой рукой, стал креститься, нюхать «четверговую соль» и шарахаться от загубленного им черемухового куста, в котором вместо забубённого друга-соловья чудились ему, знать, опасные «зеленые человечки».
Далее, отмечено уж: гражданские суды в Тюмени. Далее, после статьи Анвара Исмагилова в «Русском вестнике» и заметок Леонида Петровича Третьякова «Судят поэта» в «Литературной России», руководящим областным чиновникам и судейским, то есть «второй власти» – полетели защитные письма и телеграммы по мою душу. Всколыхнулся Интернет, Русское Зарубежье…
Знаменитый летчик Владимир Ильич Шарпатов говорил такое: «…Когда я попал в беду со своим экипажем Ил-76 – пленен талибами в Кандагаре (Афганистан 1995 – 96 гг.), то мне грели душу патриотические стихи Николая Денисова. Благодаря им, я нашел силы для побега из плена вместе с экипажем – на нашем самолете, за что получил звание Героя России… Хочется выразить уверенность, что органы милиции найдут виновников пожара, привлекут к ответственности клеветников, а главное – честного человека оградят от их домыслов».
Дороги были свидетельства немногих честных людей из Кармака. Ко мне пришли две женщины – местная Тамара и дачница Мирра: они видели человека (прозвище – Северянин), который поджигал траву вблизи усадьбы Голеневой, согласились дать показания в суде.
Против местной Тамары тотчас возникли «чертовы» козни. Женщина обнаруживала по утрам привязанных к скобе калитки то тряпичных кукол, унизанных иголками, то узелки с собачьей шерстью, то подброшенных во двор «заговорённых» мертвых кошек. Женщина устояла. Успешней (со стороны ночных колдуний) был оговор Васи, мужа Тамары, в «воровстве» телевизора. Мужика тотчас кинули в СИЗО, четверо суток «мутузили» в холодной камере. Домой вернулся в жару – с воспалением легких, когда телевизор нашелся. Оказалось, один брат у другого брата по-братски взял на время электронную технику, потом мирно вернул на место …
В суде свидетельниц не желали слушать. Одна судейская «ваша честь», дернувшись лошадиной губой на мои «приставания» – выслушать женщин, отмахнулась: «Мне и так все ясно!» Но на другое заседание суда не явилась. Судила другая. А эту, лошадиного облика (уже народ судил-рядил), будто бы «жеребец залягал». Домашний. Копытами сорок четвертого размера.
Судейские, преимущественно женского прелестного полу, показались мне (столкнулся впервые) несчастными, желчными, озлобленными. Среда метит?! Плохо причесанные, заспанные (судят от зари до зари, аж подметки дымятся!), в длинных черных спецовках, под которыми чудились мне бесовские хвосты и нечеловеческого роду копытца…
Московский поэт и публицист Владимир Фомичев, редактор прославленной газеты «Пульс Тушина», выступил в прессе в мою защиту – со статьей: «Чудовищная провокация!»:
«…Несколько лет назад в Москве, в популярной серии «Созвездие России» вышла моя книга о Денисове – его творческом и жизненном пути – «Стезя Николая Денисова». В разделе книги «Оценивают современники» немало теплых слов было сказано о тюменце – Виктором Боковым, Николаем Старшиновым, Виктором Астафьевым, Михаилом Львовым, Анатолием Жигулиным, Сергеем Викуловым, Валентином Сорокиным, Иваном Лысцовым, Александром Романовым, Сергеем Михалковым, Юрием Бондаревым, Людмилой Щипахиной, Ринатом Мухамадиевым, Шавкатом Ниязи и другими известными поэтами, писателями России.
Спрашивается, какой мотив может быть у такой высоконравственной личности для поджога сельского дома? Ведь без мотива преступления не бывает. Почему тюменские юристы не рассматривают само собой напрашивающиеся варианты причин случившегося? К ним можно отнести поджог кем-то за бутылку (или ящик) водки, поджог пироманом, то есть человеком, имеющим страсть к поджогам, месть писателю за мужественную гражданско-государственную позицию…
Я лично склоняюсь к последнему. Так могло поступить с Н. Денисовым проплаченное внутренними врагами России идеологическое криминальное болото. Оно знает, что не ответит за свой беспредел. Сужу по себе. Прошло пятнадцать лет, как меня судили за тягчайшее преступление, которого не было. И никто не только что не сел за явную фабрикацию дела, но – даже не извинился передо мной.
Автора «Пульса Тушина» поэта Н. Денисова тоже пытались привлечь по делу № 4592 о «Пульсе Тушина». Этот факт – одно из доказательств мести тюменцу за его честность – ни оговорил, а защитил на допросе у следователя редактора газеты, её авторов патриотов России. На поэта впоследствии были нападения «неизвестных лиц», что также подтверждает мою версию о нынешних репрессиях против него – под благовидным предлогом».
* * *
«Год проходит, и род проходит, а земля пребывает вовеки», – гласит Библия. Истинно. И мне, взявшемуся говорить «со своей колокольни» о творческом пути Тюменской областной писательской организации на исходе пятидесятилетия со дня её рождения, надо довести сказание (пусть и с некоторыми отступлениями от главной темы) до логического конца.
«Да, надо для истории!» – с долей пафоса заметил мне в начале моих «исторических» трудов один из наших молодых поэтов, которые все настойчивей заявляют о своем существовании. И – слава Богу, что заявляют! Литературный процесс не должен прерываться.
Будущее – за молодыми. А кто расскажет о минувшем?
Огляделся по сторонам, раскинул мыслями «по древу» – вдаль: некому. Старинные мои друзья поэты, прозаики 60-х – 70-х лет ушли в Царствие Небесное рано. Володя Нечволода – в 39 лет, Толя Кукарский – в 44, Иван Ермаков – в 50, Геннадий Сазонов в – 54, Булат Сулейманов – в 53, Леонид Лапцуй – в 52 года… Оставшихся, ныне седовласых аксакалов, на просторах великого и обширного Тюменского края можно пересчитать уже на пальцах одной руки. Хранят молчание. А мне, как говаривал мансийский наш классик, поэт Юван Николаевич Шесталов, «молчать Боги не позволяют!»
Девятнадцатого июля 2001 года ушел из жизни в неполных 76 лет Константин Лагунов. Он стоял у истоков организации, руководил ею 20 лет – со дня образования. Автор романов – «Красные петухи», «Так было», «Ордалия», «Одержимые», «Бронзовый дог», «Завтрак на траве» и многих других сочинений в художественной прозе, публицистике. Писал он и яркие книжки для детей. Дети страны Советов знали писателя, читали, засыпали его письмами. Он был нам примером одержимости, колоссальной работоспособности, для многих – наставником, учителем, а порой и защитником, вытаскивал из провальных ситуаций.
А, впрочем, как и у всяких творцов, разное бывало.
В конце 70-х собратья по перу втянули меня в нелепый, как понял позднее, ненужный заговор. Желали они, собратья, на очередном отчетно-выборном опять сместить Лагунова с поста руководителя СП. На собрании я сказал «обещанное слово», а заговорщики дружно и «умно» промолчали. Ну, а Лагунов отреагировал. Адекватно. Как это он умел делать. Боец он был многоопытный. И шесть последующих лет тихо прессовал меня в «невыездных». Просто: характеристику на очередное моё заграничное морское плавание заматывал. Больней для меня боли не было. Да только ли?!
В 1986-м, на заре перестройки, когда и я отчасти поверил в «благодатный ветер перемен», Женя Вдовенко, партиец, начал горячо убеждать меня, чтоб я вступил в партию. «Знаю, ты критически уклонялся от членства в КПСС, но теперь-то, смотри, партия сама возглавила прогресс. И ты должен быть в её рядах!»
Тут Женя кое-что не ведал «в этом плане». Еще в начале семидесятых, в «Тюменской правде», Борис Галязимов настойчиво уговаривал меня – за кампанию с ним! – подать заявление в партийную ячейку печатного обкомовского органа, где мы оба успешно служили корреспондентами. Я отшучивался, отнекивался. А он: «Ты, газетчик способный, хочешь беспартийно вечно в литрабах ходить? Даже старшего литраба (то есть литературного работника – Н.Д.) тебе не дадут, не говоря о заведующем отдела!» – убеждал Боря. Заявления мы в конце концов отдали партайгеноссе редакции Ефиму Щеткову. Оглушительно рыжий, «как из рыжиков рагу», он, глянув на нас как-то отстраненно, холодно, заявы наши все же настороженно взял… и похоронил в столе. На том наш порыв и окончился.
А тут вот Женя со своими горячими выкладками!
Писательские партийцы-бойцы собрались в количестве пяти человек. Недоставало двоих. Но кворум был. Начали с вопросов. Усердствовали две вольнонаемные, полные идейного благочестия, партийки – сотрудницы писательского Бюро пропаганды: «С какой целью вступаете в партию?» – «Чтоб быть, как и вы уважаемые, в самых первых, авангардных рядах строителей коммунизма!» – ответил я с ироничным поклоном. Секретарь ячейки Константин Лагунов, он сидел во главе стола, сказал: «Понятно! Проведем открытое голосование. Кто «за»?» Поднялись две руки. «Кто «против»?». Тоже двое: дамы из Бюро. Смотрю на Лагунова. Он и рукой не дрогнул – ни в ту, ни в другую сторону. «Что ж! – заключил Лагунов. – «Игра не сыграна…» – «Так у вас, оказывается, игры тут?! – подбросило меня на стуле. – Доиграетесь…», – и ринулся на вольный воздух.
До августа 1991-го оставалась всего ничего. Партийная ячейка писательская умерла сама собой. Идейные дамы из Бюро, побросав партбилеты, стали бизнесменками, параллельно и демократками, вписались в новый «орднунг». А я, не вписавшийся, стал защищать от них и от подобных им оборотней – историческую православную Россию и наше родное социалистическое Отечество. И был наречен «красно-коричневым».
Так вот за всю историю Тюменской организации СП ни один из членов Союза писателей и не был принят в ряды коммунистов- большевиков. Опыт вступления в КПСС у Гены Сазонова завершился оборвавшейся водосточной трубой на Доме Советов и прилетевшим в его лицо «торжественным» тортом от супруги Розы. Я был вторым со своей то ж провалившейся попыткой.
Господь вёл нас. СВОИМ путём.
Много позднее Константин Яковлевич написал очень теплое, словно бы покаянное, предисловие к моей книге прозы «Пожароопасный период», вышедшей к моему 50-летию.
В насыщенное творчеством, литературными общественного плана событиями, в интересное это двадцатилетие, Тюменская писательская организация под руководством Лагунова была хоть и малочисленной (в СП принимали еще строже), но считалась одной из успешных, плодотворных организаций Советского Союза.
Но кончилось славное время. И, уезжая насовсем в Подмосковье, громогласная наша очеркистка Люба Заворотчева, лауреат премии Ленинского комсомола, сказала на прощание: «Вы не проголосовали за Лагунова на последнем отчетно-выборном собрании… IГропьете вы организацию, мужики, попомните мои слова!»
Да уж! И припоминается впечатанная в историю байка, очень похожая на правду:
– Писатели пьют! Что будем делать, товарищ Сталин?
– У меня нет других писателей, товарищ Мехлис.
Ну, а Люба Заворотчева уехала из Тюмени поближе к московским издательствам, к журналам, как и другие уезжали – в поисках «лучшей доли» и по разнообразию души.
Богата Русь одаренными людьми. И организация обрастала новыми, одержимыми творчеством, индивидуумами. Конечно, среди мельтешения сомнительного элемента. Элемент легко объединяется, кучкуется, готов на сговор, на предательство. Но и это естественный процесс. Особливо в настоящие, в нынешние времена.
Замечательный поэт иеромонах Роман сказал по сему поводу:
Вещать об этом мало толку,
И так помоев – хоть топись.
Но есть порода – лисоволки:
Лисою вверх, а волком вниз.
Напрасно их искать по весям,
Служаки – скоком не догнать.
У каждого наград на персях –
По пальцам не пересчитать.
Они на многое способны.
Елейных глаз остерегись.
Беда еще – плодят подобных
Самих себе волков и лис…
Вот именно – плодят. И с пронзительным напором.
Назову ж нескольких мастеровитых из пришедших в организацию в последние годы. В Тюмени – поэты Сергей Горбунов, Виталий Огородников; детский поэт Александр Шестаков; прозаик с уклоном в историю и краеведение Аркадий Захаров; рассказчик Борис Комаров, горячий правдолюбец, он в поисках заветного слова находит философию и нравственность у своих «таксистских» героев; Виктор Строгальщиков, замеченный в симпатиях к «демократской» литературе, «вводил» войска НАТО на улицы Тюмени гг даже устроил войну с моджахедами в лесах Казанского района; в Исетском районе сочиняет за «речкой детства» поэтесса и учительница Вера Худякова; в северном Надыме пристально работает Людмила Ефремова; в Тобольске – Александр Рахвалов и Вячеслав Софронов; прозаик Валерий Страхов из южного села Сладково пишет интересную прозу о былых своих океанских походах…
Кого-то не назвал? Что ж, назовет время.
Горьким стал трагический уход поэта Юрия Баскова, набиравшего силу и приславшего мне из Надыма в последний год своей жизни сборник пронзительной любовной лирики.
Не «оформленной» в Союз писателей, ушла тоболячка Светлана Соловьева, оставив нам стихи тонкого лирического чувствования.
Рано ушел и талантливый прозаик Анатолий Савельев. Тут присутствует наша русская застарелая беда – водка. Переехав из провинциальной Казанки в областную Тюмень, Толя намеревался основательно заняться литературой, но спознался и здесь с выпивохами. Рукопись одной из своих повестей отдал «другу», тот пообещал устроить её в печать. И «устроил»: без всякой ссылки на первоисточник включил в собственное «сочинение». Поймали за руку. Но что с того? Открыто изобличить литературного вора Савельев постеснялся, мол, все ж – приятель бывший…
Когда мне позвонили о смерти Савельева, поспешил в его квартирку на Одесской. Как поверженный русский богатырь, он одиноко – в полный рост – лежал на полу в совершенно пустом, вконец запущенном жилище. Валялось несколько книжек, а на прокуренной кухне сидела за бутылкой орава окололитературных поддавал, чокалась налитыми стаканами. «Да вы что же это делаете, оглоеды? – Что, что? Поминаем Толю…»
Савельева увезли на один из пригородных погостов, которые всё ширятся, подбираются уже к окраинам города, берут его за горло.
Талантливый баснописец из Ишима Георгий Первышин активно печатался, но так и не сумел издаться достойно. Басни его и сатирические стихи стоят того. Они всегда будут злободневны: род человеческий, поступки его – неисправимы.
Теперь о «сомнительных». Случалось, что некоторым из них помогал я получать корочки членов СП, писал рекомендации. И по «благородной», в том числе, причине – земляческой. Как не порадеть за своих земляков?! Они и предавали…
Много их, предателей, выпестовала «перестройка». Отреклись от прежних постулатов, от страны, о которой даже открытый наш враг англичанка М. Тэтчер в ноябре 1991 года на заседании Американского нефтяного института АПН в Хьюстоне говорила так: «… Советский Союз – это страна, представлявшая серьезную угрозу для западного мира. Я говорю не о военной угрозе. Её, в сущности, не было… Я имею в виду угрозу экономическую… У Советского Союза были вполне реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков. Поэтому мы всегда предпринимали действия, направленные на ослабление экономики Советского Союза и создание у него внутренних трудностей».
Способствовали тому и наши «внутренние враги», ставшие демократами, придумавшие 282-ю статью Уголовного кодекса, по которой за патриотизм судят сегодня русских. Под эту статью – «за разжигание» – угадал бы сейчас и Иосиф Сталин, провозгласивший в Победном 45-м тост «за героический русский народ». Осудили б и маршала Жукова, доколотившего Гитлера в его логове – Берлине, мол, «нарушил права человека»… Не о них ли «внутренних», светлая душа тюменский поэт Серёжа Горбунов, человек более младого племени, чем мое, сотворил примечательные строки:
В подворотнях Великой страны,
Будто вышла из адовой бездны,
Бродит нелюдь с числом сатаны,
И никак никуда не исчезнет.
С кем столкнется она – там и горе,
Где проедет – того и сомнет.
От её иссушающей воли
Сколько пало еще и падет.
…Я и сам шел по страшному полю
Вместе с теми, кто в бездну летел.
Кто ушел, вспоминаю тех с болью.
А другим еще Бог не велел
Уходить по воде иль по суше
В ту пустыню, где властвует бес:
По их весело гибнущим душам
Хоры ангелов плачут с небес.
Боже, Боже, спаси их заблудших,
Наклони до земли, но исправь.
Отыми у них все, но не душу
И на ноги обратно поставь.
Жизнь как-то движется. Да что там движется, мчит, только шуба заворачивается. Младые усваивают рынок. Барахтаются в нем. А нам, старшим, есть с чем сравнивать новый порядок. К каким целям ведут нас правители страны?! Не говорят. В загоне культура. Отринута нравственность. Разрушены великие советские заводы и фабрики, дальше некуда – ослабли армия и флот, прилавки завалены бросовым загранпродуктом. А богатейшая земля наша зарастает чертополохом. У «руля» одни и те же лица. Неспособность их грамотно управлять страной – налицо. Бывшая держава на сырьевой игле. И едва начинают падать прибыли, так во властных структурах – передвижка или рокировка. Отставки исключены. А русский народ мыслит по этому поводу так: «Когда в бардели падают доходы, необходимо блядей менять, а не кровати передвигать!»
Печали множатся.
К уходу из жизни ряда друзей прибавился уход в 2010 году – Николая Павловича Смирнова, человека ярого, неутомимого документалиста-летописца знаменитого Самотлора. Смирнов, как я упоминал уже, рабочим-путейцам строил железнодорожный путь Тюмень – Нижневартовск. И осел затем в городе нефтяников на многие годы. А теперь – и навеки.
В конце мая 2011-го не стало члена СП Юрия Анатольевича Мешкова-литературоведа, профессора, без стеснения называвшего себя конформистом, каковым, в принципе, он и был, но все-таки обильно потрудился на ниве пропаганды творчества «поэтов хороших и разных», над созданием солидного энциклопедического словаря Тюменской области.
Сегодня, накануне своего пятидесятилетия (завершаю эти строки, когда за окном на исходе 2011 год), Тюменская писательская организация, как и другие творческие Союзы России, продолжает жить-выживать. Держится и на старой закваске, достижениях, да и на осознании того, что «эх, помирать нам рановато!»
С первого января 2004 года, по разумению российской власти, которая, видимо, посчитала, что писатели и другие творцы стране не нужны (все должны заниматься физкультурой и спортом!), отняла финансовую поддержку у творческих Союзов. Даже разрушитель Ельцин, усердно «работая с документами» в своей укромной Барвихе, не решился (или не додумался с похмела) сего сотворить. Сотворили трезвые наследники. Умышленно? Пойди и спроси их, высоко сидящих, умных, трезвых. Спрашивали. Нет ответа.
Ответственный секретарь (председатель) С.Б. Шумский, чудесным образом пробасурманивший в СП как раз полтора «перестроечных» десятилетия, не чаял как уйти с должности, за неё перестали платить. Только ли «законную зарплату»? Книга приказов повествует нынче, как Сережа не стеснял себя и ближних почти ежемесячно осыпать премиями. За какие достижения? «В связи с праздником 23 февраля и 8 марта… В связи с Днем весны и труда… В связи с Днем независимости… В связи с обновлением российского флага… В связи с Днем согласия и примирения… В связи с выслугой лет… В связи с приобретением лечебных путевок…» Ну и тому подобное. Не говоря уж о «всенародном» Новом годе и своих текущих юбилеях. Особенно восхищают премии гренадеру- белобилетнику Шумскому – «В честь 23 февраля»! И – к «празднику 8-е марта»! Это как поется в известной песне: «…сам наутро бабой стал».
В конце мая 2004-го Сережа удачно откинулся на пенсию.
Новым ответсеком возжелал стать Л.И. Васильев. Набрал голосов «за», стал. А на первом заседании Бюро организации я сказал Васильеву: «Анатолий Иванович, ты ведь зарплату получать не будешь!» – «Как это не буду?» – удивился Васильев. Потом молвил: «Найду я в нашем богатом крае деньги для жизни организации, пойду по инстанциям, по начальству, дадут!» Ходил больше года, сидел, уверял он нас потом, в приемных разных начальников: никто, говорил, не откликнулся. В областном комитете культуры выходил помощь – 100 тысяч рублей – на проведение писателями 60-летия Великой Победы. И что? Первое лицо и главный бухгалтер начислили себе неполученную за несколько месяцев «законную зарплату» и тотчас, с небольшим временным промежутком, подали в отставку.
Восьмого декабря 2005-го собрал нас Анатолий Иванович в «деревяшке» на собрание. Повестка его звучала так: «О досрочном завершении полномочий ответственного секретаря». Сошлись. Приехала часть северян. Кворум набрали. Устно Васильев сказал: «Я отказываюсь… Надо избрать нового руководителя, кто согласится… Либо – закрывать писательскую организацию!»
В самой «деревяшке», подвергшейся строительно-ремонтному погрому, уже хозяйничали новые люди. Среди развала бумаг, книг, сдвинутых столов, шкафов и стульев сновала фигура бывшего (за что-то неблаговидное понизили в должности!) директора областной библиотеки Анатолия Марласова. Посновав и пристроившись на стул у двери, он внимал нашим разговорам, изображая смирение и застенчивость. А по стенам по-хозяйски уже были развешаны не писательские фото, как прежде, а картинки чужого содержания, портреты думских начальников.
Причем – думские? Что происходит – чисто конкретно?
Васильев с готовностью пояснил, что часть сотрудников областной библиотеки на время «ихнего капитального ремонта» временно поселилась в писательском доме. «Да, да, временно!» – покивал Марласов. – «А кто разрешил?» – задал я в пустоту законный вопрос.
Пустота молча развела руками.
Опалила мысль – не все тут чисто! Что-то кроется?! Но мысль эта унеслась под небеса, поставлен был еще один серьезный вопрос: выборы нового руководителя. Высший орган – писательское собрание – выдвинул для тайного голосования двух человек: Комарова и Денисова. Мол, оба – бойцы! Справятся. При тайном голосовании получил я большинство голосов.
Васильев встал, облегченно вздохнул, вынул из кармана печать, ключи от сейфа и входных дверей: «Пожалуйста… Я пошел!» «Это не все… А передача документов, имущества… бухгалтерская отчетность… подписание акта передачи…Кстати, мне известно, что тобой не продлен почему-то договор по аренде нашего дома. Как понимать?!»
Добровольный отставник посмотрел на меня с недоумением, с возмущением одновременно, мол, вот еще привязался, решительно шагнул за порог, как человек избавившийся от непомерной ноши.
Бухгалтерские документы, их аккуратно вела ранее уволившийся наш «министр финансов» Татьяна Ивановна Сизикова, рассказали о коммунальных долгах, об отсутствии последней годовой отчетности, о неуплате налогов с зарплаты (со 100 тысяч), о том, что не сделаны перечисления в фонды, о том, что на банковском счету ноль рублей, об отсутствии в сейфе наличного остатка – 12 тысяч рублей, они значились в кассовой книге… Это только то, что сразу бросилось мне в глаза!
После телефонных возмущений и препирательств Анатолий Иванович, по совету Татьяны Сизиковой, (в практических делах он слушался бывшего главбуха), видимо, боясь судебных разборок (разъяснили «знающие люди»), погасил налоговую задолженность. Отчитался за «кассу». А на подписание акта передачи прийти так и не пожелал… И, конечно ж, в отместку за мою «настырность» – тихо снял в редактируемом им альманахе «Врата Сибири» повесть мою о казаках-эмигрантах, которая была уже подготовлена в печать его помощником Виктором Захарченко. Повесть я послал в воронежский журнал «Подъем», где она была опубликована и получила хорошие отзывы от донских рубак.
И далее. Пришла повестка: явиться к мировому судье! Там выяснилось, что по налоговым бумагам начальником организации все еще значится… С.Б. Шумский. Как?! А вот так и значится. Выходило, что штрафовать надо не меня, как, видимо, мировой судья намечал, а предшественников, которые «хорошо поробили», в итоге – СДАЛИ писательский дом чужакам, слиняли, сбагрив на меня плоды своей деятельности: на, мол, расхлебывай!
Следующую повестку принес почтовый «голубь» – от пристава: явиться и заплатить штраф за неподачу предшественником сведений по социальному налогу. Явился и туда. Девушка с лейтенантскими погонами сказала, что заплатить 1500 рублей я должен немедленно и – наличными. Иначе – она придет к нам в «офис» и конфискует имущество писателей. «Денег у нас нет. Приходите и конфискуйте, если Вас удовлетворят наши колченогие столы и стулья!», – крепясь, ответил я начальнице. Остывая, объяснил ситуацию и девушка потеплела: «Напишите, как мне рассказали, начальнику инспекции…»
Написал. Примешал к написанному пару слез. Штраф отменили.
Потом оглушило еще одно казенное письмо: из юридической конторы. В нем – серьезное «китайское» предупреждение об административной и даже судебной ответственности: за не поданный отчет о «денежных валютных средствах», поступивших (или не поступивших?) нам «от международных и иностранных организаций».
Им что – делать нечего? Юристам? Наобучались, насобачились в университетах, наплодили контор, чтоб грамотно, законно шкурять граждан. И нас – под одну метелку. Какие иностранные организации? Своими, отечественными, брошены коту под хвост. С тем и прибыл для объяснений в юридическое заведение…
Отступать уже было поздно. Коль взялся отвечать «за всю Одессу», надо было спасать организацию от окончательного разгрома. Как спасать? Прозаик Борис Комаров – недавний параллельный кандидат в руководители СП, глянув на мои «интендантские» хлопоты, сказал с грустной усмешкой: «Я бы и месяца не выдержал!» А «временные» заселенны дома на Осипенко, 19 действовали всё напористей, всё наглей, явно имея в наличии могутных и денежных покровителей.
День ото дня – пропадало и наше имущество. Исчез старинный, с точеными ножками эксклюзивный стол, за ним председательствовал еще Лагунов, его наследники сидели – Шерман, Шумский, Васильев. «Где стол?» – налег я на Марласова. – «Старик, извини, подарил хорошему человеку! – сказал Марласов. – Я тебе другой дам…»
Наглость – зашкаливала.
А я, писательский «начальник», только моргал глазами, когда надо бы писать о пропаже заявление в милицейский «участок». Эх, черт побери, говоря словами Бунина, никуда мы не годимся, гнилая интеллигенция! Сдали СССР, насадили на свою голову Чубайсов и чубайсят, терпим.
Из нервных общений с новым директором областной библиотеки Ю.В. Бутаковым и его ангелом хранителем Марласовым, они уже (!) по-хозяйски заняли весь второй этаж дома, обставляясь дорогой мебелью, я все больше убеждался, что все согласовано заранее, до меня, и они обосновываются здесь навсегда. А мы – лишний народ. И еще строительный размах этот? Для чего? Для кого?
Днем подвозились стройматериалы, гремели сапоги и молотки ремонтников, а ночью… (Сторож позднее рассказала, что ночью приходили другие машины и часть материалов «куда-то увозили»…).
«Вы не волнуйтесь, мы временные! Вот закончим ремонт…» успокаивал меня и Бутаков. Врал, не стесняясь! (В недальнем будущем его, как и Марласова, снимут за какие-то провальные «дела». Какие? И перед кем? Миру демократическому неизвестно и до сих пор).
В доме, на нижнем этаже, куда я согласился «пока» разместить оставшиеся писательские пожитки, однажды обнаружил бригаду строителей-таджиков. В одной из двух «наших» комнат, возле самодельной электроплитки, таджики эти с физиономиями разорившихся наркоторговцев пили среднеазиатский зеленый чай.
«Это временно… Разве ты против?» – опять с теплотой шелестел, сочась при этом неподдельной чистотой дружеского (!) взора, Марласов. Но я все больше «сумлевался» в порядочности навязанных нам соратников. И не напрасно.
Прихожу в «деревяшку» и, как ушат кипятка на голову, на дверях в наши «апартаменты» – лист с матёрыми компьютерными буквами: «Вход запрещен! Опечатано! Частное предприятие Н.Ю. Бутаковой». (О-о-о! Натальи! Дочери Ю.В. Бутакова!) А наше имущество мокнет под дождем во дворе, для непонятной «сохранности» укрытое большим напольным ковром – давнее приобретение Шумского.
На выброс пошли не только остатки мебели, но и «личные дела» членов Союза, и книги с дарственными автографами, и прочая- прочая документация. Правда, «важные бумаги» я своевременно, точней, интуитивно укрыл в стальном неподъемном сейфе. Но… и сейф выставлен на крыльцо дома. Дальше не хватило разгульной мощи у марласовцев волочить, как корову на баню, этого железного мастодонта, доставшего нам еще от благополучных лет жизни писательского союза.
«Старик, я же сказал – временно! – твердил Марласов. – Не шуми…»
В таких моментах на Руси обычно говорилось: «Ему плюй в глаза, а он всё – божья роса!» Рейдерский захват писательского дома был – на лицо! Припомнилось, что еще и отказник Шумский пытался приватизировать этот «домишко». Вздымал попытки!
Как противостоять захватчикам? У них-деньги и где-то «мохнатая рука» в больших структурах?! Но и тут бы не помешало заявление в милицейский «околоток»! А я, лелея последние надежды на добропорядочность, писал «прелестные» письма Бутакову. Одно из них, «прелестных», сохранилось в моих бумагах:
«Юрий Васильевич! 12 июля с.г. (2006-го – Н.Д.) я вместе со своими товарищами обнаружил погром вашими людьми нашей организации… Уничтожен бухгалтерский архив. Уничтожена уникальная подшивка « Тюмени литературной» за 70-е годы. Строители – монголо-таджики, наверно, завертывали в неё свои чуреки? Из 14 стульев после «ремонта» мы нашли …семь. Нет крутящегося кресла. (На чьей даче?) Где письменные столы? Холодильник, которым вы и ваши люди исправно пользовались, в неисправном состоянии. Нет шкафов для одежды. «Малый» ковер – приобретение еще Лагунова, в «вашей» прихожей. Портретная галерея писателей разбросана. А все было аккуратно уложено в шкафах, чтоб в дальнейшем привести в порядок…. Пропали уникальные письма русских писателей… С нашим имуществом ваши монголо- таджики обращались, как во времена нашествия на Русь хана Мамая. На стульях, подложив кирпичи, жарили на открытой электроспирали рыбу. Не церемонились с книгами, с рукописями… Мы у себя дома. И унижать нас больше не позволим!»
«Поднял» радио, обратился к телевидению, доложил о ситуации в Правление СП в Москву, в областную администрацию, написал письмо депутатам – этим народным заступникам – современным Гришам Добросклоновым.
Обеспокоилось радио. Корреспондент Татьяна Павловна Оносова сумела передать в эфир мое возмущение творящимся беспределом.
Телевидение («Регион-Тюмень») сделало вид, что ничего плохого в «культурной жизни» Тюмени, учиненное сверкающим штыком правящей партии «Единая Россия» А. Марласовым, не происходит. А что должно «происходить», коль на самом тюменском телевидении писательское слово практически было давно похоронено. Живые литературные лики из местных телезритель забыл напропалую. Не с того ль в одном из «культурологических опросов» – кого знаете из тюменских писателей? – в ответах прозвучало только три фамилии: Лагунов, Крапивин и… Якушев. С первыми двумя давно «раскрученными» именами – понятно. А вот как попал в этот скромный перечень губернатор Тюменской области Владимир Владимирович Якушев, который в писании стихов и художественной прозы не замечен? Вопрос!
С того ль все «идет», как говорил В.В. Путин однажды: «У нас культурки не хватает»? С того! И всюду! В Тюмени то ж. На местном ТВ, к примеру, даже памяти не осталось от популярных передач – «Театр у микрофона и на телеэкране», «Интервью с писателем», «Поэтический вторник», «Десять минут поэзии», «Премьера новой книги», «К юбилею писателя» и т.д. и т.п.. Вместо этих, необходимых региональной культуре, передач, платные «проекты». Возникли они в «рыночных условиях» и выпали (вольно или невольно, хотел он этого или не хотел!) на нору долголетнего сидения в телеящике дважды заслуженного работника культуры (Тюменской области и Российской Федерации), президента компании «Регион-Тюмень» (не только журналиста, но и члена СП) Анатолия Омельчука – обладателя всех мыслимых наград: золотых, платиновых и серебряных перьев, кубков, бубнов, идолов, истуканов и прочей почетной бижутерии…
Замечательно.
А вот талантливейший журналист, главный редактор Тюменского радио советской поры Василий Дмитриевич Гилёв, уйдя на пенсию, доживал в нищете, в забвении. В голодном обмороке упал на автобусной остановке у городского сада, умер. Поспешно, без соболезнований, закопали…
Рынок, господа, базар?! А совесть?
И моя душа бунтовала:
В леса! За болота и реки.
В скиты, где лишь шепот травы.
Немедленно ладить засеки,
Ходы потайные и рвы.
Аврально и без проволочки,
Как в злые годины, века, –
В чащобы, – в слезах химподсочки,
Они еще наши пока.
И снова – за брата, за друга,
За этот… за менталитет –
Пройти от пращи и от лука
Свой путь до брони и ракет!
Достанет последнего гада
Архангел своим копиём.
Бесовскую пыль демократа
На паперти храма стряхнем.
В леса! В Пустозёрски, в Уржумы!
В подвижники – Бог на челе.
…Но нет огневых Аввакумов
Сегодня на русской земле.
С легкостью необыкновенной, вчерашние певцы парткомов, райкомов, хлебно угнездясь в новых структурах, в СМИ, в том числе, ни единым вздохом не вякнули против негодяйства. «Понятно, что пёс не может оскалиться на хозяина, ну хоть хвостом не так сильно виляй», – писал публицист Д. Фурсов в журнале «Наш современник».
Приехал на Осипенко, 19 частный телеканал, потрещал камерами, поёрничал затем в телеэфире, цинично изобразив происходящее, как «ссору гоголевских Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем». И – точка.
Пришел в «деревяшку» зам. председателя областной Думы Г.С. Корепанов, хмуро произнес: «Писателей не трогать!»
В словах Г.С. чудилось: «пока». Пока не трогать.
Марласов, склонив выю, приказал монголо-таджикам перетащить наше оставшееся, подвергшееся лому-погрому и промоченное ливнями, имущество – на место. Переволокли, свалили – в кучу.
Потом он бросил мне ключи от заново врезанных замков.
В postscriptum к вышеизложенному: со временем всплыла «тайна» ухищрений Марласова, Бутакова, их подельников. Мыслили они лишить тюменских писателей даже малого пристанища, чтоб полностью взять дом на Осипенко, 19 в долговременную аренду, открыть здесь харчевню (?!) или, возможно, бери выше – ресторан. «Кушать подано, господа!» Увы. Сорвалось …Тут и далее читатель сам может подобрать подходящие для «господ» определения.
Сорвались и попытки вышеназванных лиц стать членами нашего писательского Союза. (Да-а – сверхнаглость!) Оба лица «ходили» в стихотворцах. Бутаков значился в подготовишках, Марласов именовал себя «известным поэтом». Но Шамсутдинов охотно отпускал «известного» из своей организации – «да забери ты его к себе!» А Бутакова принимать в СП Николай Меркамалович не хотел «ни под каким соусом!». И мы в нашем СП – не желали!
В общем и целом – оба лица исчезли с библиотечного и стихотворного поля. Как говорится: конюшня сгорела, лошадь убежала.
