Итак, можно подвести итог взаимоотношений поляков, литовцев и русских на протяжении шести веков, когда эти народы, возглавляемые Пястами, затем Ягеллонами с одной стороны и Рюриковичами – с другой, то дружили, то враждовали между собой. Однако противоречия между ними не носили межэтнического характера, а являлись чаще всего территориальными претензиями одного государства к другому. Даже различия в христианских символах, догматах и обрядах, связанных с церковной ориентацией одних на Рим, других – на Константинополь, до XVI в. практически не использовались власть предержащими в Кракове и Киеве, Вильнюсе и Москве для аргументации своей захватнической политики по отношению друг к другу. И только великий князь московский Василий III позволил себе предъявлять претензии к польскому королю Александру IV, который якобы притеснял своих православных подданных, а также принуждал свою жену Елену, родную сестру московского князя, перейти в католическую веру. Но ни этому отпрыску византийского рода императоров Палеологов, исторического противника Рима, ни его сыну, царю Ивану Грозному, не удалось перевести религиозные противоречия в плоскость межэтнического антагонизма. Тем более что большинство жителей Великого княжества литовского и значительное число жителей Польского королевства были православными христианами, епископат которых подчинялся Константинопольскому патриарху.

Не было необходимости раздувать религиозную рознь и у последнего представителя московского дома Рюриковичей, богобоязненного царя Федора I. В период его правления усилиями шурина царя и фактического правителя государства Бориса Годунова было завершено завоевание Сибирского ханства, где русскими колонистами для закрепления за Россией этих земель были построены города Тобольск, Тюмень, Березов, Пелым. Для обороны своих южных границ в царствование Федора Ивановича были построены Ливны, Кромы, Воронеж, Оскол, Белгород, Валуйки и возрожден Курск, опустевший со времен татаро-монгольского нашествия; а на севере для развития морской торговли с Англией и Голландией возведен город Архангела Михаила (Архангельск). Укреплялись и западные границы России, несмотря на перемирие с Польско-Литовской республикой, или, как чаще называют ее в российской историографии, Речью Посполитой.

Еще в конце своей жизни король Стефан Баторий предложил взошедшему на московский трон царю Федору заключить вечный мир на условиях передачи Речи Посполитой Пскова, Новгорода, возврата Смоленска и Северской земли, а также возврата пленных литовцев и поляков без всякого выкупа, а пленных московитов за выкуп в размере 120 тысяч золотых. Естественно, такие предложения были отвергнуты царем Федором, а вот всех пленных литовцев и поляков Борис Годунов от имени царя отпустил без всякого выкупа, оставив решение участи пленных московитов за королем. Сделав как бы первый шаг к созданию дружеских отношений, Россия рассчитывала на аналогичный ответ.

Столь неравноценные предложения о мире со стороны Польско-Литовской республики были, скорее всего, подогреты слухами о предполагаемом нападении войск султана Оттоманской Порты Мурада III на Россию. Слухи, вполне возможно, были инспирированы самим королем Стефаном Баторием для нагнетания большего страха: ведь в случае войны Турции с Россией король мог тоже начать военные действия против московского царя. Однако это не только не напугало московское правительство, старательно укреплявшее свои границы и армию, но и позволило боярам достойно ответить возглавлявшему республиканское посольство Льву Сапеге, что «Москва теперь не старая, и на Москве молодых таких много, что хотят биться и мирное постановление разорвать; да что прибыли, что с обеих сторон кровь христианская разливаться станет» [74, 365]. Тем не менее результаты посольства в Москву позволили Льву Сапеге по возвращении сказать о царе Федоре: «Напрасно говорят, что у этого государя мало рассудка: я убедился, что он вовсе лишен его» [6, 9].

Однако такие заявления не помешали православной части литовской шляхты предложить царю Федору выставить свою кандидатуру на польский престол после смерти короля Стефана Батория. Царь Федор проиграл выборы по тем же причинам, что и его отец, т. е. только пообещав польско-литовскому электорату оплатить их голоса, но так и не сделав этого. Зато он вскоре учредил в России патриаршество, предполагая, что православные верующие Польско-Литовской республики скорее обратят свои взоры на Москву, чем на Стамбул, где в полном забвении находился Константинопольский патриарх.

Смерть царя Федора Ивановича в 1598 г. привела к столь существенным династическим изменениям в России, что они послужили причиной Смутного времени. Народные волнения и борьба различных проходимцев за власть в стране, а также неудачные действия изжившего себя московского боярства впоследствии стали причиной не только новых войн с Польско-Литовской республикой, но межэтнических конфликтов. А начало им положили московские бояре, избрав в начале XVII в. на московский престол польского королевича Владислава.

Вполне возможно, если бы царь Федор оставил после себя законного преемника, Россия не претерпела бы столько невзгод. Но царь не дал на этот счет каких-либо распоряжений, сказав перед смертью: «Во всяком царстве и в вас волен Бог; как ему угодно, так и будет» [3, 23]. В последующих событиях, потрясших Россию, нерешительность царя в вопросе престолонаследия послужила толчком к народным волнениям и к неповиновению значительной части российских областей центральной власти.

В российской историографии существует миф о том, что Великое княжество литовское, воспользовавшись ослаблением Великого княжества владимирского вследствие татаро-монгольского нашествия, в течение 2-й половины XIII – 1-й половины XV в. захватило значительную часть Руси. В действительности в начале XIII в. Русь представляла собой около 100 удельных княжеств, где княжили потомки легендарного князя Рюрика, объединенных в более чем 10 великих княжеств. Ничто, кроме далекого прошлого этих княжеств в составе Киевской Руси и единой церкви под управлением киевского митрополита, не объединяло этих многочисленных князей Рюриковичей, чаще всего, напротив, враждовавших между собой. Именно поэтому значительную часть этих русских княжеств войска хана Батыя довольно легко завоевали и разорили.

Вне интересов, а может быть возможностей монголов этого времени, остались Новгородская и Псковская земли, Великое княжество смоленское, Великое княжество полоцкое, Великое княжество турово-пинское, а также земли этнической Литвы, до этого платившие дань соседним русским князьям. Великие княжества владимирское, рязанское, муромское, черниговское, новгород-северское, киевское, галицкое, волынское вошли в состав Золотой Орды и стали платить дань татарскому хану, при этом хан Батый, а затем его преемники, сами решали, кому княжить в этих вассальных государствах, выдавая князьям ярлык на право сбора дани в своих землях.

В этих условиях литовские племена сумели объединиться, а пришедшие к власти лидеры – создать литовское войско, способное не только грабить окрестные русские и польские княжества, но и удерживать за собой захваченные территории. В то время когда владимирские князья передрались между собой за право собирать дань с населения великого княжества для хана Золотой Орды, литовские князья смогли не только завоевать, но и объединить вокруг себя русские княжества от Новгорода до Рязани. Когда московские князья победили всех своих соперников в Великом княжестве владимирском, оказалось, что Великое княжество смоленское стало принадлежать Литве, а граница между Московским и Литовским великими княжествами проходит в районе Можайска. Вот как описывает завоевания Литвы Михалон Литвин, правда уже в середине XVI в., когда границы Великого княжества литовского проходили намного западнее:

«Они покорили соседний народ ятвягов (jaczvingos), потом роксоланов (roxolanos), или рутенов (ruthenos), над которыми тогда, как и над московитянами (Moscis), господствовали заволжские татары; и во главе каждой рутенской крепости стояли так называемые баскаки (basskaki). Они были изгнаны оттуда родителями нашими италами (italis), которые после стали называться литалами (litali), потом – литвинами (Litvani). Тогда с присущей им отвагой, избавив рутенский народ (populis Ruthenicis), земли и крепости от татарского и баскакского рабства, они подчинили своей власти все от моря Жемайтского (a mari Samagitico), называемого Балтийским (Balteum), до Понта Эвксинского, где [находится] устье Борисфена, и до границ Валахии (Valachiae), другой римской колонии и земель Волыни (Voliniae), Подолии (Podoliae), Киевщины (Kijoviae), Северы (Siewer), а также степных областей вплоть до пределов Таврики и Товани (Towani), [места] переправы через Борисфен, а отсюда распространились на север к самой крайней и самой близкой к стольному граду Московии крепости [называемой] Можайском (Mozaisco), однако, исключая ее, но включая Вязьму (Wiazmam), Дорогобуж (Dorohobusz), Белую (Biela), Торопец (Toropetz), Луки (Luki), Псков (Pskov), Новгород (Novihorod) и все ближайшие крепости и провинции» [48, 87].

Нельзя сказать, что русские земли, попав в границы Великого княжества литовского, автоматически переставали платить дань татарскому хану, еще долгое время великий князь литовский выплачивал Золотой Орде дань со своих русских подданных. Однако более независимая от Сарая политика Вильнюса позволила освободиться от этой дани намного раньше, чем их московским соседям.

Если в начале XV в. Литва достигла максимального расширения своих границ на восток, а великий князь Василий II признавал себя вместе со своим государством вассалом своего деда по матери, великого князя литовского Витовта, то к середине XVI в. это государство растеряло большую часть своих русских территорий в борьбе с Москвой. Почему именно так складывались взаимоотношения этих государств? Дело в том, что в Литве начала XIV в. к власти пришла династия Гедиминовичей, сумевшая не только объединить вокруг себя балтийские племена и завоевать соседние русские княжества, но и выстроить жесткую авторитарную власть в стране. Такое положение позволяло аккумулировать все силы, как людские, так и финансовые, для расширения границ и укрепления своей власти на завоеванных территориях. Той же политики стали придерживаться и московские князья с конца XIV в., начиная с Дмитрия Донского, но внутренние междоусобицы еще долго не давали Москве противостоять экспансии Литвы.

И все-таки не столько усиление Великого княжества московского послужило изменению расстановки сил в Восточной Европе, сколько демократизация власти в Великом княжестве литовском и литовского общества в целом. Объединение в союзное государство Польского королевства и Великого княжества литовского во главе с одним из Гедиминовичей привело сначала к их общему усилению за счет установления обоюдного мира, а также возможности выступать совместным фронтом против общих врагов. Но затем проникновение из Польши в Литву таких демократических институтов, как шляхетская рада, которая могла заблокировать любое решение польского короля и великого князя литовского, все более ослабляло завоевательные способности литовцев.

Зато приобщение Литвы к европейской цивилизации в результате объединения с Польшей позволило литовскому дворянству, большинство которого было русского происхождения, получать современное образование в университетах Европы, создавать на своих землях условия для развития ремесленного производства, более эффективной трехпольной агротехники, а также способствовать развитию торговли не только внутри страны, но и со своими западными соседями.

Еще одним фактором, послужившим ослаблению военной мощи Великого княжества литовского, была лояльность Гедиминовичей к различным религиозным конфессиям. Это особенно проявилось в XVI в. во время расширения влияния протестантских течений в государстве, когда многие из первых лиц в правительстве стали приверженцами Реформации. Религиозные предпочтения среди литовского дворянства разделили общество как минимум на три политические группировки, что, естественно, не могло способствовать сплочению общества. Однако время распространения реформаторских учений, а затем противостояния им с помощью ордена иезуитов, организованного римским папой специально для этой цели, стало периодом активного развития книгопечатания, а соответственно, и наибольшего расцвета системы образования в Литве.

Однако самым значительным фактом, послужившим ослаблению как Польши, так и Литвы, были решения Люблинского сейма двух государств, на котором в 1569 г. была создана уния на новых принципах конфедеративного объединения в республику, получившая в польском языке наименование «Rzech Pospolita». В соответствии с актом Люблинской унии исполнительную власть в республике должен возглавлять выборный король (до смерти бездетного короля Сигизмунда-Августа оставалось три года), а законодательную власть осуществлять единый сейм шляхты, т. е. нижняя палата парламента, и единый сенат – верхняя палата парламента. Сейм созывался в Варшаве раз в два года, на нем принимались постановления, обязательные для исполнения на всей территории республики. Эти постановления на латыни назывались «конституции», но любой депутат на сейме мог воспользоваться правом «либерум вето» и отклонить любое решение одним голосом, сказав «не позволяю». Вместе с тем судебная власть должна была существовать в Польше и Литве по отдельности.

Такое опередившее свое время демократическое государственное устройство среди соседних монархических государств с авторитарным устройством управления рано или поздно должно было привести Республику к гибели. Что и случилось через два века, и то только потому, что в XVII в. Россия надолго была ослаблена последствиями Смутного времени, а Германская империя – Тридцатилетней войной, в которой участвовали также Чехия, Дания, Швеция. Однако в конце XVI – 1-й половине XVII в. Польско-Литовская республика еще являлась серьезным противником для России, и лишь с разрастанием восстания украинского казачества под руководством гетмана Богдана Хмельницкого за независимость Гетманщины от Польши и соединением Левобережной Украины с Россией баланс сил изменился в пользу Москвы.

Н. М. Карамзин, подводя итоги состоянию России в конце XVI в. охарактеризовал положение дел следующим образом: «Никогда внешние обстоятельства Московской державы, основанной, изготовленной к величию Иоанном III, не казались столь благоприятными для ее целости и безопасности, как в сие время. В Литве преемник Баториев дремал на троне, окруженном строптивыми, легкомысленными и несогласными вельможами; Швеция колебалась в безначалии; хан умел только грабить оплошных; Магомет III в сильном борении с Австриею предвидел еще опаснейшую войну с шахом – а Россия, почти без кровопролития взяв неизмеримые земли на северо-востоке, заложив крепости под сению Кавказа, восстановив свои древние грани на скалах Корельских, ожидая случая возвратить и другие несчастные уступки Иоаннова малодушия, города в Ливонии и важную пристань Балтийскую, – Россия, спокойная извне, тихая внутри, имела войско многочисленнейшее в Европе и еще непрестанно умножала его» [29, № 9–89, 164].

И хотя в словах российского историка, на современный слух, звучит излишний пафос, но характеристика международного положения России в этот период дана им емко и правильно. И все же, несмотря на столь приятные перспективы, Россию в ближайшем будущем ожидало Смутное время.

Генеалогическая таблица династии Пястов

Генеалогическая таблица династии Гедиминовичей

Генеалогическая таблица династии Ягеллонов

Генеалогическая таблица династии Рюриковичей

Генеалогическая таблица Московского дома Рюриковичей