Призвание на княжение Рюрика

Начинать повествование о происхождении Руси надо бы, конечно, с призвания варягов-русов, произошедшего согласно «Повести временных лет» в 862 г., но в византийских и западноевропейских источниках есть более ранние упоминания о государстве русов, или росов.

Так, в рукописи середины IX в., найденной впоследствии в аббатстве св. Бертина на севере Франции, более известной как «Вертинские анналы», приводится самое первое, по мнению исследователей этого вопроса, сообщение о росах, более того, о государстве росов.

В 839 г. к императору Франкской державы Людовику I Благочестивому (814—840) в Ингельхейм, столицу франкского государства того времени, находившуюся возле современного города Майнца, явилось посольство византийского императора Феофила (829—842), который «прислал также…некоторых людей, утверждающих, что они, т. е. народ их, называется Рос (Rhos); король (rех) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. Он (Феофил. – Ю.Д.) просил… чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться (на родину), так как путь, по которому они прибыли в Константинополь, пролегал по землям варварским и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подверглись при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав (цели) их прибытия, император узнал, что они из народа шведов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет. Об этом он не замедлил… сообщить Феофилу, а также о том, что из любви к нему принял их ласково и что, если они окажутся достойными доверия, он отпустит их, предоставив возможность безопасного возвращения на родину и помощь; если же нет, то с нашими послами отправит их пред его очи, дабы тот сам решил, как с ними следует поступить» (34, 288).

То есть еще до призвания варягов-русов в 862 г. где-то на востоке от Византийской империи существовало уже в 839 г. государство росов с хаканом во главе. Это государство явно не имело общих границ с Византийской империей и было мало, или совсем неизвестно византийскому императору, коль скоро пришли эти росы к нему впервые ради заключения мира и дружбы. И не могло их государство находиться где-нибудь на юго-восточном побережье Балтийского моря, так как эти земли должны были быть известны франкскому императору. Существовало государство росов, по всей видимости, недолго, так как других известий о нем в истории не зафиксировано.

Но почему сообщения росов о себе и своем государстве показались такими подозрительными императору Людовику? Или императору было известно, что народов с именем рос, рус или именем, похожим на это, было несколько? Если современные исследователи не исключают такой возможности, то и франкскому императору Людовику I Благочестивому могло быть об этом тоже кое-что известно. А что именно? Скорее всего, то, что еще около восьми веков назад один из племенных союзов сарматов с именем роксаланов более двух веков главенствовал среди покоренных им кельтских и германских племен, а также создал дружеские отношения, в том числе военные и торговые, с германскими народами Скандинавского полуострова.

«Вертинские анналы» не были единственным источником информации о существовании в IX в. еще какого-то каганата, кроме хазарского. Так, в Салернской хронике X в. до нашего времени дошел текст письма 871 г. от франкского императора и итальянского короля Людовика II (855—875), внука Людовика I, к византийскому императору Василию I (867—886), в котором он поясняет свое понимание титула «хаган» или, как чаще употребляют в российских исторических произведениях, «каган»: «Хаганом (Chaganus) мы называем государя авар, а не хазар или северных людей (Nortmanni)» (17, 45). То есть Людовик II считал, что, поскольку титул кагана соответствовал европейскому титулу императора, то кроме аварского он никаких других каганатов и не признавал. Но в то же время из этого письма можно сделать вывод, что кроме аварского, уже не существующего во времена Людовика II, как минимум два каганата претендовали на существование – хазарский и норманнский.

Можно предположить, что после уничтожения франкскими войсками армии аваров в 800 г. и последующего развала аварского каганата, на окраинах этого государства, которое 250 лет владело территориями от Вислы и Дуная до Урала и Каспийского моря, создавались государства по подобию аварского. Одни государственные образования существовали долгое время, как Хазарский каганат, другие, в том числе может быть Руский и Норманнский каганаты, существовали столь недолго, что не оставили о себе более значительных упоминаний. Но если такие каганаты существовали, то созданы они были не без участия сарматов. Ведь именно сарматы, имевшие к тому времени тысячелетний опыт жизни на этих территориях при различных завоевателях, вероятнее всего, осуществляли торговые операции и при участии норманнов, которые лучше всех освоили мореходное дело, научились плаванию на судах как по Балтийскому морю, так и по рекам, вплоть до Каспийского и Черного морей. На побережье Балтийского моря вполне могло быть создано совместное государство норманнов и сарматов.

К византийским источникам с наиболее ранним упоминанием о росах относится «Житие Георгия Амастридского», созданное между 820 и 842 годами. Георгий был архиепископом Амастриды и прославился своим противостоянием иконоборчеству. Очень скоро после смерти архиепископа (ок. 806 г.) Георгий в результате зафиксированных церковью чудес, сотворенных будущим святым, был канонизирован. Об одном из чудес св. Георгия Амастридского, произошедшего во время нашествия росов на византийский город Амастриду в Малой Азии, и повествует его житие: «Было нашествие варваров, росов (Ρώς) – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носившего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный и на деле, и по имени народ, – начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнув наконец и до отечества святого (Георгия, т. е. Амастриды. – Ю.Д.), посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их (нечестивые) алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять…» (34, 90).

Авторство этого жития приписывают диакону Игнатию, ставшему впоследствии Никейским митрополитом (770/780 – после 845).

Далее в «Житии Георгия Амастридского» описывается сила воздействия христианских святынь даже на таких жестоких варваров, как росы, предводитель которых, пораженный чудесными знамениями у гробницы св. Георгия, прекращает насилия своего войска над христианами: «Варвар, пораженный этим, обещал все сделать как можно скорее. Дав вольность и свободу христианам, он поручил им и ходатайство перед Богом и пред святым. И вот устраивается щедрое возжжение светильников, и всенощное стояние, и песнопение; варвары освобождаются от божественного гнева, устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами, и они уже более не оскорбляли святыни, не попирали божественных сокровищ, уже не оскверняли храмы кровью. Один гроб был достаточно силен для того чтобы обличить безумие варваров, прекратить смертоубийство, остановить зверство, привести (людей), более свирепых, чем волки, к кротости овец и заставить тех, которые поклонялись рощам и лугам, уважать Божественные храмы. Видишь ли силу гроба, поборовшего силу целого народа?» (34, 91).

Информативность этого жития для исследования истории росов незначительна, и можно было бы не приводить из него обширных цитат. Однако если сопоставить стиль изложения жития и более поздней по времени создания «Повести временных лет», то обнаруживается сходство: в том и другом произведениях росы показаны очень жестокими язычниками, но после приобщения к святыням христианства они становятся в один ряд с цивилизованными христианскими народами.

Жестокость росов упоминается и в «Житии патриарха Игнатия» Никиты Пафлагона (род. ок. 885 г.), в котором описывается поход росов на византийскую столицу Константинополь (Византии). «В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту прийдя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, теперь уж совершал набеги на находящиеся вблизи Византия острова, грабя все (драгоценные) сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали все, что ни находили, и схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами» (34, 93).

О каком-то народе рос (hros), или рус (hrus), который обитал далеко к северу от Кавказа, сообщил сирийский автор VI в. Псевдо-Захария. Но характер описания представителей этого народа, как «мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей», да и упоминание их в одном ряду с амазонками, людьми-псами и другими народами-монстрами, обитающими на краю ойкумены, не заслуживает доверия (34, 203). Даже и в начале X в. сообщения о русах не становятся менее фантастическими. Так, арабский историк Ибн Русте сообщает в своем произведении «Дорогие ценности» (Ал-а'лак ан-нафиса) о народе русов, живущем на острове:

«Что же касается ар-Русийи, то она находится на острове, окруженном озером. Остров, на котором они живут, протяженностью в три дня пути, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр до того, что стоит только человеку ступить ногой на землю, как последняя трясется из-за обилия в ней влаги. У них есть царь, называемый хакан руссов. Они нападают на славян (ас-сакалиба. – Ю.Д.), подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян… И нет у них недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное их занятие торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям. Получают они назначенную цену деньгами и завязывают их в свои пояса… С рабами они обращаются хорошо и заботятся об их одежде, потому что торгуют (ими). У них много городов, и живут они привольно. Гостям оказывают почет, и с чужеземцами, которые ищут их покровительства, обращаются хорошо… И если один из них возбудит дело против другого, то зовет его на суд к царю, перед которыми (они) и препираются. Когда же царь произнес приговор, исполняется то, что он велит. Если же обе стороны недовольны приговором царя, то по его приказанию дело решается оружием, и чей из мечей острее, тот и побеждает… Есть у них знахари, из которых иные повелевают царем как будто бы они их начальники…» (34, 209).

Если эти русы действительно живут на острове, то откуда там так много городов, даже с учетом того, что остров «в три дня пути»? Да и на таком острове не может быть столько пушного зверья, чтобы делать на нем большую торговлю. За пределы острова они плавают вооруженными отрядами грабить там местное население, а в такой компании не поохотишься на соболя или белку. В одиночку же охотиться за пределами острова при их славе грабителей и похитителей очень опасно. Да и локализовать такой остров русов не представляется возможным, несмотря на большое количество версий.

Не менее фантастичными являются представления о Руси исламских авторов вплоть до XVII в. Например, египетский историк и географ Ибн Ийас в начале XVI в. изложил свою версию описания Руси в географическом труде «Аромат цветов из диковинок округов» («Нашк ал-азхар фи гара'иб ал-актар»): «Страна руссов. Это большая и обширная земля, и в ней много городов. Между одним городом и другим большое расстояние. В ней большой народ из язычников. И нет у них закона и нет у них царя, которому бы они повиновались. В земле их золотой рудник. В их страну не входит никто из чужестранцев, так как его убивают. Земля их окружена горами, и выходят из этих гор источники проточной воды, впадающие в большое озеро. В середине высокая гора, с юга ее выходит белая река, пробивающая себе путь через луга к конечному морю Мрака, затем текущая на север Русийи, затем поворачивающая в сторону запада и больше никуда не поворачивающая» (34, 211).

В XVI в. Великий князь московский Василий III, а затем царь Иоанн IV присовокупили к Московскому государству Уральские горы, в которых есть река Белая, берущая свое начало из-под горы Иремель. На реках, текущих со склонов этой горы, и в наше время есть золотые прииски. Река Белая течет сначала на юго-запад по красивым горным долинам до Магнитогорска, затем плавно поворачивает на север до Уфы, после которого поворачивает на запад до впадения в реку Каму, которая тоже течет на запад. Но нет никаких сведений о добыче золота русскими промышленниками на Урале в начале XVI в., да и живущие в этих местах башкиры вряд ли допустили бы такое вторжение в их владения.

Вернемся, однако, к главному источнику российской истории «Повести временных лет» по Лаврентьевскому списку, где дается хоть какое-то объяснение происхождению Руси: «В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со славян, и с мери, и со всех кривичей. А хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма.

В год 6368 (860). В год 6369 (861).

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву". И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались Русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались. Сказали Руси чудь, славяне, кривичи и весь: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами". И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю Русь, и пришли и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля» (72, 33).

Именно эта часть летописи привела к непримиримым спорам между сторонниками норманнской и славянской теорий происхождения варягов-руси. Начало этим спорам положили такие царственные особы, как царь Московского государства Иван IV Грозный и король молодого Шведского государства, только освободившегося от датского владычества, Юхан III. Спор произошел из-за правильности титулования того или иного государя, поскольку царь Иван, считая себя потомком древнего рода Рюриковичей, отказывался величать королем Юхана III из-за незнатного происхождения его отца Густава I Вазы. Отвечая московскому царю, Юхан III заявлял о шведском происхождении варягов, с которыми якобы пришел Рюрик. Основоположниками этих теорий можно считать Готлиба Зигфрида Баера (1694—1738) и Василия Никитича Татищева (1686—1750). Баер считал варягов-русь выходцами из Скандинавии, поэтому его последователи стали исходить из предположения, что именно норманны и создали русское государство, а Татищев настаивал на том, что варяги-славяне с Балтийского побережья покорили каких-то руссов и заимствовали у них этноним «рус», что дало возможность его последователям считать, что одни славяне пригласили к себе на княжение других славян. Более чем за 250 лет эти теории получили развитие в таком количестве вариантов, что только их перечисление потребовало бы отдельной книги. Однако почему ту или иную теорию связывают с приглашением варягов одними лишь славянами, и именно славянам ставят в вину неспособность самостоятельно, без «западной помощи» создать государство?

Так какие же народы приглашали варягов? Чудь, славяне, кривичи и весь – это целых четыре народа, и славяне – это только один из четырех народов. Вот как локализует эти народы летописец, забыв, правда, указать местоположение чуди: «коренное население в Новгороде – славяне, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик» (72, 33). Все перечисленные народы, кроме славян и кривичей, являются этносами угро-финского происхождения. Тогда почему при обсуждении вопроса о призвании варягов вспоминают только славян? Может быть, из-за того, что в случае упоминания чуди, а этот народ в наше время чаще всего отождествляется с эстонцами, или веси Весьегонска и Белозерска (едва ли не единственного народа, который сохранил воспоминания о своем этническом происхождении и о национальных божествах в противовес мери Ростова, муромы Мурома, мещеры Касимова, ранее называвшегося Мещерский городец), то может сложиться впечатление, что и в этом случае славяне занимали второстепенное положение. Если же учесть, что Ильменьские славяне (словъни) – единственные среди восточных славян, сохранивших это название, то вполне вероятно, что они в тот период были еще зависимыми от какого-то другого народа. Надо отметить, что и в дальнейшей истории становления русского государства ильменьские славяне значительного участия не принимали, кроме отдельных мелких восстаний или поддержки кого-либо из князей в их междоусобицах. И созданное государство получило название Киевская Русь, а не Киевская Словения. «И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были славяне» (72, 33). То есть население Новгородской земли, которой управлял Рюрик, бывшее раньше славянами, стало варяжского происхождения. Но в этом случае слово «славяне» имеет социальное, а не этническое значение.

Лиутпранд Кремонский, ок. 962 г. описывая поход киевского князя Игоря в Константинополь, сообщает о стране руссов: «В северных странах живет один народ, которого греки называют, по его внешнему виду (a qualitate corporis, по качеству тела), Ρουζιος, Рузиос (то есть руссы), а мы, по месту жительства, называем Nordmanni (норманны). На тевтонском языке nord – север, a man – человек; потому мы и называем их норманнами, т. е. северными людьми. Королем этого народа был в то время Нигер (так называет автор в латинской форме нашего великого князя киевского Игоря, сына Рюрика); собрав тысячу, и даже больше, кораблей, он пошел на Константинополь» (76, 329). Таким образом, если бы Лиутпранду было бы известно о происхождении варягов-русов от шведов или от норвежцев, он бы обязательно уточнил свою информацию. Он же сообщает только о северном местожительстве русов.

В «Истории гамбургских архиепископов», написанной в 1070-х годах бременским клириком Адамом, который первым употребил название Балтийского моря – mare Balteum (balteus на латинском языке – пояс), вообще Русь населяют винулы, т. е. вандалы: «За Одером, как слышно, живут поморяне, а за ними раскинулась обширнейшая страна поляков, границы которой, говорят, смыкаются с королевством (regnum) Руси. Это последняя и самая большая страна винулов, которая и полагает предел» (34, 275).

Не помогают выяснению происхождения варягов-русов и попытки исторической идентификации вождя варягов-русов Рюрика. Чаще всего последователи норманнской теории отождествляют князя Рюрика с Рориком, которого упоминает Адам Бременский под 850 г.

«Рорик, по происхождению нордманн (Roric natione Nordmannus), который во времена императора Людовика вместе с братом Харальдом держал в качестве бенефиция город Дорестад, после кончины императора и смерти брата, обвиненный, как говорят ложно, в предательстве, был схвачен и брошен в темницу во владениях Лотаря, который сменил на престоле своего отца. Бежав оттуда, он сделался вассалом короля восточных франков Людовика, несколько лет жил в его владениях среди саксов, которые соседствуют с нордманнами, собрал значительный отряд данов (Unde fuga lapsus in fidem Hludowici Regis orientalium Francorum veniens cum per annos aliquor ibi moraretur et inter Saxones qui confines Nordmannis sunt mansitaret collecta Danigenarum) и стал заниматься морским разбоем, опустошая те области государства Лотаря, которые прилегают к побережью северного океана. Он проплыл через устье реки Рейна к Дорестаду и захватил его. А поскольку король Лотарь не мог изгнать его без ущерба для своих людей, то с согласия совета и при посредничестве послов (Рорик) был принят в вассалы на том условии, что он должен будет отвечать (там) за налоги и прочие предметы, относящиеся к ведению королевской казны, и противостоять пиратским рейдам данов» (72, 76).

Вот этого «джентельмена удачи» норманисты и предлагают на роль Рюрика в русской истории. Именно этот исторический персонаж, будучи вассалом короля франков, дает повод для понимания сообщения Продолжателя Феофана о происхождении русов «из племени франков» (34, 118). Да и наименование Киевской Руси королевством ругов в этом случае становится более понятным, так как вся деятельность Рорика была связана с побережьем, где много веков назад обитали руги с центром на о. Рюген, а во времена Франкской империи – населяли вагры, винулы, или вильцы.

Обратимся к значению слова «рус». Почему при изучении российской истории создается впечатление, что народов с таким названием было несколько? Почему происхождение этого этнонима историки чаще всего связывают с ругами, рутенами, роксаланами, или рухсаланами, россомонами, а не с варягами-русами? А что если на самом деле центров образования этносов с подобными наименованиями было несколько, как утверждает Е.С. Галкина? Хотя польский историк XVI в. М. Вельский в «Хронике Польши» считал родиной славянских народов Северное Причерноморье и производил всех славян от роксоланов, а его современник М. Стрыйковский, не исключая идентичности этноформ «роксоланы» и «русы», возражал против использования в этих же случаях формы «рутены», так как считал данный этноним относящимся к одному из кельтских племен во французской Аквитании.

У греков Русь – Ρώς/ Ρουσ, а в западноевропейских источниках: Rhos, Rûzâra, Ruzzi, Rugi, Ru(s)zi, Ruteni, Rutheni. Кто такие руги? Согласно Тациту, руги относятся к германским племенам, которые во II в. обитали на побережье Балтийского моря. Вполне возможно, что руги переселились на побережье с о. Рюген, отчего и получили свое наименование. По крайней мере, М. Фасмер, рассматривая слово «рожь», приводит соответствующее этому злаку в древнеисландском языке значение rugr, которое одновременно обозначает «жители о. Ругия». Во время переселения готов руги тоже двинулись на юг и уже к концу II в. достигли границ Римской империи на Дунае.

Византийский историк Иоанн Скилица (после 1040 – ок. 1110), придворный чиновник, создал свое основное историографическое произведение «Обозрение историй», которое примыкает хронологически к «Хронографии» Феофана, охватывая события с 811 по 1057 г. Этот историк сообщает, что «на среднем Дунае, в середине V в. н. э., недолгое время существовало государственное образование германского племени ругов, разгромленное в 488 г. римским полководцем Одоакром» (34, 265). Это государство ругов в Норике в дальнейшем распространило свои границы от Кицбюльских Альп до Карпат.

А в «Раффелыптеттенском таможенном уставе», который был издан между 904 и 906 г. по приказу последнего восточнофранкского короля из династии Каролингов Людовика IV Дитяти в местечке Раффелыптеттен на Дунае в Баварской восточной марке, сообщается, что «славяне же, отправляющиеся для торговли от ругов или богемов, если расположатся для торговли где-либо на берегу Дуная… с каждого вьюка воска платят две меры стоимостью в один скот каждая; с груза одного носильщика – одну меру той же стоимости; если же пожелают продать рабов или лошадей, то за каждую рабыню платят по одному тремиссу, столько же за жеребца, за раба – одну сайгу, столько же за кобылу» (34, 296). То есть руги и богемы в начале X в. обитали где-то неподалеку друг от друга в бассейне Дуная. Однако, по мнению историков, бойи и руги только передали свои имена неким чехам и славянам, хотя, скорее всего, эти народы никуда не делись, а продолжают жить среди чехов, словаков и западных украинцев.

Но вполне возможно, что не все руги во II в. переселились с Балтийского побережья восточнее Вислы в южные края. Так, М. Фасмер приводит, что Ругодив – старое название города Нарвы, встречающееся в I Новгородской летописи как Ругодивъ под 1344, 1420 гг. Считается, что в основе лежит имя финно-угрского божества: финского Rukotivo – «духа-покровителя ржи», эстонского Rôugutaja. Но ведь фенны и эстии, упоминаемые Тацитом, обитали во II в. в тех же местах, что и руги, и могли это божество перенять у них.

В VI в. Норик, т. е. Нижнюю Австрию, завоевали сначала лангобарды, а затем вроде бы передали своим союзникам и покровителям аварам. А вот завоеванных и порабощенных ругов они, скорее всего, переселили, при этом, вполне возможно, что на земли современных Словакии, Западной Украины и Белоруссии.

Кто такие рутены, Ruteni, Rutheni? Эти наименования обычно относят к кельтской этимологии. В Западной Украине, как в Закарпатье, так и в Прикарпатье до 1939 г. проживали русины, которые приветствовали друг друга при встрече словами «Слава Руси». Позднее, когда Западная Украина вошла в состав СССР, местные жители все стали украинцами, а приветствовать друг друга стали словами «Слава Иисусу».

Скорее всего, этноним «рутены» однозначен слову рутина со значением дорога. В этом случае рутены – это идущие по дороге, т. е. переселенцы. Но и этноним «русины», вероятно, соответствует слову «рушение», означающему движение или ополчение. Может быть, и современное политическое движение в Западной Украине «Рух» является однокорневым с этнонимом «русин». Ведь должна же на чем-то основываться явная тавтология, когда политическое движение называется «движением», так как в украинском языке «рух» – это движение.

Но нельзя исключать и связи этнонима «рус» с этнонимами «роксалан» или «рухсалан», тем более что роксаланы в составе племен сарматов прошли от Северного Кавказа до Карпат и Балтийского побережья, где в течение восьми веков они были активными участниками в завоеваниях сарматов, готов, гуннов, аваров и болгар. Роксоланы вполне могли оказать влияние на прибалтийских ругов, карпатских рутенов, ну, и само собой, на росов Подонья.

Надо отметить, что независимо от происхождения русов, характеристики, которые дают им как византийские, так и арабские авторы того времени, полностью совпадают, хотя сталкивались с ними эти авторы совершенно в разных концах Европы. Ахмед ибн Фадлан, описывая свое посольство в Волжскую Булгарию в 921—922 гг. сообщает о своей встрече с русскими торговцами.

«Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Они не носят ни куртки, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них топор, меч и нож, (причем) со всем этим он (никогда) не расстается. Мечи их плоские, бороздчатые, франкские. И от края ногтей иного из них (русов) до его шеи (имеется) собрание деревьев, изображений (картинок) и тому подобного (т. е. руки покрыты до шеи татуировкой. – ЮЛ) —

А что касается их женщин, то на (каждой) их груди прикреплена коробочка, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами (денежных) средств их мужей. И у каждой коробочки – кольцо, у которого нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них мониста из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один (ряд) мониста, а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два (ряда) мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним (дирхемам), прибавляет (ряд) мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много (рядов) монист» (42, 329).

Ахмед ибн Фадлан указывает, что деньги русов – это либо шкурка серой белки без шерсти, лапок, головы и хвоста, либо шкурка соболя. Правда, не сообщает количественное соответствие русской шкурки и дирхема (а то ведь какому количеству белок или соболей должно соответствовать монисто в десять тысяч дирхем)?

Он также отмечает, что прибывающие русы по Итилю (Волге) строят на берегу деревянные дома и рядом с ними устанавливают своих деревянных богов, которым русы подносят пожертвования в виде хлеба, мяса, лука, молока, медовухи с просьбой пожаловать им богатого купца, не жалеющего денег. Русы в основном везут на продажу меха и рабов, причем рабынь они не только продают поштучно и оптом, но и поставляют их желающим на утеху за деньги. Мусульманского автора удивляет не то, что женщин продают для утехи мужчин, а то, что «утешаются» они с этими женщинами принародно.

Ахмеда ибн Фадлана удивляют и другие обычаи русов, особенно личной гигиены. Так, его удивляет, что русы «не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют рук после еды» (42, 330).

Ахмед ибн Фадлан описывает обычай русов умывать свои лица и головы из одной лохани по очереди, что его сильно удивляет (в современной Англии умываются подобным образом, что теперь нас, русских, тоже удивляет).

Поразил его и русский обычай похорон важного лица, которого после смерти сначала слегка прикапывают, пока строят корабль для его похорон, выясняют, кто из его слуг хочет уйти на тот свет вместе с хозяином, а также шьют для него новые богато украшенные одежды. В середине корабля русы устанавливают шалаш, покрытый кумачом, и скамью, красиво украшенную матрасами и византийской парчой. Руководит всем этим обустройством старуха, которую русы называют ангелом смерти, она же убивает девушку или юношу, которые согласились сопровождать умершего в последний путь. После того как на скамье укладывали красиво и богато наряженного покойника, а также клали в корабль все его оружие, умерщвленных юношу или девушку, его собаку, двух лошадей, двух коров, петуха и курицу, корабль обкладывали дровами и поджигали.

На вопрос Ахмеда ибн Фадлана, почему русы поступают так со своими умершими, один из русов ему ответил: «Вы арабы, глупы… Действительно, вы берете самого любимого вами из людей и самого уважаемого вами и оставляете его в прахе, и едят его насекомые и черви, а мы сжигаем его в мгновение ока, так что он немедленно и тотчас входит в рай» (42, 336). Вероятно, и не существовало более подробной характеристики обрядов и нравов русов, чем данная этим арабом: даже в Центральном историческом музее Российской Федерации висит картина «Похороны знатного руса», которую художник создал по описанию Ахмеда ибн Фадлана.

 

Становление Руси

Создание Киевской Руси начинается с начала княжения в Киеве князя Олега, т. е. с 882 г. Когда князь выступил в поход, то набрал с собой воинов из варягов, чуди, славян, мери, веси и кривичей. То есть войско князя Олега и в этом походе, спустя двадцать лет с момента призвания Рюрика, в основном состояло из представителей угро-финских народов. И если в Смоленске он как старший в роде принял власть и посадил своих наместников, то уже город Любеч, стоящий тоже на Днепре, пришлось ему брать силой (штурмом или осадой – летопись не уточняет). Киев Аскольда и Дира князь Олег с дружиной захватывает обманом, т. е. военной хитростью, и устраивает в этом городе свою столицу. Те, кто при нем остались, а именно варяги, славяне и прочие, прозвались Русью. А вот народам, которые ему подчинялись, князь Олег назначил ежегодную дань: славянам, кривичам, мери, а отдельно от Новгорода – еще триста гривен ежегодно для варягов, как уточняет летописец, ради сохранения мира. Удивительно, что в этом перечне нет чуди. То ли не платила чудь дани князю Олегу, то ли за данью Новгорода и скрывалась дань чуди, ведь славяне в этом перечне названы отдельно.

С древлянами и северянами князю Олегу пришлось воевать, чтобы наложить на них свою дань вместо хазарской. Видимо, хазарский каган решал все торгово-экономические и военные проблемы этих народов. Хотя вроде бы им свои товары вниз по Днепру мимо Киева не провезти. Возможно, воевать пришлось не только с древлянами и северянами, но и с хазарами, ведь растянулась война на целый год. Затем князь Олег как-то очень легко договорился с радимичами, хотя те согласились платить ему дань такую же, как и платили до этого хазарам. Видимо, отрезанным от коммуникаций с хазарами, вследствие завоеваний князя Олега, радимичам ничего не оставалось, как сменить хозяина.

А вот с уличами и тиверцами князь Олег, согласно летописи, воевал. Вероятно, потому, что эти народы имели собственные выходы к Черному морю по Южному Бугу и Днестру, а раз так, то платить киевскому князю дань не за что.

С венграми, хотя об этом ничего не сказано в летописи, князь Олег, видимо, был в союзных отношениях против Хазарского каганата, иначе как-то совсем тихо, без столкновений со славянами прошли венгры мимо Киева.

«В год 6406 (898). Шли угры мимо Киева горою, которая называется теперь Угорской, пришли к Днепру и стали вежами: ходили они так же как теперь половцы. И, придя с востока, устремились через великие горы, которые прозвались Угорскими горами…» (72, 35)

Венгры, перейдя Карпаты, завоевали в горах и в Среднедунайской долине волохов и славян. И летописец поясняет, что раньше жили здесь славяне, которых потом завоевали волохи. То, что повсеместно, где раньше был Аварский каганат, жили славяне, – это понятно. А вот под волохами надо понимать не греков, с которыми именно под этим именем далее воевали венгры, а болгар, которые к тому времени владели и Среднедунайской долиной и Карпатами. Волохами же их назвал летописец потому, что они уже приняли христианство, причем замешанной в этом мероприятии была и Римская церковь. А римлян, или ромеев, принято было называть волохами, или влахами.

Князю Олегу пришлось решать торговые вопросы с Византийской империей, которая, видимо, либо совсем не хотела торговать с Киевской Русью, либо делала это не на взаимовыгодных условиях, т. е. попросту грабила купцов. Для решения этих экономических вопросов «пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи; этих всех называли греки "Великая Скифь"» (72, 38).

В этом перечне народов, с которым князь Олег победил греков, угро-финские племена составляют уже меньшинство, а племена дулебов и тиверцев выполняли еще и роль переводчиков, поскольку владели ромейским языком. В результате военного похода князя Олега на Константинополь византийские императоры Лев VI (886—912) и его брат Александр II (912—913) обязались соблюдать взаимоприемлемые правила торговли с русскими купцами, а также обязалась выплачивать ежегодную дань, что было более выгодным для Византии, чем воевать. В 912 г., когда еще до смерти Льва VI в Византии стали его соправителями брат Александр II и сын Константин VI (912—959), Олег послал в Константинополь послов с предложением продлить мирный договор с Византией, из которого в летописи приводятся подробные договорные статьи. Представляют интерес имена послов, которые явно не соответствуют признанным историками славянским именам: «Мы от рода русского – Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид – посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его…» (72, 40). Наверное, славяне во время княжения Олега ни политического, ни экономического влияния на жизнь Киевской Руси на международном уровне не имели.

Создав, таким образом, русское государство, князь Олег обеспечил его военной защитой и торговым договором с основным партнером – Византией, а также решил вопросы обложения и сбора дани с подвластных народов. Удивительно только, что зачинатели в призвании варягов угро-финские народы остались как бы в стороне от дальнейшего развития государства, перейдя в статус далекой провинции. По всей вероятности, Хазарский каганат жестко регулировал торговлю с народами Среднего и Верхнего Поволжья, что превратило Волжский торговый путь для Киевской Руси, по сравнению с Днепровским торговым путем, во второстепенную статью доходов.

Впоследствии, когда Византия прекратила выплачивать Киевской Руси ежегодную дань в связи с переходом власти в Киеве от умершего Олега к Игорю, которую ей в это время приходилось выплачивать и болгарам, и венграм, и печенегам, князю Игорю пришлось отстаивать торговые права Киева новым военным походом на Константинополь в 941 г. На этот раз среди воинов князя Игоря уже нет представителей угро-финских племен, а только варяги, русь, поляне, славяне, кривичи и тиверцы (в 944 г. вместе с Игорем на греков ходили еще и печенеги). Этот поход князя Игоря был неудачным, византийцы уничтожили большое количество кораблей русов с помощью греческого огня. В хронике Продолжателя Феофана в повествовании о событиях 941 г. есть странное указание на принадлежность росов к государству франков:

«Одиннадцатое июня четырнадцатого индикта на десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков. Против них со всеми дромонами и триерами, которые только оказались в городе, был отправлен патрикий. Он снарядил и привел в порядок флот, укрепил себя постом и слезами и приготовился сражаться с росами. Когда росы приблизились и подошли к Фаросу (Фаросом называется сооружение, на котором горит огонь, указующий путь идущим в ночи), патрикий, расположившийся у входа в Евксинский понт (он назван «гостеприимным» по противоположности, ибо был прежде враждебен для гостей из-за постоянных нападений тамошних разбойников; их, однако, как рассказывают, уничтожил Геракл, получившие безопасность путешественники переименовали понт в «гостеприимный»), неожиданно напал на них на Иероне, получившем такое название из-за святилища, сооруженнонного аргонавтами во время похода. Первым вышедший на своем дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнем, остальные же обратил в бегство. Вышедшие вслед за ним другие дромоны и триеры довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми. Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре (место на вифинском побережье. – Ю.Д.). И послан был тогда по суше им на перехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришел туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливаясь больше покидать свои суда и совершать вылазки. Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (т. е. Босфора. – Ю.Д.), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков, пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов, однако надвигалась зима, у росов кончилось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не умели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение. И множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы и бежать с наступлением ночи, патрикий же Феофан, вернувшийся с победой и великими трофеями, был принят с честью и великолепием и почтен саном паракимомена» (34, 118).

Лаврентьевская летопись сообщает, что в походе 944 г. русам удалось взять реванш над византийцами, император Роман без войны предложил князю Игорю заключить договор: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани» (72, 47).

Так это было или иначе, но уже следующему киевскому князю Святославу стало понятно, что одной торговой артерией государству не обойтись, поэтому в 965 г. этому сыну Игоря и Ольги просто необходимо было выиграть войну с хазарами для обеспечения беспрепятственной торговли с Персией и Среднеазиатскими странами по Волжскому торговому пути. Сыну же князя Святослава Владимиру, кроме военно-территориальных и торговых вопросов, пришлось решать еще и вопрос выбора веры.

Итак, в состав Киевской Руси вошли разные по происхождению народы. Остается открытым вопрос, а на каком языке до принятия христианства эти народы общались между собой. Ведь если считать, что славяне изначально говорили на славянском языке русских летописей, то этот язык значительно отличается от языка мордвы, черемисов и чувашей, а эти народы родственны чуди, мери, веси, муроме, мещере, остякам и вогулам. На каком языке говорили сами варяги-русы? И на каком языке сумели договориться чудь, славяне, кривичи и весь о призвании на княжение князя Рюрика от варягов-руси, ведь о переводчиках в русских летописях не упоминается? Ответа в исследованиях историков найти не удается. Скорее всего, языки общения этих народов были схожи, так как все они более двух веков входили в состав Аварского каганата, и языки их представляли собой диалекты тюркского языка.

Различия в языках народов Киевской Руси и народов Поволжья стали формироваться после принятия христианства князем Владимиром и введения в обиход церковнославянского языка. В Лаврентьевской летописи сказано, что «для… моравов, первоначально созданы буквы, названные славянской грамотой; эта же грамота и у русских, и у болгар дунайских» (72, 36). Язык же народов Поволжья, попавших в сферу влияния Волжской Булгарии, а впоследствии входивших в состав Казанского ханства, исповедовавших ислам, стал значительно арабизироваться.

Некоторое пояснение этой ситуации дает Нестор, сообщая, что от полочан, обитавших на реке Полота, «произошли кривичи, сидящие в верховьях Волги, и в верховьях Двины, и в верховьях Днепра, их же город – Смоленск; именно там сидят кривичи. От них же происходят и северяне. А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине (Плещеевом. – Ю.Д.) озере также меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, – мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке» (72,28). Правда, тут же в следующих строках лишает весь и мерю единого с кривичами и северянами языка: «Вот кто только говорит по-славянски на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынынами. А вот другие народы, дающие дань Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печора, ямь, литва, зимигола, корсь, нарова, ливонцы, – эти говорят на своих языках» (72, 28).

В этот список племен, говорящих на славянском языке, не попали уличи, тиверцы, вятичи, радимичи, а также не один из угро-финских народов. Хотя по вводной части летописи, откуда взяты эти цитаты, очень трудно оценить, к какому времени относится эта информация: то ли к временам легендарных братьев Кия, Щека, Хорива и сестры их Лыбеди, то ли к гораздо более поздним временам. Скорее всего, эта вставка сделана переписчиками летописи в конце XIV в., так как черемисы, мордва, пермь, зимигола, корсь, нарова, ливонцы до конца Лаврентьевской летописи более не упоминаются, а литва и ямь – только по одному разу в 1040 г. и в 1042 г. при завоевании их князем Ярославом Мудрым, печора упоминается в 1096 г. как данник Новгорода. При этом множество завоеванных киевскими князьями народов – от хорватов и поляков на западе до хазаров на востоке, к данникам Руси не причислено.

Испанский ученый и купец из Тортосы Ибрахим ибн Йа'куб, который в 60-х годах X в. прибыл в Германию, чтобы встретиться с императором Оттоном I (962—973) в Магдебурге, посетил затем Польшу, Чехию, Болгарию и Русь. В своем сочинении он упоминает хазар, русов, печенегов и относит их к народам, говорившим по-славянски, так как они смешались со славянами.

Надо отметить, что князь Владимир, завладевший Киевом с помощью варягов, которые пришли вместе с князем из-за моря, себя с варягами уже не отождествлял. Более того, обманув их в законном получении выкупа от горожан Киева, князь Владимир оправил варягов в Византию на вольные хлеба. А к императору отправил послов с известием: «Вот идут к тебе варяги, не вздумай держать их в столице, иначе наделают тебе такого же зла, как и здесь, но рассели их по разным местам, а сюда не пускай ни одного» (72, 67).

 

Принятие христианства на Руси

Вопрос о том, когда было крещение Руси, совсем не риторический, поскольку в источниках существуют различные сведения об этом событии. Так, о крещении Руси вслед за событиями похода на Константинополь в 860 г. сообщает хроника Продолжателя Феофана. Анонимное сочинение было создано, вероятно, ок. 950 г. в кругах императора Константина Багрянородного и освещает период с 813 по 961 г. В книге, посвященной правлению Михаила III, сообщается о набеге росов в момент церковного противоборства в византийской столице сторонников патриарха Фотия и будущего патриарха Игнатия. В этой связи и сообщается о нападении росов на Константинополь 18 июня 860 г. и их последующем обращении.

«Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой – правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом, – а вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их божьему крещению. Что и произошло» (34, 103). В этом сообщении Продолжатель Феофана называет росов скифским племенем, скорее всего, по их местожительству, потону как ранее в своей хронике он относит росов к франкам.

В одной из книг хроники этого же автора под названием «Жизнеописание императора Василия», датируемой периодом после 943—950 гг., есть информация о христианском просвещении императором Василием I болгар и росов, в том числе о создании архиепископии на Руси ок. 874 г.:

«Щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний он склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ними мирные договоры, убедил приобщаться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа, который, явившись в их страну, стал любезен народу таким деянием. Однажды князь этого племени собрал сходку их подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу божественного Евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому завету о чудотворных Божьих деяниях. На это росы тут же ответили: „Если сами не узрим подобного, а особенно того, что рассказываешь ты о трех отроках и печи, не поверим тебе и не откроем ушей речам твоим“. А он, веря в истину рекшего: „Если что попросите во имя мое, то сделаю“ и „Верующий в меня, дела, которые творю я, и он сотворит и больше сих сотворит, когда оное должно свершиться не напоказ, а для спасения душ“, сказал им: „Хотя и нельзя искушать Господа Бога, но если от души решили вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и все полностью ради веры нашей совершит Бог, пусть мы жалки и ничтожны“. И попросили они бросить в разложенный ими костер саму книгу веры христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопаленной, то обратятся к Богу, им возглашаемому. После этих слов поднял иерей глаза и руки к Богу и рек: „Прославь имя твое, Иисус Христос, Бог наш в глазах всего этого племени“, – и тут же метнул в пламя костра книгу святого Евангелия. Прошло немало времени, и когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не потерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению» (34, 104).

Надо признать, что наши соплеменники в те далекие от XXI в. времена были куда менее доверчивы. Жаль только, что Продолжатель Феофана не указал, откуда были эти росы. Ведь если эти росы были из Киева времен Аскольда и Дира, то значит пришедшие в Киев варяги-росы из Новгорода во главе с князем Олегом и княжичем Игорем эти зачатки христианства ликвидировали. И Русь пришлось крестить еще раз в 988 г. в княжение Владимира Красное Солнышко, хотя в византийских источниках об этом ничего не говорится.

И только в более поздних хрониках (не ранее XIII в.) есть очень лаконичные упоминания о крещении Руси в другие годы, в том числе и при князе Владимире. Так, в рукописи XV в. Парижского кодекса этот важный для России момент представлен следующим образом: «В царствование императора Василия Македонянина, в 6390 году (881/882 г.), был крещен народ рос» (34, 107). А в рукописном кодексе, хранящемся в наше время в Ватиканской библиотеке, а в XV в. принадлежавшем киевскому митрополиту кардиналу Исидору, имеется не менее лаконичное сообщение: «В году 6496 (988 г.) был крещен Володимер, который крестил Росию» (34, 109). Однако и это еще не все. В одной из византийских хроник, продолжающей «Бревиарий» патриарха Никифора (IX в.) до года падения Византии в 1453 г., сохранившейся в дрезденской рукописи, время крещения Руси отнесено к XII в. в правление императора Иоанна II Комнина (1118—1143): «Иоанникий, его сын, багрянородный, (правил) 24 года, 7 месяцев, 23 дня. При нем крестились Росы» (34, 109).

Иоанн Скилица о посещении княгиней Ольгой Константинополя при императоре Константине VII Багрянородном сообщает следующее: «И жене некогда отправившегося в плаванье против ромеев русского архонта, по имени Эльга, когда умер ее муж, прибыла в Константинополь. Крещенная и открыто сделавшая выбор в пользу истинной веры, она, удостоившись великой чести по этому выбору, вернулась домой» (34, 118).

Более подробно об этой поездке русской княгини повествуется в произведении «О церемониях византийского двора», приписываемого Константину Багрянородному:

«Другой прием – Эльги Росены. Девятого сентября, в четвертый день (недели), состоялся прием… по прибытии Эльги архонтессы Росии. Сия архонтесса вошла с близкими, архонтиссами родственницами и наиболее видными из служанок. Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. Остановилась она на месте, где логофет (начальник ведомства почт и внешних связей. – Ю.Д.) обычно задает вопросы. За ней вошли послы и купцы архонтов Росии и остановились позади у занавесей. Все дальнейшее было совершено в соответствии с вышеописанным приемом.

Войдя снова через Анадендрарий (оранжерею) и Триклин (зал. – Ю.Д.) кандидатов, а также триклин, в котором стоит камелавкий (вид императорского венца. – Ю.Д.) и в котором посвящают в сан магистра, она прошла через Онопод и Золотую руку, т. е. портик Августия, и села там. Когда же василевс обычным порядком вступил во дворец, состоялся другой прием следующим образом.

В Триклине Юстиниана стоял помост, украшенный порфирными дионисийскими тканями, а на нем – большой трон василевса Феофила, сбоку же – золотое царское кресло. За ним, позади двух занавесей, стояли два серебряных органа двух партий, ибо их трубы находились за занавесями. Приглашенная из Августия, архонтисса прошла через Апсиду, ипподром и внутренние переходы самого Августия и, придя, присела в Скилах (соседнее с императором помещение. – Ю.Д.). Деспина (женщина – деспот государства. – Ю.Д.) между тем села на упомянутый выше трон, а ее невестка – в кресло. И (тогда) вступил весь кувуклий (дворцовые евнухи. – Ю.Д.), и препозитом (начальник евнухов. – Ю.Д.) и остиарием (привратник. – ЮД.) были введены вилы (вельможи различного ранга. – Ю.Д.): вила первая – зост, вила вторая – магистриссы, вила третья – патрикиссы, вила четвертая – протоспафариссы-оффикиалы, вила пятая – прочие протоспафариссы, вила шестая – спафарокандидатиссы, вила седьмая – пафариссы, страториссы и кандидатиссы (перечисление жен официальных лиц. – Ю.Д.).

Итак, лишь после этого вошла архонтисса, введенная препозитом и двумя остиариями. Она шла впереди, а родственные ей архонтиссы и наиболее видные из ее прислужниц следовали за ней, как и прежде было упомянуто. Препозит задал ей вопрос как бы от лица августы, и, выйдя, она (снова) присела в Скилах.

Деспина же, встав с трона, прошла через Лавсиак и Трипетон (путь через вестибюль Хрисотриклина. – Ю.Д.), и вошла в Кенургий («новое строение» во дворце. – Ю.Д.), а через него в свой собственный китон (покои императрицы. – Ю.Д.). Затем тем же самым путем архонтисса вместе с ее родственницами и прислужницами вступила через (Триклин) Юстиниана, Лавсиак и Трипетон в Кенургий и (здесь) отдохнула.

Далее, когда василевс с августой и его багрянородными детьми уселись, из Триклина Кенургия была позвана архонтисса. Сев по повелению василевса, она беседовала с ним, сколько пожелала.

В тот же самый день состоялся клиторий (званный обед. – ЮД.) в том же Триклине Юстиниана. На упомянутой выше трон сели деспина и невестка. Архонтисса же стояла сбоку. Когда трапезит (распорядитель пира. – ЮД.) по обычному чину ввел архонтисс и они совершили проскинесис (ритуальное простирание ниц перед императором. – Ю.Д.). архонтисса, наклонив немного голову, села к апокопту (столу для высших персон. – Ю.Д.) на том же месте, где стояла, вместе с зостами, по уставу. Знай, что певчие, апостолиты и агиософиты (певчие храмов св. Апостолов и св. Софии. – Ю.Д.) присутствовали на этом клитории, распевая василикии (панегирики в честь василевса. – Ю.Д.). Разыгрывались также и всякие театральные игрища.

А в Хрисотриклине («золотом зале» дворца. – ЮД.) (в то же время) присходил другой клитории, где пировали все послы архонтов Росии, люди и родичи архонтиссы и купцы. (После обеда) получили: анепсий (племянник или двоюродный брат. – ЮД.) ее – 30 милиарисиев (серебряная монета, одна тысячная золотого фунта. – Ю.Д.), 8 ее людей – по 20 милиарисиев, 20 послов – по 12 милиарисиев, 43 купца – по 12 милиарисиев, люди Святослава – по 5 милиарисиев, 6 людей посла – по 3, переводчик архонтиссы – 15 милиарисиев.

После того как василевс встал от обеда, состоялся десерт в Аристирии (зале для завтрака. – Ю.Д.), где стоял малый золотой стол, установленный в Пентапиргии (зале, где выставлялись сокровища. – Ю.Д.). На этом столе и был сервирован десерт в украшенных жемчугами и драгоценными камнями чашах.

Сидели (здесь) василевс, Роман – багрянородный василевс, багрянородные их дети, невестка и архонтисса. Было вручено: архонтиссе в золотой, украшенной драгоценными камнями чаше – 500 милиарисиев, 6 ее женщинам – по 20 милиарисиев и 18 ее прислужницам – по 8 милиарисиев.

Восемнадцатого сентября, в воскресенье, состоялся клитории в Хрисотриклине. Василевс сидел (здесь) с росами. И другой клитории происходил в Пентакувуклии св. Павла, где сидели деспина с багрянородными ее детьми, с невесткой и архонтиссой. И было выдано: архонтиссе – 200 милиарисиев, ее анепсию – 20 милиарисиев, священнику Григорию – 8 милиарисиев, 22 послам – по 12 милиарисиев, 44 купцам – по 6 милиарисиев, двум переводчикам – по 12 милиарисиев» (34, 118).

Но почему-то, вернувшись в Киев, княгиня Ольга, в крещении Елена, направляет своих послов с просьбой прислать епископа и священников не в Константинополь, а к германскому королю. «Продолжение хроники Реинона Прюмского», созданное между 962 и 967 гг., в котором описывается приход послов княгини Ольги к германскому королю Оттону I:

«В лето от Воплощения Господня 959-е…. Послы Елены, королевы ругов (Rugi), крестившейся в Константинополе при императоре константинопольском Романе, явившись к королю, притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников… 960. Король отпраздновал Рождество Господне во Франкфурте, где Либуций (ributius) из обители святого Альбана посвящается в епископы для народа ругов достопочтенным архиепископом Адальдагом… 961. Король отпраздновал Рождество Господне в Регенбурге… Либуций, отправлению которого в прошлом году помешали какие-то задержки, умер 15 февраля сего года. На должности его сменил, по совету и ходатайству архиепископа Вильгельма Адальберт из обители святого Максимина, хотя и ждал от архиепископа лучшего и ничем никогда перед ним не провинился, должен был отправиться на чужбину. С почестями назначив его (епископом) для народа ругов, благочестивейший король, по обыкновенному своему милосердию, снабдил его всем, в чем тот нуждался…. 962…. В этом же году Адальберт, назначенный епископом к ругам, вернулся, не сумев преуспеть ни в чем из того, ради чего он был послан, и убедившись в тщетности своих усилий. На обратном пути некоторые из его (спутников) были убиты, сам же он, после больших лишений, едва спасся» (34, 303).

Известие о миссии епископа Адальберта имеется и в «Хильдесхаймских анналах», где под 960 г. изложено: «К королю Оттону явились послы от народа Руси (Ruscia) с мольбою, чтобы он послал кого-либо из своих епископов, который открыл бы им путь истины; они уверяли, что хотят отказаться от языческих обычаев и принять христианскую веру. И он согласился на их просьбу и послал к ним епископа Адальберта правой веры. Они же, как показал впоследствии исход дела, во всем солгали» (34, 304). Вероятно, в середине IX в. сначала константинопольский патриарх Фотий отказал княгине Ольге в проведении литургии на церковно-славянском языке в церквях Киевской Руси, как это уже происходило в церквях Моравии и Болгарии, и настаивал о проведении литургии на греческом языке, а затем и епископ Адальберт не смог выполнить свою миссию, так как, скорее всего, настаивал в проведении литургии на латинском языке.

Еще более странным выглядит по сравнению с традиционной версией истории крещения Руси отношение к христианству киевского князя Владимира, изложенное в послании архиепископа Бруно Кверфуртского из Тюрингии, бывшего капелланом германских императоров Оттона III (983-1002) и Генриха II (1002—1024). Архиепископ Бруно попытался создать на территории Польши миссионерский центр, но из-за немецко-польской войны стал проповедовать среди «черных венгров» в Трансильвании, печенегов, пруссов, где и погиб в 1009 г. Это известие о его гибели «на пограничье Руси и Литвы» зафиксировано в «Кведлибургских анналах», где этноним Литва стал первым его упоминанием. Послание Бруно к германскому императору Генриху II интересно не только описанием его взаимоотношений с киевским князем Владимиром Красное Солнышко, но и миссионерской деятельности архиепископа среди печенегов.

«Верно уж целый год исполнился месяцами и днями с тех пор, как мы покинули венгров, где понапрасну провели много времени, и направились к печенегам (Pezenegi), жесточайшим из всех язычников. Государь Руси (senior Ruzorum), великий державой (regnum) и богатствами, в течение месяца удерживал меня против (моей) воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где по его словам, я не обрел бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не в силах был уже (удерживать меня долее) и устрашен неким обо мне, недостойном, видением, то с дружиной два дня провожал меня до крайних пределов своей державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой. Спрыгнув с коня на землю, он последовал за мною, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими боярами (maiores) вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы – на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честный гимн: „Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!“ По окончании респонсория государь прислал к нам (одного из) бояр с такими словами: „Я проводил тебя (до места), где кончается моя земля и начинается вражеская; именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни, ибо знаю, что завтра до третьего часа суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти“. Я отвечал: „Пусть Господь откроет тебе (врата) Рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!“ Что же? Два дня мы шли беспрепятственно, на третий, в пятницу, трижды – утром, в полдень и в девятом часу – все мы со склоненными выями влекомы были на казнь, но столько же раз по чудесному знамению – такова была воля Господа и водителя нашего (святого) Петра – невредимы ускользали от встречавшихся нам врагов. В воскресенье, когда мы добрались до мест, более обитаемых, нас оставили в живых до срока, пока весь народ по зову гонцов не соберется на сходку. Итак, в девятом часу следующего воскресного дня нас зовут на сходку, бичуя, словно лошадей. Сбежалась бесчисленная толпа; с налитыми кровью глазами, они подняли страшный крик; тысячи обнаженных мечей и тысячи топоров, (занесенных) над нашими головами, грозили изрубить нас в куски. До ночи терзали нас, волоча в разные стороны, пока нас не вырвали из их рук старейшины (maiores) (той) земли, которые, будучи рассудительны, услыхав наши речи, поняли, что мы с добром явились в их землю. Как то было угодно неисповедимому Господу и честнейшему Петру, пять месяцев провели мы среди этого народа, обойдя три его части, не заходя в четвертую, из которой к нам прибыли послы от старейшин (meliores). Обратив в христианство примерно тридцать душ, мы, по мановению Божию, устроили мир, который, по их словам, никто кроме нас не смог бы устроить. „Сей мир, – говорили они, – тобою устроен. Если он будет прочен, то все мы, как ты учишь, охотно станем христианами; если же государь Руси изменит уговору, нам придется думать только о войне, а не о христианстве“. С тем я и прибыл к государю Руси, который ради (успеха) Божьего (дела) одобрил это, отдав в заложники сына. Мы же посвятили в епископы (одного) из наших, которого затем государь вместе с сыном поместил в середине земли (печенегов). И установился, к вящей славе Господа, Спасителя (нашего), христианский закон среди наихудших и жесточайших из всех обитающих на земле язычников» (34, 314).

Из этого послания можно сделать вывод, что владения князя Владимира в сторону земель печенегов простиралась не более чем на пятьдесят километров. А также, что взаимоотношения киевских князей с германским духовенством были более чем дружеские. Вот только вопрос, на каком языке архиепископ Бруно общался с поляками, венграми, русами, пруссами и печенегами? Ведь не возил же он с собою отряд переводчиков, а изучать языки народов, с которыми ранее и не встречался, весьма затруднительно, да и проповедовать христианскую веру необходимо на понятном местному народу языке. Вполне возможно, что язык всех этих народов был в то время настолько близок к тюркскому, что достаточно было владеть только этим языком или производным от тюркского церковно-славянским языком.

Куда более мрачными красками описал крещение князя Владимира епископ Титмар Мерзебургский. «Хроника» этого автора, родственника архиепископа Бруно Квертфуртского, была создана в конце его жизни, в 1012—1018 гг., в правление императора Оттона III (983-1002). Из хроники Титмара воспользуемся еще одним описанием киевского князя Владимира Святого:

«Продолжу рассказ и коснусь несправедливости, содеянной королем Руси Владимиром (rex Ruscorum Wlodemirus). Он взял жену из Греции по имени Елена (в большинстве других источников – Анна. – Ю.Д.), ранее просватанную за Оттона III, но коварным образом у него восхищенную. По ее настоянию он принял святую христианскую веру, которую добрыми делами не украсил, ибо был великим и жестоким распутником и учинил большое насилие над изнеженными данайцами (имеются в виду греки. – Ю.Д.). Имея троих сыновей, он дал в жены одному из них дочь нашего притеснителя герцога (dux) Болеслава, вместе с которой поляками был прислан Рейнберг, епископ колобжегский…Упомянутый король, узнав, что его сын по наущению Болеславову намерен тайно против него выступить, схватил того (епископа) вместе с этим (своим сыном) и (его) женой и заключил каждого в отдельную темницу. В ней святой отец, прилежно восхваляя Господа, свершил втайне то, чего не мог открыто; по слезам его и усердной молитве, исторгнутой из кающегося сердца, (как) по причастии, отпущены были ему грехи Высшим Священником; (душа) его, вырвавшись из узилища тела, ликуя, перешла в свободу вечной славы.

Имя названного короля несправедливо толкуют как "власть мира", ибо не тот вечно непостоянный мир зовется истинным, который царит меж нечестивыми и который дан детям сего века, но действительного мира вкусил лишь тот, кто, укротив в своей душе всякую страсть, снискал царствие небесное в награду за смирение, побеждающее невзгоды. Сей епископ, обретший в двоякой непорочности прибежище на небесах, смеется над угрозами беззаконника, созерцая пламя возмездия, терзающее этого распутника, так как, по свидетельству учителя нашего Павла, Господь наказует прелюбодеев. Болеслав же, узнав обо всем этом, не переставал мстить, чем только мог. После этого названный король умер в преклонных летах, оставив все свое наследство двум сыновьям, тогда как третий до тех пор находился в темнице; впоследствии, сам ускользнув, но оставив там жену, он бежал к тестю.

Упомянутый король носил венерин набедренник, усугублявший (его) врожденную склонность к блуду. Но Спаситель наш Христос, заповедовав нам препоясывать чресла, обильный источник губительных излишеств, разумел воздержание, а не какой-либо соблазн. Услыхав от своих проповедников о горящем светильнике, названный король смыл пятно содеянного греха, усердно творя щедрые милостыни. Ибо написано: подавайте милостыню, тогда все будет у вас чисто. Он долго правил упомянутым королевством (regnum), умер глубоким стариком и похоронен в большом городе Киеве (Cuiewa) в церкви мученика Христова папы Климента рядом с упомянутой своей супругой – саркофаги их стоят посреди храма. Власть его делят между собой сыновья, и во всем подтверждается слово Христово, ибо, боюсь, последует то, чему предречено свершиться устами нелживыми – ведь сказано: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет и прочее. Пусть же молится весь христианский мир, дабы отвратил Господь от той страны (свой) приговор» (34, 318).

Можно было бы усомниться в искренности Титмара, ведь его покровителя и сюзерена императора Оттона III князь киевский Владимир лишил порфирородной невесты – Анны, дочери византийского императора Романа I, но его описание практически совпадает с характеристикой, данной князю Владимиру в «Повести временных лет». В западноевропейских источниках креститель Руси так же, как в русской летописи, фигурирует под своим языческим именем Владимир, а не под принятым при крещении именем Василий. И это очень удивительно, так как церковная традиция, принятая в Византии, не приемлет сохранения языческих имен после крещения. Тем не менее все русские святые князья и княгини в Русской православной церкви вошли в историю под своими языческими именами, в том числе св. Владимир, св. Ольга, св. Борис, св. Глеб. А вот по римско-католическим канонам крещения в конце первого тысячелетия по отношению к варварским народам, в том числе и славянам, было допустимо сохранение языческого имени наряду с христианским, что и привело к созданию традиции наличия у католиков нескольких имен.

В Западной Европе вообще слабо представляли, когда и кем была крещена Русь. Так, уже в XII в. Гельмольд в своей «Славянской хронике» не может с точностью ответить на этот вопрос: «Давно уже и Русь уверовала. У данов она называется Острогардом, потому что она, находясь на Востоке, изобилует всяким добром. Ее называют также Гунигардом, потому что там прежде жили гунны. Главный же город ее Киев (Chue). Но я не мог нигде узнать с точностью, какими проповедниками она обращена в христианскую веру; знаю одно, что в своих обрядах она, кажется, более подражает грекам, чем латинам, так как Русское море (то есть Черное) служит близким путем сообщения ее с Грецией» (76, 496).

В «Повести временных лет» сообщается, что киевский князь Владимир, чтобы жениться на Анне, сестре византийских императоров Василия II и Константина VIII, крестился в 988 г. в Корсуни, т. е. в Херсонесе Таврическом, неподалеку от современного Севастополя. «По крещении же Владимира привели царицу для совершения брака. Не знающие же истины говорят, что крестился Владимир в Киеве, иные же говорят – в Васильеве, а другие и по иному скажут» (72, 85). После этого византийские священнослужители научили князя Владимира, в крещении Василия, вере христианской, и что очень настораживает, зачем-то стали его остерегать от принятия учения от латинян и прельщения другими еретиками.

Эти советы греческих священнослужителей явно придуманы переписчиками летописи в более поздние времена, когда, возможно, появились сомнения в том, от кого принял христианскую веру князь Владимир, где и когда это произошло.

«После этого Владимир взял царицу, и Анастаса, и священников корсуньских с мощами святого Климента (папы римского. – От авт.), и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные и иконы на благословение себе. Поставил и церковь в Корсуни на горе, которую насыпали посреди города, выкрадывая землю из насыпи; стоит церковь та и доныне (т. е. до времени создания летописи. – Ю.Д.). Отправляясь, захватил он и двух медных идолов и четырех медных коней, что и сейчас стоят за церковью святой Богородицы и про которых невежды думают, что они мраморные. Корсунь же отдал грекам (точнее вернул. – Ю.Д.) как вено за царицу, а сам вернулся в Киев. И когда пришел, повелел опрокинуть идолы – одних изрубить, а другие сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил двенадцать мужей колотить его жезлами. Делалось это не потому, что дерево что-нибудь чувствует, но для поругания беса, который обманывал людей в этом образе, – чтобы принял он возмездие от людей. «Велик ты, Господи, и чудны дела твои!» Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем. Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: «Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его». Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья отмель, как зовется она и до сих пор (т. е. имена языческих богов и через два столетия были употребляемы народом. – Ю.Д.). Затем послал Владимир по всему городу сказать: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, – будет мне врагом». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре». На следующий же день вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа. Вошли в воду и стояли там одни до шеи, другие по грудь, молодые же у берега по грудь, некоторые держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте. И была видна радость на небе и на земле по поводу стольких спасаемых душ» (72, 88).

После этого стали ставить в Киеве церкви, а детей лучших людей стали учить грамоте церковной. «И просветился Владимир сам, и сыновья его, и земли его» (72, 91).

Евсевий Кесарийский, создавший в IV в. «Церковную историю», сообщает о том, что первые последователи Иисуса Христа из языческих народов надеялись на отмену деления людей по национальному признаку. Они считали, что все люди братья, и все они одной национальности – христиане. Так и народы Киевской Руси расстались со своими племенными наименованиями. Славянские племена полян, древлян, северян, кривичей, радимичей, вятичей и др. стали все христианами Руси. А угро-финские племена муромы, мери, мещеры, веси, чуди заволочской и др., крестившись в Христианскую веру, стали крестьянами Руси. Именно христианство создало в Киевской Руси единый по наименованию народ русичей, а также объединило русский народ единым церковно-славянским языком. В «Повести временных лет» после крещения Руси наименования славянских и угро-финских племен больше не упоминаются.