Буду говорить в стеснении духа моего; буду жаловаться в горести души моей.

Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета.

Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня?

Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!

Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?

— Господи, я не понимаю тебя. Зачем ты делаешь мою жизнь невыносимой? Разве я виновата, что он бросил меня, разве я не была послушной тебе и не венчалась с ним вопреки всякому здравому смыслу? Разве я не сделала всё, чтобы удержать его? Разве я искала себе новых развлечений и утешений плотских? Я протестую против твоей воли, Господи. Я плачу, но протестую. Ты хочешь испытать меня, как Иова. Я прочла, наконец, эту книгу. Раньше я думала, что история Иова — это пример безропотного приятия человеком самых страшных испытаний. Действительно, это испытание веры, вопреки всему: уму, сердцу, обстоятельствам. Бог хочет так, и я покоряюсь. А для чего он этого хочет? Не мне судить. — Вот вера Иова. Но, оказывается, покоряясь, он роптал еще как. Иов был праведник, но даже он роптал на тебя, Господи. Что же ожидать от меня, ничтожной грешницы. Неужели, ты заранее обрекаешь меня на погибель?

Ты разрушил всю семью мою.

Предал меня Бог беззаконнику и в руки нечестивым бросил меня.

Я был спокоен, но Он потряс меня; и поставил меня целью для Себя.

нет хищения в руках моих, и молитва моя чиста.

И ныне вот на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних!

Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое

Такое смирение, такая любовь к Богу, это — святость. Иов и есть святой. Но мне этого не дано. Моя душа не хочет смириться с тем, что долг выше земной любви, мой ум восстает, меня хотят насильно заставить жить с человеком, которого я не люблю, сделать наложницей. Вот как это называется.

Отец Арсений ни минуты не сомневается, что так должно быть, что это во благо. Старец тоже сказал еще пять лет назад: «Хорошо бы, чтобы он вернулся»… Но вот он вернулся. Меня-то почему-то никто не спрашивает: я этого хочу или нет? Да, я прощаю его, прощаю, тысячу раз прощаю. Но почему я должна жить с ним, как ни в чем ни бывало. Только потому, что он покаялся?

Но есть такое понятие: поздно. Если он обрел веру, пришел к Богу, то он должен знать, что ему надо претерпеть, понести хоть какое-то наказание, на которое он сам же себя и обрек своей безумной жизнью. Да, Господи, я знаю, знаю, я лукавая раба, ведь то же самое можно сказать и обо мне: грешила — теперь терпи. Или тебя уже можно к сонму святых причислить...

Господи, прости мне мое роптание, но кому же мне пожаловаться, как не Тебе.

Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься?

Если я виновен, горе мне! если и прав, то не осмелюсь поднять головы моей.

Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом

Как я могу соревноваться с тобой, Господи. Кто я пред тобой. Я хочу, чтобы моя судьба складывалась по моему плану, в котором, по обычным жизненным меркам, нет ничего предосудительного и, главное, ничего разрушающего. Я хочу выйти замуж, любить человека, заботиться о нем, но, оказывается, у Тебя другие планы. И я знаю, что должна подчиниться, потому что я боюсь твоей немилости, Господи.

Может быть, я плохо объяснила священнику, может он судит поверхностно: раз есть дети, то о чем разговор, все личное — на задний план. Но это же рабство. Если бы мне знать наверняка, что Бог ждет от меня именно этого, что в этом добровольном мученичестве залог моего будущего спасения, я бы огласилась. Но этого не дано в условии задачи, даны сомнения, дано мнение священника, который, кстати, тоже может ошибиться.

О, если бы я знал, где найти Его, и мог подойти к престолу Его!

Но вот, я иду вперед — и нет Его, назад — и не нахожу Его;

Но Он знает путь мой

Знает. Надо молиться, просить у Бога смирения, просить, просить. Боже мой, оказывается я еще и не начинала верить. Вот сейчас мне, наконец-то, посылается настоящее испытание, и я-то его собираюсь не выдержать. Да, именно так. Я выразилась правильно, я заранее сказала себе, что любя одного, с другим жить не смогу, душа моя на такое преступление не пойдет. Значит нужно просить, чтобы Господь отнял у меня эту греховную любовь, то есть признать ее таковой, а это не в моих силах, я-то так не считаю, вот в чем весь ужас.

Что мне делать, Господи, вразуми меня. Я опять восстаю против Тебя. Почему Ты не даешь мне утешиться. Ты показал мне мое счастье и тут же отнял. Другие ищут и находят, и Ты не препятствуешь им.

Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки?…

Домы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них…

Проводят дни свои в счастьи и мгновенно нисходят в преисподнюю…

Нет, не готова я, плотская вся, страстная, только эмоциями и живу, отними их, вычти и останется ноль, простой крупный ноль, токмо что из мяса и костей. Все театр, все игра. Что за польза от меня Богу, к чему иду, ради чего? Конкретно мне надо знать, конкретно. И в этом все мое малодушие и лицемерие. Так в Бога не веруют, это обман.

Вот, Он убивает меня, но я буду надеется.

Так ты же праведник, а я кто против тебя? Букашка, ничтожество. Жалко себя, плачу, как больная, никогда больше не увижу, не услышу, не прикоснусь, не будет ничего больше: ни руки, ни улыбки, ни дождя, ни листьев, ни черной шапочки над глазами моими любимыми, ни счастья земного. Не заслужила, поделом тебе. Жалуйся теперь маме, Стеше, кому угодно, бесполезно. Впереди только Бог и могила, только постоянный выбор, только грехи, грехи ежедневные, ежесекундные, новые, старые, нет избавления от них, как моль по весне: лезут из всех щелей и убивают надежду на спасение.

Я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха расподающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога

Это о Христе. Иов не знал еще Христа, но веровал в грядущего Спасителя. И ради одной этой веры готов был страдать. А я — знаю, и что же? Выходит — не верую? Не верую в Христа?

Я новую жизнь хочу начать, без Сенцова, вообще память о нем истребить. Проснуться однажды и не помнить даже, что был такой в моей жизни. А как, Господи, как? Ведь он в поры мои, в каждую клеточку въелся, внедрился. Знаю, надо становиться другим человеком. Осудить эту любовь и молиться, чтобы отняли. Дальше постараться любить Андрея, благо он теперь стал верующим, и жить с ним, если Богу угодно. Он же все-таки венчаный супруг. Хватит своеволия, пора начинать веровать. А праведный Иов? Что сделал с ним Господь за его дерзость, за его ропот, проклятия и протест самому себе. Он его оправдал, дал ему новый дом и богатства, жену и детей и прославил его, как святого. Потому что Иов говорил от сердца, откровенно, совершенно чистую правду, ибо он не умел лицемерить, да и страдал уж слишком сильно, не до кокетства тут. Вот это чистая правда. Она-то, в конечном счете, и оправдала Иова перед лицом Бога.

Господи, оправдай и меня.

Блудница, мытарь и безбожник, клятвоприступник и вор — все это я, так за что же терпит Господь до сих пор. И палачам предаваясь, не проронив ни слова ждет, когда же покаюсь и по примеру Иова, ропот пройдя смертельный, прокляв момент рожденья, крест свой сорвав нательный божьего прмышленья, дерзостно отрекаясь вдруг преклоню колено: Боже, очисти, каюсь, будь же благословенно имя Твое, и снова прежним путем идти, Праведного Иова где уж мне превзойти. Господи, воля Твоя, дай мне такой покой что тот, кем бредила я, стал мне отныне чужой. Милость Твоя вовек, не предаждь рабы Твоея, как предал меня человек, как предала его я. Наши обеты тленны, наша любовь — бред, Ты лишь благословен Ты лишь любовь и свет. Дай же мне, Господи, сил жить, о былом не скорбя, страсти мои угаси, да не предам Тебя.